ГЛАВА 1
1.
Максим
Я увидел, как она сбежала по лестнице и ступила на платформу. Она посмотрела на часы: сначала на свои, потом еще на те, которые сверху туннеля, поправила волосы и пошла в другой конец по самому краю. Одной рукой она теребила сиреневый шарф, другой расстегивала пуговицы на своем пальто. Я невольно залюбовался ею. Не сказать, что она была красива, мила или обаятельна настолько, что могла затмить девушек, с которыми я раньше встречался. Хотя нет. Поймите меня правильно, банально будет сказать про нее «какая-то особенная» или «необычная». Думаю, достаточно будет того, что, знавши много прекрасных собою девушек, мне навсегда впечаталась в память рыжеволосая незнакомка, неспешно прохаживавшая вдоль по платформе, вальсируя на самом краю, нисколько не боясь упасть. Мне было не по себе от того, что я не хочу отводить от нее взгляда. Но не смотреть я тоже не мог. Тем временем подошел поезд и она, явно расстроившись сему удивительному событию, зашла в вагон. Я думал о том, что скоро ее двери закроются, придет мой поезд и в моей жизни ничего не изменится. Но тут она слегка заметно улыбнулась уголками губ. Внутри все горело и жгло, в голове вертелась заевшая, мучившая меня последние месяцы, мысль «вернуть прежнего себя», а эта девушка вдруг на секунду показалась единственной ниточкой на пути к спасению... Я забежал в вагон и, двери сомкнулись надписями «не прислоняться». Она сказала, что из нее можно составить более двух десятков новых слов. Теперь нас было двое.
- Как тебя зовут?
- Разве это важно?
- Мне 25, а я не знаю своего места в жизни. Последний раз мне было что-то по-настоящему важно лет десять назад.
- Ты преувеличиваешь.
- Я уверен, ты способна понять. И все же?
- Лера.
Мне хотелось придумывать нашу историю на много лет вперед. Я стоял, смотрел на нее и представлял. Допустим, так:
- Почему ты заметил меня тогда в метро? – спросит она.
- Что? Я не слышу! – тут очень сильный ветер, и, кажется, начинается дождь.
- Почему ты пошел за мной в метро тогда? – она остановится.
- Мне было важно найти тебя.
- Ты не знал. Тогда еще нет.
- Иди вперед, тут холодно.
- Я хочу знать.
- Ты ходила по краю и ни сколько не боялась. Тебе было плевать, что на тебя смотрят люди, и машинист поезда подает сигнал… Ты ходила по платформе, изучала плакаты и составляла слова. Скажи мне, ты бы могла упасть вниз?
- Самовольно или нечаянно?
Она засмеется и двинется дальше в путь.
Скажи, я нашел ее или не нашел? Эй ты, Бог, который не знает, как мне поступить. Вот я здесь. Почти верю в тебя. Стою в вагоне, на несколько метров под землей, передо мной девушка, которую я искал. Я верю в то, что она поможет мне измениться. Если не она, то кто? И плевать, что я впервые ее вижу и пока ничего не чувствую. Слышишь, Бог, я верю, что все будет хорошо. Не смейся, дай мне хоть раз показаться себе глупцом.
Я попросил написать ее написать мне номер мобильного и место, где я мог бы ее найти. Или предложил не покидать меня сейчас. Но она спешила. Оставшиеся остановки до моей конечной я анализировал свою жизнь. Черт, как же мне это не нравилось. Но, наверное, стоит рассказать.
Начну, пожалуй, так:
У меня до Леры была девушка. Очень умная и правильная, хорошая во всех смыслах. Я бросил ее после пяти лет отношений. Потом только случайный секс с какими-нибудь из клуба и головная боль по утрам. Мне было скучно со всеми.
В 16 лет мне казалось, что после института я женюсь на ней, и мы будем счастливы. Я устроюсь на работу, а она родит мне сына. Мы с Мариной закончили одиннадцатый класс с золотыми медалями и уехали в Петербург на все лето. Когда приехали, оказалось она беременна. Стандартная история. Мы тогда снимали квартиру и жили на деньги ее отца. Решила рожать. Я был не рад, но виду не показал – зачем ее расстраивать. Выкидыш случился, она долго не могла прийти в себя. Мы жили вместе еще четыре года. На четвертом курсе я забрал свои вещи и ушел. Пошел работать курьером. Родители помогали деньгами, я много пил.
Мне казалось, я потерял себя окончательно. Я нигде не работал, переехал жить к другу и купил собаку. По четвергам я ездил в центр города и хотел утопить себя в реке. Все. Хватит. Моя судьба – бесконечно грустная история, простите. Давайте о настоящем.
Вечером, когда, протрезвев от счастья, я чувствовал себя полнейшим идиотом, я решил, что стоит попробовать. Я хотел изучить ее внутренний мир. Я люблю интересных людей. Что я теряю? Я набрал номер. Неправильный номер, я знал. Решил позвонить. Трубку взяла девушка с очень знакомым мне голосом. Оказалось, Марина. Как такое вообще произошло?! Я чуть с ума не сошел, как в бреду извинился и скинул. Она меня узнала. Она всегда будет меня узнавать. Я лежал и думал, что все неслучайно. Знаете, я много читал и слышал о том, что человеку нужен человек. Но ведь зачем? Я понял, что мне нужна вторая душа рядом для изменения. Такая цель, такое предназначение моего человека – помочь мне стать лучше. И быть не только стимулом, но и помощником.
Потом меня раздражало все, что со мной происходит. Меня раздражало в большей мере то, что я ничего с этим не делаю. Я понял, что дошел до края, когда набрал в строке поиска «советы неудачникам». Почитал истории о дерьмовой жизни, удалился из всех страниц в Интернете и лег спать с мыслью, что это отчаяние не должно поглотить меня. Я уже желал ему доброго утра. Мое отчаяние звали Джон. И тогда, сегодня, мы с Джоном начали думать о любви.
- Что же может быть прекраснее?
- Хм, ты веришь в это чувство? Придурок.
Мои внутренние диалоги поражали меня самого. Я разделился на сотни частиц в космосе.. Любовь – это слабость. Пробуешь себя в другом человеке, идешь на дно. И неважно долго или быстро все случится, ты либо растворяешься, теряя себя, либо захлебываешься и пытаешься спастись. Что лучше было для меня, я не знал. Я встал, достал старый блокнот с якорем и начал рисовать фонтаны с рыбами.
Лера
Я шла домой с учебы, была ранняя осень, но уже холодало. В этот день у меня было странное внутреннее предчувствие, и я не знала, как себе его объяснить, поэтому решила просто ни о чем не думать. Зашла в метро, купила жетон, оглянулась… Грустно. Пусто. Обыденно.
Может, влюбиться? Забавно.
Пока ждала поезд, заметила парня, сидящего, прислонившись головой к табличке со станциями. У него был глупый ищущий чего-то взгляд. Наверное, думал о своем бесцельном существовании. Хотя, вряд ли. Не думаю, что он так глубок внутри. Скорее всего, все стандартно: проблемы с девушкой, только что переехал от родителей, в универе на четвертом курсе все достало, да и вообще жизнь – дерьмо. Неудачник. Мне даже его не жалко. Зашла в вагон, увидела на таком беспокойном несчастном парне кеды с разноцветными шнурками. Стало безумно смешно. Он вдруг кинулся ко мне в вагон и начал изучать своим безумным взглядом… Знакомиться? Что ж, давайте поиграем.
Я написала ему неправильный номер, и я думаю, он это понимает. Мне 17 лет, моя мать умирает от рака, а я ничего не чувствую кроме раздражения к ней. Я не могу порадовать ее в последние дни, быть рядом, плакать, обещать, что не забуду. Меня должно мучить мое безразличие к матери. Последние два года я не живу, а существую. Я привыкла не считать дни, а проматывать сроками. Сейчас же я не могла понять насколько сильно держу свою мать в этом мире. Я готовлю себя к ее смерти с детства. Либо я привыкла, либо мне будет нестерпимо больно потом. Я не могу разобраться в себе. Я потеряла свой и без того жалкий смысл существования и погрузилась в ежедневное бытие.
Сегодня четверг. У нее сегодня химиотерапия, а я поехала в центр на фестиваль арт-хаусного кино. "Что ты за дочь" - сказала бы бабушка. Мне хотелось выпить и искупаться в фонтане. А еще смеяться. Не знаю почему.
Этот парень… с короткой стрижкой и странными глазами. Думаю, он придет в то же время на следующий день. Такой смешной и необычный. Красивый даже. Но какой-то замороченный. Мне кажется, с ним будет интересно. Отношение чуть изменилось. Я тогда даже представить себе не могла, но потом мы встретились. И встречались еще и еще. Мы все время разговаривали, купались в фонтанах, ездили за город с его собакой, философствовали с его другом и курили втроем на кухне.
/Максим, если ты меня еще помнишь… Это было самое классное время. И тогда все давно перестало быть игрой. /
2.
(рассказывает Лера)
Я вспоминаю. Пуская бездушного змея на лабиринтах своей памяти, я включаю в плеере песню Земфиры «Спид» и кидаю ему наушник. Я вспоминаю то, что не хочу. События мелькают слайдами. Он хочет знать, о чем я думаю? Ох, правда, практически ни о чем. Раз, два… Новый блокнот с бежевыми листами и чеширским котом на обложке. Открываю и царапаю ручкой по мятой бумаге, выводя якоря и одно имя между ними.
- Панчееес, - протягивает какая-то девочка лежащему рядом с диваном парню.
Он полупьяный и безумно счастливый, прижимается к ее ноге и начинает разговор про небо.
- У тебя есть свой кусок?
- Гоша, ты опять? Ложись спать.
- Нет, смотри. Перед сном ты смотришь в окно... Ты видишь небо? Это твой личный кусок.
Дарю тебе свой.
Она целует его и смеется. Он сваливает ее на пол, и они засыпают. Меня рвет в туалете, но я улыбаюсь, потому что безумно счастлива за них. Мне недавно исполнилось пятнадцать, и меня позвали на дачу. Я, конечно же, согласилась. Это одно из тех самых воспоминаний, от которых остается тысяча снимков в твоей голове, как ни старайся стереть из своей памяти. У меня однообразная жизнь, но таких предостаточно. Я гораздо старше, чем я есть. Но когда я расслабляюсь, я забываю, что обещала себе быть лучше. К чему все это, когда в твоей жизни все равно ничего не изменится?
Так вот, к этой даче. Там были все крутые ребята из старших классов нашей школы. Меня тогда еще привлекало это общество, и я с охотой пыталась быть, как они. Но как не старайся я переделать свое нутро под остальных, меня за «свою» не принимали. Вскоре мне стало интереснее просто наблюдать и придумывать что будет с этими ребятами дальше. Вот, к примеру, Гоша и Карина. Я продумала уже двенадцать вариантов хода событий в их совместной жизни. И еще пять про каждого в отдельности (в случае расставания). Тогда я очень завидовала их любви, мне безумно хотелось такого же чувства. Какой дурацкий оказался конец на самом деле…
Первый раз она увидела его в августе, два года назад. Было очень жарко, она ехала на литературный вечер в самый большой книжный города. В зале было очень много народу, она протиснулась и заняла место у полки с современной поэзией. Встреча проходила очень интересно, Карина смеялась и плакала, сама активно участвовала в обсуждении и чувствовала себя комфортно среди всех этих интереснейших личностей. Не стыдно говорить, когда знаешь, что поймут. К концу всем присутствующим налили чай, и ведущий окликнул нескольких парней, сидящих сзади. Карина обернулась и увидела четверых хиппи с гитарой. Они прошли мимо нее и устроились на цветных подушках. Парень с самым теплым оттенком волос на свете улыбнулся, настроил гитару и начал петь. Его голос разливался по всему залу и будто останавливал время. После встречи он подошел и пригласил ее на концерт в новый клуб в субботу. После него было десятки встреч, сотни песен и новое солнце над головой, которое бесконечно хотелось называть
«Панчес».
Гоша Панченко был довольно известным в нашей школе. Его любили все – учителя, девочки, ребята. Мы познакомились на школьном собрании и оба записались на место редакторов школьной газеты. Он сказал, что я хорошая, но слишком зажатая девчонка и пообещал это исправить. Мне нравилось с ним общаться. Он стал для меня человеком, рядом с которым ничего не было страшно. Мы учились играть на гитаре и смотрели арт-хаусные фильмы, а потом долго спорили обо всем на свете, но в итоге почти всегда сходились во мнениях. У него был дар убеждения, а у меня был он. Гоша познакомил меня с Кариной гораздо позже, чем с остальными. В тот день я покрасила волосы в рыжий цвет и отправила свою статью в более серьезное издание, чем школьная газета. А следующим утром нашла заключение маминого врача. Было 15 октября 2010 года.
3.
Оля
Я родилась с пороком сердца, в первый десяток переболела всеми детскими болезнями, которые только имеются, в четырнадцать лет вылечилась от анорексии, а в пятнадцать подсела на таблетки и порошки – так называемые легальные наркотики. Вся моя такая короткая жизнь казалась мне сплошной зависимостью. Сначала я была зависима от лекарств для поддержания жизни, потом перешла на препараты, забирающие ее. К тому же я всегда была зависима от людей. Я могла болеть ими годами, мне нравилось проходить все стадии привыкания, одну за другой, чувствовать, как кроме давно искалеченного тела страдает и душа, не знающая равнодушия. Мне шестнадцать, а жизнь кажется настолько убогой, что порой думаешь даже не жить. Но за такими мыслями ко мне внутрь быстро влезает циничный голос, который говорит, что нужно быть конченой идиоткой, чтобы свести счеты с жизнью в шестнадцать лет. Поэтому у меня на запястье выведено «aeterna pulsatio», что в переводе с латинского означает «вечное сердцебиение».
Моя мама растила меня великой пианисткой. В детстве у меня были большие цели для будущего, я сильно трудилась и могла похвастаться немалыми успехами. Мне нравилось играть. А потом понравились зависимости. Когда ты «под кайфом», тебе ничего не страшно и не важно. Кто ты, где ты, зачем ты живешь, и почему все происходит именно так – все вопросы плавятся в свете ламп, улетая вместе с комнатной пылью, когда твое расслабленное и обессилевшее тело распласталось на полу рядом с такими же, вроде тебя, зависимыми и пытается успокоить больную голову. Жизнь не дает мне свободы, а эта боль дает. Я все-таки не научилась преодолевать трудности и выбрала ее.
Что касается людей, недавно я услышала один голос.. Это было в школьном кабинете, я стояла за дверью и глотала слова вместе с музыкантом. Мне даже не нужно было его лица, чтобы раствориться полностью и потом собирать себя по кусочкам. Он вышел из класса, улыбнулся и спросил:
- Ты новенькая? Я - Панчес.
- Оля.
Я училась здесь с первого класса, просто он никогда меня не замечал. Меня не замечал никто. Две четверти из четырех я, как правило, лежала дома с очередной серьезной болезнью, а когда выходила, не хотела ни с кем общаться.
Вся моя жизнь состояла из саморазрушения, музыки и чтения блогов. Второе я не брошу никогда, а третье – мое недавнее увлечение, поглотило меня полностью. У меня появилась еще одного рода ломка - по чужим жизням. Особенно меня влюбил в себя один шизофреник в ЖЖ, пишущий под ником Джон. Он рассказывал о своей душе, морских училищах и рыжеволосых девушках. Каждая его история начиналась с двухстрочного эпиграфа с какой-нибудь тонкой мыслью, а заканчивалась тем, что он осуждал себя за излишнюю тягу заплыть глубоко, когда сам захлебывался еще на берегу. Впервые я решилась написать ему и оставила комментарий под рассказом о внутреннем морге и Перу. Потом закрыла ноутбук и легла спать. Младший брат Матвей пришел ночью и попросился лечь рядом. Я пообещала показать ему Мачу-Пикчу, и нам обоим приснилось счастье.
ГЛАВА 2
1.
Максим
- Что будет, если засунуть душу в бутылку и закинуть в грязную городскую речку с моста?
- Будет «бульк», - отвечает мне Джон.
- Бутылка разобьется на тысячи осколков и душа познакомится с рыбками, – шепчет мне Лера.
- Я люблю тебя, жизнь, черт возьми! – кричит она в форточку, и я вижу в ее смехе боль, которую она пытается скрыть. Бедная моя Лера. Я хочу чувствовать к ней заботу. Может быть, я ей нужен? Нужно начать с ней играть.
- Ты придурок, парень.
- Заткнись, Джон.
- Если бы я сходила с ума, я бы взяла с собой тебя.
Она сидела у меня на коленях и ни мне, ни ей это, безусловно, не нравилось.
- Зачем ты со мной? – спрашиваю я.
Она делает вид, что не слышит.
Повторяю громче. Внимательно смотрит, жмурит глаза и смеется. Я не то чтобы злюсь. Просто непонятно. Сложно ответить?
- Я стар. Зачем ты меня мучаешь?
- Сколько тебе? 30? 42? Может быть под 70? – она резко встает и начинает мелькать передо мной. Слишком много Леры.
- Я не собираюсь жить до семидесяти. Ты умрешь со мной в 29? Хотя нет, не надо. Живи. Потом придешь и расскажешь как там. Я к тому времени превращусь в одну из тех рыб и буду ждать твою бутылку. Что ты думаешь о ранней смерти? – говорю я и смотрю на нее лукаво, но не хочу, чтобы она воспринимала все, как шутку.
- Что думаю я? Трудно сказать. Я слишком близко живу к смерти. Я всегда хожу по краю. И не потому что мне нечего терять и беречь в этой жизни, не потому что я ищу приключений и люблю рисковать, - вполне серьезно отвечает она.
- Тогда почему же, скажи, скажи мне? – перебил я ее.
- Глупый. На самом деле я боюсь, что смогу тебе надоесть. Ты раскроешь меня сейчас, а что потом?
Как искусно она мне врала. Может быть, когда-нибудь мне даже удалось бы убедить себя, что она говорит правду. Хотя вряд ли. Лера слишком молодая. Но я тоже не хочу мнить себя кем-то, кем не являюсь. Мир – море. Мы с Джоном сравниваем глубину с любовью и смертью, с наслаждением и тоской. Со всем, что угодно.
- Тебе нужно идти в морское училище, брат, - говорит мне он, когда совсем расчувствуется под вечер. Но это бывает крайне редко. Мне жаль будет расставаться с ним, когда я влюблюсь и найду себя. Когда в моей жизни все обретет краски и наступит спокойствие. Тихая гладь, первая волна, еле колышущиеся блики, отражения наших лиц, свежий бриз…Нельзя было привыкать к отчаянию. Нашим долгим отношением должен прийти конец – решил я. Джон обиделся, что мы расстаемся, и спросил, когда я его покину. На мой удивленный взгляд с немым вопросом он рассмеялся и сказал, что сам сможет уйти, когда почувствует, что я счастлив. Вот черт. Я думал, это уже наступило.
Я еду домой. Закрываю глаза. Во сне Лера кидает меня в огромный фонтан и убегает, звонко смеясь и крича, как она любит эту чертову жизнь. Я потерян.
***
Лучше было бы, если б я все придумал. Мне нравится обманывать себя, мне нравится выдумывать. Если мне кто-то скажет, что я неудачник, я возмущусь и стану громко опровергать эти слова. Потом пойму, какой я дурак. У меня есть тысячи вариантов моей идеальной жизни и ни одного воплощенного в жизнь. Зато теперь у меня есть Лера. Она живет, злится, искрится, улыбается. Она не спрашивает, почему в свои двадцать пять я ничего не добился. Она и не думает требовать от меня чего-то – ей все равно. Я не думаю, что я ее люблю. Мы знакомы 12 дней. Просто знаешь, Джон, есть в ней что-то такое, чего мне давно не хватало. Свободы, что ли. Она не думает, как ей поступить, не анализирует каждый шаг, не мучается, сделав что-то не так.
Решил позвонить ей.
Трубку взяла не сразу. Раздраженный голос, видно, что нервничает. Слышны крики женины.
- Алло, да, что?
- Если хочешь, можешь приехать ко мне. – единственное, что я смог сказать.
- Никуда я не поеду. Еще что-то нужно?
Я молчал.
Глупо будет просить ее говорить со мной. Она что-то крикнула женщине и сказала мне: «Ну, раз ничего, то пока».
Я зашел на сайт поиска работы. Надо что-то делать.
Позвонил друг. Пока я думал отвечать или нет, Джон зашел в комнату с кружкой чая и задумчиво произнес:
- У тебя друзей по пальцам одной руки пересчитать. Возьми.
Предлагает поехать завтра на озеро. Хорошо, едем.
Написал Лере смс: «Поехали завтра на озеро». Ответ пришел мгновенно. «Хоть куда. Забери меня отсюда. Еду к тебе».
Утро. Мы взяли пса и отправились в путь. Лера курила в автобусе и смотрела на меня.
- У тебя будет сын. И он будет заниматься тем же, чем и ты.
- А ты уедешь отсюда и..
- Не нужно про меня, – она коснулась моих губ.
Оставалось еще больше трех часов дороги. Она включила музыку и уснула, положив голову мне на колени. "Пой мне еще.."
Я слушал радио эфир. В студию звонили люди и передавали друг другу приветы.
«Здравствуйте. Хочу передать привет моему мужу. Я тебя очень люблю и скучаю сильно.. Мне без тебя очень трудно, Толя. Помнишь, как мы ездили в Перу? Помнишь? Ах, как было чудесно. А розы мои помнишь у дома? Растут мои розы. И Сашенька уже большой. Про тебя спрашивает, да. Милый мой, Толя.. Любимый, родной, за что все так..» - она всхлипывала. Ведущие молчали, потом что-то ответили ей и поставили музыку. Мы, кажется, приехали. Я разбудил Леру.
- Лер, хочешь в Перу?
- А? Что?
- Там Мачу-Пикчу. Наверно, здорово.
Она взяла собаку, и мы вышли из автобуса.
Солнце светило сегодня особенно прекрасно. Ранняя осень за городом казалась необыкновенной: выжженная трава, колоски пшеницы, озеро, журавли, легкая туманная дымка.. 15 октября. Надо будет запомнить этот день. Сегодня я чувствую, что живу.
Проселочная дорога все не кончалась... Но мы не устали идти. Нам было хорошо. Я на миг представил, что я на краю. Света, жизни, всего, чего можно. Лера бежала вперед, пес мчался за ней. Ко мне пришел Джон.
- Привет, Джон. Как ты?
- Неплохо. Знаешь, что я нашел в тебе?
- Что же? Неужто я богат чем-то кроме боли?
- Не люблю, когда ты так говоришь. Но, в общем-то… Я нашел твой внутренний морг. Душевный морг должен быть у каждого, ты не волнуйся.
- Я подозревал. И сильно он заполнен?
- В твоем темно и холодно. Все посетители живые. Им всем снятся прекрасные сны.
Мне представились длинный коридор и женщина (вроде как моя мать), сидящая у двери в комнату. Заходит отец.
- Можно мне одну койку?
- Да, проходите сюда, пожалуйста. – Она прикрепляет к его груди порядковый номер и сопровождает до левой кровати.
- Как у вас тут славно, – говорит он – темновато немного, но я привыкну. Зато спокойно, спасибо.
Заходит Марина, потом Лера.
Марина спрашивает: «Скоро я разучусь что-либо чувствовать? Вы обещали еще на прошлой неделе».
- Вы готовы? – спрашивает мама.
- Конечно. Она со мной, – они вместе уходят.
Папа шепотом:
- Раз, два… Уже можно летать?
«Тут запрещены полеты» - шепчет ему Джон.
- Какая жалость, простите, я не знал.
И сбегает.
Я открыл глаза. Надо мной было чистое небо. Рядом сидела Лера и завязывала узелки на колосках. Джон ушел.
2.
(рассказывает Лера)
Его семнадцатый день рождения мы отмечали всей школой. Был конец мая, впереди выпускные экзамены и поступление, на улице лето, и ты точно знаешь, что оно будет особенным. Я была в девятом, мне оставалось еще два года, и мысль о том, что в моей жизни станет меньше Панчеса, казалась невыносимой. В июле они с Кариной уехали на море и отправляли мне письма по e-mail с красивыми фотографиями. На всех фото они смеялись, и казалось, жизнь за горизонтом искрится настоящим фейерверком. Я же должна была ухаживать за мамой и писать статьи для творческого конкурса журфака. Но вместо этого я устроилась работать официанткой, на первую зарплату купила недорогую зеркалку и весь август ездила на пригородных автобусах на природу. Лето действительно получилось особенным. У меня осталось много красивых солнечных снимков и накопившееся равнодушие ко всему, что происходит. Я не хотела думать о том, что скоро начнется осень, не хотела ходить по больницам и спрашивать у врачей «есть ли надежда?», не хотела идти в церковь и молиться, верить в лучшее, радоваться или грустить. «Тебя просто давно не прорывало» - сказал мне Панчес, когда мы впервые увиделись после его поездки.
Он подстригся и сильно загорел, купил шляпу, которая очень шла его образу и начал строить планы на будущее. В тот день он был без Карины, мы сидели в любимом кафе и разговаривали почти всю ночь. Я поняла, что он взрослеет, а он, что никогда не сможет узнать, что я чувствую на самом деле. Я была открыта ему, как никому другому. Но меня не надо было понимать.
Панчес поступил на юридический, а Карина пошла учиться на переводчика. В свои семнадцать они решали, как назовут детей, и какие поклеят обои в кухне их нового дома. Я постоянно наблюдала, как мои сверстники принимают наркотики, режут вены и не верят в любовь, а Гоша говорил о чем-то святом и светлом. В эту ночь я впервые за много лет плакала. Не навзрыд и не взахлеб, а очень тихо, но горько. Панчес гладил меня по голове и молчал. А утром мы сели на электричку и провели вместе самый счастливый день в нашей жизни.
***
В последние летние выходные Карина уехала к родителям. Впереди были занятия и новая взрослая жизнь, и ей еще слабо верилось, что все так поменялось и больше не вернется обратно. Она вспоминала прошлое лето и думала о тех событиях, которые изменили ее жизнь за этот год.
Ночью они с сестрой смотрели фильм «Оранжевая любовь», а утро встречали на чердаке, жадно выпуская дым в светлеющее небо.
- Марин, что бы ты изменила, если бы был шанс?
- Время. Я бы вернулась на семь лет назад.
- Неужели ты до сих пор жалеешь, что все сложилось так? Мне кажется, было бы хуже, если бы вы продолжали.
Марина стряхнула пепел вниз и сказала, что пойдет спать. Карина написала смс «я люблю тебя» и отправила двум номерам, набирая второй по памяти. Четыре часа назад наступила осень.
3.
Оля
Я сочиняла музыку с детства. Иногда записывала на мятых листочках, вручную прочерчивая пять линеек и царапая на них неровные ноты. Брат говорил, что мне стоит писать мелодии к кинофильмам, на что я всегда отмахивалась. Потом я писала книги, мне даже казалось, что у меня что-то получалось. Я никогда не бросала на середине, как некоторые, а старалась и додумывала концы всем своим историям. Мой первый рассказ назывался «Каждому свое счастье», и в нем я отрицала утопию идеальности. Кажется, мне было тогда около четырнадцати. Я разместила его в своем блоге, но так и не дождалась ни одной оценки.
Год назад в социальной сети мне написал один парень. Его первое сообщение начиналось словами «зачем ты показываешь свои слабости? будь храбрее», и мне он показался очень интересным. Он будто знал меня, будто читал с неживого аккаунта мои переживания и выворачивал наизнанку все нутро. От его писем веяло неким холодом, он никогда не говорил о себе, и я постоянно злилась, что он пытается учить меня жить. Мне было жутко плохо, я страдала от анорексии, но только благодаря нему начала есть и беречь себя. Потом он пропал, я долго не могла прийти в себя. Я сидела дома и читала блоги своих одноклассников, изучала их страницы, жила их жизнью. Как-то наткнулась на страницу Гоши – Панчеса. И влюбилась. Это было несерьезно, но чувство опять же давало мне стимул поправляться. Каждый день я смотрела на себя в зеркало и ненавидела исхудалые руки, грубые скулы и тонкие ноги. Мой болезненный вид сводил меня с ума. Я не умела быть сильной, и все во мне требовало человека. Мне хотелось быть «вместе» и «рядом». Прошло больше года, но я понимаю, что по сути ничего не изменилось. Я просто поменяла любовь к людям на любовь к ощущениям.
В начале сентября я пошла в одиннадцатый класс. Панчес выпустился из школы, и мне стало совсем пусто. Иногда я видела его в клубе с какой-то девушкой, но в последнее время они там появлялись все реже. Я искала себе цели и решила хорошо учиться. У меня были способности к языкам и литературе, просто я никогда не стремилась проявиться или развить что-то в себе. Каждый вечер я сочиняла брату истории и отправляла их в свой блог. Шизофреник Джон, чью запись я прокомментировала несколько недель назад, писал, чтобы я пробовала более серьезные жанры и ни в коем случае не бросала свое дело. Я по-прежнему употребляла, иногда мне становилось хуже, но я стала циничнее смотреть на себя. Все мои мысли казались не более чем детскими, а планы несбыточными. Однако это была уже не та худощавая амеба с богатым внутренним миром. Я поменяла мечты на действия, а одиночество заполнила всем, чем только было можно. Человек нужен человеку? Смешно.
Моя история только начиналась.
ГЛАВА 3
1.
Максим
Вчера был мой первый рабочий день. Я устроился в мебельную фирму и провел полдня в офисе. Я понимал, что поступаю правильно и теперь должен буду строить свою жизнь по стандарту. Запоздалый подросток – это про меня. Я ничего не добился, нигде не преуспел, зато сильно поломал жизнь себе и другим из-за собственных внутренних метаний, постоянного чувства неопределенности и желании все изменить. Я бежал в поисках нового, бросая все начатое. Нужно было остановиться. Нужно было наконец повзрослеть.
Я пришел домой, бросил ключи на полку и, не раздеваясь, прошел в комнату. Лера спала на диване в обнимку с моим псом. Я закрыл их одеялом и выключил свет. Потом почти всю ночь просидел на кухне, курил в окно и ни о чем не думал. Под утро лег на полу. Через полчаса прозвенел будильник. Мне нужно было на работу.
Лера прогуливала школу и сидела у меня днями, иногда выходя погулять с собакой, купить продуктов или очередной странный фильм на диске. Она не брала трубку, когда ей звонили родные и знакомые, не писала статей, не навещала маму. Она выглядела усталой и стала много курить. Иногда она встречала меня необычно восторженно, готовила вкусные завтраки и не хотела отпускать. Но все чаще я видел ее замкнутой и беспокойной, желающей укрыться от всего мира и не подпускать к себе никого.
В воскресенье мы были в больнице у ее мамы. Из-за ухудшения состояния ее госпитализировали, но, зная диагноз, не предвещали ничего хорошего. Лера не хотела брать меня с собой и вообще идти, но я настоял. Я никогда не мог до конца понять ее, но видел, что ей безумно страшно. Она научилась справляться с болью, но все равно была не в силах подготовить себя и простить мать. Лера сильно раздражалась, когда я упоминал ее, а при встрече вела себя холодно и даже грубо. Наша жизнь менялась и неслась в другое русло, и мы оба не были к этому готовы. Тем вечером мы приехали в ее квартиру и разбирали кое-какие вещи. Бабушка Леры уехала в больницу, так что дома никого не было. Лера хотела переехать ко мне и собирала самое важное в большую сумку. Первым делом она кинула туда несколько фоторамок. На одной был ее папа, на второй детская фотография – Лера плещется в море и смеется, а на третьей улыбается, сидя в компании нескольких ребят в обнимку с веселым парнем в шляпе. Я спросил ее «кто это?» Она посмотрела на снимок и тут же отвернулась.
- Мой лучший друг. Знаешь, у него была идеальная жизнь. А потом у него обнаружили СПИД. Заразился через кровь на игле, когда делал пирсинг и даже не сразу понял, что болен. Это самый сильный и светлый человек, которого я знаю.
- Что с ним сейчас?
Лера застегнула сумку и пошла одеваться.
Вечером ей позвонили из университетского издания, которое выпускалось на подготовительных курсах журфака, и попросили написать статью о предстоящей фотовыставке в галерее искусств. Она сразу согласилась. Потом полночи сидела и читала справочники по стилистике, а утром взяла фотоаппарат и ушла, тихо закрыв дверь.
Лера
За последнее время я сильно изменилась. Стала все чаще уходить в себя и не замечать то, что происходит вокруг. Я забросила учебу – последний и важнейший выпускной год я пропустила, не вылезая из квартиры Максима. Я знала, что в конце смогу подтянуться, сдать все экзамены и поступить, но даже эти вопросы вскоре совсем перестали меня волновать. Вчера мне позвонили и попросили написать статью про фотовыставку. Я отправилась туда с самого утра и провела на ней весь день, наблюдая за молодыми фотографами, увлеченной молодежью и простыми людьми, нечаянно зашедшими в арт-галерею. Мне было интересно: что каждый из них чувствует, глядя в эти лица и истории, распечатанные на фотобумаге и повешенные на стену? Ближе к вечеру я стала фотографировать особо интересных мне посетителей. Около кадра с черно-белым портретом девушки-стиляги я заметила девушку. Она задумчиво смотрела прямо в глаза незнакомке и на секунду повернулась на меня. Звук затвора. Она улыбнулась кончиками губ и пошла дальше. У меня был отличный материал для работы. Тем вечером я отправила статью редактору с собственными фотографиями. Первой я поставила снимок задумчивой девушки. Ее можно было изучать по взгляду, и мне почему-то казалось, что ей очень и очень больно.
2.
(рассказывает Лера)
Панчес и Карина пригласили меня на новоселье в их новую маленькую, но очень уютную квартиру. Собралось много народу, все поздравляли ребят и искренне радовались за их новую жизнь. Есть такие люди, которые притягивают к себе других своим теплом – Панчес и Карина были такими. С ними было хорошо и спокойно, их счастье будто распространялось на всех окружающих. Панчес сказал мне приходить в любое время и ни в коем случае не пропадать. Я осталась у них на ночь, а утром ушла, пока все еще спали.
Мне хотелось запомнить их и себя такими, запечатлеть эти моменты в памяти и всегда представлять себе счастье в таком сильном чувстве, как у них. Они – вечно молодые и живущие полной жизнью, держащиеся друг за друга и строящие свое светлое будущее.
Гоша учился и работал по вечерам в клубе – играл на гитаре и пел в группе. После концерта к нему иногда подходили люди и приглашали выступить на разных площадках, но музыка была для него больше простым увлечением, чем делом жизни, поэтому он чаще отказывался. Через некоторое время друзья позвали его записать свои песни на студии, и он согласился. Каждый день в течение всех прошедших двух лет я засыпала под его голос на диске, поющий о свободе, любви и солнце. Мы довольно редко виделись, но он все равно остался для меня самым дорогим.
Однажды я встретила Карину в больнице, где лежала мама. Она навещала сестру.
- Марина впервые была беременна в 17, тогда она не смогла выносить ребенка. Через несколько лет ее бросил любимый парень, а потом изнасиловал какой-то подонок в клубе. Сейчас она хочет попробовать снова, но пока безуспешно. Врачи говорят, что она вряд ли снова сможет иметь детей.
- Почему так получилось?
- Что? Жизнь? Лер, сестра всегда была сильной, но сейчас ломается. Я не могу смотреть, как она страдает. Гоша поддерживает меня и ее, но ей больно смотреть на наше счастье, потому что она видит себя и свою первую любовь. Это не зависть, нет. Это просто больные воспоминания.
Когда я слышу истории человеческого горя, я надолго задумываюсь обо всем, что происходит в этой жизни. Зачем всем нам дается столько испытаний? Жизнь – по сути бессмысленная и ни к чему не ведущая игра. Ты делаешь ходы и распределяешь роли, ошибаешься и время от времени выигрываешь, а иногда падаешь и долго не можешь вернуться на поле боя. Мое собственное горе мне хочется забыть и не мучить себя терзаниями совести и мыслями о предстоящих потерях. Все слишком глупо. Я не могу так больше. Я не хочу.
3.
Оля
Я увидела в Интернете объявление о фотовыставке в галерее искусств и решила непременно сходить туда. В последнее время я сильно погрузилась в учебу, и мне нужно было отвлечься. Я долго наблюдала рыжеволосую девушку с фотоаппаратом в центре зала, мне казалось, что она одна из авторов работ. Я не сразу заметила, как ее камера направилась на меня и запечатлела миг. Через неделю в новом выпуске студенческой газеты появилась моя фотография с подписью «взгляд извне».
Джон в блоге все больше писал об одной девушке, а у меня появлялись постоянные читатели. Мой распорядок дня сильно изменился – день я проводила на занятиях и разных курсах, а вечером приходила в клуб на концерты Панчеса и упивалась им издалека. Однажды бармен сказал мне, что я очень красивая и похожа на девушку из статьи про искусство. Его звали Женя.
Первого декабря я написала историю о том, что полюбила свою жизнь. Вообще я редко пишу о себе, почти никогда. Мой брат сидел рядом и читал вслух, я гладила его по голове, и мы пели песни Боба Дилана. На улице шел снег, и нам было хорошо, как никогда. А пятого декабря я сломалась.
После последней дозы я стала ощущать головные боли и тошноту. Может быть, это из-за того, что я стала принимать все чаще и чаще. Мне не хотелось заканчивать свою игру. Родители тоже начали беспокоиться о моем состоянии, их стало все труднее убеждать, что мои обмороки от обычного недосыпа и низкого давления.
В тот день мы приняли довольно много, и я не осознавала, что происходит. Память отрезало разом, я не могла контролировать тело. Я слышала смесь разных звуков, ощущала движения, но не чувствовала боли. Потом я оказалась в больнице. Моей маме сообщили, от чего меня откачали. Я чуть не осталась инвалидом. Теперь мне предстояло помещение в психбольницу или лечебницу для наркоманов. Я не знала, что делать дальше. Для начала нужно было прийти в себя.
ГЛАВА 4
1.
Максим
Я определенно сильно вымотался. Мне нужен был отдых. Лера превратилась в замкнутую шизофреничку, ей ничего не надо было от жизни, она просто сидела дома и плакала. Ее мама умерла в больнице, мне сообщила ее бабушка. Я пытался водить Леру по психологам и психотерапевтам, они прописывали ей разные таблетки, которыми она закидывалась до полусмерти, пока я не заметил этого и не отобрал все. Я вспоминал нашу первую встречу в метро и думал, как же мы оба изменились за это время. Я стал взрослее и сильнее, а она... Она морально умирала у меня на глазах. В ней не было прошлой искры, она исчерпалась даже в творческом плане. Она перестала писать. Совсем.
Когда ей звонили или писали из газеты, она начинала "убиваться" еще больше. Я думал, она прекрасно понимает, что из-за своих депрессий пропустила мимо всю расцветающую жизнь: период поступления, начало карьеры (а Лерины статьи высоко ценились и были отмечены некоторыми крупными изданиями) и, пусть и для нее это не было так важно, отношения со мной. Мне ничего не нужно было, я просто чувствовал за нее ответственность. С ней ушла моя неопределенность, я обрел цели, и, в общем-то, хоть и не был счастлив, более менее встал на ноги в этой жизни. Она же скатывалась вниз.
Я стал писать за нее статьи. У меня получалось плохо, но я читал различные уроки, общался с людьми писательского круга и понемногу развивался в этой области, хотя никогда не мог даже представить себе, что займусь таким делом. Я хотел помочь ей хоть чем-то, но понимал, что никогда не был для нее кем-то значимым. Она просто держалась за то, что есть. Плыла по течению. А я, сначала не успевая и захлебываясь, вскоре догнал ее, но сейчас не могу и не хочу двигаться дальше, ибо она идет ко дну.
Лера
Мне искренне хотелось умереть. Я не представляла себе свою дальнейшую жизнь. Мои мысли неслись непрерывными потоками, и я была не в силах остановить это. Я проводила дни в полном анабиозе, абсолютно не могла заставить себя ничего делать. Максим стал для меня тенью. Он изо всех сил пытался помочь мне, а я, в глубине души понимая, как все-таки дорожу им, не воспринимала ничего и выражала полное равнодушие.
Иногда ко мне приходила Карина и мы вспоминали Панчеса. Мы часами сидели и смотрели видео с его выступлений и фотографии, слушали записи и смеялись сквозь слезы.
Мне очень хотелось писать, но я не могла. Просто не могла. Иногда я начинала что-то, но сразу же стирала или перечеркивала и снова уходила в себя. Мое сумасшествие достигло своего апофеоза. Невыносимы были минуты и дни, время тянулось слишком медленно, мне не хотелось ни ждать чего-то, ни даже верить, что когда-нибудь моя жизнь вернется в нужное русло и станет лучше.
Что оставалось? Таблетки в огромных дозах, после которых я с трудом открывала глаза по утрам и которые прятала от Максима, когда он замечал мое состояние. Он, приходивший с работы вечером и отдававший мне все свои последние силы и тепло для существования. И я сама, не чувствующая себя ни существующей, ни живой.
2.
(рассказывает Лера)
Однажды мне позвонила Карина и дрожащим голосом попросила прийти к ним. Я сорвалась с подготовительных университетских курсов и через час сидела и ревела вместе с ней. У Гоши обнаружили прогрессирующий ВИЧ. Врачи давали неутешительный прогноз.
Карина истерически смеялась сквозь слезы и напевала "а у тебя СПИД, и значит, мы умрем..." Земфиры, а я просто не могла осознать происходящего. Мой лучший друг, моя опора и поддержка, мой источник радости, мой любимый Панчес...
К Карине пришла ее сестра. Я впервые увидела ее, но была не в состоянии оценить знакомство и узнать ее в этот момент. Единственное, что я отметила, вспомнив наш разговор с Кариной о ней в больнице, был небольшой животик.
3.
Оля
Со мной провели несколько сеансов психотерапии и выпустили домой. Родители помогли мне с этим и назначили свой курс реабилитации. Теперь я была полностью под их присмотром. И меня это устраивало.
За мной понесли ответственность, ко мне проявляли заботу, я впервые была защищена чьей-то любовью. Мне не хотелось больше убивать себя. Я думала только о том, как не замечала и не ценила близких людей, которые всегда были рядом. Думала о своей вечной зацикленности и эгоистичности. Но жизнь, однако, дала мне шанс осознать все и исправить. Пусть и таким образом. Я перестала жалеть о прошлом.
Я стала уделять много внимания брату. Когда меня выписали и я полностью "оклемалась", мы стали ходить на различные выставки, творческие мероприятия и концерты. Я опасалась общества, но со мной был Матвей, и я стала учиться пересиливать себя.
Однажды на одном концерте мы встретили Женю. Я не сразу узнала его, того бармена из бара, в котором я когда-то была на выступлении Панчеса. С тех пор мы начали общаться ближе и путешествовать по культурным местам втроем. Как-то раз я рассказала ему о своем увлечении блогами, и он ответил, что однажды случайно наткнулся на интересную девушку и ее рассказ о счастье, познакомился с ней ближе и вскоре понял, что влюбился. В итоге смог справиться с этой мыслью и удалился из сети.
В этот момент я поняла, что моя светлая полоса подступает.
ГЛАВА 5
1.
Максим
Прошло несколько месяцев с тех пор, как умерла Лерина мама. Мои дела на работе, которую я сначала ненавидел, становились все лучше и лучше. Я также погрузился в статьи, и писательство со временем начало захватывать меня. Мы даже написали вместе с Лерой одну работу, которую потом взяло одно из самых крупных в нашем городе издание. Получив гонорар, мы решили подкопить денег и уехать куда-нибудь на Новый Год вдвоем. Она начала искренне улыбаться и снова пошла на университетские курсы, чтобы поступить в следующем году, ибо этот она пропустила.
Мне нравилась наша тихая взрослая жизнь, но иногда все-таки вспоминались те яркие дни молодости, моменты наших первых встреч, поездки за город, ее "вспышки" настроения, от которых я сходил с ума, ночные разговоры под Сплина и улетающий дым в окно... Прошлое наконец перестало мелькать событиями, о которых впоследствии я жалел. Мы пережили два сумасшествия, мое и Лерино, два тяжелейших этапа нашей жизни, распрощались с детскими обидами и вечными депрессиями, были готовы для чего-то нового. Были готовы строить наше будущее. По крайней мере, мне хотелось так думать.
Лера
Максим поставил меня на ноги. Еще несколько месяцев назад я и не представляла себе, что это может быть возможно. Я начала писать, снова пошла на курсы, устроилась на постоянное место редактора в одну газету, и, в общем-то, жизнь все-таки направила нас в нужную сторону.
На Новый Год мы взяли нашего пса и уехали за город. Купили вкусной еды, бенгальские огни и выбежали встречать бой курантов на улицу. Мы сняли небольшой "деревенский" домик и расположились там. А после двенадцати мы, как герои "Вечного сияния..." в одной сцене, лежали на льду. Максим говорил о нашем будущем, строил планы, расписывал все до мелочей, и я видела в нем настоящего взрослого мужчину, за которого была рада и даже горда. Я, хоть и была с ним рядом, не могла вселить в себя такой уверенности в дальнейшую жизнь. Я думала о своем прошлом, собирала всю старую боль по крупицам и не могла прогнать страх, что это не конец, и мне предназначены еще более серьезные испытания.
Первого января я проснулась и пошла с собакой к замерзшей реке. Мы пробирались по снегу около часа, продрогли и вымотались, но встретили самый красивый рассвет в моей жизни. Я сделала несколько фотографий и, когда мы вернулись домой, повесила их на кухне в цветных рамках из "Икеи". Мне хотелось навсегда запомнить нас такими, как в эти дни.
2.
(рассказывает Лера)
Гоша умер слишком рано и неожиданно. У него обнаружили развитие еще одной острой болезни, которая, вместе с инфекцией, быстро "убила" его иммунитет. Последний его день я провела с ним в больнице. Я надела его крутую шляпу, мы включили Боба Дилана, вспоминали разные истории и смеялись. Я рассказала ему про Максима, моего нового шизофреничного знакомого с отчаянием, которое он зовет по имени, и кучей "подростковых" проблем в его 25. Панчес внимательно слушал меня и не отрывал задумчивого взгляда. Потом он сказал, что мне стоит быть рядом с этим парнем. Я хотела поспорить, но не стала делать этого, а только прижалась к нему сильнее.
***
Марина родила сына и назвала его Георгием. Карину попросили быть крестной матерью. Они стали жить в квартире Гоши втроем. Я на время пропала из их жизни, ибо мне было невыносимо каждый раз погружаться в воспоминания о Панчесе рядом с ними. Я познакомилась с Максимом; моя мама меня откровенно раздражала; моя жизнь летела к чертям. Внутри сидела дикая злость на всех и все, которую нельзя было выплеснуть, и разрывала меня на части.
Я стала много читать и общаться с людьми. Мне было интересно узнавать чьи-то истории и потом размышлять о них, додумывать развитие событий и определенные концы, переделывать героев или менять их... Я начала записывать чужую боль в блокнот. У Максима был внутренний морг, а у меня была копилка людских несчастий. Когда дело доходило до меня самой, мне становилось нестерпимо тошно, ибо свою судьбу я твердо знала наперед: прежде всего, то, что касалось скорой смерти матери и моих "успехов" в учебе. Я не предвещала себе ничего хорошего и существовала, полностью погруженная в свою ненависть.
3.
Оля
Джон не заходил в блог несколько месяцев. Я больше не знала, что происходит в его жизни, с чем он сейчас сравнивает море и что чувствует к странной рыжеволосой девушке. Поначалу мне было одиноко и пусто без его историй, но моя жизнь вскоре "вышла" на первый план и отгородила собой все погружения в чужие судьбы, которые я так любила раньше.
Я полностью выздоровела и проводила все свое время с Женей. Узнав про его увлечение музыкой, я возобновила свои уроки игры на фортепиано. Занималась дома часами и видела себя той маленькой девочкой, которая разрывалась между удовольствием от игры и злостью на то, что ее заставили так много сил отдать роялю. Только теперь это стало приятным трудом. Я снова начала записывать свои мелодии, потом показывала их Жене, и он приходил в восторг. Я стала ощущать счастье, и это было огромной победой.
По выходным мы с родителями, братом и Женей смотрели фильмы у нас дома, потом ужинали и долго обсуждали их. Я была на домашнем образовании, летом сдала экзамены и пропустила свой выпускной, ничуть не пожалев об этом. Встал вопрос о поступлении и я совершенно не знала, с чем, в плане карьеры, готова связать свою дальнейшую жизнь.
В тайне от всех я отправила одно свое произведение на конкурс и несколько месяцев с нетерпением ждала результатов. Ответ пришел по электронной почте: у меня хотели купить мелодию для песни. Моя мама плакала от счастья, когда я сообщила эту новость семье во время одной из наших воскресных посиделок.
Я получила деньги и оплатила наше с Матвеем путешествие в Перу. Через месяц мы должны были сесть на самолет и провести целую неделю, радуясь жизни и исследуя Мачу-Пикчу.