точка зрения

1

Геннадий Иванович открыл глаза сразу, как закончился сон, приятный и чувственный, со знакомыми по работе лицами. Это было не простое утро, и он это сразу понял, пришел один из тех редких моментов, когда его тело стало необычно легким, и груз лет не казался бременем.
Каминные, "под старину" часы на постельном шкафу, показывали шесть утра. Его драгоценная "половинка", свернувшись калачиком крепко спала, касаясь мужа своими теплыми коленками.
"Ее выбор, - подумал он с нарочитым осуждением, -  плевать она хотела на свои билогические часы. От ночного телевизора не оторвать, а ведь "жаворонок" по жизни.
Босиком, из приличия обернутый простыней, он протопал на кухню, распахнул окно во двор своего кондоминиума. Кухню наполнил свежий, пока еще без выхлопных газов воздух, от него по всему телу Светлова пошли "мурашки". Гунька, так ласкательно звала его жена, картинно принял позу бодибилдера, напрягая все, что могло напрягаться. Простыня упала на пол, обнажая крепкий торс мужчины в расцвете своих сил, и подтверждая правоту римлян - "в здоровом теле - здоровый дух!"
 Если судить по столбу дыма из соседней котельной, погода обещала быть ясной. В этом не было ничего удивительного, на дворе "макушка лета" - июль.
Светлов довольно потянулся, закрыл от удовольствия глаза. Хорошая штука – жизнь! Жаловаться ему, как будто не на что: дети женаты и устроены, у каждого свое гнездо и уже свои дети. Им с Наташей здесь, на втором этаже элитного дома очень даже уютно. Живи - не хочу!
Вскипятил кофе.
– Геннадий Иванович Светлов? – в его голове возник баритональный, как у Иосифа Кобзона голос.
И продолжил утвердительно:
- Министерство науки и культуры. Начальник отдела. За плечами МГУ. Физик, женат, двое детей, двое внуков.
И без паузы констатация факта: - значит, здесь у нас все правильно.
Сидящий в трусах хозяин квартиры, не мог прийти в себя от изумления, растерянно молчал .
"Галлюцинации не иначе… с головой что-то… не просто шум в ушах, а связная речь… Тут не до кофе".
– Пейте, пейте! – ободрил его "невидимка", - я вам не помеха. - Не можете говорить про себя, давайте беседовать вслух. Пан удивлен, пан в недоумении, с кем имеет дело? Я вас понимаю… Представлюсь - ваш покорный слуга - Янек Пшенецкий, сотрудник планетарной Академии. Не слышали о такой? Теперь будете знать.
Я, как и пан - житель Земли, только живу… как бы это… далеко от вас... в будущем. Да-да, именно так. Не стану делать из этого секрета, между нами без малого четыреста лет. Доказательство того - факт нашего общения. Пану ничего не остается, как поверить мне на слово.
Речь невидимого собеседника текла как весенний ручеек: неторопливо и уверенно набирая силу. 
- Мы встретились не для того, чтобы "поговорить за жизнь", - продолжал "невидимка". – В наших делах случилась непредвиденная заминка, истина стала ускользать от нас. И задача пана - помочь нам найти ее.
На сегодняшний день, мы, к сожалению, не освоили перемещения живых существ в Пространстве и Времени, на мой взгляд, эта задача не имеет решения. Технологии, благодаря которым мы сейчас общаемся, к счастью, доступны, это все, чем мы располагаем. Они затратны, я имею в виду энергию, а не то, что пан подумал.
И вот, нам потребовался человек вашего периода: грамотный, инициативный, ответственный. Мы остановились на кандидатуре пана, мы это умеем, вычислить, найти…
 – Дженкуе!
– О, пан разумеет по-польски?
– Нет, я только это слово знаю.
- Мы хотим использовать пана, как посредника в решении нашей технической проблемы. Дело за малым - получить его согласие. Для нас эта задача скорее принципа, чьих-то амбиций, у нас такое бывает. Проблема включает в себя, кроме всего прочего и социальные аспекты. И все это заметьте - на фоне блестящего технического решения.
– Вы думали, кто-то может отказаться от общения с вами? – искренне удивился Светлов.
– Допускали такое, чего лукавить. - Есть же граждане,  обыватели по-польски, социально вялые, боязливые, бегущие от перемен. Моя хата с краю, говорят они. Мне что, больше всех надо? Как бы, чего не вышло. Что я буду с этого иметь?  Допускали…
– С кем ты Гунька разговоры разговариваешь? – донесся из спальни женский сонный голос. – Не бубнил, поберег любимую, глядишь, еще бы понежилась.
– Знать обо мне супруге пана не обязательно, – голос собеседника пропал.
– Стихи про себя читал, – нашелся Светлов.
– Про себя? - Эгоист! А про меня?
Каждое утро у Светловых начиналось с этакой любовной перебранки.
– По-моему, еще не написали, - Геннадий в раздумье. Хотя… вот слушай: "летящей походкой, ты вышла из мая, и скрылась из глаз…". Или вот еще: "любовь приходит летом в платьице зеленом…".
– Во-первых, я никуда не скрылась - не дождешься! - Во-вторых, у меня нет зеленого платья – это не мой цвет. Ты почему не живешь моими интересами, моей жизнью? – жена нарочито возмущена.
– Значит не судьба! - гнул свое Геннадий. - Остается Некрасов под твое подвенечное: "зима, крестьянин торжествуя…".
– Гунька, поначалу ты вел себя как истинный джентльмен, но потом все испортил, – театрально негодовала половинка. – Уснуть ты мне уже не дашь, тогда хоть завтрак приготовь. О кофе в постель я уже давно не мечтаю - прошли времена. Как там… с поганой овцы – хоть шерсти клок.
Хозяин и без того готовил завтрак: и Янека слушал, и на газовой плите орудовал. Ему стало совершенно ясно, если остаться дома, побыть наедине с собой не удастся.
На городской аллее, листая глянцевый журнал, Геннадий вновь услышал Янека.
- Правильно сделали! – И снова сел на своего конька: Солнечная система, Местная система галактик, туманность Андромеды… 
– Не понимаю Янек, хода ваших мыслей, - Геннадий не мог сосредоточиться на чем-то одном, это его нервировало. - Если даже все так, какое отношение это имеет к делу?
– Выслушайте меня Геннадий Иванович, не перебивая до конца, задавая лишь уточняющие вопросы, - Янек холоден как арифмометр. - Поверьте, во всем, что я рассказываю, есть логическая связь, стоит выбросить хоть один ее элемент, она исчезнет. У меня текст, и я не хочу отступать от него.
Продолжу. Вы, я не пана имею в виду, в вечном поиске. Это похвально, другое дело – в бессистемном, без правил игры. Я не оспариваю роли ваших ученых: и в теории и в практике они сильно продвинулись. Галактики Сейферта, Маркаряна, квазары, пульсары, сверхновые – это их открытия. Реализация многих идей бесподобна: приборы с зарядовой связью, телескопы, освоение Луны, Марса, "Хаббл", "Кассини - Гюйгенс".
При всем том, точность измерения расстояний оставляла желать лучшего. В деликатной звездной науке у вас приняты огромные - в разы погрешности. Условностей и допущений - тьма. Примерам такого легкомысленного отношения к делу - несть числа. Есть такое научное понятие - "двойная звезда". Вот, скажем, есть реальный Мицар – "дзета" Большой Медведицы. С другой стороны, его как бы нет, а есть условно неделимые Мицар А и Мицар Б. На самом деле, и это совсем не бинарное образование: в их составе еще один слабый компонент - восьмидесятая Большой Медведицы - Алькор.
Назвать все это двойной звездой только потому, что они зрительно совмещаются? Помнится, у ваших чукчей так племенные эпосы слагали: пою о том, что вижу. Почему вам не приходит в голову фотографии совмещенных изображений молодой березки и старого дуба назвать, скажем, акацией или секвойей? Та же самая степень научной достоверности!
Взять вашу двойную научную бухгалтерию… Обхохочешься! И это вы называете корректным научным подходом? "Товарищи ученые, доценты с кандидатами, замучились вы с иксами, запутались в нулях…".
Та же история с "эта" Кассиопеи, "альфа" Малой Медведицы – Поларисом - Полярной звездой…
Вашим ученым не терпелось оцифровать все, что попадалось на глаза, в том числе и непознаваемое. Некоторые научные деятели полагали, любое физическое явление имеет разгадку. Как бы ни так! Даже мы смирились с фактом: есть вещи, лежащие за пределами современного осмысления. И здесь мы не тратим время попусту. Интересная, говорите мысль… Дарю ее пану.
Ну что Геннадий Иванович, отдохнем друг от друга?

2

После обеда, отдыхая на тахте, Геннадий вновь услышал своего далекого собеседника.
- Теперь о скорости звездных объектов. - У автомобиля ее можно определить с точностью до четырнадцатого знака, поскольку есть база для отсчета – поверхность земли. Наша планета, как известно, движется в нескольких направлениях одновременно. Непосвященному это трудно представить, но мы-то с вами знаем, что такое векторы скоростей.
Говорю банальные истины. Линейная скорость Земли на широте экватора 1670 километров в час, орбитальная - 107000. Солнечная Система перемещается в Большом Космосе по своей траектории со скоростью - 70000. Линейная скорость вращения нашей Галактики, Млечного пути высокая - 950000 километров в час. Хватит?
Четыре вектора, четыре направления, с очевидными законами небесной механики трудно спорить. Определить в таких условиях абсолютную реальную скорость любого космического тела, будь то Земля, Марс или Плутон - задача неразрешимая в принципе. Вы, надо отдать должное вашей самонадеянности, беретесь за это.
Нам не дано знать абсолютные углы векторов, скорость должна определяться относительно чего-то. Как вы можете проводить вычисления, не определившись с базисом? Вычисления ради вычислений! Нам бы ваши заботы…
Не стану утомлять пана подробностями, многое из того, что хотел сказать - опускаю. Пан схватывает мысли на лету, мои приборы это показывают, нам нет нужды толочь воду в ступе.
Как бы то ни было, талантливый коллектив наших ученых, создал прибор, который с их точки зрения, воплощает вековую мечту человечества.
На взгляд тех, кто выстраивает социальные приоритеты, это вопрос спорный. К слову сказать, романтики, как и вы, наши ученые и назвали устройство соответственно – "Лебедушка".
В этой, ни много ни мало - технической поэме, воплощены все наши высокие технологии, ценность прибора как инструмента - непередаваема.
Дальше, я с вашего позволения, буду говорить выборочно. Эта история с созвездиями… Возничий, Лира, Малого пса, Тельца, прочие. О трехмерности здесь нет и речи. Где пресловутая научная точность, корректность определения? Условность, которая столетия устраивала, заметьте, ученых, а не звездочетов вроде Гуссейна Гуслии. И это при их щепетильности в мелочах?
Многие сотни лет люди мирились со знаками Зодиака, придуманных на заре цивилизации полуграмотными астрологами. И вот теперь…
Но прервемся Геннадий Иванович.

3

Атакующая манера общения далекого и невидимого гостя озадачивала. Все, что прежде не подлежало сомнению: аксиомы бытия, классические установки мироздания, все они корректировались, изменялись, на некоторых ставился крест.
В одном был прав собеседник, его, Светлова теоретическая подготовка по астрофизике не выдерживает критики. Теперь весь расчет на Сергея Константиновича, заместителя. Тот, по долгу своей службы стоял ближе к звездной науке, знал проблемы ее корифеев из первых, что называется, рук.
В тот день Янек больше не появился. Лишь спустя сутки, поздно вечером, когда Светлов уже смежил веки, раздалось знакомое:
– Прошу прощения за беспокойство. - Мы назвали свой прибор сканером, но по сути - это телескоп. Выбирается цель, включается следящий механизм, задается глубина исследуемого пространства. С точностью до трехсот тысяч километров. Максимальное разрешение прибора, не поверите – девятьсот пятьдесят миллионов световых лет. Объекты Солнечной системы, включая Плутон, из поля его зрения выпадают.
Представьте себе, панство например, желает….
– Простите…
Светлов сказал это впервые про себя. Рядом ворочалась его жена, разговаривать с самим собой в этих условиях было недальновидно.
– Я сказал «панство». - Ах, да, вы же по-польски не понимаете. Поясню: когда я обращаюсь к вам лично, я говорю – пан. Когда я имею в виду коллектив, я говорю – панство. Так удобнее. У вас под обращением – "вы",   подразумевается как личность, так и некое сообщество, и это сбивает с толка. Если я скажу по-русски – вы халатны, пан отнесет это на свой счет. Я же произношу это по-польски – «панство», имея в виду ваших единомышленников, и щадя ваше самолюбие. Лучше уж я на своем языке, избирательно, вам легче подстроиться, чем мне.
– Спасибо за науку.
– На чем это я…. - Да, панство скажем, намерено определить расстояние до точечного источника, а не галактики или ассоциации. Сканер настраивается по принципу ящика сопротивлений. Сначала миллионы Ом, потом сотни тысяч, десятки тысяч, и вплоть до тысячных долей Ома.
Звезда ловится в перекрестие окуляра, уменьшая глубину, добиваются ее исчезновения с экрана. На дисплее тут же появляются: расстояние до объекта, и абсолютная его светимость. Заметьте не относительная - абсолютная. То, что дальше, сканером не экспонируется, в боковом поле зрения лишь объекты, расстояние до которых не превышает установленного значения.
Впечатляет? Если оценивать технические возможности прибора - он уникален, в том нет сомнений. Но мы спокойно и отстраненно смотрим на такие вещи. Запрятав внутрь себя эмоции, мы задаемся вопросом о практическом смысле измерений.
Допустим, я буду знать оба расстояния до 61 Лебедя - двойной звезды по определению астрономов XX века, с точностью до двенадцатого знака. Подчеркиваю, в режиме реального времени. Какую ценность для меня, обывателя, налогоплательщика, имеют эти данные? Для человечества в целом?
Мы, кураторы, задали этот вопрос своим ученым. Они задохнулись от негодования, но ничего внятного в свое оправдание не сказали. Привели доводы, которые не стоили и выеденного яйца.
И мы приняли коллегиальное решение. Прибор, говоря дипломатическим языком, опережает время, его следует изъять из обращения, чтобы не смущать умы, не отвлекать от насущных задач.
Ученые ударились в амбиции, стали протестовать. Спустя время шум затих и сошел на "нет". Заметьте, прогресс от этого не остановился. Как говаривали в старину: "Семь лет мак не родил, и голоду не было". Вот такая у нас Геннадий Иванович нелепая ситуация. Что пан на это сказал бы, что посоветовал?
– Ну, знаете! – опешил от такого вопроса Светлов. – Мне ли вам советовать.
– Почему бы и нет. - Посмотрите на все глазами рачительного хозяина, что считая копеечку в своем кармане, не делает впрок больших запасов.
– Даже не знаю Янек, - пожал мысленно плечами Геннадий, - что и сказать.  - У вас одна реакция на изобретение, у нас была бы другая, и я догадываюсь - какая.
– И какая же?
– Ученый мир сошел бы с ума от радости и перспектив.
 – Пан это серьезно? - Может быть, им движут эмоции?
– А вы находите это противоестественным? - искренне возмутился Геннадий. - С какой стати я буду вам подыгрывать? Я даже не уверен, что мы с вами стоим по одну сторону баррикады.
Последовало долгое молчание. И спустя минуту снова голос Янека.
– Я рад, что не ошибся. - Благодаря вашему строптивому характеру, налицо чистота эксперимента. Так держать Светлов!
– Спасибо!
– Мы подходим к самому главному. - Как я уже говорил, сканер, не смотря на его техническое совершенство, признан бесполезной игрушкой для взрослых. Значит, все, что привело к его рождению - тщета, суета сует. Заметьте, речь идет не о тридцати, пятидесяти годах - о столетиях.
Задача пана исследовать этот вопрос. Нам важно знать мнение ваших единомышленников. Как они, по сути - прародители прибора, относятся к возможности его создания сейчас, в вашем времени?
Мы не хотели контактировать с узкими специалистами, но мы знаем, что они скажут: «дайте нам прибор, без него мы и жизни себе не представляем». И никаких, уверен, серьезных доводов за это. Что ваши, что наши ученые - одного поля ягоды.
Вы же, в астрономии "человек с улицы", академики в вас коллегу не усмотрят, и всерьез не воспримут. Вы внедритесь в их круг, станете говорить на их языке, подбрасывая идеи. Начать следует со сканера. Как если бы он существовал, и ни слова о том, что он - реальность. Спровоцируйте ученых на научный спор, пусть каждый скажет, что думает. А в споре, как известно…
Почитайте тот раздел астрофизики, где говорится о способах измерений межгалактических расстояний. "Лебедушка" работает на принципе годового параллакса, только на много порядков точнее ваших телескопов.
Пан выслушает все стороны, и сделает письменное заключение по теме. Нужен прибор его современникам или нет? Готово ли панство немедленно приступить к проектированию, или слышать об этом не хочет?
Я встречусь и выслушаю пана через три месяца. Несколько дней уйдет у меня на консультации, после чего извещу о принятом решении.
Если будет у нас коллегиальное согласие, мы внедрим в сознание вашего академического панства наши идеи, их техническую суть. И оно своими руками, используя современные технологии и материалы, станет собирать телескоп. Разумеется, он будет отличаться от прототипа, не надо забывать о разных уровнях наших цивилизаций.
– Янек, – подумал Светлов, – допустим, я начинаю общаться с академиками. - Вы верно заметили, никто меня всерьез не воспримет. Ни вначале, ни в конце.
– Поначалу – да! - Потом…  пан полемизируя, станет поверять свои мысли и высказывания моими. А у нас козырь – воплощенный в металле хайтек, убежденность пана, чувство правоты, весомые аргументы передадутся, - в тоне собеседника явное чувство правоты.
Первое время пану придется туго. Сложится точка зрения: Светлов авантюрист, прожектер, невежда, прохиндей, верхогляд. Не принимайте это близко к сердцу, упрямьтесь. Организуйте в Академии «Большой взрыв», и наблюдайте боковым зрением за происходящим.
А как пан хочет? Через тернии к звездам! Другого к ним пути нет.
– Вы Янек, неподражаемы! -  восхитился Геннадий своим собеседником.
– Знаю! – легко согласился тот. – Моего у меня не отнять. За то и ценят. Теперь дело за паном. Как это говорили… "На вас смотрит вся страна!". Не прощаюсь.
И Светлов остался один.

4

Прошло три месяца. В ожидании встречи, Геннадий взял отпуск, и уехал на дачу. Там, в её благодатной тиши и покое, он сможет достойно отчитаться перед Янеком.
– Слушаю вас Геннадий Иванович.
По-видимому, у представителей высшей цивилизации не принято салютовать друг - другу при встрече.
– Все сделал, как вы просили, - перед Геной папка с тремя десятками листов. - Как построим беседу: сначала резюме потом отчет или наоборот? – подумал, а значит и спросил он.
– Сначала отчет, я буду задавать вопросы по ходу.
… как я и думал, коллектив ученых неоднозначно воспринял идею сканирования неба. С самого начала, в нем обозначились фракции со своими ортодоксами.
Фракция 1. Все вовлеченные в полемику люди, легковесно отнеслись к идее, считая ее вымыслом, не допуская даже мысли о возможной ее реализации. Они не принимают идею в принципе, и не хотят тратить время на праздные разговоры.
Фракция 2. Её представители, считают идею занятной, с охотой вступают в беседу. Выражают готовность обсудить поэтапно все, возникающие на этом пути проблемы. Но… задача слишком серьезна, считают они, чтобы решить  её при жизни одного поколения. Нужно время.
Фракция 3. Те, кто не слушая никаких доводов, сразу вступают в спор. Это воинствующие консерваторы, несущие в себе разрушительное начало. Если с представителями Фракции 1 можно найти некий компромисс, с этими договоренность исключена. В ней люди предельно консервативные, живущие старыми представлениями.
Примерное соотношение людей по фракциям: 40, 15 и 45 процентов соответственно. Речь идет о научном сообществе высшего эшелона в сто семьдесят пять человек.
– И что? – подал голос Янек. – Так - таки никто не подошел, не пожал руки, не сказал – молодец?
– Никто. - Читать дальше?
– Потом. - Меня интересуют ваши контакты, косвенно относящиеся к теме.
– Мне как-то пришлось беседовать с одним из столпов астрономии, человеком, более сорока лет отдавшего себя делу, - Геннадий с улыбкой вспоминал тот давний спор. - Он попенял мне: я, дескать, использую естественную тягу молодых ученых к парадоксальному, смущаю их умы идеями-фикс. Вовлекаю в авантюру, за которую многие из них, позже заплатят высокую цену.
- Вы что нам предлагаете! - возмущался он, - смотреть на мир глазами дальтоников? - Вместо прекрасной чайной розы, вы хотите, чтобы я видел избирательно то пестики, то тычинки, то голый стебелек, то одни шипы без соцветий?
Я пытался протестовать, говорил об уровнях познания. О том, что в детском саду воспитатель сначала учит детей отличать гвоздику от розы и ромашки. В старших группах задание усложняется. В школе растения исследуют уже под микроскопом.
- Словоблудие! - топал он ногами. – Демагогия! - брызгал слюной. - Мы не дети,  и все знаем про пестики и тычинки. Позвольте нам самим решать: что хорошо, и что плохо.
Доверьтесь своим глазам. Вы смотрите на цветочную клумбу, и забываетесь в экстазе. Наклоняетесь, трогаете руками цветы, вдыхаете их ароматы. Вам безразлична структура растения, вам не важны процессы превращений энергии солнца в хлорофилл. Вам наплевать на формулу запаховых молекул лаванды, герани, лимона.
Я часами смотрю на Орион, - говорил он, войдя в азарт, - и вижу в нем то, что хочу видеть. Низкий поклон тем, кто когда-то впервые обозначил, и дал названия отдельным звездным скоплениям. Вначале я расширенными глазами ребенка, пялюсь на Бетельгейзе, и ужасаюсь размерами и расстоянием до красного гиганта.
"А потом?" - спросил я.
- Потом, я превращаюсь из простодушного и восторженного мальчишки, в рассудительного и зрелого специалиста.
- Сканирование Ориона ни у кого ничего не отнимает, - не соглашался я. Но за деревьями леса не видать. Его пояс, состоящий, из Альнитака, Альнилама и Минтаки, с новым прибором мы рассмотрим пристальнее. И с высокой точностью определим расстояния. 
Честно говоря, Янек, я проникся вашими идеями, считая себя их сторонником, - смущенно откровенничал Геннадий. Говорил академикам и про надуманность относительных звездных величин. Про то, что сканирование раз и навсегда определит их абсолюты светимости. Которые не будут  зависеть от звездной пыли, тяготений нейтронных звезд, расстояний…
В конце – концов, мой оппонент стушевался, корифей не подозревал, что я отчасти владею материалом.
– Растете Светлов, растете.
– Спасибо. - Но он во многом прав.
– Никто не спорит Геннадий Иванович, - Янек под впечатлением светловских выкладок. – Нельзя делать ставку на эмоции, когда речь идет о познании истины, базовых вопросах Мироздания.
– Можно! - не соглашался с ним Гена, - но помня о чувстве меры. - Технические новации какой угодно значимости, не должны перебегать дорогу духовным началам человечества, его вековым традициям и памяти. Все эти ценности непреходящи и вечны.
– Вот никогда бы не подумал, - в голосе Янека задумчивость и растерянность, - что в академических недрах зреет энергетическое поле такой сентиментальности.
- Что есть, то есть! – Светлов говорил и за себя тоже.
- Ну что, прервемся?
- Как скажете.

5

Светлов уехал на дачу. Четыре дня он мерил шагами выложенную кафелем садовую дорожку, но Янек словно забыл о нем. Отпуск подходил к концу. В любом другом случае, Геннадий такое поведение счел бы вызовом, брошенной перчаткой. Он дал бы понять противной стороне о долге, взаимных обязательствах, этике…
В любом другом случае… но не в этом, сейчас он, плебей, не имел морального права разговаривать на равных с патрицием Янеком - смиренно ждал своего часа.
Светлов сидел перед камином, затопленном скорее из снобизма, чем по нужде. Он не был абсолютным трезвенником, и зачастую позволял себе пиво. Что-нибудь вроде чешского "Старопрамена". В этот последний вечер предстояло уничтожить четыре бутылки напитка. Наташа терпеть не могла его запаха, брезгливо называя пиво отталкивающим словом.
На часах уже десять вечера, опорожнены три сосуда.
–У меня были причины не появляться, - голос Янека заставил Геннадия вздрогнуть. – Возникли осложнения. Сейчас, говоря языком летчиков, надо выходить на форсаж. Зачитайте оставшуюся часть доклада, потом поговорим.
Светлов  открыл папку на заложенной странице…
… как будто все, - в горле у него пересохло. – С вашего Янек позволения, я выпью пива. Вам, к сожалению нельзя.
– Значит, ваши спецы и коллективно и порознь отказываются от "Лебедушки"?- Янек не скрывал разочарования. - Не ожидал я такого поворота событий. Это многое меняет.
– Почему? – Светлов напорист, и виной тому пиво. – Вот если бы согласились, тогда у вас появились хлопоты. А так…
 Ответом было долгое молчание.
– Пану многого не дано знать, – ведущий, наконец, снисходил до ведомого. – Представьте себе: мы зашоренные и впопыхах…
Светлов улыбнулся, не представляя себе "зашоренного" Янека.
…создаем уникальную установку, не глядя в свое будущее. Вскоре, опомнившись, сочтя ее появление преждевременным, изымаем из обращения.
И вынуждены признать: все, что привело к рождению телескопа, не несло в себе логического смысла, то был бессистемный, длиной в четыреста лет путь. Заметьте, только те его направления, которые сквозь время несли саму идею.
Мы были потрясены, но переступить через себя не могли. Решили обратиться к тем, кто предположительно родил и выходил идею. Задали современникам пана вопрос: чего она стоит, как ее оценить?
И невероятный ответ ваших адептов - в сканере нет нужды, он превратит романтиков в суровых рационалистов. Мы, дескать, потеряем себя. Удивительно!
Думается, их отказ от простого неверия, незрелости, неготовности все это осмыслить. Согласие ведь ни к чему их не обязывало, ни моральных, ни материальных потерь никто не нёс. Что прикажете делать Геннадий Иванович?
– Право не знаю…, - Светлов в растерянности от этой диковинной, парадоксальной логики. - А если оставить все как есть? Или попытаться все-таки убедить наших ученых в скороспелых выводах, ссылаясь на вас, разумеется. Уверен, они изменили бы свое мнение, а согласившись, построили с вашей помощью сканер.
– В этом случае его бы не построили мы. - Предложение пана лишено смысла, установка не может существовать в двух временных точках. Дилемма.
– Как? - Выходит у нас ее не может быть в принципе? – растерялся Светлов. Поскольку она уже есть у вас… Какой тогда смысл в нашем союзе?
– Вопрос конечно интересный Геннадий Иванович… Наш контакт, к сожалению, подходит к концу, и я должен обнародовать кое-какие детали.
"Лебедушки" не существует, это выдумка, розыгрыш. Правда не совсем, есть техническое обоснование проекта, его проработка и расчеты. Но…
Безответственно начинать проектирование телескопа, не проведя его технической и социальной экспертизы. Мы и не начинали, как я уже говорил - идея положена под сукно.
Ученые не согласились с такой постановкой вопроса, они настояли на независимой экспертизе. Ваше научное сообщество должно было стать тем самым независимым экспертом. Мало вбросить идею в академические умы, их следует заинтересовать в анализе. Отсюда и ложная вводная.
Что делать, не случилось - сканер отвергли. Ситуация, прямо скажу - непредвиденная, а для нас просто катастрофическая.
Значит, наши ученые правы, и сканеру – быть! Мы, координаторы, вынесшие отказное решение, в этот раз не состоялись. Без санкций нам теперь не обойтись. 
Четыреста лет это большой срок. Идея, как оказалось, не витала столетия в воздухе, она завладела умами наших ученых лишь несколько десятилетий назад. Значит, она несомненный продукт нашей цивилизации, а совсем не заключительный аккорд ваших сказочных фантазий.
– Радоваться бы надо, - подумал про себя, а значит, сказал вслух Светлов. – Повторюсь, а если бы наши ученые согласились?
– Для них это не имело бы значения. - Установку им было все равно не заполучить, их горячее желание, мы бы истолковали как юношеский максимализм.
– Старцев шестидесяти пяти-семидесяти лет?
– Ничего удивительного, что старый, что малый!
– А как бы наше согласие отозвалось у вас?
- И все-то вам интересно Геннадий Иванович! Тогда бы… тогда, ничего не изменилось, наше отказное решение осталось в силе. Но давайте закругляться. Как будто, в нашем общении уже нет необходимости, но она есть.
- Янек, оставьте какое-либо свидетельство вашего существования, - Геннадий подпустил в свою просьбу  жалостливые интонации. 
- Зачем это вам? - Для престижа, апломба, пущей важности, куража?
- Не надо так, ни то, ни другое, ни третье. Хочу убедить кое - кого из коллег, что идея сканера - не плод моего воображения.
- Не хотите выглядеть прожектером?
- Не в том дело.
- Многое уже теряет смысл. Впрочем, об этом в следующий раз.
И тишина.

     6

Янек появился внезапно. На одном из ежедневных совещаний, когда Светлов выслушивал доклады подчиненных, вновь зазвучало:
– Я не задержу пана. На 136-ом километре Нижегородской трассы, 22 октября в 15-00, состоится, образно говоря, пресс-конференция. Как всегда, я буду за кадром. Пригласите на презентацию не больше десяти человек, это максимум, что осилит наша аппаратура. Кандидатуры - на усмотрение пана.
Подберите представителей разных сфер: образования, науки, культуры, медицины, военных, законников. Готов ответить на все интересующие панство вопросы, не выходящие за рамки корректности, такта и конфиденциальности. На все про все нам отпущено два часа. Это дорогая акция, на мой взгляд, не совсем оправдана, но не я решаю.
Где именно? От 136 километрового столба идите к заброшенному жилому строению, что в километре от дороги. За домом, метров через двести - лесная просека, на ней присыпанная землей ржавая тракторная гусеница - место нашей условной встречи. Сигналом к ней будет звучащая в головах присутствующих мелодия: "И на Марсе будут яблони цвести".
Таким образом мы, участники проекта, отдаем дань романтизму и сентиментальности ваших ученых, они того заслуживают.
Слушая Янека, Светлов пропускал мимо ушей отчеты сотрудников, рисовал на бумаге схему встречи.
– А я-то думал, у нас будет все, как в настоящем детективе. - Секретное место. Пароль. Скажем - "мы с вами сегодня одинаково небрежны."
– В том нет нужды.
С юмором у Янека отношения явно не сложились.
– Еще вопросы есть? - Нет! – сам же и ответил.
– Конференция имеет какую-то цель, или вы пошли навстречу моей просьбе? – попытался уточнить ситуацию Светлов.
Но его уже никто не слышал. "Только в трубке гудки, гудки…".