Предыдущая глава
http://proza.ru/2015/02/10/285
13. Сумасшествие
Я не должен ничего помнить. Однако я помню все, только так,
словно это было не со мной, а рассказано мне кем-то другим.
Умберто Эко. «Маятник Фуко», ГЕВУРА, гл. 57
К нам подселили двух чернобыльцев. Оба в возрасте, близком к возрасту Иисуса Христа – то есть тридцать три года плюс-минус… копейки. Значит, при аварии на ЧАЭС четырнадцать лет тому назад им было по девятнадцать. Оба выглядят старше, сорокалетними, но это ещё ничего… могли бы выглядеть и похуже.
Поделиться и с ними моими ампулами, которыми меня снабдил Леонид Игоревич – этим «маслом на триста лет горения моего светильника жизни»? А надо ли мне эти триста, если я в свои шестьдесят пять уже не хочу дальше жить? Правда, временами, когда становится особенно тошно… но всё равно. Однако подумаю, может быть одну на двоих… на всех не напасёшься.
Ребята оказались разговорчивыми и, похоже, давно наплевавшими на все подписки с обещанием молчать.
Я прикинул: живы и ладно, а вот, сколько им осталось? При аварии на ЧАЭС людям досталось только радиоактивное заражение нуклидами. Какими? Скорее всего – изотопами плутония, урана, йода-131, и конечно – цезия-134 и -137, и стронция. У йода период полураспада восемь дней, у цезия 134 – два года. Эти угрозы в организмах наших чернобыльцев уже прошлый этап. А вот полураспады цезия-137 – тридцать лет и двадцать восемь лет стронция – эти будут доставать наших героев до самой смерти, ускоряя её по игре случая и угадывания способов лечения врачами.
После ужина я «закурился» двумя сигаретами – сначала одной в курилке, потом другой вместе со Стасом на природе. Вечер был бесподобным: дневная жара спала, чайки с мусорки подались, наверное, к заливу – добывать естественную для себя пищу; вороны не поспешили на освободившуюся плантацию, а деловито что-то обсуждали на верхушке ясеня; двое матросов в спортивных костюмах намылились в самоволку и махнули через ограду, не обращая на нас внимания – обнаглели, однако; у проходной две девчонки убеждали дежурного врача, что пришли к братику, но не помнят фамилию, а только имя… надо же быть такими глупыми.
Когда мы со Стасом вернулись в палату, чернобыльцы уже откровенничали, рассказывая нашему «бизнесмену», моему тёзке, о своих приключениях.
Тиша как раз глаголил:
- …одним автобусом доезжали до Чернобыля, далее другим – до ЧАЭС. Тот, другой, уже был облицован внутри свинцовыми листами, а окна были так высоко, что, сидя в низких сиденьях, мы не могли видеть, где едем. Приезжали, переодевались, надевали маску "лепесток", перчатки, резиновые сапоги...
Нет, так не пойдёт. Я повернул браслет на руке, и мы со Стасом оказались на улице, как раз в тот момент, когда матросики в спорткостюмах только направились к ограде, а девчонки, взявшись руками за железные витки ворот, улыбались подходящему врачу. Я сказал Стасу:
- Ладно, не будем смущать самовольщиков, пошли!
Я выбросил в урну только что прикуренную сигарету. Стас посмотрел на меня удивлённо:
- Не ожидал от тебя такого человеколюбия!
Но тоже выбросил сигарету и направился за мной.
Конечно… шпион должен следовать за объектом наблюдения!
На этот раз мы вошли в палату вслед за «бизнесменом».
До чего замечательный мозг придумала для человека природа. Это же надо - представить то, что ни в один микроскоп не увидеть, а потом с помощью математики и логики вывести нечто немыслимое, из чего получились и атомная, и термоядерная энергии. И ведь не ошиблись, если и бомбы появились и АЭС. Но хорошо, наверное, что и нашему мозгу не всё дано понять.
Когда Андрей Дмитриевич нашим четвёртым подводным взрывом достиг своей мечты – взорвал стомегатонный термоядерный заряд на дне океана и вызвал цунами километровой высоты, он не мог знать, что нарушит шаткое равновесие на границе двух тектонических плит и одна из них начнёт переворачиваться, выливая на кипящую магму воды океана.
Я так глубоко задумался, что всё же прозевал начало рассказа.
А Тиша тем временем рассказывал:
- Нас разместили в казармах какой-то воинской части Прикарпатского военного округа и сформировали из нас строительный батальон. Я там пробыл восемьдесят три дня и за это время получил дозу восемь с половиной бэр. А работали мы на станции вахтовым методом по десять минут в час, всего четыре часа в день.
Я вспомнил свою стажировку в хранилище ядерных боеприпасов под Феодосией в Крыму. Там лаборантки проверяли шарики, покрытые золотом, осматривали швы на этих шариках. И для этой операции давалось восемь-десять секунд, один шарик в час! И через месяц-другой менялся персонал. Но разве таких мер безопасности достаточно?
- Сколько повыбрасывали новеньких спецовок! – с сожалением говорил Тихон.
А я опять вернулся к мысли о собственных приключениях на Новой Земле.
Когда мы, то есть Андрей Дмитриевич и я, по команде Леонида Игоревича повернули браслеты на своих руках, мы оказались в нашем бункере за три минута до пуска. Андрей Дмитриевич бросился к пульту и сам нажал кнопку остановки таймера. С побелевшим лицом повернулся ко мне:
- Знаешь, что надо делать?
Я знал. Код набрал тумблерами и активировал подрыв установки. Вода бухты Чёрная теперь на двадцать четыре тысячи лет будет отравлена мелкими частицами плутония, а подводных взрывов в истории человечества больше не будет.
И что это было? Гипнотический сон? Но Леонид Игоревич с его ампулами вполне реален и за тридцать восемь лет надоел мне хуже горькой редьки. Век бы его не видеть.
Андрей Дмитриевич, который успел поговорить с монахами, мне «пояснил»:
- Я понял, что ничего не понял. Я откуда-то знаю санскрит, но знаю плохо, а они – ещё хуже. Какие-то кванты реальности длиной в четверть часа; с очередным квантом реальность отслаивается, но в течение нескольких квантов можно вернуться… но вот куда? В какую-то из отслоившихся? И, похоже, эти отслоившиеся реальности могут по времени быть сдвинутыми. Вот почему мы вернулись… и я не знаю, что сталось с той реальностью, в которой мы уничтожили человечество и самих себя. Или она не состоялась…
Теперь говорил Аглаев:
- Помните автомобиль «Урал» тех лет? Зверь, а не машина. Заправлялся девяносто вторым бензином. Как-то ночью на таком «Урале» к нам привезли лазер. Мы как раз собрались в бывшей столовой, шла пересменка. Ребята, обслуживавшие лазер, здесь же при нас оделись в сверкающие серебром скафандры и нам сказали не высовываться. Но нас было не удержать. Любопытство сильнее смерти. Мы потянулись наружу. Лазер осветил четвёртый блок и его луч начал резать нависшие плиты и массивные глыбы бетона, ещё державшиеся на арматуре. Но плавился не только металл, плавился и сам бетон. Отрезанные глыбы с грохотом падали вниз, а оттуда вверх вылетали искрящиеся снопы, столбы дыма и пыли. Зря мы на это смотрели. У многих появились головокружение и слабость, темнело в глазах. И вот что я вам скажу – это всё не от радиации, а чёрт знает от чего… что-то менялось то ли в окружающем пространстве, то ли в нас самих… мы и сейчас все сумасшедшие, лечимся, стараемся ещё пожить, когда надо делать что-то другое… чтобы никогда не было ни Хиросимы, ни Чернобыля.
- Ну, политик, без тебя люди допетрят…
- Как же, допетрят они…
У меня опять выплыли из памяти слова, сказанные тогда Сахаровым:
- Как учёный, я понимаю, что если человек всё-таки сможет переместить или как-то изменить самого себя, то уж никак не гигантские вселенные. Считай, что нам с тобой дали шанс. И пожить и подумать… да ещё как подумать… особенно о том, что мы о себе возомнили.
Решено: передам Николаю Ивановичу, как бы он ни возражал, две ампулы – для Тимохи и Аглаева.
Продолжение http://www.proza.ru/2015/02/16/352