Куда-куда вы удалились,
Весны моей златые дни…
Совсем недавно на своём форуме мой друг и коллега из Кустаная Станислав Мастеров выложил, ранее опубликованные мною, рассказы с воспоминаниями о моей жизни в Кустанае и армейской службе. Не ожидал, что к ним будет такой интерес у читателя. За три дня с ними ознакомились сто пятьдесят человек, а раз так, то я решил дополнить эти воспоминания новыми фактами и событиями. Как меня провожали в армию, я написал. Теперь напишу, как я жил после возвращения из мест, столь отдалённых от Кустаная, то есть – из Прикарпатья.
Место зубного техника, согласно закона, было за мной сохранено, и уже через два дня я вышел на работу. В этот день в газете «Ленин Жол Жас» на титульном листе красовался мой портрет в парадном мундире и статья, в которой сообщалось, что после службы в армии к нам вернулся наш земляк Эдуард Мамцис – отличник боевой и политической подготовки в чине старшего сержанта. Сейчас такую статью посчитали бы за рекламную, но в те времена о таком и не думали. Всё было проще и честнее. Да и в рекламе мы не нуждались. Работы хватало всем, хоть и была она и опасна, и трудна, так как с золотом работать было запрещено. Наша мастерская, а на вывеске так и было написано «Зубопротезная мастерская», находилась на старом месте в помещении бывшей трёхкомнатной хрущёвки на первом этаже недалеко от пересечения улицы Тарана с Урицкой.
Пока я защищал Родину, всех перевели на сдельную оплату труда. Тьфу ты, чуть не забыл о самом главном. Как только я вышел на работу, сразу встал на партийный учёт. Приняли без всяких проблем. Дело в том, что в армии меня не успели принять в члены, так как не хватило двух месяцев до окончания срока (я имею в виду кандидатского). Пришлось терпеть ещё двенадцать месяцев.
На работе меня приняли как родного. За три года произошли кое-какие перемены. Заведующая нашей мастерской Лидия Тимофеевна Згурская стала главным стоматологом области. На её место приняли молодого, симпатичного, амбициозного Александра Петровича Зыкова, который любил носить ромбик на лацкане пиджака. Кстати, с ромбика отвалилась змея с чашей, и, естественно, была безвозвратно утеряна. Пришлось отлить точную копию, только уже золотую. Появилась миловидная медсестра Валя. Протезист Неля Эдуардовна Слепнер так и осталась на своём месте. Прибавилась молоденькая, симпатичная, скромная, единственная среди техников, дипломированная Зиночка Ольшванг из Кушмуруна и пожилой молчаливый Георгий Иванович, прибывший из Китая, где имел свою собственную автобазу. Он тоже был дипломированным специалистом, но в его дипломе на листе 50 на 80 сантиметров никто разобраться в иероглифах не мог, поэтому пришлось брать. Проработал он совсем немного и уволился по собственному желанию, видимо с тоски. Виктора Нечаева – участника Великой Отечественной войны назначили старшим зубным техником и, несмотря на это, все предпочитали равняться на Анатолия Робертовича Нидерер. Вот у него авторитет был просто непререкаемый. Нашей санитарке тёте Жене или Евгении Ивановне Черных прибавили полставки, и она по-прежнему одна успевала обслуживать весь коллектив.
Рабочий стол для нас заказали новый, примус убрали, вместо него подвели газовые горелки.
Анатолий Робертович трудился у окна справа, я – напротив. Рядом со мной – Наталья Романовна Тютюнникова, дальше Зина, напротив неё – Георгий Иванович, с торца стола восседал Виктор. Вот, вроде, и весь наш коллектив. Не было никаких регистраторов, кассиров, статистов, экономистов, бухгалтеров и охранников. Всё было до предела просто. Протезист выписывал квитанцию, брал деньги и потом относил их в кассу бухгалтерии больницы. Вот и всё. В прихожей или, точнее, ожидалке висел прейскурант, на котором крупным шрифтом было написано:
одна коронка – 2 рубля
один зуб – 1 рубль 80копеек
съёмный протез – 7 рублей
пластмассовая коронка или зуб – 2 рубля 80 копеек
починка протеза – 90 копеек
Вот и всё. Любой желающий мог посчитать сколько ему придётся заплатить. Во всяком случае, на одну среднюю зарплату можно было поставить себе все зубы в несколько рядов. А пенсионерам, тем вообще платить не надо было, за них рассчитывался облздрав. Вы, наверное, прекратили чтение и прикидываете, хватит ли вашей зарплаты на один зуб? Зря считаете – будет маловато.
Работы хватало всем. И успевали же обслуживать всех горожан, а их в то время было больше ста двадцати тысяч. И название-то у нас было – зубопротезная мастерская, а не какой-то там стоматологический центр или стоматологическая клиника. И не смущало нас, что на соседней улице находилась сапожная мастерская, а ещё дальше – часовая. Какая разница? На мой взгляд – хорошее дело в рекламе не нуждается. Тогда было всё прозрачно и просто. Никто никого не разводил, всё делали по показаниям. Сейчас же могут предложить удалить все здоровые зубы и поставить новые импланты. Недавно показывали одну пожилую москвичку, которой оформили кредит на 1,5 миллиона рублей и поставили ей импланты. После этого она вообще не могла кушать. Ей снова всё поудаляли, а кредит так и остался кредитом.
Да я далеко ходить не буду. Расскажу историю, которая произошла со мной. Мне вот через месяц должно стукнуть 74 и у меня не хватает одного коренного зуба на нижней челюсти. Один благодарный богатый больной предложил мне пойти в самую крутую частную клинику, чтобы зубы были в полном комплекте. Мол, у него там свой счёт и за работу мне платить не придётся. Делать нечего, и я решил навестить этих умельцев.
Прихожу, значит. Меня встречает регистратор в голубой спецовке, и спросив фамилию, вроде бы как пароль, надевает на меня закрытый халат, на ноги бахилы и отводит к менеджеру. Смотрю, у всех на груди фирменные визитки – бейджики. Последняя представилась: «Анжелика Леонардовна». Извинилась, что оставляет меня на минуту и чинно исчезла за массивной дверью.
- Проходите, пожалуйста. – и, отведя руку в сторону, указала на проём двери.
Захожу. Меня встречает Сам, я имею в виду – доктор. Представляется по имени и отчеству и сообщает:
- Слышал про Вас, Эдуард Моисеевич, в курсе дел.
И вежливо предложил сесть в кресло. Я сел. Он нажал на кнопку, и спинка кресла стала медленно опускаться назад. Через некоторое время я оказался в положении лёжа. Он многозначительно посмотрел на меня, потом осторожно приложил свои пальцы на область скуловых дуг и протяжно посоветовал:
- Осторожно откро-о-о-йте рот. А теперь закро-о-о-йте рот. Хорошо. Теперь опять откро-о-о-йте рот. Так. Теперь опять закро-о-о-йте рот. Хорошо. – сделал он заключение. Что хорошо, я так и не понял. Затем он приступил к осмотру зубов. В итоге сделал заключение:
- У Вас не хватает одного зуба. Мы Вам поставим металлокерамический зуб и две коронки. Это будет стоить сорок шесть тысяч, но Вам не придётся раскошеливаться.
- Рублей? – хотел уточнить я.
- Ну, конечно, не долларов же.
- А что такое металлокерамический зуб? – прикинулся я Ванькой.
- Да это будут такие, что не отличите от собственных. Сейчас я Вам покажу. Приносит готовый для продажи чужой мостик.
- Вот, смотрите.
- А почему коронки такие толстые? Мне же потом рот не закрыть.
- Вы не беспокойтесь, мы зубы обточим так, что всё будет закрываться.
- Так мне же не вытерпеть.
- За это можете не переживать, мы обезболим так, что ничего не почувствуете.
- Скажите, пожалуйста, я так понял, что Вы мне обточите два здоровых зуба и поставите один?
- Ну, да, зато они будут смотреться, как свои.
- А теперь скажите мне, вот я с Вами разговариваю, Вы видите, что у меня там нет зуба?
- Да не особо. – пожав плечами, ответил он.
- А вот теперь я улыбнусь и засмеюсь.
Глядя на него, меня и правда смех разобрал. У него самого чуть челюсть не отвисла. Он смотрел на меня, как на дурака.
- А теперь видно?
- Да нет. – честно признался он.
- Так, чтобы мне показать этот драгоценный зуб, я должен сделать вот так. – взял, сунул палец в рот и отодвинул щеку в сторону.
-Теперь виден дефект?
- Ну, да.
- А нельзя ли сделать коронки из металла? Под них и точить особо не придётся.
- А мы делаем только металлокерамику. – вытирая пот со лба, изрёк он. И, показывая, что разговор окончен, сорвал с себя марлевую повязку, забыв или не было желания предложить ещё и отбелить здоровые зубы за 24 тысячи.
Я был доволен этим спектаклем. Знай наших.
Думаю, читатель простит меня за подобное отступление, всё-таки цель моя другая – написать о нашем прекрасном коллективе и Кустанайских буднях.
Я так думаю, что если у нас и был кто-то амбициозным, то проявлять этого он бы не смог. Одного спокойного взгляда Анатолия Робертовича поверх роговых очков с толстыми стёклами хватало, чтобы охладить пыл. Сам он был заядлым охотником и рыбаком. На охоту, правда, меня никогда не брал. Ездил он только с Виктором и ещё одним другом, который иногда заходил к нам на работу погутарить про охоту и заодно попить чифирок. Мы пили этот чифир в течении всего рабочего дня, заваривая две прессованные плитки в трёх литрах кипятка. Даже Зина и та пристрастилась к этому напитку, а вот Иван Иванович Клепфер, работающий техником на дому по лицензии, у того сразу кружило голову. Глотнёт для приличия, а дальше… стоп. Жил он на улице Калинина, недалеко от городского рынка, и. естественно, отоваривался рядом с домом.
Как-то он нам рассказывал, как на рынке продавали съёмные протезы. Уж как они достались продавцу – остаётся догадываться, однако видел, как люди их примеряли. Один жаловался – маловаты, мол, жмут, другому – великоваты. Мне кажется и сейчас немало таких чудаков. Верят же колдунам, экстрасенсам, верят в заговоры, приговоры, в таблетки от всех болезней и т.д. ну, что такое, опять отошёл от темы.
Так вот, хочется больше рассказать об Анатолии Робертовиче. Ведь, как я уже писал, он был для меня не только учителем, но и Рембрандтом и Фаберже в одном лице. Жил он на центральной улице, как не трудно догадаться – улице Ленина, то ли номер 106, то ли 126, сейчас точно не помню. Дом был типа самана или полуземлянки, так как подоконники на фасаде были приблизительно на уровне земли. Жил он, прямо скажем, богато: большая передняя комната метров двадцать пять, если не больше, кухня, прихожая и небольшая спальная комната. На полу в комнате большой толстый ковёр, на котором размещался тяжеленный стол для гостей. А в буфете… чего только не было. Хрустальная лодочница, круглая хрустальная салатница, графин и стопки, тоже хрустальные. Плюс к этому богатству было у него пятизарядное ружьё Винчестер и личный автомобиль Москвич-403. Была ещё у него любимая собака спаниель, которой в знак взаимной преданности и любви, умудрился поставить золотую коронку на клык.
После удачной охоты он часто приглашал нас на дичь. Никто не сбрасывался на выпивку, он этого не любил, и его милейшая Ираида, накрыв стол, любезно приглашала нас на трапезу. И я с удовольствием слушал охотничьи байки. Приходила частенько и его дочь Лариса со своим Геннадием. Так что пустых стульев не оставалось.
Однажды он пригласил меня на рыбалку. Это было для меня впервые. Не знаю, куда мы ехали, но остановились на берегу какого-то озера. Было это приблизительно в конце мая или начале июня. Почему я так думаю? Да потому, что Анатолий Робертович разбудил меня в пятом часу, а уже светало. Он предложил мне поставить ещё две сети, которые не успели поставить вечером. Виктор с другом спали, а мы взвалили на плечи сетки и пошли. Пока последние волочились в воде, в них уже попало не меньше десятка зеркальных карпов в каждую. Наконец, все семь сетей расставлены. Вернулись. Никто уже не спал. Выпили по кружке чифир, и все пошли за уловом. Я не рыбак, поэтому можете поверить на слово. В пяти сетях, которые мы поставили накануне, попалось двадцать три зеркальных карпа сантиметров по тридцать каждый, а в двух сетях, которые поставили утром, их насчиталось ровно пятьсот двадцать семь. Все, как на подбор.
- Надо же так, первая рыбалка, и такой улов! – восхитился я.
- Да, – согласился Виктор. – Везёт же.
И потом добавил:
- Кое-кому.
Я сделал вид, что не понял намёка. А он, видно, ждал моей реакции.
Ну, после этого опять у Анатолия Робертовича за столом, как говорят, разбор полётов.
Дружил с нами ещё один зубной техник – Николай Антонович Федорович. Уж очень интересный был человек. Я о нём писал в рассказе «Последователи». Есть смысл напомнить.
Николай Антонович был холёный, общительный, подвижный, остроумный человек. Обаяние его подчёркивали две золотые фиксы, которые невозможно было не заметить. В свои сорок два закончил лётное училище, получил два высших образования, отработал на «кукурузнике» в Грузии семь лет, учителем там же шесть лет, в совершенстве «шпрехал» на грузинском, отмотал два срока, в общей сложности одиннадцать лет, и в последнее время, предварительно отметившись в финотделе, девятый год трудился на ниве зубопротезирования.
Заезжал он к нам, как всегда, на такси. Привозил с собой ящик шампанского, женщинам цветы и сладости. Как-то приехал наряженный, как франт и, обращаясь к кому-либо из нас, поворачивался всем туловищем.
- Да ты что, лом проглотил, что ли? – спросил Анатолий Робертович.
- Да нет. У меня новая, белая, нейлоновая рубашка, боюсь испачкать воротник. Ведь мне сейчас в обком партии. Сегодня будут принимать в кандидаты.
Он даже к шампанскому не притронулся, настолько всё было серьёзно. Он не был охотником, не был и рыбаком, но его байки слушали с удовольствием.
К примеру: «Приходит ко мне вчера больной, а работа не готова. Ну зачем человека расстраивать? Сажаю его в кресло, надеваю халат, колпачок, мою руки – всё, как положено. Выхожу в сени, вырубаю свет. У меня там специально рубильник поставлен. Подхожу к больному. «Так, откройте рот». Включаю бормашинку, а она молчит, свет-то я вырубил. Туда, сюда, молчит. Включаю свет – света нет. Подхожу к телефону, он у меня на тумбочке стоит, а провод в этой тумбочке и заканчивается. «Алло! Алло! Это горэлектро? Что там со светом? Как где? По Амангельды 42. Что, сегодня не будет? А когда будет? Завтра? Ну, ладно». Больной уходит довольный. Мало того, могу дать прикусить пластинку воска и переназначить на любой день».
Привирал, наверное, но всё равно интересно было послушать. Мне тоже хотелось рассказать что-нибудь весёлое и я вспоминал интересные эпизоды из армейской службы. Подводила, обычно, итог тётя Женя:
- Ладно врать-то. Служил он! Небось откупился от службы-то и жил все три года где-нибудь в Одессе.
Вот тут-то у меня и созрел план. На кухне, служившей нам гипсовочной, было небольшое окошко в ванную комнату, приспособленную под небольшой склад материалов. У этого окошка был узенький подоконник. Туда тетя Женя, приподнимаясь на цыпочках, ставила полулитровую алюминиевую кружку. Ну, думаю, погоди. Налил в эту кружку воды до краёв и поставил на место. Проходит час или, может, два. Я уж и забыл про эту кружку. Слышу крик:
- Ах ты негодник!
И сразу ко мне. Хватает за шевелюру, а тогда было за что ухватиться:
- Я тебе покажу, как над старухой издеваться!
А саму смех разбирает. Жарко же было.
Как-то отвёл я её в сторону и на ухо шёпотом:
- Тёть Жень, ну, хорошо, ты знаешь, что я откупился от Армии, ну зачем же всем-то знать об этом? К тому же, жил я не в Одессе, а в Ялте.
- Ну да, что я дура что ли? От Армии не откупишься.
На этом был решён ещё один вопрос.
За шевелюру хватала меня и Наталья Романовна, сидевшая справа от меня. Сижу, значит, я, тюкаю молоточком и про себя тихо-тихо напеваю:
- На тебе сошёлся клином белый свет.
Потом небольшая пауза и опять:
- На тебе сошёлся клином белый свет.
Опять пауза.
- На тебе сошёлся клином белый све-е-е-т.
Закончил куплет и опять:
- На тебе…
Смотрю, соседка напряглась, прекратила орудовать руками. Не успел я пропеть и двух слов, как она вскакивает, хватает обеими руками за остаток шевелюры:
- Сколько можно? Это же издевательство. Убью, дождёшься!
А Анатолий Робертович молча посмотрел на эту сцену исподлобья и улыбнулся в знак солидарности. Только я не понял с кем он был солидарен. Вероятнее всего, с ней. Честно говоря, эта песня и меня раздражала – одно и то же, одно и то же.
А говорят, лысина – от чужих подушек. Врут, вот же явное доказательство. А вот сейчас шутить так что-то не хочется, хотя и рисковать-то нечем – отшутил в своё время.
Работы было очень много, кому только не приходилось делать зубы. Были и высокопоставленные: начальник железной дороги Бертран Рубинштейн, главный стоматолог области Лидия Тимофеевна Згурская, заведующий горздравом Геннадий Фёдорович Стасышин, его жена Нора Павловна, отец Геннадия Фёдоровича, приехавший специально из Украины, муж нашей Нелли Эдуардовны, Валерий Наумов, Тимофей Александрович Бронтвейн и даже начальник уголовного розыска майор Михайлов. Приходит он ко мне и предлагает, мягко говоря, сделать ему пару золотых коронок. Тут не знаешь, как и поступить. Отказать – беды не оберёшься. Решил, лучше сделать. Сделал. Он рассчитался по-божески и поделился своими мыслями:
- Ты знаешь, Эдик, вот ты сделал мне добро, я доволен, но меня так и зудит, хочется заложить тебя. Ты учти на будущее – у нас, ментов, это в крови.
Я до сих пор благодарен майору за такое напутствие. Молодец!
Не забыл я и про родных. Сделал зубы тёте Доре, дяде Самуилу, Саше Ременнику – мужу сестры. А так как сама она не нуждалась в моей помощи, сделал и подарил обручальное кольцо, а заодно и её мужу. Дядю Самуила я любил больше всех. Как-то у него заболел зуб, и я решил сопроводить его к терапевту-стоматологу. Меня в поликлинике знали все, и я позволил себе постоять рядом с ним на всякий пожарный. Загудела бормашина. Мне показалось, я впервые услышал это противное гудение. Как же я, сутками работая с такими машинами, не замечал этого раньше? Мне так было жалко дядю, что врач успел заметить:
- Эдик, тебе что, плохо? Ты совсем бледный.
Взяла меня под руки, и я, еле волоча ноги, вышел в коридор. Она посадила меня на освободившийся стул. Передо мною всё плыло, хотелось закрыть глаза и лечь на пол. А ведь хотел помочь дяде… Да, бывает, оказывается, и такое.
Пришло время собирать рекомендации для вступления в партию. Заведующий горздравом Стасышин сам предложил и дал мне рекомендацию. За следующей я решил пойти к секретарю партийной организации Немолчевой Надежде Ивановне – не просто красивой, а очень красивой женщине, и совсем не ожидал от неё услышать, что, оказывается, она меня плохо знает.
- А почему плохо? Вы – секретарь организации. Должны были давать мне партийные поручения, а я должен был их выполнять, но таковых не было.
- Так Вы на собрания-то не ходили.
- А как я мог ходить на собрания, когда их проводили в рабочие часы? Я работаю на сдельной оплате, а никакая партийная работа не должна ущемлять члена партии материально. Если не верите, спросите у своего мужа Шехматова. Он юрист, и должен знать законы. Давайте проводить собрания по субботам или воскресным дням – я с удовольствием поприсутствую.
Видимо ей не понравилось такое новшество. И она тут же перевела разговор на другую тему:
- Говорят, Вы часто меняете девушек.
- А как Вы советуете? Раз я коммунист, то лишён права выбора? Познакомился и сразу женись? Нет уж. Я хочу, как мои родители, на всю жизнь. А тут как получается? Я дружу, к примеру, с Галей. Так? А та, оказывается, меркантильная. Тогда я дружу с её подругой Зоей, а с той и поговорить не о чем – тоска. Начинаю дружить с Таней, а та жадная до предела. И так далее, понимаете? А жениться, потом разводиться, снова жениться, чтобы опять горшок об горшок – не в моих правилах, не так воспитан. Вот, Вы взяли и нашли бы мне подходящую. Я бы Вам только спасибо сказал.
- Нет уж, увольте, этим заниматься у меня пока желания нет».
Поняв, что рекомендации от неё не дождаться, пошёл к главному врачу санэпидстанции Кормщиковой Римме Владиславовне. К её красоте тоже был приложен мой труд. И рекомендация была получена.
Первым на собрании выступил Геннадий Фёдорович. Рассказал о моих подвигах, после чего проголосовали единогласно, в том числе и Надежда Ивановна. Так я стал членом партии. А вот у Николая Антоновича не получилось, хоть и рекомендации были в кармане. Когда заканчивался срок, я имею в виду кандидатский, он поехал с друзьями на рыбалку. Там набил морду секретарю обкома, как он рассказывал, и его радужные перспективы рухнули в одночасье.
К концу лета в Кустанай приехала комиссия из Карагандинского медицинского института. Мест было ровно двести, а желающих стать врачом – больше тысячи. Я и ещё одна девочка из местных сдали четыре экзамена на все пятёрки.
Решил сделать проводы на рабочем месте. Назначил день. Накрыли стол. На входной двери повесили объявление «Санитарный день. Приёма не будет». Зная заранее о застолье, больных на этот день не назначали, и проводы получились отменные. Просили не забывать, когда приеду и стану главным. На прощание решил поделиться секретами производства и рассказал, что в конце каждого рабочего дня я закрывался в уборной, доставал из кармана заработанные рубли, трёшки, пятёрки складывал ровненько, потом, не торопясь, пересчитывал, и в конце процедуры дёргал за ручку бачка от унитаза. Вода с шумом фырчала в доказательство, что не зря заходил туда, а по нужде. Все рассмеялись, а Виктор говорит:
- Ты думаешь умней других? Да мы все так делаем.
А я-то думал, что самый оригинальный.
А дальше была учёба в институте. В комнате со мной жили Толя Власов и Саша Кузнецов – оба коренные кустанайцы. С Сашей мы все шесть лет учились в одной группе. Только я и Толя стали хирургами, а Саша – дерматовенерологом.
Через три года – сестринская практика. Естественно, все мы поехали в родные края. Мы с Толей попали в хирургическое отделение городской больницы под начало старшей сестры Качко Александры Лукьяновны. Единственное, что я запомнил за первые два дня практики, это то, что на стационарное лечение привезли женщину, которую избил собственный муж, приревновав к капитану Клоссу – герою польского фильма «Ставка больше, чем жизнь». На этом моя практика закончилась.
Вызвал меня на ковёр заведующий горздравом тот же Стасышин и сказал, что успею я ещё научиться делать укольчики. Ты, мол, более востребован на другом поприще. Предложил мне поработать зубным техником в Затоболовке. Мол, местный умелец уходит в отпуск, и, чтобы кабинет не пустовал, надо продолжить служение народу. Отказываться от такого предложения было бы глупо, и я с радостью согласился. Обратился с просьбой к майору, и он выдал мне динамовский спортивный велосипед. До Затоболовки было километров пять, и минут через двадцать я уже мог творить с раннего утра до позднего вечера.
Помню, обратился ко мне главный инженер Соколовскосарбайского горно-обогатительного комбината. У него сломался передний зуб. Я для начала предложил ему попользоваться моим баром, который появился уже через пару дней. Он принял на грудь граммов сто пятьдесят коньяка и пообещал явиться через четыре часа. Зуб к этому времени был готов, и я водрузил его на место. Инженер был счастлив.
- Да, - сказал он. – Тот зуб мне делали в кремлёвке год назад, но такого сервиса там и близко не было. Во всяком случае, там коньяком не угощали.
Обратился ко мне и директор мясокомбината Вениамин Брунштейн, пожелавший обновить свою улыбку. Через неделю работа была закончена. В знак благодарности он пригласил меня посетить производство, где и вручил мне целый бумажный мешок спец. колбасы, которую делали из отборного мяса вручную для спец. контингента. А куда мне столько колбасы? Разделил я её на три части и отвёз коллегам в мастерскую, тёте Доре и Анастасии Васильевне – Толиной маме, где я и проживал целый месяц. Анастасия Васильевна была похожа на актрису, сыгравшую главную роль в фильме «Мать», и чем-то напоминала мою маму. Такая же приветливая, спокойная, добрая, гостеприимная, седовласая. Обе пережили тяжёлые военные и послевоенные годы, обе сумели воспитать детей и всем дать высшее образование. Только у моей мамы было двое сыновей и дочь, а у Анастасии Васильевны сын и аж три дочери. Кроме меня и Толи на то время все дети обзавелись семьями и разлетелись по своим гнёздам.
Я заочно знал Анастасию Васильевну – Толя о ней много рассказывал. Будучи студентами, мы периодически отправляли мамам посылки. Купим фанерные ящики, продукты, садимся и упаковываем плотно, чтобы ничего не гремело и не шевелилось. Не забывали положить твёрдокопчёной колбаски, печень трески, шпроты, говяжьей тушёнки, шоколадки, а остальное «добивали» конфетами. В середину устраивали и бутылочку коньяка, для гостей. В общем, я не чувствовал себя чужим в семье Толи – приняли, как родного.
Закончилась практика. Купил новый кожаный чемодан, приспособил на голову новую ондатровую шапку и поехал в родной Калинин к маме.
Вот вроде и все воспоминания. Написал в надежде, что Станислав выложит их на своём форуме, и ныне живущие, может быть, вспомнят меня, может им будет приятно сознавать, что их помнят. Может, подобные чувства появятся и у их детей или даже внуков. Может, кто-нибудь откликнется на мои воспоминания и даже напишет отзыв.
P.S. Прошу учесть, что зубами я не занимаюсь.
Эдуард Мамцис
Февраль 2015г