Разочарования
Предчувствия Юли, сулившие ей некие неприятные переживания, как-то связанные с размолвкой Даши и Максима, оправдались самым неожиданным образом ровно через неделю после её незапланированной встречи с подругой на Рождество. Четырнадцатого января в десять минут седьмого Юля вышла из здания торгового центра, на одном из верхних этажей которого находились офисы фирмы её тёти. В этот вечер ей, вопреки обыкновению, предстояло добираться до автобусной остановки в одиночестве, поскольку Вику задержали на работе срочные дела – какие, впрочем, женщина не уточнила - и она не могла подвезти племянницу.
Немного расстроенная тем, что ей не удастся сегодня пообщаться с тётей наедине, Юля неспешно спускалась по лестнице, ведущей от широкого крыльца торгово-офисного центра к плохо очищенному от снега тротуару и пешеходному переходу на другую сторону дороги. Мысли в её голове текли вяло и медленно, постоянно возвращаясь к событиям прошедшего рабочего дня. С самого утра она чувствовала себя не в своей тарелке, всё ей сегодня казалось каким-то непривычным, чересчур резким и утомительным, как если бы она не выспалась ночью из-за каких-то внутренних переживаний, приведших её мозг в нервно-возбуждённое состояние. Голоса коллег и посетителей, звонок телефона, непрестанный гул автомобилей на улице, жужжание оргтехники – все звуки были слишком громкими для её слуха, ездили ей по ушам, словно танк по мостовой, не давая ни минуты покоя, мешая сосредоточиться. Весь день она непрестанно ощущала, как что-то давит ей на мозг, точно в кабинете над её столом возросло атмосферное давление, обрушив всю тяжесть воздушных масс ей на голову. Присутствие любого человека рядом казалось нестерпимым, если кто-то из сотрудников или клиентов подходил к её столу, Юле жутко хотелось встать и отойти в другой конец кабинета, так тяжко было ей ощущать насыщенное чужими мыслями и эмоциями биополе другого человека. Восьмичасовое пребывание в полном людей офисе превратилось для неё в настоящую пытку. Единственным человеком, который не вызывал у Юли сегодня желание отшатнуться, была Вика, но её девушка не видела почти целый день.
Сегодняшнее самочувствие не было типичным для Юли, раньше она не реагировала так остро на других людей, относясь почти ко всем нейтрально. Но в этот понедельник будто плотные шоры спали с её глаз и чувств. Стоило кому-нибудь приблизиться к ней, как Юлю точно обдавало воздушной волной. Порой она была обжигающе горячей или нежно-теплой, прохладной или ледяной - каждый человек испускал индивидуальные потоки энергии, который она ощущала. И всегда по-разному окрашенная энергия, вызывала у Юли разные внутренние отклики, выражаясь то в безотчётной симпатии к человеку, то в неприязни, создавала чувство умственного оживления или наоборот рождала сонливость. Но сегодня людей пришло особенно много – точно у всех за время новогодних праздников возник повод обратиться за юридической помощью – поэтому очень скоро весь калейдоскоп воспринимаемых Юлей человеческих излучений превратился в один сплошной давящий, удушающий натиск, от чего ей в какой-то миг захотелось кричать. Но она сдержалась, а когда наступило время обеда, пулей вылетела из офиса и не возвращалась до конца перерыва. Во второй половине дня, к облегчению Юли, посетителей было значительно меньше, и сама она уже успела кое-как приноровиться к своему обострившемуся восприятию, но всё же к шести часам вечера чувствовала себя как выжатый лимон.
Перейдя по «зебре» через дрогу, едва ступив на край тротуара, Юля услышала, как кто-то окликнул её. Посмотрев направо, где в нескольких метрах от перехода в оранжевом свете уличного фонаря был припаркован серебристый внедорожник, она увидела Максима. Молодой человек только что вышел из машины и теперь направлялся к ней с радостной улыбкой на лице, увидев которую Юля невольно насторожилась. И, хотя появление Максима возле её работы было несколько неожиданным, оно ничуть не удивило девушку, как если бы она давно подсознательно знала, что нечто подобное произойдёт.
- Привет, - сказала Юля, улыбнувшись в ответ, - ты как тут оказался?
- Да вот, захотел встретиться с тобой, - без обиняков заявил Максим, уже не улыбаясь, серьёзным и спокойным тоном.
На такую прямоту Юля не смогла отреагировать нейтрально и, не скрывая, всем своим видом показала удивление. Но Максим будто не понял её намека и продолжил как ни в чём не бывало:
- Я приглашаю тебя на ужин в ресторан, если, конечно, у тебя нет других планов на этот вечер.
Не зная, что ответить Юля воззрилась на молодого человека широко раскрытыми глазами, словно не верила тому, что сейчас услышала. Глядя на его лицо, освещённое светом уличных фонарей, она заметила, как изменился Максим с их прошлой встречи – он выглядел уставшим и похудевшим, словно в последнее время ему пришлось много работать. Черты его отражали внутреннюю борьбу и напряжение, будто ему довелось провести много времени в нелёгких размышлениях и сомнениях. Однако этот его почти несчастный вид, придававший ему сходство с каким-нибудь драматическим героем, всё же не вызвал жалости у Юли. И, не смотря на то, что обострившиеся чувства подсказали ей, что в душе Максима бушует буря, и ему, вероятнее всего, сейчас очень не сладко приходится, слова её прозвучали холодно:
- Не понимаю, зачем ты приглашаешь меня, ты же знаешь, что Даша – моя подруга, - сказала она, демонстративно вздёрнув подбородок.
Максим вздрогнул как от внезапного громкого звука, услышав её осуждающий ответ.
- Я не прошу тебя обманывать подругу, - заговорил он, когда сумел подобрать слова, - с Дашей мы расстались. К сожалению, мы с ней слишком разные и недостаточно понимаем друг друга, а ты… Ты совсем другая… Ещё тогда в галерее я заметил это, а потом в кафе, когда мы говорили… Ты так тонко чувствуешь искусство, у тебя столько интересов, с тобой можно говорить о чём угодно, ты интересный, многогранный человек и очень красивая девушка. Когда я подвозил тебя домой, то уже был очарован, но лишь несколько дней назад окончательно понял, что пропал.
Выслушав его признание, немного нестройное, но искренне и трогательное, Юля взглянула на Максима почти с сочувствием. Однако в следующий миг перед глазами её встало огорчённое, опустошённое лицо Даши, и когда она снова заговорила, ответ её оказался даже более жёстким, чем ей самой бы хотелось:
- Мне жаль, Максим, но даже если бы я тоже испытывала к тебе особую симпатию, я всё равно никогда, повторяю, никогда не предала бы лучшую подругу, начав встречаться с её бывшим парнем, которого она, возможно, ещё не разлюбила до конца. Это было бы то же, что намеренно увести его, я не могу так поступить и не хочу. Даша мне слишком дорога, чтобы я могла обменять её на парня, которого даже не знаю толком.
Голос Юли звучал строго и непреклонно, а слова не допускали никаких возражений. Посмотрев на её непроницаемое суровое лицо, Максим непроизвольно выпрямился во весь рост, и в глазах его появилась какая-то печальная отстранённость, смешанная с оттенком досады.
- Понятно, - тихо, но отчетливо произнёс он, - прошу прощения за беспокойство, - и больше ничего не говоря, он развернулся и быстро пошёл назад к машине.
Глядя вслед уезжавшему автомобилю, Юля всё яснее понимала, что то, что сейчас произошло – это в значительной степени её вина, поскольку она не так давно, на мгновение забыв о чувствах и интересах подруги, эгоистично пожелала, чтобы Максим стал её поклонником. И желание это исполнилось, но не принесло радости никому из них.
Домой Юля возвращалась в состоянии какого-то отупения и тёмной усталости, которое покинуло её лишь тогда, когда она снова оказалась в своей комнате, спрятавшись там от всего мира.
В уединении спальни у неё появилась возможность отдохнуть и подумать. Тогда она стала вспоминать все случаи необычных переживаний, произошедшие с ней в последнее время. Ей хотелось как-то систематизировать их, чтобы суметь лучше во всем разобраться, определить, когда именно начали проявляться у неё экстрасенсорные способности и с чем конкретно они были связаны. Порывшись с полчаса в своей памяти и проанализировав все мало-мальски необычные события, начиная с того дня, как ей пришлось выводить из транса, навеянного «Симфонией тысячи искр», своего двоюродного брата Юру и до сегодняшнего вечера, Юля пришла к выводу, что чувства её значительно обострились, когда она стала совершать регулярные путешествия на другие планеты. Догадка эта осветила её сознание, как сигнальная ракета освещает ночное небо, внезапно и ярко, ясно очертив все объекты на земле внизу. В одночасье увидела она, как постоянные мысленные странствия в космических просторах развили и расширили её сознание, изменили его неузнаваемо и придали ему огромную силу. Словно приблизившись к раскалённому горнилу космической действительности, разум её сам напитался его жаром и теперь мог излучать его на земле. Юля чувствовала, что, сама о том не подозревая, она встала на путь кардинальной трансформации своего существа и всей своей жизни. И с пути этого уже нельзя было свернуть, он схватил её и понёс в сияющую космическую беспредельность, частью которой она стала и которая влилась в её сознание неотъемлемым принципом. Эта беспредельность, обжигающее дыхание бушующих в ней грозных и величественных энергий, к которым прикоснулся разум Юли, и придало движущую силу её мысли и обнажённую остроту восприятию. Поэтому теперь она могла легко предчувствовать события и даже управлять ими, могла одним лишь усилием воли заставлять людей делать то, что ей нужно, и видела ясно, что они собой представляют, даже если встречалась с ними впервые.
Эти простые логические вывод были столь очевидны, что Юля негромко рассмеялась от того, что не пришла к ним раньше. Радостное веселье и легкость наполнили её сердце, когда она подумал обо всех возможностях, которые открывали ей новые таланты. Но предостерегающий голос разума скоро поубавил её веселье, напомнив о том, к чему уже привели некоторые её необдуманные желания; он заставил Юлю взглянуть на всё с другой стороны. Если она обладает такой силой, значит, должна тщательно контролировать не только свои действия и слова, но и мысли и желания, иначе может случиться, что угодно.
Размышляя, Юля представила, что её окружает множество невидимых рычагов, управляющих действительностью, и что одно-единственное неловкое движение может привести к разрушениям локального масштаба, а, возможно, и не только локального. Мир вокруг внезапно наполнился огромным количеством неведомых ей прежде сил, явлений, тайных знаков, каждый из которых имел своё особое значение. Неожиданно реальность, казавшаяся прежде столь стабильной, прочной, твёрдой конструкцией, оказалась мягкой и подвижной, как разогретый пластилин, которому Юля могла придать любую форму по своему желанию. И стоило ей так подумать, как пространство перед её глазами заискрилось, засияло множеством крохотных огоньков, превратившись в непрерывно дрожащий поток. Затаив дыхание от восторга, Юля, сидя на краю постели, медленно подняла руку, словно хотела прикоснуться к трепетному мерцанию, наполнявшему темноту её комнаты. Взгляну на свою ладонь, девушка увидела, что она будто находится в сплошном полотне мелкого серебристого дождя, приникавшего сквозь крышу дома и потолок спальни, словно для него не было преград. И снова в ушах её появился мерный монотонный звон, как если бы множество колоколов звонили где-то вдалеке, и странным образом ритм этого звона точно совпадал с частотой мерцания, принизавшего пространство, будто они принадлежали одному явлению.
Юля поняла, что она вплотную, непосредственно соприкоснулась с неосязаемой, но пластичной и податливой тканью Мироздания и что она сама – часть этой ткани.
Следующим утром, придя на работу, Юля обнаружила, что ей стало гораздо легче переносить общение с людьми. Словно кто-то снизил резкость её восприятия, накрыв до боли утончённые органы чувств невидимым прозрачным колпаком, позволявшим по-прежнему легко угадывать внутренне настроение окружающих, но при этом защищавшим её разум от чрезмерно плотного контакта с чужими умами. Выполняя свои трудовые обязанности, Юля уже не ощущала постоянного давления на свою психику посторонних мыслей и эмоций, излучаемых её коллегами и клиентами, приходившими в офис за юридической помощью. Благодаря этому её настроение заметно улучшилось по сравнению с предыдущим днём, раздражительность и усталость уступили место спокойному позитивному настрою, который сопровождал девушку до самого вечера. А вечером раздался звонок, нарушивший царившее в душе Юли зыбкое равновесие – на экране мобильного телефона высветилось имя Даши.
Дрогнувшей рукой Юля взяла телефон с рабочего стола, где он лежал по соседству с кипой документов, громоздившихся возле белого моноблока компьютера, и нажала «вызов».
- Привет, Даша, - сказала Юля в трубку, стараясь, чтобы её голос звучал ровно и не выдал внезапно нахлынувшего на неё волнения.
- Привет, я тебя не слишком отвлекаю? – произнесла Даша каким-то чужим низким голосом.
- Нет, я тебя слушаю, - ответила Юля негромко.
- Мы можем сегодня встретиться? Надо кое о чем поговорить.
Даша сказала это очень спокойно, будто ничего особенного не имея в виду, но слова её прозвучали для Юли как звон погребального колокола. Ещё раньше, чем она успела ответить на звонок, в голове девушки прямо из пустоты сама собой возникла фраза: «Она знает», - словно брошенный кем-то камень просвистел мимо её уха.
- Да, конечно. Где и во сколько? – Юля постаралась ответить как можно бодрее, несмотря на охватившее её разум смятение, когда она поняла, что Даша хочет поговорить с ней о Максиме.
- В половине седьмого, в «Унции» - это возле «Маяка».
- Да, я знаю. Тогда, до встречи.
- До встречи, - произнесла Даша так, будто они с Юлей условились о дуэли.
Юля положила телефон на прежнее место и, откинувшись в кресле, на секунду прикрыла глаза. Она не была уверена в том, что Даша знает все, но её тон и внезапный звонок на следующий день после объяснений Максима говорили о том, что она, по крайней мере, догадывается, кто встал между ней и её парнем. Однако Юля не испытывала страха от того, что подруга знает правду, напротив, если бы она не поняла всё сама, ей, Юле, следовало бы, так или иначе, всё ей рассказать. Это было необходимо сделать элементарно из уважения к подруге. К тому же, их с Дашей связывали прочные – как Юля верила – узы дружбы и доверия, которые не мог, не должен был разорвать какой-то парень, появившийся в жизни одной из них без году неделя.
Итак, Юля уверила себя в том, что всё к лучшему. После работы она встретится в «Унции» с Дашей, расскажет ей всё, как было – кроме, разве что, того обстоятельства, что внезапная смена симпатий Максима могла стать следствием её возросших способностей управления действительностью – и Даша, конечно же, всё поймет и не станет ни в чём винить подругу. Убедив себя, что так и будет, Юля успокоилась и вернулась к работе.
«Унция» представляла собой небольшой магазин-кафе, где торговали множеством разных сортов чая и десертами к нему. При входе в кафе сразу за прозрачными стеклянными дверями посетителей встречал отполированный до зеркального блеска деревянный индийский слон с хоботом, поднятым к массивной голове. Стены заведения были расписаны изображениями чайных плантаций, девушек, собиравших чай, кораблей, везущих этот чай в Европу, и другими картинами колониально-чайной тематики, выполненными коричневой краской по светло-бежевому фону. Круглые столики на единственной резной ножке под белыми скатертями, расставленные по всей площади кафе, кроме той его части, что занимал прилавок магазина, позади которого высились стеллажи с чаем, и приглушённый свет низко свисавших с тёмного потолка ламп, дополняли атмосферу чайного домика.
Когда Юля пришла в кафе, Даша уже ждала её там, заняв один из дальних столиков, стоявший напротив окна, наполовину прикрытого деревянными коричневыми жалюзи. Всего в зале было занято три столика, не считая тот, который выбрала Даша. За одним из них, недалеко от входа, сидела парочка влюблённых студентов, постоянно хватавших друг друга за руки и о чём-то перешёптывавшихся. За другим столиком, стоявшим ближе к центру зала, две дамы почтенного возраста, вероятно, закадычные подруги, вели беседу «за жизнь». Ещё один столик, в самом тёмном углу кафе, занимала экзотического вида девушка в красной юбке до пола и старомодной чёрной блузке, с задумчивым видом попивавшая чай из миниатюрной фаянсовой чашечки.
- Привет, - сказала Юля, подойдя к столику, за которым сидела, глядя в окно, Даша. Перед девушкой стояла нетронутая чашка ярко-красного чая, источавшего сильный цветочный аромат.
- Привет, - без выражения произнесла Даша, отвернувшись от окна и устремив на Юлю полный холодной скорби взгляд. - Садись, - она указала на второй стул, придвинутый к столику.
Юля сняла пуховик и, повесив его на стоявшую неподалёку вешалку, села напротив подруги, и к ним тут же с меню подбежала официантка в чёрном передничке. Стремясь поскорее перейти к делу, Юля, не просматривая меню, заказала зелёный чай с жасмином, и официантка испарилась.
Пока не принесли заказ, Даша хранила молчание, не желая, вероятно, чтобы их разговор прервали, а Юля в это время осторожно рассматривала подругу. Даша выглядела сильно утомлённой, под глазами пролегли тёмные круги, лицо похудело, осунулось, взгляд стал опустевшим. По отношению к сидевшей напротив подруге Даша вела себя безразлично, словно её и не было здесь вовсе, так что Юля даже начала сомневаться, действительно ли она всё знает. Но, как только официантка поставила перед Юлей чашку с зелёным чаем и удалилась, Даша немного оживилась и заговорила, но голос её звучал сухо и напряженно:
- Максим бросил меня. Вчера он сказал, что встретил другую, и не хочет обманывать меня, поэтому мы должны расстаться, - произнесла она так быстро, точно боялась, что слова отравят её, если она будет медлить.
Юля ничего не ответила, ожидая, что Даша продолжит свой рассказ, но она, сказав самое страшное, похоже, не могла ничего больше добавить. В глазах девушки зияла пустота, словно её признание забрало у неё последние силы. Наконец, когда молчание стало затягиваться, Юля собралась с духом и спросила тихо, почти шёпотом:
- Он сказал, кто та девушка?
Даша будто ждала этого вопроса. Мимолётная вспышка гнева осветила её чёрные глаза, а лицо исказилось злобным ироничным торжеством, превратившись на миг в маску безумия:
- Нет, но я догадываюсь, - прошипела она, склонив голову набок, и так посмотрела на подругу, что у той по спине побежали мурашки. Юля невольно отшатнулась от этого взгляда, чувствуя, как её окатило волной жгучей ненависти, подогреваемой отчаянным непониманием Даши, почему Максим предпочёл её подругу. Но через секунду Даша опомнилась, и ярость исчезла с её лица, уступив место тоске и отчуждению.
Уловив перемену в её настроении, Юля решила не медлить больше и, сделав глубокий вдох, заговорила. Она рассказала Даше о вчерашнем появлении Максима возле её работы, где он признался ей в своих чувствах, без утайки передала все его слова и свои ответы. В конце она поклялась Даше, что ни разу, ни словом, ни жестом не пыталась увлечь Максима, что её поведение по отношению к нему было ровно таким, как должна вести себя девушка с парнем своей подруги.
Но как ни старалась Юля, Даша не изменила своего мнения, продолжая мысленно винить её в том, что случилось, и Юля это чувствовала. Когда Юля закончила объясняться, Даша сказала только:
- Мне всё ясно.
Она встала из-за стола, молча оделась и пошла прочь, даже не оглянувшись на оставшуюся сидеть в одиночестве Юлю. А Юля и не пыталась её остановить, потому что уже во время своего рассказа поняла, что потеряла подругу. В одночасье между ними легла пропасть неверия и осуждения – Даша отказалась поверить в неповинность Юли, а если и поверила, то не смогла простить ей потерю Максима. Одним безжалостным жестом перечеркнула Даша годы их дружбы, поставив выше них не сложившиеся отношения с человеком, которого знала лишь несколько месяцев. А Юля, не ожидавшая, что Даша так пренебрежительно отнесётся к связывавшим их узам, почувствовала себя преданной.
Незаметно, как обрываются тонкие паутинки, что-то оборвалось в сердце Юли. Она ещё не успела до конца осознать, что произошло, но ей уже было мучительно больно. Бывшая подруга нанесла ей, пусть не смертельную, но глубокую рану, которой суждено оставить шрам в её душе. С каждым таким шрамом у человека снижается чувствительность, и со временем психика его покрывается плотным панцирем, защищающим от новой боли, но и не допускающим новых привязанностей.
Домой Юля ехала как во сне, мрачном, безрадостном сне, где все образы сливаются в одно тёмное месиво, проносясь перед глазами и погружая разум в тоску и уныние. Даже мороз, заметно окрепший к вечеру, не тревожил её в пути – чувства её онемели и почти не доносили информацию до мозга. Лишь подойдя к калитке дома, Юля немного оживилась, увидев у ворот машину Вики – она и не знала, что тётя собиралась сегодня приехать к ним.
Войдя во двор, Юля столкнулась с самой Викой, спускавшейся с ярко освещённого крыльца дома. Женщина увидела племянницу, и лицо её, прежде хранившее строгий сосредоточенный вид, озарила нежная улыбка:
- Ты уже пришла, - воскликнула Вика приветливо, поравнявшись с Юлей, - очень хорошо. У родителей есть для тебя новости, думаю, они тебе понравятся.
Услышав это, Юля подняла брови, показывая своё недоумение. Чем, интересно, могли порадовать её родители, имевшие обыкновение ставить её чувства последним из своих приоритетов? Но Вика не стала вдаваться в подробности и сказала только:
- Скорее поднимайся наверх, они сами тебе всё расскажут, - и, не говоря больше не слова, женщина помахала племяннице рукой, показывая, чтобы та шла в дом, и скрылась за калиткой.
Не представляя, что ждёт её наверху, Юля не спешила подниматься туда. Она неторопливо вошла в дом, не спеша сняла верхнюю одежду, переобулась в мягкие домашние тапочки и медленно пошла по лестнице на второй этаж. Отца и мать, как и говорила Вика, она нашла в кабинете - один сидел за письменным столом, а другая стояла возле него – оба они внимательно изучали какие-то документы. Подойдя к ним, девушка, смутно предчувствуя услышать нечто неожиданное, заявила о своём присутствии негромким «Привет».
Первой обернулась её мать, обратив к дочери взгляд безразличных бледных глаз. Она была по-прежнему одета в тёмно-синее строгого кроя платье, на губах её красовалась бордовая помада, а на глазах – синие тени. Следом повернулся на стуле отец, его квадратное лицо с массивной челюстью, всегда выглядевшее угрюмым из-за вечно нахмуренных широких бровей, выглядело ещё более жестким, чем всегда, по причине заполнявших ум размышлений. Он тоже был всё ещё одет в чёрный костюм, хотя галстук – неизменный атрибут его делового гардероба – отсутствовал. Всё говорило о том, что Вика застала родителей Юли сразу по возвращении домой, так что они даже не успели переодеться.
- Здравствуй, Юля, - заговорил отец густым басом, - у нас с мамой для тебя новости. Мы купили тебе квартиру в городе. Она пока не готова, так как мы взяли её на стадии строительства, но через год все работы будут закончены. Тогда можно будет сделать отделку, и ты переедешь туда жить. Дом, в котором мы купили квартиру, находится в том же районе, где живёт твоя тётя Вика. Кстати, она помогла нам оформить все необходимые документы. Так что скоро у тебя начнётся полностью самостоятельная жизнь. Мы говорим тебе об этом заранее, чтобы ты могла подготовиться, ведь, когда ты переедешь, тебе придётся самой за всё отвечать и содержать себя. Конечно, вначале тебе будет нелегко, но мы с мамой, если потребуется, поможем тебе на первых порах деньгами. Начав жить самостоятельно, ты быстрее встанешь на ноги и окончательно повзрослеешь.
Возможно, многие обрадовались бы на месте Юли, услышав, что им купили квартиру, однако она радости не ощутила. Слова отца, какой бы смысл он в них ни вкладывал, прозвучали для неё как приговор, точно не собственно жилье в центре города он ей предлагал, а ссылку в пустыню. Безапелляционный характер его речи, когда он говорил, что Юля «переедет» по окончании университета в свою городскую квартиру, наводил девушку на мысль, что этот переезд должен стать для неё в большей степени наказанием, чем проявлением родительской любви и заботы. Его ровный низкий голос без проблеска нежности и отеческого чувства как ножом резал её слух, возвещая, пусть не прямо, но совершенно понятно, что она не нужна им больше в этом доме. Родная дочь стала для двух людей средних лет с безнадёжно атрофированными чувствами всего лишь обузой, посторонним, мешающим предметом в доме, выкинуть который не позволяют внешние правила приличия, но который можно без зазрения совести сбыть с рук, обеспечив собственным жильем.
Несколько минут Юля была не в силах сказать хоть что-нибудь, слова отца её будто глушили, лишив способности говорить, двигаться и думать. Наконец, выбравшись на секунду из забытья, она открыла рот и, не глядя ни на кого из родителей, в один миг ставших ей чужими людьми, произнесла не своим голосом:
- Понятно. Я пойду.
Она отвернулась и, почти ничего не видя перед собой, вышла из кабинета. Войдя в свою спальню, она закрыла дверь, бросила на пол всё это время висевшую у неё на плече сумку, потом, не включая свет, подошла к кровати и спиной упала на неё без сил. Юля бессмысленно смотрела в потолок и чувствовала, как падает в холодную и тёмную бездну одиночества. В голове её была только одна мысль, причинявшая нестерпимую боль её сердцу и обжигавшая глаза подступавшими к ним слезами: «Я не нужна им, - думала она, - я им не нужна». Отчаяние, сквозившее в этих простых словах, затопляло её разум бессильным гневом непонимания. Почему, почему, за что? За что достались ей в качестве отца и матери эти два бесчувственных чудовища, всю жизнь относившиеся к ней как к досадной помехе, надоедливому зверку, вечно путающемуся под ногами? Они никогда не воспринимали её как человека, нуждающегося во внимании, заботе, ласке, любви, понимании и сочувствии, а не только в еде и одежде. Они дали ей все с материальной точки зрения, но почти ничего с человеческой, как если бы она была для них не больше, чем цветком в горшке, которому они не считали нужным давать свыше того, что было необходимо только для выживания. Вся её жизнь, проведённая с ними, представилась Юле сплошной серой пеленой, сырой и липкой, лишённой даже проблеска настоящего света. И если до сегодняшнего вечера у неё оставались ещё какие-то иллюзии по поводу отношения родителей к ней, то теперь они развеялись окончательно.
Прошедший день принёс Юле немало разочарований и поводов для печали, но не только эти чувства испытывала девушка, лёжа на кровати и обдумывая предательство Даши и тонкий намёк родителей на то, что они больше не желают видеть её в своём доме. Растянувшись на мягкой постели, она отчётливо, словно в кошмарном сне, видела, как рушится её старый, казавшийся таким прочным и надёжным мир. Два основания из трёх, на которых он незаметно держался до этого вечера, зашатались и рухнули в один миг, разбив фундамент её мировоззрения. Одним из этих опорных столпов был родительский дом, который, несмотря на холодную отчуждённость его обитателей, подсознательно ассоциировался у неё с убежищем от бушующего внешнего мира. Другим была Даша, которую за несколько лет их постоянного общения и дружбы она стала воспринимать как неотъемлемую часть своей жизни, как человека, разделявшего её радости и печали, составлявшего душевную компанию и во всём оказывавшего поддержку. В общем, Даша была её единственной близкой подругой, с которой ей всегда было приятно и легко, и этим всё сказано. Третьим столпом, последним, который ещё стоял, была Вика, которая на протяжении всей её жизни старалась компенсировать ей недостаток родительской любви и внимания. Но после того, как легко и бесповоротно рухнули два других, Юля уже не могла заставить себя поверить в постоянство и надёжность последнего. Пусть не было у неё повода сомневаться в Вике, в её привязанности к ней и искренности, сердце девушки, опалённое болью предательства, уже не могло полностью довериться другому человеку. Сегодня Юля окончательно поняла, что рассчитывать в чём бы то ни было она может только на себя.
В душе девушки оборвалась ещё одна нить из тех, что связывали её с этим миром, с живущими в нём людьми, с их мыслями, чувствами и устремлениями. Следом за этой нитью начали одна за другой натягиваться и лопаться остальные. Почти физически Юля слышала сопровождавшие этот процесс хлопки. И вдруг она почувствовала, что висит в безграничной и беспросветной пустоте одиночества, и нет ни одного ориентира, который мог бы помочь ей выбраться оттуда. Её окружало холодное безмолвие, лишённое эмоций, лишённое красок, лишённое надежды. Казалось, всю вселенную поглотила эта бездна бесчувствия и безразличия. Юля блуждала по ней, стремясь найти хоть один тёплый светлый островок, где она могла бы спрятаться от нараставшего, раздиравшего душу вопля жгучей тоски отвергнутого миром создания.
Да, Юле казалось, что не только родители и подруга, но весь мир предал и отверг её, оттолкнув от себя в пучину мрака и одиночества. В отчаянной надежде обращала она мысли к небесам, но разум её, затуманенный горем, позабывший всё, кроме своих страданий, и во вселенских просторах видел лишь холод и безразличие. Она взывала к звёздам в поисках утешения, но не была способны услышать их голоса, доступные лишь ясному сознанию, и потому они предстали перед ней безответными и замкнутыми в собственном огненном величии. Отчаяние накрыло её плотной, обессиливающей волной, и сам космос в его беспредельности и сверкающей царственности представился ей лишённым сочувствия и любви.
Этого Юля уже не могла вынести. Сердце её заполнилось болью до краёв, слёзы потекли из глаз двумя тоненькими ручейками, а вместе с ним что-то навсегда утекало из её жизни. Она плакала беззвучно, но горько, как никогда прежде, сокрушаясь не столько о постигшем её несчастии, сколько о безнадёжности поисков утешения, в которой уверила себя. Жизнь вновь показалась ей бессмысленной, ибо какой в ней мог быть смысл, если она, Юля, никому не нужна, даже тем, кто должен был бы любить её сильнее всего.
Долго слёзы её не иссякали, сотрясая грудь немыми рыданиями, сжимая горло стальными тисками, от чего Юле было трудно дышать. Но всё когда-нибудь заканчивается. Закончились и слёзы, оставив в ней только опустошение и бесконечную усталость. Время было уже позднее, нужно было ложиться спать, ведь работу назавтра никто не отменял. Собрав волю в кулак, Юля поднялась с кровати, смахнула застывшие на ресницах слезинки и пошла к стоявшему напротив постели шкафу-купе переодеваться. Закончив с одеждой, она не пошла вниз на кухню, поскольку не испытывала голода, а сразу направилась в ванну на втором этаже, чтобы принять душ.
Спустя полчаса Юля снова была в комнате, но уже в другом настроении, чем когда покидала её. Горячая вода оказала волшебный эффект на неё, смыв усталость и уныние, вызвала желание оставить в прошлом все неприятные события этого дня. Она пришла в себя и поняла, что разум её был затуманен и не мог мыслить здраво, поэтому и нарисовал ей бездну ледяного мрака во вселенной. Теперь, когда сознание её прояснилось, Юля начала интуитивно ощущать, что неправа была в своём отчаянии, но свежие раны в её сердце еще давали знать о себе ноющей болью. Чтобы окончательно успокоиться, она решила доказать самой себе, что весь космос не может быть пристанищем столь же безжизненно безразличных существ, какими были её родители.
Этой ночью Юле было гораздо легче, чем прежде, подняться к звёздам, потому что нити, привязывавшие её сознание к Земле, были разорваны, и освобождённый дух устремился к небесам вслед за всепроникающей мыслью.