Нежная кожа таракана Пети

Лорена Доттай
Как-то недавно во сне одно американское издательство предложило мне написать мемуары. Ну, думаю, мемуары - это уж слишком, мне еще и возраст как бы не позволяет, хотя... хотя чем черт не шутит.

В голове мысли разные замелькали вроде того, что наше-то качество жизни значительно интереснее американского. Только не знаю, американцам такое будет понятно, мы-то привыкли, нам-то -наплевать. Если хотите, говорю, то вот вам пример из совсем недавнего моего прошлого. Преинтересная штучка со мной приключилась  этим летом, правда потом пришлось с педагогикой завязать...Решила я, в-общем, в садике подработать.

- Н-да, - протянула полногрудая Валентина Семеновна, тщательно разглядывая меня, - воспитателей у меня всяких хватает, а вот нянечек...ну, посмотрим, - добавила заведующая садиком, -посмотрим...

Следующая Семина фраза меня еще больше обнадежила.

- Для начала познакомлю вас с порядком одевания фартуков, - продолжала она. - Черный - это для мытья полов, серый - это для мытья посуды, а белый...
- Это вот этот белый? - спросила я.
- Да, запомните, этот - белый, - строго произнесла Валентина Семеновна.
- Спасибо, - прошептала я.
- Не за что, - сказала Сема, как-то странно глянув на меня. - Фартуки после вашего ухода остаются в группе, вы ведь все равно когда-нибудь уйдете, и не думайте, что при увольнении мы их  подарим.

Я сразу сообразила, что отныне фартуков у меня будет больше, чем платьев. Как раз в три раза. Валентине Семеновне это было ясно, как божий день и потому она по несколько раз на дню приходила с проверкой, в каком фартуке что я делаю и успеваю ли их вовремя переодевать.

А, может, я и ничего не делаю, может быть завалилась меж матрасами где и сплю, или книжки читаю, или казенную булку дожевываю. Но ничего ты тут не поделаешь, совесть моя была чиста, я трудилась в поте лица...
Вот только однажды со мной случился крупный ляпсус: подружка проводница привезла гостинец - три персика. И я их съела в служебное время, находясь в отрыве от прямых обязанностей. Не успела и косточки убрать, как послышалось шуршание юбки: Сема - пароход вплыла в подсобку и, окинув привычным взглядом хозяйство, недовольно спросила:

- Так-так-так, а это что?
- Косточки, - сразу поняла я.
- Н-да, - протянула она, -вижу, что косточки. Да не из нашего компота косточки, вы сами-то это видите?!
- От персиков, - растерялась я.
- Вот-вот-вот, - удовлетворенно кивнула она, и тут же вкрадчиво, - а откуда у вас эти персики? А вы мыли эти самые персики?
- Мыла, Валентина Семеновна, - отрапортовала я.
- А вы с мылом мыли эти самые персики?!
- С...с... без мыла, - произнесла я потрясающую правду, еле выдавив ее из себя.
- А вот с мылом надо было мыть! И зарубите себе на носу...
- Д-да, Валентина Семеновна, слушаюсь, Валентина Семеновна, - икало бедное создание, - а запах, Валентина Семеновна? У них кожа нежная, Валентина Семеновна, может их не хозяйственным, а каким-то другим...
- А где я вам возьму другое? - возмутилась Валентина Семеновна, - да, и еще зарубите у себя на носу - я даже вишни мою с мылом и - не пахнут!
- Хорошо, Валентина Семеновна, я тоже так буду делать, Валентина Семеновна...

Вечером того же дня сидели с подружкой за чашкой чая и посмеивались ( она) над Семой.
- А вы с мылом мыли эти самые персики, - вдруг раздалось у меня над головой. Я чуть глаза не закатила, а подруга уже сползала под диван, умирая от смеха, но еще больше - от произведенного эффекта.
- Ты так больше не шути, -  сказала я серьезно, - и давай лучше спать.

На следующее утро толстушка Сонечка, няня младшей группы, набросилась на меня  в дверях:
- Беги к себе, сейчас из санэпидстанции приедут!
- Зачем это? - холодно-равнодушно отозвалась я.
- У тебя , говорят, в группе таракана нашли, большой такой и жирный, и лапами так лениво перебирает, нахал!
- Ну и пусть себе перебирает, я то здесь причем?  И пошли они все...
- Как!
- А вот так!

И вот только до группы доплелась, как на улице послышалось фырчание подъехавшей машины, дверцы захлопали и речь полилась на чистом латинском языке. Через минуту уже в группе стояла группа в белых шапочках и халатах, а один - немного поодаль со сложенными носилками. Я еще тогда, помню, подумала, что носилки это для меня или для таракана? А сзади загробный голос прямо подкосил меня:

- Так-так-так, товарищ, у вас в группе обнаружен большой и толстый таракан редкой породы. А на каком основании он такой большой и толстый?
- Так вы сами же и сказали сейчас, что он редкой породы, - недовольно проговорила я.
- А на том основании, товарищи, - говорил голос совершенно не слушая меня, - а на том основании, что питался он исключительно со стола...

Голос был удивительно знакомым и колыханья халата что-то мучительно напоминали.

- Так вот, - продолжал голос, - наша научная группа во главе с проф. Совковым рассчитала, чтоб нарастить такую массу, таракану пришлось ежедневно съедать: две порции бефстроганов, пятьдесят грамм красной икры, четыреста грамм тропических фруктов, и в его рацион также входило...
- Помилуйте, - вставила я язвительно, - наши детки не едят такой пищи.
- А почему? - спросил проф. Совков.
- А потому, - убедительно произнесла я, - потому, потому, профессор.

Тем временем белый человек с носилками вытащил-таки нашего тощего Петю из-под раковины, уложил осторожно таракана на носилки и все в молчании вышли. Ну, а я, конечно, в обморок.


Очнулась я от яркого солнца, слепившего глаза. Небо такое голубое-голубое, шелест листвы за окном, земля дышит и я дышу, лежу себе не в больнице, не в психушке, а у себя дома в постели. Потягиваюсь и немного недоумеваю.
На следующий день сразу к Валентине Семеновне: так вот и так, примите заявление по собственному желанию ввиду ухудшения самочувствия по причине фантастических снов.

Она, конечно, поколыхала недовольно бюстом, но в положение безнадежное мое вошла. А я внезапно поняла, чей «мне голос был», и что это за человек в белом халате, и на кого похож заморенный таракан Петя. Я выскользнула из ее кабинета и как-то само собой пропелось: »Большой и толстый таракан проглотил пустой стакан, большой и толстый таракан...»
-Что, поешь!? - понимающе покачала головой толстенькая Сонечка, - ничего, у нас уже весь садик поет да терпим... А у тебя - кожа нежная...


- У-у-у-ух, свобода! - крикнула я и скатилась по перилам до самого первого этажа.
Свобода - это для американцев понятно, а вот остальное поймут? А наши? Нет! Увы-увы, наши  - привыкли, наши - поют...