Дыхание тайги

 
                Снег звонко скрипел под ногами, совсем не приставая к валенкам. Нюрка, девчушка четырнадцати лет, в полушубке до самых пят, повязанная шалью так, что виднелись одни ее глаза с большими, покрытыми инеем ресницами, тащила за собой деревянные санки. На них лежал прозрачный ровный срез льда с реки. Сзади, в пяти шагах, шла, слегка прихрамывая на левую ногу, ее бабушка Рая. Одета она была в тулуп со стоячим воротником и также, как и у внучки, ее лицо по самые глаза было прикрыто пуховым платком.
 Начинало уже смеркаться, мороз крепчал. Шли они медленно, так как дорога от реки до деревни поднималась в гору.
-Нюра, ты там не замерзла, часом?
-Ишь, как давит, окаянный, аж дышать трудно.
-Нет, баб, - не оборачиваясь, ответила девочка.
Мороз, действительно, усилился, судя по всему, было много за тридцать. Для этих северных, таежных мест такая температура- норма, а то бывает и за пятьдесят. И стоит тишь. Кажется, воздух звенит вокруг тебя и деревья стонут, потрескивая на сильном морозе. При всем, при этом ярко светит солнце и поражает своей синевой небо.
-Что-то папка твой запропастился в тайге, – сказала баба Рая, глядя на избу на окраине села.  В окошке которой мерцал свет лампы керосиновой, из трубы клубился дымок. Это был дом Захара, Нюркиного отца, младшего сына бабы Раи, промышлявшего в тайге.
-Мамка-то, небось, потеряла его?
-Волнуется она,  - ответила внучка.
Из поколения в поколение в роду Макаровых все были охотники и кормились тайгой да рекою.
-И что его леший по лесам носит в таки -то морозы, - совсем тихо добавила старушка.
-Можно я сегодня у вас останусь?- спросила девочка.
-Можно-то можно, только зайдем, Марье скажем.
Бабка Рая у  дома Захара остановилась, взяла в руки пилу и распилила льдину пополам.
Без стука войдя в хату, держа в руках кусок льда, она произнесла: – Гостей не ждали? -.
-Спасибо, дорогие мои, раздевайтесь, проходите, - пригласила с улыбкой Марья.
-Нет, что ты, дед дома ждет. Твой-то, вижу, не объявлялся.
-Не объявлялся, - погрустнела невестка.
-Ну, не в первой, скоро появится, не переживай. Нюрка-то у нас с дедом пусть сегодня ночует.
-Пусть, мам, ладно, - тихо произнесла Марья.
Внучка радостная выскочила из избы следом за бабушкой. Стало совсем темно. Солярка в деревне кончилась уж почти месяц назад, дизельная электростанция простаивала. Деревня казалась мертвой, если бы ни свет, мерцающий от керосиновых ламп из кое- каких окон, да не дымок из труб, можно было подумать, что в ней нет ни одной живой души. Минут пятнадцать они медленно двигались по темному ночному селу. Мороз крепчал, и это чувствовалось, дышать было тяжело.
-Пришли, - радостно вздыхая и открывая калитку, сказала девочка.
В этот же момент раздался громкий лай и тут же смолк. Собака,  узнав своих, виновато завиляла хвостом.
-Трезор, ты что совсем ошалел?- крикнула женщина
-Своих, что ль, не узнаешь?
Пес метался между ними, обнюхивая каждую, шерсть его от крепкого мороза покрылась инеем.
-Иди в избу, Нюра, я сама занесу лед, - сказала бабушка, взяв в руки пилу.
Та вошла в дом, оставляя за собой клубы пара. Прямо на санках Баба Рая отпилила от льдины небольшой кусок и занесла его в избу. В доме было тепло, на столе, излучая свет, стояла керосиновая лампа. На потолке, извиваясь, плясало отражение горящего огня в печи.
-Пошто так долго-то?- кряхтя и спуская ноги с кровати, хриплым голосом спросил старый Трофим.
Бабушка, как будто не слышала дедова вопроса, молча положила лед в таз и поставила на табуретку, стоящую у печи, затем расправила красные от мороза ладошки над раскаленной печной плитой и замерла от удовольствия, ощущая всем телом тепло.
-Шибко  морозно?- спросил с улыбкой старик, глядя на румяные щеки и красные ладони внучки.
-Да не, не очень, – ответила та, смахивая с ресниц капельки воды.
Трофиму недавно исполнилось семьдесят пять лет, почти на пять годов был он старше своей Раи. В последнее время его часто беспокоили ноги, сказывались зимовки в тайге да ранняя рыбалка, когда вода в реке еще ледяная, а сапоги простые резиновые и часто полные воды. Поэтому сейчас он с трудом передвигался.
-Захара- то, Трофим, что-то давно нет, - вдруг сказала жена, грея руки у печи.
-Неделю, как бы не больше, во дворе все снегом занесено, надо помочь Марии, - тихо добавила она. Немного помолчав, сказала Нюрке:
-Завтра пойдем, снежок покидам, душа у меня болит, не по- хозяйски это.
-Я подсоблю, -кряхтя, сказал старик.
-Разомнешься, хоть, а- то, чай, притомился на боку-то.
Дед Трофим, что-то бормоча себе под нос, кряхтя, надел чуни и, прихрамывая, подошел к печи. Взял таз со льдом, поставил его на раскаленную плиту.
-Сейчас мигом горячий чаек организую, - сообщил он, глядя на внучку.
Через некоторое время часть оттаявшей воды, налил в чайник и тоже поставил на плиту. Бабка Рая из старого деревянного, видавшего виды буфета, достала два стакана себе с внучкой, а мужу кружку. Он был большим чаевником, в семье все об этом знали, и выпить мог не одну такую кружку.
-Пироги-то разогреть?
-Но…, -протяжно ответил дед.
Бабка засуетилась: достала тарелочку с комковым сахаром из буфета, пироги на сковороде поставила на печь. Через некоторое время все трое с удовольствием прихлебывали горячий чай. Громче всех пил чай дед Трофим, он со свистом его втягивал в себя, сглотнув с наслаждением, издавал протяжный звук:
"А-а-а"…
Внучка не выдержала, засмеялась и поперхнулась.
-Чего ты, дуреха?
-Ничего, дедуля, – громко смеясь, ответила девочка.

                В это самое время  далеко в тайге, в зимовье Захар растапливал печь. День был для него удачным, удалось добыть трех соболей и пару зайцев. В целом он был доволен охотой.  Несмотря на сильный мороз, на лыжах прошел немалый путь по тайге и прошел не зря. Подсушенные лучины быстро вспыхнули и затрещали. Охотник сверху положил пару березовых поленьев и, не закрывая дверцу печи, отогревал свои красные шершавые ладони. От разгоревшихся дров стало светло в избушке, уютней, и воздух начал прогреваться. Таежник подбросил еще дров. Самое необходимое в зимовье всегда было. Пара алюминиевых тарелок, такие же кружки, весь помятый чайник, соль, чай, даже был небольшой огарок свечи. В углу на полу лежал кой -какой инструмент: молоток, топор, ножовка, совсем ржавые плоскогубцы и гвозди в банке из-под консервов.
                Захар взял чайник и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Наполнил его чистым колючим снегом и уже было собрался возвращаться, как услышал треск веток поблизости. Таежник замер, прислушался, треск больше не повторился. Стало уже совсем темно и очень морозно, рука прилипла к металлической посудине и покалывала, и он почти вбежал в избушку. Поставив чайник на плиту, присел на скамейку, пододвинув ее поближе, стал отогревать руки.  Дрова хорошо горели и потрескивали. Мужчину разморило и потянуло на сон. Он пересел на нары, когда-то им сколоченные, спиной навалился на стену и мгновенно заснул. На лице его было что-то наподобие улыбки. Почти все свои сорок пять, за исключением трех лет службы в армии, Захар прожил в этих местах, другой жизни он не знал. Этот здоровый, добродушный мужик себя и не представлял без тайги. Он здесь родился, вырос, и только здесь ему было хорошо. Как-то лет десять назад ездил с отцом к старшему брату Ефиму в Иркутск. Пробыл там три дня, и сердце заныло, затосковало, какая-то неведомая сила потянула его домой, в тайгу. И только когда они возвращались по зимнику, по лесу, ему по-настоящему стало хорошо. С тех пор никуда не ездил, да и желания такого у него больше не возникало. Ефим же после службы в армии остался в городе, выучился на сварщика и теперь вот работал в порту. Младший брат не понимал его, как можно жить в городе, где так много народу, где воздух соляркой да сгоревшим углем отдает, где снег белым-то не бывает, он серый даже на берегу Ангары. Да и люди там живут не в избах, а в каменных муравейниках без клочка земли для хозяйства. Старший брат и сам тосковал по родной деревне, не уютно он себя чувствовал в многолюдной среде.
-Народ здесь другой какой-то, - жаловался он с грустью.
Жил Ефим в Иркутске, поскольку деваться ему было некуда. Жена его Татьяна, была городской и не раз упрекала Захара:
-Как только вы живете в своей глуши, я бы там не смогла.
-А я бы там, где вы, – думал про себя таежник.
Кроме того у брата были две взрослые дочери, которые родились и выросли в городе и в деревню, находившуюся в тайге их совсем не тянуло. Гостили они у деда с бабкой очень редко, а вот отец девочек часто приезжал и уезжать, по всему было видно, потом не хотелось, душа его болела.
                В печи затрещали дрова, охотник вздрогнул и проснулся. Спал он очень чутко, сказывалась жизнь в тайге. В избушке стало теплей, но все же не настолько, чтобы можно было снять полушубок. При таком морозе надо было еще топить и топить, чтобы воздух внутри прогреть. У Захара и не было такой цели: был он к холоду привычен, и температура в зимовке уже казалась комфортной. Главное - поддерживать огонь в печи. Зашумел чайник, выбрасывая пар из носика. Когда вода закипела, мужчина взял слегка мятую алюминиевую кружку и заварил в ней чай.  Горячий напиток согрел все внутри, снова потянуло на сон, и он прилег на топчан, закрыл глаза, еще через мгновение уснул. Он спал, как может спать только таежник, намотавший километры по снежному лесу. Захар отдыхал, а вокруг избушки на сотни миль простиралась тайга, которая была его родным домом, суровым, непредсказуемым, но родным.
Часа через два он вдруг проснулся, встал и подошел к печи. Дрова почти все прогорели, превратившись в кучку раскаленных углей. Охотник ещё подбросил пару поленьев и присел на нары, вспоминая только что приснившийся ему сон. А приснилось ему то, что когда-то случилось в его жизни. Произошло это весной. Лед на Тунгуске стал уже кое-где тонким и опасным. Он, загруженный дичью, возвращался домой. За поясом болталось несколько куропаток и крупный тетерев. Прошел Захар уже немало километров по тайге и приближался к реке. Выйдя из леса и пройдя метров сто, оказался на самом краю обрывистого, метров двадцать пять высотой, скалистого берега. Он не один раз ходил по этой дороге и знал, что спуститься вниз можно, пройдя еще где-то километр. Вдруг увидел человека, движущегося по замерзшей реке к берегу. Бедняга бежал, пока одной ногой не провалился и не упал на лед. Таежник заволновался и рванулся на помощь. Лыжи были тяжелы от весеннего налипшего снега. Двигаясь вдоль берега, он не отрывал глаз от одинокой фигуры, понимая, что может случиться непоправимое. А на Тунгуске разворачивалась трагедия. Поднявшись, человек сделал еще несколько шагов по льду и провалился. На сей раз он с головой погрузился в воду. Охотник бросил ружье, скинул полушубок, отстегнул ремень с дичью и кинулся к спуску. Человека не было видно. Захар изо всех сил бежал, поглядывая на реку, в надежде, что бедолага появится из воды. До спуска еще было метров триста. Он понимал, что не успеет помочь утопающему, но не хотел мириться с этим. Зацепившись за что-то лыжей, упал, но приподняв голову, взглянул на реку. Она была пуста. В том месте, где провалился рыбак, а, скорее всего, это и был рыбак из ближайшего села, между льдинами плескалась вода.
- Только что был, и уже нет. Как просто и страшно, - опустил голову Захар.
 Ему стало не по себе. На глазах его утонул человек, а он ничего не мог сделать.
                Этот случай из жизни мужчина часто вспоминал, а теперь он ему приснился. Только во сне тонул он сам, спасая рыбака. От этого и проснулся. Огонь из щелей печной дверцы освещал комнату. Отогнав неприятные мысли, охотник прилег на нары и снова уснул. Открыл глаза, когда солнце уже взошло. В избушке было светло.
-Все, домой! - решил он и стал собираться.
Печь еще не остыла, в ней тлели угли. Таежник поставил на плиту чайник, достал из потертого рюкзака скромную провизию, хлеб, луковицу, сало и несколько кусочков сахара. Еще через полчаса он уже резво бежал на лыжах по тайге. Утро было морозное и солнечное. Снег хрустел и посвистывал под ним. Усы его стали белыми, покрылись снежной корочкой. До реки напрямую по лесу было километров десять да по берегу Тунгуски до села еще столько же.
«К вечеру доберусь», - думал охотник.
Воздух, казалось, звенел от сильного мороза и необыкновенной чистоты. Иногда снег сваливался с сосен, мимо которых он пробегал и осыпал его с головы до ног. Тайга бодрила и одновременно успокаивала Захара. Она всегда благоприятно действовала на него. Дятлы, не обращая внимание на человека, то тут, то там издавали громкие стуки по деревьям, разбрасывая кору по снегу. Вокруг было много заячьих следов. Мужчина остановился, увидев совсем свежие отпечатки лап.
«А вот и он», -заметил у сосны замершего ушастого зверька.
Быстро вскинул ружье, заяц прыгнул, раздался выстрел, эхом пронесшийся по тайге, вспугнув птиц, сидящих на деревьях.
-Хорош, бродяга!- сказал Захар, держа убитого косого за уши.
Тот был довольно крупным, рядом с глазом из отверстия от пули  слегка сочилась кровь.
Еще через минуту таежник уже скользил по лесу.
«Надо успеть до темна до дому добраться», – думал он, ускоряя шаг.
Широкие лыжи, проваливаясь в пушистом, никем не тронутом лесном снегу, оставляли глубокий след за  спиной.
Охотник с каждым часом пути приближался к реке. Это он видел по своим понятным только ему меткам. Подул легкий ветерок, говорящий о близости Тунгуски. Лес стал редеть, а ветер усиливаться. Показалась река, мужчина приблизился к самому краю ее высоченного берега. Дух перехватило от великолепия красок родного края, его очарования и неповторимости. Тунгуска, была покрыта роскошным снежным покрывалом, сверкающим на солнце.  Стройные сосны - гиганты красиво обрамляли ее берега. За рекой была бесконечная тайга, простирающуюся на сотни километров. Захар видел эту картину много раз, и, тем не менее всегда останавливался здесь и замирал, любуясь ею.
Перед ним во всей красе предстали таежные просторы, которым не было конца и края. Чистое без единого облачка синее небо, река, покрытая сверкающим снегом – все это было таким родным для него, что ему казалось, что он слышит, как дышит тайга, чувствует ее ровное и нежное дыхание.
 Внизу показались несколько лосей, переходящих заснеженную реку. Таежник притаился и стал наблюдать за ними.
Сохатые быстро и осторожно передвигались, озираясь по сторонам. Впереди всех шел крупный глава семейства с красивыми, мощными ветвистыми рогами. Чуть позади взрослых двигался лосенок. Захар немного постоял, провожая взглядом удаляющихся животных, затем двинулся вдоль реки по направлению к дому. Улыбка всю дорогу не сходила с лица таежника. Все самое лучшее, что было в его жизни, было связано с тайгой, с любимым северным краем. Краем, который с рождения поселился в его душе и сердце, поселился навсегда.
Километр за километром оставались позади. Постепенно стало совсем темно, только звезды мерцали в небе. Мороз крепчал, делая снег жестким и колючим. Лыжи, скользя, будто пели. Вдалеке показалось село.