Латинское слово «lilium» обозначает «красива, нежна, как цветок лилии»
Не знаю почему, но существует какая-то тенденция у татар, проживающих в нашей губернии, помимо своих национальных красиво звучащих имён, называть рождённых девочек именами цветов. Очень популярно у них имя Роза. За всю свою жизнь я ещё не встретила ни одной русской с этим именем, а вот Роз-татарочек повидала достаточно.
Мать родила ее в почти сорок лет и назвала Лилией. Это была первая, окончившаяся родами, беременность матери, решившей, наконец, родить для себя. Кто и какой национальности был её отец, было неведомо никому, а мать не распространялась на этот счёт.
Лилия не была копией матери, что-то нездешнее проступало в её облике. Была она черноволосой, но с нежно – фарфоровым оттенком кожи, большие миндалевидные глаза зелёно -кошачьего цвета меняли свой цвет в зависимости от освещения, да и во всех её движениях сквозила кошачья грация. Гибкая, стройная, среднего роста, с рано развитой грудью, она уже в шестом классе приковывала внимание мальчишек, при каждом удобном случае пытающихся прикоснуться к её аппетитным выпуклостям, но получающим дикий отпор от неё. Разъярённой кошкой отстаивала она свою неприкосновенность, за что и получила кличку «Кошка»
Ловко лазая по деревьям, перемахивая изгороди соседских огородов в поисках первых огурцов, гороха или морковки, она рано научилась добывать себе прибавку к скудному домашнему рациону. Её мать не утруждала себя заботой о витаминах ребёнку, их огород зарос репьём и лебедой, лишь только картошки с сотку высаживала она в начале июня, особо не ухаживая за той впоследствии.
Ни сама Лилька, ни огород, ни работа на животноводческой ферме её маму Расиму особо не отвлекали от главного призвания – она любила мужчин. И мужчины любили Расиму.
Местные татарские кумушки, рьяно осуждавшие её мать, с недоумением смотрели вслед Лильке, гадая, откуда в ней такая красота, мысленно проводя ревизию всех её мамкиных кавалеров.
А Лилька нежным цветком в навозе расцветала, как в сказке, не по дням, а по часам.
Уже с седьмого класса стали заглядываться на красотку и татарские аксакалы, оглядываясь и смачно сплёвывая ей вслед, явно не отеческие чувства, испытывая при этом. А Лильке всё нипочём. Радуется она нежданным гостинцам, сунутым невзначай при встрече кем-нибудь из таких аксакалов, жадно набьёт рот сладостями и идёт себе дальше по своим делам.
Дел у Лильки, впрочем, было немного. К урокам не пристрастилась, к уборке в доме не приучилась, да и мать особенно и не настаивала: сметён сор к печке, помыт пол раз неделю и довольно.
А вот красоту Лилька любила, особо уделяла внимание своей внешности, то находя какое-то сходство с индийской актрисой, увиденной ей в кинофильме, то в фото какой-то модели в модном журнальчике у одной из одноклассниц, родители которой могли позволить их дочке глянцевые журнальчики. Само собой как-то получалось, что тихо и незаметно эти журнальчики перекочёвывали потом обязательно к Лильке.
Вся стена, у которой стояла её железная кровать с панцирной сеткой, была увешана вырванными фото чужеземных красавиц. Подолгу могла смотреть на них Лилька, представляя себя на их месте. И как-то неожиданно даже для себя, она вдруг поверила, что прославится, что будут ещё с придыханием произносить её имя односельчане. А вредные пацаны забудут её кошачью кличку, а вспомнят её полное имя - Лилия – королевский цветок.
Лилька рано научилась манипулировать людьми. С ранних лет умела она, с невинной улыбкой на пухлых губках, выманивать у кавалеров матери деньги на игрушку, повзрослев, на косметику и разные другие девчачьи штучки.
Часто слыша, о чём говорит за стеной очередной мамкин любовник, она невольно старалась примерить «шкуру» говорящего на себя: что этого знакомого дяденьку-соседа привело к её матери, чего ему не хватает в родной семье?
Физическая сторона любви уже давно не была для неё секретом. А ей хотелось любви, от которой тает сердце и хочется петь, как в индийском кино.
Лилька давно знала имя своей неземной любви – Минур.
Это был первый красавец на селе, сын уважаемых родителей: отец – работал завгаром, мать – бухгалтером в конторе. Был он старше Лильки на шесть лет, уже заканчивал институт в областном городе и вряд ли помнил такую соплюху, как она. Поговаривали, что у него уже есть городская невеста, тоже татарских кровей, с которой они вместе учились в сельскохозяйственном институте.
- А всё равно он будет мой! – почему-то твёрдо решила Лилька перед своей учёбой в восьмом классе.
Ах, это знаменитое лето её четырнадцатилетия! Оно было необычно жарким для их сибирских краёв. Температура воздуха почти весь июнь приближалась к отметке сорок градусов. Лиственные деревья стояли, понуро опустив свои листья, вяло скрутившиеся на концах. И лишь красавцы кедры и ели за околицей их села хоть и порыжели, но всё же так же бодро тянули свои макушки к небу. На всей огородно-палисадовской растительности лежал толстый слой пыли.
Для ребятишек одно было спасение от этого пекла – с утра до вечера бултыхались они в речке, заметно отступившей от своих прежних берегов. Сюда заскакивали и осатаневшие от жары женатые молодые мужики, не раздеваясь, быстро окунувшись в тёплой, парной водице, легко вскакивали они в сёдла своих мотоциклов, велосипедов, либо на телеги и мчались на сенокос: успеть заготовить корма домашнему скоту, пока трава окончательно не сгорела.
Надо сказать ещё об одной особенности быта татарских поселений: вы никогда не увидите купающихся замужних женщин и зрелых мужчин. Если какая – нибудь деревенская русская бабёнка и отважится в лёгком ситцевом платьице поодаль от ребятни окунуть своё разгорячённое тело, то татарку, даже в платье до пят, вы не увидите выходящей из воды никогда – мусульманское воспитание не позволяет таких вольностей. Юные же прелестницы ещё могут купаться поодаль от мальчишек, но ни в коем случае в купальниках, а, пусть и не до пят, но в платьях. Во всяком случае, так было тридцать лет назад, когда происходили эти события в той омской татарской глубинке.
Здесь, у речки, и увидел выходящую из воды Лильку в прилипшем платье, обрисовавшем её стройную фигурку, бригадир чеченской бригады Юсуп.
Увидел и ахнул от такой красоты: длинные волосы ниже поясницы чёрной фатой струились за спиной, пухлые губы полуоткрыты в довольной полуулыбке, огромные зелёные глаза казались тёмными от пушистых, длинных чёрных ресниц, кожа какого-то нежного оттенка топлёного молока, маленькие ступни прекрасных ножек.
В ней была грация горной серны, осторожно ступающей по тропке. А, стекающие капли воды по её телу, заставляющие Лильку вздрагивать, отряхиваясь, ещё больше подчёркивали это сравнение.
Юсуп был сражён наповал. Понимающий толк в женской красоте кавказский мужчина, не сдержал возгласа:
- Персик, ты откуда такая взялась?
-От верблюда!- захохотала в ответ Лилька.
Так состоялась их первая встреча. Где и когда были вторая, третья, сотая никто не ведал.
Юсуп был тридцатилетним женатым мужчиной, отцом троих детей, вот уже шестой год приезжающим в Сибирь со сколоченной им бригадой строителей на заработки. Строили они коровники, конюшни, склады в разных сёлах Прииртышья, щедро делясь с совхозным начальством гонораром. Такие бригады были повсеместны: армян, осетин и чеченцев охотно брали на такие работы не только за их щедрость, но и за строительное искусство.
Горячие горцы оставляли после себя не только сельхозстроения, но и горячую память на всю жизнь у вдовушек и разведёнок в виде гугукающих младенцев в люльках.
Юсуп понимал греховность этой тайной страсти к несовершеннолетней девчонке, но ничего не мог поделать с собой. Он даже не удивлялся, как быстро она научалась всем тонкостям любовной игры, как неистово отдавала она всю себя без оглядки.
- Персик созрел и кто-то должен был им насладиться, это счастье, что мне, - заглушал он в себе совесть отца.
Наступила осень с обязаловкой ходить в школу для Лильки, для Юсупа с ударным завершением работ.
Нам неведомо, что говорил он на прощанье ей, знал ли о том, что она беременна, или догадывался, но предпочёл вслух своими догадками не омрачать последние интимные свидания.
Он щедро одарил её обновками, недорогими золотыми украшениями и уверениями скорой встречи будущей весной, когда приедет в их район вновь со своей бригадой.
Сердце всегда верит тому, во что хочет верить. Лилька не стала исключением из этого правила. Сидя на уроках, она пребывала в мечтательно-сонном состоянии, да её учителя особо и не трогали, понимая, что девчонке бы хотя бы восьмой класс окончить, а там училище, и довольно.
Скандал разразился перед Новым годом, когда в декабре выпускные – восьмой и десятый – классы проходили обязательную медкомиссию. Гинеколог озвучила шокирующую новость директору школы. С ужасом стали припоминать и Лилькину необычную «похорошелость» после каникул, и появившееся на её пальчике золотое колечко с аметистом, новые наряды и её неспешность на уроках физкультуры, и ленивые, без прежнего раздражения, отмахивания от пристающих мальчишек.
Самым же удивительным было Лилькино упорное молчание на вопросы, кто отец предполагаемого ребёнка и нежелание сделать искусственные роды, чтобы пятно позора не легло на репутации их сельской школы. А ещё учительский коллектив, особенно его женскую половину, поразило её высказывание в ответ на напоминания о женской чести:
-Знала бы, что это так хорошо, давно бы решилась!
Слухи в деревне разносятся мгновенно.
Стали всплывать и факты того, что кто-то когда-то видел выходящего спозаранку, озирающегося по сторонам, бригадира строителей из их дома.
Как, оказывается, догадки, что извечное мужское влечение, приведшее такого молодого мужчину к всем известной, уже не молодой Расиме, были нелепы!
Оказывается, ходил-то он к её дочке.
Знать и дочка пошла по мамкиной дорожке.
А какой скрытной была эта дикая кошка!
Старые аксакалы ворочались в своих постелях без сна, молодые парни ругали себя за скромность.
Лилька бросила школу, стала готовиться к весне, к предполагаемому приезду Юсупа, предстоящим родам.
Мальчик родился в конце марта, а его отец так и не появился. Пособие матери-одиночке было ничтожно малым. Мать Расима работала последний год перед пенсией. Зарплата уже выдавалась нерегулярно: наступило время постсоветского ельцинского правления. Кое-как перебивались.
Однажды утром, качая на своей кровати засыпающего после кормления маленького Юсупчика, Лилька взглянула на стену с фото своих кумиров и вдруг окончательно поняла, что ждать даже весточки от Юсупа-старшего просто бессмысленно. Мать принесла с фермы весть, что у того, по рассказам совхозного начальства, есть дети в родном Приэльбрусье, хороший дом и верная, воспитанная по законам Шариата, жена.
Она вскочила на ноги, с остервенением сорвала все эти красивые фото и заорала проклятья этой далёкой Чечне, верным кавказским жёнам и их детям. В кровати заплакал, уснувший было, ребёнок, а она всё кричала и билась в истерике. Заскочившая в их комнату мать Расима, выскочила и появилась в спальне дочери с ковшом воды. Но понадобилось не один такой ковш воды выплеснуть на бьющуюся в конвульсиях дочь, прежде чем она успокоилась, взяла на руки кричащего мальчика и легла с ним на кровать, отвернувшись к стене.
Наутро она встала с кровати прежней свободолюбивой кошкой.
В скором времени в Чечне разразилась война.
А Лилька подумала, что её проклятья дошли до Аллаха.