На порог дома, где проживала Семья, лихие люди в такие же лихие времена подбросили свёрток. В нём оказался голопузый, без родовых документов мальчик. Был он не вонюч, ухожен, без признаков порочной наследственности и с комплектом подгузников. Решили на семейном совете взять на воспитание. Тем более папа по имени Елбон был не против. Своих-то пацанов бог не дал, а девки, особливо старшая, Елтан водила в дом кого ни попадя, да все вороватые, большинство картавых, глазки бегают. Какая на неё надежда... пустит всё по ветру. Подкидыш рос не по дням, а по часам. Влапом назвали. Смирный, не крикливый, ел что дадут и не много. В душу, а тем более в карман к отцу не лез, но смышлён был не по годам, ладил со всеми. Отец названый виду не подавал, но в тайне от домашних на умного шкета сильно надеялся, потому как пил он крепко и на долго себя не расчитывал. Да и семейка была... не приведи господи. Пёрла семейка из дому что ни попадя, батю за дурака держала и дни считала до смертного папиного одра только что не вслух, чтоб распушить наследство, как только папа очи смежит. Но тятя хоть и пьющ был, и дурковат малость, однако крепко помнил дедов ремень и науку, что дом - родовое гнездо и не гоже ему, убогому, решать за предков. Пристройку городить - городи, а за продажу коренника - даже не заикайся. Как пришла полная немощь, аккурат под Новый Год, собрал тятя домашних, да и объявил окрепшего шкета управдомом, а ещё добавил, что как тока бог тятю приберёт, так и быть Крепышу Влапу главой семейства. Сказал так, да и ушёл в опочивальню. Для себя Елбон истребовал не много - четверть первача в сутки до скончания дней своих, да про жену с выводком не забыл, исхлопотал, чтоб не забижал засранцев ни кто. Крепыш головой боднул и слово, надо сказать, сдержал, отчего слава про него и прошелестела, что мол если кивнул, то - могила, так и будет. Уважали мальца, чего там.
Не раз по пьянке угрожал помереть папаша Елбон и слово сдержал, преставился вскорости. Снесли его на погост, каменюку памятную припёрли. Всё как у людей чтоб. Горевали не долго. Кого взамен на хозяйство ставить, не особо раздумывали. Тем паче, усопший про завет свой растрезвонил по округе. На том и порешили – людей не смешить, Крепыша утвердить на хозяйстве, о чём и записать в книге домовой, урядника про то уведомили и соседей. Всё чин по чину. А пока окрепнет, да разберётся в ордерах, векселях, да накладных, порешили от «мелкого» не отворачиваться, пособлять ему в меру своих интересов… пускай расписывается в ведомостях, ему, несмышлёному приятно, с него не убудет, с ребёнка какой спрос, а семье польза не малая. И пошла веселуха, аж кафтан заворачивался у ключника Волошаста и опричных его. Но не долго. Малыш окреп рано, обучился хозяйству быстро, различать вороватых барчуков и дворовых стал мигом. Пороть их приноровился. Выпорет бывало, да и простит, опять выпорет, да и леденец ему, окаянному сунет, пряник медовый, пальчиком пригрозит. Свыклось, стерпелось. И не шибко больно и ослушаться боязно. Не с первого разу и не все смекнули, что с Крепышом ладить сподручней, чем огрызаться. Кто не смекнул – по миру подался милостыней промышлять, кого на дальний кордон занарядили за свой счёт, а кто и сгинул среди лихого люда совсем. Всяко бывало, время было суровое.
Льнуть к нему стали. Чего изволите, мол. Реверансы делали, гостинцы предлагать стали. А он и не ломался, но пороть не забывал. Ни как в толк первое время взять дворовые не могли, чего мальцу нужно-то. Со временем дотумкали, что Влавлапу порядок дорог в дому, чтоб чужой, да разбойный люд не шастал по хате, чтоб стариков не забижали, детишек и убогих. Чтоб пёрли с кастрюль по–божески, не до донышка чтоб. Чтоб живность ухожена была, дровишки загодя, до мороза в полешках лежали, благо лесу под боком - не перепелить. Картоха чтоб в погребах, огородина всякая, мясце-сальце, магарыч опять же свой чтоб… И пошло дело.
Соседи прослышали, стали захаживать. Меняли шило на мыло, сало на кресало, дровишки на игрушки заморские, мёд на мануфактуру. Однако ж воровали все издревле, а потому сноровисто и нещадно. При дедах ещё куда ни шло. А уж при папе запойном, не к ночи будет помянут, приноровились тянуть мозговито и помногу. Почесал Крепыш за ухом - других дворовых где возьмёшь? Пока своих детишек настрогаешь, да пока подрастут, пока воспитаю, пока в тело войдут... Долго. Как быть? Так решил. Поставлю рядом с собой на хозяйство не самых вороватых, от кого польза есть, а не только поруха, у кого в глазах думка, кто после первой порки второй раз в чулан не полез. Так скажу – будешь за дровишки, к примеру, отвечать. Сам пилишь, сам продаёшь, чтоб к морозам и на хату до весны с запасом хватило и чтоб от проданного соседям в хозяйстве осталось не меньше прошлогоднего, а хорошо, если с довеском. Весь приварок - пополам, а могу и приплатить, если сделаешь, как велю. Прилипнет хоть грош – ушлю на дальний кордон, а то и… по миру пущу, если, конечно, повезёт. Ты моё слово знаешь. По рукам? Так и сделал. Казна домашняя припухать стала. Дворовые, кого Крепыш опрично поставил за хозяйством следить, такой барыш имели, что и приворовывать перестали. А на кой рисковать, если и так добре? Мало того, они и другим дворовым руки липучие стали отшибать. По-новому закрутилось хозяйство. Чего не жить!
Но не тут – то было. Нашлись такие, кому не по нраву пришёлся новый устав по хате. Пакостить по дому стали, дворовых сманивать на свой манер, соседям наветы на Крепыша сочинять, подговаривать на «тёмную». А главное – стали подбрасывать подмётные письма уряднику, которому исстари немалая толика от ворованного отламывалась. В Департамент челобитную засылать - последнее дело, с урядника и питаются, сердешные. Он тех дворовых было разгонять, они - к соседу. Сосед припёрся за своим инвентарём, что в прошлом годе одолжил. Только отдал соседу должок, другая напасть – урядник с приставами с разговорами про незаконную порубку дровишек, да ещё и магарыч в погребе унюхал, чтоб ему, чернявому ноздрю забило. Замял Крепыш через опальных дворовых полюбовно с урядником. Куда от них. Крепыш смекалист, давно вник откуда ветер, знает, кого на сковороду присадить. Только наладился их поджарить малость… Тут новая прорва – родственник усопшего папаши, который столовался у Елбона с пелёнок, шепнул соседям и маляву подметнул уряднику, что Крепыш его последнее время травил крысиным ядом, отобрал у него дальний чуланчик, тот, у Чёрного озера и уже присматривается к погребку, а кроме того, хотя и неудобно признаваться перед деревенскими, склонял и довольно успешно к беспорядочному сожительству. А посему родственничек требует Крепыша изолировать от приличного общества и закатать в уездную кутузку, которая специально на народные пожертвования построена была в соседней деревеньке с гусиным прозвищем. А хозяйство требует пустить с молотка по аукциону, как бесхозное. Крепыш объясняет соседям и уряднику, что родственник отродясь не платил за проживание и харч, неоднократно и безвозмездно занимал дровишек для сугрева избёнки своей в лютые морозы, так пускай хоть чуланчик будет компенсацией, мол…
Урядник ведёт себя странновато. То молчит важно, то на чуланчик намекает, хороший дескать, чуланчик, у меня такого чуланчика нет. А соседи знай себе мотают головой угарно, словно оглохли разом. Лепечут, что придут завтра как забрезжит, следом за урядником, но не раньше.
Ушли.
Крепыш запер ворота на засов, двери на щеколду , почистил зубы и старый дробовик, заминировал подходы к хате коровьими лепёшками. Домашним объявил осаду, раздал свои рогатки, какие с детства в сараюхе припрятал, дал срок до утра свалить немногочисленной дворне, у которой родня расквартирована по всей деревне. Остальных предупредил, что хату, собственноручно белой глиной мазанную, скорее спалит, а не отдаст родовое гнездо на поругание. Оставил караульного и пошёл вздремнуть.
Тихо в деревне, угомонились. Я вот думаю - пожар в деревеньке, где хаты кучно громоздятся, при хорошем – то ветре… А ведь Крепыш запалит, он пацан не робкий. Урядник не местный, ему по барабану. А вот соседи, те за своё подворье... не уж то не впишутся? Погодим до рассвета. Ночью-то супостат не отважится.
06.02.15
ПВТ