«Мы здесь не в бирюльки играем, а готовим судоводителей!» - с чувством произнёс Начальник Судоводительского факультета, строго глядя мне в глаза – мне, только что вернувшемуся из клиники в ФРГ, где я перенёс операцию по удалению аппендикса. Операция эта и последующее восстановление в Германии пришлись в аккурат на мой курсантский отпуск, и я надеялся получить хоть несколько дней отдыха за счёт первых дней уже начавшегося семестра, потому и оказался в кабинете Начальника с соответствующим рапортом. Ничего не вышло – пришлось поездку домой отменить, и я поплёлся в аудиторию, вспоминая по дороге перипетии недавно произошедших событий…
Тот рейс, один из первых в моей жизни, для меня как-то «не сложился», хотя начинался феерично. К проходной Ленинградского морского торгового порта, где уже собрались курсанты в ожидании организованной посадки на учебный пароход, я подъехал на чёрной «Волге»*. Так вышло случайно – эта машина подобрала меня, опаздывающего и отчаянно голосовавшего на дороге, - но многие курсанты и преподаватели восприняли моё появление по-своему: «надо же, прибыл в последний момент (!), да ещё на «таком»(!) автомобиле, - видимо, парень не прост…».
Первые несколько дней рейса пролетели, и вот выходим в Северное море. Появилась качка, сначала небольшая; однако, с каждой минутой её амплитуда увеличивалась, а на повороте судно резко завалилось на борт. Я попытался ухватиться за релинг (поручень), и моя левая рука, описав дугу в воздухе, ладонью должна была упасть на него, но траектория оказалось такой, что собственно на релинг сверху вниз попал только краешек ногтя на безымянном пальце. Движение было резким, ноготь подорвался и стал перпендикулярно пальцу. Сильной боли я сначала не почувствовал. Побежал к судовому врачу. Тот, не долго думая, без всякой анестезии, щипцами (чуть ли не пассатижами), выдернул ноготь окончательно. Вот тут я взвыл от боли. Доктор заботливо перевязал палец и отправил меня из кабинета.
Через 3 недели, едва только повязка была снята, случилась ещё одна неприятность. Ежедневно на судне по вечерам в столовой крутили кино. Все свободные от вахт и работ курсанты, как правило, собирались на просмотр. В тот вечер показывали фильм, содержание которого изобиловало сценами единоборств. Не удивительно, что по окончании картины курсанты, "вывалившись из зала", стали применять увиденные приёмы рукопашного боя. Помахав руками и ногами, помяв друг^ друга основательно, устали и пошли спать.
Наутро мне нужно было встать пораньше, так как был поставлен в наряд на камбуз – мой первый наряд, первый – потому, что из-за больного пальца я не мог физически ни мыть посуду, ни чистить картошку. Приходит дежурный, толкает: вставай, дескать. Лёжа на спине, привычным движением поднимаюсь, вернее, только пытаюсь это сделать, как из груди непроизвольно вырывается крик. Боль, пронзившая тело, заставила откинуться назад.
Кто-то рядом^^ (в кубрике обитали восемь курсантов) спросонья начал возмущаться – мол, спать по утрам не дают, дармоеды, - но, увидев моё искажённое болью лицо, буркнул: «Так бы и сказал, а то вопит, почём зря», - и, повернувшись на другой бок, снова заснул: спать всем хотелось всегда, днём и ночью.
Дежурный вернулся и подал руку: - Ну, вставай. – И, увидев меня, бледного лицом и непонимающего, что происходит, убрал руку, растерянно потоптался возле банки (койки): - Ладно, пойду за доктором. – И пошёл. Но вскоре вернулся со словами: «Доктор объявил тебя симулянтом, сказал, чтобы ты не дурил и не отмазывался от наряда, иначе он примет меры».
Вся эта возня заставила проснуться окружающих, которые, сгрудившись вокруг меня, терялись в догадках - в чём дело? Доктор, наконец, пришёл, диагностировал перелом рёбер, наложил повязку, и я слёг на несколько дней.
… Плавательская практика на УПС «Профессор Ухов» подходила к концу: ещё один порт захода в Средиземном море, и – домой, в Ленинград. Три месяца путешествий позади, и уже очень хочется поскорее увидеть родных и друзей, - не привыкли ещё мы, молодые курсанты, к длительным отлучкам.
И вот, наконец, зашли в порт Пасахес (Испания). К тому времени я чувствовал себя сносно, во всяком случае, мог самостоятельно передвигаться. На берег, правда, не сходил. Но здесь подстерегала другая неприятность: запах застоявшейся воды был такой нестерпимый, что не давал ни спать, ни есть. Дело в том, что вход в порт со стороны моря настолько узкий и длинный, что вода не успевает циркулировать, и образуется застой, да ещё и местные стоки сюда же ведут – словом, дышать можно, если только приложить к носу платок, смоченный одеколоном. Впрочем, многие переносили этот запах не так драматично, некоторые даже не потеряли аппетит, но я – извёлся окончательно, о чём говорят последующие события.
Пять дней в порту показались вечностью. Вышли в Бискайский залив. Как всегда, здесь качает, и качка – неприятная, а у меня новая напасть – болит живот. Да так, что бегу к доктору. Тот театрально округлил глаза, паясничая, опять назвал меня симулянтом, и выгнал из кабинета. Боль тем временем нарастала. Не желая показывать муки окружающим, я вышел на палубу к пустому бассейну. Шёл дождь, поэтому вокруг не было никого, - только море и чайки. На глазах навернулись слёзы, боль не проходила, так – в согнутом состоянии – я просидел какое-то время под дождём. Вдруг, на плечо легла чья-то рука: - Что с тобой? – Я рассказал, добавив, что у доктора уже был. Не раздумывая, знакомый, но из другой учебной группы, курсант^^^ потащил меня в кабинет доктора, и тоном, не допускавшим возражений, заставил его принять меня.
«Курсант…острый приступ аппендицита… операция … требуется заход в порт…» - полетела радиограмма в Пароходство. И вскоре ответ, позволявший зайти в порт Бремен (Германия), и передать меня в госпиталь. Через 2 дня, едва судно пришвартовалось к причалу, к борту с сиренами примчалась их, немецкая, «скорая помощь», и через полчаса я, с диагнозом «перитонит», был на операционном столе.
«Операция прошла успешно», - телеграфировали следующим днём на пароход, который уже был в море и следовал в Ленинград. А меня поместили в палату, в которой, к моему удивлению, проходил лечение курсант^^^^ нашего же курса, но из параллельной роты, с тем же диагнозом списанный с другого учебного судна, и попавший в эту же клинику несколькими днями раньше.
Пребывание в больнице требует отдельного рассказа, которым сейчас уже трудно кого-либо заинтересовать, но тогда, в 1984 году, я был просто ошеломлён уровнем комфорта, отношением медперсонала, пищей, и вообще – всем, всем, всем…
Через 8 дней нас выписали из клиники, привезли прямо к трапу судна - не того, с которого я был списан, а другого, такого же учебного – «Профессор Рыбалтовский». На этот раз я прибыл в порт на «Мерседесе»(!!!) **. «Не прост…» - мысленно произнесли находящиеся на борту судна курсанты и моряки, не знавшие, кто я и откуда.
Первое, с чем я столкнулся по приходу в Ленинград, это – приказ немедленно прибыть в так называемый Первый отдел. Прибыл. Там не церемонились, и сразу перешли к делу: - Вот бумага и авторучка. Пиши, кто, где, когда и при каких обстоятельствах тебя завербовал… - Увидев неподдельное удивление на моём лице, добавили: - Или пытался завербовать? - Видимо, убедившись, что вскинутые брови и изумлённый взгляд доказывают искренность моего непонимания происходящего, завершили разговор следующей фразой: «Ладно, пиши: «За время моего пребывания заграницей попыток завербовать меня с чьей бы то ни было стороны не предпринималось.» - Свободен…
… Свободен! Теперь – к Начальнику СВФ, и – в отпуск!
(Продолжение - в первом абзаце).
^ Андрей Ситник
^^ Cергей Бухтияров
^^^ Андрей Маленков
^^^^ Шура Давыдов
* В Советском Союзе «Волга» была самым дорогим автомобилем, а чёрные «Волги» были зарезервированы для государственного использования только в качестве ведомственного автомобиля. Свой отпечаток наложило и его активное использование «органами», что подчёркивало зловещий образ автомобиля, созданный на основе панического страха перед репрессиями.
** Нужно вспомнить те годы, когда на улицах в СССР ни одной иномарки встретить было практически невозможно, а «Мерседес» – это что-то из сказки, той капиталистической сказки, которую и по телевизору-то не показывали, а побывать в ней никто и не мечтал: не считая дипломатов, только лётчики и моряки имели такую возможность, и то - в урезанном варианте. Так что для юноши тогда такая поездка была, конечно, усладительной. Этим обстоятельством и оправдываются три восклицательных знака в конце предложения.