Дом культуры «Меридиан», Москва. 15.11.2000.
Отекстовка: Сергей Пилипенко, февраль 2015.
Итак, наша сегодняшняя лекция посвящена царствованию Александра Первого Павловича. Я не смогу дать положительной оценки его эпохе. Конечно, каждая эпоха, я настаиваю на том как историк культур, не может быть выкрашена целиком белым или целиком черным цветом. Думаю, во всемирной истории будет только одна эпоха, которую можно будет выкрасить черным цветом. То будет последняя эпоха истории — эпоха антихриста. Да и то вряд ли удастся, потому что и в ту страшную эпоху будут великие, а может быть, и величайшие святые. Значит, уже не получится. Но все-таки и фактологическую оценку, и итоговую оценку, и уж тем более нравственную оценку по сумме историк имеет право и должен делать.
Эпоха Александра Первого — это для меня прежде всего последняя эпоха эволюции русского западничества, до советской оккупации, конечно, до коммунистической оккупации России. И сейчас мы переживаем эпоху западничества. А после эпохи Александра Первого, на протяжении последних четырех императоров было движение как раз в обратном направлении, о чем мы с вами будем с удовольствием говорить в следующих лекциях. Последние четыре царствования постепенно набирал интенсивность поворот и к национальной традиции и к православной, восточнохристианской традиции, если хотите, к византийской традиции. А вот Александр Первый — это третья фаза после Петра и Екатерины, третья фаза расцвета и нарастания западничества со всеми вытекающими последствиями.
Прежде всего следует подчеркнуть, что в своем манифесте по случаю вступления на престол Александр Первый сам обозначил основное направление царствования. Он сказал, утешая бедных дворян, что при нем всё будет, как и при его царственной бабушке. Он сам перебросил мостик. Перешагнув через гроб своего отца, перебросил исторический мостик к царствованию своей бабки. Он сам декларировал продолжение дворянского правления, сам декларировал продолжение западнической линии, паневропейской линии, линии на окончательное вхождение России в «мир цивилизованный», который сейчас называется и «прогрессивным человечеством» и «общеевропейским домом», по-разному называется, «человеческим измерением» еще называется, хотя я всегда предполагал, что это анатомия.
Александр Первый вступил на престол в итоге тяжкого преступления, к которому он был причастен. Он был пассивным участником заговора с целью свержения собственного отца, был де-факто отцеубийцей, де-факто цареубийцей. И трагически переживал это всю свою жизнь. Александр Первый был совестливым. Он не мог это переживать легко.
Александра готовили к занятию престола. Думали, что готовили его достаточно хорошо. На самом же деле готовили из рук вон плохо. Его воспитателем был Лагарп, радикальный либерал, даже одно время, о чем неприлично было говорить, якобинец. Хуже воспитателя для цесаревича трудно было себе представить. Честный, порядочный, человеколюбивый якобинец, вне всякого сомнения, воспитал царственного воспитанника в ориентации на «общечеловеческие ценности».
В высшей степени достойно и праведно, когда монарх служит Всевышнему Творцу и Промыслителю. Если он до того не дотягивает, то весьма достойно, когда монарх служит своей нации или господствующей нации империи. Но если он служит «общечеловеческим ценностям», то, следовательно, он враг собственной нации.
И меня искренне изумляет, что эпоха Александра Первого так и не породила очередного переворота или очередного цареубийцы. Моя лекция в значительней степени будет посвящена тому, почему эпоха императора Александра Первого фактически была эпохой антирусской и антиправославной, принесшей вред русской нации, Российской империи и Вселенской православной церкви. Сам Александр этого лично не желал. Как человек, как христианин он должен быть реабилитирован.
Более того, учитывая продолжительность царствования, четверть века, мы вправе сказать, что Александр Первый был еще более вредоноснее, нежели Петр Третий. Но если того назвали «верноподданным прусским министром на русском престоле» и тот был потому хотя бы предсказуем, то этот был верноподданным «общечеловеком» на русском престоле, что неизмеримо хуже — хуже любой государственной измены. Мы с вами образованные русские люди, и думаю, что два с половиной года моих лекций достаточно убедили моих слушателей в том, что не только бояре могут изменить государю, но и государь может изменить и боярам, и стране, и государству.
Его плохо учили. Он хотел быть всеобщим благодетелем. Значит, он не мог быть не только благодетелем, но и надежным охранителем интересов России. Я рекомендовал бы вам после лекции посмотреть совсем небольшую подглавку о воспитании декабристов в 5 томе Курса русской истории Василия Осиповича Ключевского. Ее легко найти: там развернутое оглавление. Она имеет прямое отношение к раскрытию лица эпохи и раскрытию лица императора, потому что по сути дела на Александре Первом сошлось все то, что верно для декабристов.
Декабристы, между прочим, стремились разрушить Россию, стремились, но не разрушили. Что было в их воспитании? В составе своих семей, необязательно в течение одного поколения, обычно в течение трех поколений, декабристы прошли три волны нерусского и даже антирусского воспитания. Сначала было классицистическое просветительство (классическое просветительство), вольтерьянство, влияние французской философии, весьма поддержанное расцветом классицизма в эпоху Екатерины, о чем мы говорили. То есть, их воспитывали рациональному, ну, не безбожному конечно, но бескрылому христианству, когда все оно сводится, как у графа Толстого, к перечню нравственных предписаний, что не только не есть все христианство, но даже не самое главное в христианстве. Как смело скажет позднее Достоевский, «если бы возможно было представить себе истину отличной от Христа, я предпочел бы отказаться от истины и остаться с Христом».
Христианство XVIII века, христианство, сохраненное эпохой Просвещения — это нечто невозможное, это как бы истина без Христа. А христианство, между прочим, как система нравственных предписаний стоит ничуть не больше, чем другие религии. У ислама тоже великолепная система нравственных предписаний, а у конфуцианства просто изумительная система нравственных предписаний и развитое чувство долга. То была первая волна. Так воспитывали условно дедов. Реально, применительно к конкретным декабристам то мог быть прадед или отец, в общем, первый слой.
Вторая волна воспитания была масонской, антирациональной, с огромным почтением к мистике, визионерски (прорицательски) понимаемой мистике, мистике не православной. Но во многом у масонов была правда по сравнению с просветителями. Они были динамичными противниками статики, были мистическими противниками рационализма, они были романтическими противниками классицизма, о чем я говорил в минувшей лекции. Но то была все-таки не русская мистика, не очень русский романтизм.
И была еще третья волна. Мы ведь приняли, в чем Екатерина, вероятно, была права, мы приютили упраздненных иезуитов. И прошла еще иезуитская волна. Тут у Ключевского все четко изложено. Ведь были иезуитские пансионы, естественно, для представителей состоятельных благородных фамилий. Были иезуиты частные учителя. Что такое иезуитизм? В курсах всемирной истории всегда подчеркиваю, что Орден иезуитов, занимался вовсе не государственными переворотами (то про них масоны сочинили), не ударами кинжалом из-за угла, не отравлением законных правителей и наследников крупных состояний. Они занимались воспитанием, тоталитарным воспитанием, подчиненным идее папизма. Даже сейчас, на рубеже тысячелетий иезуитские учебные заведения — одни из лучших в мире. Учиться надо.
Иезуиты делали пламенного борца, причем борца на своем месте. Иезуитизм — это сплошная теория малых дел. Если ты банкир, будь банкиром-римо-католиком. Если ты крестьянин, будь крестьянином-римо-католиком. Если ты офицер, будь офицером-римо-католиком. И ты живешь, разумеется, только во имя спасения, которое есть награда. Вся твоя жизнь должна быть подчинена идее укрепления Римской церкви, мыслимой иезуитами как церковь папистская, папистическая. Ad maiorem Dei gloriam (К вящей славе Господней) — девиз Ордена иезуитов. А знаете, я ничего против не имею. Я имею против практики, но я понимаю девиз. Цель оправдывает средства, но не всякая цель и не всякие средства. Но чаще всего цель-то действительно оправдывает средства! А дальше действуют уже другие тормоза, да? Тормоза нравственности. Тормоза того, что во славу Божию не творится зло. Но повторяю, по крайней мере, в нашей жизни в 9 случаях из 10 цель действительно оправдывает средства.
Но, естественно, иезуит в России не мог воспитывать дворянина иезуитом, тем более аристократа. Они же были умные ребята, то бы вскрылось. И всемогущая императрица могла бы немедленно лишить их покровительства и вообще выслать вон! И получалось еще хуже. То есть, они воспитывали как бы светского мирянина, но там, на вершине пирамидочки сидит папа, ну вообще-то Господь, но на фоне иконы Господа сидит папа. А так как русского нельзя было воспитывать папистом, то воспитывали дисциплинированного, готового к самопожертвованию, деятельного человека, у которого на вершинке пирамиды пусто. А без папы иезуитская система не получается. В итоге воспитали героев, воспитали жертвенные личности, у которых все было понятно, кроме одного. Размыта была цель, размыт был смысл. Вместо того смысла, вместо той цели у нормального декабриста было странное общее благо, которое почему-то одновременно считалось и христианством. Хотя Спаситель не призывал нас к достижению общего блага как высшей цели.
И совершенно так же оказался воспитанным император Александр Первый, хотя по возрасту он скорее принадлежал к поколению не самих декабристов, а к поколению их отцов. В меньшинстве были там и декабристы его возраста, его поколения. О наличии тайных обществ Александру впервые сообщил, как известно, унтер-офицер Шервуд, получивший почетную приставку, почетный титул Верный. И мы этого выходца с Британских островов до сих пор в литературе чистим стукачом, предателем. А ведь он даже и декабристом-то не был. Он о них случайно узнал. Шервуд Верный был благороднейшим патриотом на самом деле. Так вот, когда Александру впервые сообщили о наличии тайных обществ, он отмахнулся известной фразой: «Не мне их судить». Ну, вообще-то он совершал преступление. Тем самым он переваливал груз ответственности на своего преемника. И император Николай Павлович будет вправе написать матери, что всю грязную, недостойную работу покойный брат оставил ему. Он больше никогда никому того не сказал и тяжко то переживал. Он исполнял свой долг, который отказался исполнить его старший брат. Но думаю, что в сердце он ту обиду затаил на всю оставшуюся жизнь. И был прав.
«Не мне их судить» — вот что было за этой фразой Александра Первого? Некоторые в литературе предпочитают полагать, что он имел в виду свою причастность к цареубийству и к отцеубийству. Но думаю, что умный, благородный, действительно человеколюбивый Александр уже начинал понимать, что он просто такой же, как декабристы, не понимающие своей страны, не понимающие интересов отечества, что он плохой русский царь, что он неправильно мыслит! Как же он может судить тех, кто во благо России тоже неправильно мыслит! У меня написано об этом в статье «Диагноз», которую очень многие из вас читали. Можете там посмотреть это место. Думаю, что подтекст у Александра был именно этот. Он понимал, что он не лучше декабристов не только потому, что начал царствовать с отцеубийства и цареубийства.
Ключевский лучше относился к Александру Первому, нежели я. Касательно Сперанского, он напишет, что на короткое время во главе России оказались два человека. Один не имел достаточно здравого смысла (не помню дословно), то есть, пламенно любил Россию, но не обладал политическими технологиями (то об Александре), а другой обладал совершенным умом, но не любил Россию (то о Сперанском). О Михаиле Сперанском Ключевским написано правильно, но только тот был не совершенным умом, а совершенным компьютером, он был андроид, нелюдь, гениальный нелюдь. На самом деле они оба не понимали Россию — ни Сперанский, умный, правильно воспитанный, но бессердечный, ни Александр Первый, человек с сердцем, но не воспитанный русским человеком. Только по закону, но не по воспитанию Александр имел право быть императором России.
У Александра была нелегкая молодость, хоть и не такая тяжелая, как у его отца. Очень многие упрекали его в двуличии, в частности, современники. И гений Пушкина оставит нам не только «Дней Александровых прекрасное начало», но и «Властитель слабый и лукавый». Лукавый... Его двуличие —то есть дословно две личины — не было его преступлением. Оно было воспитано. Он разрывался между отцом и бабкой. Представьте себе человека, который утром одного и того же дня мог быть в Гатчине, участвовать в разводе Гатчинских войск на плацу, исполнять при том офицерскую функцию, а вечером того же дня быть в Царском селе у бабки, где ненавидели отца и все отцовское. Он не мог позволить себе как предполагаемый наследник престола (наследник наследника) пренебрежительно относиться ни к бабке, ни к отцу не из страха, а из чувства долга. И так было годами.
А вот братцу его Константину все было, простите милые дамы, по фигу, потому что он не был наследником престола и быть им не хотел. Он мог сказать отцу, я приводил вам этот пример, что его лучшее военное изобретение — это алебарды, потому что они сделаны из хорошего сухого дерева, и потому солдаты из них костры жгут. Он мог позволить себе после цареубийства, после гибели отца нарочито лорнировать Платона Зубова, а потом, убрав лорнет, сказать: «Я приказал бы их всех повесить!». Он не боялся, что его удавят, потому что он был никому не нужен, как Неуловимый Джо из анекдота. Ведь он-то не был императором. Александр же не мог себе того позволить. А Константин всё мог себе позволить. Он, самый недостойный из четырех братьев, и позволил себе потом, оказавшись наместником в Варшаве, то есть фактически вице-королем Польши, вести себя так, как преступно вести себя даже низшему полицейскому или таможенному чиновнику. Он женился на польке. Да он мог жениться на ком угодно, ведь он не хотел быть наследником престола. Морганатическим браком он даже избавил себя от этого. И ему очень нравилось нравиться полякам. Потому при Константине там все делалось в одном ключе — я-то за вас, поляки, я почти что поляк, но это Петербург, это брат приказывает.
Константин персонально виновен в польском восстании 1831 года, в котором он благополучно уцелел, в котором погибли русские гарнизонные солдаты, иногда жестоко убитые. А Константин остался в полном порядке. И даже не был предан позору. Ну, куда же старшему брату младшего-то! Хотя будь мы в XVIII веке, и кровь не спасла бы его, полетел бы позорно в какой-нибудь Пустозерск! Но, увы, мы уже тогда сильно повредили национальное самосознание, которое сейчас нам приходится с таким трудом восстанавливать. А Константину все было можно. Он везде был шалопаем, и все ему всё прощали — бабка, отец. Он ерничал у бабки, ерничал при отце. А Александр вынужден был всерьез играть эти две роли. И то налагало тяжелый отпечаток на всю оставшуюся жизнь. Так что очень во многом виноват не сам Александр, а его бабка, отчасти даже его отец. Все-таки Лагарпа не Павел выбирал, а Екатерина. Конечно, он не знал о том, что его отца убьют. Более того, его убедили в том, что его отцу ничего не грозит. Мы об этом говорили прошлый раз. Участники заговора тоже предполагали, что ничего не произойдет. Они просто перепились для очистки совести, а перепившись, душили и били табакеркой, били государя, били офицера. Александр тем более позволил себя убедить, не перепившись. Кстати, он постепенно удалил от престола участников цареубийства.
Был эпизод, который он никогда не смог простить Наполеону. Эпизод с арестом и казнью самого видного и авторитетного тогда Бурбона — герцога Энгиенского. Он жил в эмиграции, если мне не изменяет память, в Бадене. Конечно, был членом французских эмигрантских сообществ, но судя по всему никакой реальной политической деятельностью не занимался. Историки на том согласились. Просто был уважаемым лицом. Однако французы обвинили его в руководстве заговором с целью изменения порядка вещей в уже консульской Франции, в преддверии империи. Французские жандармы преспокойно приехали в Баден, арестовали герцога Энгиенского. И в общем они были правы.
Знаете, государственного преступника можно арестовать в любой стране. Сил бы хватило. Если бы у нас сейчас была Россия, а не непонятно что, то мы вполне могли бы и имели бы полное право послать жандармов арестовать бывшего министра иностранных дел Шеварднадзе, судить и поставить его под двенадцать ружей как государственного преступника. Разумеется, не за его деятельность в качестве президента так называемой Грузии, а за его деятельность в качестве министра иностранных дел СССР, за его преступления, которые должны караться по статье 64 старого Уголовного кодекса, то есть за измену Родине. И Запад умылся бы. А возражающему мы сказали бы: ну, американцы ведь Норьегу арестовали, а мы можем арестовать Шеварднадзе, он уголовник. Я об этом написал в «Идеологических технологиях». Смотрите сборник «Параметры христианской политики». Я только не назвал там имени, чтобы не дразнить гусей и чтобы не подставлять тех, кто воспользуется моим примером. Конечно, я имел в виду в первую очередь Шеварднадзе, уголовника Шеварднадзе.
Дело было в другом. Все-таки герцог Энгиенский был представителем законной Бурбонской династии. И, кроме того, он не совершал против Франции никакого преступления. То была клевета. Так вот, герцога привезли, судили, приговорили к смертной казни, расстреляли во рву Венсенского замка. Как вы догадываетесь, Баден в адрес Франции и хрюкнуть не посмел. Но была европейская держава, которая могла позволить себе не только хрюкнуть, но и возвысить голос. Против нарушения суверенитета Бадена возразила Россия. Наполеон ответил Александру так, что Александр не смог ему того простить никогда. Текст этот известен: «Если бы Вашему Величеству посчастливилось обнаружить на территории Франции убийц Вашего отца Императора Павла, я бы не стал препятствовать жандармам Вашего Величества». Александр получил пощечину перед всей Европой. Убийцы еще были вокруг него, убийцы были при дворе.
Вот ситуация, в которой человек, повторяю, стремившийся быть добродетельным, быть благодетелем, начинал свое царствование. Он действительно начал красиво, но только мелко. Он надел круглую шляпу, которую ненавидел его отец Павел, и стал в цивильном костюме гулять по Александровскому саду. Естественно, столичный мир умилился до слюней. Все только и бегали смотреть на молодого государя, который гуляет среди публики по саду. Лев Николаевич Гумилев мне тоже рассказывал, как он гулял в Петербурге и видел цесаревича, впоследствии убитого Алексея Николаевича. Но то была декларация такая. Тут же, дабы осчастливить население, осчастливить подданных, он начинает создавать один за другим секретные, непубличные комитеты, «негласные комитеты», как тогда называлось. Император и его молодые сподвижники, все они немножко играли, они все были еще молодые люди. Известно, что каждый из них после приема во дворце оглядывался, не видит ли случайно какой-нибудь камер-лакей, потом быстро делал прыжок за портьеру и через безлюдные темные комнаты проходил в удаленный кабинет, где и заседал негласный комитет. Понимаете, молодые люди чуть постарше двадцати лет играли в игрушки ради благородных целей. Я им совсем не судья.
Но вот что был за состав этого комитета? С кем Александр начинал свои реформы? Смотрите сами. Лучшим из них был, несомненно, граф Новосильцев, тогда еще даже не граф. Бюрократ до мозга костей, но бюрократ умный, государю преданный, но не слишком, не сверх меры. Совсем преданные вывелись на статской службе. То не Державин был. России тоже был преданный, но не слишком. Просто его аристократические интересы были связаны только с Россией. Но умный, понимающий, умеющий работать. Он был еще лучшим представителем. Дальше граф Кочубей старинного малороссийского рода, несомненно, татарского происхождения. Нас хохлы любят упрекать, что мы «татарове», а они вот настоящие славяне. Но если перебрать знатные малороссийские фамилии — Кочубей татарского происхождения, Гамалей еврейского происхождения, у-у-у, там такое наберется! А сколько польского происхождения! Так вот, граф Кочубей был просто карьерист, такой ломовой чинодрал. Этот был уже хуже. Тоже неглупый малый, надо сказать. Воздадим ему должное. Строганов при Александре Втором в конце своей жизни будет одним из самых умных, осторожных, консервативных и глубоких сановников империи. Но при Александре Первом он был пацан, который гордился тем, что участвовал во взятии Бастилии! Он конечно в нем не участвовал, но он мальчишкой со своим воспитателем случился в тот момент в Париже и издалека созерцал, как берут эту самую Бастилию, в которой не было тогда ни одного заключенного. Сомнительно годился для реформ в России, правда? Ну и наконец, самый талантливый, пожалуй, среди них князь Адам Чарторыжский старинного русского рода, но давно уже, за несколько поколений до этого Адама ополяченного рода. Умный и патриотичный. Но патриот не России, а Польши. То есть, человек, которого нельзя было близко допускать до должности квартального, будочника, не то что министра в России! В итоге гора родила мышь. Прели довольно много, запретили публичные объявления в газете о продаже крепостных. Не стоило заседать, походя можно было велеть издать такой указ. Сведения о продаже «крепкой телеги, борзой суки и здоровой девки» действительно прекратились.
Ну, еще был издан Указ о вольных хлебопашцах 1803 года. Ну а что собственно в этом указе? Критикуют обычно Указ о трехдневной барщине Павла Первого. А он-то как раз был разумен, он действовал и ограничивал. А Указ о вольных хлебопашцах всего лишь декларировал, что правительство дозволяет и рекомендует помещикам заключать двусторонние соглашения со своими крестьянами на предмет их освобождения. И указ этот потребовался по бюрократическим причинам, потому что помещик со странной фамилией Петров-Соловово именно то и сделал. С четырьмя тысячами одной душой своих крестьян он заключил таковое соглашение о выкупных платежах, предоставил им землю. Но помещик и раньше имел на то право, со времен Петровского Указа о единонаследии, который приравнял поместье к вотчине. Помещик волен был договориться с крестьянами и освободить их. Просто государство подсуетилось. То имело только некоторое значение, потому что Указом о вольных хлебопашцах император Александр декларировал, что он на их стороне, что он на стороне антикрепостнической. То дорого стоит, но больше он не сделал ровным счетом ничего.
Кстати, все проекты освобождения крестьян Александровского времени, которые вы найдете в 5 томе Ключевского, где всё четко изложено, отличались безумием. По самому худшему проекту могли бы выкупиться на волю только немногочисленные кулаки-мироеды. А «кулак», между прочим, в русском языке слово старинное, означает не зажиточного крестьянина, которого крестьяне никогда не именовали «кулаком», а хлебного перекупщика, именно мироеда, того, кто наживается на перекупке, на перепродаже продукции своих сожителей и соседей. Термин был искажен эсерами, подхвачен большевиками и уже в их трактовке обозначал зажиточного крестьянина. Но в русском языке не так, почитайте записки Энгельгардта. Так вот, этот самый нелепый указ был издан признанным либералом, адмиралом Мордвиновым, а самый разумный — графом Аракчеевым. Но все в общем не годились. Аракчеевский указ был чиновным, твердолобым по-аракчеевски, но заботился о том, чтобы крестьянин, безусловно, сохранил всю свою хозяйственную дееспособность, чтобы он остался налогоплательщиком, чтобы себя кормил и государство заодно кормил. Этот проект был разумнее. У нелиберального Аракчеева получилось гораздо умнее, чем у либерального Мордвинова.
Но все прожекты сии никуда не годились. Вот пример. Об освобождении крестьян говорили много. У Пушкина в незаконченной главе Онегина о хромом Тургеневе: «Предвидел в сей толпе дворян освободителей крестьян». Вспомнили? Ни один декабрист не освободил крестьян! Не правда ли то интересно? Самые большие свободолюбцы! Не все они были душевладельцами, у некоторых было неразделенное имущество с родственниками, то есть, они не могли принимать решение. Ну, хорошо. Но около половины декабристов могли ведь освободить крестьян. Сию попытку совершил только один декабрист. Попытка оказалась неудачной. Причем один из самых благородных, на мой взгляд, декабристов — декабрист Якушкин. Он проживет долгую, достойную жизнь. Даже будет освобожден Александром Вторым из ссылки, а задолго до того — Николаем Первым с каторги. Будет настоящим просветителем Сибири, принесет русскому народу пользу, станет вполне русским человеком. Неслучайно родной сын его был одним из первых собирателей фольклора, крестьянского искусства. А молодой Якушкин настолько не понимал Россию и русских, что собрал на сход своих крестьян (вероятно, глав семейств) и предложил им свободу. Завтра! Без выкупа! На халяву! А как же земля, барин? — спросили старики. Западник барин изумился: а земля — моя. И получил на то суровейший ответ: нет, барин, мы — ваши, а земля — наша! И освобождение крестьян декабристами не состоялось.
Вот вам, вообще говоря, Александровская эпоха. Вот вам ее «прекрасное начало», и одно и другое, и со стороны правительства и со стороны дворян, хотя антикрепостнические настроения были не в моде! И написав лично императору свою «Записку о древней и новой России» Николай Михайлович Карамзин на несколько лет впал в немилость. Ну, потом, правда, когда началось Наполеоновское нашествие на Россию, в милость вернулся и стал официальным историографом. А впадал, потому что был решительно против безумств с обвальным, незамедлительным освобождением крестьян с непроработанной четко идеей о земельной собственности, о том, кому принадлежит земля. О противоречии землевладения мы уже говорили, и еще будем говорить через лекцию, когда доберемся до крестьянских реформ Александра Второго. А потом, в самом конце курса я буду говорить о Петре Аркадьевиче Столыпине. Вот такие полные, как теперь говорят в уголовном мире, полные «непонятки». «Полные непонятки» — хорошее слово. И непонятками страдали все — и государство и общество.
Потому «Записку о древней и новой России» Карамзина должен читать просто любой человек, который даже случайно зашел сегодня ко мне. Ее нельзя не читать. К сожаленью, она была издана только один раз еще в начале 90-х, но очень большим тиражом. Была и журнальная публикация. Потому «Записку» найти можно. Современный русский человек может позволить себе не читать поэзию Карамзина, может позволить себе не читать историю Карамзина, во многом устаревшую, хотя то великая литература. Но ни один образованный русский человек не может позволить себе не читать «Записку» Карамзина. Это самое важное его сочинение — «Записка о древней и новой России». Если бы у нас в думе думали, то они конечно имели бы ее в интернете и у каждого на столе. Но они только думают, что думают.
О военной политике Александра Первого. Персидская кампания служила укреплению внешних рубежей России и должна считаться геополитически безупречной и оправданной. Турецкая кампания была победной и лежала в русле исполнения нами имперского православного долга, то есть, Турецкая кампания 1810-11 годов была продолжением нашей миссии в деле освобождения восточных христиан. Обе они были проведены весьма успешно, с весьма малыми человеческими потерями, что очень важно, то есть с весьма малым кровопролитием со стороны русских солдат, что весьма и весьма важно! Тут всё в порядке.
Кстати, заметим, что именно в царствование Александра Первого были постепенно приняты в состав Российской империи грузинские государства. Напомню вам, что в наших отношениях с Грузией надо твердо осознавать не только то, что грузины двести лет, с конца XVI века по конец XVIII века валялись у русских в ногах, умоляя принять в подданство. То знают все грамотные русские. Гораздо важнее другое. Грузия никогда добровольно не входила в состав России. Независимо друг от друга в состав России вошли два царства и четыре совершенно от них независимых суверенных княжества, включая Абхазию, которая сделала то самостоятельно, не будучи частью никакого грузинского государства. Вот это надо знать твердо — шесть государств. И если бы Советский Союз действительно распался, а не был расчленен, то на месте Грузии должны были образоваться шесть исторических регионов. Вот это я могу признать распадом. Шесть государств, а не Шеварднадзовская Грузия с коммунистическими границами, то есть совершенно незаконное государство. И если Грузия не часть России, то ниоткуда не следует, что Абхазия — часть Грузии.
Так вот, имперская политика Александра лежала в имперском русле и была более или менее успешной на протяжении четверти века царствования Александра, если не считать одного — резкого разворота от Франции к Англии, за что мы заплатили несколькими войнами с 1804 года по 1815 год и неисчислимыми людскими потерями. Причем во время нашествия Наполеона на наши земли, в собственно России, мы понесли не самые страшные потери. Последующая компания 1813-14 годов стоила нам больше человеческих потерь. Вот от чего предостерегал Кутузов. Помните его бессмертное: «Пойдем за Неман, вернемся с рылом в крови»?
Отказ от ориентации, правильно избранной великим отцом Александра императором Павлом, превратил Россию в добровольного таскателя каштанов из огня для Австрии и в еще большей степени для Англии, причем иногда голыми руками, что болезненно. Он поставил Россию, исполнив масонскую мечту, в обслуживание интересов Англии. Более того, Австрия просто уже потерпела поражение, Австрия просто полностью покорилась Франции. Но чисто морская Англия никак не могла повлиять на ход событий в континентальной Европе, ежели бы не использование России в качестве инструмента. Для того не было сил и средств, прежде всего людских. Да, конечно, даже в той ситуации что-то было сделано для наших братьев православных, что-то было сделано для наших братьев восточных христиан. Но далеко не всё, и не всё правильно.
Перед 1812 годом были совершенны главные ошибки Александра Павловича и во внутренней политике. То его сближение с Михаилом Сперанским. Ключевский Сперанским немножечко увлекался, чуть-чуть. Я то понимаю: оба поповичи, оба одного происхождения. У того социальная причина. Но увлекался не слишком, Ключевский был для того слишком умен. Впрочем, он напишет, что впервые со времен Ордина-Нащокина, великого друга, сподвижника, приближенного царя Алексея Михайловича, рядом с троном стоял такой ум. Михаил Сперанский был действительно человеком неожиданным. В XVII веке такие умы бывали, и в Средневековье бывали. А в XVIII бывать перестали. Он был поповичем в дворянско-чиновной России. Министр такого происхождения — это нечто невозможное. Чиновников поповичей было много, но не такого ранга. Он был попович, выпускник Санкт-Петербургской семинарии. Духовные академии сначала в Москве и затем в Санкт-Петербурге еще не были учреждены. Потому Санкт-Петербургская семинария считалась тогда головной. То есть, именно там готовили учителей для других семинарий. Как бы полувысшее учебное заведение, академий не было. Он был первым учеником своего потока, в силу чего, заметьте, руководство, начальство рекомендовало ему выход в статскую карьеру. И пробыв преподавателем в семинарии 2-3 года, он выходит в гражданские чиновники. Что за тем стоит?
Ну, во-первых, как низко упало достоинство духовного звания! Если ректор и префект семинарии лучшему ученику рекомендует не рукоположение, а светскую карьеру. Как низко пало достоинство священника! Но может быть, за тем стояло и другое. Может быть, именно священнослужители, бывшие во главе семинарии, прекрасно понимали, что этот ледяной, неэмоциональный человек в священники не годится. А может быть, и то и другое. Он довольно быстро делает карьеру, он становится успешным чиновником уже при императоре Павле. Затем сближается с Новосильцевым. И однажды, когда Новосильцев заболел, делает за него доклад по подготовленной записке императору Александру. Александр довольно увлекается молодым чиновником, и начинается стремительный взлет Сперанского вплоть до звания статс-секретаря. Крутой взлет!
Сперанский готовил грандиозную реформу, включавшую освобождение крестьян с непроработанной земельной ситуацией, как это было сделано, например, с неграми во многих французских колониях, когда бывшие рабы оказались сразу свободными полноправными гражданами, не имевшими при том недвижимости, то есть политически свободными батраками. Русские — не негры. Проведи мы реформы по Сперанскому, мы получили бы «Пугачева» через несколько месяцев. И может быть, такое жуткое кровопускание было бы даже на благо России. Может быть... Во всяком случае, оно не было бы таким, как кровопускание XX века. То есть без ума, без чувства специфики страны, народа, сельскохозяйственного населения. На этой основе предполагалось уравнение граждан перед законом, построение тройной пирамиды власти с реализацией новомодного тогда, английского принципа разделения властей. То есть отдельно законодательная пирамида, отдельно судебная, отдельно исполнительная, что вообще невозможно. Разделение властей красиво на бумаге. Я об этом писал. Посмотрите мою Полибиеву схему власти. Единственно, что реально возможно, — добиться независимости судей. Но никак не могут быть независимы друг от друга исполнительная и законодательная власть. Нигде это не достигнуто, ни в Англии, ни в Соединенных Штатах.
Причем, если в XVIII веке всё списывали у французов, ну, правда, в начале XVIII века Петр списывал больше всего у шведов, немножко у голландцев, то Сперанский первым начал списывать у англичан, и даже хотел создать нашу палату лордов из ста глав самых аристократических семей. Неизвестно, как должны были быть выбраны эти сто глав, и кто при том был бы оскорблен. Почему, например, Мусины-Пушкины попали, а Пушкины не попали (Махнач везде в фамилиях поставил ударение на последнем «ы»)! Ведь английская палата лордов исторически сложилась, а не учреждалась. Но даже это предполагалось. Всё это сделать не успели. Единственное, что успели создать, — это немного реформировать государственный совет. То была хорошая идея. У нас появилась палата, обсуждающая законы. Причем каждый закон мог быть принят только через обсуждение в государственном совете. Совет не имел права законодательной инициативы, она осталась за государем. И последнее слово осталось за государем. Но минуя государственный совет, государь теперь не мог издать закон. Между прочим, мы так и прожили до революции. Мы были очень законной правовой страной, заметьте себе.
Причем члены государственного совета не занимали места по старшинству рода как в палате лордов, и не избирались, а назначались императором, но пожизненно, заметьте.
* * *
Был издан закон об экзаменах чиновников. Теперь чиновник по статской службе, который претендовал на занятие чина 8 и 5 класса, — соответственно коллежский асессор или статский советник должен был предъявить русский или иностранный диплом об окончании высшего учебного заведения, либо сдать экзамены по установленной программе в присутствии профессоров университета. Почему было такое странное требование для 8 и 5 класса? А очень просто. Коллежский асессор тогда становился личным дворянином, а статский советник — потомственным. Хочешь перейти этот рубеж — изволь иметь высшее образование. Но с одной стороны Карамзин вправе был иронизировать, что ни в одной европейской стране не требуют от почтмейстера знания римского права, а от брандмайора — всемирной истории. А с другой стороны Сперанский тут же сделал своими врагами всех бюрократов, которые стремились вот к этому дворянскому рубежу. Все-таки дети личного дворянина становились потомственными почетными гражданами.
Образовательный ценз все-таки немножко поднял образовательный уровень нашей бюрократии. Маленькая польза с этого была. Сделали как максималисты, по-русски. Сделали по Черномырдину, хотели как лучше, получилось как всегда. Заставить бедного брандмайора сдавать римское право! Но в общем-то это стимулировало развитие среднего и высшего образования в империи.
И на том всё. В этой пустопорожней трепотне, в этой работе чисто бюрократических инстанций, к которой не были привлечены представители общества, терялось, тонуло главное, что стало уже насущным, — необходимость разрешения крестьянского вопроса, необходимость восстановления союза общества и государства, необходимость ослабления бюрократического между ними «средостения», бюрократической переборки. Реформы и даже их проекты велись чисто бюрократическим методом. И здесь государь отдалял общество от государства.
О конгрессовой политике Александра Первого. Больше всего он преуспел, поменяв свою внешнюю политику, как главный участник Венского конгресса 1814-1815 годов. То был первый серьезный в мировой истории конгресс, пытавшийся договорным методом обустроить послевоенную Европу, решить ее проблемы. В этом отношении Венский конгресс — предшественник Гаагских конференций, Гаагского суда, Лиги наций, нынешней Организации Объединенных Наций, что имеет свои как положительные, так и негативные стороны. Как благородная попытка Венский конгресс может восприниматься положительно. Но в основу Венского конгресса был положен так называемый «принцип легитимизма». «Легитимный» значит «законный», от латинского слова «legitimus», от слова «lex» («закон»). «Легитимная династия» значит законная династия. Но что понималось под «легитимностью» в дни Венского конгресса? Она понималась необычайно однобоко: законна лишь та династия, которая уже существует к моменту Венского конгресса. Потому династия Бонапарт нелегитимна, а легитимна династия Бурбон, потому что она уже была. Потому, если у государства легитимной династии нет, то не может быть и никакого суверенитета у этого государства, и государство это не должно существовать. Вот турецкий султан — легитимен, а у поляков нет легитимного короля. Когда-то был, а теперь нет. А раз нет, то и не может быть. Принцип этот был направлен против революций, против изменения государственных границ. Но приводил он к нелепостям, к противодействиям во многих случаях, к естественному национальному и даже национально-освободительному движению. Например, в Италии. Не было по сути дела никакой Италии! Итальянцы-то есть, но кому до них дело? Нелегитимны сербы, нелегитимны валахи, нелегитимны греки. Да, когда-то Византия была, но теперь ее нет, и больше никогда не будет, она нелегитимна!
И вот, хотя истинными творцами Венских соглашений были превеликого ума мерзавцы вроде князя Талейрана, представителя поверженной Франции, или князя Меттерниха, канцлера Австрийского, самой представительной фигурой, безусловно, фигурой номер один Венского конгресса был Александр. Он чувствовал себя освободителем и благодетелем Европы! И как же его на том купили! Как маленького! Купили те же Меттерних и другие превеликие дипломаты. Ему было приятно, он упивался своим благородством. В православной аскетике, между прочим, это состояние называется «прелестью» (самообольщением, самообманом).
Ну и что получилось? Давайте посмотрим, что тем самым совершил Александр. Повторяю, он был честным человеком, честным и благородным. Дав слово, он держал его. Став во главе конгрессовой политики, он стал пожизненным охранителем, оберегателем конгрессовой Европы. Более того, преемником его внешней политики, увы, окажется затем и куда более русский брат его Николай. Кончится это дело тем, что Россия превратится в жандарма Европы. И то правда, превратится, но не почему ни будь, не потому, что такая противная Россия поработила Европу, а потому что именно слово русского царя стоило дорого, а не иного правителя, потому что Россия, включившись добровольно, к сожаленью, в конгрессову политику, оставалась верна той политике.
Первыми из балканских православных освободились греки. Ну, впервые греки освободились еще в XVIII веке при Павле, когда Федор Ушаков создал Ионическую республику. Прожект не удался, мы потеряли возможность поддерживать греков. Но произойдет новое греческое восстание, и в Афинах будет создана Греческая республика. Кто больше всего тому способствовал? Русские люди. По всему югу России негласно, тайно, поскольку мы не имели права, у нас были отношения с Турцией, тайно, но так, что все знали, любой полицейский, вербовали добровольцев в Греческую повстанческую армию. В основном конечно греков, наших подданных, но греков. Главнокомандующим Греческой повстанческой армии был генерал на русской службе, одноглазый и однорукий Александр Ипсиланти. Президентом созданной Республики Эллинов оказался наш статс-секретарь по иностранным делам, граф Иоанн Каподистрия. Всё великолепно, правда? Теперь у греков свое государство! Мы открыли себе дорогу на Балканах. Ан нет! Нелегитимно! Вот нелегитимно грекам иметь свое государство, а уж тем более республику! Страшно подумать! И грекам навязали принца Оттона Баварского. Почему, точно не помню. Но, скорее всего, потому что надо было подкормить этого Виттельсбаха. Заметим, что Виттельсбахи, баварская королевская династия, были традиционно даже на немецком фоне прорусски настроены. Но в семье не без урода. Именно этот Отто русских терпеть не мог. Он нам был предельно не выгоден! Но легитимен, и потому его пустили в греческие короли. Наше положение было ослаблено. Какая великая держава такое допустит! Ан нет! Конгрессово и легитимно!
Отто не удержался, его поперли. Он решил так хорошо подкормиться за счет греков, что грекам быстро надоел, и его выгнали из Греции. Нам было то безумно выгодно. И что же Россия? Послала поздравления? Устроила парад и фейерверк? Нет. Россия отозвала посла из Афин. Хорошо, что хоть экспедиционный корпус не послали подавлять греков и восстанавливать Отто Виттельсбаха. Тем самым мы испортили отношения с греками, а ведь мы для греков были светом в окошке. Когда неприхотливые матросы Ушакова десантировались на Ионических островах, греки не давали им ножки замочить в прибрежной волне. Они бежали к баркасам, перевозившим десантников, и выносили русских матросов на руках. Вот так относились к нам. Но стараниями Александра мы испортили те отношения настолько, что в Греции всерьез заявили о себе французские и английские интересы. Вот вам конгрессова политика. Кто виноват? Да Александр виноват, Александр.
Подобных примеров можно привести много. Конгрессовой политикой мы грешили и при Николае Первом, и догрешились до Крымской войны, в конце концов. Но я приведу вам другой пример, куда более вопиющий и для нас куда более актуальный. Греки нам свои, но все-таки другие. А вот хохлы нам были тогда настолько свои, что просто сами полагали себя русскими людьми. Им еще просто не успели объяснить, что существует особая украинская нация или хотя бы народность. Не было при Александре ни одного хохла, который бы полагал, что он принадлежит к какому-то другому народу.
И что же мы делаем? Мы легитимно оставляем за Австрией оккупированную еще при Екатерине Второй Галичину. Мы широким жестом спасаем полякам единство польских земель в виде Царства Польского. То есть, фактически мы сохраняем им Польшу! Поляки, правда, того не помнят. Поляки не помнят, что Польша вообще-то существует благодаря русским, и русских частенько недолюбливают, зато почему-то любят французов, которые исправно два раза в столетие поляков предают. А ведь Царство Польское было невозможно, нелегитимно. Если бы не так называемая оккупация, если бы не согласие присоединить Польшу к России на правах автономии, Польша была бы опять расчленена, поделена австрийцами и пруссаками, как это уже было прежде. Мы подарили полякам Польшу.
А что мы могли? Мы могли не дарить полякам Польшу, и могли не оставлять в Австрии Галицию, и должны были не оставлять. Смотрите сами. Во-первых, Австрия не могла противостоять России. Угрозы продвижения русских войск, первой армии тогда в Европе, в Галицию хватило бы, чтобы австрийцы немедленно пошли бы на любые русские условия. Нам не надо было воевать за Галицию. Во-вторых, Александру было достаточно пригрозить, что он покинет Венский конгресс. То был настолько острый нож для Меттерниха, что Александр получил бы Галицию немедленно. И наконец, в-третьих, в самом страшном случае мы могли за Галицию расплатиться Польшей, без русских земель, разумеется, даже без литовских, только этнически польскими землями. Да, немцы разорвали бы польские земли в клочья. А нам-то что с того? А нам какое дело до того?
Теперь посмотрим, чего бы не было, если бы Александр Первый поступил по-русски и по православному. Если бы Галиция стала русской, то, во-первых, на австрийские денежки все эти «Ивашки Франки» и «Квитки» не вырастили бы понятие «украинец» и представление об «украинской нации», и не сконструировали бы искусственную, мертворожденную украинскую мову. У нас не было бы украинской проблемы весь XX век. Во-вторых, при Николае Первом в 1839 году Полоцким церковным собором была упразднена Уния. Причем, мы не торопились с упразднением, мы не давили. Униатов не осталось в западных русских землях в составе Российской империи. Но униаты и ныне существующая не только церковная, но и культурная проблема униатства сохранились в Галиции, поскольку она не стала русской. У нас не было бы проблемы этой пятой колонны, этих за шестьсот лет оккупации воспитанных предателей русского народа, православной культуры, православия. Вот чего бы мы не получили, присоединив Галицию.
Но самое смешное, что нам было выгодно, чтобы Польша досталась австрийцам и пруссакам. Вместе с поляками мы подарили бы им польское восстание 1831 года и польское восстание 1863 года. Поляки, между прочим, нация доблестная, нация воинов, всегда культивировавшая воинскую доблесть, и за то мною весьма уважаемая. Поляки все равно восставали бы, но восставали бы не против нас, а против австрийцев и пруссаков. Не Европа вся упрекала бы нас за угнетение свободолюбивых поляков, заставляя Пушкина написать «Клеветникам России», а мы в интересах нашего престижа, нашей пропаганды шумели бы, топали ногами и упрекали бы тевтонов, угнетающих наших братьев славян! Мы посылали бы в Польшу литературу и ружья вместе с хлебом. Да, лилась бы польская кровь, не ручьями, а реками, куда больше, чем пролили ее русские. А нам-то что? Кровь же польская. Причем, поляки, все больше и больше проливая кровь, любили бы русских, потому что не с русскими сражаются, не от русских освобождаются, а от тевтонов. А русские вот нас даже поддерживают, хоть и православные, они наши братья славяне, — крутил бы ус польский пан, не забывая, что Польша стоит беспорядком. Кругом была бы одна выгода! И одна невыгода от безумной конгрессовой политики навязана нам императором Александром.
Я не буду разбирать вопрос о возможности того, что знаменитый праведник, сибирский старец Федор Кузьмич — это Александр Первый. А портрет, да, похож. Аргументов столько же за, сколько и против. Был ли Федор Кузьмич Александром Первым, мы с вами узнаем на том свете, когда узнаем всю правду. Повторяю, тут про и контра весят одинаково. Тут хочу сказать одно. Если то правда, если он действительно ушел в нищету, то я его прекрасно понимаю. Императору Александру Павловичу было что годами, десятилетиями отмаливать у Господа Вседержителя!
Читаю записку: «На позапрошлой лекции кто-то интересовался антифоменковской книгой. Она лежит под запиской. Ее можно посмотреть всем желающим. Дать не можем, так как это авторский экземпляр». Великолепно! С удовольствием зачитываю вслух эту записку и приглашаю посмотреть. Других записок сегодня нету. Это сборник статей Императорского Русского исторического общества №3 (151). Москва, Русская панорама, 2000 год. Авторов столько, что зачитывать их не буду. Как сборник выглядит, вы теперь знаете. Положу его на край стола, как и журнал. У нас аудитория такая проверенная, что думаю, что ни с книгой, ни с журналом ничего не случится.