Предыдущая глава
http://www.proza.ru/2015/02/05/1009
11. Кто Вы – доктор Фридрих Георг Хоутерманс?
Не надо только забывать, что, кроме общих
предрассудков всего образованного мещанства против
материализма, на самых выдающихся теоретиках
сказывается полнейшее незнакомство с диалектикой.
В. Ленин. Материализм и эмпириокритицизм
2."МАТЕРИЯ ИСЧЕЗЛА"
Уходить с улицы не хотелось. Фридрих отпустил машину и пошёл парком в сопровождении Эрнста и Ганса – солдат из его команды. Теперь он был особой персоной, и ему запрещалось находиться на улице в одиночку. Когда весь военный персонал в институте заменялся эсэсовцами, Фридрих выговорил оставить при нём своих солдат Ганса и Эрнста, мотивируя это тем, что они, как писари, хорошо овладели научной терминологией; новых же пришлось бы переучивать. Хоутерманс таким образом спасал их от отправки в окопы действующей армии. Соображения были вескими: во-первых, он к ним привык, а во-вторых – неплохо иметь при себе людей, преданных ему лично. Теперь оба солдата готовы были за «герра доктора» идти в огонь и воду.
В конце двадцатых чисел января сорок второго года балканский циклон сделал погоду в Харькове мягкой – слабоморозной и снежной. Русские то ли отступили дальше, то ли перебросили свою авиацию под Москву. Налёты на Харьков прекратились. Несмотря на это, по вечерам уличные фонари не зажигались – город соблюдал светомаскировку. Снег падал большими хлопьями, которые оседали шапками на ветках сосен и дубов парка, создавая какой-то фантастический сказочный пейзаж. Точно такой же пейзаж был и в январе тридцать седьмого года. Только тогда горели фонари и светились окна домов близлежащего посёлка Пятихатки. Дома были одноэтажными, некоторые из них – под соломенными крышами, что придавало пейзажу особую прелесть. При воспоминании о том времени – последней зиме, проведённой вместе с женой и детьми, у Фридриха защемило сердце. Мысли его опять повернулись к странной невидимой связи между тридцать седьмым и сорок вторым годами его биографии. Сначала эту связь проявила женщина, с которой он познакомился в январе тридцать седьмого и полюбил в январе сорок второго. А теперь и неизвестный, убитый у пролома в ограде института.
Этого человека Фридрих видел дважды. Первый раз – в начале января тридцать восьмого. Из Москвы, где он был арестован в декабре тридцать седьмого года, его сначала привезли в Харьков, в тюрьму на Холодной Горе, откуда десятого января следующего тридцать восьмого года должны были переправить в центральную тюрьму НКВД Харькова на улице Чернышевского. Этого человека везли вместе с ним в одной машине. Разговаривать друг с другом им не разрешалось, да и в машине было темно, так что они едва могли рассмотреть друг друга. Тогда Хоутерманс понял, что его невольный попутчик – немец, так как на требование конвойного отодвинуться на скамейке вглубь машины, тот ответил «яволь».
Второй раз они мельком встретились в коридоре тюрьмы гестапо в Берлине, когда Фридриха вели на допрос. Бывшего попутчика по арестантской машине Хоутерманс узнал не сразу: тот был в новенькой форме офицера СС.
Да и Кёсте предупреждал, что человек на фото – из гестапо. И всё стало бы на свои места, если бы этот его полузнакомец не стал убегать от эсесмана.
Не дойдя до позиции зенитчиков, Хоутерманс повернул обратно. Ганса, у которого замёрзли ноги, Фридрих отпустил, и теперь его сопровождал только Эрнст, следовавший как тень в нескольких шагах позади. Думалось хорошо, и было о чём.
Мысленно Фридрих снова вернулся в тридцать седьмой год. Зимой и весной он ещё читал лекции русским студентам и аспирантам по ядерной физике и философии.
Так как иностранным специалистам рекомендовалось посещать семинары по марксизму-ленинизму, Фридрих не чурался этих занятий. В те дни он прочёл и несколько работ Маркса и Ленина. Особенно привлекли его доводы Ленина в работе «Материализм и эмпириокритицизм», с которыми он, как коммунист и как учёный, был полностью согласен. Не мог он тогда предвидеть, что эта работа, написанная в 1909 году, выстрелит в него лично в тридцать седьмом. Дело в том, что репрессии тридцать седьмого года смертельно ударили по тем, кого можно было заподозрить как политических противников режима. Предъявляемое ему обвинение в троцкизме усугублялось тем, что он читал лекции по ядерной физике – буржуазному лженаучному учению, отрицающему диалектику. И спасло Хоутерманса от окончательной расправы, как ни странно, его признание в шпионаже.
Сейчас вдруг появилась мысль, которая требовала особого анализа. Перед высылкой из СССР и передачей в руки гестапо в конце апреля сорокового года в числе тридцати трёх «шпионов», с ним проводилась странная беседа. Странная, потому что это был не допрос, а именно беседа.
Эту последнюю вёл человек средних лет, с усиками под носом, модными среди партийных функционеров и у большевиков, и у фашистов (а-ля Гитлер), одетый в военную форму, но без погон, и она велась с глазу на глаз без протокола. Сначала он сказал следующее:
- Фриц Оттович, согласитесь, что вас допрашивали серьёзно и жёстко, и в Германии, в гестапо многие из высланных отсюда смогут это подтвердить. Так что у политической полиции Рейха, которой наверняка известно ваше коммунистическое прошлое, в этот раз к вам особых подозрений не будет. Но в то же время на этих допросах вам не повредили жизненно важные внутренние органы, что позволит вам в короткое время восстановиться. Согласны ли вы с моими доводами?
- Да, с такими доводами я полностью согласен.
- Тогда к вам один важный вопрос. Сохранились ли ваши коммунистические убеждения?
- Я думаю, они сохранились в полной мере.
- Готовы ли вы в будущем, особенно в случае войны между Советским Союзом и фашистской Германией, сотрудничать с нами?
Фридрих понимал, что такое согласие ускорит его освобождение. Но ответил не сразу:
- Понимаете, я ведь не разведчик, я учёный!
Но собеседник поставил вопрос иначе:
- Дело не в шпионаже, для этого есть подготовленные борцы. Дело в том, готовы ли вы в принципе принимать участие в борьбе.
На этот раз Фридрих ответил:
- Если так ставить вопрос, то да, готов.
Но с осторожностью спросил:
- Я должен что-то подписать?
- Нет, вовсе нет. Просто… даже скажем так… на всякий случай… постарайтесь запомнить пароль и отзыв.
Человек достал из кармана френча и протянул Фридриху кусочек картона, на котором был напечатан короткий текст на немецком языке. Это были известная немецкая поговорка с небольшой перестановкой слов и шутливый ответ.
- Прочтите несколько раз и верните мне.
Вспоминая эту беседу, Фридрих подумал: возможны варианты. Допустим, советская разведка заинтересовалась урановой программой Рейха и направила ко мне связника. А дальше… или Ольга есть этот связник, но попала в поле зрения контрразведки… или сам убитый фальшивый гестаповец, не пожелавший предъявлять документы эсэсману? Не хочется думать, что Оля пошла на интимную связь со мной только по чьему-то заданию, но она первая подошла ко мне тогда на рынке… Может быть, связник решил использовать Ольгу только после того, как обнаружил наши отношения?
Далее. Почему опознавший убитого Кёсте не стал трогать Ольгу, «забыл» про неё? А ведь Кёсте – человек Вальцзеккера.
Итак, задача с несколькими неизвестными. Придётся восстановить в памяти и последние диалоги с Вальцзеккером, и разговоры с Ольгой в дни до и после тех, когда были сделаны фотографии; и каждое слово Кёсте… и всё успеть до приезда Нойкирха. Тот – настоящий и дотошный гестаповец!
Вернувшись с прогулки, Фридрих прошёл через свой рабочий кабинет, открыл двери в спальню и остановился на пороге. Ещё неделю тому назад из Рейха были привезены заказанные им книги. Коробки с книгами он велел занести в спальню, рассчитывая там спокойно их рассортировать, пока в кабинет перенесут книжный шкаф. Это сооружение с разбитыми стёклами он обнаружил в бывшей институтской читальне. Когда русские перед отступлением взрывали в подвале второго корпуса токарные станки, в таких шкафах потрескались стёкла. Оказалось, в эти шкафы были вставлены не мебельные стёкла, а простые оконные. Фридрих распорядился один такой шкаф восстановить и перенести в кабинет.
Глядя на пирамиду из коробок с книгами, он подумал, что нет худа без добра: оба эти помещения, ранее принадлежавшие вакуумной лаборатории, которую теперь придётся срочно восстанавливать, следует освободить, а кабинет перенести в другое место. Такое место было на втором этаже пристройки к основному корпусу – три комнаты с раздельными входами, кухня и санузел.
По иронии судьбы в этих комнатах он жил в тридцатые годы до своего ареста, и у них был один недостаток: попасть в них можно только по лестнице с третьего этажа. Очевидно, архитектор этой пристройки обладал исключительным чувством юмора. Сейчас в этой конструкции был и свой плюс: в одной из комнат он мог поместить койки для Ганса и Эрнста, и всегда иметь под рукой этих верных помощников.
Фридрих повернулся к стоявшему за его спиной Гансу:
- Можешь принести ужин.
Продолжение http://www.proza.ru/2015/02/10/285