Тихая гавань

                Большое спасибо моему сыну Илье,офицеру морского флота
                Израиля: его знания в области мореплавания
                очень помогли мне при написании этой повести.
   
 
    Море тихо перекатывало волны. Паруса шевелились едва-едва. Пассажиры высыпали на палубу и любовались закатом, безмятежной гладью воды и чистыми красками неба.
    Анна вышла из маленькой душной каюты и медленно прохаживалась по палубе, заставленной бочонками, тюками и другими товарами. Отец настоял, чтобы она плыла именно на таком, простом и невзрачном судне. «Большие корабли часто подвергаются нападению пиратов, этот же так прост, что вряд ли на него кто-то польстится». Он попросил дочь, чтобы она надела самое скромное платье и взяла лишь двух слуг. «Не привлекай внимания: ты доберёшься скорее, если будешь выглядеть не как богатая дама, а как скромная горожанка».
    Анна не возражала. Она облачилась в тёмное платье, но в сундучок аккуратно сложила то, что купила последним, – элегантное, модное: ей очень хотелось понравиться мужу. Для простой горожанки её багаж оказался несколько великоват, но она надеялась, что этого никто не заметит. На корабле ей отвели небольшую отдельную каюту, слуги же плыли в общем помещении, которое предназначалось для пассажиров.
    Плавание началось прекрасно. Старый, но крепкий двухмачтовый галиот вышел из Дувра и медленно двинулся вдоль берегов Англии, огибая длинную косу полуострова Корнуолл. Он направлялся к границам Ирландии, в небольшой, недавно построенный порт Н. Там Анне предстояло выйти на берег и продолжить путешествие в сторону юга, где два года назад крупная компания судовладельцев основала корабельную верфь. Её муж, известный инженер, получил контракт на несколько лет и теперь с нетерпением ожидал супругу в новом, недавно отстроенном доме. Семь долгих месяцев отделяли Анну от последнего свидания с мужем. Как заботливый супруг, он не мог допустить, чтобы жена жила без удобств и комфорта, а потому просил её остаться в Лондоне и ждать, пока строители закончат возведение особняка. Всё это время она жила надеждами и ожиданием, но наконец, получила письмо. Муж писал, что новое поместье ей непременно понравится, и рассказывал о заманчивой перспективе жизни вдали от шума большого общества. Анна собралась очень быстро, оставила свой лондонский дом на попечение отца и взошла на корабль, надеясь меньше чем через десять дней встретиться с мужем. 
    Стемнело. Вернувшись в каюту, она зажгла свечи и достала из сундука нарядное платье. Когда грустно, красивое платье может порадовать и даже развеселить. Она разложила его на спинке стула, полюбовалась и, надев тончайшую кружевную рубашку, легла в постель. Пусть днём она выглядит, как серая мышка, но ведь ночью её никто не видит!
    Анну разбудили крики. Кто-то бегал с фонарём по палубе, потом раздались выстрелы. Она вжалась в постель, со страхом прислушиваясь. Крики усилились, казалось, там идёт бой. Не зажигая света, женщина схватила платье и быстро надела его: что бы ни случилось, лучше быть одетой. Поджала ноги и сидела так до тех пор, пока не стало тихо. Ей хотелось посмотреть, что происходит снаружи, и она тихонько подошла к двери, открыла засов. В следующую секунду чья-то грубая рука резко схватила её и поволокла прочь…
    На самом дне трюма, среди нагромождения всевозможных ящиков, тюков и бочек,  сидели узники. Анна узнавала их: это были пассажиры её корабля. Пираты, захватившие галиот, ограбили его до нитки, вывели всех людей, а судно потопили. Конечно, зверство ужасное, но они почти никого не убили – лишь тех, кто оказывал явное сопротивление.
    – Нас продадут, – слышались возгласы, – или потребуют выкуп.
    – Или мы сдохнем с голоду, – сказал кто-то мрачно.
    Мысли Анны не заходили так далеко. В трепете сжавшись в углу, она молчала и только старалась, чтобы в тесноте её не задавили. Несколько часов в узком трюме показались ей сущей мукой…
    Утром пассажиров стали выводить. Они возвращались и рассказывали, что  с ними обошлись довольно сносно. Им предлагали либо стать частью команды, либо, если они не имели морского навыка или нужного ремесла, написать родным  и попросить денег на выкуп. Женщин не трогали. Ближе к обеду в трюм внесли большую бадью с супом и всех накормили. Анна изнемогала. Находиться среди множества давно не мытых тел, без возможности уединиться, встать, походить  было мучительно. Но она терпела, не говоря ни слова. Пока люк трюма опять не распахнулся.
    Несколько матросов вошли внутрь и, освещая узников светом лампы, вглядывались в лица. Они явно кого-то искали. Слуги, сидевшие рядом с Анной, заслонили её плечами, но один из пиратов заметил край платья и позвал остальных. Ей пришлось встать и идти за ними. Все притихли: участь женщины, да ещё молодой и красивой, могла оказаться совсем иной…
    На палубе слепило солнце, и Анне пришлось на мгновение заслонить глаза рукой. Когда же она открыла их, то увидела рядом с собой юношу, который внимательно разглядывал её наряд.
    – Леди, – сказал он негромко, стараясь, чтобы никто не услышал, – если вам нравится выглядеть бедной девушкой, то лучше спрятать кружева.
    Анна спохватилась. Одеваясь в темноте своей каюты, она натянула платье на рубашку, и теперь изысканные кружева торчали наружу. Она благодарно взглянула на молодого человека и  незаметно заправила кружева за ворот платья. Затем осмотрелась. На палубе царил порядок. Матросы занимались делом,  тюки и бочонки аккуратно стояли по углам, доски пола были тщательно выскоблены. «Не ожидала от пиратского судна…» - подумала Анна и почему-то облегчённо вздохнула. В этот момент один из матросов приказал ей следовать за ним.
   На корме, развалившись в прекрасном готическом кресле, явно не вписывавшимся в общий стиль судна, сидел капитан. Анна взглянула в его лицо, и впечатление от чисто убранной палубы улетучилось. Именно таким она и представляла себе капитана пиратов: старым, мерзким, лишённым всякого воспитания. Он смерил девушку высокомерным взглядом и, взяв со столика несколько бумаг, заговорил.
    – А не скажете ли вы мне, леди, кто плыл на вашем галиоте под именем Анны Смит?
    – Я, – тихо отвечала Анна.
    – В декларации указано, что вы – дочь Андриана Мейсона, поставщика королевского двора…
    В этот момент юноша, который держался неподалёку, подошёл и стал за спиной капитана.  Лгать, когда он оказался перед ней, было непросто. Анна склонила голову…
     – Судя по всему, вы – из не очень богатой семьи? – едко улыбясь, спрашивал капитан.
     Что за пытка! Она промолчала.
      – Тогда, – продолжал пират, – может быть, вы сможете мне подсказать, чьё это платье? Мы нашли его в одной из пассажирских кают. Его, и множество других, не менее дорогих и красивых, – и он, как фокусник в цирке, одной рукой вынул из сундука прелестное платье – гордость её гардероба.
    Анна замерла. Глазами, полными мольбы, смотрела она на юношу, но тот вдруг опёрся рукой о спинку стула, на котором сидел капитан, и загадочно улыбнулся.
    «Кто он ему, – подумала Анна, – сын? племянник?»
    – Вы молчите? – становясь всё менее и менее любезным, допрашивал пират. – Тогда как же мы узнаем истину? Может быть, нам стоит позвать сюда других женщин?
     – Нет! – резко прервала его Анна. Она не могла позволить, чтобы этот ужасный старик терзал и других  несчастных. – Все платья принадлежат мне.
     – Тогда не соблаговолите ли назвать ваше настоящее имя?
     Анна подняла голову и с достоинством, прилежащим её роду, назвала своё полное имя и титул.
    – Довольно! – вдруг произнёс молодой человек. Он коснулся рукой плеча старика, и тот немедленно встал. – Ты прекрасно сделал свою работу, Джон. Можешь заступать на вахту.
    –  Слушаюсь, капитан, – отвечал старик и, расшатываясь, как все моряки, двинулся прочь.
    На секунду Анна смешалась, а затем едва не задохнулась от гнева.  Негодяи! Пираты!!! Они посмеялись над ней! Разыграли целую комедию! Она посмотрела прямо в лицо разбойнику и бросила по-французски:
    – Сhien!*
    – Ну, зачем же обижать собаку! – засмеялся молодой человек, отвечая ей на безупречном французском. – Не гневайтесь, леди. У нас, бедных морских путешественников, не так много поводов к развлечению. Вам угодно продолжать беседу по-французски?

  *Пёс (франц.)
    Он сдвинул кресло, но не сел в него, так и остался стоять, улыбаясь. Ей хотелось ненавидеть его, презирать за нанесённое оскорбление, но было в этом человеке что-то такое, что заставляло проникнуться уважением, некое скрытое достоинство. Анна отметила, что он не сел  в кресло, хотя мог, и в его отношении к ней не ощущалось цинизма, лишь едва уловимая насмешка. 
    – Чего вы хотите от меня? – более сдержанно спросила она.
    – Денег, леди, денег. Большого, королевского выкупа.  Сейчас мы пройдём в каюту, и вы напишете письмо своим родным. Мои люди доставят его по адресу, а до тех пор… – он пристально взглянул на нее, и женщина затрепетала, ожидая приговора, – до тех пор я гарантирую вам полную неприкосновенность.
    Капитан хотел идти, но она остановила его:
    – Я назвала вам своё имя, сэр. Могу ли узнать ваше?
    – Разумеется. Ричард Гардсон, – ответил он с лёгким полупоклоном.
    Анна удивилась. Это была хорошая фамилия, небогатый, но знатный род. Что он делает здесь, как мог так унизить свою семью? Они прошли в каюту, по-видимому, принадлежащую капитану, и у Анны вновь возникло чувство, близкое к изумлению. Безошибочным взглядом женщины, воспитанной среди прекрасных вещей, она отметила отличный вкус. Мебель, шторы, полог кровати – всё выказывало чуткую к красоте руку хозяина. Стиль отличался простотой и изяществом: никакого нагромождения предметов, ничего вычурного или лишнего. Большой стол с разложенной на нём морской картой, кресла, диван, несколько стульев, ковёр мягкой окраски. Но во всём – тонкая, не терпящая вульгарности изысканность.
    Анна присела к столу и принялась за письмо. Она писала отцу: обращаться за помощью к мужу ей мешала щепетильность.
    – О какой сумме идёт речь? – спросила она.
    Капитан склонился над картой и, не поднимая глаз, назвал цифру.
     – Моему отцу придётся продать родовое поместье, чтобы заплатить вам! – не удержалась от возмущения женщина.
    – Это его единственный дом? – не глядя на неё, спросил капитан.
    – Нет, у него есть и другие, – негромко призналась она.
    Он прищурился с лёгкой насмешкой: о богатстве её рода знал весь Лондон.
    Анна продолжала писать, но один вопрос не давал ей покоя.
    – Зачем нужна была вся  эта комедия?! – наконец, спросила она.
    – А зачем – ваша? – немедленно парировал он. – Вы могли бы нанять отдельный корабль, а вместо этого оделись служанкой и поплыли на старой посудине.
    Анна зарделась от стыда: он был прав, несомненно. Она послушалась отца, доверилась его опыту. Сама же Анна вряд ли стала одеваться в платье служанки, как тонко подметил этот пират: ей претило всё ложное, наигранное.
    – Что будет с теми людьми, которые остались в трюме? – спросила она.
    Капитан поднял внимательный взгляд. Казалось, он удивлён, что эту аристократку волнует судьба других пленников.
    – Ночью их высадят на берег, они найдут пристанище в маленькой деревушке. Никто не пострадает. Вы ведь это хотели услышать?
    –  Да. Я прошу вернуть мне моих слуг.
    – Только одного, – ответил пират. – Вы закончили?
    Он взял письмо и внимательно прочёл.
    – Сколько достоинства! Но чувствуется, что вы любите своего отца. Куда вы направлялись?
    – К мужу, в порт Н.
    – У вас есть дети?
    – Нет, – отвечала Анна, – детей у меня пока нет.
    – Что ж, надеюсь, ваш отец поторопится продать своё родовое поместье. А пока располагайтесь. Ваша каюта напротив. Можете свободно передвигаться в пределах корабля, но не пытайтесь бежать: в этих водах немало акул. И прошу вас, леди, наденьте нормальное платье!

    Каюта оказалась  просторной и удобной, с небольшим окном, выходящим на палубу, и хорошей кроватью. Анна осмотрелась. Сколько недель или месяцев предстоит ей провести в этой тюрьме, среди грубых мужчин? Как быстро сможет отец переслать деньги? Отпустят ли её потом? Эти скорбные мысли заставили пленницу присесть на край кровати и долго сидеть в горестном оцепенении, нарушаемым лишь тяжкими вздохами. Наконец, появился слуга. Анна утешилась, увидев знакомое лицо. Он поспешил обрадовать госпожу: пираты отдали все её костюмы, весь гардероб. Женщина попросила горячей воды и долго  мылась, оттирая не столько грязь, сколько это пренеприятное чувство страха. Выбрала неброское, но изысканное платье из голубого атласа, достала маленькое дорожное зеркало. Волосы, мягкие, непослушные, чудесного светло-пепельного оттенка, не желали лежать в причёске и вились лёгкими кольцами вокруг головы, создавая нежный воздушный ореол. Анна немного помучилась с ними, но, наконец, уложила и заколола шпильками. Теперь она чувствовала себя намного лучше, – самой собой, дочерью своего отца, леди Анной, а не простушкой из предместья.
    Она ещё раз внимательно оглядела себя: как бы тяжело ни складывались обстоятельства, ей ни за что не хотелось выглядеть неряшливой или неопрятной. Внешняя собранность помогала собранности внутренней, чувству уверенности, покоя. Поэтому она долго и строго смотрела в зеркало. Хорошо отполированная бронза отразила тонкие черты, нежный рисунок губ и глаза, при свете свечей кажущиеся прозрачно-янтарными. «Ах, отец, отец…»  –  прошептала Анна.
    Внезапный стук в дверь прервал её печальные мысли.  Явился матрос и церемонно, выбирая слова, пригласил её отобедать в обществе капитана. Анна предпочла бы поесть сама, но, подумав, решила принять предложение. «Не стоит ухудшать моё положение невежливым отказом. Пусть моя учтивость станет примером тому, кто давно её потерял».
     Почтительно склонившись, матрос впустил Анну в каюту напротив. Та была пуста, но стол сервирован исключительно роскошно. Серебряная посуда, высокие свечи, накрахмаленные салфетки; чья-то искусная рука постаралась придать скромному ужину вид изысканной трапезы. «У него, должно быть, хороший повар, – подумала Анна. – Не из числа ли пленников?» Капитан задерживался. Женщина присела на краешек стула и внимательно посмотрела вокруг.
    Как много может жильё человека рассказать о его характере, вкусах и пристрастиях! Вот книги: история, философия, поэзия, но в основном – справочники по навигации и мореплаванию. Языки – английский, французский, немецкий и даже итальянский!  Глаза Анны скользили по корешкам, а мысль напряжённо работала. Читать подобные книги захочет лишь человек, явно одарённый любовью к литературе. Кроме того, он, несомненно, знающий капитан, хоть и молод. Но что стоит за этой его ироничной манерой, готовностью постоянно насмешничать над нею, как бы ненароком, вскользь задевая её гордость? И что заставило его взяться за столь позорное ремесло?!
     В этот момент зашёл сам капитан. Заметив Анну, извинился: пленников готовят к высадке, и это заняло его время. Затем бросил быстрый взгляд на её изменившуюся внешность и едва заметно улыбнулся. Анна вспыхнула: она прихорашивалась не для него!
    – Вы уверены, что люди будут в безопасности на берегу? – спросила сухо и холодно.
    – Конечно. Это английская территория, им ничего не грозит.
    – Где они проведут ночь?
    Капитан сделал круг по каюте и остановился у окна, вглядываясь в темнеющий вдали берег.
    – В бухте есть деревня, - сказал, наконец. – Там они останутся до получения выкупа. И уверяю вас, ни один из пленников не будет голодать или страдать от холода. 
    – Это чудовищно, – еле слышно произнесла Анна, – вы оторвали этих людей от их семей, от их надежд…
    – А разве не то же самое делают на протяжении многих столетий король, королева, а вместе с ними и вся английская знать? Разве не вы придумали самые изощренные формы рабства?
    Он смотрел на неё так, что ей хотелось сию же минуту возмутиться и выскочить из каюты. Но мысль, выраженная в его словах, уже не раз звучала в  тихих разговорах с отцом и была принята ею самой. Как он точно сказал: формы рабства!
    – Нужно избавляться от рабства, а не придумывать новые формы, как вы верно заметили, – отвечала она.
    Капитан помолчал, задумчиво глядя на Анну.
    – Кто занимался вашим воспитанием? – спросил  он вдруг.
    Женщина слегка повела плечом: 
    – В основном – мой отец. И книги, конечно.
    – Ваш отец – достойный человек, я полагаю?
    –  Более чем, – удивлённо ответила Анна: разговор приобретал неожиданный характер.
    – И мысль о рабстве принадлежит ему…
    Ах, вот оно что! Он опять ищет повод, чтобы унизить меня! Анна подняла голову:
    –  Да, сэр. Я – дочь своего отца, как и вы – сын своего, полагаю.
   Она попала в точку! Он нахмурился. Но продолжать разговора не стал, а жестом пригласил к столу.
    Они сели. Капитан почти не смотрел на неё, небрежно бросил салфетку себе на колени и дал матросу знак подавать блюда. Корабельный кок, как и ожидалось, был мастер своего дела: еда оказалась простой и вкусной. Анна выпила немного вина  и  с удовольствием отдала дань всем блюдам. Капитан ненавязчиво наблюдал за ней, а затем произнёс в своей обычной  манере:
    – Как видно, неприятности этого дня едва ли повлияли на ваш аппетит.
    «Даже не подумаю обижаться, - подумала Анна. - Пусть насмешничает! Я же буду выдержанной и терпеливой». Она уже почти привыкла к его тону; к тому же, человек её рода не должен замечать недостаток воспитания у других. 
     – Ваш кок просто великолепен, – произнесла она вслух.
    Он оценил её хладнокровие. Слегка склонил голову:
    – Благодарю.
    В каюте воцарилось молчание. Ужин закончился, и Анна могла бы встать и попрощаться, но оставалось последнее, что мучило её и требовало разрешения. Это – оскорбление, то неосторожное слово, которое она бросила капитану по-французски, полагая, что он не поймёт её. Сказанное в порыве гнева, это слово жгло её гораздо больше, чем та обида, которую нанесли ей. Отец, воспитавший их, никогда не позволял оскорблять слуг и других людей, стоявших ниже по положению. Если кто-то из детей допускал высокомерие или грубость, то бывал наказан.  Анна с младенчества усвоила, что и  титул, и  богатство, и положение – это то, что прилагается к человеку, но не есть сам человек. Оно могло меняться: приобретаться либо теряться, но сам человек оставался неизменен. Не менялись его совесть, доброта, честность, способность любить и прощать. Поэтому, оскорбив капитана, она чувствовала внутреннюю грязь, нечистоту, и это нужно было исправить немедленно.
    Подняв голову, она взглянула открыто и прямо и очень искренне сказала:
    –  Простите меня.
    – Что? – не понял  капитан.
    – Простите меня за оскорбление.
    Он замер, по-видимому, смешавшись. Анна приготовилась, что он ответит ей в своей обычной насмешливой манере, и заранее согласилась принять всё, что бы он ни сказал. Но неожиданно капитан встал, подошёл к ней и мягким жестом взял её за руку:
   – И вы меня простите.
   Она растерялась. Капитан смотрел на неё очень ласково, ожидая ответа. Это были совсем другие глаза, другое лицо.
    – Я на вас не сержусь, – наконец, проговорила она.
    – Вы не считаете меня врагом?
    Анна помедлила…
    – И между врагами может быть мир. 
    – Тогда это называется перемирие, – он выпрямился.
     Анна поразилась перемене, происшедшей с ним: в нём не осталось и следа от  той ироничности, которая была ей так неприятна. Взгляд капитана стал мягким, глубоким. Он продолжал держать её руку, и она чувствовала тепло его ладони. Это на секунду, на одну секунду приблизило её к этому человеку, и неожиданно для себя самой она заговорила горячо и порывисто:
    – Мне больно то, что происходит со мною и другими пленниками. Но более всего мне больно и горько то, что происходит с вами!
    Она говорила не думая, не выбирая слова, душа её раскрылась в этот момент и трепетала от страха за судьбу этого человека.
    – Я наверняка знаю, что всё, что могла бы сказать, вам давно сказала ваша совесть. Но тогда ответьте: зачем? Почему?! Ведь я знаю: вас не интересуют деньги, я чувствую это! Вашу команду – может быть, но не вас. Вы совсем, совсем другой!
    Она замолчала. Ей хотелось услышать хоть слово, какое-то объяснение, причину, но он не издал ни звука. Медленно отпустил её руку.
     – Я отвечу вам, леди Анна, – сказал голосом, исполненным теплоты. – Но не сегодня, не сейчас. Довольно с вас историй.
    Немного помедлив, она поднялась.
    –  Простите, я устала. Благодарю за ужин.
   Капитан проводил её до двери. Лицо его сохраняло то выражение ласковости, которое так поразило Анну. Он хотел что-то сказать, но потом просто взял её руку, поднёс к губам и неожиданно поцеловал.
    – Доброй ночи.
 
    Вернувшись в каюту, Анна разделась и легла в постель, но события дня, пережитый страх, унижение пленницы – всё это опять и опять возвращалось к ней в ярких картинах и не давало уснуть. Тогда она встала и, набросив плащ, вышла на палубу. Несколько вахтенных матросов сидели вдалеке, негромко переговариваясь, и не обратили на неё внимания. Пленников, видимо, уже переправили на берег: корабль снялся с якоря и вышел в море.
    Свежий ветер успокоил её. Она опёрлась о поручень и смотрела вниз, в быстро убегающую темноту волн. Внезапно ощутила запах сигары. Анна точно знала, кто это, и не обернулась: пусть сам решает, угодно ли ему продолжать беседу! Как видно, ему было неугодно, потому что запах отдалился. Она почувствовала лёгкое разочарование и оглянулась. Капитан стоял неподалёку, пристально глядя на неё:
    – Вам мешает моя сигара?
    – Нет, нисколько.
    Он подошёл и бросил сигару в море.  Анна плотнее запахнула плащ.
    – Как вы узнали? – спросила она. – Как вы узнали, что все эти вещи принадлежат именно мне, ведь на корабле были и другие женщины?
    – Нетрудно догадаться.
    – Каким образом?
    – У вас – лицо королевы.
    Анна мгновенно залилась краской. Если он имел в виду гордость, а лучше сказать – гордыню, то это было худшим обвинением, которое можно услышать. Но, на всякий случай, осторожно спросила:
    – Что вы подразумеваете под «лицом королевы»?
    – Красоту, леди Анна. Вы – прекрасны!
    Он сказал это совершенно бесстрастно, даже не глядя на неё. В этот момент пробила склянка.
    – Простите меня,  я должен вас оставить, – поклонился капитан едва заметно. – Мои обязанности.
    Анна осталась одна, но душу наполнял какой-то восторг, неизъяснимая радость. Такой изысканный комплимент из уст... разбойника!  Она постояла немного, а потом, скрывая улыбку, возвратилась к себе.
 
    Утро следующего дня выдалось хмурым и ветреным. Анна выпила чаю в каюте и вышла погулять, но палуба оказалась мокрой, волны захлёстывали корму, сильно штормило. Пришлось вернуться. «Хорошо бы попросить несколько книг из библиотеки капитана!» – подумалось ей. Она долго ждала, пока не услышала знакомый голос. Слегка приоткрыла дверь. Он был в плаще, мокрый с головы до ног,  вода стекала по волосам и загорелому лицу. Видимо, он вернулся, чтобы переодеться.
    – Простите меня, – пропищала Анна, – я не вовремя…
    – Леди Анна, – остановил её капитан, – прошу вас не покидать каюту, это опасно. Если вы голодны, возьмите фрукты в моем шкафу.
    – Нет, не голодна. Но мне нужны книги.
    – Берите всё, что вам нравится.
    Он пропустил её внутрь каюты и сбросил с себя влажный плащ. Она поспешно схватила несколько книг и хотела убежать, но он сказал:
    – Вы не хотите поговорить?
    – Поговорить? О чём?
    – Вы задали мне вопрос.
    Анна остановилась.
    – Хорошо. Я вернусь. Переоденьтесь.
 
    Капитан усадил Анну на диване и набросил на её ноги плед.
    – В Англии в такую погоду разжигают камины, не правда ли? – улыбнулся он.
    Взял сигару, но курить не стал, а просто держал в руке, задумавшись. 
    «Как странно, – вглядывалась в его лицо Анна, – как странно, что этот человек в первую минуту знакомства показался мне юным. Сейчас он таким не кажется: видно, что он многое пережил, о многом размышлял». Весь облик капитана, и черты, и выражение глаз выдавали характер сильный, решительный, бескомпромиссный. Ей всегда были по душе такие люди. Но ещё более странным казалось то, что в какой-то момент, и это произошло незаметно, Анна перестала чувствовать себя пленницей, напротив, в его присутствии она ощущала себя герцогиней.   
    «Сегодня в нём нет и тени иронии, – размышляла она, приготовившись слушать, – он прост, добр и очень учтив. Долго ли он будет таким?» Анну ещё смущала неприятность вчерашнего знакомства, насмешливый тон капитана и то, как он её разыграл. Но как ей хотелось простить ему это! Пусть только всегда остается таким, какой он сейчас.
    Наконец, капитан заговорил. Он рассказывал ровно, спокойно, будто всё случилось не с ним, а с кем-то другим – так говорят люди, у которых их сильное страдание давно отболело.
    Его история началась шесть лет назад, после того, как он завершил образование и начал искать работу. Это оказалось непросто. Имея за плечами всего двадцать два года и диплом, не подкрепленный должным опытом, трудно найти хорошее место. Он отказался от амбиций и устроился в качестве судового офицера на двухмачтовый бриг, курсировавший между Англией и ее колониями в Южной Африке. Ему удалось быстро завоевать расположение всей команды, но не самого капитана. Старый моряк, по–видимому, завидовал смелости, удачливости и большей, чем у него, популярности молодого помощника. Он старательно выживал его с корабля. Ричард не мог смириться с унижением и оставил судно. Рекомендации, которые он получил, оказались самыми неблагоприятными. В них он выглядел напыщенным, самодовольным и бездарным. Судовладельцы и думать не хотели о том, чтобы взять его. Он промучился на берегу с полгода и нанялся вторым помощником на торговое судно. Всё шло неплохо, но порою  знающим взглядом Ричард замечал промашки, которые допускал капитан: неточность курса, запоздалость команд. Он молчал, сжав зубы: его знания пропадали впустую. Но он приобрёл нечто другое: опыт, бесценный опыт, который можно получить только в плаваниях. Так прошло ещё два года.
    Как-то раз они попали в шторм. Корабль раздирало. Капитан умело маневрировал между волн, но неожиданно в трюме открылась течь. Насосы не успевали откачивать воду, положение стало угрожающим, и тогда прозвучал приказ оставить судно. Бросить корабль! Мечта, вожделение, единственное желание Ричарда! Он не мог на это пойти и принял решение остаться и спасать барк. С ним остались пятеро его друзей.  В этот момент они находились в Тихом океане, недалеко от Соломоновых островов. Как только команда погрузилась в шлюпки и отшвартовалась, Ричард начал действовать. Он мгновенно рассчитал курс и повел судно прямо на сушу. Это был очень рискованный приём, применявшийся моряками лишь в исключительных обстоятельствах, но в случае удачи он гарантировал спасение корабля. Итак, молодой капитан направил судно в сторону ближайшего острова и позволил волнам выбросить его на песок. Удар оказался ужасным, но корабль выдержал! Когда буря стихла и начался отлив, вода из трюма ушла, и Ричард вместе с друзьями принялись спешно заделывать щели. А следующий прилив поднял судно на воду.
    Что дальше? По закону корабль переходил во владение Ричарда, или же хозяин мог предложить ему компенсацию, чтобы оставить судно у себя. Бывший владелец так и сделал, но сумма вознаграждения оказалась столь ничтожной, что на неё можно было купить лишь рыбацкую шхуну. Ричард возмутился, нанял адвоката и очень надеялся выиграть дело.
    Тяжба тянулась несколько месяцев, а тем временем капитан всё более и более привязывался к своему кораблю. Когда же он получил любезное письмо, из которого узнал, что дело проиграно, то вскипел от гнева и, подняв якоря, оставил берега Англии…
    Анна едва дышала. Это был самый потрясающий рассказ из всех, когда-либо слышанных ею! Оправдывала ли она его? Нет! Или оправдывала? Она не знала, но сочувствовала каждому слову, каждому движению его души. С нетерпением Анна ждала продолжения, и капитан вновь заговорил. Он рассказывал очень искренне, не пытаясь приукрасить себя, лицо дышало вдохновением, и ей на миг подумалось, что теперь она понимает, за что вся команда любила его.
     Итак, Ричард не вернул судно. Это был безумный поступок, но капитан даже не предполагал, как далеко он его заведёт! Шли месяцы, и капитан уже жизни не мог представить без своего корабля. Они его починили, переменили название, поставили новые мачты. Идя вдоль кормы, он гладил поручни, взглядом ласкал паруса.  Никакая сила не могла бы заставить его вернуть барк хозяину! Душа его прилепилась к кораблю так, как привязываются к женщине. Это чувство сохранилось и до сего дня.
    Почти год он провёл в Южной Индии, но команда, состоявшая большей частью из англичан, тянулась к своим семьям. На свой страх и риск Ричард вернулся в знакомые моря, однако тут его ждал весьма холодный приём: он был объявлен вне закона…
     Капитан сделал паузу. Рука нервно теребила сигару.
     Внезапно его лицо изменилось. Он заговорил о ряде ошибок, которые сделал потом, и начал сбиваться. Искренность давалась ему с трудом. Он обращался к ней – и неожиданно назвал Анной. Не леди Анной, а просто по имени, как если бы был её другом или братом. Женщина вспыхнула, но не от задетой гордости, и не от того, что он нарушил общепринятые правила, – кажется, этот человек вообще не очень-то подчинялся правилам, – а от чувства близости, промелькнувшего между ними. И теперь только она могла либо протянуть ему руку, либо оттолкнуть его.
     У Анны ответ готов был в сердце. Она не могла оттолкнуть человека, доверившего ей рассказ о своей жизни с такой глубиной и правдивостью. И, ломая все преграды, она отвечала ему со смелой простотой:
    – Ричард, если вам тяжело говорить об этом, не  говорите. Я всё поняла.
    – Невероятно тяжело... Я мог бы рассказать о нелегальных перевозках, о поисках средств к существованию, но хочется сказать о другом. О том, что шторма и бури – ничто перед человеческой ненавистью. На нас началась охота, нас травили, как диких зверей. В крупных портах не находилось места, провизию закупали с трудом. Стоило в открытом море приблизиться к другому судну, как нас встречали грохотом пушек. Конечно, я мог бы продать барк и купить другой корабль, но мне легче снять с себя шкуру, чем распрощаться с ним. Он – мой дом,  моя жизнь,  моя душа. 
     Ричард резко поднялся и, отойдя к окну, замер. Анна не шевелилась. Молчание, воцарившееся в каюте, было гнетущим и одновременно очень тёплым: молчанием доверия, молчанием понимания. Женщина искала верные слова, но они были бы лишними, и Анна только мягко смотрела на капитана.
    – Вы меня оправдываете, – вдруг полувопросительно сказал он.
    Она улыбнулась:
    – Вы это почувствовали?
    – Я чувствую, что вы не осуждаете меня, – в его взгляде читалась скорбь.
    Нет, ей показалось, что его страдание отболело: не отболело, только сгладилось временем.
    – Как тихо, – сказала Анна.
    Он повернул голову. Действительно, море успокоилось, корабль шёл ровнее и лишь иногда нырял в глубокую водную яму. Волосы Ричарда высохли и теперь вились лёгкими темными волнами.
    – Этот корабль? – спросила она.
    – Да.
    – Он очень красив.
    Капитан помолчал, а затем бросил взгляд на часы.
    – Анна, я совсем замучил вас, – спохватился, – а ведь вы, верно, голодны!
    Она засмеялась:
    – Смертельно!
    – Тогда подождите, – он вышел и отдал несколько приказаний, спустя минуту вернулся. – Это займёт какое-то время. А пока – хотите вина?
    Пока он разливал вино, Анна ненавязчиво следила за ним. Капитан был очень хорош собой, но если вчера она и замечать этого не хотела, то сегодня, почувствовав духовную близость, уже легко могла это признать. Среднего роста, подвижный и вместе с тем сильный, как все моряки. Черты лица – гармоничные, строгие, но улыбка смягчала их, делая весь облик необыкновенно приятным. Глаза капитана – синие, что неожиданно при тёмных волосах; на загорелом лице они сияли, как два озера. Он встряхнул головой, отбрасывая непослушную прядь, и Анна невольно залюбовалась. Сколько уверенности, энергии! Он сдерживает её, но она проявляется в каждом жесте! Анна видела слишком много «комнатных» мужчин, выросших в душных залах дворцов, а потому могла оценить эту живую, свежую красоту. К тому же, в отличие от других, он и одет был очень просто: никаких кружев, манжет; белая рубашка свободного покроя с высоко закатанными рукавами, кожаные брюки и хорошей работы сапоги. Всё просто, неброско, и от этого – ещё более красиво. «Как странно, – думала Анна, – чем меньше человек стремится украсить себя, тем привлекательнее он. Такой человек живет той гармонией, которая находится внутри него самого. Не потому ли так мучается капитан, ведь он в самом себе нарушил эту гармонию, эту красоту…»
    Она и не подозревала, насколько верно подметила основную черту капитана. Человек, жизнь которого должна была быть предельно простой, неожиданно для себя сделался преступником, убийцей. Разорять, поджигать – разве об этом он мечтал? К этому стремился? Сильный, цельный характер, и только одна маленькая слабость, и вот – всё разрушено, а будущее туманно и неопределённо. Потеряна цель, путь назад закрыт сводом законов и ненавистью, для которых он – отверженный. А эта женщина, – Ричард мельком взглянул на Анну, – эта женщина всё понимает своим непостижимым сердцем, всё знает, всё чувствует. И  от этого так близка…  Что за загадка таится в ней? И как могло случиться, что он, никогда бы не доверивший муку своего сердца мужчине, доверил её женщине?
    Он подал бокал. Наверное, дело в ней самой. Эта ласковость, мягкая нежность, какая-то особенная доброта. Анна пытается скрыть её за маской внешних приличий, но она невольно проливается в каждом движении. Ричард сел, пригубил вино, незаметно наблюдая за Анной. «Как странно, – думал он, – что зло выступает в человеке сразу и ярко, даже если его пытаются скрыть, а доброта всегда таинственна и может быть заметна не тотчас же. Но если она есть, то непременно проявится: в слове, жесте,  даже простом повороте головы…».
    Анна молчала. Казалось, она задумалась. 
    –  Как я хотел бы, – негромко сказал капитан, – как хотел бы быть не привязанным ни к чему земному, а просто плыть и плыть, глядя на линию горизонта. И думать лишь о ветре и силе волн.
    – Так будет, Ричард, – ответила Анна. – Однажды вы подниметесь на борт своего собственного корабля и возьмёте курс туда, куда вам захочется, а прошлое просто забудется.
    Он посмотрел на неё с улыбкой:
    – Это из области мечты. Такое прошлое не забывается. Никто не доверит мне даже крохотную шлюпку.
    – Кто знает…
 
    Вечером, гуляя по палубе, Анна наслаждалась покоем, воцарившимся в её душе. Выслушав рассказ капитана, она словно приняла те обстоятельства, что понудили его к такому отчаянному шагу. Жизнь непроста и порою ставит нас в ситуации крайне сложные, запутанные, неподвластные нам. Сердце Анны оправдывало капитана и прощало ему всё: и излишнюю привязанность к кораблю, и его ошибки, и заблуждения. Даже то, что была его пленницей, она прощала ему. И лишь одно волновало Анну: как прекратить это горестное стечение обстоятельств, как помочь Ричарду вернуться в нормальное течение жизни, стать полноправным членом общества?
    Она не знала. Ни одна мысль, приходившая ей в голову, не была подходящей, ни один план не мог осуществиться.
    Женщина вздыхала, кусала губы, постукивала носком туфли о дощатый пол палубы. Всё не так, всё не то…
    – Леди Анна, – вдруг раздался за спиной тихий голос, – не желаете ли вы наведаться вместе со мной на камбуз?
    Ричард стоял рядом, держась за поручень.
    – На камбуз? – она растерялась. – А что мы там будем делать?
    Он засмеялся:
    – Воровать еду, конечно. Кок ушёл спать, а мой слуга-матрос не рискнёт вторгнуться в его царство, чтобы соорудить мне бутерброд с ветчиной. Придётся сделать это самому. Не хотите присоединиться?
    Глаза капитана весело блестели, и Анна, хоть и не была голодна, заразилась его озорством.
    – Конечно! – смело подняла голову. – Только отвечать за всё придется вам!
    – Отвечу!
    Он предложил ей руку и, крепко ступая, провёл в заднюю часть кормы, где располагался камбуз. Дверь была плотно прикрыта, и на ней висел огромный замок.
    – Здесь начинаются владения кока, – негромко сказал капитан, доставая связку ключей. – Если нас поймают на месте преступления, нам не поздоровится.
    – Но я слышу запах ветчины! – повела носом Анна.    – Теперь нас не остановишь.
    Ричард улыбнулся, и она увидела, как блеснули белые зубы в неярком свете корабельных огней. «Он очень красив», – подумалось ей. И тут же смутилась.
    Внутри оказалось темно. Капитан затеплил свечу, огляделся. Жирные окорока висели под низким потолком и мерно раскачивались в такт движения судна.
    – Так, вот нож.
    Пока Ричард нарезал хлеб и ветчину, Анна подала тарелки. Салфеток не нашлось, но они аккуратно разложили бутерброды и прикрыли чистым полотенцем.
    – Я уже голодна, – сказала она, наблюдая за тем, как гибкие пальцы Ричарда управлялись с пластинками мяса.
    – Мы отнесём это в каюту и запьём отличным вином.
    – Никогда не была воришкой. Даже не знала, что это так забавляет.
    Он улыбнулся и задул свечу. В эту секунду корабль качнуло. Ей пришлось протянуть руку и уцепиться за плечо капитана, чтобы не упасть; тот поддержал Анну за локоть. Минуту или две, пока барк не обрёл равновесие, они стояли так близко, что слышали дыхание друг друга. Анна напряжённо замерла, заворожённая, и даже в тот миг, когда уже можно было освободить руку, продолжала стоять. Капитан тоже не торопился. Казалось, он ждал первого жеста с её стороны. Наконец, она вздохнула и повернулась к двери.
    – Благодарю, – прошептала едва слышно.
    Они вышли наружу и, не глядя друг на друга, направились к каюте Ричарда. «Ничего не случилось!» – убеждала себя Анна, но понимала, что случилось. Она не оттолкнула капитана и не отстранилась сразу потому, что в глубине её существа происходила странная перемена. Духовная близость, которую она ощутила сегодня, послужила тому, что стала естественной близость физическая.  И это приводило Анну в смятение…
    В каюте, под ярким светом ламп, она свободнее расправила плечи, а через минуту забыла о происшедшем. Они весело расставили тарелки, налили вина. Только капитан не забыл, и лицо его долго сохраняло то таинственно-ласковое выражение, что так нравилось Анне.
    Они говорили о ветре, о зимних суровых вьюгах, о том, зачем моряку непременно нужна борода, и Анна смеялась, и чувствовала себя очень легко, и лишь одного не могла понять: почему этот едва знакомый человек кажется ей таким дорогим…

    Миновал день, другой, третий. Анна много читала, гуляла, даже выходила на берег, когда корабль сделал стоянку в скрытой от посторонних глаз бухте, чтобы пополнить запасы свежей воды.  К своему собственному удивлению, она не скучала, не тосковала, а мысль о побеге казалась ей чем-то недостойным, как нарушение соглашения, принятого между нею и капитаном. Теперь она не сомневалась, что он отпустит её, едва лишь выкуп будет получен: для неё налицо была честность и прямолинейность Ричарда.
    И всё же происходило нечто, что незримо волновало её душу: это полные тепла отношения с капитаном. С чуткостью женщины Анна безошибочно угадывала, что нравится ему, хотя между ними не прозвучало ни одного нескромного слова. Но та исключительная предупредительность, которой он окружил свою пленницу, а также полное отсутствие властности с его стороны говорили о многом.
    Сама же Анна с радостью открывала в Ричарде новые черты. Яркий недюжинный ум, прекрасное чувство юмора, открытая весёлость. Капитан умел внимательно слушать, задавал глубокие вопросы. Они говорили о многом, об одном лишь старались не говорить: о личной жизни Анны, её замужестве и тех причинах, по которым она оказалась надолго оторванной от супруга. Словно невидимое табу мешало касаться этой темы, а потому, чувствуя, что разговор заходит в опасное русло, оба замолкали. «Он стесняется спрашивать», – думала Анна. И стеснялась отвечать.
    Вечерние беседы сближали их всё больше и больше, а обед в обществе пирата уже перестал смущать женщину и воспринимался ею как нечто само собой разумеющееся. Иногда на него нападала молчаливость, и тогда Анна понимала, как тяжело для Ричарда то положение, в котором он оказался. В такие минуты ей хотелось подойти, погладить его по лицу, поматерински сказать: «всё образуется», – но она оставалась сидеть, хотя ей казалось, что Ричард чувствует её незримое желание.
    Прошло ещё два дня. На пятое утро своего путешествия Анна вышла на палубу и бросила быстрый взгляд на мостик. Ричард был там и, заметив пленницу, ласково кивнул головой. Она же, немного пройдясь, села на узкую скамеечку и стала любоваться морем.
    В этот момент старший офицер проводил обучающий курс с молодыми матросами. Он что-то объяснял, указывая на паруса, а затем поднялся на ванты, приглашая следовать за собой. Но не все могли сразу повторить его манёвр, были и такие, что со страхом взирали  на казавшиеся им ненадёжными веревки и канаты. Офицер настаивал, а затем повысил голос. Он требовал послушания, но один юный и неопытный матрос побледнел, опасаясь высоты, и Анна с сочувствием следила за ним. В эту минуту подошёл капитан. Он знал, что происходит и, видимо, знал, как помочь матросу, потому что внезапно начал раздеваться. Небрежно бросив сюртук у подножия мачты, Ричард быстро, почти бегом стал подниматься по вантам. Анна залюбовалась его смелыми и ловкими движениями. Но когда капитан не остановился на полпути и продолжал подниматься выше, она забеспокоилась. «Куда он? – думала  женщина. – Он разобьётся!» Матрос, пристыженный, преодолел свой страх и тоже начал карабкаться вверх, но взгляд Анны был прикован не к нему, а к капитану, который, судя по всему, личным примером решил вдохновить моряков. «Спустись, спустись, – умоляла Анна, – что за безрассудство! Разве можно так рисковать!» В этот момент порыв ветра наполнил паруса, корабль качнуло, и Ричард, как показалось Анне, потерял равновесие. Она закрыла глаза. Всё задрожало в ней самой. «Он упадёт, – шептала она, – упадёт и разобьётся!» Но бурная овация заставила женщину опять взглянуть вверх. Матросы аплодировали капитану, который в этот момент достиг самой высокой точки, марса. Немного постояв в смотровом гнезде и оглядев горизонт, капитан принялся спускаться. Спуск – тоже нелёгкое дело, требующее осторожности и сноровки, а потому глаза новичков восторженно следили за действиями капитана. Только Анна уже не могла смотреть и, повернувшись, быстрым шагом ушла в каюту…
    «Что со мной? – спрашивала она себя. – Почему я так разволновалась? Я видела сотни людей, карабкающихся по вантам, и ни разу не испытывала ничего подобного. Зачем он сделал это у меня на глазах? Неужели не понимает, как мне страшно?»
    Лёгкий стук в дверь прервал её мысли.
    – Леди Анна, – негромко позвал Ричард.
    Осторожно, стараясь ничем не выдать чувств, она поднялась. Он стоял на пороге и внимательно вглядывался в её лицо.
    – Вы ушли так внезапно, я подумал, не стало ли вам плохо?
    Секунду или две Анна молчала, а затем напряжённо сказала:
    – Благодарю, со мною всё хорошо. Но вы… Вы… Не смейте больше делать такое, когда я рядом!
    Она едва сдерживала слёзы, и капитан, не понимая, в чём дело, изумленно рассматривал её.
    – Чем я обидел вас, Анна? Что произошло?!
    – Вы рисковали собой! Только для того, чтобы показать матросам… Но не подумали, что я… – её голос прервался.
    В глазах Ричарда мелькнула догадка. Он слегка отступил, мягко склонил голову:
    – Вы правы, я не подумал. Простите. И – благодарю…
    Последние слова капитан произнёс так тихо, что Анна едва расслышала их. Медленно, со словами «извините, я бы хотела остаться одна» она закрыла дверь и вернулась к кровати. А затем долго сидела в каком-то странном оцепенении, прислушиваясь к тому, как волны бьют в корму, как мерно скрипят снасти, и как порою доносится властный, чёткий голос, отдающий приказания. «Я знаю, что со мной происходит, – понимала она, – но это так страшно, что даже думать об этом не хочу…»
    Вечером, сидя на своём обычном месте за обеденным столом, Анна делала вид, что ничего не произошло, и с самым спокойным видом слушала то, что рассказывал ей Ричард. Но – не смеялась, не шутила, и даже улыбка лишь раз или два коснулась её лица. Капитан заметил это и стал серьёзнее, а потом внезапно спросил:
    – Анна, вы простили меня?
    Она побледнела.
    – Мою неосторожность, – продолжал он, не сводя с неё взгляда.
    Анна не знала, что отвечать. Простила ли она то, что он ранил ей душу? Что заставил страдать, едва ли не терять сознание от страха за него? Исподлобья взглянула на Ричарда и тихо ответила:
    – Просто не делайте больше такое в моём присутствии…
    – Я должен был показать морякам, что бояться нечего.
    – Я поняла. Но мой страх за вашу жизнь от этого не стал меньше.
    Он поднялся, прошёлся по каюте, остановился неподалеку от Анны. Казалось, ему хотелось что-то сказать, но промолчал и вернулся на прежнее место.
    – Обещаю, что больше не стану делать ничего, что может вас огорчить, – наконец, произнёс капитан, и Анна облегчённо вздохнула.
    Чуть позже, когда слуга-матрос принёс чашечки с кофе, она немного повеселела, но капитан стал молчалив. По-видимому, какая-то мысль лишила его хорошего расположения духа. Анна пыталась понять, что именно, но не заметила, как Ричард быстро взглянул на её руку с обручальным кольцом.
    Прощаясь и желая друг другу доброй ночи, они вели себя естественно и непринужденно, а в последний момент капитан склонился и с нежностью поцеловал её ладонь.
 
     Утром, стоя на палубе, Анна с удовольствием наблюдала за ходом корабля.  Это был тяжёлый трехмачтовый барк, рассекавший водную гладь уверенно и грациозно. «Любовь Ричарда», – подумалось Анне, и ей вдруг захотелось погладить корабль. Она легко оглянулась: никто не заметит? – и ласково коснулась поручней. «Мне нравится то, что нравится ему…»
    Чуть позже она опять смотрела, как первый помощник обучает матросов, но теперь уже Ричард, выполняя данное ей обещание, не принимал в уроке участия. Впрочем, на этот раз его личный пример был и не нужен: всё шло гладко, матросы старались, и даже тот, совсем юный, достаточно уверенно держался на вантах. Женщина прошлась,  любуясь солнцем, просвечивающим сквозь паруса, вдохнула свежий морской воздух и вдруг ощутила прилив счастья. Она подняла голову, взглянула на ясное небо: «откуда  счастье, если я – пленница и не могу распоряжаться собой?» И – поняла. «Вот она, причина моего счастья, – подумала, мгновенно краснея, потому что в эту минуту на мостике показался сам капитан. – Но так нельзя, нельзя! Это невозможно!» Ей хотелось уйти, спрятаться в своей каюте, но слишком хорошо было это утро, и волнующая близость Ричарда, и слишком прекрасно казалось то, что происходит с нею самой.
     – Леди Анна, – прозвучал рядом весёлый голос, – вам известно, что, находясь на палубе, вы очень мешаете?
     – Мешаю? Вам? – слегка растерялась Анна, поворачивясь к капитану.
     – Мне – нет, а вот моим подчинённым… Им нравится больше смотреть на вас, нежели на паруса и канаты.
    Он говорил, а глаза его сияли, и Анна видела отзвук того же счастья, что сверкало в ней самой.
    – И поэтому вы  решили наказать меня и называете «леди Анна»?
    – Ни в коем случае! – засмеялся он. – Но я собираюсь увести вас с палубы – пить чай.
    Они прошли в каюту, где уже расставили чашки и блюдца с пирожными; Анна села, расправила складки светлого утреннего платья.
    – Сегодня я собираюсь, – сказал капитан, устраиваясь напротив, – расспросить вас о вашей семье. Если вы разрешите, конечно.
    «Наконец-то, – подумала женщина, – что-то дало ему смелость спрашивать. Не моё ли вчерашнее беспокойство?»
     – О ком рассказать вам, Ричард? – непринуждённо отвечала она. – Об отце? О муже?
     – Сначала – об отце.
     Анна ненадолго задумалась.
     – В нашей семье – пять человек. Отец и четверо детей. Мама умерла три года назад.
    Капитан внимательно слушал.
    – С отцом живут младшие сестры, я же и мой брат имеем свои семьи.
    – Но, тем не менее, вы очень близки?
    – Да, это так. Я особенно люблю отца, и порою мне кажется, что он выделяет меня среди своих детей.
   – Вы задумывались, почему?
    – Может быть, во мне он видит мою маму?
    – Вы с ней похожи?
    – Не столько внешне, сколько характерами. Так говорит отец.
    – В характере вашей матери так же были правдивость и искренность, глубина, умение сострадать другому человеку?
    Анна зарделась. Его прямота смущала её.
    – Мама была очень мягкой. Мне иногда не хватает её кротости.
    – Напротив, мне вы кажетесь человеком с очень тонкой душой.
    – Ричард!
    – Я смутил вас? Простите. А ваш  супруг? Давно ли вы замужем?
    – Почти четыре года.
    – Он молод, хорош  собой? Расскажите мне о нём.
    Анну немного стеснял разговор о муже, но, по-видимому, между ней и капитаном уже сложилась привычка говорить достаточно прямо, а потому она отвечала:
    – Генри старше меня почти на семнадцать лет. Он прекрасный человек, джентльмен, очень образованный.
    – Как вы познакомились?
    – Старший брат однажды привёл его в наш дом. В то время они работали над важным проектом.  Он – инженер, строитель кораблей.
    Ричард заинтересовался:
    – Хотелось бы мне поговорить с человеком, проектирующим наши корабли!
    – Вы бы внесли дополнения?
    – Изменения, миледи, изменения! Порою тот, кто проектирует корабль, не совсем точно понимает все нюансы его применения. А поэтому капитанам и инженерам неплохо бы иногда встречаться. Для обмена мнениями!
    Анна улыбалась. Ей нравилась его непосредственность, она понимала, что капитан немного поддразнивает её, но разве можно на него сердиться?! И кроме того, он так нравился ей с этой веселой улыбкой на устах!
    – Ричард, оставьте свое пиратство, – ответила Анна, – и я познакомлю вас с мужем. Думаю, вы найдёте много общего и помимо кораблей.
    Капитан внезапно нахмурился. Замечание, сказанное совершенно невинным тоном, без намерения обидеть его, всё же мгновенно вернуло к действительности: той, где он был разбойником и изгоем, а она – его пленницей. Лёгкость, царившая между ними до этой минуты, исчезла. Анна поняла это и казнила себя за неосторожные слова. Но она умела просить прощения! Ни секунды не  мешкая, она прикоснулась к его руке:
    – Что бы ни случилось, Ричард, вы навсегда останетесь мне другом.
    Он был изумлён и не скрывал этого:
    –  Другом?!  Анна, я не стою и капли вашей дружбы, вашего хорошего отношения! И то, что вы радуете меня своим присутствием, есть результат исключительно вашей доброты, но не моих добродетелей…
    Она тепло сжала его руку. Это было ответом. Но в то же время и неслыханной дерзостью! Воспитанная в строгих законах, предусматривавших все тонкости общения между мужчиной и женщиной, – если они не женаты,  разумеется, – Анна никогда  не позволила бы себе такого ни с одним человеком. Ни с одним, кроме него…
    Капитан склонил голову.
    – Ты не боишься нарушать правила, Анна, – негромко сказал. – Как я ценю в тебе это!
    – Ни одно правило не вместит в себя человеческое сердце, – отвечала она, не раздумывая. – И не нужно взвешивать себя на весах, когда ты со мной.
    Последние слова она произнесла так тихо, что он поднял взгляд: не ослышался ли? То, что происходило между ними, не поддавалось никакому объяснению, никакой логике! Вместо вражды – явная привязанность, вместо отвержения – чувство  глубокого доверия. И исходило это от неё, удивительной женщины, в душе которой царило невероятное, небывалое всепрощение. Несколько секунд он с трепетом, не отрываясь, смотрел ей в глаза: «она делает из врага – друга одним движением своей руки, одним взором, одним порывом сердца…»
    Наконец, капитан ласково и осторожно отпустил её ладонь и встал.
    – Ты – сокровище, Анна. Ты несёшь в себе чистоту, а потому не хочешь замечать порочности других.
    – Порочность, как ты говоришь, бывает двух свойств. Одна проникает глубоко и делает всего человека порочным и грязным. А другая  лишь слегка касается его души, не загрязняя её, не проникая вглубь; такую порочность легко смыть. Она не может овладеть всем человеком, она не имеет прав на человека. Для такой порочности есть название – ошибка, заблуждение.
    – Ты единственная, кто способен простить такую порочность. Остальные никогда не простят мне подобного «заблуждения».
    – А если бы простили?
    – Это невозможно, Анна! Мы живём в мире, где подобные «заблуждения» караются смертной казнью.
    Она побледнела. А он продолжал:
    – Я живу на этом корабле, месяцами не выходя на сушу, не потому, что мои ноги не хотят почувствовать прочность земли, а потому, что я – преступник, и тот, кто поймает меня, будет награждён за «поимку нарушителя закона».
    Наконец, он увидел, какое действие на неё произвели его слова.
    – Прости, я не хотел напугать тебя. Только сказал правду.
    Она долго сидела в молчании, лишь трепет губ выдавал волнение.
    – Этого не будет никогда, – сказала, наконец, Анна, подняв голову и глядя на Ричарда прямо и твёрдо.
    – Никогда? Почему?
    – Этого не будет никогда, – повторила она. –  Не спрашивай меня,  почему. Я знаю это сердцем.
    Попрощалась и вышла.
   
    Ей было плохо, очень плохо, и хотелось остаться одной, чтобы понять, отчего. Она легла в постель, не раздеваясь, и постаралась успокоить мысли. «Ричард, Ричард… Да, он – пират, но он добрый, чуткий, честный человек. Я чувствую это так, как если бы много лет знала и любила его. Но как же? Разве любовь не приходит вслед за постепенным привыканием, длительным узнаванием друг друга? И откуда это странное чувство родства?»
    Как ей не хватало сейчас её умного, знающего отца! Он бы помог разобраться в нахлынувших на неё чувствах. Но разве посмела бы она всё рассказать отцу? Конечно, ведь сама Анна не сделала ничего, чего нужно стыдиться, кроме, пожалуй, последнего пожатия руки, слишком смелого, слишком откровенного. Но даже это она могла оправдать! Ведь Ричард нуждался в поддержке; отверженный всеми, в сущности, один в бескрайнем море, он должен был получить хоть каплю понимания, дружеской теплоты,  и получил её. И неважно, что она – женщина и что её поведение, стань оно известным, могло бы заслужить порицание общества. Так ли важно, что говорит и думает общество, если перед нами – глубоко страдающий человек?
    Корабль качало, и Анна понемногу успокоилась, поддавшись мерному ритму его движения. Закрыла глаза и стала думать о муже.
    Четыре года назад, дав согласие стать женой Генри Уоллсона, человека, бесспорно, достойного, Анна испытывала истинную радость. Надёжный брак с тем, на кого могла опереться, кому довериться. Она не ждала большой любви, но с замужеством пришла привязанность, а вместе с ней – чувство глубокого удовлетворения, уверенность в том, что будущее надёжно и прочно. Их отношения, слегка церемонные, всё же были исполнены теплоты. Но никогда, никогда Анне в голову не приходило, что её сердце умело гореть, что она могла так бояться кого-либо потерять, и что ровный огонь, согревающий её изнутри, мог превратиться в такое пламя!
    Ричард разбудил всё, что было в ней женского: и чувство, и страсть, и нечто неведомое, что пряталось таинственно в сердце. И силу этого она поняла лишь сейчас, когда острая действительность ударила её со всей жестокостью. «Потерять! Мне страшно его потерять! Он заговорил о возможной казни для него, и я  чуть не упала от горя…»
    Она лежала до вечера, немного уснула, но когда пришёл матрос звать её к обеду, то была не в состоянии выйти. Чувства успокоились, но болела голова, и появился страх: за него, Ричарда, и за себя. Она поняла, что уязвима, что дальнейшее сближение с ним может принести ей много бед, а потому невозможно далее быть так близко вместе, и что оставшееся время она проведёт затворницей в каюте. Эта мысль принесла ей некоторое облегчение; поднявшись, Анна поправила волосы, зажгла свечи. Хотела взять книгу, но в этот момент раздался твёрдый стук в дверь.
    – Анна, я могу войти? – спросил капитан.
    Это был его корабль, она не имела права ответить «нет».
    Он вошёл и впустил матроса с подносом, на котором стояли прикрытые крышками блюда. Оставив поднос на столе, матрос удалился.
    Капитан стоял посреди каюты и пристально смотрел на неё:
    – Что случилось? Почему вы вдруг лишили меня своего общества?
    Женщина растерялась. Что из своей правды она могла сказать ему? Что ей нездоровится? Что она тревожится за себя и за него? Или что смертельно боится его присутствия, этой близости, этих тёмно-синих глаз?
    – Я чем-то обидел вас, оскорбил? – продолжал настаивать Ричард.
    – Нет, нет!
    – Тогда что же?
    Анна замялась: как объяснить ему, не раскрыв своей тайны?
    – Ричард, простите, не обо всём можно сказать, даже если очень хочется быть смелой и откровенной!
    – Я оскорбил вас, или напугал. Может ли быть другая причина, то, о чём невозможно сказать?
    Она удивилась:
    – Конечно! Иногда человек не хочет говорить о своих чувствах, о страхах…
    – О страхах? Моё присутствие внушает вам страх?
    – Нет… – прошептала Анна.
    – Тогда что?
    «Я боюсь тебя потерять», – хотелось вымолвить ей, но она лишь смотрела полными надежды глазами: прочти сам то, о чём не может быть сказано!
    Несколько секунд капитан продолжал всматриваться. Наконец, опустил голову:
    – Простите, я  крайне навязчив.
    И развернулся, чтобы уйти. Но могла ли она отпустить его?! Он не сделал и двух шагов, как возглас «Ричард!» заставил его обернуться.
     – Для меня нет ничего страшнее, чем потерять вас! – произнесла она.
    Капитан вспыхнул: он понял всё!  В одно мгновение был рядом и обнял так, что она задохнулась.
    Ричард молчал. Только долго, глубоко целовал её. Они стояли посреди каюты, прижавшись друг к другу, у Анны слёзы текли по щекам. Наконец, оба обрели способность говорить.
    – Я чуть с ума не сошёл, когда мне сказали, что ты не выйдешь к обеду. Ты, моя самая  большая радость последних дней!
    – Прости меня, Ричард, прости. Я так испугалась: и за тебя, и за себя.
    – И поэтому хотела спрятаться от меня?
   Она улыбнулась, утвердительно кивнув головой.
    – Ты забыла, что мы находимся на корабле. Куда бы ты ни пошла, всюду наткнёшься на меня!
    – Какое счастье, что мы находимся на корабле, и я могу каждый миг видеть тебя!
    Он смотрел на неё очень ласково, а затем опять принялся целовать. Время замерло. Внезапно капитан остановился и, сказав: «прости меня за дерзость», вынул шпильки из её прически. Волосы рассыпались тёплым потоком…
    – Что ты делаешь, Ричард, – засмеялась Анна, – я с таким трудом их уложила!
    – Хочу видеть твою красоту, – он любовался. – Ты прекрасна, прекраснее всех королев на земле!
    – Ты видел многих королев?
    – Видел! Одна из них была чернее шоколада и с огромным кольцом в носу, а её наряд заставил бы тебя покраснеть.
    Анна смеялась. Ричард вытер последние слезинки с её щёк и поцеловал чудесную улыбку.
    – Мы идём обедать, иначе мой кок снесёт с меня голову!

    Это был самый счастливый обед в её жизни. Она отпустила всё, – всё, что  могло помешать её счастью: чувство долга, память о муже, который ждал её на берегу, – все до единого чувства, кроме нежности и любви. Душа её была переполнена ими. Никогда мир не казался таким солнечным и прекрасным. Капитан сидел напротив, глаза его сияли. Она любовалась и тихо закрывала глаза: «пусть прозрение придёт после, – завтра, но не сейчас. Сейчас я хочу быть счастлива: один вечер в своей жизни, только один…»
    Ночью они стояли на палубе и, уверенные в том, что их никто не видел, целовались. Ветер шевелил паруса, часть которых убрали перед наступлением темноты, корабль тихо скользил по воде. Вдалеке светились огни маленьких береговых поселений.
    – Куда мы держим курс? – спросила Анна.
    – Мы идём на север вдоль побережья Англии. Ты всё ещё хочешь покинуть меня?
    Она покачала головой:
    – Мне никогда не было так легко, как сейчас, с тобой.
    – Пусть так будет всегда.
    – Ты же знаешь: я должна вернуться.
    – Не знаю.  Не хочу знать.
    – Любимый… – реальность тихо возвращалась в сознание. Ещё немного! Вечер ещё не закончен!  Впереди – вся ночь.
    Он целовал её руки, бережно, осторожно, а она обнимала его и нежно гладила по лицу.
    – Капитан! – раздался негромкий голос.
    Он будто очнулся. Неподалеку стоял боцман, который, по-видимому, хотел что-то сказать. Ричард отошёл на минуту, но вскоре вернулся.
    –  Анна, тебе нужно уйти в каюту.
    – Что-то случилось?
    – Нас преследует какое-то судно. Возможно, это ошибка, но лучше быть наготове.
   Он ещё раз поцеловал её, круто развернулся и ушёл.
   Спустя короткое время она услышала, как капитан приказал погасить все огни. Теперь корабль пробирался в темноте, и лишь иногда свет луны просачивался сквозь облака и освещал нежно белеющие паруса. Анна ушла в каюту, но не спала: она тревожилась. Раздеваться не стала, только прилегла на кровать, чутко прислушиваясь к тому, что происходит на палубе. Там было тихо, и она незаметно уснула.
 
    Их атаковали на рассвете. Английский военный фрегат, приблизившись на расстояние выстрела, внезапно открыл огонь из всех орудий. Ричард успел ещё ночью привести в боевой порядок весь экипаж, и они мгновенно ответили залпами, но первые удары фрегата пришлись по корме и повредили руль, лишив барк возможности маневрировать.
   Фрегат медленно заходил с левого борта. Оттуда неслась крупная дробь, летели ядра, скреплённые цепью, под их ударами ломались мачты, рвались паруса. Ответный огонь оказался малоуспешным: военные суда англичан оснащались намного лучше.
    Разбуженная грохотом, Анна в ужасе вжалась в постель. Корабль содрогался, и она тихо вскрикивала, в смятении думая, что при таких попаданиях судно скоро пойдёт ко дну. Но что же делать? Ричард, Ричард, где ты?!
    Неожиданно услышала звучный голос капитана: перекрывая грохот, он приказывал всем покинуть корабль. Сердце затрепетало: жив! Внезапно дверь распахнулась, и на пороге показался Ричард.
     – Анна, ты умеешь плавать? – быстро спросил он.
     – Едва ли, – прошептала она.
   Он схватил её за руку и вывел из каюты.
   – Шлюпки разбиты, нам придётся прыгать прямо в воду.
    С трепетом женщина глянула в серое море, где на поверхности плавали горящие части снастей, стелился дым.
    – Здесь высоко, Ричард, мы разобьёмся!
    – Уже не высоко: в трюме полно воды, и палуба осела. Взгляни!
     Но Анна оцепенела от страха:
     – Нет! Не могу!
     – Я буду рядом. Анна, скорее!
    Видя её замешательство,  капитан подхватил её и, поднеся к борту, резким движением бросил вниз. В следующую секунду раздался мощный взрыв…
   Оказавшись в воде, Анна отчаянно задвигала руками и ногами. Инстинкт подсказал ей правильные движения; какой-то матрос схватил её за рукав и помог удержаться на поверхности. Она оглядывалась, ища Ричарда.
    – Где капитан? – крикнула, глотая солёную воду.
    – Не знаю,  его не видно.
    – Найди его! Он должен быть в море.
    Матрос поймал кусок доски и подтолкнул Анне. В этот момент корабль начал быстро погружаться.
    – Леди, спасайтесь. Я найду капитана.
    Анна видела, как люди плыли к берегу. Но ей не доплыть: слишком далеко! И без Ричарда она никуда не поплывёт! Неожиданно почувствовала, что неумолимая сила тащит её вниз: это корабль, опускаясь ко дну, создал огромную воронку. Анна оказалась слишком близко, она едва успела вздохнуть, доска выскользнула из рук, и женщина с головой погрузилась в воду…

    – Мисс, откройте глаза, – сказал строгий голос прямо над ней.
    Анна с трудом разлепила ресницы. У человека было чисто выбритое  лицо и пристальный взгляд.
    – Вы слышите меня? Как ваше имя?
    Едва переводя дыхание, Анна назвала себя.
    – Укройте её, – сказал человек, – она в порядке.
    Несколько рук помогли ей сесть, кто-то набросил на плечи тёплый плащ. Анна огляделась. Она находилась на палубе военного фрегата, всюду виднелись матросы в английской морской форме.
    «Опять мужчины!» – с невероятной усталостью подумала женщина и хотела уткнуться в колени, чтобы расплакаться, но в этот момент врач склонился над кем-то, лежащим неподалёку. Знакомый поворот головы, загорелая, бессильно лежащая рука с тонкой полоской манжета…
    – Ричард! – легче птицы подлетела Анна.
    – Вы с ним знакомы? – спросил один из офицеров.
    – Да, это… мой брат!
    – Его оглушило взрывом, но сердце бьётся, – сказал врач, поднимаясь, – мы перенесём его в лазарет.
    – Благодарю вас…
    Едва врач отошёл, Анна с волнением вгляделась: Ричард был без сознания и страшно бледен. Но ресницы трепетали, и едва слышное дыхание согрело её пальцы, когда она поднесла их к его губам.
    Кто-то укрыл его шерстяным одеялом. Прошло несколько долгих минут, он глубоко вздохнул и открыл глаза. Анна приблизила к нему лицо, дождалась, пока все отвернутся, и сказала одними губами:
    – Ты – мой брат.
    Он едва заметно кивнул: «понял».
    После долгих объяснений со старшим офицером, когда Анне пришлось на ходу выдумывать историю о том, как она плыла к мужу в сопровождении брата и они оба стали пленниками пиратов, их, наконец, отпустили.
    – В вашем распоряжении каюта, миссис Уоллсон, один из младших офицеров потеснился для вас. А сэру Ричарду окажут помощь в лазарете.
    Анна не возражала. Она помогла перенести «брата» и переодеть его в сухую одежду; поправила постель, заботливой рукой раскинула одеяло. Убедившись, что он в надёжных руках доктора, нашла свою каюту. Это был крохотный кубрик, в котором едва помещалась узкая кровать и столик, но ей он показался роскошным дворцом. Радовало и то обстоятельство, что капитан, узнав о её намерении добраться до порта Н.,  обещал высадить их через два дня. «Это совсем близко, мне не понадобится даже менять курс».
    Крепкий матрос, помогавший переодевать Ричарда, принёс одежду и ей. «Простите, леди, – извинился смущённо, – на корабле нет дамского платья». Костюм состоял из простой холщовой рубашки, жилета, брюк и  сапог. Всё было чистое и добротное, но главное – сухое! Анна с удовольствием переоделась. Немного великовато, но если потуже затянуть пояс... Затем села на кровать и постаралась собраться с мыслями. Они живы, это самое важное. Ричарду придётся лежать день или два: врач сказал, что если он не покинет постели и постарается как можно меньше разговаривать, то вскоре сможет двигаться. Оставалось только надеяться, что никто из экипажа фрегата не видел его раньше и не узнает в нём капитана пиратского судна. И вскоре они будут на суше. А дальше…
    Дальше её путь – на юг, в поместье мужа.
    Анна со стоном опустила голову. Сердце, сердце, как удержать тебя?! Как заставить не страдать, не болеть; каким невероятным холодом стиснуть твоё тепло, чтобы ты не горело, не бушевало, не любило? В этом человеке – вся жизнь, и как оставить его, разорвать эту связь, как отделить себя от него,  если уже – неделимы?
    Но вопрос – возвращаться к мужу или же нет – не существовал. Анна была слишком цельной, слишком  сильной, чтобы даже не думать отказаться от своего «да», которое произнесла перед алтарём четыре года назад.  Но как жить, разрываясь внутри?!
    Нуждаясь в глотке свежего воздуха, она вышла на палубу. «Два дня, – думала напряжённо, – впереди – два дня. А может быть, даже три, если не торопиться покидать порт». В любом случае, ей нужно новое платье: нельзя же предстать перед мужем в таком наряде! Но у неё совсем не было денег…
    Рассеянно перебирая прядь волос, подсыхающих на ветру, она стояла у борта. К ней подошёл офицер, учтиво поклонился. Завязался лёгкий разговор. Офицер оказался знакомым её отца и встречал саму Анну в лондонском обществе. Женщина не помнила его, но поддержала беседу. Выразив сожаление по поводу постигших Анну неприятностей, офицер пригласил её в кают-компанию позавтракать. Она с радостью согласилась, но мысль неотступно вращалась вокруг Ричарда, и она попросила немного времени, чтобы проведать брата.
    Он по-прежнему лежал неподвижно и, кажется, спал. В лазарете находились другие матросы, пострадавшие в перестрелке, и они с любопытством взирали на молодую леди. Она посидела немного и уже собиралась уйти, как вдруг Ричард открыл глаза. Что он хотел сказать ей? Не было никакой возможности поговорить, расспросить друг друга о том, что произошло.
    – Ричард, – прошептала Анна, – мы на борту английского судна.
    – Мой экипаж? – спросил он одними губами.
    Она тихонько глянула по сторонам: все отвернулись, не желая смущать их.
     – Здесь нет никого, но я видела многих матросов, плывущих к берегу.
    Ей пришлось говорить, склоняясь к его голове и делая вид, что поправляет подушку. Он благодарно прикрыл ресницы, потом взял её руку.

    – Я едва не погубил тебя, – его голос был еле слышен.
    Анна ласково смотрела в дорогое лицо. Какая сила соединила их так крепко, что даже здесь, на борту военного судна, они оказались вместе? И как случилось, что спаслись только они?!
    – Ричард, ты помнишь, кто вытащил тебя из воды?
    Он кивнул, показал взглядом на матросов.
    – А я помню только, как корабль пошёл ко дну и потянул меня за собой. Это было ужасно! Невероятно, что я сижу здесь, рядом с тобой…
    Он загадочно улыбнулся. Она узнала эту улыбку.
    – Ты?! – изумилась Анна.
    – Когда раздался взрыв, я упал, но скоро пришёл в себя и увидел, что ты тонешь. Матрос держал тебя за руку, а потом отпустил. И я нырнул за тобой.
    Ну конечно! Кто ещё мог последовать за ней? Единственный человек, для которого его собственная жизнь была менее ценной, чем её!
    Стараясь быть сдержанной, Анна мягко смотрела на «брата». Как хотелось прикоснуться к этим губам, провести ладонью по щеке! Но она не могла позволить себе ни одного лишнего движения, ни единого нежного жеста. Матросы за спиной негромко переговаривались.
    – Ты голоден?  Я принесу тебе поесть.
    – Нет, не голоден, но я очень устал. Посиди со мной, пока я не усну.
     Он поцеловал её руку: жест, вполне допустимый между близкими родственниками. Закрыл глаза. Бледность стала меньше, по-видимому, силы возвращались к нему. Анна сидела рядом, пока дыхание Ричарда не стало ровным и спокойным.
    – Прошу вас, позовите меня, если ему что-либо понадобится, – попросила она медбрата.
    – Обязательно, леди.
    В кают-компании Анну окружили вниманием. Офицеры наперебой расспрашивали гостью, предлагали свои услуги. Стараясь следить за каждым словом, женщина быстро позавтракала и начала прощаться:  она опасалась, что может нечаянно проговориться или сказать нечто такое, что вызовет подозрение. Но всё же на один вопрос пришлось ответить.
     – Вы встречались с их капитаном, миссис Уоллсон?  Говорят, он неплохой малый, образованный и смелый капитан.
    – Нет, мне не удалось с ним поговорить. Все переговоры вёл старший помощник по имени Джон.
    На этом можно было бы и закончить, но в этот момент один из молодых офицеров пристально взглянул на неё. Анна смешалась: ложь для неё была просто ужасна. Сославшись на усталость, она поспешила выйти; мужчина последовал за ней. Возможно, ей лишь показалось, что он что-то знает, она напрасно тревожится, но стоило Анне остановиться у борта, как офицер подошёл и очень учтиво попросил уделить ему несколько минут. Анна смотрела на горизонт, стараясь не выдать волнения, но остро чувствуя опасность.
    – Я знал Ричарда Гардсона, – неожиданно прямо заговорил офицер, – я был ему другом.
    Она подняла глаза.
    – Мы учились вместе в морском училище, – пояснил он.– Ричарду всегда с трудом давалась дисциплина, но он был честен, справедлив, и все любили его. Возможно, он изменился?
    Мужчина смотрел на неё очень открыто, и Анне стало спокойнее.
    – Нет, не изменился, – тихо сказала она.
    – Я этому рад. Вы не стали бы защищать его, если бы было иначе?
    Офицер помолчал.
    – Он потерял свой корабль, и, возможно, теперь его жизнь обретёт другое русло. Хотелось бы верить в это. В одном я уверен: если его любит такая женщина, как вы, он этого заслуживает. Ведь вы… любите его?
    Анна не ответила, но её взгляд говорил красноречивее слов.
    – Помогите ему. Сила, которая есть в вас, способна на многое, – офицер поклонился. – И не беспокойтесь за вашего брата, пока он здесь, ему ничто не грозит.   
    Анна долго стояла одна; волнения этого утра совсем опустошили её. Больше всего на свете ей хотелось очутиться в безопасности, на земле. Но пока она здесь, она рядом с ним, а значит, каждая минута – бесценна.
 
    Два дня прошли незаметно. Анна всё время проводила возле Ричарда, демонстрируя всему экипажу пример нежной сестринской любви. Следуя совету врача, она запрещала ему говорить. Иногда брала книгу и просто читала, сидя рядом, а он любовался её склоненной головой, опущенными ресницами. В лазарет постоянно заглядывали молодые офицеры. Ричард ревновал безумно: он прекрасно понимал, что их интересует вовсе не здоровье раненых.
    – Мне нужно было назвать тебя своим мужем, тогда посетителей было бы меньше, – тихо смеялась «сестра».
    Наконец, показался порт Н. Стоя у борта, Анна вдыхала сырой утренний воздух и наблюдала, как медленно сокращается расстояние между берегом и кораблём. Внезапно к ней подошел тот офицер. Он поклонился и подал маленький свёрток:
    – Передайте это вашему брату.
    Глянув по сторонам и убедившись, что их никто не слышит, тихо продолжил:
   – Тут письмо и немного денег на первое время. Они вам понадобятся.
    Анна с благодарностью приняла подарок.
    – Вы не назвали мне вашего имени, сэр, – сказала она.
    – Джеймс Робертсон, леди. Прощайте.
    И он удалился.
    Анна держала свёрток в руках, когда на палубу вышел Ричард. Его мучило головокружение, но он старался, чтобы она не заметила этого.
    – Ты говорила с кем-то? – спросил он. – Голос показался мне знакомым.
    – Я потом тебе расскажу…
    Наконец, спустили шлюпку, крепкие матросы сели на вёсла, и через четверть часа они оба, кутаясь в плащи от сильного ветра, сошли на берег. Небольшой порт встретил их маленькими, крепко сколоченными домиками, аккуратными улицами и безразличными взглядами рабочих. «Как невыразимо приятно вновь обрести твёрдую землю под ногами! – подумала Анна. – Но главное, конечно, в другом: здесь никто не знает Ричарда, а значит, он  в безопасности…»
    Найдя гостиницу, они сняли номер с ванной и, как настойчиво просил Ричард, с диваном.
    – Моя жена плохо спит по ночам, – ответил он на удивлённый взгляд хозяйки: зачем молодой паре диван? – А потому будет лучше, если я не стану мешать ей.
    Они поднимались по ступенькам.
    – Я записал тебя как миссис Ричард Гардсон, – улыбнулся капитан.
    Едва дверь в номер за ними закрылась, он бросился целовать её.
    – Ричард, Ричард, ванну! – смеялась Анна.
    Она приняла ванну, переоделась в своё платье, которое ей удалось привести в порядок на корабле, и задумалась. Ричард ушёл, чтобы встретиться с другом, живущим в порту. Он оказался тронут, когда Анна отдала ему письмо старого товарища. Деньги пришлись как нельзя более кстати.
    – Я верну ему всё, когда стану на ноги, – задумчиво проговорил он.
    – Чем ты собираешься заняться?
    – Пока не знаю.  Но тебе больше никогда не придётся стыдиться меня.
    Анна сушила волосы и думала о том, что до имения мужа не более чем три часа пути. Завтра они уедут. Ричард согласился отпустить её, только если он сам сопроводит её до дома.
    Стемнело. Она зажгла лампу и заказала ужин. Ричард не возвращался, и она начала беспокоиться. Что могло так задержать его? Наконец, дверь открылась, и он вошёл, неся в руках большой сверток.
    – Это тебе.
    В свёртке оказался чудесный дорожный костюм: платье, накидка и даже маленькая шляпа. Тёмно-коричневый бархат отливал мягким теплом в свете свечей.
    – Но это же безумно дорого! – едва не вскричала Анна.
    – Я купил его в магазине готового платья. Портниха сказала, что может подогнать его по твоей фигуре, если будет нужно.
    Анна молча смотрела на него. Он понял:
    – Нет, нет, на этот раз я никого не ограбил. Мои деньги хранились у друга, – Ричард  помолчал, потом подошёл к ней, привлёк к себе. – Анна, у меня не было возможности сказать это раньше. Твоему отцу не придётся продавать поместья: я не отправил письмо.
    Она в изумлении смотрела на него.
    – Другие – да, а твоё – нет. Теперь оно лежит на дне океана, и, надеюсь, морская вода достаточно быстро уничтожит его, чтобы мне не было так стыдно за то, что я заставил тебя его написать.
    – Ричард, но – почему?!
    – Я  не мог. Ты помнишь наш первый вечер, когда я был... скажем, не очень любезен с тобой?
    – О! Конечно же, помню. Ты изводил меня своим несносным характером!
    Он улыбнулся:
    – Я объясню, почему. Давай сядем.
    Они присели, он взял её руки в свои.
    – В тот первый день нашего знакомства я ожидал увидеть капризную, избалованную аристократку, для которой манеры – это основа поведения, а её собственное благополучие – превыше всего. А потому и приготовился быть жёстким, неуживчивым и язвительным.
    – Что тебе прекрасно удалось! – со смехом отвечала Анна.
    – Но я ошибся. И понял это достаточно быстро, к счастью… Я увидел тебя: нежную, добрую, с чутким сердцем. Ты думала о других, беспокоилась о пленниках. Я был поражён, подумал, что это случайность, но ты не изменилась и на следующий день. Мне не оставалось ничего другого, как только признать, что за удивительной красотой твоего лица стоит не менее поразительная красота души. И – я влюбился. Почти мгновенно, даже не успев понять – как.
    Он с глубокой лаской смотрел на неё. Что могла ответить Анна? И всегда ли могут выразить слова ощущения сердца? 
     Они поужинали, не выходя из номера: горничная принесла большой поднос, уставленный горячими явствами. Потом Ричард устроился на диване и, подложив руку под голову, смотрел на неё. Анна расчёсывала волосы и в уме тихонько подсчитывала движения. Этому научила её мать: чем тщательнее расчесать волосы перед сном, тем лучше они растут.
    – А теперь отвернись, – сказала она и погасила лампу.
    Он отвернулся со стоном.
    Анне не спалось. Ещё никогда в жизни она не оставалась на ночь наедине с посторонним мужчиной. Присутствие Ричарда волновало её. Промучившись с час, осторожно поднялась и затеплила свечу. Подошла к нему, тихонько присела на краешек дивана. Он спал глубоким, спокойным сном утомлённого человека и не проснулся даже тогда, когда она поцеловала его.
    – Иди к себе, не мучь меня, – не открывая глаз, неожиданно сказал он.
    – Я думала,  ты спишь.
    Он взглянул на неё:
    – Анна, будет лучше, если ты вернёшься в постель.
    Она опустила голову и хотела встать, но Ричард мгновенно схватил её за руку.
    – Девочка моя, – заговорил он взволнованно, – пойми меня правильно! Для меня нет никого желаннее тебя… Но я ни за что не воспользуюсь даже минутой твоей слабости! Я слишком хорошо знаю твой характер: ты не сможешь жить с этим, будешь мучиться, а потом ещё и возненавидишь меня.
    В изумлении Анна смотрела на него: как он знает её так хорошо? Ведь именно об этом она думала целый час, лёжа без сна!
    Он поцеловал её, жарко, и она поняла, что он тоже не спал всё это время.
    – Мне тяжело расставаться с тобой, – прошептала она.
    – Я буду здесь, в этом порту, никуда не уеду. Стану работать на берегу, чтобы ты в любой момент могла позвать меня, если… Если вдруг понадобится моя помощь.
    Они долго сидели, обнявшись. Анна не могла разжать рук.
    – Ты – моя тихая гавань, – вдруг сказала негромко.
    – Я – тихая гавань? – удивился Ричард. – Напротив! Ты же видишь, вокруг меня всё бурлит!
    – Нет. Рядом с тобой моя душа отдыхает…
    Она замолчала. Он боялся сказать хоть слово, чтобы не нарушить удивительную гармонию, что воцарилась между ними. Сердце Анны выбрало гавань, и не ему разубеждать её в том, что здесь ей будет уютно и хорошо.
    Чуть позже он взял её на руки и отнёс на кровать.  Лёг рядом, прикрыл одеялом:
    – Доброй ночи.
    – Доброй…
    Бережный поцелуй, Анна нежно обвилась вокруг него и скоро уснула.

    Утром они сходили в город и заказали карету. Ее обещали прислать к двенадцати часам пополудни. Немного погуляли по набережной, позавтракали. Ричард рассказал о друге, которого навещал вчера. Этот человек занимался оснасткой кораблей и предложил ему стать компаньоном.
    – Это перспективное дело, кораблей становится всё больше, приборы – точнее, и это то, в чём я немного разбираюсь.
    – Мой капитан, – улыбнулась она.
    – Капитаном мне не быть уже, пожалуй, никогда.
    Они вернулись в гостиницу, и Анна принялась переодеваться. К её великой досаде, крючки у платья оказались на спине.
    – Ричард, – попросила она, выглянув в коридор: он стоял у окна. – Мне нужна горничная.
    – Ты не можешь одеться?
    – Я почти одета, но не могу застегнуть платье. 
    Он ушёл, но скоро вернулся.
    – Хозяйка послала служанку в порт за продуктами, а сама не может прийти: занята с гостями.
    Анна растерянно смотрела на него.
    – Повернись, – решительно сказал он, закрывая за собой дверь.
    – Ричард! Нет!
    Но он уже развернул её за плечи.
    Её кожа светилась тончайшей белизной. Осторожно, едва дыша, принялся  Ричард закреплять застёжки. Но как ни старался держать себя в руках, его лоб моментально покрылся испариной. Даже ночью, держа её в объятиях, он не волновался так сильно. Наконец, застегнул, повернул к себе и крепко-крепко прижал.
    – Анна, останься…
    Ей показалось, что сейчас весь мир расколется надвое! Ричард, Ричард! Как я могу сказать тебе «нет»? И как я могу сказать тебе «да»?!

    Они сели в карету, лошади тронули. Анна ни на секунду не выпускала его руки из своих. Она не плакала, но на сердце было глухо и тяжело, будто чёрный мрак разлился в груди. Всю дорогу оба молчали, но иногда Ричард поворачивал Анну к себе и целовал.
    Наконец, показался плавный изгиб бухты. Красивый дом, к которому направлялся возница, стоял на возвышении, в тёмно-зелёной рамке кедров и сосен. Карета немного покружила по изгибам дороги и остановилась перед воротами. Ричард глянул в лицо Анны, словно желая что-то сказать, проститься, но и он, и она понимали: медлить нельзя  – возница мог оказаться слишком разговорчивым и передать свои опасения слугам. А потому капитан тут же вышел и церемонно, слегка отстранённо подал руку даме. В доме захлопали двери, кто-то выглядывал в окно.
    – Ричард, зайди, - умоляюще взглянула Анна. – Хоть на минуту.
    Капитан склонил голову:
    – На минуту – конечно.
    Старый слуга, которого Анна тут же узнала, гостеприимно и радостно открывал ворота:
    – Миледи, мы давно вас ждём! Хозяин приказал каждый день растапливать камин в столовой и вашей комнате…
    – Сэр Генри дома? – тоном хозяйки спросила Анна.
    – Нет, он на верфи, но я сию минуту пошлю за ним.
    – Не спешите, не надо, мне нужно отдохнуть и принять ванну.
    Ричард удивленно взглянул: «как быстро меняется женщина, привыкшая повелевать!  Впрочем, ничего удивительного. Она – хозяйка, вернувшаяся из путешествия. Ну, а я…» Он хотел попрощаться и сесть в карету, но Анна, рискуя быть скомпроментированной, схватила его за рукав.
    – Андре, накройте стол с лёгкой закуской и подайте чаю, – обратилась она к слуге.
    – Андре? Вы – француз? – спрашивал Ричард, поднимаясь по ступенькам.
   – Мой отец из Нормандии, сэр, а мать – англичанка.
   В просторном холле капитан огляделся. Изящная, лёгкая постройка, со вкусом изготовленная мебель, но чувствуется, что дом ждёт женщину, которая превратит его в уютное гнездо.
     – Анна, – обернулся к ней.
    Она не смотрела вокруг, лишь на него. Казалось, ей безразлично всё, что её окружает.
    – Останься! – одними губами прошептала она.
    – Не могу. Ты же знаешь, я должен вернуться, и чем скорее, тем лучше.
    – Тогда выпей чаю.
    – Кажется, здесь кто-то забыл:  я – моряк, а когда капитан на вахте, ему никто не подносит чай с бисквитами.
    Шутка помогла, она улыбнулась. Он поклонился – глубоко, сдержанно, помня, что вокруг много внимательных глаз.
    – Ты дома, наконец. Прощай, – и направился к выходу.
    Но вдруг остановился.
    –  Совсем забыл… – он достал из кармана несколько листков. – Утром я сделал наброски. Если сочтёшь возможным, передай это своему мужу.
    Анна развернула письмо.
    – Здесь чертежи. Помнишь, мы говорили об усовершенствовании кораблей? Конечно, каждую деталь нужно просчитывать, но это сделает ход лёгким за счёт дополнительного угла…
    – Я передам ему, Ричард. Непременно.
    Капитан поклонился и вышел. Едва он скрылся за дверью, силы оставили Анну,  она упала на стул и с невероятной болью вслушивалась в шум отъезжающей кареты.
               
                *                *                *
     «Дорогой Ричард! Прошло семь месяцев, в которые я ничего не слышала о тебе и не решалась писать, но изменившиеся обстоятельства понуждают меня взяться за перо. Мой муж скончался. Это произошло так внезапно, что я  разбита, раздавлена. Я совершенно одна. Друзей нет, помощи – тоже. Мой отец не может приехать, так как  на его попечении младшие сестры.
    Ты однажды сказал, что, если мне понадобится поддержка, я могу позвать тебя. Я зову. Приезжай.
    Незадолго до смерти муж закончил постройку нового корабля. Это смелый проект: он внёс поправки с учётом тех изменений, которые рекомендовал ты. Комиссия не одобрила новшества, и тогда мы сами, на средства нашей семьи, продолжили строительство. Корабль готов и спущен на воду. Осталась лишь внутренняя отделка, но здесь должен выразить своё мнение тот, кому управлять кораблём, жить на нём – его капитан.
    Ричард, у этого судна нет и не может быть другого капитана, кроме тебя.
                Анна»
               
    Она отправила письмо и с замирающим сердцем принялась ждать. Смерть мужа поразила её; опустевший дом, шёпот слуг, долгие часы молчания – всё это ложилось на душу чёрным облаком тоски. «Только бы он никуда не уехал!» – думала Анна, переходя из одной комнаты в другую. К вечеру третьего дня она совершенно отчаялась. Могло ли быть, что он изменился, забыл её? Нет, нет! Ведь её собственное  сердце ещё не остыло, а память бережно хранила каждое слово, каждое объятие. «Наверное, он покинул порт, и сейчас его кружат волны других морей…» Но всё же, едва начало смеркаться, велела разжечь камин в комнате для гостей и ещё раз проверила, все ли готово на случай визита.
    С наступлением вечера резко похолодало. Порывистый ветер гнал тучи, дом окружили густые облака. Анна подходила к окну и не видела ничего: ни пустынной дороги, ни бухты, ни моря. Отчаяние и одиночество…
    Но она первая услышала стук лошадиных копыт. Резко встала: почудилось? Нет! У ворот стоял всадник.
    – Быстрее, быстрее! – крикнула она Андре и едва удержалась, чтобы самой не побежать отворять ворота. Это мог быть только посыльный!
    Мужчина вошёл, резким движением сбросил влажный плащ и шляпу. Синие глаза сверкнули. Ричард!
    – Девочка моя, прости, я запоздал. Твоё письмо застало меня в тот момент, когда я поднимался по трапу, – он целовал её холодные руки.
    Анна не могла насмотреться.
    – Ты хотел уехать? – спросила едва слышно.
   – Ненадолго, на два-три дня. Это – моя работа: я совершаю небольшие плавания с тем, чтобы проверить качество наших приборов.
    Он смотрел на неё очень нежно, а потом притянул к себе, желая обнять. Но она отстранилась: в доме были слуги, и Анна стеснялась.
    – Так, – голос Ричарда стал решительным и твёрдым, – у тебя есть знакомый священник?
    – Конечно.
    – А нарядное платье?
    Анна зарделась и пролепетала что-то насчет траура, но Ричард, кажется, уже всё хорошенько обдумал, потому что смотрел на неё спокойно и прямо:
    – Анна! Ты хочешь ждать ещё несколько месяцев? Или хочешь заставить ждать меня, после того как я каждый день сходил по тебе с ума?
    Она подняла лицо. Это был её Ричард, смелый, бескомпромиссный. Он любил её и  ждал нелицемерного ответа.
    – Нет, не хочу, – сказала она.
    – Тогда одевайся.
    – Ричард, в доме есть церковь. Я пошлю слугу в посёлок. Если священник не занят, он через час будет здесь. Но нам нужны свидетели.
    – Я подумал об этом. Мой друг едет в карете и скоро будет здесь.
    Анне вдруг стало очень спокойно. Ответственность за её жизнь взял на себя сильный мужчина, тот, кому она доверяла, и вся её неуверенность мгновенно исчезла. Она позвала слугу и дала указания.
    Пока горничная готовила платье, Анна спустилась в кухню и распорядилась об ужине. Он мог быть только очень скромным, но это никого не смущало. Не прошло и двух часов, как все собрались, а на праздничном столе ярко засияли свечи.
    Они обвенчались очень тихо. Потом поужинали, священник уехал, слуги отправились спать.
    – У меня есть к тебе просьба, – сказал Ричард, когда они, наконец, остались вдвоем.
    – Какая?
    – У нас всегда должна быть общая спальня.
    – Тогда мне придётся совершать плавания вместе с тобой! – улыбнулась она и, взяв его за руку, повела наверх.
 
    К утру небо расчистилось. Завтрак подходил к концу, когда Анна сказала:
    – Ричард, тебе, наверное, не терпится увидеть корабль. Он стоит в бухте, мы можем спуститься и осмотреть его.
    – Нет, – неожиданно ответил супруг, – сегодня я хочу быть только с тобой.
    У Анны даже лицо вытянулось:
    – Любимый, но это – мой самый главный подарок!
    Он засмеялся:
    – Ну, раз так, едем!
    Корабль стоял у причала, несколько человек охраняли его. Тонкие мачты уходили ввысь.  Анна помедлила: пусть поднимется первым! Но почему-то Ричард не спешил. Остановился, пожал руки рабочим, взглянул вверх, а затем стал не торопясь подниматься по трапу. Она улыбнулась: «наконец-то! Но вдруг – не понравится? Вдруг он разочаруется?» Тем временем Ричард обогнул палубу и прошёл на ют.
    – Анна,  иди сюда.
    Она подошла. Он был очень серьёзным.
    – Знаешь, какое у меня чувство сейчас? Как у человека, который женился на королеве и получил всё королевство в придачу. Не знаю, мог ли быть настоящий король более счастлив…
    Она облегчённо вздохнула:
    – Тебе нравится! Как я рада!
    – Ну конечно! Это отличное судно! Идём!
    Вместе прошли на корму, осмотрели все помещения: кают-компанию, камбуз, хранилище. Анна не впервые была здесь, но сейчас увидела судно совершенно иначе: глазами Ричарда. А он, наслаждаясь каждой деталью, пропускал сквозь пальцы гибкие тросы, постучал по обивке борта, оглядел якоря.
    – Ты знаешь,  как много даёт дополнительный якорь? – с воодушевлением объяснял он. – Это не только устойчивость, но, в случае необходимости, и мгновенный разворот. А вот этот шпиль…
    «Ты в своей стихии», – думала Анна и подспудно ждала чего-то главного. И это произошло.
    Осмотрев и ощупав всё, Ричард поднялся на мостик. Лёгкий шаг, развёрнутые плечи, но Анна, всегда тонко чувствовавшая его, вдруг ощутила… неверие. Будто, давно потеряв надежду, положив печать на самую главную свою мечту, капитан не мог до конца поверить: это – его корабль, его паруса, и каждая мелочь на судне принадлежит не кому-то, – ему!
    Он тихо стоял на мостике, положив ладонь на зачехлённый штурвал. И она увидела в этих глазах и лазурное небо, и переливы дальних морей, и даже ту особу знатного рода с огромным кольцом в носу…
    С тихой улыбкой она отвернулась.
    А Ричард спустился и подошёл к жене.
    – Девочка, да ты озябла! Хорош же супруг! Едем, едем домой.
    Они садились в карету, когда его лицо вдруг стало суровым.
    – Что? – спросила она.
    – Анна, ты знаешь, стоит мне оказаться у английских берегов…
    – Конечно, знаю. Но тебе не нужно плыть в Англию. Есть много других берегов.
    Он пристально вглядывался в неё:
    – Что ты имеешь в виду?
    – Новый Свет, Ричард, что же ещё?
    – Ты думала об этом? Но когда ты успела?!
    – Ночью. Вчера. Все эти дни.
    – Анна, но ведь это – совершено другая жизнь, другой материк! Ты будешь оторвана от своей семьи, от отца…
    – Для женщины нет никого дороже, чем её муж. Ты – и моя семья, и мой дом, и центр вселенной. Разве ты не знал? – тихо прибавила она. – Так мы устроены.
    Он с улыбкой и восхищением смотрел на свою жену.
    – Ричард, только, пожалуйста, дай мне достаточно времени на сборы!
    – Сколько угодно!!!