Протянуло по плавникам острой свежестью, защекотало сердце, разбередило душу. Приближалась последняя осенняя гроза. Тритон шевельнулся и выскользнул из обволакивающего покрывала уютного мягкого ила. Понемногу просыпаясь, вялыми и всё ещё сонными гребками поднялся из колыбели затопленного лабиринта, где скоро уснёт до весны. Уснёт сыто и спокойно, как столетний сом. Приближается зима, и сон всё тяжелее, всё слаще.
Всем сухопутным тварям перед грозой тревожно, давит их низкое небо, пугает набитая опасностью атмосфера. А ему хорошо. Вольготно раскрываются нежные дыхательные пузыри. Густой влажный воздух можно пить, впитывать чувствительной кожей между чешуйками. Но лучше всего выходить на поверхность в ливень.
Зеркальная граница воды вздрогнула от первых капель.
Опять она тут. Человеческая самочка. Кыш, дурашка!
Тритон разогнался по жерлу широкого колодца и, оттолкнувшись хвостом, вылетел на траву в фонтане брызг. Забился, срыгивая воду. С хрипом выдавил последние капли, сплюнул пенистую слизь и вдохнул вязкий воздух. Поднял лицо под струи. Льет уже водопадом…
— Возьми меня в лабиринт! — девчушка робко мнётся с другой стороны каменного круга, в глазах ужас. И тоска. По лицу то ли слёзы, то ли дождь.
— Решилась? — первые слова царапают горло.
— Да! Меня никто не любит! Я никого не люблю! — жалкие волосёнки облепили лицо, змеятся по голым плечам.
— Не каждый может дышать водой, — тритон встает на окрепшие ноги. Кашляет. — Испугаешься — умрёшь. Передумаешь — умрёшь.
— Ты обещал! — делает шаг навстречу, встает на бортик. Тонкое платье промокло и не греет, обхватила себя руками.
Он подходит совсем близко. Когтистым чешуйчатым пальцем убирает с бледного лица чёлку, аккуратно заправляет волосы за ухо. Она вздрагивает, отворачивается. На щеке синяк, на плече другой. Кожа пупырышками.
— Превратишься в русалку, назад не перекинешься.
— Всё равно утоплюсь! — упрямо наклоняет голову, дрожит.
— Хорошо. Испугаешься — умрёшь.
Падает на неё, сталкивает грудью в воду. Оплетает хвостом и ногами, впивается жадным поцелуем, захватывая широкими губами сразу рот и нос. Пробирается языком в горло, заливая живительную слизь в её слабенькие лёгкие. Запускает когти под рёбра, выпуская её плохую кровь.
Самочка боится, бьётся. Плохо. Кусается и вырывается. Отдергивает голову, пытается кричать и машет кулачками. Слабо и глупо. И, главное, рано! Он пытается снова поцеловать её, но поздно… Поздно!
Неудавшаяся русалка истекает кровью и падает в глубину.
Ну что ж. Хотя бы ужин…