Друзья, К2 и секундант сердечно приветствуют вас!
Месяц назад два наших уважаемых автора (не будем пока ради сохранения интриги напоминать истинные имена) решили сразиться на дуэли.
Задирам было выдано ЗАДАНИЕ:
Жанр - реализм.
Объём до 30 тыс.зн.
Тема: главный герой при луне распивает спиртные напитки и вспоминает прошлое. Воспоминания на усмотрение автора, но их основной лейтмотив "Я обещал тебе не пить вина, но при луне чертовски одиноко смотреться в зеркало воспоминаний..."
Срок представления работ - 31.01.15г.
Авторы представили работы вовремя, но публикацию решено было отложить, чтобы не мешать занятиям школяров. И вот, наконец, момент истины для спорщиков настал. Читайте и решайте, кто в этот раз лучше справился с заданием.
Первым работу представил Адвокат, с ней можно ознакомиться здесь http://www.proza.ru/2015/02/05/60
Голосовать будем как обычно - под специальным постом.
Итак, встречайте,
***
Автор - Актриса
ЛУННОЕ ВИНО
23 596 зн.
Зрелище – петля, чтоб заарканить совесть.
У.Шекспир. Гамлет
Огромный диск луны медленно поднимался над горизонтом. Из-за мелкой пороши свет его казался ярко оранжевым. Впрочем, как и само небо, куда по невидимым капиллярам проникала иллюминация ночного города.
У окна за небольшим кухонным столом, глядя на луну, сидела женщина. Далеко не молодая, но и не старуха, несмотря на дряблую, чуть обвисшую кожу и глубокие морщины на лбу. Но дряблость больше наблюдалась на запястьях суховатых рук с тонкими длинными пальцами, а так же на шее и подбородке. Само же лицо, слегка скуластое, выглядело умиротворённым и по-своему красивым, невзирая на опухшие веки и мешковатые складки.
Под столом и по всей кухне бегала и вертелась неугомонная чёрная карликовая такса.
– Одна ты меня понимаешь, Ресничка, – обратилась к ней женщина. Услышав голос, собака села, раскрыв маленькую пасть, и радостно застучала хвостом по полу. – По крайней мере, ты со мной не одинока, а вот я от этого горького чувства уже никогда не избавлюсь.
Словно споря с хозяйкой, Ресничка пару раз тявкнула и тоненько провыла. Свет, падающий из прихожей в тёмную кухню, отбрасывал причудливую ушастую тень.
– Пока ты со мной, тебе нечего бояться, – продолжала разговаривать с собакой женщина. Она взяла стоящую на столе бутылку красного вина и на треть наполнила гранёный стакан. – Когда-то я пила лучшие вина из хрустальных бокалов. Теперь же довольствуюсь вермутом из обыкновенной посуды, хоть и обещала больше не пить.
Женщина выпила и надолго замолчала, наблюдая за довольно заметным перемещением луны. Сегодня, в последний день двадцатого века, даже самые трезвые позволят себе лишний бокальчик.
Грустно и смешно. Люди пьют, чтоб пожелать друг другу здоровья, счастья и удачи, в принципе, пренебрегая всем перечисленным. Особенные тосты произносятся, чтобы с завершившейся вехой ушло всё плохое, негативное, всё, притягивающее неудачу, или напоминающее боль утрат. Одним словом, желают избавиться от того, чему сами помогли проявиться.
Женщина смотрела то на луну, то на стакан, на дне которого в полумраке капля недопитого вина казалась чёрной, то на стену. Свет лампы из прихожей и лучи воспаряющей луны создавали необычную светотень, которая падала на большой плакат-афишу, приклеенный к кухонной стене.
Блондинка, облачённая в средневековое платье, слегка прищурившись, смотрела с плаката. «Несравненная Татьяна Желткова в роли Офелии!»
***
– Евгений Георгиевич, постарайтесь понять, – навязчиво настаивал высокопоставленный чиновник . – Не нужно подбирать актёров по авторским репризам. Назначайте по идейным убеждениям. Главное – показать, что империалистические элементы не способны гуманно решать проблемы, встающие перед их несовершенным мировоззрением.
– Екатерина Алексеевна, я сожалею, что в Министерстве культуры предвзятый взгляд на мировую литературу.
Чиновник скривил губы.
– Издеваетесь, называя меня именем Фурцевой? Десятки режиссёров с благоговением ждут разрешения на постановку «Гамлета», а вы комедию ломаете и пытаетесь оскорбить.
– В чём тогда дело? Назначайте правильного постановщика, и пусть он создаёт очередного коммуниста Губанова. Зачем ко мне пришли?
– Цену набиваете, товарищ Дынев? Если бы не распоряжение с самого высокого уровня, я бы с вами и разговаривать не стал.
– Тогда разрешите мне самому решать, кто подходит на нужную роль, а кто нет. Или сами готовы взять в руки мой режиссёрский рупор?
Чиновник проглотил пилюлю и направился к выходу. Однако, наложенная на него миссия заставила повернуться у самой двери.
– Постарайтесь успеть к срокам – вашу медлительность не сможет простить даже Генеральный секретарь. И тогда я лично прослежу, чтобы вас ни к одному театру не подпускали…
Дынев, как можно тише, зашёл в зал, где актёры самостоятельно репетировали выборочные сцены по только что выданной текстуре. Заметив главного режиссёра, все замерли.
– Просьба всем мужчинам-актёрам пробоваться на главную роль. Через час прослушка. На подмостки нашего театра должен выйти самый непредсказуемый Гамлет. – Евгений Георгиевич повернулся к группе женщин: – Товарищ Желткова, зайдите ко мне в кабинет.
Не сделав и пяти шагов, Дынев расслышал за спиной громкий шёпот: «Вот, увидите, из кабинета она выйдет Офелией». Он развернулся и безошибочно подошёл к молодящейся сорокапятилетней актрисе:
– Я не уволю вас. Не за ваши прошлые заслуги, а потому, что вы сейчас нужны спектаклю. Как и остальные. – Он развернулся и стал говорить для всей труппы: – Заказ сложный. Из Шекспира просят сделать посмешище. А если мы поставим классический вариант, то нас обвинят, что мы выставляем в неприглядном виде нашу страну. Поэтому нам с вами предстоит создать нового Гамлета, говорящего эзоповым языком. Это опасно! Кто не согласен, может покинуть зал. Осуждения не будет.
По рядам труппы прокатился ропот, но с места никто не сдвинулся.
Дынев продолжал:
– Тогда с этого момента в коллективе не должны звучать домыслы и пересуды. Я вызвал Желткову по личному делу, но теперь скажу здесь. Татьяна Андреевна, Танюша, будь моей женой!
По залу прокатился удивлённо-радостный гул. Актёры в ожидании ответа повернулись к Желтковой.
В этот момент двери зала распахнулись, и внутрь бодро вошёл мужчина лет тридцати пяти с чемоданом и гитарой. Семён Коротков, актёр Центрального театра, известный на весь Союз бард.
– Семён Владимирович, – мгновенно отреагировал Дынев. – Почему опаздываете? Самолёт из Ташкента ещё вчера прилетел.
– Не прилетел, – печально покачал головой Коротков. – Новости смотрели? Генеральный с дружественным визитом в Пекин отправился. Диспетчера, освобождая воздушный коридор, всем потенциально мешающимся самолётам объявили вынужденную посадку. Спасибо, без зениток обошлось. Почти сутки в Оренбурге пережидали.
Главный режиссёр кивнул, принимая оправдание, и громко объявил:
– Прослушка отменяется! Роль Гамлета Короткову.
Он хотел ещё что-то добавить, но тут на локоть легли нежные руки и счастливый голос возвестил:
– Я согласна!..
***
Татьяна ностальгически улыбнулась и вновь наполнила стакан. Наверное, для многих очевидцев тогда союз главного режиссёра и ведущей актрисы был закономерен.
Свадьбу сыграли через две недели. Свадьба – громко сказано. Когда молодая чета вернулась из ЗАГСа, то на двух сдвинутых столиках из гримёрных обнаружились бутылки с лимонадом, пирожные и яблоки.
Для Тани это была самая волшебная свадьба на свете. Несмотря на то, что как только опустели столики, репетиция продолжилась в весьма суровых рамках.
И только поздно вечером молодожёны добрались до полуторки Дынева. По обоюдному согласию, фамилию Таня оставила прежнюю.
– Женя, может, по бокалу шампанского? – тихо спросила она. – Всё-таки праздник.
Дынев молча откупорил бутылку и налил жене.
– Прости, я не пью. Это мой жизненный принцип.
– И мне не разрешишь? – Таня лукаво наклонила голову.
– Мои принципы других не касаются. Особенно тебя. Но я могу передумать. Впрочем, сейчас важно не это. Пойдём, покажу тебе самое своё сокровенное.
Евгений взял жену за руку и повёл к балконной двери. На балконе, с обеих сторон двери, стояли стулья, обитые дерматином. Не хватало тяжёлых габардиновых портьер, чтоб получилось полное сходство с театральной ложей. Но и это было не главным.
С высоты третьего этажа открывалась панорама вечернего неба, главным персонажем которого являлась огромная луна. Она словно зацепилась за ветви близстоящего тополя и ярко пылала праздничным фонарём.
– Как красиво! – Таня умилённо прижалась к мужу. – У тебя вся жизнь – театр! А что ты делаешь, когда нет луны?
– Смотрю на звёзды.
– А когда нет звёзд?
– Думаю о чём-нибудь хорошем.
– А бывает, что не о чем думать?
– Если мне не о чем думать, значит, я в это время целую свою жену!
Дынев привлёк Таню и жадно приник к её горячим губам.
***
На следующий день они отправились в длительное свадебное путешествие – на подмостки театра. Таня разделяла взгляд мужа, что вся жизнь человека – репетиция для самого важного события в своей судьбе.
Роль Офелии она получила, но не как жена главного режиссёра, а через прослушку. Не важно, кем, так читалось в её светлых глазах, Офелией, Гертрудой или придворной дамой без слов, лишь бы рядом с ним!
В интонацию реплик и поведение каждого персонажа Дынев вносил, понятные лишь ему коррективы. Актёры доверяли чутью руководителя, но мелкий ропот всё же шелестел майским ветерком.
Многим было невдомёк, почему главную роль играет штатный трубадур. Короткову обычно доставались роли второго плана, в рамках которых он исполнял собственные песни, написанные специально для спектакля. В произведении Шекспира эта функция, казалось, совсем не требовалась.
Дынев настоял на своём требовании, и кумир миллионов меломанов был утверждён на роль Гамлета.
Помимо тяжести наложенной ответственности, репетиции почти ничем не отличались от установленных норм и правил.
Евгений Георгиевич хоть и старался не проявлять поощрительных эмоций, но взгляд его пронзительных глаз, лишённый тревоги и беспокойства, указывал на то, что всё идёт по плану.
Иногда приходилось репетировать по двенадцать, а то и по четырнадцать часов. В такие дни Таня измождённая добиралась до квартиры, но счастливая засыпала рядом с мужем.
Дынев никому не давал поблажки: ни себе, ни актёрам, ни костюмерам, ни осветителям, ни жене. Несколько раз им даже приходилось ночевать прямо в театре, в гримёрной.
Чтобы добиться от актёров нужной интонации, Евгений Георгиевич не скупился на бесконечные объяснения, уговоры и – как без этого? – на крепкое слово. По пять раз заставлял декораторов менять неудачную, по его мнению, деталь оформления. Придирчиво изучал эскизы костюмов, а к готовым едва ли не сам рвался с иглой.
А вечером дома, ко всему прочему, занимался утешением и подбадриванием. И не только. Чтобы грязное бельё не залёживалось, сам собирал узлы для отправки в химчистку. Чтобы жена не испытывала проблем с желудком от полуфабрикатов, сам брался за сковороду и кастрюли.
Таня беспокоилась, чтобы неутомимость мужа не сказалась на его здоровье, но Евгений отшучивался, говоря, что если чему-то положено свершиться, то на это обязательно хватит сил и энтузиазма.
Весь процесс постановки спектакля шёл на удивление гладко. Но актёры – народ суеверный, и сначала стали шептаться, а потом откровенно высказываться о возможной катастрофе. Гром грянул за неделю до премьеры.
Сначала увезли в больницу с пневмонией короля датского Клавдия. Естественно, не самого, а исполнителя этой роли из дублирующего состава. А на следующий день сломал голень Мухин, исполнитель этой же роли в основном составе.
Прямо на сцену в возбуждённом состоянии прибежал директор театра, лысоватый толстячок Перельман, и выпучив глаза начал по-рыбьи открывать рот, пытаясь объяснить последствия происшествия. Мятые листы бумаги, которые он держал в руках, выскальзывали по одному и падали на тесовый пол.
Актёры занервничали. Что такое, попасть под неустойку и остаться без зарплаты, они знали не понаслышке. У многих были займы. Из-за неуплаты сбербанк добавит в счёт погашения долга крупные проценты.
И тут раздался зычный голос Дынева:
– Почему бардак на репетиции?
Часто ли можно увидеть оправдывающегося перед режиссёром директора театра?
– Так ведь актёров нет! За неделю невозможно подготовить…
– Лев Наумович, – голос Дынева приобрёл отеческий тон, – вопрос с актёрами решён. Я позже сделаю доклад.
– Хорошо, – Перельман мгновенно преобразился, невозмутимо поднял листы, окинул присутствующих строгим взглядом и удалился.
Теперь уже Евгению Георгиевичу пришлось обвести глазами труппу, остававшуюся в непонимающем напряжении.
– Клавдия я сыграю сам…
***
Уставшая бегать по кухне, Ресничка легла на пол и смешно прикрыла лапой нос – хозяйке опять не до неё.
Татьяна словно в трансе не сводила взгляда с оранжевого диска. Луна ей вдруг показалась огромным зеркалом, в котором отражается всё: незаживающие раны прошлого, ускользающие блики времени и проигранный поединок вине.
Когда и с чего начинается одиночество? На этот вопрос невозможно однозначно ответить. Чужой опыт лишь укрепляет мнение, что непоправимое обязательно пройдёт стороной. А личному опыту всегда предшествует выбор, предполагающий только позитивное продолжение.
Татьяна и сейчас была под впечатлением, что тихое семейное счастье в период постановки спектакля никогда не должно было кончиться. Сотни литров спиртного, выпитого за годы самобичевания, не смогли стереть из памяти подробности того времени.
За два дня до Генеральной репетиции, вернулся Мухин с загипсованной ногой и на костылях.
– Буду сидеть свою роль на троне – никто и не заметит, – подмигнул актёр.
Дынев обнял его за плечи.
– Дорогой ты наш, Сан Саныч! Памятник тебе при жизни нужно ставить. Генеральную репетицию я Клавдием сдам комиссии, а премьеру однозначно ты будешь играть.
Через два дня слегка шокированный худсовет всё же принял спектакль. Облегчённо вздохнули все, включая бухгалтерию – обошлось без процедуры возвращения проданных билетов.
Премьера состоялась в первых числах сентября. Зал был переполнен. Первые два ряда занимали члены Политбюро. Впереди, в самой середине сидел с задумчивым взглядом Генеральный секретарь.
Татьяна вновь посмотрела на выцветшую афишу на стене кухни и усмехнулась. Наряд на плакате был всего лишь рекламой. Главной изюминки постановки никто не ожидал. После открытия занавеса изумлённой и ошарашенной публике предстали средневековые персонажи в современных костюмах.
Гамлет во всём тёмном – пуловер прямо на голый торс. Лаэрт, напротив, в бежевых брюках и белом вязанном свитере. Офелия – в светло-сером не приталенном платье до полу. И так все актёры, одним словом, ходячие символы.
У этого режиссёрского хода была особая подоплёка. Без акцента и интонации реплики из прошлого звучали укоризной устоям и стереотипам современного мира.
«…Так погибают замыслы с размахом,
В начале обещавшие успех», –
Коротков словно гвозди вбивал со сцены, и эти слова казались домокловым мечом над головой Дынева.
Но благодушное выражение лица Генерального красноречиво говорило – крушения замысла не произойдёт.
И действительно, несмотря на то, что заказ Политбюро был чересчур интерпретирован, санкций по отношению к Центральному театру и его главному режиссёру не последовало.
Зато случился успех.
О спектакле заговорила пресса на разных языках. Аншлаг продолжался на протяжении всего сезона.
А в тот памятный вечер, после закрытия занавеса зал долго не отпускал овациями актёров. Гримёрная Тани была переполнена букетами и корзинами цветов.
У любого успеха есть свои плюсы и минусы. Обилие плюсов часто усыпляет бдительность, и любой, даже слабый удар судьбы может принести непоправимые последствия.
Татьяна выпила очередную порцию. Сквозь безликое желе времени, прошедшее в добровольном затворничестве, ответ так и не нашёлся. Ответ на вопрос, можно ли было избежать случившегося.
***
Через два дня, сразу после спектакля Таня с мужем отправились домой. Завтрашний вечер будет отрабатывать дублирующий состав, и можно предаться долгожданному, хоть и короткому отдыху.
Но они успели лишь сойти со ступеней. Из чёрной «Волги» с тонированными стёклами вышел мужчина в штатском, но с явной военной осанкой. Он подошёл к супругам, учтиво кивнул головой и продемонстрировал удостоверение полковника КГБ на имя Сергеева . Потом предложил руку Татьяне со словами:
– Товарищ Желткова, вам назначена аудиенция с высокопоставленным лицом.
Пафосность и бравурность полковника вызвала раздражение. Таня растерянно оглянулась на мужа. Евгений Георгиевич подбадривающе улыбнулся: надо, значит надо.
В машине полковник попытался исправить первое впечатление о себе.
– Я восхищён вашей игрой, Татьяна Андреевна!
– Благодарю, это заслуга режиссёра.
– Я искренне.
– Я тоже. Куда вы меня везёте? На дачу вашего таинственного… – Таня сделала вид, что подбирает слово, но полковник не попался на уловку.
– Всего лишь ресторан.
– В ресторан? В таком виде? Я там со стыда сгорю.
– Ваш талант компенсирует нарушение любых условностей.
– Благодарю! – Таня удивилась, насколько быстро простила этого франтоватого посредника.
Вид ресторана поразил её воображение. «Сюда вряд ли вхож даже человек с достатком». Место для «небожителей» ярче, чем днём, освещало несколько огромных люстр. Пол покрыт мраморной плиткой, стены – мозаичным стеклом. «Или это всё-таки дача?»
Из множества столов накрыт был только один. Таня моментально узнала того, кто её пригласил таким бесцеремонным способом. Смутившись, она сделала вид, что рассматривает сервировку. На столе, как в старом анекдоте, не было только пустого места. Паюсная икра, балык, фаршированная стерлядь, лобстеры и прочие деликатесы. Посредине большая ваза с экзотическими фруктами. Сбоку, в ведёрке со льдом дышала бутылка «Мадам Клико».
Хозяин стола вялым жестом ладони предложил присесть. Таня от неловкости не знала, куда деть руки. «Ни одета, ни накрашена…»
– Вы прекрасно играли, – собеседник, причмокнув губами, начал расточать дежурные комплименты. Потом чуть повернул голову и повёл бровью.
Стоящий рядом навытяжку, словно часовой на карауле, официант приблизился, открыл вино и наполнил бокалы.
– Благодарю вас! Я всего лишь выполняла распоряжения постановщика.
– Хороший исполнитель дорого стоит. Угощайтесь.
У Тани разбежались глаза. В конце концов, она положила себе на тарелочку салат с креветками, подцепила пару маринованных трюфелей и пододвинула горшочек с мясом по-французски. «Надо же, ещё горячее».
Потом она подняла бокал и, до конца не поборов смущение, спросила:
– За что выпьем?
Хозяин стола оживился:
– За ваше будущее, – прокашлялся, – согласие на встречу.
Таня едва не поперхнулась дорогим вином и обвела глазами стол, словно спрашивая: а это что?
Собеседник прекрасно её понял и улыбнулся:
– Это прелюдия. Презентация тех благ, которые вам могут достаться в случае согласия.
– А иначе? – насторожилась актриса.
– Не бойтесь. В случае отказа вас не станут преследовать, если вы будете сохранять молчание.
Таня неловко отодвинула бокал и отложила вилку.
– Успокойтесь, Татьяна Андреевна, это же просто угощение. Свой ответ скажете в конце ужина.
***
Луна за окном стала странным образом раздваиваться. «Новый год, а я без закуски».
Ресничка внезапно подняла мордочку, потом медленно опустила обратно на пол. Хвост вяло шевельнулся.
– Спи, красавица моя, – вновь заговорила с собакой Татьяна. – А мне так и не удалось усыпить совесть.
Когда Таня в тот вечер вернулась домой, Дынев ни одним жестом, ни единой интонацией не показал своего недовольства. И хотя ужин с опасным поклонником закончился целомудренным: нет, – угрызения лишили Таню покоя. Лишь верилось, что скоро всё вернётся в привычное русло.
Тем временем, ажиотаж вокруг спектакля разгорался. Зал каждый вечер был переполнен. После каждого рабочего вечера было море цветов и толпы поклонников, желающих получить автограф.
Евгения Георгиевича буквально раздирали в разные стороны, и Тане иногда приходилось одной добираться до дому. В один из таких дней перед ней вновь остановилась пресловутая «Волга».
– Я уже дала окончательный ответ, – холодно бросила актриса вышедшему Сергееву.
Но полковник просительно развёл руки:
– Не волнуйтесь, я не от него. У меня к вам личная просьба.
Таня удивлённо вскинула брови.
– Садитесь в машину, я всё объясню.
Через час они садились за столик в ресторане. Не в таком шикарном, как первый раз и не с такими изысками. Хотя вино вполне было приличным, итальянским.
– Я всего лишь хочу принести дань уважения вашему таланту, – убеждал полковник. – Принести тем способом, который могу себе позволить.
– Во-первых, – кокетливо отвечала Таня, – я могу привыкнуть к роскошному времяпрепровождению. Во-вторых, рано или поздно окажется, что за всё хорошее стоило бы заплатить.
– Вы не только красивая, но и умная, – уклончиво ответил Сергеев. – Я не стану отрицать, как и подтверждать ваших подозрений. Просто подарите мне ровно пять таких вечеров, а я обещаю вас не ставить перед выбором.
В течение месяца они посетили пять разных ресторанов Москвы. Дынев молча провожал её взглядом и без упрёков встречал дома. Потихоньку росла стена отчуждённости, но открыто супруги не решались обсудить возникшую проблему.
«Я ведь не изменяю, – успокаивала себя Таня. – Закончатся эти вечера, и всё вернётся на круги своя».
– Я ни на чём не настаиваю, – заговорил в последний вечер Сергеев, – лишь хочу, чтобы вы знали – я обожаю вас и готов не поскупиться ради вашей благосклонности.
«Ну вот, и последний решительный бой…» – подумала Таня, а вслух произнесла:
– Поскольку вы любезно позволили выбирать, то я решила ничего не менять в своей жизни.
– А ваш муж?
– Что, мой муж? Он благороден. У него не будет ко мне вопросов.
– Зато у нас есть, о чём его спросить, – неожиданно металлическим голосом заявил полковник.
Таня побледнела.
– Вы не посмеете меня шантажировать!
– Но вы же дали для этого повод, – ответил с сарказмом Сергеев.
Близко посаженные глаза полковника напомнили Тане какого-то нелицеприятного зверька. Брезгливое чувство вызвало тошноту. Она нервным движением выдернула салфетку, едва не опрокинув пустой бокал. Официант, стоявший неподалёку, по-своему понял её жест. Он приблизился и наполнил бокал.
Желткова, чтобы унять внутреннюю дрожь, на одном дыхании выпила вино. Потом дерзко посмотрела полковнику в глаза:
– Я говорю вам: нет! Потому, как не верю, что одним разом ваш шантаж окупится…
***
– Ресничка, если б ты знала, какая я дрянь! – Татьяна вылила в стакан остатки вермута, но пить не спешила.
Успех в те далёкие дни настолько ей вскружил голову, что она едва не потеряла чувство реальности. В итоге, всё же, потеряла. И не только реальность. После последней встречи с полковником Таня находилась в сильном напряжении. Две недели ничего не происходило, и она стала успокаиваться.
И вдруг звонок. Дынев минуты две слушал невидимого собеседника, лишь изредка коротко вставляясь: да, да, нет, да…
Потом положил трубку и как-то печально посмотрел на жену.
– Вызывают в КГБ для дачи свидетельских показаний. Сейчас подъедет машина.
– Женечка! – наконец дала волю слезам Таня, упав перед мужем на колени. – Это я во всём виновата! Сейчас не тридцать седьмой год – они не посмеют тебе ничего сделать. Прости меня!
Дынев стал поднимать её.
– Любимая, успокойся. Я знаю, что ты не совершила роковой ошибки, а от мелких никто не застрахован.
– Женечка, прости меня, я запуталась. Не уходи от меня! Я сделаю всё, о чём ты попросишь!
– Любимая, я никуда не ухожу. У них на меня ничего нет. Я отвечу на вопросы и вернусь. Слышишь, я обещаю вернуться! А ты дай слово никогда не грустить обо мне и перестать пить. Обещаешь?
Последнюю фразу он говорил с улыбкой, целуя мокрые от слёз щёки жены.
Под окном раздался сигнал клаксона.
В то мгновение они ещё не знали, что оба нарушат обещания.
Евгений Георгиевич не доехал до секретной конторы – обширный инфаркт.
Дынева хоронила едва не вся Москва.
Таня была вне себя от горя. Она бросила театр и несколько месяцев глушила тоску вином. В пьяном состоянии посещали самые бредовые мысли. «Надо было переспать с Сергеевым – Женя остался бы жив…»
Потом деньги кончились. Желтковой предлагали вернуться на сцену, приглашали в другие театры, убеждали сняться в кино. Но она была непреклонна. Устроилась продавцов в киоск «Союзпечати» и проработала там все двадцать пять лет, лелея своё одиночество.
Татьяна, всё ещё держа стакан в руке, вновь посмотрела в окно. По поверхности луны пробежала рябь, и появилось лицо Дынева. Как и много лет назад, во взгляде не было укоризны.
За окном стали раздаваться хлопки фейерверков. Наступало новое тысячелетие, а ей не с чем было в него входить. Всё самое дорогое осталось в прошлом, кроме одиночества.
А Дынев-луна уже протягивал навстречу руки.
– Любимый, я иду к тебе!
Тело обмякло и откинулось на спинку стула. Стакан выскользнул из рук и, не разбившись, покатился по линолеуму. Испуганная Ресничка отскочила, расставив лапы в стороны, и тихонько завыла от неожиданно накатившегося отчаяния.
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2015
Свидетельство о публикации №215020500071
Обсуждение здесь http://proza.ru/comments.html?2015/02/05/71