Меланхолия и осатанение куртизанок

Екатерина Кантая
В январе, в самый разгар крещенских морозов, на улицах  города Бышева все стали замечать группу юношей атлетического телосложения с обнаженным торсом.
Про этот провинциальный городок поговаривали, что повернись колесо истории немного под другим углом – быть ему столицей всея Руси (хотя такие разговоры ведут граждане практически всех уважающих себя губерний).  Но колесо не дрогнуло, и жизнь в Бышеве струилась блеклой обыденной лентой постновогодней пасмурной серости, далекой от столичного блеска.
Жители, и прежде всего жительницы,  в это время все чаще ощущали приступы меланхолии – состояние утраты способности к радости, непроходящее чувство усталости, начинающееся с самого неуютного утра и длящееся сквозь хлопотный день до ранней темноты январского вечера.
И вот в такой момент они стали появляться. Крепкие, совершенно босые, в черных джинсах и рельефным рисунком обнаженного торса. Их было человек восемь, стоящих вряд, широко расставив ноги и сжав руки в кулаки. В выражении напряженных лиц сквозила странная мощь, решительность и сосредоточенность.
 Их видели на разных остановках в центральной части города.  Озябшие горожанки с авоськами, наполненными хлебом, сосисками, кефиром и прочим нехитрым провиантом, задрав головы в нелепых вязанных шапочках всевозможных оттенков, застывали, рассматривая   с некоторой долей смущения, но тем не менее пристально крепкие мужские тела. Некоторые подруги перешептывались:
 - Смотри, мужской балет «Экстаз». В Планете будет, через три недели. Из самого Санкт-Петербурга – значит профессиональный коллектив.
- Написано – победители международных конкурсов. Наверное классное зрелище. Может, сходим?
- А что.. Можно. Билеты видно дорогущие – видишь какое крутое оформление сцены, свет.
Было ясно, что не регалии коллектива, не талантливая режиссура и работа художников по свету притягивала мысли горожанок вновь и вновь к предстоящему спектаклю. От парней на афишах, расклеенных по всему городу, веяло неистовой мужской энергетикой, здоровой и дикой. И меланхолические настроения бышанок, так привычно приклеенные к их озябшим лицам и фигурам, нет-нет да и  соскальзывали прочь, увлекаемые мыслями о предстоящем двухчасовом шоу в развлекательном центре Планета.
Некоторые женщины имели неосторожность заговорить о грядущем культурном событии с мужьями, делая акцент на слове «балет», что неизменно вызывало у тех уныло-классические ассоциации. Но после рекламы, прошедшей по местному телевидению, сомнений ни у кого не оставалось – название труппы –  «Экстаз» максимально отражало эффект, на который было рассчитано выступление. Еще более обнаженные танцовщики в минутном ролике успели продемонстрировать чудеса пластики, выразительность линий и главное  энергию тела, призванные смутить и раздразнить воображение любой зрительницы.
- Зачем тебе надо это шоу для озабоченных барышень? – примерно после такой фразы по поводу похода благоверной на балет, несколько жителей Бышева получили серьезные психические увечья, столкнувшись лицом к лицу с правдой о своей  собственной мужской привлекательности.
Билеты на спектакль, как выяснилось, и  правда были совсем не дешевые. Местный театр не позволял себе подобный уровень цен даже на премьерные постановки. Но, что самое интересное, на сайте предварительной продажи подавляющее большинство мест в зрительном зале уже за три недели были помечены черным цветом. Это означало, что билеты на них выкуплены.
В назначенный день и час площадка перед входом в зал «Планеты» празднично сияла множеством огней. То и дело к парадному крыльцу подъезжали автомобили, дорогие и не очень, а то и просто такси, из которых по одной, или группами выходили женщины. Некоторые целовали перед уходом мужчин, сидящих за рулем, но к дверям направлялись уже без них.
Поток женщин сквозь арки металлоискателя направлялся к гардеробу, а затем равномерными, благоухающими разномастным парфюмом, струями распределялся между баром, уборной и холлом перед зрительным залом.
Боже мой, что это была за публика!  От угловатых школьниц, подчеркнуто независимых, с экстремальными стрижками цвета вороного крыла, до пожилых театралок с аккуратно подведенными линиями бровей и губ и неизменной крупной брошью, соединяющей половинки ажурной накидки. Среди зрительниц выделялись респектабельные дамы, от которых неуловимо пахло сладкой роскошью. Они извлекали себя из меховых оберток и с загадочной полуулыбкой шествовали по паркету, цокая высокими  сапогами на каблуках. Были дамочки попроще, они чаще кучковались небольшими группками, весело переговаривались, прыская то и дело смехом. Некоторые из них были одеты строго, как школьные учительницы, другие поражали откровенностью вырезов в самых неожиданных местах и яркостью бижутерии. Мужские фигуры изредка мелькали среди всего этого великолепия, но выглядели скорее растерянно, чем празднично.
Стремясь справиться с волнением и настроиться на удовольствие, многие зрелые дамочки поспешили выпить по рюмке коньяку, а кто помоложе – зеленоватого коктейля из конусообразного бокала с трубочкой.
Прошло немного времени, и зал стал наполняться.  Зрительницы рассаживались, плотно заполняя своими нарядными телами отведенное пространство бахантых кресел.
 - Уважаемая публика,  мы рады вас  приветствовать в этом зале, - раздался низкий мужской голос откуда-то сверху. Он звучал с придыханием, на некоторых словах практически переходя в шепот.
- Мы просим вас отключить свои телефоны, чтобы их звучание не разрушало впечатление от выступления артистов.
Зрительницы заулыбались, взволнованно закопошились, роясь в сумочках в поиске телефонов.
Спустя пару минут голос послышался снова:
- Мы понимаем, что не у каждой из вас получилось сделать это с первого раза. – голос стал еще более густым и бархатистым. – И мы даем вам еще один шанс выключить свой телефон.
- Дополнительно сообщаем, что фото и видео съемка во время спектакля….- говорящий сделал паузу, во время которой его дыхание наполнило зал, и закончил фразу -…. Разрешены!
Свет погас и на сцену, залитую глубоким синим светом прожекторов, выбежали восемь полуобнаженных танцоров, босых в черных джинсах, облегающих упругие ягодицы.
Зал, бурно зааплодировал, как будто снимая с себя хлопками остатки напряжения от ожидания действа. Лица зрительниц, погруженных в полумрак,  оживились интересом. Представление началось.
Танцоры были по-античному красивы и при этом представляли собой разные мужские типажи. Один, невысокого роста, был юрким и гибким, его движения отличались стремительностью, а прыжки нарушали представления о законах гравитации. Другой  сильный и статный, с широкой спиной был похож скорее на атлета, чем на танцора. Третий – длинноволосый, высокий с утонченными и очень пластичными руками, живущими своей, независимой жизнью. Четвертый  – скуластый, с восточной короткой бородкой выделялся кошачьей упругостью походки и сдержанностью мимики…
 Не смотря на одинаковые костюмы, ни один артист не был похож на другого.  Для каждой пары женских глаз нашелся именно тот, кто приковал к себе, заставляя фиксировать штрихи движений, поворот головы, улыбку, напряжение мышц.
Представление включало в себя отдельные танцевальные номера. Менялись костюмы артистов: от ярких оранжевых блуз в стиле диско и пышных париков до черных фраков и средневековых камзолов. Менялась музыка от диких африканских ритмов до классических балетных партий. Менялись лица женщин: от  любопытства и расслабленного любования до сосредоточенно-наряженного и даже немного ожесточенного выражения.
Темп и угловатость ритмического рисунка танца становились все острее.
Звуки,  тела,  взгляды обжигали страстной волной которая каждой зрительницей в зале воспринималось как откровение, адресованное именно ей.
И женщины преображались. Поднимались подбородки, расправлялись плечи, поднималась грудь, глубже становилось дыхание, управляемое музыкой. Зал наполнился шальными куртизанками, соблазнительными и бесшабашными.  Именно им, царицам разгула,  посвящено это пиршество тел, это изящество и сила мужского движения.
Взывающе дерзко  и  властно звучали окрики:
- Да, да! Давай еще… Громче, сильнее!
- Мне нравится этот! Супер! Еще.. я хочу еще!
Крики прорывались через аплодисменты и смешивались с восхищенными воплями не имеющими словесной формы.
В какой- то миг, когда волнение зала, казалось вышло из берегов, на пике мелодии звук оборвался и танцоры замерли, застыли в напряжении запрокинув вверх лица. Тишина на несколько секунд прорвала пространство…. И через миг с потолка на полуобнаженные тела   обрушился ливень!
Это был настоящий дождь, звонко лупивший спины и плечи, грохочущий ударами хлестких капель не разбирая ничего кругом и приводя в действие тела танцовщиков. Брызги ажурными веерами, подсвеченными синим и алым светом прожекторов, разлетались от каждого движения пересекаясь друг с другом причудливыми узорами.
И хотя вода заливала только пространство сцены не было ни одной женщины, не ощутившей упругость дождевых струй, летящую энергию брызг, свободу босых ног, рассекающих поверхность воды с веселым осатанением…
Потом вдруг все замерло. Артисты вышли на поклон и удалились со сцены. В зале зажгли свет. Зрительницы, суетливо подхватив сумочки, вставали с кресел, протискивались между рядов к выходу, косясь на мокрое голубое покрытие сцены. Пустая и залитая плоским светом, она казалось чем-то пошлым, предающим тот восторг который несколько секунд назад царил в зале.
Внезапно снова стала реальностью та жизнь, за дверями, на серых блеклых улицах Бышева. В домах, где говорят о ценах на гречку и оплате кредитов, а в подъездах пахнет кошками. Где каждая из них играет набор  ролей, выбранных не ею, и потому играет бездарно. Где там много поводов для зависти и  раздражения и так редко случается настоящий восторг. Не имитация благополучия, а реальный, для которого и создана женская природа.
И мысль об этом показалась многим невыносимой и несправедливой. И две огромные очереди – в гардероб и в туалет, переплетающиеся как толстые ленивые питоны, сжимали  в тиски их разгулявшееся воображение, вызывая злость. 
Несколько дам  потеряв всяческое терпение, метнулись к мужской уборной, и через минуту выйдя оттуда с победным превосходством бросили взгляд на нескончаемую толпу. Их примеру последовали другие.. С каким-то осатанением они хлынули в мужской туалет, заставляя случайно оказавшихся там  представителей сексуального меньшинства трусливо прижаться к писсуарам…

Спустя полчаса двое уставших от работы мужчин смотрели из окна на последних зрительниц, отъезжающих от ворот Планеты.
- Как же они примитивны, предсказуемы и утомительны, эти женщины…- тихо произнес один, проведя ладонью по запотевшему стеклу. Второй, молча улыбнувшись, мягко обнял его за плечи.