Рыжий Витька, Оружейная палата и черные носочки

Илона Бёд
Илона Бёд.

Рыжий Витька, Оружейная палата и черные носочки.

Второй рассказ из цикла рассказов «Я – бабушкина дочка».

                Посвящается Виктору большому и Виктору маленькому.

И шагай, и пой беспечно -
Тири-тири-там-там-тирам!
Встреча обеспечена -
В плане все отмечено
Точно, безупречно и пунктиром,
Тири-тири-там-там-тирам -
Жирненьким пунктиром...

     Владимир Высоцкий.

     Бывает культура… и культура. Большая и маленькая. И это не значит, что большая - для больших, а маленькая - для мелких, для детворы. Ты, Марьяша, уже большая девочка, окончила первый класс на «отлично». Вспомни: «Как ты яхту назовешь, так она и поплывет!». Назвалась «отличницей» - держи марку, плыви под этим флагом. Знакомься с мировыми культурными ценностями, они - основа, хлеб духовный. А эта мелкая сиюминутная культурка, как жвачка, прилепленная на театральное кресло: трудно отскрести. Да, а с чего я заговорила-то об этом!? А, вспомнила! Надо у Галиного соседа, Петра Ивановича, взять пенсионное удостоверение, чтобы купить два льготных  билета в Оружейную палату. Напомнишь мне. Мы пойдем в Оружейную палату. Через две недели мы туда пойдем. Это будет третий понедельник месяца. Не забудь напомнить про пенсионное!

     Я спокойно слушала мою Лилю. Лиля - моя лучшая в мире бабушка, а я её любимая внучка, если рассматривать по-родственному. А так как мы живем вдвоем, и она воспитывает меня с пеленок, то я, как бы, получаюсь бабушкиной дочкой. Да Вы уже, наверное, знакомы с нами, и не удивляетесь, что она Лиля, а не бабушка Лиля. По крайне мере, наши знакомые уже не перевоспитывают нас. Они или дружат с нами много лет, или «мы их нейтрализуем и сливаем в отходы», так выражается Лиля.

     Сейчас у меня каникулы. Мы ещё не решили, как их будем проводить. «Всё упирается в деньги». Лиля говорит, что «что-нибудь» мы себе позволим после «обмозгования». А мне и дома хорошо. Главное, меня не сдают в «камеру хранения», как называл в детстве мой дядя Олег, Лилин сын, пришкольные и пионерские лагеря. Бабушка говорит, что она его туда сдавала несколько раз, так как его не с кем было оставлять дома, но ему там не нравилось.  Да и вставать приходилось рано утром! А я вот  сплю, сколько хочу! «Хотение» мое иссекает часам к одиннадцати утра, и мои глаза распахиваются навстречу обязательному «светлому будущему», и я, «как тот самый Мюнхаузен», говорю: «Вставай, Маруся! Тебя ждут великие дела. И начать ты их должна с геркулесовой каши».

     «Чтобы шкодить, нужно много энергии, - как-то сказала Лиля и добавила, переделав строчку из «Бородино», - Забьем живот мы кашкой туго». Это было в санатории в Пятигорске прошлым летом. Я там « открыла» для себя  геркулесовую кашу. В садике эту самую кашу нам давали каждый вторник: она была жидкая, сладкая, молочная и в меня не лезла совсем. Совсем! С детства, с младшей группы. А если уговорами и хитростью ей удавалась пролезть в количестве хотя бы одной ложки, то в сражение за чистоту живота от этой липкости вступал весь мой организм. Он побеждал и нянечку, и воспитательниц. Каша всегда изгонялась из меня, а заодно промывались слезами глазки, и прочищалось ором горлышко. И от меня отступились. Каждый вторник утро в садике начинался словами: «Знаем-знаем, помним-помним, только два бутерброда с маслом и какао!» И с тех пор, детский сад стал приятным местом для меня.

     И вот на завтраке в санатории передо мной поставили тарелку, в середине которой возвышалась плотная горка, слепленная из «грязного снега», а рядом, как коричневый мячик, лежала тефтелька. «Горка» была солененькая и вкусная. И тефтелька тоже понравилась. Мне всё  в санатории нравилось, даже само слово «са-на-то-рий» мне казалось необыкновенным, древнегреческим или древнеримским. Очень похожим на слово «цен-ту-ри-он», хотя я понятия не имею, что это. Но приличное должно быть слово, я его слышала на «Культуре». Надо у Лили спросить. Она - ходячая википедия. С «горкой и мячиком» мы справились быстро: и я, и Иришка все съели с удовольствием. Лиля с бабой Валей ничего не сказали, лишь удивленно переглянулись. Только через  несколько тарелок Лиля мне открыла «страшную тайну», что я ем густую геркулесовую кашу, просто, сварена она на соленой воде. И бабушки долго смеялись, когда я с важным видом заявила: «Хороший повар должен уметь выбирать правильный растравитель!» Отсмеявшись, Лиля сказала: «Хорошо, что тебя повар не слышал! Вот, Валь, ты говорила: «Демона» рано читать». Тут вон уже химией попахивает, если «растравитель» рассматривать, как растворитель. А может, уже пора с искусством Медичи знакомить? Если, конечно, растравитель будет работать по прямому назначению». Не знаю, как Иришка, но я поняла очень мало, но запомнила новое слово «медичи». Надо у Лили выспросить про этот вид искусства.

     Но что-то я далеко отошла от своего «светлого каникулярного будущего»: неторопливого завтрака для меня и чашечки кофе для Лили. Вставала она рано, поэтому и завтрак у нее уже «в прошлом». Но мы любили вот так вдвоем посидеть на нашей кухне, светлой и с симпатичными ромашками на шторах. Мы ведь за завтраком ведем утренние содержательные разговоры, планируем и перепланируем на-пла-ни-ро-ван-ное.

     У Лили есть две подруги: тетя Галя и баба Валя. Они все примерно одинакового возраста.

     Тетя Галя нам досталась «в наследство» от родной, уже умершей, бабушкиной сестры. Это была её подруга. Она одинока, кроме нас у нее никого нет. Точнее, кто-то есть, но на Сахалине, откуда она родом. «Родная кровь требует немыслимых денег», - так говорит тетя Галя, - а дружбе маленькая пенсия  и маленькая зарплата - не помеха». Тетя Галя ещё подрабатывает сторожем в Детской художественной школе. «Бюджетные копейки, как масло на хлебе, делают из куска простого хлеба уже бутерброд. Всё посытнее живется».

     Баба Валя - наша с Лилей находка. У нее есть внучка Иришка, которую я ещё маленькой откопала в песочнице, где сначала сама и засыпала песком. Мы играли в «пляж у моря», где недавно Иришка была с родителями. Я не была на море ни разу, и Иришка учила меня, как надо правильно на пляже засыпать песком отдыхающих. То, что песок после дождя был сырой, а мы стали похожи на двух чумазых поросят, нас нисколько не смущало. Эта игра  довела её бабушку, когда она отвлеклась от важных разговоров с другими бабушками и увидела, чем мы занимаемся, до «растрепанности чувств», она стала на нас кричать, а меня даже хотела отшлепать. Но моя Лиля все чудесным образом разрулила: нас с Иришкой замочили в ванной, в которую добавили ароматизированную морскую соль.  Во-первых, мы же играли в «пляж у моря». А во-вторых, чтобы мы были не только приятными для глаз бабушек, но и ещё нравились их носам.

     Наша соседка тетя Люда, когда возвращается с прогулки со своим пуделем, всегда жалуется на своего Цезаря. Так зовут ее черненького песика.

    - Знаешь, Лиля, он вечно нахватается на улице какой-нибудь дряни, и от него воняет тухлой селедкой. Приходиться купать часто.

     Вот и мы в песочнице, наверное, нахватали той же дряни, и от нас воняет. Моя Лиля считает, что мне и «Детского» мыла достаточно: «Нечего аллергию зарабатывать». Но такая  про-це-ду-ра, как купание в ароматной ванне, нам понравилась. Это слово «процедура» какое-то необыкновенное. Вот у Лили есть и пластинка, и пленка, и диск с песнями её любимого Высоцкого, так там в «Песне о гимнастике» это слово странным образом связано с дурами. Точно-точно, с дурами. Я несколько раз прослушала. А пластинку и пленку нам слушать не на чем, но Лиля их хранит очень бережно. А слушаем мы только диск или «он-лайн» на компьютере.

     - Пусть дети доиграют. Рядом с пляжем должно быть море. Они там плещутся. А на пляже, дорогая моя, бывают кафе, где готовят чудесный кофе и подают вкусные пирожки с яблоками для нас.

     Так рассуждала Лиля, и баба Валя, как «зачарованная», дала согласие на эту «аферу». «Как я дала себя уговорить, не знаю. Но кофе и пирожки были чудесными», - до сих пор вспоминает баба Валя. Если бы они знали, какое теплое было море! Они бы нам позавидовали и тоже захотели бы в нем искупаться! Хотя … они бы с Лилей с трудом  вдвоем уместились в ванне. А уж вчетвером! Нет, точно бы мы все не уместились, и море бы вышло из берегов и стало бы дождиком для соседей под нами.

     Вот с тех пор мы дружим и попарно, и все вчетвером. Или впятером, если присоединяется тетя Галя. К чему я это? А к тому, что они все в молодости обожали песни Владимира Высоцкого. Я их тоже знаю. Некоторые мне нравятся, некоторые уж очень хриплые. Но знакомилась я с его песнями в сказке про Алису. Он там так здорово пел о планах, причем сам же про них и сочинил. Разве не здорово звучит:

Чтобы не попасть в капкан,
Чтобы в темноте не заблудиться,
Чтобы никогда с пути не сбиться
Чтобы в нужном месте приземлиться, приводниться,
Начерти на карте план.

     Так вот, когда мы с Лилей решали наши проблемы или городили наши планы, она всегда пропевала куплет из песни Высоцкого:

Мы неточный план порвем, и
Он ползет по швам, там-тирам.
Дорогие вы мои, планы выполнимые,
Рядом с вами, мнимые - пунктиром,
Тири-тири-там-там-тирам, тоненьким пунктиром,
Тири-тири-там-там-тирам, тоненьким пунктиром.

     Но этим утром Лиля была явно чем-то взволнована и только сказала: «Планы выполнимые, мнимые - пунктиром». Но я не стала задавать никаких вопросов. Мы с неё уже столько лет вместе, что я точно знаю, что надо выждать, и Лиля сама все расскажет. Я расхваливала завтрак, что было и правдой, и подхалимажем. Правда была приятна моему животику, а подхалимаж - Лиле.

     - Красавица моя, вот ты - умный ребенок. А знаешь ли ты кто такой «сибирский хохотун»?

     Я бросила  пить какао и есть пирожки с капустой и закричала:

     - Ура! Я - самая умная на свете девочка, так как только я знаю, кто такой «сибирский хохотун», мой любимый сибирский хохотун! Это твой однокурсник Виктор Леонидович, который «ставит верх тормашками наш быт своими безумными идеями». Что, он приедет?

     - Марьяша, изволь допить какао и доесть пирожок. Мой труд не должен пропасть втуне. Приедут! Именно это известие не позволило назвать мне его «старым болваном», когда он мне сообщил, что купил билеты в Москву. Нет, ты представляешь, он купил их в восемь утра и решил поделиться со мной радостью, из Новосибирска, не думая о часовых поясах. Ну, не … этот самый! Не буду в педагогических целях повторять!

     - Старый болван?

     - Не-е-т! Старый болван - мягко сказано! Старый дурак! Ему я сказала по-другому: «Тебе, старому бабуину, не пришла в твою лысую голову мысль, что в Подмосковье в такую рань для меня радость спать и видеть сны не про тебя!» А он радостно загоготал: «Лилька, только ты называешь меня студенческим прозвищем. Слышали бы мои сотрудники! «Старый бабуин» приедет с «Рыжим». Подробности, когда выспишься!» И отключился. Ну, конечно, сон пропал, а вместо него пришла идея испечь наши любимые пирожки с капустой. Про которые твоя «модельная» мать говорит, что я ими тебя загублю. В голодные девяностые её с Олегом не загубила. Трескала пироги с капустой только так! Давала бы нам деньги на черную икру, и мы бы ели «канапе с черной икрой».

     - Лиля, разве канапе не диван? А почему «бабуин»? А когда они приедут? А где мама возьмет денег на «канапе с черной икрой»? А насколько они приедут?

     - Диван, ещё какой выпендрёжный диван! От королей Людовиков достался. Для выпендрёжной черной икры подходят только такие. Крошечные хлебные диваны, на которых восседают и красуются черные рыбьи яйца. Каждое яйцо по цене целого осетра! Миниатюрные такие «сбрендишьбродики». А ещё лучше «волованы!» Это такие пышные оборки из слоеного теста, из которых стыдливо выглядывают капельки черной  или красной икры. Стесняются, что так  их там мало. И мамин бомонд говорит: «Ах, ка-на-пэ! Ох, ва-ла-ва-ны!» А ест она их за чужой счет! За счет… Ну, не буду! Ты же знаешь, что на все вопросы моих подруг о том, не вышла ли моя дочь Алла замуж в очередной раз, я отвечаю: «Выходит понемногу!» Дай бог ей счастья!

     Теперь про бабуина. Наша студенческая группа состояла процентов на пятьдесят из приезжих, остальные были москвичи, И ещё пять иностранцев: две девочки и два мальчики из Вьетнама и красивый поляк Чарек. И сначала эти группы жили обособленными образованиями. Правда, после первого курса, кроме трех москвичек и нашего старосты-москвича, все столичные студенты вылетели из-за плохой посещаемости и, как следствие, успеваемости. Лабораторки за ночь не сделаешь, а без них к зачетам не допускали. Так вот студенты, приехавшие из разных мест, быстро подружились. Почти все жили в общежитии, за редким исключением. Этим исключением была я и ещё одна девочка. Но это я потом тебе расскажу как-нибудь, слишком далеко от бабуина. Так вот, в знаменитый Московский зоопарк студентов пускали бесплатно. И мы нашей группой «П», как нас называли заносчивые москвичи, сокращенно от слова «приезжие», ходили не раз в зоопарк. Зоопарк расположен на кольце через одну станцию от нашей станции метро, от «Новослободской». И в первый наш приход мы уделили много времени обезьянам. Когда мы рассматривали бабуинов, там экскурсовод школьникам рассказывала о них. Так вот оказалось, что слово «бабуин» произошло от «бабуанно», что в переводе, не помню уже с какого языка, означало «щёголь». Среди мальчиков Виктор был самым видным, и девчонки стали звать его Бабуанно. А со временем стали говорить  Бабуинно, а потом просто Бабуин. Так прозвище к нему и прилипло. Хотя при его габаритах и вспыльчивости редко кто говорил ему это в лицо. Да! И вьетнамка одна тоже вылетела, но ходили слухи, что не из-за успеваемости, а из-за наркотиков. Но мы тогда об этом мало что знали.

     Теперь о наших друзьях. Они прилетают через пятницу. Леонидыч приглашен на юбилей к кому-то из Государственной Думы, а Рыжик хвостиком увязался за ним в Москву. Он деда своего обожает, готов с ним лететь куда угодно. У маленького Витьки тоже каникулы. Хотя он с папой уже отдыхал в Испании, но путешествия лишними не бывают. Он фотографирует на планшет все и везде. Ну, и потом они же были у нас два года назад, после его первого класса, но он тогда был мал и не все запомнил. Помнишь? Тогда они приезжали втроем: бабушка Наташа, дедушка Витя и Рыжик.

     Ещё бы я не помнила!  Мне тогда было шесть, а Виктору маленькому исполнилось восемь. Он был такой рыжий, что я не могла не влюбиться! К тому же он был такой умный. Он  знал даже непристойные слова!

     У нас в садике, в группе, стулья были двух размеров: одни повыше, другие пониже. Толстый Венька думал, что он садится на высокий стул, но, как всегда, все перепутал и хлопнулся попой  на низкий. Прилично шлепнулся и сказал: «Эх, мудак! Все яйца отх..ракал!» Я тут же стала узнавать, что он произнес. Мне непонятно было. Видно он сам-то не очень знал, так как свалил всё на своего старшего брата Егора. Что это у них так в пятом классе ругаются. Если ругаются, то лучше у Лили не узнавать. Так вот, рыжий Витька мне все объяснил. Я же говорю, что он умный. И рыжий… И мне понравился. Но не буду отвлекаться на воспоминания. Я о том времени должна рассказать обязательно, но… потом.

     Я мечтательно посмотрела на полку, где стояла белая кружка. На которой сбоку была наша с Рыжим фотография, а на другой стороне надпись «Витя + Марьяна». Интересно, понравится ли мне Витька в этом году? Какой он стал? Ведь прошло целых два года! Мы не виделись четверть моей жизни!

     - Хватит мечтать! Мы поедем в Москву толпой. Надо опять посмотреть Кремль и сходить в Оружейную палату. Нам два билета, как пенсионерам, обойдутся недорого.

     - Непонятно, почему ты собираешься купить только два билета по пенсионному? Ты будешь делать толпу из двоих?

     - Ну, конечно же, нет! Я, Виктор большой, Витя маленький и ты. Просто каждый третий понедельник в «Оружейную» малолеток до восемьнадцати  пускают бесплатно. А мы пойдем по льготным, по пенсионным. Но ехать надо пораньше, заранее в кассу занять очередь, так как мы пойдем на десятичасовой сеанс. Потом можно поехать в парк. Или в Коломенский, или  в парк Горького. А Витюша уж очень хочет посмотреть военную технику под открытым небом на Поклонной горе. Это на вторник, в понедельник они не работают. А там решим, что будем делать. Они ненадолго приезжают, и нам надо многое посмотреть. И пенсионных должно быть два. А то Витя может свое забыть или решит взять за полную стоимость. С него станется. Надо договориться с кем-нибудь о пенсионном удостоверении. Тетя Галя не поедет, она уже видела-перевидела Кремль. А баба Валя и Иришка в деревне. Мы смотаемся к ним, пока Витьки не приехали. Таков мой план. Хорош?! Принимаешь?

     - Хорош, принимаю и утверждаю, - согласилась я и пропела подходящий куплет из нашей любимой песенки. Она так была придумана, что всегда и ко всему находился подходящий куплет:

Если даже есть талант,
Чтобы не нарушить, не расстроить,
Чтобы не разрушить, а построить,
Чтобы увеличиться, удвоить и утроить,
Нужен очень точный план.

     План  наш вышел суперский. Мы бы ещё много чего запланировали, если бы не знали, что надо принимать выполнимые. «Чего попусту огород городить», нам же и отдохнуть, и пообщаться охота!» До их приезда время ещё было, но мы начали готовиться и волноваться. На «нижнем» этаже волновалась только я: хоть бы Витька, по-прежнему, был  рыжий, умный, серьезный и… замечательный. А «на верхнем» этаже ; суматоха. Уже два дня суматоха! Тетя Галя и Лиля посетили парикмахерскую, обсудили меню и передвинули мебель: «Бабуин же храпит!» Носятся, словно в первый раз  гости приезжают, причем, то что-нибудь забудут, то перепутают. Все, как в песне:

Путаница за разиней
Ходит по пятам, там-тирам.

     В пятницу вечером два Виктора: Витя большой и Витя маленький, наконец-то, добрались до нас. И начался «вселенский шум, гам, тарарам - бабуиновский бедлам», так радостно называет приезд наших гостей Лиля. Началось целование, обнимание, одаривание и расхваливание. Первое, второе и четвертое очень ценилось Лилей, тетей Галей и бабой Валей, А вот третье - одаривание - очень нравилось мне. Этим занимался Витя большой. Витя маленький вежливо сказал: «Здравствуйте!», сел на кресло с планшетом и стал ждать окончания приветственного церемониала. А я не стала дожидаться, небрежно фыркнула: «Пойдем, это нескоро кончится. Они ведь от комплиментов сразу перейдут к воспоминаниям, ужин будет нескоро». Как будто мне нужен был этот ужин! Да я всегда превращалась в одно большое ухо и слушала взрослые разговоры. Ох, и любила я их слушать, особенно, когда Лиля с подругами думали, что я занята своими делами или сплю. А я подслушивала! А уж сегодня, когда прибыл Виктор Леонидыч, воспоминаниям не будет конца. И хотя некоторые истории я знала, мне все равно хотелось их переслушать. Всегда что-то новенькое добавлялось. «Гусеницу синюю назовут гусынею», и мне охота знать: «Кто, когда, где?» Но Витьку рыжего я тоже не могла бросить, вот так не доглядишь, и принесет он меня в жертву на компьютерном алтаре. Я разрывалась, разрывалась пополам: между обуревавшим меня, всезнайку, любопытством и желанием привлечь внимание рыжего Витьки, заинтересовать собой. Женщинам приходится решать в жизни такие трудные задачи! И к вопросам «Кто, когда, где?» добавился вопрос «Как?». Но церемониал видно был соблюден, и нас позвали ужинать.

     И был праздничный ужин. Вкусный! А я даже Лиле подмигнула: в центре стола красовались волованы с красной икрой. Ужинали не спеша, с удовольствием, несмотря на позднее время. А никто никуда и не торопился! Ужин же был праздничный!

     - Девочки, начинаю ухаживать. Что будем пить? Счет в матче «Вино-Лимонад» 3:1 в пользу вина. Ничего, болельщиков  у лимонада прибавилось. Меня поддержал Витя маленький. Большой Виктор налил себе водочки и пробасил:

     - Лильк, ты все, по-прежнему, водку не пьешь с того времени?

     - Вить! Я и вино-то не пью. Просто пригубила, чтобы компанию поддержать. Я как вспомню праздник в общаге после защиты диплома, так понимаю, что ничего не помню. Только желудок спазмами извожу да кожа «гусиными пупырышками» покрывается. Они-то, видно, помнят.

     Вот оно, началось! Я сосредоточилась на еде: нельзя их вспугнуть, а то накормят быстренько и выдворят из-за стола.

     - Чего ты там вытворяла на дипломе? ; заинтересовалась баба Валя.
 
     - С этим дипломом столько всего забавного было, а это история уже после защиты произошла. У нас ведь в институте те, кто дипломную работу делали, то в лабораториях сутками пропадали. А кто чертить не боялся или в институт не хотел каждый день ходить, тот защищал дипломный проект. Хотя, наверное, кафедра решала, но, может, желание студента учитывалось. Не помню. Помню, что я дипломный проект делала, связанный с технологическим процессом получения грунтовки для автомобиля «Жигули». Это вам все равно ни о чем не говорит, не буду заморачиваться. Добавлю только, что если студент выполнил, по-моему, процентов восемьдесят своего дипломного проекта, то ему разрешали посмотреть диплом предыдущего года по подобной теме, но с другими исходными данными. И вот я там и читаю: «Для отвода какого-то раствора необходима металлическая труба диаметром пятьдесят миллиметров, а фланец поставлю деревянный диаметром два метра. Все равно никто диплом читать не будет». А я прочла! Мы всей группой перечитывали и смеялись.

     И сейчас все засмеялись. И тут рыжий изрек: «Спасибо! Я наелся. Если вы не возражаете, я пойду в свою комнату».

     - Конечно, конечно. Нечего тут взрослые разговоры слушать. Идите в Марьяшину комнату. ; И добавила, повернувшись к Леонидовичу:
     - Не знаю, как твой Витька, но моя Марьяша все на ус мотает, больше нас про нас знает.

     Баба Валя с тетей Галей поддержали Лилю:
     - Что нюх у собаки, что слух у Марьяхи. Все слышит, даже мысли!

     Дяди Витя громогласно хохотнул:
     - Ну, молодец! Знания - сила. Пусть слушает, как мы весело жили. Витька мой не будет. Сейчас уткнется в планшет, и пока время спать не подойдет, отвлекаться не станет ни на что. Да, ладно, они там сами разберутся. Ты лучше, девочкам, дальше рассказывай.

     И он снова захохотал. Хохотал он громко, раскатисто, с удовольствием. Впрочем, как и ругался. Громко, раскатисто, с удовольствием.

     Я оставила дверь приоткрытой и села на кресло у двери.
 
     - Будешь подслушивать? – спросил Витька.

     - Буду. Но не подслушивать, а дослушивать. Если бы ты не совался со своими «мерси», то нас бы и не выпроводили. Сибирский жельтмен нашелся.

     - А ты - подмосковная задавака! А я тебя другой помнил. После прошлого приезда даже думал, что не все девчонки - дуры.

     И мне стало и лестно, и стыдно. Витька даже обо мне думал!
     - Вить! Я, правда, люблю слушать, как они вспоминают. Тебе, неужели, неинтересно, как раньше жили?

     - Жили и жили. Я лучше фильм посмотрю.

     - А я буду слушать!

     Мне очень интересно было узнать, что же произошло у них в общаге. Я вовремя перестала обращать внимание на рыжего противного Витьку, а то бы все пропустила.

     - Городок студенческий был большой. Весь июнь народ защищался, и, защитившись, «проставлялись». Готовились к этому загодя. Химики предпочитали пить коктейль «Слеза Менделеева». Пропорции не помню, но что спирт и лимонный сок туда входили, это точно. Наши, те, кто делал дипломную работу, правдами и неправдами тырили спирт из лаборатории.  К моему большому сожалению, брали и осушенный или три девятки. Так вот, когда лимоны закончились, кто-то  сказал: «А давайте чистый спирт попробуем!» Народ, уже веселый, радостно согласился. Я не хотела, но все стали кричать: «Не воображай! За красный диплом!».

     Особенно старался Сашка «Хиппи». В «Хиппи» его переименовали из «Мастроянни» с моей легкой руки, и он был зол на меня, хотя он подленький всегда был. Чай выпьет, заварку высушит, в коробочку пересыплет и других угощает. Ну, да я не об этом. Вечно я в Москву покороче через Владивосток добираюсь. Так вот, о «Хиппи». Мы на третьем курсе досрочно решили сдавать физику, и там в одну из формул для обозначения, по-моему, удельной теплоты плавления входила несколько раз греческая буква «лямбда». И при ответе Сашка говорил вместо «лямбда» «хиппи»: «Хиппи один плюс хиппи два плюс хиппи три…» Педагог поправляет «лямбда», а тот знай себе «хиппует». Народ сидит и хихикает. Короче, этот «Ребенок цветов» экзамен досрочно не сдал, а я сдала на пять с плюсом, где плюсом стал личный недоброжелатель Сашка. Вот он меня таким спиртиком и угостил. Боже, как мне стало плохо. Но я даже и сказать об этом не могла, так как онемела, а потом и вырубилась. Хорошо в гостях были ребята из меда. Они и оказали помощь. Я на следующий день, как алкашка трясущаяся, была. На контрастном душе жила и бульоне. С тех пор и про «Котнари», и про «Мурфатлар», и про «Токайское черносмородиновое» забыла на много-много лет. А потом и все забыли: исчезли они с прилавков.

     - Да, Лилечка тогда нас так перепугала! Мы сначала думали, что она придуривается, поэтому и мычит. А потом взяла и грохнулась без сознания. Тут мы и забегали. Но ведь откачали. И сейчас еще ничего, живенькая! - Леонидыч хохотнул. - Ну, её, эту Лильку, у неё всегда все с приключениями, через одно место.

     Я нахмурилась, решила даже рассердиться на Виктора большего. Но тут он решил рассказать анекдот про Вовочку, и я передумала. Анекдоты я слушать любила.

     - Марь Ванна на уроке берет червяка и помещает его в стакан со спиртом. Червяк, погибает. «Дети, что вы можете сказать?» - спрашивает учительница. Анечка: «Алкоголь убил червя». - «Правильно, Анечка. Садись».

     Марь Ванна берет другого червя, помешает его в стакан, и туда кладет папиросу, закрывает. Червяк в дыму задыхается. «Дети, что вы об этом можете сказать?» - снова спрашивает учительница. Встает Димочка и говорит: «Курение убило червя». - «Правильно, Димочка. Садись».

     Марь Ванна берет яйцо, разбивает его в стакан, помешает туда червя. Червь остается живой. «Вовочка, что ты можешь сказать об этом?» Вовочка: «Надо пить и курить, а то в яйцах заведутся черви!»

     И они стали смеяться. А Виктор Леонидович сказал:
     - Пожалуй, я еще налью себе водочки.

     - Ну, и что это за анекдот! Ерунда какая-то! - подумала я. И ещё больше раздосадовала, когда увидела, что и Витька, который не слушает, тоже засмеялся. Я не поняла над чем он смеется: над фильмом или анекдотом, и искоса стала за ним наблюдать. Но ничего не решила, так как нас позвали пить чай. После чая Лиля сказала, что надо отдыхать, потому что день завтра насыщенный. Вскоре все угомонились и начали копить силы для этого насыщенного завтра.

     В субботу дядя Витя, Леонидыч, торжественно отбыл на банкет по случаю юбилея земляка. Торжественно - это значит, при галстуке, который иначе как "удавкой приличия" не называл. Так вот, возвращаясь к юбилею. Земляк Виктор Леонидыча рос, рос... и "дорос до роз". Это Лиля так говорит, когда подарки делают не человеку, а его креслу. И самый большой подарок - это когда он это кресло освобождает. "Печатали бы в самой нужной газете, телепрограмме, табель о рангах, глядишь, народ бы уже знал, что твой Сергеич не только изтранжиривает народные денежки в верхах, но и ранжирует тоже в верхах, в верхних строчках. Вот только одно простенькое слово добавилось "народа", а как жизнь "слуги народа" отличается от жизни слуги!" - так Лиля изъяснялась. "Лилька, Сергеич - человек порядочный! Ты же его знаешь! - заступался за друга Леонидыч, проверяя симметричность двойного узла этого "за что только люди деньги платят".

     Ага-ага, Бабуины полюбили "лобби" из фасоли, - подковыривала Лиля. Я так и говорю: «По борозде труднее, чем по ряду». Да и кнопки у баяна отличаются от кнопок для голосования. Да, уж, иди, красавец ты наш! Не буянь там, ; напутствовала бабушка друга юности, зашнуровавшего в прихожей новенькие полуботинки.

     - Да, Витюша! Хорош, чертяка! Уже и седина покинула буйну голову, и черту надоело ребра твои считать, а ты всё ; щеголь. Бывших щеголей не бывает?!

     - Да, Лилечка, Бабуанно всегда Бабуанно!

     - Бабуанно, а ты не хочешь в башмачках попрооще добираться? Кого тебе в дороге пленять-то? Может, там переобуешься?

     - Да, Лиль, поеду, наверное, в туфлях, которые меня уже уважают, считают хозяином и служат верой и правдой. А эти сложи в пакет и в сумку с подарками.

      Лиля. я и Рыжик проводили «нашего красавца». И стало тихо… Все-таки Виктор Леонидович один мог заменить целую детсадовскую группу на прогулке.

      Мы почаевничали и стали решать: «А не рвануть ли нам на дачу к бабе Вале и Иришке?» Её родители в эти выходные занимались ремонтом, и дача грустила без детских шалостей. Малолюдно там было. Да и река не должна грустить без детей, ягоды не должны в одиночестве румянить на солнышке свои бока. И комарам невесело выпискивать мелодию без зрителей: даже пососать кровь не у кого!

     Решили и рванули.

Мы неточный план браним - и
Он ползет по швам - там-тирам...
Дорогие вы мои,
Планы выполнимые,
Рядом с вами мнимые - пунктиром.
Тири-тири-там-там-тирам ;
Тоненьким пунктиром...

     Да как удачно, будто даже электрички решили нам помогать: они состыковывались по времени, как лего. Короче, ни вечер субботы, ни день воскресенья не пропал даром. Пострадала только одна старенькая раскладушка, когда мы решили на ней побороться. Зато взамен мы получили замечательную историю про раскладушку от Лили.

     - В конце 90-х жить было непросто. Но и там не всё было грустным. Вот и Школа искусств, где учился играть на гитаре мой сын и училась на фольклорном петь моя дочка, решила принять участие в летнем Детском фестивале в Италии, в Римини. Олег в тот год переходил  в одиннадцатый класс, и мне очень хотелось, чтобы он поехал. Хотелось, чтобы увидел другую жизнь, в море покупался, шедеврами повосхищался. Кто ж знал, что он ту жизнь полюбит больше, чем жизнь на Родине?! Про поездку Аллочки даже речи не велось из-за отсутствия финансов. Но неожиданно старые друзья, которые уже «поднялись» на гребне смутного времени, в спонсорской помощи не отказали, и оба моих ребенка отправились в Италию. Дети приехали оттуда весёлые и счастливые. Олег купил себе на какой-то распродаже модный рюкзак, такой же купила и переводчица, которая ездила с ними. Молодая симпатичная девушка Ира. Я думаю, Олег около неё всё свободное время и вертелся, поэтому и рюкзаки у них были одинаковые. Он парень видный был, выглядел старше своих лет. А в голове у него находилось место, в основном, химии и девушкам. Не знаю как, но все фотопленки с итальянскими съёмками этой Иры, оказались в рюкзаке Олега. Вернулись дети из поездки в конце июля. Олег поперезванивался с этой переводчицей, и договорились следующим образом. Пленку в Москву привезу я, так как мы с Марьяшей собирались к моей сестре в Подмосковье в начале августа. Правда, Ира уже к этому времени из фестивального комитета перешла работать в турфирму, но это было нам на руку. Офис этой фирмы находился в центре, в Зарядье, недалеко от концертного зала в гостинице «Россия», куда у нас были куплены билеты. И я стала звонить этой Ире, чтобы уже конкретно договориться о встрече.

     И договорилась, что мы приедем чуть пораньше, найдем нужный нам переулок. «Найти нас легко, у нас перед дверью стоит раскладушка. Пройдёте мимо неё в подъезд, на лифте подниметесь на четвёртый этаж, там будет наш офис. Я вас буду ждать», ; объяснила мне Ира. Я всё повторила вслух, чтобы Аллочка тоже услышала. Девочка в свои одиннадцать лет была очень смышленая, всё запоминала с лёту и могла, если надо, подсказать. Мобильных телефонов тогда не было! Как только я положила трубку, Аллочка стала приставать с распросами:

     - Мама, как так может быть: раскладушка стоит на улице, и её никто не украл? А зачем она там стоит?

     Я озадачилась, но не успела ответить. Аллочка продолжила:

     - А, понятно! Она  там в качестве рекламы. Там, наверное, пальма в кадке, а рядом цветная полосатая раскладушка. Это всё символизирует отдых в жарких странах под пальмами. А чтобы её не украли, она прикована к пальме цепочкой.

     Я от удивительного такого объяснения хотела даже рот открыть, но времени было мало до концерта, и мы пошли искать переулок. Переулок был недлинный и упирался в другой такой же недлинный переулочек, но с другим названием, который выходил на шумную улицу. Мы вернулись в свой переулок: раскладушки на улице не было видно. «Она, наверное в витрине!» - радостно воскликнула моя дочь. Мы пересмотрели все витрины, их было немного. Мы на всякий случай пересмотрели витрины в соседнем переулке. Ничего! Ни пальмы, ни раскладушки, ни оборванной цепочки, если их украли. Мы стали приставать к прохожим. Хотели узнать, где она стояла, если её занесли внутрь или украли. Один отзывчивый гражданин преклонного возраста остановился рядом с нами и сказал:

     - Я двадцать лет хожу по этому переулку почти каждый день, но никогда не видел раскладушку под пальмой! Вам надо куда-нибудь в другое место.

     И он был прав. Мы уже опаздывали на концерт. Мы бросили наши бесплодные поиски и пошли в концертный зал. Еле успели! Даже без буфета! На следующий день я перезвонила Ире. Она очень смеялась. А мы, две провинциальные «нюры», впервые узнали, что «раскладушкой» называют рекламный щит высотою сантиметров семьдесят в виде буквы «л», выставленный на тротуар, мимо которого мы вчера проходили несколько раз. Так бесславно погибла блестящая идея об отдыхе на раскладушке под пальмой на берегу соленого теплого океана. Дома, когда мы доставали раскладушку для гостей, мы с Аллочкой эту историю вспоминали и смеялись. Мне кажется, что несмотря на трудности того времени, мы смеялись чаще. По крайне мере, с Олегом и Аллой. Где они сейчас?!

     - Зато сейчас ты смеёшься с нами!

     И я поцеловала мою Лилю. История нас всех повеселила!

     Но вернусь к двум братьям: Порядку и Беспорядку. Должна сказать, что Порядку вообще стало дурно, когда он увидел, что Рыжик, надежда его, вместо того, чтобы тихонечко сидеть с планшетиком, носится по дачному поселку с мячом, крутит "колеса" на берегу реки. А еще и шлепает босыми немытыми ногами по половичкам в домике!

     Наша поездка удалась. Обижен был только Порядок: он взял и ушел. Зато его брат Беспорядок остался. И как обрадовался нашему приезду! Но все хорошее дачное когда-нибудь кончается. Закончились и наши веселые выходные. И вот мы дома на нашей кухне взахлёб, перебивая друг друга, рассказываем о наших впечатлениях. Виктор Леонидович посвящает нас в тонкости чиновничьего банкета, а мы болтаем об отдыхе на природе. Все довольны, но мы с рыжим Витькой считаем, что счет 1:0 в нашу пользу. Пора "на бочок". Завтра с утра встречаемся с Клио, с музой истории: едем в Оружейную палату.

     Рыжик хорошо подготовился  к поездке в Москву, он был нашими глазами, ушами, мозгами: ходячей википедией и распорядком дня в одном лице. Лицо это было довольно-таки симпатичным: серые глаза очень гармонировали с рыжими веснушками на носу, который был небольшой и без всяких горбинок и вздернутых кончиков, прямой. А эти рыжие торчащие вихры выглядят очень привлекательно. Нет, я все-таки и дальше буду ему симпатизировать. Надо сказать об этом Иришке. Я буду долгими зимними вечерами томно вздыхать, и на все Иришкины вопросы буду отвечать: "Ах, лучше не спрашивай! Я так страдаю, так страдаю". Правда, как "так", я ещё не решила, но до зимы далеко, что-нибудь придумаю.

     Итак, наступил понедельник - День Оружейной палаты. И утренняя электричка, как лепесток цветика-семицветика, исполняет наше желание: «Хотим оказаться в Москве и посетить Оружейную палату».

     Мы с Рыжим болтаем без умолку, Лиля читает, а Виктор Леонидович неразговорчив. Наконец, это стало удивлять нас всех троих. И мы внимательно стали буравить глазами дядю Витю.

     - Да, я - старый болван. Да, старый дурак!

      Но эти стенания понимания не принесли ни мне, ни Вите маленькому. Мы переглянулись и посмотрели на Лилю. Это в её обязанности входило "усмирять тайфуны и разгонять грозовые тучи": Она же мудрее. Лиля мне однажды сказала словами одной поэтессы: "С годами приходит не мудрость, а старость". Теперь я про Лилю конкретно говорю не старше, а мудрее.

     И Лиля закрыла книжку:

     - Ну. с этим мы уже согласились. Но не уподобляйся арабскому шейху, не объясняющему своей неугодной жене, почему он разводится. Докладывай доступно и по форме и по содержанию.

     - Так вот я и говорю, что форма у этих башмаков дурацкая, а по содержанию: они мне жмут. Я не могу в них достойно существовать или функционировать. Вопрос стоит ребром: или я или они. Выбирайте

     - И выбирать нечего. Конечно, ты.

Мы присоединились и пропели: «Только ты».

     - Объясни, зачем ты в них влез? Мы тебя и в старых любим.
Леонидыч тяжко и с обидой вздохнул:

     - Старые я вчера потерял на банкете. Ну, не на самом банкете. Я переоделся, оставил их в каком-то гардеробе. А в каком? Да, шут его знает в каком! Не нашел. Может, уборщица выкинула как мусор. Но других у меня нет!

Путаница за разинею
Ходит по пятам - там-тирам
Гусеницу синюю назовут гусынею.
Гните свою линию пунктиром!
Не теряйте - там-там-тирам ;
Линию пунктира!

     И тут Лиля начала смеяться:

     -Витечка, Бабуинчик, забывать вещи в гардеробе - это же твоя старинная забава! Вспомни!

     - Да, ну, тебя. Лиль! - нахмурился Леонидыч, но потом посмотрел на Лилю и стал тоже смеяться.

     Тут уже я забеспокоилась: «Неужели, какая-то из бабушкиных историй прошла мимо меня?» Я стала приставать к Лиле: «А нам, а нам. Нам расскажите!» Леонидыч снял туфли, Лиля очки, и они,  хитренько посмотрев друг на друга, улыбнулись.

     - Да, ничего особенного - сказала Лиля, повернув голову в сторону маленького Витьки.

     - Ты понимаешь, Витечка, просто твой дедушка много лет назад забыл мой бюстгальтер в гардеробе кафе. Он сначала нарядился в мой бюстгальтер, потом снял его, повесил на крючок в гардеробе в кафе и… забыл. Ему здорово от меня за это досталось!

     Мы с Рыжиком переглянулись, выкатив глаза. Это мы представили дедушку, снимающего бюстгальтер в кафе, и разом прыснули.

     А Лиля продолжила:

     - Когда я была старшекурсницей, то в общежитии института я жила в комнате с двумя немецкими девушками. Замечательно красивые девушки были, да еще и умницы: Габи и Ангелика. Мы были не только соседки, но еще и дружили. Не помню точно, но вроде бы так девушки говорили, что одиннадцатого числа одиннадцатого месяца в одиннадцать часов  одиннадцать минут начинается пора карнавалов. И студенческое немецкое землячество эту традицию очень даже поддерживало. Кому как ни им!

     Ох, и здорово это было! Я помню, что на пятом курсе я побывала на нескольких карнавалах в нескольких институтах и, даже, в МГУ. Надо отметить, что во времена моего студенчества университеты и академии не располагались на каждой улице столицы. Это я к слову. Но одно могу утверждать точно: я тогда была моложе и симпатичней. На карнавал надо было приходить в костюмах. У меня была широчайшая юбка-брюки черного цвета. Я её украсила серебряными звездочками. И была ещё черная водолазка в облипочку, которую я украсила вырезанными из красной бумаги маленькими губами. Изящные маленькие губки были рассыпаны по груди, спине и рукавам.

     - А как привлекательно выглядело то, что водолазка облипала, - подал свою реплику Леонидыч.

     - Спасибо, дорогой, - откликнулась Лиля. - Но возвращаюсь к описанию костюма. Через плечо у меня была повязана черная перевязь, на которой крупными серебряными буквами были сделаны две надписи. На передней части перевязи было написано: «Ночь - подруга молодежи», а сзади: «Ночь - время поцелуев». На голове у меня был серебряный обруч со звездой. «А во лбу звезда горит». И если и не «царевна-лебедь», то, уж, царевна-ночь! Надо сказать, что приз зрительских симпатий мне был обеспечен на всех карнавалах.
Так вот, перед карнавалом, за который отвечало немецкое землячество нашего института, Габи нам рассказала о том, как её папа с другом выиграли Главный приз на самом престижном карнавале в городке, где они жили. Папин друг Питер нарядился дамочкой. А роста в нем было под два метра, и был он хорошо накачанный молодой мужчина. Ему сделали бюст номера примерно восемь под обтягивающую кофточку, надели мини юбку, черные тонкие колготки. Еле подобрали размер. С трудом нашли и туфли на высоком каблуке. На рыжие патлы накрутили большие разноцветные бигуди. Папа Габи был намного меньше ростом, поэтому роль младенца досталась ему. Он оделся в специально сшитые для него ползунки, пинетки и чепчик с оборочками. Он лежал в коляске, которую они раскрасили ромашками и божьими коровками. Но он был мужчина нехилого строения, поэтому ноги у него из коляски свешивались. Он сосал соску, которую они натянули на бутылку из-под шнапса. Композиция была замечательная и примечательная, так как и папа, и папин друг были обладателями густых усов: у папы усы были черные, у Питера - рыжие. Расставаться они с ними не хотели ни за какие коврижки. Но бюст номер восемь, мохнатые, как бы я сейчас сказала «хоббитовские», ножки, велосипедные икры в черных колготках и черные усы у младенца обеспечили им безоговорочный успех. Они выиграли Главный приз.

      Их пригласили подняться на сцену.  Тут-то самое веселье и началось. Когда им вручали приз, коляска не выдержала. Усатый младенец с грохотом выдавил дно коляски и застрял. Огорченная «мамаша» и ведущий бросились его вытаскивать. Дамочка нагнулась, при этом показала всем красные в белый горох трусики с кружавчиками. Раздались бурные аплодисменты. Но ещё больше зал смеялся, когда заботливая «мамаша» взяла рыдающего «младенца» на ручки, а каблуки туфель не выдержали и подломились. Оба героя кубарем свалились в оркестровую яму. И музыкантам мало не показалось. Они громко ругались. В итоге, народ повеселился на славу, и эта самая « слава» надолго поселилась рядом с главными героями карнавала.

     Так вот, наш хитромудрый студент Витечка-Бабуанно решил учесть ошибки немецких товарищей и прославившихся карнавальных звезд и в партнеры себе выбрал маленького щупленького Михаэля или Мишу, как мы его все звали. Они на свалке нашли коляску, раскрасили её в зеленый цвет, нарисовали божьих коровок и ромашки. Так сказать пошли дорогами проторёнными. Короче, сделали произведение искусства, у которого предварительно укрепили дно. Миша планировал остаться в аспирантуре, должен был вести занятия со студентами и категорически не хотел выпадать публично из коляски. Мишу нарядили в пижаму Ангелики: бриджи и футболку красного цвета в черный горох, он стал как одна большая божья коровка.  Виктора облачили в летний легкомысленный атласный халатик Ангелики. Габи была девушкой миниатюрной, и её наряды не подошли. Парика не было, и мы кое-как пристроили бигуди, причем, твой дед отчаянно верещал и ойкал в течение процесса. Только башмаки не нашли. Пришлось щеголять в бархатных шлепанцах на каблучках с помпонами. Жаль было только пяточки, которые оладьями элегантно так нависали над каблучками. Но на какие жертвы не пойдешь, ежели охота. Виктору было охота превратиться в очаровательную мамашу с ребеночком в коляске, а на жертвы пришлось пойти мне. Я пожертвовала новый немецкий бюстгальтер четвертого размера, который мне привезла Габи. И это в эпоху тотального дефицита, особенно, качественного женского белья! А в Восточной Германии, то есть в ГДР, его можно было купить. Так вот мы его набили ватой размера до шестого. В итоге свою огромную порцию аплодисментов и первое место за костюм наша парочка получила.

     А дальше пошли игры, танцы, аттракционы, а, главное, пунш. Вот он и сыграл трагическую роль в нашей новогодней сказке, в которой участники могли снять костюмы только в полночь. К полуночи кое-кто, не будем показывать пальцем, говорят так делать нельзя. А может зя? Этот кое-кто растерял почти все бигуди Габи. И ему, видите ли, тесно было в бюстгальтере! И неудобно! Он его снял, вату выбросил, а она тоже была дефицитным товаром. Сам бюстгальтер он повесил за бретельку в гардеробе кафе, где у нас был праздник, а гардеробщицы не было. В конце шумного карнавала все похватали шапки и пальто, и гардероб опустел. И только одиноко на лямке висел белый кружевной бюстгальтер, про который Бабуин даже не вспомнил. Мы с девочками ушли раньше и об этом ничего не знали. Наверное, на следующее утро этот разнесчастный бюстгальтер был провозглашен знаменем сексуальной революции среди молодежной части сотрудников кафе. А для  старшего контингента послужил символом падения нравов у молодых, и это падение нравов на следующее утро достигло недосягаемых глубин. В конце концов, морализовать закончили, но в пылу борьбы выяснилось, что  кто-то потихоньку лифчик слямзил, да и Виктор сразу нам не сказал, а потом категорически отказался  требовать возврата дефицитного дамского белья. Мужская половина в то время голубеть не хотела, и лифчик ушел в свободное плавание. Недовольной осталась я. Я лупила полотенцем и незадачливую «мамашу» и её «младенца» до тех пор, пока «младенец» Михаэль не заявил, что попросит у мамы выслать красивый белый кружевной бюстгальтер четвертого размера. Михаэль был худеньким невысоким юношей, и его мама сильно переживала, что в подруги он выбрал высокую рыжеволосую девушку с четвертым номером бюста и странным именем Лилечка. «Михаэль, аспирантура лучше. Выбери лучше её», ; уговаривала его мама, заказав телефонный разговор из Берлина. Но красивый белый комплект нижнего белья для девушки сыночка Михи выслала. Комплект был, даже, лучше прежнего. А Виктор купил бигуди для Габи и шлепанцы для Ангелики, один башмачок он тоже умудрился потерять. Короче, наша комната стала троекратным призером: новые бигуди, новые шлепанцы и новый комплект нижнего белья.

     Лиля повеселила рассказом не только нас с младшим Виктором, но и наших соседей по вагону. Мы все дружно смеялись. Видно собрались люди с хорошим воображением, не хуже, чем у нас с Рыжим. Кстати, я недавно у Лили в «Одноклассниках» видела фотографию этого тощего «младенца» Михаэля. Он подрос, раздобрел, приобрел «пивное» брюшко и бандану на лысину. Процветающий бизнесмен, проживающий в предместьях Мюнхена. Зовет нас в гости. Точнее, приглашал Лилю, но куда ей, рыжей лисице, без хвоста! А аспирантуру в Москве Миша все же окончил.

     Так за разговорами мы коротали время в электричке. Раз, и мы в столице нашей Родины. Жаль, что не пять часов утра, когда народа мало, а город во всей красе. А сейчас суета все краски перемешает в один серо-буро-малиновый грязный цвет. Вот в этом году на майские праздники как мне и моей Лилечке повезло! Дней праздничных в начале мая было много. Все, кто мог, подались из Москвы: кто на дачи, кто за границу, кто в походы, кто в гости. Пусто и радостно. С середины апреля погода одаривала нас теплыми солнечными деньками. Мы с Лилей живем недалеко от леса и озера, поэтому успели наглотаться свежего воздуха, пьянящего и бодрящего. Успели и глазки наши порадовать видом весенней листвы, травы и первых цветиков. А люди-то в Москве устали от загазованности, скученности, кирпичности и шума. «Поэтому и стервеют, бедолаги, от мегаполисной цивилизации. Им ещё вспоминать и вспоминать, что они дети матери-природы», - говорит Лилечка. И моя бабуля решила: «Давай-ка, Марьяша, я покажу тебе Москву моей юности. И ты поймешь, что она не большая тетка Кошёлка, замученная коммунальным бытом, а она приятная интеллигентная спокойная Дама с чувством собственного достоинства, ироничная и с богатым прошлым. И мы поехали сначала на Чистые пруды. Девизом нашей поездки можно было сделать слово «мало». Было мало людей, машин, загазованности, мусора, суеты, толкучки. Всего того, что так огорчало меня в Москве, когда Лиля брала меня с собой. Обидно, что мало времени, когда Москву можно увидеть красивой, спокойной, достойной. Мы «напитывались впечатлениями», как выражалась бабушка. Их, впечатлений, было много, И они радовали и меня и Лилечку. Лиля рассказывала, что в студенческие годы они часто гуляли в мае или сентябре часов в пять утра и фотографировали просыпающийся, даже ещё немного сонный, город. Некоторыми снимками она до сих пор гордится. Они и в выставках участвовали. А я в такое время ещё ни разу не гуляла в Москве. Лиля говорит: «Вот будешь студенткой и нагуляешься и в два, и в четыре и в пять». Когда это будет?! Может, и рыжий Витька будет учиться в Москве? Может, это с ним я буду гулять? М-да-а-а…

     А сейчас мы едем в Кремль.  «Час удава» уже прошел. Так Лиля называет часы пик. И не из-за того, что гады ползучие в метро заползают, а потому, что толпища удавит. Выходим из метро у «Цирка Лужкова». Это такой подземный магазин. Вообще-то, он «Охотный ряд» называется. Но купол этого магазина торчит посреди площади, как купол цирка. И строил его то ли Лужков, то ли при Лужкове. И люди, как говорит Лиля, ужасались, как быстро уничтожили археологические пласты. Они говорили тогда: «Цирк, а не археологические раскопки». Вроде так. Все вместе и назвалось «Цирком Лужкова».

     И тут Леонидыч  и говорит: «Финиш! Дальше идти нельзя!»
Мы на него втроем «воззрились и удивились».

     - Что у нас стряслось? Мы не можем смотреть Оружейную палату?» ; спросила Лиля.

     - Смотреть можем, идти не могу. Пойдемте-ка, купим мне новые туфли, а лучше тапки или шлепки.

     - И где это мы их купим? - продолжает диалог моя Лиля, удивленно подняв бровь. Пока она её поднимала, Рыжий уже рванул к двери магазина узнавать время работы. Ему и деда, ковыляющего в модных « штиблетах», жалко и огорчительно, что не пойдем в музей: но мы своих в беде не бросаем. Вернулся Витька быстро и грустный. «Магазин начинает работать в десять. И билеты покупаем на десять. А сейчас только девять».

     Мы усаживаемся около Виктора  Леонидовича на скамеечку и сочувствуем, и… начинаем думать. Я тихонечко пою:

Планы не простят обман.
Если им не дать осуществиться,
Могут эти планы разозлиться,
Так, что завтра куколка станет гусеницей,
Если не нарушить план.

     Лиля задумчиво произносит: «А чистота-то какая в Москве!»

     - Это ты к чему? Что там придумалось в головушке с крашеной гривой?

     - Под крашеной, но теплой гривой мозги не застуживаются. А то некоторые лысые дядьки мозги выстудили в Сибире, мало соображают и много выпендриваются!»

     - Лиль, это ты про кого? - собирается возмутиться старый студенческий друг. Но Лиля его не слушает.

     - Вариантов только два: идем или не идем на десять. Решаешь ты, дорогой ты наш. Твои ножки. Ножки-то уже не мальчика. Лапищи Наташкиного мужа, Витькиного деда, нашего с Марьяной друга мы принести в жертву не можем. Даже ради древнегреческой музы истории Клио. Зато мы можем принести в жертву твои черные носочки. А что?! Чисто, сухо, тепло. Лето же.

     - То есть ты хочешь, чтобы я, солидный добропорядочный мужчина, разгуливал по Кремлю в черных  носочках?

     - Ну, ведь в носочках, а не в трусах! Важно, хочешь ли ты этого. А после мы купим тебе влажные салфетки, новые носочки и башмачки.

     - Вот это ты считаешь верным решением? Я должен принести жертву на алтарь  истории в виде мужских черных  носочков? Да, ты с ума сошла! И я тоже!.. Я готов пожертвовать и носками, и этими чертовыми туфлями!

     - Нет, про туфли я не говорила!
                                И мы, как четыре мушкетера, скрестили пальцы вместо шпаг: «Один в носках и трое в башмаках!»

     Леонидыч снял туфли, сложил в пакет, и мы пошли «пропускаться». Молоденький милиционер недоуменно посмотрел на высокого крепкого немолодого мужчину, идущего на контроль без башмаков, в одних носках. Но мы этот взгляд выдержали, и смеяться стали, отойдя на приличное расстояние. Подумаешь, дядька в носках гуляет! Мы идем знакомиться с историческими ценностями! А, уж, в башмаках, босиком или в носках! Возможно, наш многоуважаемый Виктор Леонидович достоин книги рекордов Гиннесса. Может, он ; единственный посетитель, кто разгуливал по Оружейной палате в черных носках без обуви? Вот раньше, как Лиля сказала, в музеях давали суконные тапки. В них Вите большому было бы приятнее. Хорошо было бы их «взять напрокат», чтобы дойти до магазина.

     И вот уже два этажа музея в нашем распоряжении. Налетай, выбирай, смотри на то, что приглянулось! А посмотреть было на что. Виктор Леонидович прикидывал, как бы на нем сидела шапка Мономаха. К лицу ли? Нас с младшим Витькой она вовсе не заинтересовала. Символ-то допетровской эпохи! Да и размерчик не наш: на глаза будет падать. Ума еще столько не накопили, чтобы подошла нам такая «красота дорогущая». А вот трон для двоих нам очень приглянулся. Особенно, из-за потайной комнаты с дверкой. Наверняка, для подслушивания и подглядывания. Правда, нам озвучили ещё одну версию: цари-то, Иван и Петр, подростками были. Дела вершить государственные ума надо палату. Вот и подсказывали им из тайной комнаты, что бы по недомыслию не сказали чего-нибудь лишнего. Как сказал Рыжий: «Ляпов чтобы не наделали». Версию и о подслушивающей сестричке Софьи мы тоже услышали. А я бы тоже непременно этим занялась! «Знание-сила». А что? Не грех в их обстановочке наперед все знать. Ох, и мастерица Клио версии историкам подбрасывать. А вот ответами не спешит делиться! Леонидыч присмотрел трон Ивана Грозного. Необыкновенный. Резной, картинки из слоновой кости по всей поверхности. Нескучный.

     Дальше интересы разошлись. Мужчины потянулись рассматривать оружие. Витьке маленькому приглянулся рыцарь на коне. Оба в доспехах. Латы они и на коне латы! А вот наряд митрополита Никона всех удивил. Весит двадцать четыре килограмма, как латы. Одних золотых пластин и жемчуга ушло шестнадцать килограмм. Чтобы такое носить, наверняка, надо тренироваться не меньше рыцаря. Рыцарь хоть на коне, а митрополит в церкви сам такое носил. Трудновато такой саккос носить. Или не саккос, а власяницу? Ой, уже перепутала. Нет, власяница это что-то грубое, типа рубища. Что-то очень непривлекательное.

     Я много уделила времени на рассматривание старинной одежды, особенно, женским нарядам. Правда, и женские наряды удобными не посчитала. Да, что там! Как они такое носили! Лиля нарядами не прельстилась, а я, наверное, вырасту «барахольшицей, в маму», так бабушка считает. Лиля, она не одеждой интересовалась, а долго и внимательно рассматривала часы. Их там, наверное, сто штук или двести. Может, даже, числом поболее?  Уж, сказанула. Закрутила! Как-то по-старинному выразилась. Вот оно влияние музея.

     А ещё Лиля рассматривала работы Фаберже. Красивые такие, и у каждого яйца свое имя и событие, для которого их изготовили. Не просто куриные или утиные. А редкие, ценные и необыкновенные. Они, конечно, все необыкновенные. Но больше всего мне понравились не сами яйца, а истории вокруг них. Лиля мне рассказала немножко про Карла Фаберже. Вот она так сказала: «Русский немец французских корней из Санкт-Петербурга, у которого мама была датчанка, а папа родом из Эстонии. Родился в середине девятнадцатого века». Уф, надеюсь, что я ничего не перепутала! Ну, намешали в этом Фаберже! Этому Карлу Фаберже покровительствовал царский двор. А носил он звание ювелира Его Императорского Величества и ювелира Императорского Эрмитажа.  Красиво назвали, нечего сказать! Причем, Лиля отметила, что в таком звании все слова, кроме профессии «ювелир» пишутся с большой буквы, даже местоимение «Его». Все-таки, Величество Императорское. Много смешалось в самом Фаберже, но ещё больше перемешалось в этих самых яйцах. Яйца-то Фаберже, а  ювелиры, которые их делали, самые разные. И не только с фамилией Фаберже. Но вот что значит «престиж», как Лиля выразилась. Считалось очень почетным среди ювелиров принять участие в создании этих диковинных штучек. А женское участие ограничилось одной художницей. Что за мужской мир! Как в фантастическом романе. Женщины ; коренное население планеты, а пришельцы, мужчины, поработили коренное население и загнали аборигенок в мир кухни, моды, дома. Да ещё установили запреты на профессию! Женщины, в большинстве своем, должны работать в детских садах, библиотеках, школах, медсестрами или уборщицами. Особенно, если не очень красивые и немолодые. Да, ещё и смотрительницами в музеях. И где тут интеллекту развиваться?!

     Но если вернуться к работам Фаберже, то дома мне обещано подробное знакомство с его творчеством. Ещё и Витьку привлечем с его ноутбуком.
Мы с удовольствием ходили по музею. А объединили нас… кареты. Когда до карет мы  добрались, то все как один сказали: «Хорошо бы по Кремлю на карете прокатиться!» Но, кажется, до такого в Кремле не додумались! Может, конский топот мешает работать президенту? Ну, не доезжали бы туда, где он работает! Музей нам пришелся по душе. Как говорит одна бабушкина приятельница по поводу и без: «День не пропал даром!» День можно поменять на  утро или вечер, или, даже, ночь. Главное, чтобы «не пропало». А мы с Витей маленьким были в музее «даром». И даром, и не пропало!

     Когда мы вышли из Оружейной палаты, то удивились, что день яркий и солнечный. По голубому небу, не спеша, скользили белые, как нарисованные, облака. Я задрала голову и стала внимательно их рассматривать. Вот овечки гуляют по небесным дорожкам, а рядом белобородый старик. А одно облако похоже на деву в тунике. Это, наверное, сама богиня Клио одобрительно посматривает на нашу четверку. Ведь она женщина, и ей должно было понравиться, что ради истории один немолодой мужчина  готов был разгуливать без башмаков, в черных носках. У них-то, на Олимпе, боги вряд ли разгуливают в черных носках или в модных мужских штиблетах. Облако понаблюдало… и растаяло, растворилось в безбрежной выбеленной голубизне летнего неба. А мы, «солнцем гонимые» пошли делать наши планы выполнимыми. А я вам честно скажу, мы все где-то как-то даже гордились тем, что так забавно разрешили наши трудности: в черных носках по Оружейной палате разгуливал только наш Виктор Леонидыч, а мы иногда косили глазом на его ноги и улыбались. Сообразительные мы! Молодцы!