Сонька и велосипед

Ирина Ершова
Хотела бы забыть ту давнюю историю, да не получается. Шрам на щеке теперь почти не заметен. Он и раньше не доставлял душевных страданий, не портил девичью красоту. Но, глядя на себя в зеркало, я вижу тонкую узкую полоску, идущую через всю щёку, и вспоминаю, как же этот шрам появился.
В мае мне исполнилось семь, и осенью я должна была пойти в школу. Родные, мама и бабушка с дедом, подарили мне на день рождения красный трёхколёсный велосипед. Нет, не самый маленький, из трёхколёсного он легко превращался в двухколёсный, но и не подростковый. Чёрное глянцевое сиденье, круто изогнутый руль с чёрными же резиновыми ручками по краям – чтобы руки не скользили – и заливистым звонком.

Я прыгала от радости и кричала «ура!». И радость мою разделяли друзья и подружки. Теперь у нашей весёлой разношерстной компании появилась третья «лошадка». Можно было устраивать велосипедные гонки. На соседней улице, служившей границей между «частным сектором» и «большими домами», в прошлом году заасфальтировали тротуары. Всю весну мы, ребятишки с ближайших улиц, катались по широкой ровной дорожке на двух стареньких велосипедах моих подруг. Чтобы ощутить счастье быстрой езды, приходилось долго ждать своей очереди. А покататься хотели все: и те, кто едва доставал ногами до педалей, и те, кто «натирал коленями уши».

Я гоняла лихо и бесстрашно. Как и моя весёлая кудрявая подружка Ленка. Она жила недалеко, на той самой улице с асфальтовыми тротуарами, и у неё тоже был велосипед. Иногда нам удавалось от души покататься, пока другие ребята ещё не вышли на улицу или, подчиняясь родительской воле, разбредались по домам, поесть горячего. Их, как и нас с Ленкой, вполне бы устроил кусок хлеба с маслом и солью, но с родителями, бабушками-дедушками не повоюешь. Мы с моей светло-русой зеленоглазой подружкой, чтобы не тратить время зря, наскоро и без капризов перекусывали или у нас, или у неё: бабушка одной баловала борщом, бабушка другой – наваристыми щами. И потом спешили на улицу, покататься с ветерком у Ленкиного дома. Но какими краткими были эти упоительные гонки! Другие подружки, не застав меня дома, знали, куда нужно идти.
 
И была среди них одна девочка, которая без устали караулила нас с Ленкой, совсем не давала прохода. Ростом почти с меня и выше миниатюрной Ленки, она была моложе нас на год. Плотная и крепкая, как гриб-боровик, черноволосая и черноглазая девочка смотрела на окружающий мир настороженно и подозрительно, словно боялась неожиданного удара. У тех, кто меньше и слабее, могла отнять конфету, но, как огня, боялась шустрой вспыльчивой Ленки.

Сонька – редкое по тем временам имя – с мамой и бабушкой снимали квартиру на той же улице с асфальтом, но на другом её конце. Там была своя дружная ребячья компания, но Соньку они почему-то в свои игры не принимали. Сначала в сопровождении бабушки, а потом и одна, девочка приходила играть на нашу улицу. Ленкины родственники нестарую ещё, ярко накрашенную бабушку откровенно не любили. За что и почему – не знаю. А мои не то чтобы привечали, но и не отталкивали прочь.

– Не обижай Соню, – говорили мне родные. – Она тоже, считай,  сиротинка. Папа в тюрьме сидит, а мама…
При слове «сиротинка» на глазах мамы и бабушки сразу же появлялись слёзы: прошлым летом умер папа, которого все вокруг любили и уважали.
– И что – мама? Она жива и здорова! Каждый вечер её дяденьки на машине привозят! Сонька сама говорила.

Мама и бабушка вытирали глаза, тяжело вздыхали, улыбались друг другу сквозь слёзы и объясняли мне, что Сонькина мама ещё очень молода и «устраивает личную жизнь». Как можно «устраивать личную жизнь», я тогда не понимала, но «навостряла уши», если мои родные начинали шептаться об этой самой «жизни». Рынок, торговцы, грузины, рестораны и ещё какие-то непонятные слова про-… про… Не знала я таких слов! Короче говоря, мама и бабушка считали Соньку сиротинкой и от души жалели её. Тарелка супа, свежая картошка с малосольным огурцом, сшитый бабушкой халатик…

Сонька принимала это как должное. Её бабушка, заглядывая к нам в поисках внучки, частенько уходила восвояси с сумкой мелкой картошки, пуком моркови или укропа. А яблоки и переросшие немного огурцы таскала вёдрами. Умела выпрашивать. Приходила незваной, «стреляла» хитрыми глазками по сторонам, что-то интересное увидела – и к бабушке,  плакаться:
– Какие у вас помидоры, Анна Александровна! До чего красные, сами на язык просятся. А мои-то девчонки овощей почти и не видят… Разве я на свою зарплату куплю… Да за угол платить приходится…
И красные помидоры, которые мы сами ещё не пробовали, перекочёвывали в сумку настойчивой просительницы.

Но как верёвочке не виться, кончику быть. Однажды мы с Ленкой увлеклись гонками и не рассчитали наши силы. Два велосипеда столкнулись и опрокинулись. Отчаянные велосипедистки получили травмы: ушибы, глубокие порезы, ссадины. Хорошо, всё произошло у Ленкиного дома на глазах сидевших на лавочке её мамы, бабушки, соседей. И разношерстной компании наших друзей. Пока взрослые суетились вокруг испуганных и зарёванных пострадавших, мазали йодом и «украшали» бинтами, велосипеды «оседлали» следующие по очереди. Потом нас с Ленкой увели в дом, напоили чаем, чтобы немного успокоились. Когда же мы появились на улице, выяснилось, что мой велосипед исчез без следа. Будто бы его и не было вовсе. И никто ничего подозрительного не заметил.

Позабыв о синяках и ссадинах, я с рёвом побежала домой. Опечаленная компания юных велосипедистов не отставала ни на шаг. Дома я не смогла вымолвить ни слова, только рыдала. Родные не могли взять в толк, что же произошло. Друзья хором и вразнобой безуспешно пытались объясниться с мамой и бабушкой. И тут подоспела Ленкина мама. Всей компанией мы не по одному разу обшарили близлежащие кусты и закоулки. Заглянули в каждую щель – велосипед как сквозь землю провалился. Озадаченные соседи сочувственно качали головами и не могли понять, кто посмел украсть игрушку у сиротинки. И тоже подключались к поискам. Искали до темноты. Но без результата.
 
Поиски продолжили утром, благо был выходной день. Вдруг кто-то из ребят вспомнил, что последней на велосипеде видел Соньку. Сегодня Соньки с нами не было. Не сговариваясь, гурьбой бросились к её дому. Сонькина бабушка встретила нас в воротах и дальше не пустила. Раскричалась, что мы, собачаевская шпана, обижаем её бедную внучку, совсем ребёнка затравили. И она, бабушка, напишет заявления в милицию и на работу взрослым, которые не следят за своими оболтусами. Несолоно хлебавши, ребята поплелись восвояси.

Прошла неделя, вторая. Сонька на нашей улице больше не появлялась. А мы по ней не очень-то и скучали. Гоняли на двух оставшихся велосипедах, играли в догонялки и прятки. Стали понемногу забывать случившееся. И вдруг как гром среди ясного неба: кто-то из соседей сообщил маме, что вечерами, в сумерках, уже несколько дней подряд Сонька катается на велосипеде у своего дома, но далеко не отъезжает. Откуда у неё появился этот велосипед, Богу ведомо. Нет, не красный, синий. И без чёрных резиновых ручек и звонка на руле… Мама и бабушка отправились на разведку. Вернулись расстроенными.

– Наш это велосипед! – горячилась мама. Бабушка соглашалась:
– Наш. Но как мы это докажем? Наш был красным, а этот синий… Но какая стерва баба… Подарили им, держи карман шире!
– Дочкины ухажёры конфетки ребёнку не дарили, а тут вдруг велосипед… Что делать, ума не приложу.

Весть о том, что у меня пропал велосипед, а у Соньки вдруг объявился, вмиг облетела соседей. Маме посоветовали обратиться к дяде Володе. Он жил на нашей улице и работал в милиции. Тот в помощи не отказал.
– Анна, документы на велосипед у тебя сохранились? –  первым делом спросил он маму. Та растерялась:
– Какие документы?
– Инструкция, гарантийный талон. Есть? Бери их и пойдём.
Мы отправились вчетвером: я, мама, бабушка и дядя Володя. Было тёплое, солнечное воскресное утро. Хозяева дома, в котором снимали комнату Сонька и её родные, копались в огороде. Узнав, зачем мы явились, позвали своих квартирантов. И подтвердили, что у тех появился детский велосипед. Разъярённая Сонькина бабушка выскочила на крыльцо босая, разразилась площадной бранью. За её спиной, поглядывая на нас изподлобья, стояла сама Сонька. Дядя Володя показал своё удостоверение и потребовал принести велосипед. Женщина вмиг замолчала, нехотя принесла требуемое.
 
Моё сердце покатилось куда-то в пятки, а в горле застрял ком. То, что я увидела, и отдалённо не напоминала моё красное сверкающее чудо. Но дядя Володя так не считал.  Он ловко опрокинул велосипед набок, осмотрел, потрогал, нащупал какую-то железку у задних колёс, удовлетворённо кивнул головой.
– Я так и думал!
Лицо Сонькиной бабушки в мгновение ока застыло, превратилось в маску. Она визгливо закричала, что будет жаловаться. Но дядя Володя невозмутимо достал из кармана перочинный ножик, счистил им краску с железки. Затем взял из маминых рук инструкцию.

– Что я говорил: номер один и тот же! Быстро же вы транспорт перекрасили. Вот, под синей красная краска… Ловко дело провернули. Но просчитались чуток. Можно и ручки, и звонок снять, и перекрасить можно. А номер на железе выбит, его не закрасишь. Так что собирайтесь, гражданочка, пойдёте со мной в милицию.
Голос женщины сразу же изменился, она начала причитать о своих бедах-несчастьях, и о том, что её «бес попутал». Просила пожалеть бедную внучку и не отнимать у неё велосипед. А девчонке, то бишь мне, мои родственники ещё один купят. Мама и бабушка остолбенели от такой наглости. Богатыми нас трудно было назвать.
 
А я, не отрывая глаз, смотрела на Соньку. Она тихо спустилась с крыльца, встала рядом со своей бабушкой. Из-под отросшей, закрывавшей брови чёлки девчонка внимательно и настороженно смотрела то на одного участника конфликта, то на другого. А когда поняла, что добытый с риском велосипед обязательно заберут, в её глазах полыхнула такая ненависть, что у меня мурашки по спине побежали. С криком: «Не отдам! Не отдам!» Сонька  бросилась ко мне, растопырив пальцы. Видимо, хотела вцепиться в глаза. Я была выше и сильнее, и смогла оттолкнуть девчонку. Но она успела царапнуть меня по щеке. Хорошо царапнуть, до крови. На следующий день царапина воспалилась. Когда рана зажила, остался шрам.

Велосипед мы забрали. Но он не радовал меня как прежде. Года два-три я на нём ещё каталась. Потом мне купили подростковый «Орлёнок», но это совсем другая история.
В скором времени Сонька и её родные куда-то переехали, и больше я их никогда не встречала.