Точно помню: лежала на полу.
В очень маленькой комнате.
Снова задыхалась, не в силах остановиться.
Очень рвалось кричать.
Нельзя было – соседи.
Не в силах было бежать.
Закончились силы – душевные.
Отчаянно хотелось погибнуть в пару мгновений.
Жалко было – друзья, родители.
Родители… из-за ссоры с ними и желалось трагедии.
Потому что, если не высокий жанр, а всего лишь маленький очерк о дочери, то за что это им?
Как всегда всё испортила. Словно, для того и предназначена.
Точно знала: не для этого.
Но вдруг.
Известно лишь цыпленку, что такое пробить клювом скорлупу.
Маленькое, беспомощное существо, вдруг дробит в осколки ту оболочку, что так бережно берегла Создатель.
Я мало, что помню.
Помню беззащитного ребенка, рыдавшего посередине мизерной комнаты.
Больше всего хотелось прижаться к маме. Но еще больше: показать маме, что я могу без нее. Совершенно не понимая, как.
Почему-то очень важно было громко топнуть каблуком и отвергнуть тех, кто больше всего любит. Кого больше всех ценила. Самых родных. Единственных.
Топнула.
Было неприятно.
Им.
Мне.
Зато топнула.
Потом было много какого-то невнятного барахтанья в бездонном море.
Волны.
Научиться плавать. Плыть.
Правильно дышать. Перебирать руками. Смириться с тем, что последняя лодка со спасательными кругами была послана к чертям в приступе непринятия.
Точно помню, что мама приняла. Не понимая.
Наверное, где-то в телефонной линии прорвались эмоции потерянного подростка, раз она просто долго молчала в ответ на тишину и лишь умоляла дышать равномерно.
Взять себя в руки.
Разрешила - в свои.
Я тогда и не знала, что они у меня есть.
Спасибо, мама.
Спасибо, что отпустила.
Позволила.
Сегодня я могу сказать тебе верно: я смогла.
Я люблю тебя.
Прости.
За то.
За ту:
Лежавшую на полу,
В очень маленькой комнате.
Задыхавшейся, не в силах остановиться.
Бывшей не в силах бежать.
Истощенной.
Гибнущей.
Потерянной.
За поднявшуюся.
Дышащую полной грудью.
Чувствующую.
Думающую.
Живущую.
За то, что помогла цыпленку обрести крылья.
Хотя бы куриные.
Зато Крылья.