Наследие

   
Вот опять наступил  мой любимый день на неделе, четверг, и я, быстро справившись с домашними хлопотами, провожаю  дочку в находившуюся рядом  школу, откуда она часто является после уроков домой в сопровождении нескольких одноклассников, и они уж тут без меня  (пока я на работе) развлекаются, - и через  окна забираются, и из окон прыгают, благо низкий первый этаж, и во дворе шумят, и в  нашем  сарайчике дочкины «сокровища» перебирают, - камешки, непонятного предназначения,  какую-то посуду, и в помойку дворовую лазают в поисках «драгоценностей», - отрываются без присмотра, что называется, по полной, о чем мне регулярно соседи и докладывают. А у меня  сегодня  информационный день, когда я еду в Ленинград  для комплектации нашей  институтской библиотеки, и должна приехать попозже, и так как с  папаней дочки  мы  вынуждены были недавно окончательно  расстаться, он  дома и так редко  бывал, а теперь и подавно отсутствует, а бабушка тоже сегодня работает в вечернюю смену, я  наставляю свою дщерь на предмет соблюдения элементарной дисциплины в школе и дома в мое отсутствие. Она, отличница по предметам, но с поведением у нее похуже, потому как любознательна и подвижна, и  сознавая это, обещает держать себя в рамках: «Не буду я  на уроках искать под партами Лёшины записки. И целовать себя в классе не разрешу!». И то хорошо!
 В Лениграде, обхожу  все необходимые места комплектования  фонда, - коллектор, межбиблиотечные абонементы, - не забыв посетить кафе на Невском и на Литейном с любимыми пирожными со взбитыми сливками,  Елисеевский с копченой  рыбой и кофе в зернах, -  пуэрториканским  каким-нибудь, я его дома сама жарю и  мелю  только перед приготовлением,  и  мы  с друзьями  пьем его с добавлением соли или перца (строго на ночь, и никакой, бывало, бессонницы!).  В Гостиный  и Пассаж из-за недостатка денег  захожу только поглядеть, да там и выбор   невелик был  в те годы, ну, а подкрепившись чашечкой кофе изысканного вкуса  около Дома радио, на самый лучший десерт  направляюсь  мимо Манежа и Дома кино  к самому романтическому строению   в городе -  Инженерному, или Михайловскому, замку.  Тогда еще не были восстановлены его  обводные  каналы, подъемные мосты, внутри  многие интерьеры перестроены или  просто отсутствовали, но  его внешний и внутренний облик  все равно, конечно,   загадочен, таинственен, полон  мистического духа, несмотря на то, что использовался этот замок царя-рыцаря под вполне прозаические цели, – там  были НИИ, центры информации, технические библиотеки и т.п., и ходить по его  коридорам, лестницам, залам  было  интересно и волнующе. Поэтому я всегда искала повод посетить одну из организаций под сводами замка, как бы  в поисках   информации для моих высокоученых  читателей. И вот , получив необходимые сведения, я спускаюсь по винтовой лестнице, любуясь ею и даже немного волнуясь, представляя, как здесь когда-то, почти 200 лет назад,  обретались  недолго хозяева замка, -   Павел Первый, его жена, дети, челядь, фаворитка, -   и направляюсь  к  одному из выходов во внутренний двор, глазея на стены  входного вестибюля с объявлениями и вывесками…  Навстречу мне легкой и уверенной  походкой местного обитателя идет  невысокий мужчина, и я обращаюсь к нему с вопросом о расположении  другого информационного  заведении в этом здании. Он  охотно мне объясняет, что отсюда, из части замка, где была  церковь, а  еще раньше  и спальня императора, в которой совершено было злодейское его убийство,  надо выйти и  на  другой стороне подняться по бывшей парадной  лестнице…  Пока он все это говорил, приветливо, но негромко  и невыразительным голосом, я разглядев этого уже не очень  молодого человека, заметила вдруг его странное сходство с бывшим владельцем замка, о котором я имела довольно обоснованное впечатление, созданное  моими  давними  изысканиями, связанными  с составлением экскурсии по Павловскому дворцу, - передо мной был  невысокий, стройный, с небогатой шевелюрой, курносый и большеглазый   мужчина.  Я отнесла это мое впечатление на счет антуража, - мы беседовали в окружении  мощных стен, винтовых лестниц, навевавших  явное историческое ощущение канувшей в лето трагедии…  Я, правда,  уже давно  не  находила времени  проводить  экскурсии  в Павловском дворце-музее и не погружалась в эту историю, а теперь как бы возвратилась в историческую атмосферу той поры! Мой собеседник, видимо, прочел  изумление на моем лице и спросил, что меня так удивляет.
 - Вам не говорили о вашем сходстве с Павлом Первым? – спрашиваю его.
- Нет, - отвечает он мне довольно вяло, хотя   на его месте я проявила бы больше эмоций при  таком открытии. - Да тут никому из нашей  информационной братии нет дела  до  моей внешности  и облика Павла.
- Но вы-то сам знаете об этом?
- Ну, знаю, так что мне – выступать в царской роли на  новогодних карнавалах  или привидением в замке?
- Я бы на вашем месте…
- Не надо вам на мое место!
- Но Вы уже почти на своем – с Вашим-то сходством и в таком месте работаете…
- Только и радости у меня, что это совпадение моего облика и места работы! Да и то все это папахивает  каким-то мрачным предзнаменованием.
- Ну, того, что случилось  с героем трагедии Инженерного замка, с вами ничего не случится! Врагов  у такого кроткого, кажется,  просто ангела, а не человека, как вы, у вас не может быть!
- Вы так любезны  и щедры, что  уже  назвали меня ангелом!..Ведь  Мария Федоровна  так и  называла своего царственного супруга, хотя он не отличался кротким нравом, но ей было видней…
 В общем, мы с этим   двойником хозяина замка, смахивающим  на привидение своим малахольным обликом и манерой разговора, договорились о встрече на этом же месте в следующий мой деловой визит, а в тот  момент мне надо было мчаться домой к неприсмотренной  после школы до вечера дочке.   Мы   повстречались с ним  еще не раз – и в этих же мрачных стенах, и  в Павловском дворце, и в Гатчине погуляли, и в Пушкине моем родном, где-то еще года два, с разными интервалами, - то раз в месяц, а то и раз в тот или иной сезон.  Нам было о чем поговорить,  и все на тему истории Павла. Он, конечно, давно был в курсе своего сходства с императором, и в связи с этим, видимо, изучал иконографию его портретов. Явное несходство одного из самых ранних детских портретов Павла с его последующими изображениями он объяснял  усугубившейся со временем  болезнью принца, припадки которой сильно исказили его черты. Когда я говорила об отношениях Павла с его матерью, он всегда защищал Екатерину Вторую, оправдывая ее действия в отношении Петра Третьего и самого Павла высшими государственными соображениями, которые всегда предпочитаются  правителями  сугубо   человеческим  мотивам  в их  решениях.   Он напоминал, как много средств Екатерина положила на образование сына, которым так восхищались в Европе, а то, что хотела передать власть внуку, а не сыну, и претензии его супруги и старшего сына на трон  он оправдывал таким их соображением, что со своей усугублявшейся  с годами неуравновешенностью  Павел не сможет стать достойным правителем великой державы. Я напоминала этому наследнику внешности Павла, что великий князь  неспроста болел, он был обречен  на это   всем своим положением потомка бедного Петра Третьего и соответственным к нему унизительным отношением окружающих…  Наши разговоры приходилось иногда прерывать моею волею, - из-за спешки к дому,  ему же торопиться, похоже, было  некуда, и  в следующий раз он опять  охотно откликался на мой призыв к очередной тематической  прогулке.   Видимо, он  не пользовался большим спросом у дам, хотя и работал в дамском коллективе, какие были  во всех тогдашних информационных конторах, когда еще не было интернета. Мои предложения посетить то или иное знаменательное место или культурное  событие, типа, выставки или театральной премьеры он принимал адекватно, не считая это  приглашением к романтической встрече. Именно  его сходство с императором  помогало мне  не обижаться на его пассивное отношение ко мне, хоть  я немножко и  фантазировала про себя относительно нашего с ним отдаленного будущего, он  был мне  приятен  непретенциозностью, своим мягким характером, что только, по моим представлениям, и  отличало его от оригинала, т.е. Павла Первого.  Его почти царственное отсутствие суеты в манере поведения и речи, очень снисходительная оценка своего минимального карьерного роста (в его-то  годы и с его-то  приличным специальным образованием и опытом!) меня изумляли, умиляли и вызывали жалость, а от жалости до любви у русской женщины один шаг, но до этого все-таки не дошло, потому как я  грешила про себя, подозревая в нем психические или гендерные отклонения.  Когда я однажды пригласила его к себе в гости, проходя  с ним  в нашей прогулке по Пушкину  недалеко от моего  дома, он не пошел, сказав, что не готов к знакомству с моей дочерью. Такой его решительный отказ я также  расценила в его пользу, решив, что он очень ответственен, и не хочет (пока!) обнадеживать моего ребенка, так как не готов на роль папы.   К себе домой он тоже не звал, но  было видно, что ему наши встречи приятны. И даже немного заводил  его мягкий  и слегка циничный и  холодный взгляд, обращенный на меня, но не в моей натуре было проявлять инициативу в отношениях с мужчиной, и  дальше рукопожатия при встрече и прощании дело так и не пошло. Мы  долго  еще  обходились нашими платонически-познавательными встречами в разных местах Ленинграда и пригородов, связанных с их историей и культурой. Как-то господин двойник высказался в характерной  ненавязчивой манере насчет  происхождения своего сходства с Павлом, - что, дескать, времена и нравы господ и царей  18 века известны своей игривостью и отсутствием строгости, и что царь, по воспоминаниям приближенных, позволял себе и внебрачные связи и  походы по злачным местам в сопровождении верных друзей. Потомственное петербургское происхождение моего приятеля, «из мещан», что  явствовало, он говорил, из одного документа   послереволюционного  архива его семьи,  позволяли ему такую вольность воображения в том, что его сходство с царем неслучайно! Но он не делал из этого какого-то организационного  вывода, и не навязывал эту свою точку зрения  и  только был рад, что я не смеялась над  этим его  мнением, высказывая  такое соображение, что его мещане могли быть и немецкого происхождения, о чем говорит этнографическая история Петербурга, и отсюда могла происходить схожесть с русским царем, у которого было больше немецкой  крови, чем отечественной. Я и, правда,  посчитала это  предположение имеющим право на существование, хотя фамилия у него была  никакая не иностранная.
  Однако наши  встречи постепенно сошли   на нет по естественным причинам, - я перешла сначала на другую работу и у меня уже не стало времени  посещать  замок в рабочие дни. Он тоже попал под сокращение у себя  и устроился в другое место. У каждого из нас жизненные хлопоты все больше  отнимали время  от наших меланхолических устных и реальных  экскурсов  в историю и культуру. Наступали жесткие  переделки и перестройки у всех в мире, и мы с двойником окончательно  утратили нашу взаимосвязь, - без больших сожалений,  обоюдных, я думаю.
 Все  новые хлопоты по мере взросления дочки и обретения ею семьи позволяли мне  только иногда  посещать и  с радостью наблюдать  череду изменений  в Инженерном замке, - он пустел, покрывался лесами, открывались новые интерьеры, восстанавливался экстерьер, и  замок становился  замечательным  музеем.  Недавно я узнала  и  о своем знакомом от бывшей коллеги, библиотекарши, что он уже давно проживает в Великобритании, женившись на англичанке и заведя детей, то есть,  мрачные предзнаменования в его судьбе и мои сомнения в его гендерных устремлениях  не оправдались, и слава тебе Господи! Интересно было бы на него и его потомков теперь посмотреть, - сохранилось  ли  у них  то  странное сходство?   
   Лахти, февраль 2015.