Дедушка переехал в город ещё в прошлом году и дом в деревне остался пустовать. Иногда дом снился ему и тогда дед просыпался, тяжело вздыхал, с трудом поднимался с кровати, подходил к окну. Дед ложился рано и за окном город жил своей вечерней жизнью. Яркие фонари, пруд, черные и белые лебеди на нём, люди, гуляющие вдоль пруда, трамваи шумно проезжающие мимо. Дед смотрел на эту диковинную для него жизнь и плакал.
Дом был очень старый, поэтому решили его раскатать на дрова, а участок продать. Красивое крыльцо. Сени, в которых на лавке остались старая гармошка и самогонный аппарат. Две комнаты, в одной стояла большая русская печь, в другой висела картина. На картине была изображена сказочная Баба-яга. Бабушке картина не нравилась и она не подходила к ней, чем дед и пользовался, пряча за неё «маленькую», покупаемую на сэкономленную сдачу. Перед домом всегда было много цветов и три старых яблони. За домом был огород.
Дед долго не соглашался продать дом, но наконец, его уговорили, нашли покупателя. И дед решил поехать в деревню, попрощаться с домом. Меня отправили с дедушкой – присмотреть.
Вокзал, электричка, деревня, дом. Чем ближе подходил дед к дому, тем тяжелее и непослушней становились его ноги. Увидел забитые крест-накрест окна, заныло сердце, заслезились глаза. Калитку открыл легко, а вот до крыльца еле дошёл. Сел, знакомые ступеньки скрипнули, как тяжело вздохнули. В след им тяжело вздохнул и дед, в глазах туман, в мыслях какая-то путаница.
Я с трудом открыла ржавый замок, перешагнула за истёртый порог, вошла в дом. Сырой, нежилой запах давно нетопленного дома. Пыль, паутина, мыши. Треснувшее зеркало, на подоконниках разные баночки с увядшими букетами полевых цветов. На стене висела та же картина, «маленькой» за ней не было. На полу под сломанной табуреткой, лежащей на боку, увидела маленький пожелтевший листочек, сложенный в четверо. Подняла. Оказалось моё стихотворение, написанное каким-то летом, когда я гостила у дедушки. Стало грустно. Всё здесь в прошедшем, в минувшем, в бывшем…
Вышла на крыльцо. Дед сидел понурый, свесивший голову на руки, тяжело дышавший, весь какой-то жалкий. Тронула его, не откликнулся. Испугалась. Побежала к соседке. Баба Шуня знала нас, мы летом покупали у неё козье молоко. Она накинула платок и мы вернулись к деду. Баба Шуня растолкала его и повела к себе. Мне велела подпереть дверь поленом, что лежало у крыльца. Я позвонила сыну деда. Алёша сказал, чтоб никуда не уходили, он сейчас приедет. Старым людям очень тяжело что-то менять в своей жизни. Их сердце сложно переносит изменения.
В городе дед приспособился ездить на трамвае. Сын купил ему проездной. Дед садился на конечной, что была недалеко от дома и ехал через весь город на кладбище. Подходил к воротам, долго стоял около них, вздыхал: скоро опять переезжать, и ехал обратно. По пути он беседовал с попутчиками, люди привыкли и долго помнили, что этим маршрутом ездил весёлый разговорчивый дед…