Старые одесские майсы.
... Я не стал бандитом совсем не потому, что был «юный пионер – всем пример», и обещал перед лицом своих товарищей всегда чтить и не опозорить!..
И, еще, не потому, что больше всего на свете любил сахарные петушки на палочке и пшенку от тети Нюры за десять копеек, а в тюрьме, это было всем известно, дают одну только баланду и кирзовую кашу!
На самом деле, я не стал бандитом только благодаря толстой тете Броне из Одессы, куда я ездил каждое лето к бабушке. Тетя Броня жила во втором подъезде и летом всегда сидела на солнышке и грелась, так как у нее был ревматизм и болели суставы.
Тетю Броню все называли за глаза танком, хотя танк сам по себе был, конечно, более щуплым. Если тетя Броня вывешивала сушить на двор свой розовый бюстгальтер и свои полосатые трусы, так уже никто ни пройти, ни проехать не мог, чтоб не зацепиться за них головой или велосипедом. А она вывешивала их каждый день, потому что, что-что, гигиена в то время была залог здоровья!
В вопросах подрастающего поколения Тетя Броня не была Макаренко, и не была инспектором ОБЛОНО, но все равно, благодаря ей я не пошел за решетку, хотя, она уверяла, что все равно пойду! Такой вывод она сделала лишь из-за того, что я перекрасил в темно-зеленый цвет ее белую курицу Мотю, которая, по словам тети Брони, несла такие яйца, что даже тети Ривины гуси ей завидовали черной завистью! Получилось это не преднамеренно, а по случаю. Просто, тети Ривин Арончик с первого этажа красил у себя оконные рамы, и оставил без присмотра кисть и банку с краской, а тут как раз под руку подвернулась тети Бронина курица Мотя, которая совала свой клюв во все дала!.. В этих обстоятельствах ее бы перекрасил любой, хотя тетя Броня это ни как не хотела взять в голову, а взяла в голову, что Мотя, став зеленой, несла на нервной почве уже не крупные, а мелкие яйца, и Рива со своими гусями по этому поводу даже злорадствовала!
Но особенно тетя Броня доказывала, что я сяду в тюрьму, когда я всего один-единственный раз подпилил в ее табуретке ножку. На ножку я замахнулся не из-за прихоти и не из вредности, а потому что тетя Броня специально садилась на эту табуретку там, где у нас проходило футбольное поле. И именно тогда, когда начинался принципиальный матч с соседним двором, за который стоял непробиваемый длинный Додик! А тетя Броня вместе с табуреткой занимала всю штрафную площадку, и пройти ее было трудней, чем знаменитого Логофета! Нет, когда она сидела в твоей штрафной площадке, это еще было полбеды, но когда менялись воротами, это была настоящая беда! Поэтому, когда однажды Арончик оставил без присмотра ножовку по дереву, участь тети Брониной табуретки была решена! Потом Тетя Броня так орала, будто я подпилил две ножки, и уверяла, что так низко она еще никогда не падала, и специально держалась за бок, и охала на весь двор, чтобы нагнать цену! И моей бабушке, чтобы хоть как-то загладить конфликт, пришлось уступить тете Броне полушерстяной ковер два на три с узбекским орнаментом.
А с курицей тетя Броня вообще зря кричала, как бешеная. Клянусь, что зеленая курица неслась еще лучше, чем белая. И к тому же, ни у кого во всем Дуринском переулке не было зеленой курицы и все ходили на нее смотреть, так что, тетя Броня должна была мне сказала спасибо, но, увы, ей благодарность была не ведома!
... После лета я на поезде сутки возвращался домой. Мы жили в пятиэтажном кирпичном доме, в котором было четыре подъезда. А сам двор у нас был проходной.
И вот, в каждом подъезде у нас кто-то обязательно сидел, или уже вышел, или только собирался. Кто за хулиганство, кто, за мелкое воровство и, даже, за то, что пририсовал Ленину большие усы и украл транспарант. То есть, среда у нас была благоприятная, и предпосылки сесть были хорошие. Но, я всегда включал тормоза, и не влезал ни в какие истории. И все благодаря тете Броне! Я не мог доставить ей такое удовольствие. Она только и ждала, что спросит у моей бабушки: «Ну, и где ваш разбойник, чего он не приехал на это лето в Одессу?». И бабушка вынуждена будет сказать, что я сел в тюрьму! А тетя Броня от счастья упадет со своей табуретки и скажет:
«Ну, а что я говорила?! Что он настоящий бандит!».
Но я, конечно, зря боялся, потому что, когда речь шла о внуках, моя бабушка, честнейший человек, могла немного приврать. И она сказала бы тете Броне, что я теперь учусь то ли в Большой академии, то ли в Главной консерватории, или, сразу и там, и там! А ни там, и ни там вообще нет каникул, потому что там растят или Мичуриных, или Ойстрахов!
Потом прошло много лет и все поменялось в жизни. Уже разъехался, кто куда, бабушкин дворик. И уже не стало моей бабушки. Да и всех, кто жил в этом дворике, я думал, тоже не стало.
Но меня все равно туда тянуло, чтобы постоять под старой шелковицей, опереться на кривой заборчик рядом с колонкой и немного повспоминать.
... Посреди двора на той самой табуретке, к которой, вместо подпиленной, была приделана совершенно чужая ножка, сидела толстая тетя Броня по кличке танк и грелась на солнышке, а рядом на веревке сушился ее розовый бюстгальтер и полосатые трусы.
Тетя Броня посмотрела на меня без всякого удивления, будто, ждала увидеть именно меня и спросила: «А, это ты, разбойник?! И где это ты был, что тебя давно не было тут видно?!».
И я, чтобы не разочаровывать тетю Броню, сказал: «Сидел, тетя Броня, все это время сидел за всякое!».
Тетя Броня посмотрела на меня укоризненно, тяжело вздохнула и сказала:
«Вот, ты дурак, все же! И хорошо, что твоя бабушка не дожила до этого черного дня! Она всегда мечтала, чтоб ты стал академик или, хотя бы, Ойстрах! А ты!.. Обещай мне на этом месте, что ты больше никогда так не будешь! Хорошо?! И дай я тебя все же обниму!»...
А.К.