- Ольга Денисовна, Вы меня слышите? Ольга Денисовна? Ольга Денисовна!
Кто-то усиленно тряс меня за плечи, подсовывая под нос что-то зловонное. В ушах зудел неприятный гул, несколько голосов в унисон называли моё имя. Да ещё и этот ужасный запах. Рукой отодвигая чьи-то холодные пальцы от лица, я с трудом открыла глаза. Холодные пальцы, сжимающие вату с нашатырём, принадлежали Хлапову, который теперь с присущей ему хитроватой улыбочкой вглядывался прямо глаза. Неподалёку стоял Арсений Николаевич, почему-то сильно раскрасневшийся, и Сенченко с аптечкой в руках.
- Ольга Денисовна, как Вы себя чувствуете? – спокойно поинтересовался Хлапов, отправляя ватный комочек в контейнер.
- Замечательно, - без колебаний соврала я, только осознавая, что сижу, оперевшись спиной на шкаф.
-Ольга Денисовна, - Удочкин-Романенко присел возле меня, отгородив от взгляда Хлапова, - вам, должно быть, стало плохо. Сейчас же поедемте. Я отвезу вас…
-Никуда не нужно ехать, - несговорчивым хором вырвалось у меня и Хлапова, уже поднявшегося на ноги.
-Никуда не нужно ехать, - после общего молчания повторил Хлапов, убирая руки в карманы и разворачиваясь, чтобы уйти.
- Это ещё почему? – удивленный тон профессора его остановил.
- Потому что всё в порядке. Такое бывает при сильном эмоциональном всплеске. Вам, Арсений Николаевич, нужно только выяснить, что вызвало такую реакцию у Ольги Денисовны и впредь не допускать таких проступков. Можете мне поверить. Я вырос в семье врачей. Раиса Алексеевна, пройдёмте в коридор, Ольге Денисовне нужно придти в себя. Будет неплохо, если здесь не будет так много народу.
Сенченко удивленно повернулась к Хлапову, но, поймав его решительный взгляд, тут же кивнула и, махнув рукой мне и профессору, двинулась за юношей. Когда щелкнула дверь и шаги студентов утихли, в лаборатории повисла тишина.
- Да-с, - начал Арсений Николаевич, - напугали Вы меня, милая Ольга Денисовна. Напугали. Что же у Вас случилось?
И тут я вспомнила, что же у меня случилось... подняв сжатую в кулак руку, я судорожно раскрыла ладонь и… пусто. Быстрый взгляд по полу… Ничего не было. Их нет. Они пропали. Пропали они! Они, несущие решение того, над, чем билась она сама несколько месяцев, и откуда нашёл выход один единственный человек! В глазах снова пошли круги. Ноги, итак не окрепшие после первого обморока, вновь показались ватными, и успей я встать, сейчас непременно бы упала. Дрожащими пальцами, ощупав пространство вокруг себя, я схватила Арсений Николаевича за руку. Профессор испуганно на меня уставился
- Ольга Денисовна…
-Арсений Николаевич, они пропали!
- Кто пропали? – не понял меня химик.
- Они попали. Ваши формулы пропали!
- Какие ещё мои формулы?
- Ваши формулы-ответ к моей задаче! Вы нашли решение, решение было там, но оно пропало!
- К какой Вашей задаче? Ольга Денисовна, вы себя хорошо чувствуете?
- Послушайте же! – я не без труда поднялась на ноги, держась за шкаф и руку профессора. Встал и Удочкин-Романенко. На его лице появился испуг, смешанный с беспокойством и ещё не ушедшем раздражением в адрес Хлапова.
- Арсений Николаевич, - как-то особенно сосредоточенно начала я, видя, что паника не приведёт ни к чему хорошему, - помните, четвертого дня мы встретились с Вами на улице? Тогда Вам что-то грандиозное пришло на ум? – химик кивнул, теперь с напряжением во взгляде, - после, простите, убегая с места нашей встречи, Вы кое-что обранили…
Арсений Николаевич отпрянул от меня так резко, что я с растерянности выпустила его руку.
- Как пропали? – видимо, моментально соединив мои слова, выдохнув профессор, опираясь на стол.
- Я просто... понимаете, Арсений Николаевич, всё ведь случилось после того, как я раскрыла тот лист. Поверьте, я совсем про него забыла! Если бы не так, я бы непременно отдала его Вам! Профес… Профессор?
Удочкин-Романенко изменился в лице. Губы расплылись в несдерживаемой улыбке, и он захохотал самым искренним и наглым образом, так как смех казался мне, мягко говоря, неуместным в сложившейся ситуации. Оттого сначала я впала в растерянность и только после несказанно рассердилась.
- Арсений Николаевич! Листок ведь пропал! Что здесь такого смешного?
- Дорогая моя Ольга Денисовна… Ох, Ольга Денисовна! Какое же вы прелестное существо! Ей богу, прелестное существо! – профессор снова отдался смеху, оставив меня в полнейшей неясности. Прошло ещё около минуты до возможности химика что-то говорить.
- Вы чудная и умная девушка, Ольга Денисовна, но сейчас показали себя очень невнимательной.
- Невнимательной? – после такого моя неясность превратилась в полную несуразицу.
- Именно невнимательной, - согласился Удочкин-Романенко, вытирая выступившие от смеха слёзы.
- Как же это? – я, совершенно сбитая с толку, во все глаза смотрела на профессора.
- Именно так-с.
- Как так-с? – сейчас я не сдержалась, передразнив манеру химика говорить. Но он совершенно не обиделся.
- После того, как Вы подробнее расскажете, что Вы такого углядели в моих записях, я смогу внести необходимые поправки и прояснить ситуацию. Садитесь, Ольга Денисовна. И перестаньте так трястись! Ничего слишком страшного не произошло, - привстав, Удочкин-Романенко помог мне сесть.
После пятиминутного яркого рассказа, включающего в себя сделанные выводы прочтения информации на листе, я уже совершенно успокоилась. Арсений Николаевич внимательно слушал, иногда качая головой и улыбаясь. Давно мне не приходилось получать такого слушателя, оттого говорить было легко, и утаивать ничего не хотелось. Наверное, такое чувство раскованности испытывают только дети, рассказывающие родителям о прогулке или новой игре с друзьями. Или Рая Сенченко, чья искренность, как я уже упоминала, кажется безграничной и распыленной на каждого в её окружении.
- Думаю, - наконец произнес профессор, - всё дело в том, что Вы не до конца ознакомились с содержанием. Отрицать, что там есть плоды моих исследований я не стану, но утверждать, что там всего лишь малая их часть, я обязательно буду. Вы смогли в полной мере понять смысл всего одной строчки только потому, что всё необходимое Вы уже знаете, так как сами работаете над схожим материалом. Для постороннего взгляда эта информация ровно ничего не стоит. Знаете… я даже рад, что тот листок попал к Вам в руки, - химик улыбнулся, - не хотите чаю?
- Что? – столь быстрая смена темы отвела меня от размышлений, - постойте, Арсений Николаевич. От Ваших исследований? Но ведь...
- Всё это время, милая Ольга Денисовна, мы трудились над одним и тем же. Да-да,- он закивал, - но, признаюсь, в последние недели Вы стали меня обходить. Вы уж простите, что делал вид, будто Вас не слушаю, на самом деле мне столько раз хотелось расспросить Вас о Ваших успехах! Но недавно по дороге в Академию, прокручивая в голове проделанный опыт, я неожиданно нашёл решение одной из занимающих меня долгое время задач. Поверьте, я не думал, что Вы тоже имеете в мыслях равную мне загадку. Вы не упоминали о выведении такого рода веществ.
Помните, когда Вы рассказывали, Вы особенно долго задержались на трактовании прочитанного? Боже! Все Ваши слова – отражение моих собственных выводов. Как же удачно судьба привела Вас ко мне. Если Вы согласитесь на совместные исследования…
- Но, профессор, на листе было очень много всего, - я никак не могла признать факт безобидности утраты записей. Беспечность Удочкина-Романенко больше не злила, но непонимание овладело мной с большей силой.
Арсений Николаевич засмеялся, будто давно ожидал этих слов.
- В этом и проявилась Ваша невнимательность, Ольга Денисовна. Всё остальное – всего лишь ответы на билеты зачётов.