Утром Эжени, с трудом дождавшись сообщения от камеристки Виолетты о том, что мадам уже встала, тут же отправилась в комнату своей подруги. Девушка застала Виолетту ещё в ночной сорочке за совершением утреннего туалета. Взглянув на Эжени, вошедшую к ней, мадам де Монтуар улыбнулась.
- Эжени, да ты вся светишься от счастья.
- Ох, Виолетта, ты просто представить себе не сможешь, что произошло там, на балу! - воскликнула её подруга.
- Я могу только догадываться: дю Клерон признался в своих чувствах к тебе, сделал предложение руки и сердца?
- Нет, дело вовсе не в шевалье. Там на балу был Бернар, мой брат, и Шарль тоже. Я их видела, я разговаривала с ними!
- О... я так рада за тебя! - воскликнула Виолетта, одновременно и обрадовавшись, и немного растерянно от неожиданной новости, но и с небольшим разочарованием оттого, что причиной радости её подруги был вовсе не дю Клерон.
Эжени тут же принялась рассказывать о событиях на балу, о том, как неприветливо встретил её Бернар, о Шарле и об её обещании навестить его в ближайшие дни. Виолетта, безусловно, порадовалась за свою подругу, так как всегда считала, что Эжени давно было пора разыскать своих братьев и сообщить им о том, что она жива. Мадам де Монтуар надеялась, что воссоединение девушки с семьёй перечеркнёт то её прошлое, когда она жила в охотничьем доме господина Вире, и те времена, когда она была гувернанткой. Холодную же встречу с Бернаром Виолетта посчитала недоразумением, которое вскоре должно разрешится.
- Однако ты мне ничего не рассказываешь о дю Клероне, - с укором произнесла Виолетта. - Я так надеялась, что на балу он признается тебе в своих чувствах.
- Шевалье, как обычно, был очень мил, он поддерживал меня. Но никаких признаний не случилось. Наверное, отчасти этому помешали обстоятельства. Но, по правде говоря, Виолетта, я и не ждала от него никаких признаний.
- Почему же? Я уверена, что дю Клерон увлечён тобой, и очень сильно.
- Даже если бы это и случилось, то я и не знала бы, что мне с этим делать.
Тут на лице старшей подруги отобразилось глубокое изумление: как это Эжени не знала, что делать? Да любая девушка на её месте лишилась бы чувств от радости. Но прежде чем мадам де Монтуар успела что-либо сказать, Эжени опередила её:
- Виолетта, прошу, пойми меня. Я честно пыталась разбудить в себе какие-то чувства к шевалье, но всё тщетно. Я ничего к нему не испытываю, моё сердце глухо.
- Но это и неудивительно: вы ещё слишком короткое время знакомы друг с другом. Один вечер на балу, пара встреч до этого - конечно же, тут не может быть ещё глубоких чувств. Но я уверена, что когда ты узнаешь его лучше, ты проникнешься к нему симпатией, разглядишь все его достоинства.
- Нет, Виолетта, - отрицательно закачала головой девушка, - всё происходит совсем наоборот. Чем больше я узнаю шевалье, тем яснее вижу его недостатки.
- Ну какие у него могут быть недостатки? - непонимающе пожала плечами мадам де Монтуар.
- Он тщеславен, для него большое значение имеет свет, что о нём подумают, ему важно производить на всех хорошее впечатление. Вся его жизнь - это бесконечная череда балов, встреч с друзьями, для того чтобы лишний раз произвести на всех впечатление. И я для него - всего лишь красивое дополнение к тому, что он уже имеет. Он хочет, чтобы все смотрели на него с восхищением, в том числе и его будущая супруга.
- Ах, Эжени, я уверена, что ты всё сильно преувеличиваешь. Да даже если это и так, то что в том дурного? Все молодые светские люди таковы. Любой мужчина, тем более обладающий титулом и богатством, хочет, чтобы у него было всё самое лучшее, в том числе и жена.
- В этом нет ничего дурного. Только мне это совершенно чуждо. Я хочу, чтобы меня любили, а не вывозили в Люксембургский сад на показ. Кроме того, дю Клерон слишком ревнив. Он ревнует меня ко всем. Даже к господину д'Арвэ, который пожелал станцевать со мной всего лишь один танец.
- Ох, уж этот вездесущий д'Арвэ, умеет он всё испортить! - с недовольством и досадой произнесла Виолетта. - Но в ревности шевалье тоже нет ничего удивительного. Он испытывает к тебе чувства, однако совершенно не уверен в твоих, так как не видит этому подтверждения. Это-то и порождает в нём неуверенность, он понимает, что его положение шатко. И вполне естественно, что в любом мужчине дю Клерон видит себе соперника.
- Боюсь, Виолетта, что и после свадьбы он не изменится.
- Ах, Эжени, всё, что ты мне сейчас говоришь - это просто пустяки, которые я не желаю слышать, - строго произнесла молодая женщина. - Не отказывайся от шевалье, чтобы потом горько не пожалеть.
- Может быть, он сам от меня откажется. После всего, что он узнал обо мне на балу: о том, что я долгие годы жила в не семьи, давно не видела своего отца, о том, что носила простую фамилию Вире. Я не рассказала шевалье только о том, что была гувернанткой.
- Не думаю, что это станет серьёзным препятствием для дю Клерона. Тебе не стоит волноваться на этот счёт. Вот увидишь, в скором времени он вновь даст о себе знать и пригласит тебя на очередное свидание.
Но на самом деле сейчас Эжени это мало волновало, и она не особо огорчится, если шевалье больше никогда не объявится. Сейчас девушку гораздо сильнее интересовали её братья. Больше всего Эжени хотела увидеться с Шарлем, и ещё больше помириться с Бернаром. То, что он не желает её признавать, очень огорчало её.
К Шарлю Эжени решила отправиться на следующий день, так как вряд ли у неё хватило бы терпения ждать дольше.
Как только Эжени переступила порог квартиры Шарля, то тут же вновь попала в объятья своего сводного брата, словно тот ещё раз хотел удостовериться в том, что Эжени, которую он вчера повстречал на балу, не эфемерное существо, не приведение, пригрезившееся ему, а настоящая девушка во плоти. После они уселись на софу гостиной, и Шарль потребовал, чтобы Эжени рассказала ему всё о своей жизни, начиная с того самого момента, когда во время верховой прогулки началась гроза и её лошадь, испугавшись, понеслась вскачь.
И девушка с готовностью принялась пересказывать, в очередной уже раз, историю своей жизни, конечно же, как всегда, опуская историю с бретонскими разбойниками. О своей работе у де Бурдонов гувернанткой Эжени упомянула лишь вскользь и тем более она не решилась рассказать об истории с наследством двух братьев и её похищении Огюстом де Бурдоном.
Шарль слушал сестру Бернара очень внимательно, ни разу не перебив её, не высказав своего осуждающего мнения, за что девушка была ему очень благодарна. Особенно когда она рассказывала о том, что решила остаться в доме господина Вире, а после, переехав из Нормандии в Париж, так и не предприняла попытки разыскать своих братьев. За это Эжени даже сейчас чувствовала свою вину. И если бы Шарль осудил её, она поняла бы это. Но, похоже, что её сводный брат так рад был вновь видеть сестру Бернара, что ничего подобного не приходило ему в голову.
Затем он стал расспрашивать Эжени о дю Клероне. И девушка ответила, что шевалье всего лишь её поклонник, но она не уверена, что их отношения зайдут дальше дружбы. Увидев удивление на лице Шарля, Эжени сказала, вздохнув:
- Никто меня не понимает. Моя подруга Виолетта де Монтуар считает, что шевалье дю Клерон - это идеальный жених для меня, она мечтает, чтобы он стал моим супругом. Но у меня нет чувств к нему. Я, безусловно, вижу все те преимущества, которые бы дал мне брак с ним и представляю, как могла бы измениться моя жизнь, выйдя я за дю Клерона. Но я не хочу искать себе выгод.
- Нет, конечно же, если ты не хочешь, то не должна выходить замуж за дю Клерона, какое бы положение в свете он не занимал, - сказал шевалье де Бонривьер. - Ты должна поступать так, как велит тебе сердце.
- Спасибо, Шарль, ты всегда меня понимал, - благодарно произнесла Эжени. - Но хватит говорить обо мне. Теперь ты расскажи мне о себе, о Бернаре. Давно ли вы в здесь?
- Я уехал в Париж через год после того, как ты пропала, когда найти тебя не осталось никакой надежды. Затем за мной последовал Бернар. Сначала мы жили вместе, снимая скромную квартиру. Потом Бернар поступил на военную службу, а мне удалось получить небольшую должность при дворе. Когда началась война за Испанское наследство, Бернара отправили на восточный фронт, где он храбро сражался, получил несколько благодарностей от начальства и наград за отвагу. А потом... с ним случилось это несчастье. Он вместе со своим взводом попал в окружение, противнику удалось уничтожить почти всех. Отбиваясь, Бернару, раненому в ногу, и нескольким солдатам чудом удалось скрыться в лесу, где их след потеряли. Однако французские войска отступили, и всю территорию окружили австрийцы. Высунуться из леса - значило бы для взвода Бернара сразу попасть к ним в лапы. Решили ждать ночи. И ночью, пробираясь мимо лагерей австрийцев и патруля, им удалось выбраться. Но рана Бернара была настолько серьёзной, что каждый шаг причинял ему нестерпимую боль. Ему пришлось ползти по полю мимо австрийцев, крепко стиснув зубы, потому что малейший стон сразу бы выдал их. В конце концов, когда эти несколько выживших солдат из его взвода пробрались на территорию, занятую нашими войсками, Бернар был уже почти без сознания. Он потерял много кровь, его била лихорадка. Но полковому доктору удалось не допустить заражения и избежать ампутации ноги. Бернар был отправлен в госпиталь, где долго лечился. Но теперь всё миновало, осталась лишь хромота. Но доктора говорят, что со временем пройдёт и она. Однако самое ужасное, Эжени, не эта рана, а то предательство, которое ждало Бернара в дальнейшем. Пока он был без сознания, а после долго лечился в госпитале, один солдат из его взвода, Арнуа, очень прыткий и честолюбивый, решил воспользоваться этим (вероятно, он полагал, что Бернар скончается от заражения крови) и сказал начальству, что якобы это он вывел оставшихся солдат из окружения, а Бернар как будто бы был уже настолько слаб, что не мог уже ни ходить, ни даже разговаривать, и он, Арнуа, вынес своего командира из окружения чуть ли не на своих плечах. И все лавры славы достались этому Арнуа. Теперь ты понимаешь, как нелегко сейчас Бернару.
- Но как же так! - возмутилась Эжени. - Почему Бернар не опроверг это?
- Он узнал об этом только месяц спустя, когда полковые друзья приехали навестить его. Но рассказать, как всё было на самом деле, он смог и того позже. Того солдата, разумеется, вызвали и допросили. Но Арнуа настаивал на своём, утверждая, что лейтенант де ла Прери якобы находился тогда в бреду и ему всё привиделось. Когда же допросили солдат, пробиравшихся вместе с ними через австрийцев, то они подтвердили слова Арнуа.
- Но почему?
- Мы предполагаем, что Арнуа подкупил их.
- И что же, Бернар сдался? Почему он не настоял на расследовании?
- У Бернара не было никаких сил бороться. Рана плохо заживала, нога болела. К тому же в те дни в госпиталь приехала навестить его невеста. Когда она увидела его ногу, то испугалась, что Бернар может навсегда остаться калекой. В скором времени она разорвала с ним помолвку и приняла предложение другого. Это ещё больше подкосило Бернара. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы вернуть ему желание жить.
- Но где же его полковые друзья, которые приезжали навещать его в госпиталь? Почему они его не поддержали? Неужели они тоже верят этому Арнуа? - всё больше возмущалась девушка.
- Их отправили на фронт, кого-то потом убили. Ведь идёт война, Эжени.
- Всё равно, я считаю, что так оставлять нельзя. Надо добиваться восстановления справедливости.
- Но что мы можем сделать? У Арнуа безупречная репутация. Он храбрый солдат, который к тому же любит выслуживаться перед начальством. Да и кому захочется спустя столько времени ворошить всё заново.
- Нужно попытаться найти тех солдат, которых Бернар вывел из окружения, и уговорить их изменить показания, возможно, предложив им ещё большее вознаграждение, чем они получили от Арнуа.
- Они не сделают этого, Эжени, - закачал головой Шарль, - так как прекрасно понимают, что в этом случае они все, вместе с Арнуа, пойдут под трибунал.
- Ну неужели ничем нельзя помочь Бернару? Нужно убедить его, что сдаваться нельзя. Предатель не должен торжествовать.
Шарль на некоторое время задумался: энтузиазм Эжени подействовал на него ободряюще и зажёг в нём надежду. Девушка терпеливо ждала.
- Если только, - наконец произнёс молодой человек после долгой паузы, - попытаться убедить тех солдат, чтобы они признались, что Арнуа запугал их, угрожая их жизням, и им пришлось солгать. Но я даже не представляю, сколько нам придётся заплатить им за это. Ведь солдаты сильно рискуют.
- Но надежда ведь есть. У мужа моей подруги, Виолетты де Монтуар, есть один знакомый, высокопоставленный чиновник в Государственном совете, я думаю, он сможет нам помочь.
- Да, но найти тех солдат сейчас будет непросто. Ведь наверняка они сейчас на фронте, а кого-то, может быть, уже и нет в живых.
- Всё равно, нужно попытаться, Шарль, если есть хотя бы маленькая надежда. Ну, пожалуйста. Мы должны помочь Бернару, - горячо произнесла Эжени.
- Ну, хорошо, сестричка, хорошо. Я обещаю, что сделаю, всё, что в моих силах. Видел бы сейчас тебя Бернар, - улыбнулся Шарль, - как ты переживаешь за него, несмотря на то, что он так неприветливо с тобой обошёлся.
- Я не могу ни в чём обвинять Бернара и тем более злиться на него. Я перед вами виновата и хочу хоть как-то искупить свою вину.
После Эжени и Шарль ещё долго беседовали друг с другом, ведь они не виделись столько лет и им было ещё много что рассказать. Девушка узнала от Шарля, что он помолвлен с одной молодой особой. Эжени видела её на балу, с мадемуазель де ла Сурс - миленькой брюнеткой, спутницей Шарля в тот вечер. Расспросила Эжени и о своём отце: действительно ли всё так плохо, как сказал ей Бернар. Шарль в осторожных словах ответил, что действительно, маркиз де ла Прери в последние несколько лет пьёт больше, чем обычно. Однако Шарль был уверен, что как только он узнает, что его дочь жива, то тут же бросит свою пагубную привычку. Но, конечно, прежде чем Эжени навестит его в замке, его следовало подготовить к этому, чтобы, действительно, от столь неожиданной известия мужчину не хватил удар. И девушке придётся запастись терпением, хоть ей и хотелось отправиться в Нормандию прямо сейчас, чтобы вновь увидеть и обнять своего отца.
Девушка вернулась домой воодушевлённая, и во время ужина всё время болтала без умолку. Она рассказывала о своей встрече с Шарлем, о Бернаре, о той несправедливости, которая его постигла, и рассуждала о том, как можно помочь ему. В конце концов девушка умоляюще посмотрела на Патрика и спросила: не может ли он воспользоваться своими связями в Государственном совете, чтобы отыскать тех солдат, которые выходили из окружения вместе с Бернаром. Прежде чем шевалье де Монтуар успел что-либо ответить, тем же взглядом на него посмотрела и его жена.
- Патрик, ты просто обязан помочь шевалье да ла Прери, - сказала она тоном, не терпящим возражений. - Иначе, я боюсь, что Эжени сама кинется помогать своему брату. Я уже вижу в её глазах тот самый огонёк, который появляется у неё всякий раз, когда ей кажется, что кого-то несправедливо обидели и требуется её помощь. Эжени, только не вздумай предпринимать что-либо сама, - строго наказала Виолетта своей подруге.
- Эжени, можете не беспокоиться, я обещаю сделать всё, что в моих силах, - с готовностью пообещал Патрик.
Обещание мужа Виолетты приободрило девушку: на Патрика можно было положиться.
- Только нужно сделать так, что бы те солдаты, которые согласятся дать показания в пользу Бернара, в дальнейшем не пострадали и не были отданы под трибунал, - добавила Эжени.
- Я постараюсь договориться об этом, - с готовностью пообещал шевалье де Монтуар.
Эжени была очень рада, что вновь встретилась с братьями, но она была расстроена тем, что у неё не получилось преподнести им подарки на Рождество. Поэтому девушка решила подарить им что-нибудь на Новый год. Но она совершенно не знала, что дарят молодым мужчинам, поэтому решила обратиться за советом к Виолетте.
Мадам де Монтуар поддержала идею девушки.
- Положись на меня. Я что-нибудь придумаю, - сказала она. - Обычно дарят шейные платки, запонки, табакерки, письменные принадлежности, книги философов. Впрочем, я думаю, мне лучше пойти вместе с тобой и помочь тебе выбрать подарки. Я уже достаточно окрепла для того, чтобы совершить небольшую прогулку по магазинам.
- Я буду этому только рада, Виолетта, - обрадовано сказала Эжени.
- Однако ты собираешься дарить подарки только своему брату и Шарлю? А как же шевалье дю Клерон, неужели ты про него забыла?
Эжени смутилась: на самом деле она и не думала про дю Клерона.
- Ты просто обязана что-нибудь подарить шевалье, чтобы он видел, что он тебе не безразличен, - как всегда наставительным тоном произнесла мадам де Монтуар.
Эжени не стала возражать, так как понимала, что спорить с Виолеттой бессмысленно.
Итак, подруги отправились по галантерейным, книжным и прочими лавкам в поисках подарков.
Найти подарок для Шарля и шевалье дю Клерона не составило труда. Виолетта предложила купить для Шарля красивый шейный платок из брабантского кружева, а для дю Клерона - запонки. Выбрать же подарок Бернару оказалось более сложным делом. Бернар был военным человеком, не светским, и поэтому ему нельзя было дарить какую-нибудь изящную безделицу или аксессуар для украшения одежды. И поэтому подругам пришлось обойти немало магазинов и лавок, надеясь увидеть что-нибудь подходящее. И Эжени уже начала сетовать на то, что не посоветовалась с Шарлем, ведь он знал Бернара намного лучше, чем она.
Так ничего и не присмотрев Бернару, подруги возвращались из квартала Сен-Жермен через мост Менял, где было полно всяких лавок. Эжени прохаживалась мимо лавок на мосту, тщательно разглядывая товары лавочников в последней надежде, что попадётся что-нибудь подходящее. Проходя мимо торговцев картинами, девушка остановилась, так как среди натюрмортов и пейзажей заметила одну картину, изображавшую неспокойное, штормовое море, неистово бьющееся об утёс, на вершине которого стоял маяк. Этот пейзаж так напомнил Эжени морское побережье Бретани, что девушка никак не могла оторвать глаз от картины. Ей казалось, что до неё вновь доносятся звуки океанских волн, разбивающихся об скалы, она слышит тревожные крики чаек и ощущает солёный морской запах. И невольно у Эжени защемило сердце. Продавец, заметив интерес молодой мадемуазель к картине, тут же принялся нахваливать пейзаж.
- Всего пять ливров, мадемуазель. Посмотрите, какая работа, какие волны, так и кажется, что они сейчас брызнут прямо на вас!
- Что это за место? - спросила его девушка.
- Художник рисовал эту картину в Бретани.
В Бретани! Всё, решено, Эжени покупает эту картину. И девушка полезла в сумочку за деньгами. Однако её тут же остановила Виолетта, схватившая подругу за руку.
- Только не вздумай покупать эту мазню. Тем более за такие деньги.
- Ах, Виолетта, эта картина так напомнила мне те места, где я была... - Эжени хотела было сказать "с Блезом", но вовремя осеклась, - где я была в Бретани. Если бы ты хоть однажды увидела океан, бесконечный, лазурный, с бушующими волнами, то сразу бы в него влюбилась, как и я.
Мадам де Монтуар критично осмотрела картину и с пренебрежением сказала:
- Не понимаю, что в нём такого.
Но Эжени была настроена решительно.
- Позволь, я всё же куплю её.
- Но мы ещё не купили подарок для Бернара, - возразила Виолетта. - Надеюсь, ты не думаешь подарить ему эту картину?
- Нет. Но всё равно для Бернара мы не нашли ничего подходящего. Я думаю, что мне лучше спросить у Шарля, что ему подарить.
Виолетта недовольно поджала губы, однако больше спорить не стала. Эжени вынула все оставшиеся у неё деньги из кошелька и принялась на ладони пересчитывать их.
- У меня осталось только три ливра и семь пистолей, - с огорчением сказала девушка, пересчитав монеты.
- Тем лучше, картина не стоит и этих денег, - уже было обрадовалось Виолетта тому, что покупка не состоится. - Пойдём уже наконец отсюда.
Но Эжени умоляюще посмотрела на Виолетту, надеясь, что её подруга одолжит ей недостающую сумму. Однако мадам де Монтуар решительно ответила:
- У меня у самой осталось мало денег. Но в любом случае я на эту мазню не дала бы тебе и сантима.
Эжени с отчаянием посмотрела на торговца.
- Ничего страшного, мадемуазель, заплатите сейчас, сколько у вас есть, а остальные деньги принесёте позже, - сказал он.
- Так можно сделать? - обрадовано спросила девушка.
- Конечно, мадемуазель. Только вы мне оставите расписку, что обязуетесь мне, торговцу Пелле, вернуть недостающую сумму не позднее завтрашнего вечера.
- Хорошо, - согласилась Эжени.
- Эжени, не делай глупости, - процедила сквозь зубы её подруга в последней надежде отговорить девушку.
Но Эжени уже никто не мог отговорить от покупки, и она протянула торговцу деньги. Девушка покупала эту картину не для себя, она хотела подарить её Блезу (в чём, безусловно, не посмела признаться Виолетте). Эжени решила, что, какими бы ни были их отношения, бретонец тоже заслуживал подарка, ведь она так и не смогла ничем отблагодарить его за заботу о ней в Бретани. Что же касалось её обиды на него после их встречи на Новом мосту, то теперь от неё не осталось и следа.
Девушка вспомнила обстановку комнаты в отеле, где жил Блез, и где всё было для него чужим, и эта картина на стене могла бы оживить сухой интерьер, тем более на ней изображался океан, который он так любил. И, безусловно, бретонцу будет приятно получить эту картину в подарок - небольшое напоминание о его родине.
Однако дома, когда Эжени открыла шкатулку с деньгами и отсчитала сумму, которую она должна была отдать продавцу картины, то обнаружила, что денег у неё осталось совсем немного. Ещё несколько ливров, чтобы купить подарок Бернару, и после этого у неё почти ничего не останется. Эжени задумалась: было пока ещё не поздно вернуть картину торговцу и сохранить лишние ливры. Однако Эжени так хотелось сделать подарок Блезу, что вернуть картину назад у неё просто не поднималась рука. Она купит её, пусть даже в ущерб себе, пусть даже если после ей придётся отказывать себе во всём и жить собственно из-за милости Виолетты. И тут в голове Эжени промелькнула мысль, что как всё легко могло бы разрешится, если бы она и Рене дю Клерон поженились бы: ей никогда в будущем не пришлось бы задумываться о куске хлеба. Но выходить за молодого человека по расчёту было против её принципов и нечестно прежде всего по отношению к самому шевалье, ведь он ждал от неё любви, а Эжени не могла дать ему этого.
Девушка открыла коробку с запонками, предназначавшимися в подарок дю Клерону, и принялась рассматривать их. Запонки были серебряными в виде головы льва, но, наверное, слишком простоватыми для шевалье. Зато вот Бернар, пока он находится в тылу, вполне может носить их на своём гражданском камзоле. И девушка решила пожертвовать подарком дю Клерона в пользу своего брата.
Наследующий день Эжени, тщательно укутав тканью картину, которую она собиралась подарить Блезу, тайком вынесла её в конюшню и спрятала в деннике Муетты. Затем, сообщив Виолетте, что она якобы собирается в гости к Шарлю, чтобы посоветоваться с ним о подарке Бернару, девушка отравилась в отель, где жил Блез.
Остановившись перед отелем "де Виллар", Эжени, спешившись с Муетты и поручив кобылу мальчику, который ухаживал за лошадьми постояльцев, подошла к дверям отеля. Однако она не спешила войти внутрь. Девушка немного волновалась и мучилась вопросами: как встретит её бретонец, будет ли он рад её видеть и как он отнесётся к тому, что она решила подарить ему картину? Удивится ли он? Или, может быть, он давно уже и думать забыл о ней, и её визит окажется некстати. Эжени скользнула взглядом по фасаду отеля и отыскала окно комнаты Блеза, из которого когда-то они вдвоём наблюдали за Огюстом де Бурдоном, переодетым монахом. Но наконец, решившись, Эжени вошла в отель.
- Добрый день, мадемуазель. Желаете снять комнату? - осведомился у неё слуга, встретивший девушку у входа.
- Э-э, нет. Я хотела бы увидеться с одним из ваших постояльцев, господином Лантье. Он ведь ещё снимает у вас комнату?
- Да, снимает, - подтвердил слуга. - Но, кажется, господин Лантье ещё не вернулся из Бретани.
- Не вернулся из Бретани? - спросила раздосадованная Эжени: но как же так, как она могла забыть, что Блез часто бывает в Бретани, ведь он сам когда-то говорил ей об этом.
- Да, он уехал ещё несколько недель назад, - уточнил слуга.
Эжени, совершенно растерянная, стояла в холле отеля с картиной в руках, не зная, что ей теперь делать. Слуга, заметив, что девушку очень расстроила новость, посчитал должным сообщить ей:
- Господин Лантье обычно уезжает на месяц. Значит, он вернётся после Нового года.
- Благодарю вас, - сказала Эжени, и собралась было покинуть отель.
- Может, что-нибудь передать господину Лантье? - спросил её слуга и покосился на картину, которую девушка держала в руках.
На какое-то мгновенье Эжени задумалась: действительно, не было бы лучшим оставить картину в отеле, тогда Блез смог бы получить её сразу, как только вернётся из Бретани - это стало бы для него приятным сюрпризом. Но затем всё же девушка поняла, что она хочет сама подарить картину бретонцу. Ей важно было сказать ему, что она вовсе не держит на него обиду и ещё то, что она полюбила океан так же, как и он. Но самое главное, ей хотелось увидеть глаза Блеза, по которым она всё поймёт, поймёт, что она значит для него.
- Нет, ничего передавать не надо, - отрицательно замотала головой Эжени. - Я зайду ещё раз после Нового года.
- Кажется, несколько месяцев назад вы уже приходили осведомляться о господине Лантье, - припомнил слуга девушку. - Не назовёте ли вы ваше имя, мадемуазель, чтобы я мог сообщить господину Лантье, кто его спрашивал.
- Нет, прошу вас, ничего ему говорите, - попросила она. - До свиданья.
Девушка покинула отель, крепко прижимая к себе картину, которая ещё на некоторое время останется с ней.
Вернувшись домой, Эжени бережно поставила картину обратно на туалетный столик и, сев перед ней на стуле, принялась внимательно её рассматривать, словно видела впервые. Она всматривалась в выполненные небрежными мазками волны, которые накатывали друг на друга, и девушке казалось, что вот-вот они сейчас сдвинутся с места и ударятся об скалистый берег с характерным всплеском, разбрызнув вокруг себя солёные капли. Девушка прикрыла глаза, вспоминая тот шелест океана, который она слышала постоянно, находясь в бретонском доме Огюста де Бурдона. И на какое-то мгновенье ей даже почудилось, что как будто бы в комнате запахло свежим морским бризом. И возможно, что сейчас Блез, находившийся в Бретани, видит ту же самую картину, только наяву.
Эжени не понимала, что с ней происходит. В последнее время не было и дня, чтобы она не думала о бретонце. Думала девушка о нём прежде всего из-за шевалье дю Клерона, так как невольно постоянно сравнивала двух мужчин между собой. Они были такими разными, совершенными антиподами друг другу: шевалье - аристократ, баловень судьбы, не знавший ни в чём отказа, и бретонец, карабкавшийся наверх всеми силами из самых низов. И путь, который совершал Блез, безусловно, вызывал у девушки больше уважения. Конечно, бретонцу не хватало ни образованности, ни воспитания, он подчас был резок и прямолинеен, но в нём не было и фальши, он был таким, какой он есть, и не старался никому понравиться, он был честен, прежде всего, перед самим собой. И Эжени была уверена, что если бы в тот день их встречи на Новом мосту с ней не было бы дю Клерона, который повёл себя слишком заносчиво с бретонцем, расспрашивая о его титуле, то Блез никогда не позволил бы себе обойтись с ней непочтительно. Поэтому-то она уже давно перестала держать на него обиду.
Что же касалось шевалье дю Клерона, он был прекрасным молодым человеком, и любая девушка, обожающая блистать в обществе, будет с ним счастлива. Шевалье, Эжени была в этом уверена, будет ласковым, заботливым, балующим свою жену мужем. Но Эжени не сможет составить его счастья, потому что она была совсем не той, что воображал о ней дю Клерон. И, наверное, какая-нибудь другая девушка гораздо более достойна стать его женой. И зачем же тогда Эжени будет отнимать у другой то, что ей самой на самом деле не очень-то и нужно. Нет, ей необходимо объясниться с дю Клероном и сказать ему, что между ними ничего быть не может.
Погружённая в размышления, девушка не сразу услышала, что в дверь её комнаты кто-то стучится.
- Войдите, - наконец ответила она.
На пороге показалась Виолетта с сиявшим от радости лицом, вероятно, она пришла сообщить Эжени какую-то хорошую новость. И девушка надеялась, что это будет как-то связано с её братом Бернаром, возможно, что Патрику удалось что-то разузнать.
- Эжени, чем ты занята? До тебя не достучаться, - спросила мадам де Монтуар, входя в комнату. Однако, увидев, что её подруга сидит перед картиной с морским пейзажем, она нахмурилась. - Ну что ты всё никак не налюбуешься картиной? И что в ней такого, не могу понять? - в голосе Виолетты слышалось раздражение. - Почему ты так быстро вернулась?
- Шарля не было дома, - ответила девушка.
- Тебе следовало сначала послать к нему слугу с запиской. Разве можно заявляться в гости без предварительного уведомления? Впрочем, сейчас всё это неважно, потому что... Угадай, кто пришёл, чтобы увидеть тебя?
- Кто? - спросила заинтригованная Эжени.
- Шевалье дю Клерон! - торжественно объявила Виолетта.
- Шевалье? - разочарованно произнесла девушка: она всё же надеялась, что это был кто-нибудь из её братьев.
- Ну разве ты не рада? - с укором спросила старшая подруга.
- Ах, Виолетта, у меня сейчас совсем нет настроения его видеть.
- Ну что ты говоришь! Как это ты не хочешь его видеть! Я уверена, что шевалье пришёл к тебе не просто так, а чтобы сообщить тебе нечто важное. У него такой взволнованный вид! Я никогда ещё не видела его таким. Я уверена, что сегодня он сделает тебе предложение руки и сердца. Он ждёт тебя в гостиной.
Тут Эжени вспомнила, что всего пару минут назад она собиралась объясняться с шевалье. Правда, объясниться сейчас, без предварительной подготовки, не обдумав заранее слова, девушка была к этому не готова. Ведь это был слишком серьёзный шаг, и нужно было подобрать такие слова, чтобы не обидеть шевалье, чтобы он смог понять её. Хотя уже сейчас Эжени чувствовала себя ужасно неловко за то, что ей придётся поступить так со своим ухажёром. Нет, сейчас девушка не была в состоянии объясняться с ним.
- Нет, Виолетта, я сегодня не могу выйти к шевалье. У меня сильно разболелась голова, - и Эжени так сморщила своё лицо, словно у неё действительно была мигрень. - Прошу тебя, передай ему, что я обязательно навещу его в ближайшие дни.
- Если это так, то всё равно тебе надо выйти и извиниться перед ним за то, что ты не сможешь принять его сегодня, и назначить ему другое время.
- Виолетта, прошу, извинись перед ним за меня. Я вправду не могу его сейчас видеть, - и девушка умоляюще посмотрела на свою подругу.
- Нет, Эжени, - твёрдо ответила старшая подруга. - Дю Клерон твой жених, и поэтому ты сама должна объяснять, что не хочешь видеть человека, который почти месяц за тобой ухаживал, только потому, что у тебя разболелась голова. Я приложила слишком много усилий, которых ты, по-видимому, совсем не оценила, чтобы дю Клерон увлёкся тобой, и сейчас разрушать всё своими собственными руками из-за твоего каприза я не намерена. Поэтому будь добра спуститься к шевалье! Кажется, он уже чересчур заждался.
Далее Виолетта, резко развернувшись, покинула комнату девушки, оставив дверь открытой. Эжени, немного ошеломлённая, - прежде она ещё никогда не слышала, чтобы её подруга разговаривала с ней таким резким тоном, - осталась одна, глядя в коридор, через открытую дверь, которая так и приглашала выйти из комнаты. Тут Эжени почувствовала, как сильно кровь запульсировала у неё в висках и в действительности начала болеть голова. Девушке необходимо было немного успокоиться после разговора с Виолеттой, и собраться с мыслями. Если уж Эжени приняла такое судьбоносное решение, то она должна набраться мужества, чтобы исполнить его, хотя совесть заставляла её ужасно мучиться, девушке было даже немного жалко молодого человека. Впрочем, уже достаточно изучив его характер, она надеялась, что шевалье не будет долго печалиться по тому поводу, что ему отказали. Наконец, решившись, девушка, выдохнув, направилась к выходу из комнаты.
Эжени неторопливо шла по коридору, готовя фразы, которые она сейчас скажет шевалье, и одновременно пытаясь справиться с волнением, начинавшим одолевать её всё сильней. Оказавшись перед дверями гостиной, девушка постояла перед ними какое-то время, а затем вошла в комнату, как преступник выходит к месту казни. Однако отступать было не в правилах Эжени, и если уж сегодня должна решиться её судьба, то пусть это случится как можно скорей.
Когда девушка вошла, она увидела Рене дю Клерона, стоявшего посреди комнаты. Как всегда, шевалье выглядел великолепно - он был в роскошном камзоле, на его пальцах сверкали перстни с драгоценными камнями, а сам он был окружён незримым облаком изысканных духов. Однако во внешности молодого человека девушка подметила и кое-что новое, чего раньше не замечала у него, - чуть заметно, но шевалье волновался (здесь Виолетта не ошиблась, вероятно, и вправду он желал сказать что-то важное девушке). И оттого Эжени стало ещё более неловко, ведь сейчас ей придётся разочаровать его.
- Добрый день, шевалье. Простите, что я заставила вас ждать так долго, - начала девушка с извинений.
- Это всё пустяки, мадемуазель Эжени. Я готов ждать вас сколько угодно долго, чтобы потом быть вознаграждённым за своё терпение. Я очень рад снова видеть вас, - сказал дю Клерон, подойдя к девушке и взяв её за руки. - Все эти дни я думал только о вас.
- Шевалье, нам нужно объясниться, - сказала Эжени, высунув свои руки из ладоней молодого человека и пряча свои глаза, так как она была не в состоянии выносить взгляда шевалье, полного надежд.
- Да, конечно, именно ради этого сегодня я и пришёл сюда, чтобы увидеть вас и сказать вам, что... Мадемуазель Эжени, я...
Но прежде чем Рене дю Клерон успел произнести свои признания, девушка опередила его:
- Разве вы не разочаровались во мне, шевалье?
- Разочаровался? В вас? - недоумённо спросил дю Клерон. - Вовсе нет, напротив, я...
Но и тут Эжени не дала договорить молодому человеку:
- Я ведь всё время обманывала вас, притворяясь, что поддерживаю со своей семьёй крепкую связь, но на самом деле я не видела своего отца и брата долгие годы. Я жила в доме совершенно постороннего мне человека, который не мог оплатить мне дорогих учителей или даже проживание в монастыре, чтобы я смогла получить образование достойное дочери дворянина. Я долгие годы жила как простая девчонка с фермы, доила корову, кормила кур, по рыночным дням мы ездили в город продавать сыр и овощи, которые собственными руками выращивали на своём огороде. У меня не было служанки и всю работу по дому я делала сама. После, когда я переехала из провинции в Париж, то некоторое время состояла гувернанткой при сыне одного торговца, чтобы содержать себя. Неужели всё это не пугает вас? Вы же видели, что я даже не умею как следует танцевать и поддерживать светскую беседу. Вам нужна другая жена, шевалье. Та, которая с детства привыкла вращаться в светском обществе, для которой посещение балов и салонов не будет в тягость, та, которая умеет носить красивые платья и драгоценности, подаренные ей мужем, и которая, в конце концов, умеет хорошо танцевать. Я же совсем другая.
Шевалье был ошеломлён, но не признанием Эжени, а он не понимал, почему она наговаривает на себя. Все эти слова про ферму, коров и кур не увязывались у него с мадемуазель де ла Прери. Он смотрел на неё и не мог понять, как такие слова могли вылетать из её уст. Что могло быть общего у этой красивой, стройной девушки и какой-то фермы и огорода. Почему мадемуазель Эжени клевещет на себя? Да даже если всё это было бы и правдой, то разве какая-нибудь девушка когда-нибудь посмела бы признаться в этом? Ведь это значило бы выставить себя на посмешище всего света. Дю Клерон смотрел на Эжени и надеялся, что она вот-вот скажет, что это была всего лишь шутка, всего лишь какое-то испытание для него.
Но девушка приняла ошеломлённость шевалье за огромное разочарование в ней и поэтому сказала:
- Вот видите, я совсем не подхожу вам.
- Зачем вы меня обманываете? Зачем вы шутите так со мной? - недоумевал дю Клерон.
- Я не шучу, шевалье. Я сказала вам правду.
Находясь в полном замешательстве, молодой человек, приставив руку ко лбу и прикрыв глаза, принялся медленно расхаживать по гостиной, впав в глубокую задумчивость. Рене дю Клерон, безусловно, прекрасно понимал, что, если всё, что сейчас сказала мадемуазель Вире, правда, и это станет всеобщим достоянием, то девушка тут же лишится всякого уважения. Более того, злые языки будут стараться напомнить об её прошлом при каждом удобном случае. Дю Клерон же мечтал иметь жену, которой он мог бы гордиться, с безупречной репутацией. И если научить танцевать неумелую девушку было несложно, то прошлое изменить невозможно. Все эти мысли терзали шевалье, и чем больше он думал, тем более мучительное выражение принимало его лицо. Иногда порой он бросал взгляд на Эжени, словно пытался понять, что он потеряет в том случае, если откажется от мадемуазель де ла Прери.
Тем временем Эжени терпеливо ждала, когда шевалье скажет ей прощальные слова и то, что он покидает этот дом навсегда и они больше никогда не увидятся. Её даже удивляло то, что молодой человек не ушёл сразу же, как только услышал её признание, а всё ещё продолжает расхаживать по комнате, взвешивая на чашах своих воображаемых весов свою репутацию и желание обладать такой девушкой, как мадемуазель де ла Прери. Наконец шевалье ещё раз взглянул на Эжени, и в его взгляде было столько отчаяния, что ей даже стало его немного жалко.
- Скажите мне, что всё это неправда, что вы пошутили, - умоляюще и даже требовательно попросил дю Клерон.
- Это правда, шевалье. Мадам де Монтуар может подтвердить все мои слова.
Лицо дю Клерона опять приняло мученическое выражение. Он ещё несколько мгновений постоял в задумчивости, а потом сказал, похоже, больше обращаясь к самому к себе, чем к девушке, словно он уговаривал сам себя:
- Нет, ну и что, пускай. Мне всё равно, что вы сейчас сказали. Мадемуазель Эжени, для меня всё это неважно. Я не могу от вас отказаться.
- Но подумали ли вы о своих родителях? Навряд ли они, когда узнают о моём прошлом, дадут своё согласие на наш брак.
Лицо дю Клерона опять омрачилось: конечно же, он думал об этом. Но в следующее же мгновенье оно просветлело, и молодой человек заговорил лихорадочно:
- Они не узнают, никто ничего не узнает. Это будет нашим секретом, о котором мы никогда никому не расскажем.
Кажется, и вправду, чувства шевалье к Эжени были так сильны, что он не желал видеть никаких препятствий. Конечно, это не могло не польстить девушке, но от этого чувств к нему у неё не прибавилось.
- Нет, шевалье, - отрицательно покачала Эжени головой, - всё равно между нами ничего не может быть. Я очень сожалею, но не могу ответить взаимностью на ваши чувства. Прошу простить меня за то, что я подавала вам напрасные надежды, но я, вправду, искренне надеялась, что у меня получится разделить ваши чувства. Но, увы, этого не случилось.
- Мадемуазель Эжени, я, конечно же, понимаю, что прошло ещё слишком мало времени со дня нашего знакомства, чтобы говорить о чувствах, мы ещё мало знаем друг друга, и я, наверное, поспешил, придя сегодня к вам со своими признаниями, но...
Девушка не дала закончить молодому человеку:
- Простите меня, шевалье. Но я уверена, что сколько бы ни прошло времени, я точно знаю, что не смогу полюбить вас.
Шевалье опешил: как, мадемуазель де ла Прери отказывает ему? Он переступил через себя, согласившись закрыть глаза на прошлое девушки, несмотря на то, что в будущем ему не раз пришлось бы услышать насмешки по поводу своей супруги, а она смеет ему после этого отказывать! Да она должна была быть счастлива, что он, шевалье дю Клерон, самый завидный жених Парижа, признаётся ей в своих чувствах. Он ничего не понимал.
- Но почему? Скажите, что не так? Если дело во мне, то обещаю, я постараюсь исправить свои недостатки.
- Дело не в вас, шевалье, поверьте. Вы прекрасный, достойный молодой человек, и я уверена, что вы способны составить счастье любой девушки, но, увы, не моё. Мы слишком разные с вами: вы цените в жизни одно, я же - совсем другое.
- Но что же мне теперь делать с этим? - совсем растерянно спросил молодой человек, достав из кармана небольшую коробочку, обитую серым бархатом.
Эжени, подумав, что там находится кольцо, которое преподносят в день помолвки, сказала:
- Подарите его другой девушке, гораздо более достойной, чем я.
Какой другой девушке? О чём это мадемуазель де ла Прери говорит?
- Но я купил их для вас, - возразил шевалье, открыв крышку. - Этот подарок - подтверждение моих чувств к вам, - и Эжени увидела, что на атласной подложке лежит пара серёг с каким-то желтоватыми камнями, вероятно, топазами. - Прошу вас, примите его. Я уверен, что эти серьги очень подойдут к цвету ваших волос, - и он протянул коробочку девушке.
- Нет, шевалье, простите, но я не могу принять ваш подарок, - сказала девушка, не протягивая руки за серьгами. - Ведь если я возьму его, то это будет означать, что я и в дальнейшем согласна принимать ваши ухаживания. Но между нами возможны только дружеские отношения.
Молодой человек, который не привык к отказам, продолжал всё так же стоять с вытянутой рукой, держа коробочку с серьгами. Шевалье казалось, что ему снится какой-то дурной сон, что всё это сейчас происходит не с ним.
- Прошу вас, мадемуазель Эжени, не отказывайтесь от моего подарка, - произнёс дю Клерон таким тоном, словно оттого, возьмёт девушка серьги или нет, зависело всё.
- Шевалье, я не могу взять их, хотя бы потому, что я не ношу серьги. У меня не проколоты уши.
- Не проколоты? - промолвил шевалье.
- Нет. Вы даже не заметили этого за всё время нашего знакомства, - и Эжени убрала пряди волос, спадавшие вдоль её щёк, заложив их за уши и обнажив мочки, чтобы шевалье мог убедиться собственными глазами, что она говорит правду.
- Но уши можно проколоть, - возразил дю Клерон.
- Простите, шевалье, но я не стану этого делать только ради вашего подарка, который к тому же я не приму. Я думаю, что нам пора окончить наш разговор и расстаться добрыми друзьями. Позвольте мне откланяться, - и девушка сделала прощальный книксен.
- Нет, вы не можете, вы не можете отказать мне. Мадемуазель Эжени, прошу вас, дайте мне шанс, - с отчаянием проговорил молодой человек, и, приблизившись к девушке, он взял её за руку, чтобы удержать её, так как она собиралась покинуть гостиную.
- Позвольте мне уйти, - потребовала Эжени.
- Нет, прошу вас, мадемуазель, не уходите, - продолжал умолять дю Клерон, обняв девушку за талию и прижимая её к себе.
Больше инстинктивно, чем от неприязни, Эжени стала пытаться освободиться от объятий молодого человека.
- Шевалье, что вы делаете, шевалье?! Отпустите меня! - пыталась она призвать к разуму молодого человека, который, казалось, совсем потерял голову от близости с девушкой и, не слыша её, продолжал удерживать её в своих объятьях.
В конце концов Эжени с силой рванулась вперёд, руки дю Клерона разомкнулись и коробочка с серьгами, которую молодой человек не смог удержать, упала на пол. Но некому сейчас до этого не был дела.
- Простите, простите меня, я зашёл слишком далеко, - тут же испуганно принялся извиняться дю Клерон, кажется, он сам не понимал, что на него нашло.
- Шевалье, прошу вас покинуть этот дом, - строго произнесла Эжени.
Но молодой человек продолжал стоять на месте, словно подошвы его туфлей были приклеены к ковру.
- Прощайте, шевалье, - произнесла девушка и вышла из комнаты.
Она торопливо шла по коридору, когда натолкнулась на Виолетту, поджидавшую её у лестницы. Безусловно, мадам де Монтуар хотелось знать все подробности разговора её подруги с шевалье дю Клероном, хотя по недовольному лицу Эжени она и так видела, что он завершился ничем хорошим. Девушке не хотелось сейчас объясняться с подругой. Однако Виолетта зашла следом за ней в её комнату, и тут же стала допытываться у Эжени, которая, присев, устало откинулась на спинку стула, что сказал ей дю Клерон такого, что она так расстроена.
- Неужели шевалье так и не сделал тебе предложения? Но я была уверена в этом, у него был такой вид...
- Ах, Виолетта, сейчас это уже не имеет никакого значения, потому что всё кончено, я рассказала дю Клерону всё.
- Что? Что ты рассказала дю Клерону? - нахмурилась мадам де Монтуар.
- Всю правду о себе и о том, что у меня нет чувств к нему, - спокойно ответила девушка.
- О, господи, Эжени, зачем, зачем ты сделала это?! - недоумённо восклицала Виолетта. - Неужели ты не понимаешь, что этим самым ты сжигаешь за собой все мосты! Боже мой! - и молодая женщина схватилась за голову, словно произошла какая-то трагедия.
- К чести шевалье, я должна сказать, что его не испугало моё прошлое. Его чувства ко мне, действительно, оказались слишком сильны.
- Так всё же он сделал тебе предложение?
- Да, кажется, он пытался. Но я ведь сказала, что это уже не имеет никакого значения.
- Эжени, ты не должна была так поступать с шевалье. Он этого не заслуживает. Бедный дю Клерон! Представляю, что с ним сейчас творится. Может быть, он ещё не ушёл, я поговорю с ним, - и Виолетта ринулась к двери.
- Виолетта, прошу тебя, не делай этого! - остановила её подруга. - С шевалье дю Клероном покончено. Я больше не собираюсь принимать от него никаких ухаживаний.
- Одумайся, Эжени! Как бы тебе потом не пришлось кусать локти, когда шевалье найдёт себе другую невесту, гораздо более уступчивую, и тогда будет уже поздно, - предупреждающе сказала мадам де Монтуар.
- Я пожелаю ему только счастья и ни о чем не пожалею, Виолетта. Поверь мне.
- Я уж и не знаю, какого жениха мне тебе искать, раз даже дю Клерон не смог тебе угодить, - всплеснула руками мадам де Монтуар.
- Не надо мне никого искать. Я позабочусь о себе сама.
- Но как ты сделаешь это? У тебя нет ни связей, ничего. Конечно, после того, как твой брат узнал, а вскоре и твой отец узнает, что ты жива, ты можешь рассчитывать на своё приданое. Но будет ли оно достаточно большим, чтобы привлечь достойного молодого человека?
- Я пока не собираюсь замуж ни за кого. Сейчас для меня самое главное - это мой брат Бернар, которому нужно помочь.
- Здесь ты можешь во всём положиться на Патрика, он знает, что делать, - немного успокоившись, сказала Виолетта. - Он обещал съездить сегодня в Версаль. Возможно, вечером у него будут новости.
Посокрушавшись ещё немного, что её подруга поступает так необдуманно со своими женихами, Виолетта наконец оставила Эжени одну. Девушке хотелось успокоиться, однако разговор с дю Клероном не шёл у неё из головы. Наконец она вспомнила, что шевалье в гостиной выронил коробочку с серьгами. Необходимо было подобрать её, пока её не нашла Виолетта или кто-нибудь из прислуги, и вернуть дю Клерону. Девушка поспешила в гостиную, надеясь, что отвергнутый жених уже ушёл и его по пути не задержала Виолетта.
Гостиная была пуста. Эжени внимательно осмотрела весь ковёр, но ни коробочки, ни серёг она не нашла. На всякий случай девушка осмотрела всю комнату, ведь шевалье мог оставить свой подарок где-нибудь на мебели. Однако коробочки нигде не было. И Эжени облегчённо выдохнула: шевалье избавил её от хлопот, не забыв подобрать коробочку с серьгами.
А вечером Патрик, вернувшийся из Версаля, сообщил Эжени, что он встретился со своим знакомым и тот пообещал ему разобраться с делом Бернара. Он поднимет все бумаги и постарается найти тех солдат, которые оказались в окружении вместе с лейтенантом де ла Прери.
Эжени с нетерпением ждала наступления Нового года, ведь из Нормандии должен был приехать отец Виолетты, господин д'Ормон. Конечно, девушка будет очень рада видеть близкого друга господина Вире, но ещё больше она обрадуется встрече с Адрианной, которую обещал привезти с собой барон. Это была просьба Виолетты: молодая женщина надеялась, что встреча с мадам Флёри развеет меланхоличное настроение Эжени, которое появилось у неё с тех пор, как она отказала дю Клерону. Хотя девушка уверяла свою подругу, что грустное настроение у неё оттого, что ей никак не удаётся помириться со своим братом Бернаром, несмотря на то, что Шарль прилагал все усилия для того, чтобы это случилось как можно скорее. Но Бернар по-прежнему ничего не хотел слышать о своей сестре.
Но наконец в канун Нового года приехали барон и Адрианна. И как только доложили, что они прибыли, Эжени тут же бросилась вниз, в переднюю, встречать их. Старушка, скучавшая по Эжени не менее самой девушки, тут же, расчувствовавшись, расплакалась, словно они не виделись много лет, хотя с их последней встречи прошло всего несколько месяцев.
Вечером был праздничный ужин с приглашёнными скрипачом и флейтистом. Вспоминали прошлый год, главным событием которого в семье де Монтуаров стало, безусловно, рождение малыша Венсана. И все выразили пожелание, чтобы сын молодых родителей продолжал радовать их и в дальнейшем.
Эжени поздравили с тем, что она вновь обрела своих братьев; и пусть её отношения с Бернаром всё ещё никак не могли наладиться, все были уверены, что это лишь дело времени. Виолетта же пожелала девушке обрести наконец в Новом году личное счастье с достойным её человеком.
Эжени поблагодарила свою подругу за пожелание ей, однако не так искренне, как сделала бы это раньше. Всё дело было в том, что с каждым днём отношение двух подруг ухудшались из-за того, что при каждом удобном случае мадам де Монтуар упрекала Эжени в том, что она так легкомысленно повела себя, отвергнув дю Клерона (Виолетта всё ещё надеялась, что девушка прислушается к голосу разума и помирится с шевалье). Чтобы не слышать упрёков Виолетты, Эжени стала стараться видеться с ней как можно реже, ведь, в отличие от своей подруги, она не считала, что поступила неправильно и ни одного мгновенья не жалела, что разорвала отношения с молодым человеком. Она не жалела, несмотря на то, что в будущем, возможно, Эжени ожидало одиночество. После праздников Адрианна и барон д'Ормон уедут, веселье закончится. Когда удастся девушке примириться с Бернаром, никто не знал. Шарль, сейчас её самый близкий друг, весной женится на своей невесте, Камий де ла Сурс, и вскоре ему тоже станет не до Эжени. Искать же себе нового кавалера у девушки не было ни сил, ни желания. Всё это угнетало её, поэтому даже за праздничным столом, когда все веселились и пили шампанское, Эжени не могла отделаться от гнетущих её безрадостных мыслей.
Танцевали кадриль, когда грянул фейерверк. Все радостно вскликнули и ринулись к балкону, чтобы посмотреть цветные всполохи огня. На улице было холодно, однако, несмотря на это, никто не захотел остаться в комнате, и поэтому все тесной толпой высыпали на балкон. Стоя рядом друг с другом и соприкасаясь телами, а так было теплей, все заворожённо следили за огненными струями, взмывавшими в небо со стороны дворца Тюильри.
Жители соседних домов тоже вышли на балконы, несмотря на лёгкий морозец. А прислуга выскочила на улицу и при каждом новом залпе радостно кричала, приветствуя разноцветные огни, отчего на улице было невероятно шумно и весело.
Эжени стояла подле Адрианны и видела, с каким изумлением старушка наблюдала за взмывавшими вверх струями огня, каждый раз вздрагивая, когда они разрывались в воздухе. Для мадам Флёри, никогда прежде не видевшей фейерверк, это грандиозное зрелище было внове.
Впереди Эжени стояли молодые супруги де Монтуар. Патрик заботливо обнимал свою жену, дрожавшую от холода и от этого прижимавшуюся к нему. И пожалуй впервые за всю свою жизнь Эжени пожалела, что сейчас рядом с ней нет того, кто тоже в этот морозный вечер так же ласково обнимал бы её, переживая за то, что она мёрзнет.
Фейерверк продолжался не менее четверти часа, и поэтому, когда он закончился, все успели порядочно продрогнуть. Прислугу тут же попросили подбросить в камин ещё несколько поленьев, и разлить всем по бокалам шампанское.
- Виолетта, у тебя губы посинели, - обеспокоенно заметил Патрик. - Накинь шаль и сядь у камина.
И мужчина пододвинул кресло поближе к огню. Затем он заботливо накинул жене на плечи шаль и принёс ей шампанское.
- Спасибо, дорогой, - улыбнулась ему Виолетта.
- Мадемуазель Эжени, я вижу, что вы тоже успели замёрзнуть. Садитесь и вы поближе к огню, - обратился к девушке Патрик.
И мужчина поставил ещё один стул рядом с Виолеттой. Но на самом деле Патрик был обеспокоен не столько тем, что Эжени продрогла, а тем, что отношения его жены и её подруги становились с каждым днём всё более натянутыми, и он надеялся, усадив их рядом, что они, растомлённые жарким камином и шампанским, наконец разговорятся по душам и все недоразумения между ними исчезнут.
Виолетта же, к этому времени выпившая уже несколько бокалов шампанского, находилась в самом лучшем расположении духа, и поэтому ей хотелось, чтобы и все остальные пребывали в подобном же настроении. Она от души хохотала, когда её отец напрасно пытался пригласить мадам Флёри на гавот, а старушка отнекивалась и говорила, что в последний раз она танцевала на своей свадьбе, а было это аж сорок лет назад. Эжени же грела руки, протянув их к языкам пламени, но её сердце жар камина согреть не мог.
- Эжени, прошу тебя, перестань грустить, - обратилась мадам де Монтуар к своей подруге. - Новый год не время для печали.
- Я просто сожалею, что сейчас не могу быть рядом с братьями.
- Но ведь уже завтра ты сможешь увидеться с Шарлем. Адрианну же ты не видела несколько месяцев. Неужели ты не рада, что мы пригласили её, чтобы ты смогла увидеться с ней?
- Конечно же, я рада, - тут же поспешила заверить её девушка.
- Тогда не надо грустить, - наставительно сказала Виолетта. - Лучше выпей ещё шампанского.
- Может быть, мадемуазель Эжени, жалеет не столько о том, что рядом с ней нет её братьев, сколько о том, что в этот день, вернее, вечер, рядом с ней нет того, кто мог бы позаботиться о ней так же, как я о тебе, Виолетта, - предположил Патрик, стоявший за креслом жены и прислушивавшийся к разговору подруг. - Я не имею в виду шевалье дю Клерона, а предполагаемого рыцаря, храброго и благородного.
- Я уверена, что Эжени обязательно его встретит. Новый год нам и дан для того, чтобы мы надеялись и предвкушали лучшее будущее, - заключила Виолетта.
Эжени же, смущённая оттого, что Патрику так верно удалось угадать причины её меланхолии, не смогла ни возразить, ни подтвердить это.
Первую новость, которая ждала Блеза после того, как он вернулся из Бретани в Париж, сообщил ему слуга отеля: около недели назад бретонца спрашивала высокая, миловидная, с каштановыми волосами девушка, которая очень расстроилась, не застав их постояльца, и обещала прийти ещё раз. По описанию слуги Блез догадался, что это была Эжени. И это известие придало ему уверенность в его намереньях: девушка хотела зачем-то видеть его - значит, она всё ещё думает о нём.
Бретонцу не терпелось увидеться с Эжени и признаться наконец ей в своих чувствах. Но он прекрасно понимал, что в таком важном деле нужно действовать с холодной головой, если он хочет добиться успеха. Поэтому сначала Блез навестил продавца дома, который он давно намеривался купить. Это был небольшой двухэтажный особняк в предместье Пасси, с палисадником вокруг него и несколькими фруктовыми деревьями. Эжени любила природу, и это должно прийтись ей по душе.
Дом стоял пустой, почти вся старая мебель из него была вывезена. Новая мебель была уже заказана бретонцем, и её должны были доставить через несколько дней. Блез уплатил хозяину дома первый взнос, остальную же сумму он должен будет отдавать в течение полугода частями. Поэтому эта покупка для бретонца не стала слишком обременительной.
Совершив сделку, Блез в последний раз заехал в отель, где жил столь долгое время, чтобы забрать сундук с одеждой, полностью расплатиться за постой и больше никогда туда не вернуться. Теперь у Блеза есть свой собственный дом. Мог ли он мечтать об этом лет десять назад?
Затем бретонец отправился в Пасси. Подъехав на Гвенте к воротам ограды теперь уже своего собственно дома, мужчина, спешившись, с некоторым трепетом вставил ключ в замок и отворил калитку. Заведя жеребца в конюшню, Блез поднялся по ступеням дома и остановился перед парадной дверью. Впервые бретонец переступал порог этого особняка не как покупатель, а как хозяин, и это наполняло его волнением. Он сделал глубокий вдох и вошёл в дом.
Внутри царил полумрак из-за задёрнутых штор и тишина, если не считать эха, сопровождавшего каждый шаг Блеза оттого, что стены его были пусты. Однако всё же казалось, что дом устал от одиночества и ему не терпелось наполниться звуками и согреться теплом камина. Но, несмотря на пустоту, всё равно дом выглядел уютным из-за красивой отделки и тёплых тонов шёлковых обоев. Вскоре должны были доставить мебель, и тогда дом совсем будет выглядеть обжитым. Правда, пока Блез заказал мебель только для спальни и столовой комнаты. Остальным же интерьером должна была заняться Эжени. Бретонец мало что понимал в этом, и с его стороны было благоразумней отдать всё на откуп девушке, чтобы она сама подобрала интерьер по своему вкусу.
Мебель должны были доставить через несколько дней, и как только дом приобретёт более-менее обжитой вид, Блез тут же намеривался отправиться к Эжени. Но сначала бретонцу нужно было приодеться. Поэтому он купил себе новый, кирпичного цвета, бархатный камзол, батистовую рубашку с изящной вышивкой и даже треуголку, отороченную по краям шафранового цвета перьями. Блезу хотелось выглядеть не хуже, чем дю Клерон. Конечно, для этого ему следовало бы приобрести ещё и парик. Но мужчина подумал, что он будет выглядеть в нём слишком нелепо, и Эжени, никогда не видевшая его в парике, может просто рассмеяться, увидев его в таком наряде.
Но наконец и мебель была доставлена. Теперь можно было отправляться к Эжени. По дороге к дому де Монтуаров Блез заехал в оранжерею и купил корзину розовых роз.
Бретонец старался не думать о том, как пройдёт его встреча с девушкой, для того чтобы не начать волноваться. Самое главное было увидеть её глаза. По её взгляду он всё поймёт и, может быть, тогда не понадобится никаких объяснений.
Но вот наконец на улице Сент-Антуан показался дом де Монтуаров. Блез спешился, накинул повод уздечки Гвента на крюк, вделанный в стену, подошёл к дверям парадной и постучался. Ему открыл лакей, который поинтересовался у него, что угодно господину.
- Я желал бы видеть мадемуазель Эжени Вире, - ответил бретонец, сняв с головы треуголку.
- Мадемуазель Вире? - несколько удивился слуга тому, что девушку назвали её прежним именем.
- Да. Она ведь ещё живёт в этом доме?
- Да, мадемуазель Эжени живёт здесь. Но, кажется, сейчас её нет. Она уехала.
- Уехала? - разочарованно спросил Блез. - Куда?
- Я этого не знаю. Но я могу спросить об этом у мадам де Монтуар.
- Да, прошу вас. И передайте мадам, что я хотел бы дождаться мадемуазель Эжени.
- Хорошо. Могу я узнать ваше имя?
- Блез Лантье.
Через минуту лакей вернулся, но не один, следом за ним шла Виолетта.
- Добрый день, мадам, - поклонился ей бретонец, узнав подругу Эжени.
- Жан-Пьер, можете идти, - отослала молодая женщина лакея. - Слуга мне сказал, что вы желаете видеть Эжени, - обратилась она к Блезу, когда слуга ушёл.
- Верно.
- Её сейчас нет.
- Да, мне сказали. И я хотел бы попросить у вас позволения дождаться её.
- Но она может вернуться довольно поздно.
- Я готов ждать её сколько угодно долго.
Тут Виолетта, заметив, что Блез держит в руках корзину с розами, побледнела: неужели ещё один жених явился свататься к Эжени, да ещё кто - этот торговец.
- Могу я узнать, зачем вы хотите её видеть? - поинтересовалась молодая женщина.
- Я хочу поговорить с ней.
- Я не думаю, что Эжени пожелает видеть вас. После вашей последней встречи с ней, около месяца назад, она держит на вас обиду. Кажется, она в вас разочаровалась.
- Поэтому я и пришёл, чтобы объясниться с ней и попросить у неё прощения.
- С этой корзиной роз? - кивнула молодая женщина на цветы, - Мне кажется, что это слишком роскошный букет для простого извинения. Откройте мне истинную причину вашего визита.
Блезу не хотелось рассказывать о своих намереньях мадам де Монтуар. По тому неприязненному тону, с которым молодая женщина разговаривала с ним, мужчина догадался, что подруга Эжени по какой-то причине недолюбливает его. И он понял, что навряд ли ему позволят остаться в доме дожидаться девушку.
- Могу я оставить для Эжени записку? - спросил Блез, не ответив на вопрос.
- Конечно, пройдите в гостиную, - холодным тоном сказала мадам де Монтуар, оскорбившись, что её вопрос проигнорировали.
Оказавшись в гостиной, Блез поставил корзину с розами на стол и сел на стул, приготовившись писать. Виолетта пододвинула ему письменные приборы и лист бумаги, а сама встала неподалёку, надеясь разглядеть, что будет писать мужчина.
Блез обмакнул перо в чернила и принялся писать:
"Дорогая Эжени, сегодня я приходил в дом мадам де Монтуар, чтобы увидеться с тобой, но мне сказали, что тебя нет. Я хотел дождаться тебя, но по некоторым причинам мне не удалось этого сделать. Прошу, как только ты прочитаешь эту записку и у тебя появится возможность, приезжай ко мне. Это очень важно для меня. Если ты держишь на меня обиду, то прошу простить меня, я ни в коем случае не хотел огорчить тебя. В отеле мне сказали, что ты спрашивала меня, когда я был в отъезде. Значит, и тебе есть что сказать мне. В отеле я больше не живу. Мой новый адрес в Пасси - дом де Фурнье. Я буду тебя ждать.
6 января"
Закончив, бретонец сложил листок вчетверо и подписал его: "Для м-ль Эжени".
- Прошу вас, передайте это Эжени сразу же, как только она вернётся, - попросил мужчина, протягивая мадам де Монтуар сложенный листок. - Для меня это очень важно.
- Разумеется, - с притворной готовностью ответила Виолетта, беря записку.
Блез поднялся, собираясь уходить, однако мадам де Монтуар остановила его вопросом:
- У вас красивый почерк, где вы учились?
- Меня обучал чистописанию деревенский кюре. Когда-то он занимался перепиской церковных книг, - ответил бретонец.
- Как я полагаю, то, чему научил вас этот деревенский кюре - ваше единственное образование. И вам больше нигде не довелось учиться?
- Нет.
- А вы бывали когда-нибудь в театре?
- Нет, не был, - ответил Блез, не понимая к чему эти вопросы, однако всё-таки догадываясь, что они не сулят ничего хорошего.
- Хорошо, господин Лантье, как только Эжени вернётся от шевалье дю Клерона, я передам ей вашу записку, - сказала Виолетта.
- Эжени у шевалье? - спросил Блез: это известие обожгло его, словно на него вылили расплавленный свинец.
- Да, - соврала молодая женщина не моргнув и глазом, прекрасно зная, что девушка в это время была у Шарля. - Но почему вас это так удивляет?
- Она принимает его ухаживания, этого самовлюблённого павлина?
- Прошу вас не отзываться так о представителях знати! - с возмущением сказала Виолетта. - Тем более что вы к ней не относитесь. Шевалье дю Клерон - один из лучших представителей дворянского сословия, он хорошо воспитан, образован и богат. Любая девушка была бы счастлива принимать его ухаживания.
- Любая, но не Эжени, она не такая, как все. Не думаю, что она всерьёз увлечена этим дю Клероном.
- А кем же она должна увлечься? - пожала плечами мадам де Монтуар. - Может быть, вами, необразованным торговцем? Вы надеялись на это? И ведь именно потому вы явились сюда с цветами?
- Да, я люблю Эжени, - наконец признался Блез. - И в этом моё преимущество. Я не знатен, как ваш шевалье, не образован, и, наверное, не так богат. Но у меня честные намеренья по отношению к ней. Этот же дю Клерон попользуется чистотой души Эжени, обманет её пустыми обещаниями и бросит! Неужели вы этого не понимаете?
- С чего вы взяли, что дю Клерон должен обмануть её?
- Потому что аристократы не женятся на бедных, простых девушках.
Тут Виолетта не выдержала и расхохоталась.
- Так что же, вы считаете, что Эжени - вам ровня? Она? - спросила мадам де Монтуар сквозь смех. - Так вы ошибаетесь. Эжени - дочь дворянина, её отец - маркиз.
- Что? О чём вы говорите? - недоверчиво усмехнулся Блез. - Зачем вы пытаетесь ввести меня в заблуждение? Я прекрасно знаю, что её дядя - простой учитель фехтования. Да и её фамилия далеко не дворянская.
- Тот "дядя", которого вы упомянули, господин Вире, ей неродной. Когда-то он приютил её в своём доме, и она взяла его имя, чтобы скрыть своё настоящее. Но на самом деле её фамилия - де ла Прери.
Но Блез по-прежнему не верил тому, что говорила ему Виолетта. Он не хотел в это верить.
- Но она ведь служила гувернанткой у де Бурдонов. Она сама говорила мне, что за неё некому дать и су в приданое, - возразил бретонец.
- Так было раньше. Так сложились обстоятельства, что Эжени вынуждена была пойти в гувернантки. Хотя я, конечно, как могла отговаривала её от этого. Но вы ведь наверняка знаете, какая она упрямая. Но теперь всё переменилось. Уж не знаю, по каким причинам Эжени не рассказала вам всю правду о себе. Но раз этого не сделала она, то сделаю я. Чтобы вы больше не питали себя иллюзиями, что Эжени вам ровня и вам больше не приходило бы в голову являться сюда ещё когда-либо с любовными признаниями ей. Я вам сейчас всё расскажу, всю её историю, чтобы вы могли поверить мне. Прошу вас, присядьте, потому что рассказ будет долгим.
И Виолетта принялась рассказывать историю жизни Эжени с самого начала, с того самого момента, как умерла её мать, и со всеми подробностями, которые она знала, чтобы у бретонца не возникло никаких сомнений в том, что она говорит правду. И под конец она сказала:
- Теперь после того, как Эжени вновь обрела свою семью, своих братьев и имя, вам, как вы сами видите, нет места в её теперешней жизни аристократки. Навряд ли её отец, маркиз де ла Прери, одобрит её брак с человеком незнатного происхождения. Поэтому прошу вас: не ищите больше встреч с Эжени. Забудьте её навсегда.
- Я всё понял, мадам, - проговорил Блез, вставая со своего места. - Простите, что отнял у вас время.
Лицо мужчины было таким бледным, что на него было страшно смотреть. Но Виолетте не было его жалко, она только радовалась тому, что этому самонадеянному бретонцу не пришлось объяснять дважды. Откланявшись, Блез быстрыми шагами направился к дверям.
- Вы забыли свои розы! - крикнула ему вслед Виолетта.
Но мужчина уже не слышал её.
Мадам де Монтуар, дождавшись, когда быстрые шаги бретонца окончательно стихнут, развернула записку, оставленную им для Эжени, и принялась её читать.
Блез же, оказавшись на улице, подошёл к своему жеребцу Гвенту и, вместо того, что бы сесть в седло, обнял его за шею, как единственного друга, способного разделить его горе в данную минуту. Мужчина стоял, уткнувшись лицом в шерсть животного, и чувствовал, как у него по щекам текли слёзы. Пристыдившись их, он с досадой смахнул их с лица. Но на самом деле, Блезу хотелось рыдать. Но кого ему было винить, кроме себя? Он должен был догадываться, что Эжени - благородная девушка. Мадам де Монтуар была права: его самонадеянность сыграла с ним злую шутку. Он не хотел видеть препятствий на своём пути. Но раз Эжени - маркиза, то это ставит крест на всех его надеждах. И самое лучшее будет - забыть её.
Гвент, удивлённый тем, что его хозяин не торопится сесть в седло, повернул голову и увидел перед собой незнакомый ему предмет - треуголку Блеза. Ему понравились колыхавшиеся на ветру шафрановые перья, которыми была оторочена треуголка, и жеребец решил попробовать их на вкус. Он схватил перья зубами и принялся жевать их. Треуголка съехала на бок, и Блез с досадой, как нечто ненавистное ему, смахнул её с головы, и та упала на землю.
И решив, что хватит распускать нюни, бретонец вскочил в седло Гвента и, подобрав поводья, поскакал прочь. Однако Блез был так расстроен произошедшим, что ничего не видел перед собой, и поэтому чуть не столкнулся с каретой, подъезжавшей в это время к дому де Монтуаров. Хозяин кареты, шевалье де Монтуар, приоткрыв дверцу, удивлённо посмотрел вслед удалявшемуся всаднику. Войдя в дом, он спросил у слуги:
- Жан-Пьер, кто только что покинул наш дом?
- Господин Лантье, - ответил тот.
- Вот как? - удивился Патрик. - Наверняка он приезжал к мадемуазель Эжени.
- Совершенно верно, сударь.
- Однако, мне показалось, что он чем-то расстроен: на нём не было лица.
- Он не застал мадемуазель Эжени, которая всё ещё не вернулась из гостей, и его приняла мадам де Монтуар, - осторожно сообщил Жан-Пьер.
- Где сейчас мадам? - тут же спросил Патрик, нахмурив брови.
- Кажется, она до сих пор в гостиной.
Быстрыми шагами Патрик направился в гостиную. Отворив дверь, он вошёл в комнату со словами:
- Виолетта, слуга мне сказал, что у нас был Лантье...
Однако тут он увидел, что Виолетта, сидя у стола, держит в руках над пламенем свечи какой-то листок, который уже начал гореть. В два шага мужчина оказался у стола, вырвал из рук жены горевший лист и принялся его тушить, сбивая пламя рукой.
- Что это такое? - спросил Патрик, указав на обгоревший листок.
Но Виолетта, недовольная тем, что ей помешали осуществить её намеренье, молчала. Шевалье де Монтуару ничего не оставалось делать, как прочитать то, что осталось от записки.
- "Как только прочитаешь записку... приезжай ко мне. Это важно для меня. Если держишь обиду... прошу простить, не хотел... огорчить тебя. В отеле сказали, ты спрашивала меня... Значит, и тебе есть что сказать мне... В отеле больше не живу. Мой новый адрес в Пасси - дом де Фурнье... Буду ждать. Блез Лантье". Как я полагаю, это записка предназначалась для Эжени. Зачем ты пыталась сжечь её? - строго спросил Патрик у Виолетты.
- Я не хотела, чтобы Эжени знала, что Лантье приходил к ней, - неохотно ответила молодая женщина.
- Но почему?
- Таким людям, как он, не должно быть места в её нынешней жизни благородной девушки.
- Не понимаю, чем Лантье тебе не угодил. Или ты забыла, чем Эжени ему обязана?
- Что же теперь, она всю жизнь должна воздавать ему благодарности?!
- Он сказал тебе, зачем хотел видеть Эжени?
- Ты же сам видишь из записки: он хотел извиниться перед ней.
- А ты пыталась лишить его этого права. Я считаю, что это не несправедливо по отношению к Лантье. Раз он чувствует себя виноватым, ему нужно дать шанс покаяться.
- Да, но это ещё не всё. Он осмелился прийти сюда изъясняться в чувствах к Эжени. Этот простолюдин без роду и племени возомнил, что такая девушка, как Эжени, может ответить ему взаимностью, - высказала своё возмущение Виолетта.
- Но ведь Лантье не знает, что Эжени - дворянка.
- Он должен был почувствовать, что она далеко ему неровня. Как он может ставить её рядом с собой?
- Не понимаю, Виолетта, откуда в тебе взялось столько снобизма. О людях надо судить не по происхождению, а по их поступкам. Я считаю, что ты не имеешь права скрывать от Эжени, что Лантье приходил увидеться с ней.
- Но неужели ты не понимаешь, чем это грозит? - недоумённо воскликнула мадам де Монтуар.
- Нет, не понимаю, - пожал плечами Патрик.
- Эжени может поддаться чувствам!
- Каким чувствам?
- Я боюсь, что она может увлечься этим Лантье, - пояснила Виолетта.
- С чего ты взяла, что Эжени может им увлечься? Разве она когда-нибудь признавалась в своих симпатиях к нему?
- Да она только о нём и говорит после того, как вернулась из Бретани. А как она расстроилась после их встречи на мосту. Потом, ты помнишь ту картину с морским пейзажем, которую она купила перед Новым годом? Эжени теперь целыми днями сидит перед ней, уставившись на неё. Она ей, видите ли, напоминает о днях, проведённых ею в Бретани, словно она забыла по какой причине там оказалась и как она страдала, находясь в заточении в доме Огюста де Бурдона. К тому же в записке Лантье написал, что Эжени зачем-то наведывалась к нему в отель, где он жил. И она это скрыла от меня!
- Что же, раз Эжени симпатизирует Лантье, то ты тем более не имеешь права вмешиваться. Она сама должна выбирать себе мужа. Эжени уже взрослая девушка, ей двадцать лет, и далеко не глупая, и, я думаю, что она прекрасно понимает, на что обречёт себя, выйдя замуж за Лантье.
- Патрик, я не верю своим ушам, что ты говоришь такое! Неужели ты можешь спокойно рассуждать о том, что Эжени может стать женой этого Лантье! - недоумевала молодая женщина.
- Я не отец Эжени и не её брат и поэтому не вправе решать, кто годится ей в мужья, а кто нет.
- Нет, Патрик, я, в отличие от тебя, не могу смотреть на это спокойно, я сделаю всё, чтобы не допустить подобного!
- Виолетта, не смей вмешиваться в жизнь Эжени, - строго предупредил её Патрик. - Ты и так наломала дров с дю Клероном.
- Я?! Но разве не ты сам посоветовал мне познакомить их?
- Да, советовал, потому что для дю Клерона не имело значение приданое его будущей невесты. Но я ошибся, полагая, что Эжени сможет увлечься им. Ей нужен другой мужчина.
- Кто, Лантье?! Да кто он такой?! Что ты о нём знаешь?! Откуда он вообще взялся? Эжени даже не может толком рассказать, как она с ним познакомилась. Знаешь ли ты, что он нигде не учился? Его единственное образование - это то, что деревенский священник научил его читать и писать. Он даже никогда не был в театре!
- Разве можно судить о человеке по тому, был он в театре или нет? Что же касается образованности, то в его записке для Эжени я не нашёл ни одной ошибки, при том, что французский язык для него неродной. Это говорит о том, что он много читает.
- Как бы там ни было, не думаю, что Лантье когда-либо ещё посмеет заявиться сюда, чтобы увидеться с Эжени, - самодовольно сказала Виолетта.
- Если его чувства достаточно сильны к ней...
Но мадам де Монтуар прервала своего мужа:
- Нет, не посмеет, потому что я рассказала ему всю правду об Эжени.
- Какую правду?
- О том, что её отец - маркиз, и он вряд ли одобрит брак своей дочери с невежественным бретонцем.
- Ты не имела права делать этого. Это была тайна Эжени, и если она почему-то скрывала это, значит, у неё на то были свои причины.
- А что мне оставалось делать? - развела руками Виолетта. - Иначе этот Лантье заявился бы сюда вновь. Я столько усилий приложила, чтобы сделать из Эжени, провинциалки, какой она была до этого, светскую девушку. И всё это ради того, чтобы она досталась какому-то торговцу?
Патрик, поняв, что переубедить свою жену он не в силах, тяжело вздохнул.
- Но Эжени хотя бы должна была узнать, что Лантье просил у неё прощения, - сказал он.
- Ты ей всё расскажешь? - испуганно спросила Виолетта.
- Как я ей это покажу? - указал Патрик на обгоревшую записку. - Как я смогу объяснить Эжени, что она сожжена на половину? Нет, Виолетта, я ничего не скажу Эжени. Но не ради тебя, я просто не хочу, чтобы Эжени лишилась своей единственной подруги.
И мужчина, сунув записку Блеза в карман своего камзола, собрался было покинуть гостиную, но тут он заметил корзину роз, стоявшую на столе.
- Как я полагаю, эти цветы предназначались для Эжени? - спросил Патрик.
Но Виолетта не посчитала нужным ответить мужу. Она, надув щёки, приняла обиженный вид и отвернулась. Её задело то, что в их споре Патрик принял сторону Лантье, которого он даже не знал лично. И вообще, она считала, что он слишком грубо с ней разговаривал, чего прежде никогда не было.
Не дождавшись ответа, Патрик позвонил в колокольчик.
- Эжени, по крайне мере, должна увидеть цветы. Они очень красивые, - проговорил он. А затем обратился к явившейся служанке: - Жюльена, эта корзина должна стоять сегодня на столе во время ужина.
- Хорошо, господин шевалье, - ответила та, забирая корзину со стола.
Когда вечером Эжени вернулась от Шарля, она, подъехав к дому, заметила в свете фонаря, что что-то тёмное лежит возле дверей дома. Нагнувшись, девушка увидела, что это была треуголка. Решив, что её обронил Патрик, Эжени подобрала её.
Войдя в дом и скинув плащ, девушка осведомилась у слуги, где мадам де Монтуар (ей не терпелось рассказать подруге о своей встрече с Шарлем), и Жан-Пьер ответил, что - в детской вместе со своим мужем. Держа треуголку в руках, Эжени поднялась наверх. Открыв дверь детской, девушка застала трогательную картину: Виолетта и Патрик, склонившись над кроваткой Венсана, любовались младенцем, обсуждая какой он хорошенький, какие у него смышлёные глазки. Похоже, супруги после ссоры испытывали потребность в положительных эмоциях, и где они могли их ещё получить, как не возле кроватки с их любимым сыночком.
- Добрый вечер, - поприветствовала их Эжени, войдя в комнату. - Патрик, я нашла вашу треуголку. Она лежала возле дверей дома, - и девушка протянула мужчине шляпу.
- Мою треуголку? - удивился Патрик. - Но я не терял треуголки.
- Но она лежала возле нашего дома, - озадаченно произнесла Эжени.
Зато Виолетта, увидев головной убор в руках своей подруги, побледнела. Она, конечно же, узнала в нём треуголку Блеза Лантье. И женщина испуганно взглянула на своего мужа, как бы он не сказал чего лишнего. По взгляду Виолетты Патрик догадался, кто был хозяином треуголки, и выжидательно смотрел на свою жену, надеясь, что та засовестится и расскажет девушке о визите бретонца. Но молодая женщина, пожав плечами, сказала только:
- Наверное, она слетела с головы какого-нибудь прохожего. Сегодня, кажется, довольно ветрено. Я скажу слуге, чтобы её выбросили.
И Виолетта, выдернув треуголку из рук девушки, вышла из комнаты. Эжени изумлённо посмотрела вслед своей подруге, недоумевая, почему она вдруг так занервничала. А Патрик, мучаемый совестью за свою жену и за себя, отвёл свой взгляд в сторону.
Но Виолетта, покинув детскую, вопреки своим словам, приказала слуге не выбросить треуголку, а напротив, вернуть её владельцу. И она назвала адрес в Пасси, который узнала из записки бретонца. Ещё не хватало, чтобы Лантье вернулся за своей треуголкой! И поэтому был приказ отправляться туда немедленно, несмотря на то, что на улице было уже темно.
Когда подошло время ужина, и Эжени вошла в обеденный зал, то ей в глаза сразу же бросилась корзина с роскошными розами, стоявшая в центре стола.
- Какие красивые цветы! - воскликнула девушка.
- Они вам нравятся? - спросил её Патрик.
- Конечно. Должно быть, зимой такие цветы стоят невероятно дорого.
- Для влюблённого человека цена не имеет значения, - заметил муж Виолетты.
Но Эжени, безусловно, подумав, что Патрик имеет в виду себя, в очередной раз по-хорошему позавидовала своей подруге, которую муж любит до сих пор так же пламенно, как и пять лет назад, когда они познакомились.
- Если они вам так понравились, то после ужина можете забрать их в свою комнату, - сказал шевалье де Монтуар.
- О, нет, что вы! Я не могу, - тут же запротестовала Эжени. - Ведь цветы предназначаются Виолетте.
- Увы, Виолетта не смогла должным образом оценить их, - и Патрик бросил на жену многозначительный взгляд.
- Не может быть! Виолетта... - и Эжени с изумлением посмотрела на свою подругу, не понимая, почему той не пришлись по душе эти цветы, которые были такими красивыми.
Мадам де Монтуар бросила на своего мужа убийственный взгляд: как он может так подставлять её.
- У Виолетты вдруг возникла непереносимость сильных ароматов. Наверно, это как-то связано с родами, - нашёл оправдание Патрик для жены.
Дальше ужин несколько минут проходил в полном молчании. Виолетта, вопреки обыкновению, была неразговорчивой и смотрела только в свою тарелку. Эжени недоумённо поглядывала то на свою подругу, то на её мужа, не понимая, что с ними такое вдруг случилось, ведь всего час назад они вместе ворковали над кроваткой сынишки. Наконец Патрик, чтобы прервать тягостное молчание, поинтересовался у Эжени, больше из вежливости, чем из любопытства, как она провела время у Шарля.
И девушка с удовольствием сообщила ему, что её сводный брат обрадовал её новостями о том, как продвигается дело с расследованием дела Бернара. Тех солдат, что выходили тогда из окружения вместе с её братом, разыскали и скоро с полей сражений они будут вызваны в Париж на допрос. Репутация Арнуа тоже оказалось не такой уж безупречной, как думалось вначале. По бумагам проследили за каждым его шагом, начиная с его поступления в армию, и нашли одно давно забытое дело. Тогда Арнуа отделался строгим выговором. Но во второй раз такого с ним не будет.
Несколько дней спустя Патрик де Монтуар, мучаемый угрызениями совести, решил отправиться в Пасси для того, чтобы принести свои извинения Блезу Лантье за тот не очень ласковый приём, который оказала ему Виолетта. Но и, конечно, он хотел наконец лично познакомиться с человеком, о котором в последнее время так много говорили в его доме. И после этого знакомства он уже примет решение: рассказывать ли Эжени о визите бретонца в их дом или для неё это навсегда останется тайной.
В Пасси кучер де Монтуаров с помощью прохожих быстро отыскал дом де Фурнье. Однако ворота особняка оказались заперты. Да и вообще сам дом казался необитаемым, все его окна были темны, а шторы почти везде были плотно задёрнуты. Поэтому Патрик решил обратиться к слуге соседнего дома, подметавшему двор.
- Простите, ведь это дом де Фурнье?
- Да, сударь, - подтвердил слуга, отвлёкшись от работы.
- В нём кто-нибудь живёт сейчас? Дом выглядит необитаемым.
- Это потому, что совсем недавно дом был продан и в него въехал новый владелец, который ещё не успел обжиться. Правда, на днях я видел, как привезли новую мебель.
- То есть, вы хотите сказать, что дом не сдаётся, а его купили целиком? - удивился Патрик.
- Если бы дом сдавался, то хозяину незачем было бы вывозить из него все свои пожитки. Я так понял, что его продали. Потому что съехала даже вся прислуга.
- А новый владелец, он живёт здесь?
- Да, я видел его несколько раз. Но он появляется только к вечеру. Должно быть, он очень занятой человек. Но если вы подождёте немного, то, может быть, вам удастся его увидеть. Он обычно возвращается в это время.
- Благодарю, - произнёс Патрик и вернулся к кучеру. - Останемся ждать, - сказал он ему и сел в карету.
Кучер недовольно вздохнул и, съёжившись на козлах, поплотней укутался в плащ, так как дул ледяной ветер.
Сидя в карете, Патрик рассматривал через окошко особняк, который, как уверил его соседский слуга, приобрёл бретонец. Небольшой, но довольно симпатичный двухэтажный дом наверняка недёшево обошёлся новому владельцу, приобретшему в нём не часть апартаментов, а весь его целиком. Нужно было быть далеко не бедным человеком, чтобы позволить себе купить его. А это значило, что Блез Лантье состоятельный человек. Но, может быть, здесь была какая-то ошибка. Патрик помнил со слов Эжени, что бретонец был всего лишь помощником торговца Жербера, и ему пришлось бы копить много лет, чтобы он смог купить такой дом. Да и зачем холостому мужчине приобретать себе такое огромное жилище? Впрочем, все свои сомнения Патрик надеялся разрешить, когда появится хозяин дома, кто бы он ни был.
Ждать пришлось довольно долго. Но вот наконец послышался стук копыт лошади, и в окошке перед Патриком мелькнул чей-то силуэт. Шевалье де Монтуар выглянул в окошко кареты и увидел всадника, остановившегося у ворот особняка. Молодой человек тут же вылез из кареты и направился к мужчине, уже успевшему спешиться со своего коня.
- Простите, сударь, вы Блез Лантье? - окликнул он мужчину, открывавшего ворота.
- Да, это я, - подтвердил бретонец, обернувшись.
- Я шевалье де Монтуар, - представился Патрик.
- Вот как, - и любопытство на лице Блеза сменилось разочарованием. - Что вам угодно? - сухо спросил он.
- Я бы хотел поговорить с вами.
- Ваша жена мне уже всё сказала, - проговорил бретонец.
- Поэтому я и приехал увидеться с вами. Я хочу извиниться перед вами за неё, за тот не очень любезный приём, который она вам оказала.
- Ваши извинения приняты. Но на самом деле я не держу на мадам де Монтуар никакой обиды, ваша жена поступила правильно.
Эти слова несколько удивили Патрика, однако он продолжил:
- И ещё я бы хотел поговорить с вами. Об Эжени.
Услышав имя "Эжени", Блез вздрогнул, и в его глазах отразилась какая-то невыносимая боль, которую он долго носил в себе. И вот только она стала затихать, как ему вновь о ней напомнили.
- Проходите, - сделал бретонец пригласительный жест, распахнув ворота.
Мужчины дошли до парадных дверей. Блез, оставив Гвента во дворе, открыл двери, и вместе с Патриком вошёл в дом.
- Проходите в кабинет, - сказал бретонец. - Я затоплю там камин.
В кабинете, пока хозяин дома растапливал камин и зажигал повсюду свечи, Патрик рассматривал внутреннее убранство комнаты. Впрочем, оно было довольно скудным, как бывает всегда, когда только въезжают в дом. Из мебели были только шкаф, стол, на котором лежало несколько толстых тетрадей, вероятно бухгалтерские, и стул. Однако мебель была довольно добротной.
По мере того, как в комнате становилось всё светлей от зажжённых свечей, Патрик всё лучше мог рассмотреть её. И она всё больше начинала ему нравиться. Несмотря на малое количество мебели, она казалась ему уютной из-за роскошной обивки стен, сделанной из винного цвета штофа с золотым теснением.
- Вам придётся подождать меня немного, - обратился Блез к шевалье. - Нужно завести коня в конюшню: на улице холодно.
- Да, конечно, - понимающе кивнул Патрик.
Когда Блез вышел, шевалье де Монтуар принялся далее рассматривать кабинет. Воспользовавшись отсутствием хозяина, Патрик подошёл к столу и раскрыл одну из тетрадей. Это оказалась приходно-расходная книга. Суммы, которые там были записаны, изумили Патрика - это были десятки тысяч ливров. Разумеется, они не принадлежали Блезу Лантье. Речь шла о доходах кампании Жербера. Однако, если тот выплачивал бретонцу комиссионные за удачные сделки, получалось довольно немало.
Но наконец Патрик услышал в коридоре шаги возвращавшегося хозяина дома и быстро отошёл от стола. Когда Блез вошёл в кабинет и выжидательно посмотрел на шевалье де Монтуара, пытаясь угадать, о чём же тот желает поговорить с ним, Патрик спросил его:
- Соседский слуга сказал мне, что вы купили этот дом весь целиком, это так?
- Да, правда, - подтвердил Блез.
- Должно быть, он обошёлся вам недёшево.
- Я приобрёл его в рассрочку. Мне предстоит частями выплачивать за него ещё полгода.
- И вы живёте один, в таком большом доме?
- Да, один, - ответил Блез.
И по той интонации, с которой бретонец произнёс эти слова, Патрик понял, что Лантье приобрёл этот дом не столько для себя, сколько для Эжени. Он рассчитывал жить с ней в этом доме. И поэтому через некоторую паузу он спросил Блеза:
- Моя жена рассказала мне о ваших чувствах к Эжени. Вы действительно её любите?
- Какое сейчас это уже имеет значение? - произнёс Блез, стараясь скрыть волнение, которое появилось у него, когда речь вновь зашла о девушке.
- Лантье, я прошу вас забыть о всех тех словах, что сказала вам моя жена. И если вы действительно любите Эжени, то должны попытаться вновь увидеться с ней.
- Зачем? Разве она не выходит замуж?
- Замуж, за кого? - изумился Патрик.
- За шевалье дю Клерона.
- С чего вы взяли?
- Ваша жена сказала, что в тот день, когда я был в вашем доме, Эжени находилась у него в гостях. И у них самые серьёзные намеренья.
- О, нет, Виолетта ввела вас в заблуждение. Эжени не виделась с шевалье уже более двух недель. Она порвала с ним ещё перед Новым годом. В тот день Эжени гостила у своего сводного брата Шарля. Уверяю вас, это правда.
- Но разве она не принимала ухаживаний шевалье?
- Я вынужден признать, что некоторое время Эжени действительно принимала его ухаживания. Но это только из-за давления на неё моей жены. Этого брака желала Виолетта, но никак не сама Эжени. Она довольно быстро разочаровалась в дю Клероне. И никогда не была серьёзно увлечена им, поверьте мне. Ей нужен другой мужчина. Не светский повеса, умелый танцор и любимец салонов, каким является дю Клерон, а рыцарь, такой, как вы, благородный и отважный.
- Нет, господин шевалье, вы ошибаетесь, я вовсе не рыцарь, - с горечью произнёс Блез, опускаясь на стул, словно сверху на него навалилась огромная глыба. - И Эжени это знает. Я необразованный торговец, который никогда не был в театре, - повторил он слова мадам де Монтуар. - А моё прошлое - ещё ужасней.
- Я думаю, что Эжени сама должна решать: рыцарь вы для неё или нет, - возразил Патрик. - И если она вас любит, то для неё ни ваше образование, ни ваше происхождение не будут иметь значения.
- Эжени меня любит? - и на мгновенье в глазах Блеза вспыхнул огонёк надежды.
Шевалье де Монтуар не стал лукавить:
- Я должен вам честно признаться, что сам я никогда не слышал этого от Эжени. Но она так неопытна в подобных делах. Насколько мне известно, ей не доводилось влюбляться раньше, и ей трудно определиться в своих чувствах и даже признаться в этом самой себе. К тому же она постоянно испытывает давление со стороны моей жены, которая, по непонятным мне причинам, невзлюбила вас с самого начала. Но я вас уверяю, что после своего возвращения из Бретани, где вы ей так помогли, Эжени только и говорит о вас, говорит с восхищением. Вы бы видели, как она расстроилась после вашей последней встречи, когда, как ей показалось, вы не уделили ей должного внимания. И я убеждён, что причиной её отказа дю Клерону были именно вы. Неосознанно, я уверен, она сравнивает всех мужчин с вами. Но все они неизменно в её сознании проигрывают вам.
Эти слова на некоторое время заставили задуматься Блеза. Опустив голову и обхватив её руками, он некоторое время сидел так молча, прикрыв глаза. На лице бретонца была написана такая мука, словно он пытался решить неразрешимую для него дилемму. Наконец, тщательно взвесив всё на весах, мужчина спросил:
- Ваша жена сказала мне, что Эжени - дочь дворянина, это правда?
- Да, это правда. Но поверьте, для самой Эжени это не имеет никакого значения, - принялся заверять Патрик. - Она так долго жила под чужим именем, вдали от своей семьи, что, мне кажется, она сама уже забыла, кто она на самом деле, пока ей не напомнят.
- Зато это помнят другие, - с грустью произнёс Блез. - И кто я такой, тоже все знают.
- Послушайте, о чём вы говорите? - горячо возразил Патрик. - Сейчас я вижу перед собой успешного человек, способного купить целый дом и, значит, имеющего средства полностью обеспечить свою жену. Я уверен, что Эжени, находясь рядом с вами, не будет ни в чём нуждаться. В необразованности я вас тоже не могу упрекнуть. Вы работаете над собой, и это заметно.
- Шевалье, - вздохнул Блез, - я благодарен вам за ваши слова в мой адрес. Но вы даже не представляете, из каких низов я поднялся и что было бы со мной сейчас, если бы не Эжени. Моё происхождение - это клеймо, которое выжжено у меня здесь, на лбу. И его невозможно скрыть. Да я и не пытаюсь этого делать.
- Неужели вы так легко сдадитесь? Я думал, что вы действительно сильно любите Эжени. Но выходит, я ошибался, - разочарованно произнёс шевалье.
- Я действительно очень сильно люблю её. И именно поэтому я должен отказаться от Эжени, какой бы невыносимой мукой это ни было бы для меня. Если бы я думал только о себе, о своей любви к ней, то я бы, не раздумывая, тут же поехал бы с вами, шевалье. Но я должен думать и об Эжени. Я прекрасно понимаю, чего она лишится, приняв моё предложение руки и сердца. От неё отвернуться все, все двери для неё будут закрыты. И я не могу поступить так эгоистично. Я думаю, что вы это понимаете не хуже меня.
- Я бы согласился бы с вами, Лантье, если бы не так хорошо знал Эжени и не понимал, что ей нужно на самом деле. И если она не будет счастлива с вами, то не думаю, что она сможет быть счастлива с кем-либо другим.
И Патрик выжидательно посмотрел на бретонца, надеясь, что тот наконец согласится с его словами, но потом он понял, что сегодня ему вряд ли удастся переубедить его.
- Сейчас я вынужден идти, - сказал шевалье де Монтуар. - Но я надеюсь, что вы всё же передумаете и ещё появитесь в нашем доме.
- Благодарю вас, шевалье, за вашу доброту к Эжени, - сказал Блез, вставая, чтобы проводить Патрика. - Прощайте.
И шевалье де Монтуар покинул дом Блеза Лантье.
Вернувшись домой, Патрик ни слова не сказал Эжени о своём визите к Блезу Лантье, потому что понимал, что содержание его разговора с бретонцем может больше огорчить девушку, чем обрадовать. К тому же Патрик продолжал надеяться, что Лантье всё же передумает и прислушается к его совету.
Однако события последующих дней, которые оказались для Эжени не менее важными, заставили Патрика на время забыть о бретонце. Это касалось брата девушки - Бернара. Стало известно, что те солдаты, что попали вместе с лейтенантом де ла Прери и Арнуа в окружение, наконец прибыли в Париж и их повторно допросили.
Безусловно, сначала солдаты пересказывали всё то же самое, что говорили и на первом допросе несколько месяцев назад. Однако в их глазах явственно читались недоумение и страх, оттого что их вновь начали допрашивать по тому нечистому делу. На них принялись давить, намекая на то, что якобы открылись новые факты той истории и что им лучше самим рассказать всю правду, иначе к ним будет применён допрос с пристрастием, а то и с пытками. Солдатам пообещали, что если они чистосердечно признаются во всём, то им гарантируется помилование, несмотря на то, что ранее они ввели следствие в заблуждение. В конце концов солдаты не выдержали давления и во всём признались: в том, что от Арнуа они получали угрозы, а после - вознаграждение за то, что они рассказали всё так, как тот им велел. Показания солдат были записаны и предъявлены Арнуа. Тот поначалу, конечно, отпирался и говорил, что его опорочили и всё было так, как он говорил в самом начале. Однако ему также начали угрожать пытками (об этом Патрик, конечно же, умолчал в разговоре с Эжени), и Арнуа наконец признался, что заслуга в том, что они вышли из окружения принадлежит не ему, а лейтенанту де Ла Прери. Правда, и здесь Арнуа принялся изворачиваться, надеясь смягчить своё наказание. Он говорил, что тогда сам был ранен и чуть ли не контужен и плохо помнит те дни, что реальность переплелась у него с видениями и ему самому было трудно понять, что же на самом деле происходило в те дни. Ему снилось во снах, что это он вывел из окружения их уцелевший отряд, и после эти сны он принял за реальность. Ему, конечно же, никто не поверил, но всем так хотелось, чтобы это старое дело как можно быстрей закончилось, да и сам Бернар не настаивал на строгом наказании Арнуа (для него было гораздо важней восстановление справедливости), что учинять ещё один допрос с пристрастием не стали, и дело закрыли и так. Конечно же, Арнуа был лишён всех своих наград и посажен в карцер.
Несколько дней спустя Эжени получила от Шарля приглашение отобедать у него. Шевалье де Бонривьер устраивал торжественный обед в честь удачного завершения дела Бернара: лейтенант де ла Прери был приставлен к награде, и, возможно, даже после того, как его нога совсем заживёт, он получит и повышение.
Но одновременно с Эжени на этот же обед был приглашён и сам виновник торжества. Однако для Бернара, так же как и для его сестры, то, что им предстоит встретиться в доме Шарля, оставалось тайной.
К назначенному часу в дом Шарля съехались друзья братьев, а так же Камий де ла Сурс, чтобы отметить успех Бернара. Эжени же преднамеренно было назначено часом позже, чтобы её появление стало сюрпризом. Все сидели за столом и поднимали тосты за успешное завершение дела. Наконец слово взял виновник торжества - Бернар. Поднявшись, он начал говорить:
- Прежде всего, я, конечно же, должен поблагодарить тебя, Шарль. Если бы не ты, у меня самого никогда не хватило бы духа просить о том, чтобы моё дело начали расследовать повторно.
- На самом деле, Бернар, моих заслуг здесь мало. Я был всего лишь вдохновлён просьбой другого человека, который просто умолял меня помочь тебе восстановить справедливость, - признался Шарль. - Поэтому благодарить ты должен не меня.
- Кому же я столь обязан? - спросил Бернар, удивившись, что успешное завершение этого дела не целиком заслуга его сводного брата.
- Я слышал, что о вас очень хлопотал некий шевалье де Монтуар, - сказался один из сослуживцев Бернара. - Генерал де Вийяр говорил мне, что ни за что бы не взялся за это дело, если бы не настойчивость этого шевалье, который откуда-то вас знает.
- Де Монтуар? - переспросил Бернар, - Но я не знаком с ним. Правда, кажется, я уже слышал это имя. Не от тебя ли, Шарль?
- Совершенно верно, - подтвердил молодой человек. - Де Монтуар - муж Виолетты де Монтуар, подруги Эжени. Ведь это именно Эжени попросила меня похлопотать о тебе, когда узнала, какая несправедливость произошла с тобой. К счастью, у мужа её подруги оказался один знакомый в Государственном совете, который и помог распутать всё это дело. Видишь, Шарль, твоя сестра, несмотря ни на что, по-прежнему тебя любит и очень переживает за тебя.
- Так это всё из-за Эжени? - в смятении спросил Бернар.
- Тебе не кажется, что она заслужила благодарность? Ты наконец должен простить её.
- Эжени - это ведь ваша сестра? - спросил ещё один из сослуживцев Бернара. - Де ла Прери, неужели вы можете за что-то обижаться на столь замечательную сестру? Каждый из нас, я думаю, хотел бы иметь такую.
Бернар ничего не ответил: новость, сказанная Шарлем, внесла полный разброд в его чувства.
- Давайте поднимем бокалы за мадемуазель Эжени, раз уж это благодаря ей мы обязаны успеху шевалье де ла Прери. И очень жаль, что её нет с нами, - предложил всё тот же офицер.
- Это несправедливо, что её не пригласили на наш торжественный обед.
- Не стоит об этом беспокоиться. Скоро эта несправедливость будет устранена, так как мадемуазель де ля Прери должна появиться здесь с минуты на минуту, - сообщил торжественно Шарль, предвкушая заранее, какое впечатление произведёт эта новость на Бернара.
- Как, Эжени сейчас будет здесь? - воскликнул молодой человек.
- Это мой сюрприз для тебя. Прошу тебя, Бернар, встреть её так, как она того заслуживает. Ведь она всеми силами пытается вновь вернуть твоё расположение. Ну неужели ты и сам не хочешь увидеться с ней, обнять её? Она ведь - твоя сестра. Хватит обид!
Но Бернар по-прежнему находился в смятении и молчал.
- Давайте наконец поднимем бокалы за сестру лейтенанта де ла Прери! - сказал друг Бернара.
Все тут же дружно подняли свои фужеры. И только Бернар, больше машинально, чем осознанно, последовал примеру остальных. Да и после он оставался пребывать в задумчивости, вероятно, размышляя над тем, как ему вести себя, когда Эжени совсем скоро появится в дверях этой комнаты.
И вот наконец вошёл лакей и объявил мадемуазель Эжени де ла Прери. Бернар вздрогнул и взглянул на Шарля, словно прося у него помощи. И тот ободряюще пожал его руку.
Все обернулись к дверям, в которых вот-вот должна была появиться девушка. Наконец лакеи раскрыли створки, и вошла Эжени. Все мужчины встали, приветствуя сестру Бернара, и, не скрывая любопытства, рассматривали её.
Девушка, увидев, что к ней проявлено чрезмерное внимание стольких глаз, невольно смутилась. Шарль, улыбаясь, тут же подошёл к девушке.
- Сестричка, дорогая, как я рад тебя видеть. Прошу тебя, присоединяйся к нам. Мы ждали тебя с нетерпением, - и, взяв её за руку, он подвёл её к столу. - Господа, позвольте вам представить сестру лейтенанта де ла Прери - мадемуазель Эжени.
Офицеры поприветствовали её кивком головы. И только теперь Эжени, рассматривая лица гостей, заметила среди них Бернара. От неожиданности она замерла на месте, словно впав в ступор. Шарль не говорил ей, что её брат тоже будет здесь, на этом праздничном ужине. Впрочем, зная Шарля, девушка была уверена, что и для Бернара её появление - полная неожиданность. Вот сейчас он непременно начнёт возмущаться, как Шарль посмел пригласить её без его ведома. Попросит, чтобы она тут же ушла или, хуже того, сам покинет дом Шарля. Поэтому, в ожидании скандала, Эжени и застыла в нерешительности.
- Эжени, ну что же ты? - как не в чём ни бывало спросил её Шарль. - Подойди к своему брату, он хочет поприветствовать тебя. Вы ведь давно не виделись.
Но девушка продолжала оставаться на месте, не веря словам Шарля. Тогда шевалье де Бонривьер, выглядывая из-за спины Эжени, умоляюще посмотрел на Бернара, чтобы тот сам проявил инициативу. В зале повисла напряжённая тишина. Все замерли в ожидании развязки.
Бернар, такой отважный на поле боя, сделал два робких шага в сторону Эжени, не смея прямо взглянуть сестре в глаза, так как испытывал чувство вины перед ней.
- Прости меня, - наконец промолвил молодой человек.
"Ну", - шепнул Шарль на ухо девушке и подтолкнул её к брату.
- Прости, - ещё раз произнёс Бернар и наконец поднял глаза на сестру.
Тут Эжени увидела, что в уголках его глаз блестят слёзы, и она перестала бояться своего брата. Бернар простёр к ней руки и крепко обнял её. Так крепко, что Эжени казалось, что она сейчас задохнется в его объятьях. Но, на самом деле, конечно, она была счастлива. Уткнувшись носом ей в плечо, Бернар принялся гулко хныкать, совсем не стесняясь охвативших его эмоции. Да и самой Эжени тоже было трудно сдерживать слёзы.
Счастливо улыбаясь, Шарль посмотрел на свою невесту Камий, словно хотел сказать ей: "Я же говорил, что всё закончится хорошо".
Прошло уже две недели после визита Патрика де Монтуара к Блезу Лантье, но, вопреки ожиданию шевалье, бретонец так и не объявился в их доме.
Эжени тем временем, на какое-то время окрылённая примирением со своим братом, вновь загрустила. И тому были свои причины. Несмотря на то, что новогодние праздники уже прошли, девушка всё же не оставляла намерения подарить картину Блезу. И в один из дней, когда по её расчётам бретонец должен был уже вернуться из Бретани, она вновь заехала в отель "Де Виллар", чтобы справиться о бретонце. Однако там всё тот же слуга сообщил ей, что господин Лантье несколько дней назад съехал из их отеля. "Не переживайте, мадемуазель, - сказал слуга напоследок Эжени, - хоть вы и не велели тогда, но я всё же сказал господину Лантье, что его желала видеть молодая девушка. И мне показалось, что он догадался, о ком я говорил. Поэтому я уверен, что в скором времени Лантье даст вам о себе знать". Однако время шло, а Блез так и не объявлялся. Конечно, Эжени могла бы справиться у господина Жербера, где теперь остановился Блез. Однако девушка думала: стоило ли ей быть такой навязчивой, раз бретонец не желает видеть её.
И вот однажды в один из дней, когда у Виолетты сильно разболелась голова и она не вышла к обеду, Патрик решил воспользоваться этой возможностью, оставшись за столом наедине с Эжени, чтобы поговорить с ней о Блезе и выяснить наконец, что значит для неё бретонец. Патрик решил начать разговор издалека:
- Эжени, Виолетта сказала мне, что шевалье де Бонривьер хочет, чтобы вы переехали к нему. Так значит, в скором времени вы покинете вас?
- Да, Шарль хочет, что бы я жила с ним, - подтвердила девушка. - Но я не тороплюсь с решением. Мне не хочется стеснять его, ведь скоро он женится и ему будет не до меня. Бернару тоже хотелось бы, чтобы я переехала к нему, но он снимает такую скромную квартирку, что ему стыдно приглашать меня к себе.
- И именно это вызывает вашу печаль?
- С чего вы взяли, что я печальна? - спросила Эжени, силясь улыбнуться.
- Это невозможно не заметить. Примирение с вашим братом на какое-то время приподняло ваше настроение, но теперь ваши глаза снова полны грусти. К тому же вы уже который день почти ничего не едите, - и Патрик кивнул в сторону тарелки Эжени, по которой девушка рассеянно водила вилкой, и которая по-прежнему была полна. - Ваше лицо осунулось и похудело. Может быть, вы скучаете по шевалье дю Клерону? - и Патрик проницательным взглядом посмотрел на свою собеседницу.
- О, нет, вовсе нет! - тут же поспешила заверить Эжени.
- Могу я вас спросить, почему вы отказали шевалье? Ведь тем самым вы упустили возможность сделать прекрасную партию. Если бы вы приняли его предложение руки и сердца, то, возможно, сейчас вам не пришлось бы рассуждать о том, чей дом вам предпочесть.
Девушку немного удивило столь пристальное внимание Патрика к ней, ведь ранее муж Виолетты, в отличие от своей жены, никогда не пытался участвовать в её личной жизни. Но, посчитав, что мужчина попросту желает поддержать разговор за обедом, она ответила:
- Просто я поняла, что не смогу быть счастлива с этим человеком.
- А может быть, причина в другом? - предположил Патрик. - Может быть, вы видите рядом с собой другого мужчину?
- Другого мужчину? - казалось, что это предположение удивило Эжени.
- Я имею в виду Блеза Лантье.
Услышав это имя, девушка тут же зарделась и опустила свой взгляд в тарелку.
- Что он для вас, этот бретонец? - продолжал расспрашивать Патрик.
- Он... мой друг. Впрочем, сейчас я не уверена даже в этом.
- Вы по-прежнему держите обиду на него, за то, что он оказался не слишком приветлив, когда рядом с вами был другой мужчина?
- Вовсе нет, я уже давно не обижаюсь на него за это. Тогда шевалье дю Клерон задел его гордость, и мне теперь понятно, почему Блез так повёл себя.
- Ах, вот как! Значит, теперь вы обвиняете во всём шевалье! И вы уже совсем не злитесь на Лантье. Значит, я был прав в своём предположении. Признайтесь мне честно, Эжени, вам нравится ваш друг из Бретани и вы скучаете именно по нему.
- На самом деле, я не знаю, как я отношусь к нему.
- Но вы думаете о нём?
- Да, постоянно, - призналась девушка. - Но я просто хочу понять его.
- Вы хотите понять, как он к вам относится?
- Да, наверное.
- Значит, вам это небезразлично. Вы его любите? Не бойтесь мне признаться. Я не Виолетта и ни в коем случае не стану осуждать вас.
- Честное слово, Патрик, я не знаю.
- Ну хорошо, чтобы вам определиться со своими чувствами, представьте себе, что двери этого зала вдруг отворяются, - и Патрик указал вилкой на двери, - и сюда входит он, Лантье. Что вы будете делать?
Для того чтобы лучше представить себе ситуацию, Эжени повернулась к дверям и замерла, словно в ожидании. Действительно, как повела бы она себя, если бы вдруг эти двери сейчас отворились и на пороге появился Блез? Да девушка просто соскочила бы со своего места и ринулась бы ему навстречу. Она обняла бы бретонца, как человека, которого давно не видела и по которому так соскучилась. Но, увы, двери не открылись и в обеденный зал никто не вошёл.
Эжени, конечно же, не посмела признаться в своих намерениях мужу Виолетты. Но он и так всё понял по её пылающим щекам и горящим глазам, которые одновременно выражали и тоску о несбыточном.
- Вы ведь любите его. Но почему-то боитесь признаться в этом даже самой себе, - сказал Патрик. - Это из-за Виолетты? Вы боитесь, что она осудит вас? И не только она, к сожалению. Или, может, вас саму пугает его происхождение, то, что он не дворянин, не знатен и не богат?
- Нет, что вы, дело совсем не в этом. Для меня происхождение Блеза не имеет никакого значения и ничьих богатств мне не нужно. Я даже не боюсь осуждения Виолетты. Хотя прекрасно понимаю, что она не обрадовалась бы, узнав, что Блез занимает какое-то место в моём сердце. Просто, мне кажется, что я для него ничего не значу. Да и какой смысл сейчас рассуждать об этом, если, возможно, я больше никогда его не увижу?
- Почему вы так решили?
- Виолетта наверняка рассказывала вам о картине с морским пейзажем, которую я купила не так давно.
- Да. Кажется, она вам очень нравится, так как напоминает вам о Бретани.
- Но я купила её вовсе не для себя. Я хотела подарить её Блезу. Но мне так и не удалось этого сделать. Потому что, когда я в первый раз пришла в отель, где он жил, мне сказали, что Блез уехал в Бретань. Когда же я пришла в отель во второй раз, Блез уже съехал оттуда. И мне кажется, что это из-за меня. Блез словно избегает меня и не хочет меня видеть. Слуга отеля сказал мне, что он передал Блезу, что его навещала молодая девушка, и наверняка Блез догадался, о ком шла речь. Но прошло три недели, но он так и не захотел узнать, зачем я желала видеть его. Какой вывод я могу сделать из всего этого? Я ему совершенно безразлична, - заключила Эжени.
- А вам не приходило в голову, что Лантье бежит не от вас, а от своих чувств к вам? Я убеждён, что он вас любит. Но так как он не уверен, что вы можете ответить ему взаимностью (вы ведь сами не можете разобраться в своих чувствах, а что уж говорить про него), то он просто боится услышать ваш отказ. К тому же его происхождение - Лантье наверняка стесняется его. Вы же девушка благородная - и это ещё меньше даёт ему уверенности в себе.
- Но Блез не знает, что я дочь дворянина.
- Но он может догадываться об этом.
Эти слова заставили призадуматься Эжени. Девушке раньше никогда не приходило в голову, что бретонец может чего-то бояться. Ей казалось, что Блез и понятие "бояться" несовместимы друг с другом. Но что уж теперь поделать? Было слишком поздно рассуждать об этом: Блез в очередной раз исчез, и один только Бог знает, когда они увидятся снова.
- Эжени, я не думаю, что вам стоит расстраиваться, - приободряюще произнёс Патрик, уловив настроение девушки. - Я уверен, что для вас ещё не всё потеряно. Если вы определитесь со своими чувствами к вашему бретонскому другу, то судьба обязательно предоставит вам шанс объясниться с ним.
Эжени поблагодарила Патрика за поддержку и ей стало уже не так грустно.
На следующий день шевалье де Монтуар осведомился у Эжени: располагает ли она сегодняшним вечером и не могла ли она сопровождать его во время визита к одному очень важному человеку. Поначалу это предложение удивило девушку, ведь Виолетта уже давно начала выходить в свет и она вполне могла составить компанию своему мужу. Но Патрик ответил, что Виолетте всё ещё нездоровится. И Эжени, так как в этот вечер она была совершенно свободна и собиралась коротать его за чтением книги, согласилась отправиться в гости вместе с Патриком, ведь это позволило бы ей немного отвлечься от тех грустных мыслей, что преследовали её последние дни.
Вечером же, когда пришла пора собираться в гости, к Эжени зашла горничная с рекомендациями от Патрика, как должна выглядеть мадемуазель де ла Прери, отправляясь с визитом к очень важному человеку. "Господин шевалье решил, что вам стоит надеть бледно-лимонное платье с нежными, цвета только что распустившейся зелени цветами и белоснежными кружевами. Оно вас очень освежит - так и сказал господин шевалье", - передала служанка слова Патрика. Волосы Эжени также должны были быть красиво уложены, но без вычурности и без строгости. Пряди должны быть пышными и воздушными. И минимум макияжа на лице девушки, только лишь румяна на щеках, которые освежат кожу, ставшую бледной за зимние месяцы.
Все эти подробности немного удивили Эжени. Каким же важным должен был быть тот человек, к которому они отправлялись с визитом, раз Патрик продумал до мелочей все детали её внешнего вида. Должно быть, это такая же значительная персона, как граф д'Арвэ де Ботур, а может быть даже, кто-то из членов королевской семьи. Что ж, муж Виолетты сумел порядком заинтриговать Эжени.
Когда девушка была готова, Патрик заглянул в её комнату, чтобы удостовериться, насколько точно служанка выполнила его рекомендации. Он придирчиво окинул взглядом внешний вид Эжени и остался доволен.
Перед выходом из дома лакей подал девушке плащ, подбитый мехом и горностаевую муфту, так как на улице было довольно холодно. Из ноздрей лошадей, стоявших у подъезда в ожидании отправления в дорогу, валил пар. А сумеречное небо, плотно затянутое серыми облаками, казалось, нависло прямо над домами парижан, и можно было ожидать, что вот-вот из него посыплется снег. Но за эту зиму снег не выпадал ещё ни разу, лишая возможности ребятишек поиграть в снежки, хотя январь был уже на исходе.
Эжени по-прежнему не терпелось узнать, что же за важная персона ждёт их сегодня в гости, и поэтому, когда она и Патрик сели в карету и тронулись в путь, девушка решилась наконец расспросить об этом своего спутника.
- Терпение, Эжени, терпение, - только и сказал мужчина, не ответив на её вопрос. - Неужели вы не любите сюрпризы? - и он загадочно улыбнулся.
И тут девушку озарила мысль: то, что Патрик придал такое значение тому, как она должна выглядеть сегодня, могло объясняться только одним.
- Признайтесь честно, Патрик, тот человек, к которому мы сейчас едем - это очередной жених, выбранный для меня Виолеттой? - спросила Эжени.
Мужчина опять улыбнулся.
- Вы оказались прозорливы, Эжени. Это действительно так.
- В таком случае, я никуда не поеду. Я не желаю больше знакомиться ни с какими женихами, - сказала девушка и потребовала: - Прикажите развернуть карету домой.
Но Патрик не повиновался требованиям Эжени.
- Да, Эжени, это очередной жених, - сказал Патрик. - Но его выбрала для вас не Виолетта, его выбрал я. Моя жена не имеет к этому никакого отношения.
- Вы?! - изумилась девушка.
- Да, я. И прошу вас, доверьтесь моему выбору. Я уверен, что он вас не разочарует.
Конечно же, для Эжени стало полной неожиданностью то, что идея подыскать достойного жениха для неё от Виолетты передастся и её мужу. Но ещё больше девушку удивляло то, что её "смотрины" Патрик решил устроить после их вчерашнего разговора о Блезе. Разве вчера Патрик не сам утешал её словами, что ей не стоит расстраиваться и что судьба обязательно ещё раз предоставит ей шанс на встречу с бретонцем? Или всё это было лишь спектаклем? А на самом деле Патрик давно уже присмотрел ей какого-то другого жениха? И не именно ли поэтому он вчера расспрашивал её о Блезе и дю Клероне, чтобы понять: свободно ли её сердце? И так как Эжени не смогла ответить ничего определённого о своих чувствах к бретонцу, поэтому-то Патрик, наверное, и решил, что её можно представить очередному претенденту. Ах, ну почему вчера Эжени была такой неуверенной в разговоре с мужем Виолетты? Ведь на самом деле Блез ей совсем не безразличен, и она не желает знакомиться ни с каким другим мужчиной. Кем бы он ни был, хоть принцем крови. Нет, безусловно, девушке было любопытно взглянуть на жениха, подобранного ей Патриком, и она, разумеется, проявит вежливость и будет любезна с этим человеком (раз уж отменить этот визит нельзя), ведь Эжени не хотелось подставлять мужа своей подруги и заставлять его краснеть из-за неё. Но девушка надеялась, что этот визит будет недолгим, и очередной претендент быстро сумеет понять, что она совершенно не заинтересовалась им, и начнёт скучать в её обществе. Далее, как только появится удобный предлог побыстрей убраться восвояси, Эжени тут же воспользуется им.
Тем временем, однако, Эжени, мельком следившая за дорогой, к своему удивлению заметила, что их карета, пересёкши весь город, миновав ворота Сент-Оноре и выехав на окраину, направилась отнюдь не в сторону Версаля, хотя именно там, по мнению девушки, должен был бы жить столь важный царедворец, а свернула налево. Неужели они ехали в чей-то замок? Задавалась вопросом Эжени. Однако вскоре впереди замаячили огоньки первых домиков предместья Парижа. Проехав ещё немного, карета Монтуаров выкатила на улицу, вдоль которой тянулись скромные дома, и наконец остановилась не перед роскошным дворцом, а перед небольшим двухэтажным особняком.
- Вот мы и приехали, - сказал Патрик, взглянув в окошко и убедившись, что хозяин особняка дома.
- Где мы? - спросила Эжени, разглядывая тёмную, еле освещённую фонарями, подвешенными у дверей соседних домов, улицу.
- Это Пасси. - И, выдохнув, Патрик сказал со скрытым волнением в голосе: - Идёмте.
Когда шевалье де Монтуар и девушка вылезли из кареты, мужчина взял свою спутницу под руку, и они направились к двухэтажному особняку. При этом Эжени недоумённо поглядывала на единственное окно в доме на втором этаже, из которого лился свет. Патрик же шёл не очень уверенным шагом, и девушка начала догадываться, что в этом доме, вероятно, их особо никто и не ждал. Они были незваными гостями! Похоже, что муж Виолетты готовил сюрприз не только для неё, Эжени, но и для хозяина дома. Что же, тем лучше: девушка надеялась, что нежданные гости не очень обрадуют хозяина дома, и у них быстро найдётся повод раскланяться друг с другом.
Но, как бы там ни было, Эжени и шевалье тем временем, отворив калитку, которая оказалась, на счастье, незапертой, уже шли по дорожке, ведшей к дверям дома. Наконец они подошли к ступеням дома, и Патрик, взявшись за кольцо, что есть силы заколотил им по двери, для того чтобы хозяин дома, находившийся на втором этаже, услышал его стук наверняка. Ждать им пришлось довольно долго: Эжени даже пришлось накинуть на голову капюшон, так как у ней начали мёрзнуть уши. Что же, в этом доме прислуга явно не отличалась расторопностью и никто не спешил им открывать, что лишь только подтверждало предположение Эжени, что здесь их никто не ждал. Но наконец незваные гости услышали, как изнутри в скважину замка был вставлен ключ, затем, как он проворачивается, и послышалось щёлканье замка.
Девушка же, замерев от ожидания, кто же встретит их сейчас в этом доме, совершенно не заметила, как Патрик отпустил её локоть и осторожными шагами попятился от неё.
Тем временем дверь дома отворилась, и перед глазами Эжени замаячило пламя горящей свечи.
- Что вам угодно? - услышала она вопрос, заданный мужским голосом.
Что ей угодно? Ей ничего не угодно. Девушка повернула голову в сторону Патрика и увидела, что его нет рядом с ней, он исчез. Эжени, ничего не понимая, растерянно обернулась и увидела, что шевалье де Монтуар удаляется от неё поспешными шагами, направляясь к карете.
- Патрик! Стойте! Патрик! - кричала она вслед мужчине.
Но тот как будто не слышал её. Шевалье де Монтуар скомандовал кучеру ехать и запрыгнул в карету. Эжени, было бросившаяся следом за ним, остановилась, находясь в полном недоумении. Стоя посреди палисада, освещённого единственным окном, она, совершенно обескураженная, глядела в темноту, в ту сторону, куда катилась карета Патрика, набирая ход. Девушка не могла поверить в произошедшее. Патрик бросил её здесь, одну, наедине с незнакомцем! Что же ей теперь было делать? Эжени обернулась к дверям дома, которые по-прежнему были распахнуты, и изнутри лился жёлтый, трепетавший от ветра свет свечи. Что девушка скажет сейчас незнакомцу? Как объяснит всё происходящее? Нет, конечно же, она сейчас пойдёт и извинится перед ним за то, что его побеспокоили. Она скажет, что всё это недоразумение, ошибка, они обознались. Попросит прощения и помощи найти ей фиакр, который довёз бы её до дома.
Эжени направилась обратно к дому, поднялась по ступенькам и заглянула внутрь. Хозяин дома стоял перед ней, держа перед собой свечу, и оттого девушке по-прежнему никак не удавалось разглядеть его лица. Она видела только, что одет мужчина был лишь в кюлоты и рубашку, а вовсе не в парадную одежду для приёма гостей. Уж теперь-то было совершенно очевидно, что здесь её никто не ждал.
- Сударь, прошу вас простить за это недоразумение, - принялась извиняться Эжени. - Произошла ошибка. Мы никак не хотели вас побеспокоить...
Но хозяин дома не дал договорить девушке, он приблизился к ней и откинул с её головы капюшон.
- Эжени, это ты? - спросил он.
Тут девушку бросило в жар. Этот голос, такой ей знакомый, с лёгким акцентом, который она никогда не забудет, и который она уже не чаяла услышать когда-либо ещё. Однако услышала. Или это галлюцинации? Она только выдаёт желаемое за действительное? Неужели она сходит с ума? Что делать ему здесь, в этом доме? И всё же её назвали по имени, значит, её знают.
Мужчина наконец отодвинул в сторону от своего лица свечу, и Эжени действительно увидела перед собой Блеза.
- Блез! Но что ты здесь делаешь? - только и нашлась спросить девушка дрожащим от волнения голосом.
- Я живу здесь, - ответил мужчина.
- Здесь, в этом доме?
- Да.
Эжени принялась водить глазами по дому, словно только что увидела его. Но теперь она догадалась, что, вероятно, Блез просто снимает здесь одну из комнат. Что же в том удивительного? Но как об этом узнал Патрик?
- Прошу тебя, проходи в дом. На улице холодно, - и бретонец сделал пригласительный жест. - То есть, простите, ваше сиятельство, я хотел сказать, прошу вас проходите, мадемуазель маркиза. Я закрою дверь.
- Ты знаешь? - удивилась Эжени, не двигаясь с места. - Кто тебе сказал?
- Разве это имеет значение? - пожал плечами Блез. - Всегда найдётся человек, готовый рассказать немного больше.
- Прошу тебя, обращайся ко мне так же, как раньше. К чему эти титулы?
- Но законы общества требуют, чтобы к маркизе обращались на "вы" и "ваше сиятельство".
- С каких это пор ты стал подчиняться законам общества? - улыбнулась девушка. - Неужели что-то изменилось? Я и раньше была маркизой, однако не запрещала обращаться ко мне на "ты". Блез, это я, всё та же Эжени.
Бретонец проницательно посмотрел на девушку, словно хотел убедиться, действительно ли она думает так на самом деле, и, увидев искренний взгляд её глаз, по его лицу скользнула еле заметная улыбка.
Эжени наконец сделала несколько шагов внутрь дома и принялась осматривать его, хотя в свете единственной свечи сделать это было трудно. Но всё то, что ей удавалось рассмотреть, ей нравилось. Ещё её поразила тишина, царившая в доме, словно, кроме неё и Блеза, здесь больше никого не было: ни прислуги, ни других жильцов.
- Здесь так тихо, словно мы одни, - поделилась Эжени своим впечатлением.
- Так и есть, - подтвердил бретонец.
- Ты снимаешь весь дом целиком?
- Нет, он принадлежит мне. Я его купил.
- Весь этот дом? - изумилась девушка. - Но он стоит, наверно, очень дорого.
- Не так дорого, на самом деле. Я приобрёл его в рассрочку.
- Я рада за тебя, - искренне порадовалась девушка за бретонца, прекрасно понимая, что для него значило иметь свой собственный дом. Наверняка, это было одно из его давних мечтаний.
- Не желаешь ли осмотреть дом целиком?
- Да, конечно, - сказала Эжени, освобождая руки от муфты.
- Я здесь почти ничего не менял. Мне понравился интерьер дома. Он светлый. Бывший владелец этого дома сказал мне, что сейчас такое в моде. Пойдём, я покажу тебе комнаты, - и Блез сделал несколько шагов к лестнице.
Девушка последовала за мужчиной. Когда бретонец поднялся на пару ступенек, он, повернувшись к Эжени, протянул ей руку:
- Давай мне свою руку: лестница довольно крутая.
И девушка послушно вложила свою ладонь в его. И она тут же почувствовала, как пальцы Блеза тесно, но одновременно нежно обхватили её ладонь. И Эжени показалось, что от его руки идёт какое-то мягкое тепло, которое передаётся ей и бежит сквозь неё, её тело, от кончиков пальцев к самому её сердцу. И ей хотелось, чтобы Блез никогда не разжимал своей руки и они так бы и шли вверх по этой лестнице вечность.
Но наконец они достигли второго этажа, и, к радости девушки, Блез продолжал держать её за руку, словно ему самому не хотелось отпускать её.
- На этом этаже восемь комнат, если считать библиотеку, - продолжил демонстрацию Блез. - Пока я не успел их обставить, одни стоят пустыми, в других просто кое-как поставлена мебель.
Мужчина и девушка прошли вперёд по коридору, и Блез отворил дверь в одну из комнат.
- Это будуар бывшей хозяйки дома, - с трепетом произнёс бретонец.
Сам Блез когда-то рассчитывал, что эта комната будет принадлежать Эжени, поэтому он закупал всё для этой комнаты с особой тщательностью. И сейчас ему было важно, как девушка оценит её. Впрочем, сейчас будуар был не в лучшем своём виде, ведь после визита в дом де Монтуаров и разговора с Виолеттой Блез ни разу не заглядывал сюда, чтобы не теребить свою рану, и потому на мебели лежал слой пыли. Бретонец зажёг свечи канделябра, стоявшего на камине, чтобы Эжени получше могла осмотреть комнату.
Но девушке всё нравилось, было видно, что бывшая хозяйка дома обладала хорошим вкусом и придраться было не к чему.
- Все комнаты выполнены в разных тонах, как будто каждый из жильцов подбирал обои под свой вкус, - сказал Блез. - Но я не знаю, стоит ли сейчас осматривать их все. Единственная комната, которая полностью обустроена и в которой я постоянно топлю камин - моя спальня. В ней ты сможешь согреться, и я угощу тебя вином.
Эжени довольно улыбнулась: её не гонят прочь и сейчас ей станет совсем тепло.
Комната Блеза оказалась соседней. Войдя в неё, Эжени сразу почувствовала жар, исходивший от хорошо растопленного камина. И ей тут же захотелось освободиться от плаща. Скинув его, девушка отдала плащ Блезу и прошла вглубь комнаты, чтобы повнимательней осмотреть её. Комната была отделана в тёплых персиковых тонах, на полу лежал толстый персидский ковёр, по которому хотелось пройтись босяком. Возле камина стояло обитое штофом кресло, рядом - резной столик, на котором лежала развёрнутая книга. У соседней стены - кровать. И Эжени не сомневалась, что на ней были постелены батистовые простыни, о которых тоже когда-то мечтал бретонец. Рано или поздно все мечты Блеза сбывались.
Эта комната показалась Эжени самой уютной, то ли потому, что она была самой обжитой, то ли потому что самой тёплой, но девушке ни за что не хотелось покидать её сегодня и возвращаться домой по ночной дороге с застывшими лужами.
В то время, пока Эжени рассматривала комнату, Блез успел приготовить бутылку вина и два фужера.
- Ты выпьешь за мою покупку? - спросил он девушку.
- Конечно, - с готовностью ответила Эжени. - Дом великолепный. Ты должен быть наконец счастлив: сбываются все твои мечты.
- Да, я счастлив, - тихо проговорил мужчина, опустив свой взгляд, потому что ему было всё трудней сдерживать охватившие его эмоции.
И бретонец принялся разливать вино по фужерам.
- Знаешь, когда мы ехали сюда, я не знала, что увижу здесь тебя, - сказала Эжени, беря фужер. - Меня привёз сюда Патрик, муж моей подруги Виолетты де Монтуар...
- Да, я видел, как отъезжала его карета и как ты бросилась вслед за ней, - улыбнулся Блез, вспомнив, с каким отчаянием девушка кинулась следом за экипажем, словно её привезли на свиданье к людоеду.
- Просто Патрик, как я не пытала его, так и не признался мне, к кому мы едем, - стала оправдываться Эжени. - Он только сказал мне... - тут девушка вспомнила слова Патрика о том, что они едут к жениху, который выбрал для неё сам Патрик, и, конечно, она не решилась повторить эти слова Блезу. - Вернее, он мне ничего не сказал... То есть сказал, что мы едем в гости к очень важному человеку, - объяснила она, запинаясь.
В конце концов щёки девушки так раскраснелись, что ей казалось, что они просто пылают огнём. И она поспешно принялась пить вино.
- Я только не понимаю, откуда Патрик узнал, где ты живёшь? - спросила Эжени, поставив пустой фужер на столик.
- Он узнал от меня. Мы с ним виделись не так давно, - пояснил бретонец.
- Но когда? - изумилась Эжени. - Патрик мне ничего не говорил об этом.
- Недели две назад. Шевалье де Монтуар ничего не сказал тебе, наверное, потому, что разговор у нас получился печальный. Я только что узнал всё о тебе, о твоей семье, что ты снова встретилась со своими братьями и вернула своё прежнее имя маркизы де ла Прери. И, как шевалье де Монтуар не пытался переубедить меня, я был уверен, что теперь мне нет места в твоей жизни, - виновато произнёс Блез.
- Это неправда! - хотела выкрикнуть Эжени, но от накатившего на неё волнения ей удалось только еле слышно прошептать эти слова.
- Теперь я понимаю, что ошибался, - в тон девушке так же тихо проговорил Блез. - Шевалье де Монтуар очень хороший человек, он всё время говорил о тебе, беспокоился о твоей судьбе.
- Да, он хороший, - согласилась Эжени, кивнув.
Когда девушка вновь подняла глаза на Блеза, то увидела, что он смотрит на неё в упор своим проницательным взглядом, словно пытается проникнут в самую глубину её души. И Эжени казалось, что теперь её щёки запылали ещё сильней. Да и не только щёки, теперь у неё горело где-то внутри, там, где сердце, и ей стало от этого почему-то неловко. Она отвела глаза в сторону и сделала вид, что хочет осмотреть комнату. Девушка сделала несколько шагов по комнате, рассматривая рисунок обоев, которыми были обиты стены, после она кинула взгляд на бронзовую фигурку пары волков - волка и ласкающуюся к нему волчицу, - стоявшую на камине. И Эжени припомнила, что как-то Блез говорил ей, что по-бретонски его имя означает "волк".
Потом девушка подошла к окну. Прохлада - вот, что сейчас ей было нужно, чтобы остудить её всё ещё пылавшие щёки. Ах, как ей хотелось сейчас прислониться к холодному стеклу, покрытому по кромке инеем. Но Эжени постеснялась сделать это. Она лишь отвернула штору и взглянула в окно. А там, на улице было уже давно темно, и только от фонарей у дверей домов на противоположной стороне золотистыми шарами разливался свет. И вдруг девушка заметила в свете этих фонарей, что идёт снег. Это был первый снег за эту зиму, и поэтому Эжени воскликнула с восторгом, словно ребёнок:
- Снег! Идёт снег! Посмотри, - обернулась она к Блезу.
Мужчина тут же подошёл к окну, и встал рядом с девушкой. Некоторое время они вдвоём молча наблюдали, как белые, пушистые хлопья медленно падают на землю.
- Как красиво, - заворожённая зрелищем, проговорила Эжени и взглянула на Блеза, чтобы убедиться, что тот разделяет её восторг.
Но мужчина уже смотрел не в окно, он смотрел на неё. И она почувствовала, как глубоко он дышит, и увидела, как поблёскивают его влажные глаза. Девушка замерла, не в состоянии сделать и вдоха в предчувствии ожидавшего её волшебства. Блез протянул к ней руку и коснулся локона её волос. Теперь Эжени всем своим нутром чувствовала любовь, лучившуюся из его глаз. Блез нагнулся и коснулся её губ, сначала нежно, потом страстно, почувствовав, что девушка отвечает ему. После мужчина вновь взглянул в её глаза и произнёс:
- Я люблю тебя.
У Эжени из глаз потекли слёзы, ей казалось, что пол уходит у неё из-под ног и она сейчас упадёт.
- Ну ты что? - спросил Блез, вытирая слёзы с её щёк.
- Я тоже тебя люблю, - прошептала Эжени и, обняв Блеза, она положила свою голову ему на плечо.
Она будет крепко за него держаться, чтобы не упасть. Бретонец ласково провёл рукой по её волосам и поцеловал её в щёку.
- Прости меня, - произнёс он.
- За что?
- За то, что тебе пришлось так долго ждать.
На следующее утро, когда Эжени подошла к окну и отвернула штору, то чуть не ослепла от яркой белизны, ударившей ей по глазам. Снег, шедший всю ночь, укрыл собой всё вокруг толстым покрывалом. Он был везде: на карнизе их дома, на крышах соседних домов, на ветвях деревьев, на земле. И только на дороге виднелась колея от недавно проехавшего мимо экипажа. Эжени взглянула на Блеза и пожалела, что он всё ещё спит и не видит этой красоты. Ведь так красиво бывает только раз в году, когда выпадает первый снег.