Ну, дворцом жилище великого Лимшоля можно было бы назвать с превеликой натяжкой. Такого сочетания напыщенного богатства и нищеты, тонкого вкуса и абсолютной вульгарщины вряд ли, можно было сыскать где-то ещё.
Одноэтажная «сараюшка» с узкими окнами-бойницами, плоской крышей, покрытой чешуйками, какого-то крупного ящероида. Воротца, выложенные серебряными пластинами с разномастной гравировкой. Притом, что дыры в стенах были грубо забиты досками, краска (если это была краска) облупилась. С обеих сторон ворот установлены статуи. Одна из них - точная копия «Красавицы» великого скульптора Виолочети, вторая же, вторая была творением местного «мастера». Вряд ли хоть какой-то искусствовед смог бы определить, к какому именно направлению её можно отнести. Даже описать сиё творение было не просто. Создавалось впечатление, что эта скульптура олицетворяла саму душу Тофета, нечто корявое, изогнувшееся в агонии, политое кислотой и обожжённое огнём. Ужас и трепет вызывала она.
Территория вокруг сиятельного жилища обросла разнообразной растительностью, кою никто и не пытался подстригать. Защитных стен или даже забора не имелось и в помине, да и кто посмеет напасть на абсолютного властелина Тофета?
Коци не спеша приблизилась к воротам и постучала. (Девушке хватило хорошего вкуса не обвешаться драгоценностями с ног до головы, она обошлась музыкальным ошейником, десятком ручных и ножных браслетов и скромным серебряным колечком на правой верхней руке.)
Окошко, в створке ворот открылось, и высунулась примерзкая харя.
– Это я, – кивнула привратница, – привела к господину ещё парочку гомо. Отворяй, давай, Смурий, приятель. У меня мало времени.
– О, шипастая, – страж добродушно оскалился, - давненько ты не захаживала к нам.
Створка ворот со скрипом отворилась. Путники проникли внутрь.
Смурий оказался существом, во внешности которого было что-то от медведя и ящера. Здоровяк, на целую голову выше Зара и втрое шире в плечах. Доспехи ему вполне заменяла собственая чешуя. Кроме острых когтей и устрашающих клыков, у стража имелась внушительная дубина.
– Не буду я вас провожать, – заявил страж, - дорогу без меня найдёте. Блуждать здесь негде, а коли задумаете какое дело не доброе, так вас пиники выследят и куда надо доложат. А, там уж не обессудьте, подадут вам на стол господину нашему под сладким соусом и с гарниром. Хи-хи-хи.
– Так Лимшоль людоед? – волосы на голове Лэу встали дыбом.
– Не слушай ты его, – отмахнулась привратница, – Смурий у нас большой шутник. Пошли, господин наш не любит ждать.
От ворот и далее куда-то вниз шёл длиннющий коридор. Обычный беленые стены и потолок. Пол, застланный соломой. Вдоль стен расставлены странные предметы, явно служившие украшением. Некоторые из них напоминали мебель, то стул, то столик с вазоном. Только предметы сии были какие-то искривлённые, изогнутые, будто бы бились в агонии. Среди предметов встречались и изображения каких-то тварей, уродливых или симпатичных, но, все, почему-то были одинаково чёрны или серы. Создавалось впечатление, что у скульптора, создавшего их, не было иного материала.
– Что-то мы долго идём, – забеспокоился музыкант, – дворец казался таким маленьким…
- Дворец? – хохотнула девушка, – да мы с вами лицезрели, лишь, первый этаж. Жилище Лимшоля, как и многие дома, в Тофете, подземное. У нас здесь со строительными материалами, как вы понимаете, очень плохо. Деревьев мало, да и те, в основном, хищные. Кирпичи изготавливать или камни тесать дорого и сложно. Потому и роем вглубь, благо камнеедов хватает.
– Подземные жилища, это здорово, но, почему интерьеры столь мрачны? – вступил в разговор поэт.
– Интерьеры-то? – привратница легкомысленно махнула рукой, – не обращайте внимания. Их меняют каждый день, в зависимости от того, в каком настроении проснулась наша повелительница. Потому, стены просто побелили, на их фоне любые статуи будут смотреться одинаково хорошо. Знать сегодня, привиделось ей во снах нечто недоброе.
Неожиданно, девушка остановилась, приблизилась к стене коридора справа, что ничем от других не отличалась, погладила её, нащупывая невидимую для стороннего наблюдателя кнопку, и….
Стена медленно опустилась, обнажая боковой проход.
- Если кто-то посторонний, несведущий, попытается по этому коридору добраться до тронной залы, его будет ждать бо-о-ольшое разочарование, – хихикнула Коци, – коридор представляет собой, замкнутое кольцо, хоть тысячу лет броди, истинного входа не отыщешь. А, вот и ещё одно средство защиты.
Раздался странный скрип, и из прохода высунулась волосатая морда с огромными жвалами.
- Пилопы, – четырёхрукая почесала уродливую морду меж рогами, что во множестве украшали лоб монстра, – чужака эти милашки сразу скушают. Для нас же они послужат средством передвижения.
Коци мягко втолкнула голову монстра обратно в проход и проследовала следом. Поэт с музыкантом последовали примеру девы.
У пилопов имелись довольно громоздкие туловища с десятком сильных лапок, как у насекомых и скорпионьи хвосты, но, заканчивавшиеся не жалом, а, толстой шишкой.
Проводница быстренько вскарабкалась на волосатую спину и разлеглась на ней, как на диване. Восьмилапка пристроилась рядышком. Зар так же вскарабкался на своего скакуна.
– Может, я пешком пойду? – нервно переспросил Лэу, – мне эти мохначи совсем не по вкусу.
–Боюсь, о, мастер мелодии, что, нельзя, – привратница вздохнула, – пилопы ведь не только для комфорта гостей здесь бродят. Пока мы на них едем, мы не сможем, ни украсть ничего из дворцового интерьера, ни подкинуть чего-то опасного, вроде ядовитых мекит, ни попытаться проникнуть в помещения, в коих нам совсем уж делать нечего. В общем, находимся под присмотром. Лезь, не бойся.
Вздохнул музыкант печально и полез на пилопа.
Глядя на перекошенное от страха и отвращения лицо юноши, Зар и Коци не смогли не рассмеяться.
Передвигаться на волосатых тварюшках оказалось довольно приятно. Пилопы бежали хоть и быстро, но, ровно, как иноходцы. Переставляли сначала все правые ноги, потом все левые. Ни тебе тряски, ни каких иных неудобств. Этакий самоходный диванчик. И представляете, ездовые тварюшки почти не воняли!
- Все помнят нашу защитную песенку? – уточнил поэт, - ну, ка давайте вместе:
- «*Я дождя никогда не боялся,
И зонтов отродясь не носил,
Я по лужам бежал и смеялся,
Я тогда совсем маленьким был.
Марш бравурный катился по крышам,
Растворял я пошире окно.
Только больше я марша не слышу,
Нет, не слышу довольно давно».
- Одного я не понял, - Лэу пожал плечами, - ты говорил, что песенка должна быть дуратской, а эта – замечательная, хотя, не могу не признать, запоминается легко.
- Ну, значит, не то настроение было, чтобы писать глупые стихи, - Зар печально улыбнулся, - мы, поэты, увы, рабы собственного настроя. Собственно говоря, поэма получилась намного длиннее, но, если её полностью использовать, быстро запомнить песенку не получится.
А залы дворца, меж тем, выглядели всё так же мрачно и неприветливо, местами, просто отвратительно. Вот мимо наших путешественников проследовало непонятное существо, похожее на маленького чешуйчатого слоника, с гигантскими ушами, волочившимися по полу и оставлявшими мокрый след. Хоботом тварюшка водила туда – сюда, будто слепая и периодически с хлюпаньем что-то всасывала.
- Местный уборщик, - пояснила Привратник, - очень любезные монстрики, но скромные и стеснительные.
- Я, то же стеснялся, если бы вынужден был мыть полы собственными ушами, а пыль собирать - хоботом, - фыркнул музыкант.
- Прости, повелитель божественных звуков, элементалей не рабов у нас нет, - Коци пожала плечами.
- Милая Коци, я тебя умоляю только, - поэт вздохнул, - при правителе воздержись от таких эпитетов в отношении нашего Лэу, а иначе беднягу ждёт незавидная судьба.
- Ой, простите, - девушка смутилась, - забылась на миг я, больше не повторится. Я ведь так люблю этого волшебника, издающего неповторимые звуки с помощью своего инструмента, что если с ним случится что-то, моё бедное сердечко просто не выдержит!
- Как жаль, что мой жестокосердный друг не способен оценить ни красоты твоей, ни силы любви, - Зар вздохнул.
- А ничего, что я здесь нахожусь и слышу, как вы меня обсуждаете, – взвился музыкант, - ты, кого я всегда называл другом, предлагаешь оценить «любовь» существа, что целует свои жертвы, перед тем как поразить ядовитыми иглами? Да у меня, когда вспоминаю ТУ охоту, волосы встают дыбом на всём теле!
- Простите, - щёчки Привратника запылали от смущения, - я напугала вас, а ведь я не извращенка, просто такой способ охоты. Я ведь должна что-то есть, но…. чтобы не быть, в ваших глазах, столь мерзкой тварью, готова перейти целиком на растительную пищу, сколь бы мало она мне не подходила!
- И какого демона я поднял эту тему? – простонал поэт, - Лэу, не смей больше обижать нашу проводницу, во-первых, она ничем не заслужила твоего осуждения, каждый выживает так, как ему природой положено, а во-вторых, без неё мы и пары часов не проживём. Извинись немедленно или я больше не буду с тобой разговаривать!
- Чтобы господин музыкант извинялся передо мной? – ужаснулась Коци, - но он тот, кому принадлежат душа моё и сердце и не сказал ничего, кроме правды.
- Извиняться? – начал было Лэу, но увидав сверкающие от гнева глаза друга, поперхнулся и поспешно произнёс, - ладно, будем считать, что я перегнул планку. В конце - концов, истинный музыкант должен ценить всех своих поклонников, вне зависимости от их диеты, если не хочет остаться один. Ледиус Коци, я, я не должен был напоминать вам о том прискорбном случае. Питайтесь, кем хотите и как хотите.
- Только не включайте в своё меню нас с музыкантом, - хохотнул Зар.
- О, могла ли я мечтать о том, что повелитель мой дозволит быть его поклонницей? - лицо девы буквально засветилось от счастья, - спасибо – спасибо – спасибо!
- И ещё повелитель желает, чтобы его очаровательная поклонница обожала его, молча, пока не отойдём мы как можно дальше от дворца, - поэт улыбнулся.
Привратник поклонилась низко молодым людям и прикрыла рот ладошкой.
Залы и коридоры, тем временем, шли своим чередом. Изредка попадались уборщики или ездовые монстры, такие же, как те, что везли путешественников. Статуи вдоль стен становились всё более жуткими, в конце концов, музыкант даже прикрыл глаза руками, чтобы не видеть их и вот, наконец, впереди, показались огромные ворота, оббитые листами ржавого металла, изукрашенные драгоценными камнями и цветными камешками, а так же, там где в обшивке зияли дыры – резьбой. По обеим сторонам их вытянулись два огромных каменных человекообразных монстра в стальных одеяниях с длинными палками в могучих руках.
- Даже среди нохри найдётся мало силачей, способных одолеть эти штуки, - пояснила Каци, - один каменный воитель стоит целой армии, и поэтому тоже повелитель Лимшоль никого и ничего не боится. Когда ступите на землю, не забудьте положить свои артефакты перед живыми статуями. Как понимаете, к правителю можно входить только с пустыми, чистыми руками.
Привратник соскочила со своего монстра, поспешно встала на одно колено перед каменными монстрами, склонив голову и прижав ладони к полу.
- Прошу вас, вечные стражи великого правителя Лимшоля, доложите, что ничтожная служанка повелителя нашего привела двух новоприбывших гомо и нижайше молит принять их.
Один из каменных гигантов кивнул и несколько раз стукнул палкой по воротам особым образом. Створки, как бы сами собой, начали открываться. Зар и Лэу так же поспешили слезть, со своих шагающих кресел, причём, музыкант был так неловок, что, не удержавшись, шмякнулся на пол плашмя. Поэту пришлось ухватить его за шкирку и поднять, как котёнка и поставить на ноги. Оба, не без сожаления сложили своё оружие перед стражами, Зар стянул свою перчатку и кинул сверху.
- Я говорил, что эти штуки мне не нра…. – начал было Лэу, но Каци поспешно приложила палец к губам, призывая к молчанию, и даже шикнула.
И вот узрели путешественники тронную залу. Музыканта так и подмывало скривиться презрительно. В его старом доме там, наверху, даже склад для сельхозинвентаря на заднем дворе, выглядела роскошнее. Одно хорошо, мрачные фигуры отсутствовали, их заменяли головы всевозможных чудищ и монстров повешенные на стенах. Так же древние охотники размещали свои трофеи. Сами стены были серыми, все в разводах влаги, потолок выкрасили грязно жёлтой краской, весьма неудачно имитировавшей позолоту, пол – каменный, с брошенными тут и там шкурами каких-то безобразных тварей. Окна отсутствовали. В дальней части установлено было старое трёхногое кресло, судя по виду, оно всё же являлось троном, но использовалось разве что в театральной постановке. Облезлая золотая фольга, стеклянные камушки, кое-где заменённые всё же драгоценными. Подлокотник остался только один, да и тот – растрескался. На самом троне восседал высокий, представительного вида полный мужчина с несколько обрюзгшим лицом. Узкий лоб, мохнатые нахмуренные брови, злые, крохотные глазки, пухлые, вечно недовольно поджатые губы, гладко выбритый подбородок, огромный нос, обвисшие щёки. Шея практически отсутствовала, кожа была бледной, редкие волосёнки на голове, тщательно прилизанные, венчал общипанный лавровый венок, одежда состояла из некогда белой тоги, которую сплошь покрывали заплатки самых разных цветов, деревянных сабо на ногах и серого плаща, края которого были обшиты меховыми манто, имитировавшими опушку. Непритязательный костюм резко контрастировал с толстенной золотой цепью на шее, массивными браслетами на бицепсах мускулистых рук.
Лимшоль совсем бы мог сойти за человека, если бы не его руки, которые, ниже локтя, целиком состояли из какой-то прозрачной субстанции, очень похожей на желе. Когда музыкант увидел их, то едва смог сдержать рвотные позывы.