Танька

Я, уже, который год захожу в это кафе, особенно когда с плаванья возвращаюсь.
Сдаю пальто, прохожу в зал, сажусь за свой любимый столик, под фикус, немного свыкаюсь с временными неудобствами. Ловлю взглядом, внимание официанта, чтобы кивком головы поздороваться.
Ах, вот и увидел:- со свиданьицем,- улыбаюсь.
Знаю, что удивился, хотя на вид, как статуя, спокойный, значит подойдёт не замедляя.
 Зал пустой, и народу только я да бармен с Санькой, да ещё швейцар старичок в ливрее.
Санька, так, зовут официанта, не торопится.
Да и ничего не хочется.  Так если только посидеть, и музыку послушать.
Санька мой вкус знает, и,каждый раз старается потрафить,  моё ожидание, врубает на полную катушку, потом немного приглушая.
Мой отстой, так они называют, мою музыку, знают все, кто меня знает.  А тот, кто знает меня,  терпят, возможно, уважают, или боятся?
Кафе молодёжное, ресторанного типа, значит, народ должен придти.  Правда последнее время доллар вырос, всё подорожало,  и ходить стали меньше. Только вот не понимаю, причем тут цены и свободно конвертируемая валюта.  Что они там бодяжную  водку с хлебными бифштексами за валюту покупают, да ещё таможня, не боясь, обдирает. А как же все кушать хотят, даже при жёстких санкциях.  Это раньше проверки, народный контроль, СЭС, ОБХСС, а теперь твори бог волю.
 А, вообще то, никто и не возмущается, денег нет, вот и не, ходят. Не знаю, каковы мнения молодёжи, но мои мнения таковы:
- К чему привык, с чем тебя связывает тоненькая ниточка в жизни, с тем и живи.  Новые правила, новые привычки, это удел молодёжи - соображаю я, смотря в окно.
 После импровизации Санька поставил  та - ки сборник, моих любимых, музыкальных, композиций, сделав чуть громче.  И из всех углов, где стояли невидимые колонки, послышалась божественная мелодия.  Воспоминания как птицы спорхнули, с веток, кружат вместе со звуками, носясь по яркому залу, будто залитому солнечным светом.
Исполнял оркестр, под управлением  Поля Мариа.
Музыка на акустических инструментах, классика.
Что, может быть ещё круче,  моего восприятия?
-Привет с приездом, - здоровается Санька, открывая меню.
-Да брось ты, - говорю,- с осени закормлен, принеси ка мне лучше, коньячку и кофе, и лимончик пошинкуй.  Уходит, и тут же подходит официантка, молоденькая девочка, приносит всё  что просил, улыбается, приятного вечера желает.
А, Саньке  не когда, он с двумя кошельками что-то трёт, деловой.
Воспоминания, ах какие далёкие и тревожные чувства они могут воспроизводить, унося в прошлое.  Сидишь, кофе с коньяком, попиваешь и смотришь в стеклянную витрину.  Кофе душистое, арабика, но почему – то с французским названием жардин, да и коньяк вроде как азербайджанский, не  армянский, но всё равно вкусный, из Дербента.
На улице народ на остановке. Меня не видно из-за кустарника в кадках, а я всё, вижу, всё замечаю.
Хотя и смотрю не пристально.  Вот молодая девушка,  стоит на остановке, с прогулочной  коляской.  Пожилая женщина с ней.
Пригляделся, да это же Танька, да сомненья нет, Танька точно.
Да, Татьяна, она, немного располнела. И в когда – то  задорном  выражении лица её, узнаю заботливую мать.  Ну,  или то, что может потом из неё  слепит время.
. А ту рядом, как же её зовут? Толи  Тамара Тимофеевна, или Нина Андреевна.  Крутится что-то в голове, но никак не могу вспомнить.
Но зато вспоминаю, как эта стерва её мамаша смотрела на меня, ах как она глядела, когда я в гости к ним завалился. А особенно когда в своей постели нас застукала.
А Танька, она влюблена была, в меня, по уши, но это было давно, до плаванья.
Она замуж хотела, ну вот, наконец,  нашла достойного, хотя мужа с ней не вижу.  Мной они, конечно, пренебрегли, но я не жалею.
Одна стоит с матерью, значит мужа нет, да и откуда взяться? С такой тёщей как Тамара Тимофеевна, или Андреевна, лучше бы совсем не женится, а может даже и на свет не появляться. А  уж коли появился, то она сделает из тебя, что ты это вроде и не ты, каламбур,  какой - то получается.
Одним, словом;  деспот, диктатор, моральный террор, и многое другое.
Автобуса ждут, значит,  живут материально плохо.
Разве бы с любящим, трудящимся мужем, да на автобус с ребёнком, да ещё в час пик.
Ах уж, эти женщины, то они щедры и спускают деньги налево и направо, покупая всё нужное и не нужное, но для них самое необходимое.  То они начинают на спичках экономить.
Гляжу, а она на витрину смотрит, и кажется,  более чем внимательно.
Задержалась, неужели, меня увидела и сама не знает, я ли это? И смотрит, смотрит в мою сторону.
Да может быть меня в окно видно?
Эх,  Балда – думаю, с улицы,  если в зале яркий свет, я как на картинке, вот тебе и экономия света. Какие же энерго - сберегательные лампочки надо вкручивать, чтобы днём, так свет жечь.   На всякий случай спрятался за кустарником, что в кадках, ну и конспиратор, чуть и обнаружили.
Смотрю, мать её ругается.  Мне не слышно, но чувствую, мат, стоит, крепкий.  А Таньке всё  нипочем, уставилась в мою сторону, а сама делает вид, что в асфальт смотрит.  И показалось мне, что если бы я позвал её  в этот  момент, или бы рукой за стеклом  поманил, побежала бы, забыв про всё.  И может, быть и я рванул на встречу, прям через кадки и витрину.
С её замешательством время уже упущено. Автобус уже битком не пробиться. И вот ведь в чём конфуз через пару остановок, он снова будет пустой, основная масса выйдет у колодца, а он на Ж. д. вокзал пойдёт налегке. А тем, кому на вокзал нужно, тем место в автобусе не достанется, умоляй не пустят. Один лишь выход, либо откладывай поездку в Москву на завтра, либо милости прошу на такси. Последнее выглядит, накладно, в режим полной экономии. И вот скрипя душой, пропустив автобус, Танина мать, Нина Тимофеевна, или как её,  не могу вспомнить?  Всё та – ки  раскошеливается и ловит тачку, а сама в мю сторону, злым взглядом смотрит.  С раздражением запихивает, в такси и Таньку и своего уже большенького внука. И сетку авоську,  с банками огурцов и помидор, приготовленных  по  её индивидуальному спец рецепту.
  Садясь, к водителю,  что-то говорит, уезжают.
Сижу и думаю, увидала ли меня Танька или нет?  Наверное, увидала, если автобус проворонила. А на такси поехала, это от того что с мужем плохо живёт.  Или вообще мужа нет. Да но зачем в Москву? Значит, живёт там, значит, та - ки вышла за москвича.
Подзываю Саньку, тот бросил всё подошёл.  Уже вечер и в кафе стала подтягиваться  молодежь, а у меня возраст лет на десять с отрывом. И я вроде бы старичок.  На меня рыпаться они конечно побоятся. Но молодёжь она борзеет с каждым годом и кто знает, какой произойдёт расклад, если их больше пяти соберутся. Я,   их не боюсь, а вот Санька за свою посуду, боится, да и место хлебное, немного переживает.  Всё показываю, закругляюсь. Плачу как положено, и ещё пару рублей на чай с сахаром оставляю.
 -Ты приходи Михаил, - говорит он, только вот в то же самое время, пока бакланы не напрыгали. Бакланами он подрастающую  молодёжь называет.
-Да мне бакланы по барабану.
-Я знаю - говорит он.
И добавляет: -  дирекция ремонт недавно сделала, а после твоих барабанов, в прошлый раз, мы  полмесяца стёкла вставляли, да стулья со столами меняли.
Улыбается, включая танцевальную мелодию, на дорожку, поёт Африк Симон.
Пара бара па раба,   там та тара. Пара бара па раба там та  тара, тара, что - то в этом роде звучит старая добрая песня. И после этой зажигательно музыки, надо либо в разгул пускаться, либо сваливать. Не даёт покоя Танька,   душа щемит, чувствую если останусь, то непременно нажрусь, выбираю уход.
Подхожу к барной стойке:
- Налей Сашок, на посошок.  Выпиваю стопку водки,  не платя,  ухожу.  В раздевалке надевая пальто, напеваю про себя пришедшую мне в голову, песенку.
Пальто накинул и зал покинул,
И проглотила его ночная мгла.
Но что-то я отвлёкся, так и про Таньку не рассказал.
Побегу к своим, вчера Серёга молоток с плаванья вернулся,  опять всю ночь под гитару, нам, свои блатные песенки будет петь.
А о Таньке? О Татьяне, это уже совсем другая история…