Наркота. Часть 3. Вылечить - не значит спасти

Наталья Юренкова
            
                см. http://www.proza.ru/2015/02/08/152

Было раннее утро, солнечное, яркое, такое бархатно-тёплое, каким может быть только сентябрьское утро в Таджикистане.
 
            Они шли по городу, направляясь в городскую больницу – Макс и Татьяна Юрьевна. Идти было недалеко, но они всё шли, шли, и никак не могли дойти.

            Задыхающийся Макс едва передвигал ноги, приходилось часто останавливаться и отдыхать. Татьяне Юрьевне временами казалось, что он сейчас упадёт, рухнет на землю и просто умрёт у неё на руках. А она никуда не успеет добежать и позвать кого-то на помощь.

            В больнице она первым делом уговорила поставить ему капельницу, а уже потом занялась оформлением бумаг.

            Макс лежал под капельницей, Татьяна Юрьевна сидела рядом, смотрела, как теплеет землисто-серое лицо, смягчаются заострённые черты, и постепенно успокаивалась.

            Наконец-то можно расслабиться. Всю неделю она куда-то ходила, хлопотала, уговаривала, договаривалась. На неё смотрели недоумевающе, иногда спрашивали: «Зачем это тебе?», но не отказывали – и дирекция школы, и главврач. Не то, чтобы, сломя голову, бежали помогать, но шли навстречу. Разрешили положить в больницу, даже пообещали наскрести что-нибудь из гуманитарной помощи. Мелочь, но и это не лишнее, учитывая, что с деньгами у них не очень.

            Она и Артёму тогда сказала, выслушав историю Макса: «Попробую помочь, но нужны будут деньги. Заначка у нас единственная – та, что копили тебе на новые джинсы. Так что решать тебе».

            «Мам, как можно сравнивать какие-то джинсы и человека», - серьёзно ответил он, а она подумала, что у неё вырос замечательный сын.

            То ли уговаривала Татьяна Юрьевна убедительно, то ли всех достала эта героиновая проблема, хотелось хоть что-нибудь сделать, но всё решалось быстро. Вот и сейчас – и капельницу сразу поставили, и в двухместную палату разрешили положить одного Макса.

            Отделение было обычное, терапевтическое. Наркологический диспансер, в котором лечили от алкоголизма советских трудящихся, в их больнице когда-то был, но бесследно исчез. Так же, как бесследно исчезло из отделения всё, что можно было снять, открутить, оторвать и унести. За несколько лет независимости новейшее, от силы десятилетнего возраста, здание успешно разорили – ни розеток, ни выключателей, ни лампочек. Нет кранов, как, впрочем, и воды в кранах, нет даже ручек и шпингалетов на дверях и окнах. От былого остались лишь голые кровати и колченогая тумбочка. К тому, что сейчас и в тюрьму, и в больницу надо приходить со своей постелью и своей едой, все давно уже привыкли. Как само собой разумеющееся, воспринимается, что для лечения надо приносить свои лекарства, шприцы, капельницы. Ну, хотя бы осмотр врачей, все процедуры выполняются бесплатно – всё же медицинская помощь.

            Максу, конечно, повезло – с таким диагнозом могли в больницу и не положить. А так всё-таки судьба дала шанс.

            Медсестра, ставившая капельницу, сказала: «На днях выписали такого же мОлодца, тоже бывший ваш ученик,  так его по очереди мама с сестрой караулили. Он лежал в соседнем крыле, в платном отделении, условия там лучше, но не сомневайтесь - лечение одинаковое», и успокоила: «Да не переживайте так, теперь уж не помрёт ваш подопечный. По крайней мере, пока».

            Остаток дня после ухода Татьяны Юрьевны Макс провёл в блаженном ничегонеделании и радужных мечтах.

            Как быстро всё переменилось – он даже опомниться не успел, как очутился в больнице. Теперь его вылечат!
 
            Он представлял себе, как выходит на сцену с гитарой в руках, в рокерской майке, загоревший и с подкачанными мышцами, а пышноволосая бывшая подружка смотрит на него из зала.
 
            «Смотри-смотри, пожалеешь ещё не раз, что так технично меня бортанула», - злорадно думал Макс.
 
            Как это он решился тогда, на репетиции, поговорить с Артёмом. А Артём – вот человек! – сразу загорелся помочь, к маме обратился.

            Хорошо ему – такая мама у него, всё поняла, помогать стала. Была бы у Макса такая мама, у него бы, может, и жизнь иначе сложилась. Да хоть какая-нибудь была бы, и то хорошо. Только нет никакой.
 
            Привычная жалость к себе вызвала опять острое желание уколоться.

            «Нет, нельзя. Надо потерпеть. Надо вылечиться», - засыпая, уговаривал он себя.

            Следующий день обещал быть таким же чудесным.
 
            Порозовевший, повеселевший, с аппетитом поевший, Макс лежал после процедур и читал «Мир приключений».

            «Ну, ты как тут, братишка? Всё ништяк?» - на пороге палаты стоял Дёмыч.

            «Дёмыч! Тебя же выписали».

            «Ага, выписали, и караулят, дома заперли. Осталось несколько раз на иглоукалывание сходить, так за руку водят, прикинь? А сегодня у матушки уроки, а к сеструхе френд приехал, ну я и слинял».

            Дёмыч с Максом пообнимались, поручкались, потом дружок деловито обошёл палату, выглянул за дверь: «Ну, чё, раскумаримся? У тебя ключ-то есть, чтобы закрыться, а то спАлимся. Или в туалете будем?»

            Макс попытался что-то неуверенно возразить, но радостно дрожащие руки уже вынимали из тумбочки шприцы.

            «Да ладно тебе, братишка!» - хихикал Дёмыч, наполняя шприцы и доставая жгут. – «Резко бросать нельзя – ломать будет. Завтра прокапают, опять будешь чистенький, зато кайф словишь офигенный. Я после лечения когда ширнулся, аж улетел. Лучше, чем в первый раз. Сейчас и ноги не болят, и вообще всё чики-пуки».

            Так и пошлО, изо дня в день - Татьяна Юрьевна, по очереди с Артёмом, приносили еду и лекарства, подолгу сидели, разговаривали, поддерживали, а после их ухода появлялся Дёмыч.

            Потом, конечно, подступали угрызения совести, муки раскаяния, отчаяние, клятвы самому себе, что это было в самый последний раз, а завтра – ни за что.

            На следующий день всё повторялось…

            Однажды Макса навестил отец. Отец выглядел встревоженным, непривычно заботливым, принёс какой-то еды с базара, и было в этом что-то забытое, из детства. Отец оставил немного денег, строго-настрого велел передать Татьяне Юрьевне. Разумеется, деньги в тот же вечер перекочевали к совсем другому человеку.

            Когда же Татьяна Юрьевна спросила, о каких деньгах говорила по телефону бабуля, Макс с ходу сочинил очень страшную историю. В ней было всё – злобные наркоманы, требующие вернуть старый долг, угрозы и даже побои.

            «Я испугался, тётя Таня, и отдал. Только отцу не говорите, пожалуйста, а то мне конец», - он так умолял, так искренне переживал, что Татьяна Юрьевна поверила и пообещала.

            Когда Татьяна Юрьевна случайно застала Дёмыча в палате, она не смогла скрыть неприязни. Пока Макс лихорадочно соображал, что бы такое придумать, Дёмыч очень быстро пришёл в себя.

            Сначала он сознался в том, что тоже лечился. Потом стал восхищаться Татьяной Юрьевной и Артёмом. А в завершение спектакля разразился пышной тирадой на тему «Да здравствует жизнь без наркотиков».
 
            «Вы знаете, как это прекрасно, когда серый мир вокруг становится разноцветным! Как нам сейчас хочется жить! Мы словно заново родились», - разливался он соловьём.

            Татьяна Юрьевна поморщилась про себя: «Сколько пафоса, даже подташнивает».

            У Макса пылали и щёки, и уши, но он промолчал. Зато появилась причина для очередного грехопадения и последующего раскаяния.

            Наконец, курс лечения закончился.

            Известие о том, что назавтра его выпишут, привело Макса в состояние, близкое к истерике.

            «Мне нельзя выписываться, я ещё не вылечился до конца», - просил он в неподдельном отчаянии. – «Пожалуйста, пожалуйста, я чувствую, что мне нужно ещё хотя бы две капельницы!»

            Татьяна Юрьевна озадаченно посмотрела на него, вздохнула и отправилась искать деньги и уговаривать врача. Не догадываясь о настоящей причине, она решила, что Макс боится возвращения домой, встречи с дружками, и предложила ему пожить у них после больницы некоторое время – прийти в себя, окрепнуть.

            Конечно, он согласился. Скорее всего, надеялся, что рядом с ними ему будет легче справиться, удержаться. Но чуда не произошло – уже на следующий вечер желание уколоться стало настолько невыносимым, что он подошёл к Татьяне Юрьевне.

            «Тётя Таня, я так соскучился по бабуле, можно мне навестить её?»

            Татьяна удивилась: «Ты не обязан отпрашиваться. Здесь не тюрьма, а я не надзиратель. Ты свободный человек, и ты ничем никому не обязан – запомни это. Я прошу тебя только быть честным, не унижать ни себя, ни нас враньём. Обещай мне это».

            Макс посмотрел на неё повлажневшими глазами, и тихо просипел: «Клянусь».

            Получилось очень искренне – ведь он сам так хотел верить в это.

            Татьяна Юрьевна старалась хорошо кормить мальчишек, готовила всякие вкусности, насколько позволяли средства. Она не знала, что вкусная калорийная еда – важное условие реабилитации после лечения, просто чувствовала, что так надо.

            Макс ел, пил, спал, отдыхал в своё удовольствие, и ежедневно навещал бабулю. Хотя, чаще всего, встретив Дёмыча, до бабули так и не добирался.

            Прошло время, он вернулся под свою родную крышу, попросив на время старенький магнитофон, «чтобы не было так тоскливо». Магнитофон впоследствии исчез, оставив на память о себе историю о жестоком милиционере, отобравшем магнитофон под угрозой ареста и подбрасывания наркотиков.

            Во время недолгой и странной войны, когда город заняли мятежники Худойбердыева, стало труднее находить дозу – южане в срочном порядке из города сбежали, так что многие наркоточки прикрылись. Но чувство опасности только подогревало желание, будоражило кровь, и Макс с Дёмычем и дружками шныряли по городу целыми днями, и в поисках дозы, и мечтая найти оружие, патроны – ведь это можно было потом продать.

            Город залечивал послевоенные раны, скорбил по погибшим, а городские торчки жили своей жизнью, барыги постепенно возвращались, белая плесень продолжала расползаться по городу.

            Азама, беспокойного соседа Татьяны Юрьевны, арестовали и посадили на восемь лет. У милиции тоже есть план по выявлению, который надо выполнять, а «шестёрок» сдают первыми. Но наркоточка не закрылась, а переместилась - недалеко, в соседний дом, так что наркоманы частенько, по старой памяти, тусовались всё на той же скамейке. Татьяна Юрьевна смотрела на очередников из окна, пару раз видела среди них Дёмыча, но Макса – ни разу, и это радовало.

            На местном телевидении спохватились и решили сделать передачу о наркомании. Макса пригласили принять участие, он охотно согласился. Даже отказался от предложения заретушировать лицо, изменить фамилию.

            «Мне нечего скрывать. Я буду выступать открыто», - гордо заявил он.

            Для Татьяны Юрьевны и Артёма это было убедительнее любых доказательств – парень справился с собой, держится.
 
            Передача удалась. Макс честно рассказывал, как докатился до такой жизни, даже вспомнил о том, что раньше покуривал анашу. Рассказав о том, как быстро «подсел» на героин, ухитрился ввернуть несколько слов о своей спасительнице – тёте Тане, которая ему стала ближе матери, помогла вылечиться. Он был очень убедителен, призывая не повторять его ошибок, а в заключение исполнил под гитару песню собственного сочинения. Татьяне и Артёму песня не понравилась, что-то  про «табуреточка стоит, и верёвочка висит», и прочее в том же духе про наркоманские страдания. Зато, как оказалось, песня понравилась наркоманам. Может быть, потому что жалостная?

            Макс заходил к ним, вначале очень часто, потом всё реже. Он очень заметно располнел, особенно лицом – щёки округлились настолько, что уши стали почти вертикальны голове. Почему-то Татьяне Юрьевне это казалось неприятным и настораживающим, хотя она и понятия не имела о том, что именно такая полнота характерна для наркоманов.

            Ей говорили: «Неужели вы не видите, что он снова сорвался, колется, что он вас попросту обманывает».

            Она не верила: «Если можно ТАК лгать, значит, в мире не осталось ничего святого».

            Но настал день, когда Татьяна Юрьевна заглянула Максу в глаза и наткнулась на булавочные точки мёртвых зрачков.

            «Колешься?»

            Макс кивнул.

            «Давно? Только честно».

            «Если честно, то и не прекращал», - с трудом выдавил он.

            «Значит, ты всё время врал? Но зачем? Ещё и передача эта по телевизору!»

            Ответ девятнадцатилетнего парня её добил: «Очень хотелось, чтобы так было».

            Удар оказался слишком сильным, а здоровье – слишком слабым, Татьяна Юрьевна заболела. Болела она долго, тяжело, и как-то всё совпало, что вообще после этого  она так и не поправилась полностью.

            Жалела ли она, что ввязалась в эту историю? Нет, не жалела. Человек жив, не погиб – что может быть важнее этого. Мало того -  знала совершенно точно, что, если всё начать с начала, она снова, не раздумывая, даже зная результат, бросится на помощь.

            Она поняла, что их первая битва была обречена заранее, потому что вступили они в бой с самоуверенностью дилетантов, не зная правил. Враг силён и опасен, борьба с ним, даже за отдельного человека, может продлиться  долго, возможно, всю жизнь, потребует полной самоотдачи, лишь тогда можно рассчитывать на успех.

            Но рядом с Татьяной Юрьевной были люди, жизнь и благополучие которых напрямую зависели от неё. Предать этих родных и близких людей ради одного, так и не повзрослевшего, мальчишки она не могла, не имела права, а сил на два фронта у неё уже не хватало. Поэтому Татьяна Юрьевна решила выйти из борьбы.

            Артём сохранил с Максом нормальные отношения, только встречались они редко, больше случайно. Общение их не беспокоило Татьяну Юрьевну – она понимала, что эта история послужила для Артёма такой мощной прививкой, что выработала у него пожизненный иммунитет против наркоты.

            Сама она ещё долго не могла встречаться с Максом, хотя, несмотря ни на что, испытывала к нему щемящее сочувствие и желание помочь. Словно маленькой частицей своей души, которым поделилась с этим неприкаянным пареньком, прозорливо предвидела, сколько ещё предстоит ему пережить, пока он перестанет себя жалеть и начнёт бороться, каким трудным будет его путь к исцелению.

            Под впечатлением всего пережитого Артём написал песню. Песня была о городе, «где под солнцем выросли вместе сок цветов и игла», о «торговке смертью», у которой «родился и умер урод» - в общем, о наркоте и наркоманах. Песня нравилась многим, и Татьяне Юрьевне тоже. Только наркоманам городским она совсем не нравилась, может быть, потому, что получилась совсем нежалостная?

            Так бесславно закончилась эта история.

            Но героиновая сага продолжается, в ней будут ещё истории, возможно, даже найдётся место для продолжения рассказа о Максе.



                продолжение http://www.proza.ru/2015/03/03/1408