"Что-то долго жена со двора не возвращается», - подумал дед Василий и слез с печки. В доме было натоплено, внуки ещё спали, зять с дочкой уже укатили на «ЗИЛ»е в Калинки. Калинки - деревня, в которой находилась центральная усадьба колхоза «Красный октябрь». Зять, Александр Григорьевич, работал главным механиком в колхозе, а дочь, Клавдия, буфетчицей в чайной «Сельпотребкооперации».
У деда Василия было пятеро детей - четверо сыновей и дочь. Старший, Фёдор, после войны жил в Костроме, средние, Пётр и Иван, пропали без вести где-то под Харьковом, попав под бомбёжку, даже не доехав до фронта, последыш Женя уехал учиться в Ковров, да там и остался работать на танковом заводе.
Дед Василий умылся в рукомойнике, расчесал волосы и бороду и, повернувшись в «красный угол» стал читать утренние молитвы, изредка поднимая взгляд на образ» Неопалимой купины».
За окном послышался шум. По деревне сгоняли стадо после утренней дойки на пастбище. Мычали коровы, блеяли овцы, выкрикивая смачные ругательство, задорно щёлкал кнутом Мишка Иванов, несменяемый деревенский пастух, сосед Морозовых, пьяница и бездельник. Ох, и не по нраву же был он деду Василию, то скотину после выпаса ищи, то самого Мишку.
Дед Василий выглянул в окно, калитка на улицу была закрыта, жены нигде не было видно. Дед Василий вышел в сени, открыл дверь во двор. В нос ему шибанул резкий неприятный запах.
«Марья, где ты запропастилась?», - крикнул он с помоста.
Ответа не последовало.
Дед Василий спустился по лесенке во двор и замер от неожиданного зрелища. Его жена лежала на боку, упав со скамеечки на который сидела и доила корову. Мурка, так звали корову, стояла, как ни в чём не бывало, и жевала охапку сена, а к подойнику, встав на задние лапы, пристроился меховой зверек и лакал молоко.
Услышав звук человеческой речи, он обернулся, «стрельнул» чёрными бусинками глаз на деда Василия и тут же юркнул в дальний тёмный угол сарая.
Вонь во дворе стояла нестерпимая, У деда Василия начала кружится голова. Он подошёл к жене, повернул её на спину, взял под мышки и потащил к двери, которая вела со двора на гумно. Дверь была открыта, и дед Василий вытащил жену на лужайку у дома довольно быстро.
Дед Василий положил жену на траву и стал пристально смотреть ей на грудь, дишит ли.
Внезапно жена открыла глаза и удивлённо взглянула на деда Василия.
«Что с тобой Марья?», - спросил дед Василий.
«Не знаю Вась, что-то голова закружилась, когда Мурку доила», - ответила Марья, встала с земли и стала отряхивать подол.
«Поди, Марья в дом, приляг, отдохни», - сказал дед и снова зашёл на скотный двор.
Сперва он отнёс ведро с молоком в дом, затем вернулся и выгнал Мурку на улицу.
Дорога за забором вела в соседнее село Романово. В тамошнем храме Успения Пресвятой Богородицы дед Василий нёс послушание псаломщика и старосты.
Дед Василий отворил калитку, хлопнул Мурку по рыжему, костромской породы боку, и та побрела догонять уже скрывающееся за поворотом дороги деревенское стадо.
Дед Василий снова вернулся во двор и направился прямиком в дальний от входа угол. Пахло уже не так скверно. «Так и есть, нора», - нахмурился дед Василий - «Крыс, всех Васька передушил, да и меха у них нет. Надо вечерком сапог поставить». Дед Василий вышел на гумно, обошёл скотный двор снаружи.
Нора была сквозной, а за выкосом позади двора начинался кустарник переходящий затем в лес. Верного, дворняги неопределенного окраса, нигде не было. Видимо увязался за стадом.
Дед Василий зашёл в дом.
Марья с внучкой Люсей топтались у печки и о чем-то разговаривали.
«Как ты Марья?» - спросил дед Василий.
«Да, вроде ничего Вась, садись завтракать» - ответила Марья.
«А что случилось бабушка?» - внучка тревожно взглянула сначала на бабушку затем на деда.
«Ничего, Люсенька, достань из печи чугунок с картошкой, только руки не обожги, прихвати полотенцем», - улыбнулась Марья.
Сели за стол, на котором уже стояло блюдо, наполненное вареной в кожуре картошкой свежего урожая, молоко утреннего надоя и укрытый вышитым рушником, испеченный с вечера каравай ситного.
Дед Василий перекрестился, прочитав молитву перед внушением пищи и спросил: «Где Володька? Всё ещё спит! », - и тут же громко сказал» Володька, быстро за стол!»
Через пару минут и внуки и бабушка с дедом дружно трапезничали.
Дед Василий смотрел на внуков. Люся и Володя были похожи друг на друга и на мать, оба черноглазые и кряжистые. Родились они в этом доме, Марья сама повивала дочь. Вообще Марья лечила всю деревню, у неё был дар врачевания, который передавался якобы по женской линии.
Марья была худая пожилая женщина, с острыми чертами лица. Василий с Марьей поженились ещё до первой войны с немцем, тогда же родился и первенец Федор, которого он назвал в честь отца. Жили Морозовы хорошо, поэтому и дом срубили молодым незадолго до пополнения в семействе.
Опорой благосостояния была конюшня с овчарней и пасека. Как бывало хорошо прокатиться в санях на тройке с отцом и братьями. И теперь эти сани стояли на сеновале. После войны вернулся Василий в другую жизнь. В округе новая власть наводила новые порядки. Коней отобрали, отец не противился, потому может и избежал раскулачивания и переселения.
«Володька, залезь, поищи на чердаке старый сапог»
«Зачем тебе, дед?»
«Попромышляем зверя немного» - усмехнулся дед Василий.
Спустя некоторое время дед с внуком засовывали старый сапог раструбом в нору изнутри скотного двора.
«Ну что, Володь, пойдем Бурушку покормим».
Дед Василий работал конюхом в колхозе, и следил за конюшней и овчарней, которые находились недалеко от дома Морозовых, на берегу ручья под названием Юрьенка.
Две лошади доживали свой век, стоя в загонах и использовались для
сообщения с дальними деревнями колхоза зимой и во время распутицы. Дед и внук подошли к конюшне, ворота были открыты, из них, махая полинявшим хвостом, выбежал Верный. Володька стал резвиться с собакой, а дед подошёл к стойлу, в котором стояли кони: бурая кобыла Бурушка и пегий мерин Яшка, оба орловской породы и оба такие же пожилые, как и дед Василий.
Дед Василий насыпал лошадям овса из короба в углу конюшни, а Бурушке сунул яблочко, которое сорвал с яблони у дома. Яшка яблоки не любил, а хлеба дед Василий не прихватил, да и обленился Яшка, без хлеба не хотел идти под узду, а сегодня поездок никуда не намечалось. Как-то ещё до второй войны с немцем, Василий повез продукты в Москву. Яшка был в упряжке. В Ярославле, пока дед Василий перекусывал в трактире, всю поклажу из саней украли, а Яшка не подал ни звука. С тех пор дед Василий хоть и понимал, что глупо винить в неудачах лошадь, всё равно за Бурушкой ухаживал тщательнее.
После того как кони были накормлены, а хлев почищен Дед Василий почувствовал усталость и пошел домой часок другой вздремнуть. Володька с Верным давно убежали купаться на небольшую речушку Покшу, протекавшую верстах в двух от Бедрино. С полей возвращалось стадо на дневную дойку. Марья с Люсей собирали на огороде огурцы, которых в этом году был богатый урожай. Одну бочку огурчиков дед Василий уже засолил, надо было залить ключевой водой вторую, рассохшуюся за зиму, дубовую бочку.
Дед дождался, когда Мурка зайдет во двор, а сам направился в терраску. Там снял сапоги и прилег на кровать, укрывшись лоскутным одеялом.
Он слышал, как прошла на двор Марья, доить Мурку. «Не повалилась бы снова», - подумал он засыпая.
Надрываясь, играла с хрипом гармошка, в доме яблоку негде было упасть, подгулявшие бабы пели похабные частушки. Во главе стола, под образами, сидели молодые, Пётр и Матрена, рядом с Василием сидела Марья, напротив сват со свахой.
О женитьбе на скромной девушке из Романова Пётр заговорил ещё до Пасхи. Сватья жили рядом с храмом, дед Василий часто видел будущую невестку, простая и работящая, она сразу произвела на него хорошее впечатление, поэтому о свадьбе на Троицу сговорились с её родителями быстро.
К свадьбе Василий, как и ко всему остальному, готовился основательно. Закоптил в печной трубе, почти целого поросёнка, привёз из города ящик «Столичной», нарубил таз грибной икры, вытащил наверх почти всё содержимое погреба, в подарок молодым приобрёл фарфоровый сервиз.
Василий встал, что бы в очередной раз поздравить жениха и невесту, поднял стопку, пристально посмотрел на сына и ....проснулся.
Пётр смотрел на Василия с фотографии на стене. Василий встал с кровати, вышел на улицу. Вечерело. Горькие воспоминания растревожили душу.
На следующий день пришло известие - война, через неделю Петра и Ивана проводили на фронт, а ещё через месяц пришло извещение, оба сына пропали без вести. Матрена некоторое время жила у Морозовых, а затем ушла в родительский дом, замуж она больше не вышла, присматривала за детьми сестры.
В калитку снова заходила Мурка, теперь уже после вечернего выпаса, заметно распухло от молока вымя. На крыльцо вышла встречать корову Марья:«Вась, проснулся? Что смурной такой?»
«Да нанюхался вони сутра, голова болит. Как там во дворе, повыветрилось?», - ответил дед Василий.
«Да, ещё днем. Иди, ужинай, Клава пришла, " - ответила Марья, заходя вслед за коровой во двор.
Дед зашёл в дом. Дочь за обеденным столом резала хлеб, дети крутились вокруг неё и что-то настойчиво просили. «Сначала щи, потом пряники. Володя, Люся, садитесь за стол", - ласково увещевала мать-Папа, садись, ужинай».
«А где Саша?», - спросил дед Василий, перекрестившись перед едой.
«Уехал в Судиславль за запчастями", - ответила Клава: «сказал, задержится».
Дочь вышла замуж сразу после войны, за красавца лейтенанта танкиста. Зять Александр хлебнул лиха в боях за Украину, «поджарившись» в танке, он попал в плен, мыкался по лагерям, пока его не освободили союзники, заодно и подлечив. Но он вернулся, а с ним отец и два брата, которые тоже были на фронте. Сват Григорий уехал по партийной разнарядке устанавливать советскую власть во вновь образовавшейся Калининградской области и забрал с собой младшего сына,
а Александру так полюбилась черноглазая, с волнистыми чёрными волосами, Клавдия, что он даже будучи коммунистом, обвенчался с ней по настойчивой просьбе тестя.
В дверь постучали, и в дом зашёл местный священник, отец Михаил.
«Здраствуй батюшка!", - встал из-за стола дед Василий: « Присаживайся, чем Бог послал».
«Спасибо Василий, я по делу", - ответил отец Михаил.
«Чаю попей. Клавушка, налей нам чайку», - не отступал дед Василий.
«Здраствуйте, отец Михаил! Присаживайтесь за стол, я пряников купила, чай пить будем", - ответила Клавдия: «Ребята бегите на улице погуляйте».
Отпив немного из кружки, отец Михаил сказал: «Василий, я назавтра с плотниками договорился, они леса сколотят. Надо только досок привезти с лесопилки. Я их ещё на той неделе в сельсовете выписал. Попроси Александра Григорича привезти».
«Да видишь, нет его. В район уехал, за запчастям. Завтра поговорю, думаю, не откажет, если время будет», - ответил дед Василий.
Отец Михаил был человек деятельный и теперь затеял реставрацию романовского храма, которого настоятелем и являлся.
Вот и сейчас он вынул из кармана пиджака красную бумажку и положил под кружку с недопитым чаем.
«Пойду я, Божье благословение Вам и Ангела-хранителя», - сказал отец Михаил и прошёл к двери, ведущей в сени. Тут он встретился с Марьей, которая несла подойник парного молока после вечерней дойки.
«Здравствуй, Марья».
«Здравствуй, отец Михаил!" Куда ты? Попей молочка свежего».
«Спасибо Марья, В следующий раз, мы с Василием уже чаю напились».
«Да что, чай-вода, нынче чай не пост»
«Пойду, пойду, в Калинки надо ещё по делам успеть»
«Да успеешь везде и по делам и в келью свою (так Марья в шутку, ветхий дом настоятеля)»
Отец Михаил ничего не ответил и скрылся за дверью. Марья не верила в Бога, поэтому и к отцу Михаилу относилась с иронией.
«Пойду, поле осмотрю, не надо ли ещё где окосить, ты мне на сеновале постели, я там сегодня лягу, жарко что-то в доме» - сказал дед Василий, вышел из дома и зашагал к выкосу, который выделил колхоз Морозовым для прокорма лошадей и расположенный недалеко от деревни, вдоль леса. Сгущались сумерки. Конец лета вызвездил небо.
Дед Василий посмотрел вверх, и губы зашевелились, взнося знакомые строчки псалмов к небесам.
Домой он вернулся уже в темноте. Рядом с домом стоял, остывая «ЗИЛ». Приехал из района зять. Дома Клавдия кормила мужа ужином. Александр был навеселе. В Судиславле авторемонтной базой заправлял его двоюродный брат Николай, тоже фронтовик, поэтому с запчастями в колхозном гараже проблем не возникало.
Дед Василий рассказал о визите и просьбе отца Михаила зятю. Тот усмехнулся и сказал: «Василий Федорович, вы со своим священноначалием, меня до выговора по партийной линии доведете. Ладно, завтра посмотрим. Выпьешь со мной, вот с Колей не допили ",- и Александр кивнул на бутылку водки, наполненную до половины, которая стояла на столе. «Не пьянства ради, а дабы не отвыкнуть»,- пошутил дед Василий, когда они чокнулись стограммовыми стопками с Александром. Дед Василий знал, что зять не откажет в просьбе. Мало кто из фронтовиков, вернувшихся с войны, был атеистом. Еще немного побеседовав, мужчины разошлись спать. Дед Василий поднялся на сеновал и увидел, что там, на матрасе, обняв подушку, сопит Володька. Дед долго умильно смотрел на внука, потом нагрёб кучу сена и лег. Прислушиваясь к тишине и шорохам, он беззвучно шептал вечернюю молитву.
Василий открыл глаза, на сеновале было светло, воздух резали солнечные лучи, пробивающиеся сквозь крышу. Рядом спал Володька. Дед Василий тихонько потормошил его за плечо. «Володя проснись, пойдём зверя промышлять»
Володька проворчал, что-то в ответ и хотел было перевернется на другой бок, но услышав про зверя, вопросительно посмотрел на деда: «Какого зверя?»
«Давай за мной», - ответил дед и пополз к лестнице, спускавшейся во двор.
Внук и дед слезли во двор и направились в угол, где вчера заткнули нору сапогом.
Судя по упругому вымени ещё недоеная Мурка, проводила их недоумевающим взглядом.
Сапог чёрной заплаткой торчал из норы.
Дед Василий стал потихоньку вытаскивать его наружу. Когда показался срез раструба сапога, дед Василий ловко просунул между ним и норой лопату, которую прихватил под лестницей, спускаясь с сеновала.
«Володя, послушай, попался ли кто»
«Не знаю дед, ничего не слышно»
«Ну, пошли на улицу, здесь темно» - дед Василий взял сапог и, прижав штык лопаты плашмя к срезу раструба сапога, двинулся к воротам двора. НА улице дед Василий подошёл к бочке, которая стояла под сливом с крыши. Заглянул в неё и, убедившись, что там нет воды, дождей уже не было неделю, вытряхнул туда содержимое сапога.
Володька был уже тут как тут. Он заглянул в бочку. Оттуда на него смотрел чёрными бусинками глаз маленький меховой зверёк.