Городские новеллы Крыша

Павел Зубкоф
Жизнь у депутата от партии "Единая Россия" Антона Львовича Пузикова удалась. Жена красавица, сороколетняя Виктория Петровна Пузикова, немного склонная к полноте, но сохранившая миловидные черты и красивую улыбку на увядающем лице. Сын Петр  учится за границей в Лондоне и подает большие надежды влиться в стройные ряды элитных топ-менеджеров. Дорогой внедорожник  с "блатными" номерами и буквами, избалованная кошка Изабелла и злой, как черт, мраморный дог Адольф. И, конечно, главная гордость Антона Львовича — его огромный коттедж на берегу реки, окруженный сосновым бором, в элитном районе города N. Огромный, в три этажа, он походил на средневековый замок с башенками, завитушками  и огромным балконом, где чета Пузиковых  томными вечерами пила чай, любовались закатом и вела долгие беседы об устройстве мироздания, смысле жизни, о том, кто будет после Путина, и стоит ли кастрировать мраморного дога Адольфа.   

А что за соседи  у Антона Львовича! Чудесные, влиятельные люди. Начальник местного РОВД, Сергей Акимович Воевода, и бывший бандит, а теперь уважаемый бизнесмен Михаил Захарович Пнев, в определенных кругах известный как "Пень".   

Собирались они обычно вместе с женами и детьми у хлебосольных Пузиковых, отмечали праздники, юбилеи, мылись в огромной брусчатой бане из канадского кедра, хлестали друг друга березовыми вениками, очищали забитые кожные поры  от каждодневной городской суеты и пили ледяное пиво.   

В кампании друзей  Антон Львович слыл эрудитом, любил он к месту и нет ввернуть в разговор какую-нибудь цитатку от умных людей.   

— Нефть дешевеет, доллар растет, что дальше-то будет?— беспокоилась сердобольная Виктория Петровна, укутанная в антицеллюлитный целлофан, словно гусеница в кокон.   — Преступность будет расти, работы нашему брату прибавится,— сдувая пенку с литровой кружки чешского пива, важно заметил  Сергей Акимович и почесал толстый живот.   

— А нам все равно, а нам все равно,— вступил в разговор уважаемый Михаил Захарович, с любопытством разглядывая дородные женские прелести Виктории Петровны.   —Меняем реки, страны, города. Иные двери. Новые года. А никуда нам от себя не деться, а деться — только в никуда,—процитировал туманную фразу Омара Хаяма любитель восточных мудростей депутат Пузиков.   

— Какой вы начитанный мужчинка,— отпустила кокетливый комплимент Бэлла Прокофьевна Воевода, благоверная  главного полицейского района. Женщина была очень костлявая,  носила очки в роговой оправе  коллекции «Bugatti» из рога индийского буйвола.   

— А сколько у нас в городе  гастарбайтеров и эмигрантов? Едут и едут, скоро славянского лица на улице не встретишь, — обозначила проблему эмиграции  Анжела Карповна Пнева, жена "авторитетного бизнесмена". Раньше она была "элитной девочкой по вызову", пока шаловливый амур не проткнул своей коварной стрелой  каменное бандитское сердце. Наверное, наконечники у стрел были бронебойные. Про прошлую профессию Анжелы Карповны в этом коллективе старались не вспоминать. Было, да прошло. Ушла из профессии, так сказать...   

— Была бы моя воля, сослал бы всю эту "черноту" к едрени-фени,— жуя копченного финского лосося, высказался Сергей Акимович, с остервенением отрывая хвост от даров Балтийского моря. — И не только их, а всех алкоголиков, наркоманов, тунеядцев, — резюмировал Пень и положил волосатую руку с золотым перстнем на ляжку достопочтенной Виктории Петровны так, чтобы никто не заметил. Женщина покрылась румянцем, но руку не убрала, а только изредка бросала косые взгляды на крутой торс и каменную шею с золотой цепью и тяжелым крестом уважаемого гостя. 

Обсуждали и законотворческую деятельность. Пузиков хвастался своим участием в принятии очень нужных для города законов. Ограничение времени продажи спиртного, введение различных новых штрафов и санкций. Особенно остроумным он находил введение налога на домашних животных. Ну а почему нет? Хозяева их выгуливают, экскременты остаются — пусть платят. Так и шли день за днем, неделя за неделей депутатские сессии, как листки календаря. 

Пока не случилось следующее. Ночью на спящего мраморного дога Адольфа полился откуда-то сверху ручеек талой воды. Собака начала лаять и носиться по дому, чем привела в ужас избалованную кошку Изабеллу. Испуганное животное прыгнуло на трельяж, в полете сбив на пол стеклянную банку с висевшим париком достопочтенной Виктории Петровны. Парик был эксклюзивным, из натуральных человеческих славянских волос. На звук этой какофонии прибежали супруги. Проблему обнаружили быстро. Хозяин дома, поправив сеточку на голове, встал на кожаное кресло арабскими тапочками с загнутыми мысами. 

Из щели в потолке тонким ручейком капала вода. ¬—  Крыша протекла,— установил депутат.

—  Завтра надо ремонтников позвать. 

Строителей было двое.  Старый и молодой. Кто они были —  таджики или узбеки, —  история умалчивает. И тебе, мой любопытный читатель, я думаю, большой разницы нет. Говорили между собой на каком-то своем восточном языке. Устранили течь быстро, убрали за собой мусор и собрались уже было уходить, как в дом к Пузиковым ввалились веселые, пьяные соседи. 

— Привет, чебуреки, —  поприветствовал строителей Пень. 

— Мишка, перестань, они же люди, особенно этот молоденький, — хихикнула Анжела Карповна.

— А регистрация у вас есть? — строго спросил Сергей Акимович.

Веселые соседи долго еще смеялись и подтрунивали над стариком и юношей, расспрашивали, умеют ли они читать и писать, Земля вертится вокруг Солнца или Солнце вокруг Земли? Кто такая Агния Барто? Кто написал Полонез Огинского? И сколько будет 2+2? Все это продолжалось, пока депутат цитатой решил закончить травлю:

 — Хватит с них, друзья, пусть идут. Послушайте лучше мудрого Омара Хайяма: «Не дружи с теми, кто тебе не равен, и не бойся исправлять свои ошибки». Во, умный был мужик. 

Вся компания притихла, и уважением посмотрела на народного избранника Пузикова. 

И в этой тиши прозвучал чужой незнакомый голос: — Это Конфуций. Поверьте мне на слово, это он,— сказал старик, который оказался преподавателем Ташкентского института востоковедения. И приехал в город N за временным заработком. Возникла неловкая пауза. Авторитет «эрудита» Пузикова таял на глазах, как кусок льда в доменной печи. Строителей быстро отправили восвояси. А кампания начала пить, есть, отдыхать. Сервировка блюд на столе была на уровне. Виктория Петровна была хорошей хозяйкой. Всем было весело, только не Антон Львовичу, сидел какой-то грустный, потерянный. Казалось, ну чего страшного? Перепутал мудрецов. Разве это беда? А нет, не такой он совестливый, одним словом —  народный избранник. Стоит ли вообще из-за такой мелочи грусть, тоску наводить? Но что-то щелкнуло в душе у депутата и, наверное, сломалось. А может, и была какая мелкая трещинка, а тут раз - и вдребезги, на мелкие осколки. И Конфуций с Хайямом тут не причем. Тут что-то другое, более глубокое. Может, эта бабка, которая просила милостыню, и, увидев значок ЕР, плюнула в него и не взяла 10 рублей. Или когда его одноклассники просили помочь с деньгами на ремонт старой школы, той самой, где учился маленький Антошка Пузиков. А он отказал, соврал, что денег нет. А ведь мог помочь. Но стоянка, оформленная по документам на жену, была важней и нужней. Так он сидел мрачный до утра. Совершено не замечая ничего вокруг. Как Мишка Пень, уже не стесняясь, зажимал его жену Вику, а мраморный дог Адольф с хрустом жевал любимый портфель из крокодиловой кожи с важными рабочими документами. 

А наутро депутат Пузиков пропал. Сначала никто не предал этому значения. Ну подумаешь, не пришел на заседание Законодательного собрания. Верные однопартийцы нажали кнопку для голосования за него. Жена подумала, может, пьет где-нибудь или с бабой какой связался. «Сама-то она не без греха»,- вспомнила со сладостью вчерашний вечер Виктория Петровна, протирая синяки на своих упитанных коленках кремом на основе бычьего семени.  Первые признаки беспокойства проявили к удивлению не люди, а животные. Кошка Изабелла начала выть, драть когти о халат пропавшего хозяина. Мраморный дог Адольф начал скулить, и громко гавкать на бронзовый бюстик депутата, подаренный ему на юбилей однопартийцами. Бюстик был невысокий - с метр высотой. Антон Львович был увековечен в знаменитой треугольной наполеоновской шляпе.

Начали искать. Сергей Акимович Воевода дал задание прочесать весь район, участковые, патрульные начали искать, все рестораны, гостиницы, сауны, места возможного пребывания, а может, и заточения уважаемого человека. Но нашли его не они, а братки Пня. Был он  в районе вокзала, в грязном подвале в кампании бомжей. Пьяный в стельку, одетый в какие-то лохмотья. Его кашемировое пальто изумрудного цвета,  итальянский костюм-тройка из чистой шерсти и туфли из кожи аллигатора ручной работы, украшеные декоративной золотой застежкой, были почему-то одеты на предводители бомжей по кличке Спартак. Бомжи под чутким руководством Спартака контролировали всех вокзальных попрошаек, сборщиков бутылок и мусорную свалку. В общем, влился наш депутат в народные массы, народней не бывает. 

Бомжи рассказали, что Антошка, так они его ласково называли, бродил по вокзалу, что-то лопотал про командировку то в Персию, то в Месопатамию, и ждет его там ни много ни мало сам Омар Хайям. Спартак пожалел этого городского сумасшедшего и забрал к себе в подвал, от греха и наряда ППС подальше, с интересом смотревшим на нашего горемыку. Депутат за тот короткий промежуток времени, что находился тут, развернул бурную политическую деятельность. Принял всех бомжей в партию "Единая Россия". Издал закон о налоге на пустые бутылки, влюбился в местную красавицу лет пятидесяти Катьку-открывашку, признался ей в любви, затем проиграл в карты всю свою одежду и уснул, громко храпел и во сне пускал пузыри. 

Привезли его домой, мыли, натирали чесноком пятки, ставили Алоэ Вера клизму, Виктория Петровна даже станцевала восточный танец живота, может, это приведет и упорядочит его мысли? Но нет, на круглом розовом лице блуждала глупая улыбка, и время от времени показывал он всем свой красный язык с пупырышками. Консилиум друзей и соседей был однозначен — нужен врач.  Клиническая психиатрическая больница №3 города N, находящаяся на улице Владимировская, было известна всему городу. Старое мрачное здание из красного кирпича, построенная еще до войны имело плохую репутацию. То психи оттуда сбегут, то санитары больного изобьют. Карма была не очень. 

Осмотрев пациента, врач-психиатр Григорий Натанович Блюм диагноз поставил довольно легко — вялотекущая шизофрения на почве алкоголизма. Определив его в платную палату с телевизором и кондиционером, плачущая Виктория Петровна укатила с Пнем домой, а может и куда еще, теперь ей прятаться от психа мужа пропала всякая надобность.  В больнице новому пациенту по кличке Хайям понравилось, кличка эта прилипла практически сразу. 

— О, вино! Ты прочнее веревки любой, Разум пьющего крепко опутай тобой. Ты с душой обращаешься, словно с рабой. Стать ее заставляешь самою собой,— цитировал любимого поэта Пузиков. 

Друзей найти можно везде, даже среди психов. А болтливому депутату это было проще простого. Бывший прокурор по кличке Маяковский и налоговая инспекторша по прозвищу Фанни Каплан сразу составили ему кампанию. Да и диагноз у них одинаковый, разве это не повод стать приятелями, да и их статус там, за каменным забором, был гораздо выше остальных. Ну не с грузчиками и бытовыми алкоголиками им дружбу водить. В самом-то деле? 

Эта троица всегда была в центре внимания, психи и даже санитары приходили их послушать. Собирались они во дворе, становились ногами, одетыми в бахилы, на грязную деревянную лавочку желтого цвета и вещали с высоты своего положения глупому плебсу. 

— Я волком бы выгрыз бюрократизм, к мандатам почтения нету,— зычным голосом начинал цитировать своего любимого революционного поэта бывший прокурор. Зрители с уважением и гордостью внимали этим словам. 

—После революции я стала свободна. Но я все равно за Учредительное собрание!

— кричала бывшая налоговая инспекторша, пойманная на взятке и уволенная с работы.

Психи не возражали с ее тезисом и одобрительно кивали головой. 

— О, вино! Ты - живая вода, ты —  исток Вдохновенья и счастья, а я —  твой пророк. Я тебя прославляю в согласье с Кораном: Ведь сказал же аллах, что вино —  не порок,— громче других орал депутат. При слове "вино" психи начали одобрительно мычать и аплодировать этому уважаемому оракулу. 

Из окна приемного покоя за этим спектаклем наблюдали врач Григорий Натанович Блюм и молоденькая медсестра Светочка в беленьком халатике. 

— Бедненькие, мне их так жаль,— проворковала медсестра. 

— Люди, наделённые властью, постепенно теряют чувство реальности, они начинают чувствовать превосходство, перед другими людьми, вот психика и не выдерживает. И чем больше у человека власти, тем ближе он к пропасти, к психологическому капкану. Выдержать этот гнет могут не все. «В стране, которой правят хорошо, стыдятся бедности. В стране, которой правят плохо, стыдятся богатства»,- вспомнил врач Конфуция. 

— Григорий Натанович, там новенького привезли, пациент не совсем обычный. Это дьякон Михаил, буйный больно, орет что он Господь и требует встречи с Дьяволом,— сообщила последнюю новость Светочка. 

— Мда, еще у одного крыша потекла, — устало заметил старый мудрый еврей.

Стены этого заведения видели и не такое...   Черные грозовые тучи заволокли небо над городом N, и без того омраченное подступавшими сумерками. Все ждали дождь.