Дед Кузьма, мечтатель – авиатор,
Не добившийся, по жизни ничего;
Все твердил, что сам в том виноватый –
Даже и навеки уходя в покой….
Не летал – не знал такого счастья,
Летчиков-друзей встречал и провожал.
Чаще провожал, увы, гораздо чаще,
Чем в конце полетов их встречал….
Он обслуживал «летающие лодки»,
Те порою гибли на его глазах.
Душу всю сжигала горечь сводки –
Выход он искал все, наяву и…, в снах.
По натуре, он - Калашников, сметливый,
Но, к несчастью, «грамотишкой слабоват».
Тот, Калашников, он все же был счастливый,
Он, таки сумел «пробить» свой автомат….
А Кузьма–солдат носился все с идеей,
«Самолеты–лодки» научить нырять;
Отбомбит он…, тут же, и нырнуть успеет,
Водную, пусть враг потом прочешет, гладь.
Экипаж же скрытно в модуле отдельном -
Покидает ненадолго агрегат.
Самолету что? Он пусть лежит с неделю,
Как утихнет - в дело, без больших затрат.
Съемный винт и съемные же крылья…,
Он, конечно, представляет это все;
Как поднять его, не требуя усилья -
Есть идеи вроде, и на этот счет.
Жаль! Калашниковых было больше сотни,
А пробить идеи, лишь один сумел….
Очень трудно человеку от «поскотни»
Сформулировать идеи, как хотел…
Малограмотен он был в своей идее -
Штатным лишь посмешищем прослыл!
Там бы, в руководстве, кто бы был умнее –
Чтоб идее этой обеспечить тыл…
Обращаюсь к людям с творческой натурой:
- Рукописи, если даже не сгорят,
Перейдя они, в разряд макулатуры,
После долго за безграмотность корят.