В деревне ничего не скроешь, а Нина Максимовна боялась пересудов. За последние семь месяцев она хоть и привыкла уже бездельничать, но все же, скрепя сердце, велела снохе не доить больше корову.
– А уж печку-то пока сможешь топить по утрам, дрова я тебе буду с вечера заносить.
– Хорошо.
– Злыдня. Ни мамкой, ни тетей Ниной не называет. Вот бог дал сноху. Молчит ходит, ну чисто бука. Как есть бука, – повязывая шаль, и бурча себе под нос, Нина Максимовна вышла из дома.
Зима выдалась снежная. Сугробы у заборов возвышались так, что уже заслоняли окна. Мать Алевтины тревожилась за свою дочь, ночами просыпаясь, она думала о том, как ее дитятко будет рожать, что сердце начинало ныть от этих дум. Если бы можно было, она всю боль переняла бы на себя. С наступлением дня она немного успокаивалась, но на душе все равно было тревожно.
"Если весна будет дружная, то утонем в воде, – глядя на такое обилие снега, думала Дарья Ивановна. Она беспокоилась так потому, что в конце марта Алевтина должна была уже родить. – Если будет распутица, как же до района доедем?"
Но весна пришла мягкая: днем было умеренно тепло и солнечно, а ночью слегка примораживало. Незаметно снег практически растаял, только в полях еще кое-где белело, а дороги стали подсыхать.
Районный центр находился от Александровки в семи километрах. Тревожно было на душе у Дарьи Ивановны: «А ну, как не поспеем вовремя до роддома»?
За неделю до предполагаемых родов она настояла ехать к своей двоюродной сестре, которая жила в нескольких минутах ходьбы от больницы.
– Так надежнее будет, пешком дойдем потихоньку, – успокаивала она больше себя, чем дочь.
Но под утро повалил густой снег. Еще вчера был солнечный весенний день, а сегодня все небо заволокло тучами.
Машина председателя подъехала к назначенному времени. Алевтина, поддерживаемая матерью, с трудом поднялась и села на заднее сидение.
Ехали не очень быстро, но машину то и дело подбрасывало на испещренной колеями дороге. Хлопья снега налипали на ветровое стекло и «дворники», усиленно трудясь, разгоняли грязную массу по сторонам. Из-под колес вылетали комья грязи, временами машина надсадно гудя, и вихляясь, с трудом выползала из жижи.
Алевтина сидела прижавшись к матери, и старалась не показывать своего страха. Весной погода быстро меняется, и вскоре небо начало очищаться и светлеть. И в какой-то момент снегопад прекратился. Солнце выглянуло из уползающей тучи, и ярко по-весеннему осветило все вокруг.
На въезде в районный центр машину в очередной раз тряхнуло на какой-то колдобине, и уже расслабившаяся Алевтина, высоко подпрыгнула на сиденье. Она почувствовала резкую боль в животе.
– Ой, мама! Больно! Ой, как больно!
Водитель Николай виновато посмотрел в зеркало и вдруг тихо выругался.
– Переезд закрыли! Не раньше и не позже!
Длинный, казалось, нескончаемый состав с цистернами с шумом пролетал мимо.
– Ничего, дочка, ничего, потерпи. Не бойся, рожать еще не скоро будешь. Это только начало.
В приемном отделении больницы оформили документы и провели Алевтину в предродовую палату. На кроватях сидели три женщины: двое из них были на сохранении, а одна с огромным животом приехала рожать заранее. Она жила где-то далеко от районного центра.
– Ты уж, девонька, потерпи как-нибудь до вечера, – сказала она напуганной Алевтине. – Сейчас дежурит сама заведующая, а к ней лучше не попадать. Зверь бабой ее тут зовут.
– Ну, что ты пугаешь девчонку. Начнет рожать, разве удержишь? Убери волосы под косынку, а то эта докторица не любит, когда волосы распущены.
Дверь со скрипом открылась и в палату заглянула медсестра:
– Климова, иди со мной, врач осмотрит тебя.
В кабинете сидела женщина лет пятидесяти и что-то писала. Не глядя на Алевтину, она сквозь зубы процедила:
– Ложись на кушетку. Почему ни разу не приехала на прием? Через сколько минут повторяются схватки? Что мямлишь, говори внятно.
Доктор подошла к Алевтине и начала осмотр.
– Я тебе ничего больного еще не делала. Что ты морщишься? Все, можешь идти, матка еще не открылась.
Вечером, в шесть часов, позвали на ужин. Но Алевтина не могла даже думать о еде. Женщины из палаты принесли ей пирожок и стакан чая.
– Ешь, а то сил не будет рожать, – сказала одна из них. – Ешь, я знаю, что говорю, за третьим уже сюда приехала. Кусай. Вот, молодец. Запивай теперь чаем.
Алевтина откусила кусочек пирога и замерла. От острой, пронизывающей боли хотелось сползти со стула на пол.
– Не могу я. Не буду я есть, – с трудом сказала она.
– Сейчас отпустит, так ты сразу и жуй быстрее. Вот так. Вот так, милая.
После ужина схватки участились и Алевтина не в силах уже терпеть пошла сама в кабинет врача.
– Что такое? Терпеть не можешь? Ложись. Что ты мне голову морочишь? Матка открылась только на два пальца. Я тебя сейчас насквозь проткну! – и еще глубже вонзила свои толстые пальцы.
Алевтина закричала от боли и ужаса.
– Не надо! Я прошу вас, не надо!
Она еле-еле дошла до своей палаты и легла на кровать, отвернувшись к стене.
Алевтина не помнит сколько прошло времени, только глухо стонала, стиснув зубы, пока кто-то не подошел и не тронул ее ласково за плечо.
– Идем, милая, я тебя посмотрю. Не спеши. Так, так. Сними косынку, распусти волосы. Зачем ты их так стянула? Все хорошо, сейчас пойдем рожать.
Алевтина удивленно смотрела на женщину. Ей показалось, что она уснула и к ней прилетел ангел.
В родовой уже лежала женщина и кричала так, что стены дрожали.
– Ну, что ты так кричишь, Самойлова? Имей совесть. Посмотри на молодую девчонку, как она себя хорошо ведет, – возмутилась медсестра.
Женщина вдруг прекратила кричать и спросила ее:
– Тебя как зовут?
– Надя.
– Надь-ка-а-а! Больно-то как мне!
Медсестра так и покатилась со смеху:
– Надька! Родня мне тут нашлась. Давай, дыши глубже и тужься, родишь сейчас.
Первой родила Самойлова – девочку, которая так громко заявила о себе, что все дружно решили – в мать!
– Девочка! Вот хорошо-то, а то у меня и так два пацана. Вот спасибо! Я ее назову Надей в честь тебя.
А через пятнадцать минут Алевтина родила мальчика. Он был маленький с очень худыми ручонками и ножками, и сначала молчал. Медсестра осторожно хлопала его по попке и малыш сначала закряхтел, а потом как-то тихо и жалобно заплакал.
– Сынок! Геночка! – прошептала Алевтина.
– Климова, что ребеночек такой хиленький? Ничего не ела что ли? Трех килограммов даже нет. Вон у Самойловой девка почти четыре килограмма весит.
– Ничего, отъестся еще. Главное, что здоровенький, – услышала Алевтина тот же ласковый голос.
– Кто это? – спросила она.
– Это наш доктор – Лидия Павловна.
«Значит не приснилось», – улыбнулась Алевтина.
Продолжени:http://www.proza.ru/2015/02/14/1002