В доме Абдул Гаффар-хана
Почти случайно в руки попала старая фотография. На черно-белом снимке военные люди с собакой позируют на фоне не особо примечательных растений, а на заднем плане - просто стена. Мало кто обратит внимание на такое произведение искусства, разве что сами участники, вспоминая о своей молодости, да и то - снимок слабоват, лица едва различимы.
Между тем, событие было знаменательное.
Эту фотографию сделал капитан Гареница в шесть часов утра 23 января 1988 года. Солнце еще не взошло, человеческий глаз в предрассветную пору видит хорошо, а вот для обычной фотопленки задача оказалась трудной. На снимке слева: Володя Галич, рядом переводчик, саперы, и служебная собака. Стоит эта группа на месте, где позже был захоронен Великий лидер пуштунских племен Абдул Гаффар-хан, рядом с его домом в городе Джелалабаде. Процессия похорон состоялась спустя несколько часов.
В декабре 1987 года в батальон пришла тревожная телефонограмма:
" В Пешаваре в любой момент может скончаться лидер пуштунских племен Гаффар-хан. Согласно его завещанию, он должен быть захоронен на территории имения в городе Джелалабаде. В случае его похорон все подразделения батальона должны быть приведены в полную боевую готовность, - в Джелалабаде и его пригороде возможны провокации и теракты".
Пункт постоянной дислокации нашего батальона специального назначения находился в трехстах метрах от трассы Пешавар - Джелалабад, по которой должны были прибыть тысячи участников похорон. Как могли повести себя представители двенадцати миллионов пуштунских племен из Пакистана и восьми миллионов из Афганистана, никто даже предположить себе не мог.
Шло время. Батальон вел плановую боевую работу в зоне своей ответственности. Офицеры стали надеяться, что все обойтется. Лидер пуштунов еще мог бы пожить, и власти Пакистана могли бы не дать разрешение на массовую процессию похорон на территории другого государства.
Поздним вечером 20 января пришло сообщение о кончине Великого Абдул Гаффар-хана, и о согласовании между правительствами двух стран: Афганистана и Пакистана его похорон, назначенных на 23 января в Джелалабаде.
22 января комбат Владимир Федорович Воробьев поставил задачу капитану Гаренице: прибыть к дувалу Гаффар-хана к четырем часам утра и обследовать каждый сантиметр дома и двора, с тем чтобы исключить возможность проведения теракта на месте похорон. А утром, после прибытия высокопоставленных лиц, сдать объект афганским спецслужбам и, не привлекая внимания вернуться в расположение батальона.
23 января 1988 года в 3 часа утра группа саперов лейтенанта Галича под командованием начальника инженерной службы Владимира Гареницы загрузилась на БТР роты минирования и направилась в Джелалабад. Разведчикам, конечно, приходилось рано утром выезжать на аэродром, но чтобы в город до рассвета - такого не было.
На территории Афганистана действовал комендантский час: с 22 вечера и до 6 часов утра. Советские войска тоже старались соблюдать правила, и горожан без особой нужды в это время не беспокоили.
Дом Гафархана стоял на ближайшей улице Джелалабада с восточной стороны города. Сотни раз, выезжая на боевые действия в Кунар, Лагман или на Шахидан, отряд специального назначения следовал мимо большого дувала, но никто даже подумать не мог, что за этой высокой стеной дом Лидера всех пуштунов, одного из немногих, кто стоял на стороне мира, а не войны.
БТР остановился в ста метрах от назначенного места. Группа саперов по команде спрыгнула к машине и направилась к дувалу на улице, возле которого стояли афганские часовые. Советских спецназовцев в дверях встретил начальник МГБ провинции Нангархар Абдулла Мирр.
Через переводчика, капитан Гареница попросил всех афганцев покинуть территорию, что было немедленно выполнено. У входа была выставлена наша охрана. Внутри с саперами остался только сам Мирр.
Володя Галич начал проверку с дома.
Необычное двухэтажное строение с невысокой крышей напоминало старинный антикварный комод из красного дерева, выполненный в индийском колониальном стиле. Прихожая, лестница, все несло на себе отпечаток иной давно ушедшей культуры. Комнаты второго этажа были небольшими, но достаточно светлыми, что тоже было непривычно для Афганистана, с потолков на скрученных допотопных проводах свисали лампочки без плафонов. Все поверхности были покрыты скорее не пылью, а тленом канувших времен. Дерево местами пришло в негодность, но общая картина выражала благородное достоинство старинного жилища.
После тщательной проверке внутренних помещений капитан Гареница, в роли руководителя советской дипломатической миссии, медленно прогуливался вокруг дома вместе с Абдуллой Мирром. Стараясь не мешать саперам, они вели светскую беседу через переводчика.
Из советских источников офицеры ничего не знали о Гаффар-хане и, скорее, относили его к противникам, чем к друзьям. Ведь он жил на территории Пакистана, откуда постоянно шли банды и оружие, да к тому же был лидером племен, многие из которых вели непримиримую борьбу с правительством Афганистана и с советскими войсками.
Абдулла Мирр с большим уважением рассказывал о жизни Гаффар-хана: о том, как разные силы на протяжении многих лет пытались склонить лидера на свою сторону, что последние годы в Пакистане он был под домашним арестом, но Апрельскую революцию в Афганистане тоже не принял.
Когда Володя Гареница узнал, что сам Махатма Ганди был большим другом Гаффар-хана, сомнений не было - его саперы старались для Великого человека.
Один вопрос остался без ответа: в составе какого государства Абдул Гафар-хан видел афганские провинции с восемью миллионами пуштунов, если он был против раздела Индии и создания государства Пакистан. Возможно, местом своего захоронения Великий вождь давал подсказку соплеменникам, но у Абдуллы Мирра точного ответа на сей счет не было.
Саперы Володи Галича при помощи щупов и миноискателей проверили каждый закоулок и каждую пядь земли.
Самым счастливым среди служивых выглядел пес по кличке Гром. Интенсивно поработав носом первые полчаса, он знал, что в этом дувале все в порядке, и теперь можно в свое удовольствие обнюхать территорию, в чем, надо сказать, ему никто не мешал. Он не обращал внимание на двуногих и был ужасно горд своей миссией - правители двух государств и сам Абдул Гаффар-хан нуждались в его услугах.
В шесть часов утра заканчивался комендантский час, город начал оживать. Был поднят шлагбаум и на афгано-пакистанской границе, до которой было немногим больше восьмидесяти километров. А значит, что через пару часов в этот район Джелалабада должны были ворваться паломники.
Мирр ушел встречать высокопоставленных лиц из Кабула. Володя Гареница сделал для истории несколько фотографий на месте будущего захоронения, и офицеры вышли из дувала на улицу, оставив объект международного значения на своих бойцов.
Удивительный он - Джелалабад ранним утром. Под сенью азиатских эвкалиптов, тополей вдоль улицы две стены разновысотных дувалов, с ветвей несмолкаемый гомон диковинных птиц, рядом с которыми наши воробьи и галки казались бы безголосыми пичугами. Во влажном воздухе - пряный сладковатый запах, с примесью эвкалиптового веника.
До голодных желудков сразу дошел аромат восточного свежеиспеченного хлеба.
Метрах в ста от дома Гафархана на противоположной стороне улицы открылись ставни пекарни. Офицеры направились прямо туда. В проеме хлебного дукана, возле тандыра трудился пекарь, лет тридцати пяти. Рядом с ним на большом подносе лежала гора свежих лепешек из грубого бездрожжевого теста. Рядом справа к стене была прибита доска, выкрашенная черной краской, и на ней мелом была написана цена:
Дудей - 12 рупи (Хлеб - 12 афганей, пушту). В Афганистане часто использовали рупии на ценниках, хотя к индийским, или пакистанским деньгам они не имели ни какого отношения.
Переводчик порылся в карманах бушлата и нашел бумажку 10 афганей. Больше ни у кого ничего не нашлось.
- Плара, ахва гварем, ну дудей мата рака, джер пайсе на ларем, (Извини, отец, дай хлеба, больше денег нет, пушту), - обратился переводчик к суровому пекарю и протянул единственную купюру.
Афганец до этого момента делал вид, что никого не замечал и ни одним мускулом не показал своего волнения.
- Парва на кава, (Разницы нет, пушту) - с достоинством ответил пекарь, простив военным две афгани, - Ста нум це дей? (Как тебя зовут? Пушту). Афганцы почти всегда задавали этот вопрос, когда слышали речь на пушту.
- Ахмад, - ответил переводчик и добавил: - Ахмад Карим.
Восточное имя ему понадобилось сразу , как началась работа с наводчиками, которые приходили с "той" стороны, из Пакистана. Приставка появилось позже, с опытом. Это был, своего рода, скрытый тест, чтобы понять, с кем имеешь дело.
Человек враждебный, резкий сразу начинал возмущаться, доказывать, что не бывает таких имен у европейцев, требовал прочесть суры из Корана...
Человек спокойный, мудрый воспринимал такое имя, как знак уважения к народу и его культуре, и отвечал взаимностью.
Пекарь внимательно посмотрел на покупателя и расплылся в улыбке.
- Джера манена, пер меха де ха! (Большое спасибо, всего тебе доброго! пушту) - поблагодарил переводчик.
- Худо хо фес! (восточное, русский аналог: С Богом!), - ответил афганец.
Его лицо светилось гордостью и он был заметно рад, что первые покупатели не спугнули его удачу, и день теперь сулил быть добрым.
Офицеры вернулись в дом Гаффар-хана и разделили с бойцами лепешку. Хлеб был из грубой муки, но очень вкусный.
Все проезды к этой улице были по-прежнему перекрыты царандоем (местной полицией). Ближе к восьми часам утра перед дувалом стали собираться толпы людей. Капитан Гареница сдал проверенный саперами объект важному начальнику из Кабула, и Володя Галич снял своих людей с охраны.
Возле двери дувала Гаффар-хана остановился Мерседес последней модели с пакистанским флагом и номерами. Офицеры не смогли удержаться от соблазна и сделали на память несколько фото у автомобиля, чем "насмерть" перепугали ее водителя.
Через сто метров у знакомой пекарни, спецназовцы увидели полноватого мальчика лет одиннадцати и стройную девочку лет семи, видимо, детей хозяина. Отец передавал им огромные подносы с хлебом, причем, малая сразу поставила свой на голову, и юные работники, сильно смущаясь, пошли навстречу советским военным, а дальше - к центру города. Ахмад не смог удержаться и снял на ФЭД этот трогательный эпизод.
Прощаясь, офицеры на ходу дружно подняли правые руки, а афганец, стоя у своей хлебной лавки, приложил руку к сердцу и сделал едва заметный поклон головы.
Выполнив задачу, "шурави" по-молодецки запрыгнули на броню БТР-80. Приятно заурчал новый дизель, и машина благородно тронулась вперед. За поворотом ребята увидели первых пакистанцев: они грузили в багажники своих машин упаковки югославского шипучего напитка "Si-si" (отдаленно напоминавшего "Фанту"), волею судеб и руками интендантских служб перекочевавших в большом количестве из советских армейских магазинов в джелалабадские дуканы.
Эта картина здорово повеселили спецназовцев.
На выезде из Джелалабада возник сплошной затор из раскрашенных пакистанских легковушек и пикапов. Регулировщики пытались направить основной поток машин в южную сторону города, где были организованы две большие стоянки, но пакистанские водилы наступали широким фронтом, используя любую брешь, чтобы ворваться в город.
БТР спецназовцев занял левую встречную обочину и по ней стал пробиваться к батальону на восток. Навстречу в четыре ряда ехали ликующие пуштуны. Из всех автомобилей доносились народные песни, магнитолы вопили на полную мощь голосами любимых индийских исполнителей. Высунувшиеся из машин люди подпевали и с удивлением и радостью встречали советский военных, махали им, бросали цветы и постоянно скандировали:
- Пахтане барьялай ди ви! Пахтане барьялай ди ви! (Пуштуны победят! Победа будет за пуштунами! пушту).
Всю дорогу до самого батальона нашим ребятам встречались светлые радостные лица. Складывалось впечатление, что радушнее этого народа нет в целом свете, и не было вокруг войны. Радость ликующих пуштунов передавалась нашим саперам.
Не было смерти. Абдул Гаффар-хан оставался лидером пуштунских племен и дарил своему народу светлый незабываемый праздник...
После обеда Абдулла Мирр сообщил в батальон, что на южной площади города, где была самая большая стоянка автомобилей, был взорван грузовик со взрывчаткой. По предварительным данным в теракте погибли 86 человек, в том числе начальник афганского центра радиоперехвата, которого мы хорошо знали. Он вышел на обед и не вернулся. Позже подчиненные опознали его труп по ботинкам.
Кому нужно было взрывать ликующую толпу пуштунов, можно было только гадать.
Официальные власти Афганистана сообщили на следующий день о теракте и шести погибших паломниках во время похоронной процессии в Джелалабаде.
P.S.
В апреле 1988 года советское командование приняло предложение афганской аппозиции обменять старейшину одного из пуштунских кланов, захваченного в ходе армейской операции в Хосте, на нашего солдата, попавшего в плен в Бараках. Пуштун лет шестидесяти в белоснежной чалме выглядел очень благородно, такого редко можно было встретить на городских улицах.
На первую встречу, где я должен был работать переводчиком, представители пакистанской стороны не явились. В ходе длительного ожидания старейшина вдруг заговорил.
С интонацией человека, глаголющего исключительно истины, он "проповедовал", что:
- зря "шурави" считают, что пуштуны продались американцам, и очень скоро все в этом убедятся...;
- Советский Союз развалится, а Средняя Азия войдет в состав халифата...;
- И только правоверные мусульмане будут помилованы и, дальше в таком же духе...
А я вспоминал старинный дом Великого Абдул Гаффар-хана и сожалел, что время мирных лидеров пуштунского народа осталось в прошлом.
Но верил, что оно обязательно придет!