Не пишите стихов ребята. Рассказ делового человека

      
      Э-хе-хе-хе-хе! Братцы писатели и поэты… Чем  занимаетесь!?
      Конечно, вам объяснять  не  надо, что написавший  хоть что-нибудь – человек пропащий. Посвяти женщине, например, малюсенький стишок, и засосёт тебя сразу – имеется в виду, конечно, творчество. От вредной привычки лекарства нет. Вытрезвители такие для поправки головы ещё не построили, и на службу не сообщают.
      Я тоже в своё время  хватанул.  Зелья творчества.
      За углом дома номер десять в эпоху застоя прорвало трубу – и началось!
      Трубу прорвало, а никому дела нет! Мимо ходят, вода хлещет...
      Дай, думаю, я  возьмусь. За дело.  Закрою стихийное явление сатирическим рассказом. Напишу: как ещё два квартала будут ходить мимо, а вода  – рекой.
      Хорошо поел, блокнот в карман сунул и пошёл отрицательные образы собирать в каптёрку к водопроводчикам. Количество пустых бутылок подсчитал, вернулся домой печатать.
      Напечатал три экземпляра. Конверты почтовые  купил.  И покуда я запятые ставил, трубу чем-то заткнули.
      И сюжет, и мои труды – всё насмарку!
      Пришлось чудесный рассказ в урну бросить. Потому что в редакции не взяли.
      «Литературные штампы, нет юмористических находок, общую верную интонацию вы не нашли…»
      – Фигня! – так вот  и сказали, в душу плюнули. – Займитесь полезным делом.
      – Ну-ну! – меня заело, твёрдо пообещал: – Ещё увидите, ещё услышите!
      И вдруг масштабно заговорили о «несунах». О тех гражданах, которые с заводов товар тянут, экономику подрывают.
      
      Артист Ярмольник живо на события откликнулся: показал "несуна". Сыграл, конечно,  выразительно , без привычной лакировки и штампов но... Но недостаточно масштабно! Художественные средства его не те.
      – Ну что ж, – решил я, – масштабным "несуном" займусь лично, а Ярмольник пускай цыплят табака и утюги играет...
      Стал писать – черновиков полные карманы, а детали не вырисовываются. "Несун"  выдумкою  не блещет, ворует упрощённо. И как-то без юмора. Через дыру в заборе, по старинке, всё подряд прёт без новых литературных находок. И, если сказать по правде,сам себе   плохо представляю, что этот хлопчик чувствует, когда с фабрик тянет. Поэтому общую точную интонацию не подыскать. И можно ли вообще с нашего завода чего взять – пока не ясно.
      И тогда ввёл я в литературу новинку – следственный литературный эксперимент.
      Приглядел на заводе досочки-сороковки, взял пару штук подмышки, чтобы получше "несуна" прочувствовать, и дунул с этим литературным материалом мимо той будки, где вохровский дед спит-караулит.
      Проскочил удачно, никого в будке не разбудил, а значит тут  воровать можно – хотя для обобщений материалу, понятно, маловато.
      Стал обобщать. На даче сараюшку из досок сколотил, курятник сбоку пристроил, и с общей  интонацией удачно разобрался.
      Чтобы в редакции опять не придрались, сходил за новыми стилистическими деталями ещё разок, и... И с двумя горбылями, которые на дрова взял, попался.
      Я кратчайшим путём пошёл – в открытые ворота полетел  с добычей. По прямой. Кратчайшим путём.  Один горбыль неудобный был, совсем горбатый, подмышкой он вбок вильнул и в ухо турникета кривым концом вбок заехал... И – хлоп... Вертушку турникета заклинило! Немного она в затяжку крутанулась - и обеими досками к будке  меня пришлёпнуло. Припечатало.
      Затрепыхался, уважаемые бывшие коллеги, ни туда, ни сюда, и, видимо,  сторожа разбудил – головной убор доброму человеку доской снесло, фуражка его ко мне вывалилась...
      Он как вскочит, как закричит:"Руки вверьх!" .
      Из кобуры, где семечки обычно носят, настоящий наган достаёт.
      "Стой! Стрелять буду!"
      Стою!  Потому что будка стоит , турникет стоит. И я - досками к ним пришитый.
      Руки "вверьх» делаю. Заодно кепку в окно сую. 
      
      – Товарищ дорогой, – говорю, – отпусти. Пойми правильно: я не ворую, я рассказ пишу. Сюжет у вас обкатываю.
      – Ну-ну! - подмигивает...
      ВОХР по тревоге сбежался, ещё милицию вызвали  – все тут как тут, с наганами окружили, перемигиваются.
      – Ну-ну. Дай-ка черновики. Посмотрим.
      Прочитали. Остряк среди них нашёлся. Менты и гаишники почти все сплошь с юмором работают, когда хватают или штрафуют.
      – Да-а! – говорит милицейский "Петросян". – Ну и рассказ у тебя. Не рассказ, а план грабежа…
      В ОБХСС отвезли. Вместе с рассказом и горбылями.
      – На планы это не похоже, – сказали в ОБХСС серьёзные  люди после  экспертизы. – Нет новых  находок, полно штампов. Если только  мемуары, – и сделали дома скрупулёзный обыск без всякого чувства юмора, на всякий пожарный.
      – Ни писать, ни воровать! – вздыхали они потом горько. – Твои «проекты» даже бумаги на протокол не стоят. «Два горбыля»! Фигня и есть фигня. На чепухе   романы сочиняешь... Займись, дружок, делом полезным! – сказали так, когда мешков с банкнотами дома не нашли, и с миром, без протокола, выпустили.
      «Фигня»!? "Чепуха"!? Ах, так!
      Меня заело. «А сарай с курятником – это как? Прошлёпали вы, товарищи обэхээсники», – про себя я подумал.
      Не фигня!
      Стиль обкатал, интонации уточнил.
      Спасибо, и  перестройка началась. Приватизация... Тут мне, как Чапаеву в казино, и попёрло. Не со стихами, конечно…
      Стихов и рассказов, ребята, не пишите.