Корней Чуковский - лукавый, сложный, коварный

Магда Кешишева
   1955 год. Молодым кажется, что 73 года - это чрезвычайно много. Так было и в тот раз. Молодые писатели шли поздравить Чуковского с днём рождения, думая увидеть глубокого старика, благостного, тихого, с добрыми, слегка слезящимися глазами.

   Было всё: цветы, речи, поздравления. Не было одного - старика не было. Был длинный, худощавый весёлый человек, с белой прядью на лбу, с острым смеющимся взглядом, с большими смуглыми руками, тёплыми и мягкими, без единой приметы старости. Голос - высокий, насмешливый.

  ...Чуковский бы очень расточителен на ласковые слова. Он мог при первой встрече подарить человеку свою книгу с надписью - "Дорогой с первого взгляда...", мог обнять, расцеловать едва знакомого человека, женщину и мужчину, не имело значения.

   От этого каждый был убеждён в добром именно к нему расположении Чуковского.
   Однажды молодая писательница, убеждённая в особом к ней отношении Корнея        Ивановича, взялась сопровождать к нему одного молодого критика. Тот хотел просить Чуковского написать статью для журнала. На вопрос молодого человека - "В каких вы отношениях?", она ответила - "В прекрасных!"

   И вот осенью 1956 года, когда у Чуковского ещё не было телефона и предупредить о приходе не было возможности, молодые люди приехали в Переделкино. Писательницу это не беспокоило: Корней Иванович всегда встречает её тепло и весело, он будет рад. Свою уверенность она внушила и критику.

   Приехали. Моросил дождь. Чуковского не было дома. Женщина, которая вела хозяйство, сказала, что он уехал в Москву.
   Писательница знала, что Чуковский  в Москве никогда не ночует, а спать ложится рано, т.е. были все основания думать, что он скоро вернётся.

   Молодым людям хотелось снять мокрые плащи, посидеть, но приглашения войти не последовало и, потоптавшись, они вышли. Решили ждать, прогуливаясь. Они ходили вокруг дома, а дождь всё моросил, и казалось, что он никогда не прекратится. Вынужденная прогулка затянулась чуть не на час. Наконец, подойдя к воротам, они увидели, что стоит машина, двери гаража распахнуты. Значит вернулся!

   Вошли в дом. Снова появилась женщина, крикнула: - "Корней Иванович, пришли они!" Сверху раздался высокий, знакомый голос, но интонация незнакомая, раздражительная, даже сердитая.
   Писательница решила, что она сейчас назовёт себя, и Чуковский подойдёт-ведь он всегда так хорошо к ней относится!  Она торопливо называет себя, фамилию своего спутника.
   - Так вот кто это! - слышно сверху, но радости в этих словах не было.
   Чуковский спустился, улыбнулся и воскликнул:
  - Душенька! - и поцеловал женщину. Протянул руку молодому человеку.
  - Какие мокрые!
  - Это потому, что мы гуляли, уже час здесь ходим.
  - Ай - ай - ай! А я - то хотел предложить вам погулять со мной. Я в это время всегда гуляю.
   Снимает с вешалки плащ, надевает его, насмешливо и недобро улыбаясь.
  - У меня к вам дело, вернее просьба,- начал молодой человек.
  - Дела потом, сейчас гулять! - и пошёл к выходу.

   Молодые люди, мокрые, уставшие, голодные, пошли за ним. И ещё около часа гуляли. А дождь всё моросил...
   Чуковский говорил весело, бодро, но молодая женщина подумала: а не вывел ли он их  из дому в надежде, что они туда не вернутся, простятся на ходу и пойдут на станцию?

   Но в дом они вернулись. Сели. Критик сказал о статье. Чуковский отвечал уклончиво, ничего не обещал. Он шутил, но во взгляде его было что-то насмешливое, вспыхивали даже искры раздражения.

   Постучали в дверь - "Ужинать!". Чуковский вскочил. Женщина решила, что их будут оставлять на ужин, но они откажутся, хотя изрядно проголодались.
   Спустились вниз. Женщина твёрдо направилась к вешалке, протянула руку к плащу. Но снять его она не успела. Его снял Чуковский и с ласковейшей улыбкой подал ей. Она просунула руки в холодные, мокрые рукава. Критик оделся сам. Попрощались. Чуковский весело шутит, открывает входную дверь и говорит:
  - Послушайте! Вы же, вероятно, голодны? Не дать ли вам с собой бутербродов?
  - Нет, нет, что вы, что вы!

   Оба, шагая под дождём, молчали, делая вид, что всё хорошо. Он-то стеснялся ехать, а она хвасталась, что отношения прекрасные. Намекала, что её будут рады видеть. А рады не были. Из дома почти выгнали. Да ещё унизили, предложив бутерброды с собой.

   Вот такой это был человек: сложный, лукавый, коварный. Близко не подходи, опасно, ток!

  ...В дни 75-тилетия Чуковского в Доме Литераторов снова было многолюдно. Юбиляр выглядел прекрасно: яркая седина его молодила. Ничего усталого, обрюзгшего на этом смуглом лице с весёлым носом и жизнелюбивым, мягким ртом! Среди гостей был писатель на 10 лет моложе юбиляра, но он-то как раз  и выглядел 75-тилетним: мешки под глазами, жёлто-серые редкие волосы, отвисшие щёки, опущенные углы рта, руки с жёлтыми пятнами и вздувшимися венами.

   К Чуковскому подходили, поздравляли. Он кого обнимал, расточая улыбку и добрые слова,кого целовал. Среди подходивших были люди ничтожные, дурные даже. Но и их он обнимал и говорил что-то ласковое. Вот такая маска, маска весёлого добряка. Актёр. Лукавец.

  ...Та молодая писательница после того осеннего дня с дождём не забывала случившегося и относилась к нему с опаской. И у неё было немало случаев убедиться, что опасения не напрасны.

   В разные приезды ей приходилось слышать голос кого-то из домашних:- "Корней Иванович! К вам идёт...!" и голос сверху: - "Остановите! Скажите, что я умер!"
   Но  уже поздно - посетительница стучит каблуками по лестнице. Появляется Чуковский, и слышен разыгрывающий радость голос:- "Вот это кто! Душечка! Драгоценная!" И дальше - звуки поцелуев. К ужину Чуковский появляется один: - "Едва догадалась уйти! Два часа украла!"

  ...Как-то Чуковский гулял. Навстречу пара - муж и жена средних лет. Чуковский здоровается с мужем, что-то радостно восклицает, прижимает женщину к груди, целует, ласково и томно заглядывает ей в глаза. Расстались. На вопрос: - "Корней Иванович, кто это?" он отвечает:-"Это? Такой-то. Пишет плохо." - "А она?" - "Бог её знает. Второй раз в жизни вижу её."

   Однажды подходит к Чуковскому на территории Дома Творчества старушка и говорит, что он обещал подписать фотографию, на которой их вместе снял. На вопрос, помнит ли он, Чуковский нежным голосом отвечает:- "Как не помнить! Дайте эту фотографию!"  На фотографии на скамейке рядом старушка и Корней Иванович. Она прильнула к нему, а он обнимает её за плечи. Ни на секунду не задумываясь, он пишет - "...с пламенной любовью!"  и спрашивает:-"А ваша мама не рассердится?" Старушка радостно смеётся. Простившись с ней, Чуковский говорит:- "Удачно мы её встретили. Ведь она ко мне собиралась идти"

   Вот таким он был - никогда не поймёшь, рад он тебе, или нет, искренни его слова, или нет.
   На подаренных разным людям книгах он писал: одной -"Обожаемой... !, другой -"С пламенной любовью!, третьей  ещё что-то в этом духе, но всё это ничего не значило.

   Близкие знали, с какой щедростью он расточает налево и направо ласковые слова, действуя по принципу - ей(ему) приятно, а мне ничего не стоит.
   А дамы, мело знавшие Чуковского с гордостью намекали, что они милы Чуковскому, что он счастлив видеть их. Среди них была и та дама, увидев которую в окно, он просил домашних сказать, что он умер.

   Чуковский был прекрасен, общество его было драгоценно, но всегда следовало быть настороже.