Девочка и русалка.
Сказка-хоррор по мотивам мокшанских народных сказаний. Терный А.
Было это уже не в стародавние времена, в самом сердце земель Шкая, там откуда брали начала три великих реки – Сура, Мокша и Хопер. На самом юге этой страны стояло небольшое село, дальше его мокша уже не селилась, там царствовали дикие степные народы.
В одном из куд жила девочка- сирота по матери. Мать свою она не помнила, не знала ни ее ласки, не слышала не ее колыбельных песен. Отец девочки, а звали ее Маре, сразу же женился, взял за себя женщину из семьи козяля- очень богатых, торговых людей. Была она и умна, и хороша собой, но не добра, ой не добра. Мачеха не любила стирь, и приходилось Маре и в доме убирать, и за скотом ухаживать, и в поле отцу помогать. Девочка очень уставала, к вечеру она просто падала с ног, и небольшой тюфячок в сенях казался ей мягче перины.
Шобдава еще не пробудилась, не расчесывала своих рыжих кудрей, а мачеха поднялась, и разбудила падчерицу. – Воды в доме ни капли, а ты все спишь. Иди, набери полное ведерко, да побыстрее, – приказала она девочке.
Девочка на ночь и одежду с себя не снимала, взяла ведерко и пошла к Хопру. Идет, а страшно. Мало ли что, вдруг не понравится Ведяве, что черпает она воду в ночи, и пошлет на нее своих духов. Сбежала она к реке, развела воду руками, и увидела она отражение. Но ее это было отражение – волосы длинные, да зеленые, и взгляд недобрый, и пронзающий душу. И потянулись к девочки руки синие, пальцы тонкие и когтями на концах. Девочка все же черпанула воды и пообедала в гору, что было сил. Слышит она шаги сзади. Бежит девочка, назад повернутся боится, а шаги все ближе и ближе. И тут голос раздался из-за спины. – Стой, стирь, сказать мне тебе надо что-то важное.
А девочка бежит, ведро бросить боится, побьет ее мачеха за это. А водяное чудище уже за плечи ее хватает, и сил у Маре совсем не осталось. Закричала девочка на все село, людей разбудила. Повыскакивали соседи из куд. Видят, гонится за Маре создание Видемевся, русалка, дух речной. Люди веники березовые похватали, амулеты защитные, окружили они страшную гостью со дна омута. Схватили люди ее, заперли на самый крепкий замок, в погребе родителей мачехи Маре. А те были настоящими козяля. В их погребе даже жить можно было. На полтора метра он в землю углублен был, да бревнами цельными крыт, и глиной весь обмазан. Еще с зимы он льдом был завален, который соломой припорошили. Закрыть-то русалку закрыли, а что с ней дальше делать не знают. Русалке же дела до людей нет, сидит она на соломе и длинные волосы гребнем чешет. Кто бы знал, что колдует она. Не догнала она Маре у реки, так здесь свое взяла. Вершится девочке, что зовет ее водяной дух, сладко так зовет, по-доброму. Тревожно девочке и поделится ей не с кем. Нет у нее никого, кроме отца, да и тот про нее забыл, когда женился на мачехе.
Стала Маре со своей подстилке и вышла на улицу. Темно, холодно там, волки где-то так воют, что собаки притихли. Страха у Маре не было, только – тревога, томление, грусть-тоска. Подкралась девочка к погребу, где заперли водяную, дрожит, словно воровка. Вдруг хозяева встанут, и увидят ее, расскажут мачехе. Нашла она щелочку, прильнула к ней. Русалка у двери стоит, и ладонью ее манит внутрь. Маре так и села на сырую землю. И убежать сил нет, и дверь она открыть не может. Кое-как отошла девочка от погреба, а голос так и зовет ее. И чем дальше отходит она от места заточения, тем жалобнее голос. И вернулась стирь назад. Попыталась она дверь взломать, да не получилось. И стала девочка приходить к погребу каждый день. Заметили в веле, что с ней что-то неладное, решили, что освободить она русалку хочет.
-В погреб ее надо закрыть, вместе с русалкой, – решала за всех мачеха Маре. Посадили ее в погреб, вместе с русалкой. Никто не сжалился над девочкой. Лишь отец-аляй приходил к ней иногда, приносил пачат и лофцы-молока. Но не хотелось девочки есть. Силы ее покидали. А русалка с ней даже не разговаривала, чесала и чесала волосы. И стала девочке совсем худо, напали на нее слуги Идемевыс – Лихоманка, Лихорадка, Огнея и Ветрея. И стала умолять своего аляя, который жалел ее, отпустить их вместе с русалкой на свободу.
– Нет мне без нее жизни, – словно в бреду повторяла она. – В деревне я всем теперь как чужая. Сжалься над бедной стирь!
Что делать отцу? Темной ночью, когда лишь Ков-паз наблюдал за ними, взломал он замок, обнял дочь и отпустил ее. Смотрит – а пленниц уже и нет.
Потом люди искали девочку, или хотя бы следы ее. Но так и не нашли. Зато все слышали, как пела она ночами и ранним утром, когда демоны покидали землю и уходи в воду. Пела Маре, протяжно, жалобно. То ли здоровалась с людьми, то ли прощалась. Но саму девочку так и не видел никто. Как и не было ее на свете. Лишь мачеха ее довольно.
-По делам лежебоке, вот, пусть теперь тины речной поест, да дохлыми раками закусит.
Так и зима пришла, а по весне вновь девочка петь стала. Шли года за годом, а Маре все пела, смущая людей. Ведь и их вина была в том, что сгибла девочка. Задумали односельчане избавиться от водяной и вызволить из неволи девушку, решили задобрить саму Ведяву, чтобы помогла она им. Но дары не помогли, равнодушна осталась в ним богиня воды. Стали в реку сети закидывать, плотину городить – не помогло и это. Долго думали-гадали в деревне, как же быть им с водяной, и порешили наконец отравить воду в родниках, что питали Хопер. Так и сделали. Наварили люди ядов их бледной поганки и трав ядовитых, и вылили это варево во все родники. Рано утром слышат, коровы ревом ревут. Смотрят – у одной мертвый теленок родился, у другой выкидыш. А молока и вовсе нет ни у одной коровы, будто подоил их кто. Мучается скотина, ни молока, ни приплода. Так продолжалось и год, и другой. Приезжали в деревню и волхвы северные, и колдуны степные, и с Суры сырьжи приезжали, никто не помог. Хоть бросай все и уезжай в другое места. А где его найдешь. Вокруг деревни и земли раскопаны, и леса выкорчеваны. И боги все ублажены. Все, да не все. Самый сердитый из них, богоподобный Идемевсь был сердит. В конце концов собрались самые старые мудрые люди в деревне и решили преподнести Идемевсю дары невиданные. Привезли с реки Ра стерляди и осетров, привезли свинок пятнистых, привезли в реки Суры курочек длиннохвостых, с юга вин, в запада меда бражного. Напекли женщины пирогов праздничных и стали славить Шяйтана-Идемевся. И после этого потекла река по новому руслу. А у коров вскоре молоко появилось – жирное, вкусное.
И вот однажды на берегу послышался тонкий девичий голос. Увидели односельчане бедную сиротку Маре, идущую им навстречу. Сколько ни расспрашивали – не сказывает, что с ней было. Тихой стала девушка, молчаливой. Каждый вечер приходила она к озеру и пела одну и ту же песню. Колыбельную. А ее отец в толк не мог взять, откуда ведомы дочери слова этой песни, с которой баюкала ее мать. Ведь ей тогда совсем мало годков было, не могла она ни мелодию запомнить, ни слов.
А тут и новая новость поразила село. Встала мачеха темной ночью, взяла ведра и пошла к новому руслу Хопра за водой. Как ушла, так и не вернулась больше. И муж ее искал, и родители ее награду людям обещали не мало, никто не нашел, ни живую, ни мертвую. Только Идемевсь прошел как-то днем, и поблагодарил Маре. А за что он ее поблагодарил, благо, что беды после этого все же не стряслось.
-Заменили, заменили жертву, – шептались знающие ворожбу старухи. – Повезло, повезло Маре. А то бы так и сгинула. Гнать ее из села надо.
Надо было гнать, да не гнали, боялись, что вновь рассердится Идемевсь.