Язык на замке

               

Приключения  Тани  Кукушкиной.    Рассказ  восьмой.

      После  того  случая,  когда  Танька ,  провалившаяся  в  полынью ,  пристыла  ко  льду,  да  так  сильно,  что  пришлось  пальто  и  валенки  вырубать  изо  льда,  мама  долго  не  выпускала  её  и  Витьку  гулять.  Она  сказала,  что  какая-то  капля  переполнила  какую-то  там  чашу,  и  теперь  доверия  Таньке  нет.
  А  на  улице  в  эти  дни   и   делать-то    было  нечего.  Злые  январские  метели  яростно  бушевали  за  окном,  заставляя  ветер   выть    разными    живыми  голосами   и  бить  в  стену  дома   отчаянными  резкими  порывами   или  стучаться  в  стекло  горстями  колкого,  холодного  снега.

  Танька,  устроившись  с  сестрёнками    на  тёплой  лежанке,  читала  им  вслух  разные  детские  книжки.    Потом  они  придумывали  продолжение  к  этим  книжкам,  соревнуясь,  у  кого  получится  интереснее.
  Витька  второй  день  читал  самостоятельно  сказку   «Сестрица  Алёнушка  и  братец  Иванушка».  Он  старательно  шевелил  губами,  осиливая  текст  и,  дойдя  до  места,  где   «ножи  точат  булатные,  хотят  меня  зарезати…»  вдруг  начал  шмыгать  носом  и  кулаком  вытирать  слёзы.   Потом  он  ещё  долго  лежал  на  кровати,  согнувшись  калачиком,  переживая  ужасную  несправедливость  жестоких  людей,  да  так  и  заснул,  проспав  почти  до  вечера.

   Утром  Таньку  разбудил  странный,  скребущий  звук,  исходивший  от  окна.   Приподнявшись,  она  увидела  за  морозным  стеклом  сверкающий  на  солнце  сугроб,  насыпанный   вьюгой  за  ночь.   Над  этим  сугробом  торчал  кончик  мохнатого  носа  Жука  и  его  весёлый  хвост  в  сосульках.  Жук  скрёб  передними  лапами  о  стекло  и  нетерпеливо  лаял,  стараясь  разбудить  Таньку.  Она  помахала  ему  в  ответ  и  пообещала,  что  после  завтрака  уговорит  маму  и  выйдет  гулять.
      Жука  это  обещание  успокоило,  и  он  «отплыл»  по  снегу  в  глубину  двора.

    Пёс   разбудил  всех.  Дети  собрались  у  Таньки  на  кровати  и  начали  смотреть  через  окно,  как  папа  большой  деревянной  лопатой  раскидывает  снег,  расчищая  дорожки  до  калитки  и  ворот.
 — Ой,  смотрите! — хриплым  после  сна  голосом  сказала  Глаша,— У  нас  забор  пропал!  Наверное,  украли! 
  — Ты  чего — засмеялся  Витька.  Он  сидел  на  краю  лежанки  и  уже  натягивал  тёплые  штаны  и  носки,  готовясь  к  завтраку,— Кому  он  нужен!  Его  просто  снегом  занесло.  Видишь,  папа   целые  траншеи  в  снегу  прокопал.
— А  ты  представляешь,  Витька,  сколько  теперь снега  навалило  под  обрывом  на  Тишанке? – мечтательно  прищурив  глаза,  сказала  Танька,—  Вот  где  на  санках  кататься  здорово!    Давай  попросим  маму.  Может  быть,  она  разрешит    покататься.

  Чтобы  получить  разрешение,  Танька  помогла  сестрёнкам  одеться,  потом  проследила, чтобы  все  застелили  кровати  и  собрали  оставленные  с  вечера  книжки,  и  даже  помогла  маме  вымыть  посуду  после  завтрака.
  Умная  мама  сразу  поняла,  с  чего  это  Танька  стала  такой  деловой  и  послушной.  Она потрепала  дочку  по  голове  и  весело  спросила:
  — Ну  что,  хитрюга,  небось  на  улицу  хочешь?
  Танька  быстро  переглянулась  с  братом  и  потупила  глаза:
— Ну,  мы  же  провинились,  я  уж  и  не  знаю,  как  просить.
— Ладно,  идите.  Только  недалеко!
— Конечно  недалеко,  мама!  Мы  будем  около  Славкиного  двора,—  радостно  закричала  Танька..
  Она  натянула  тёплые  штаны  поверх   валенок,  надела  своё  испытанное  «в  боях»  пальто   и  меховую  шапку  с  рогатыми  ушами.  А  ещё,  чтобы  снег  не  сыпался  за  шиворот,  ей  надели   платок,  пропустив  концы  под  мышками и  завязав  их  на  спине.  Так  же  оделся  и  Витька.  Только  вместо  платка  ему  повязали  шарф  на  шею.
—  А  с  вами  я  сама  погуляю  попозже, — сказала  мама  надувшимся  от  обиды   Глаше  и  Лене, — с  Татьяной  я   не  пущу,  а  то  она  вас   в  снегу  где-нибудь  потеряет.

   На  улице  было  просто  здорово!    Снег  завалил  хуторские  дома  по  самые  крыши,  и  теперь  он  весело  сверкал  на  солнце  и  вкусно  хрустел  под  ногами.    А  в  пронзительно  синее  яркое    небо  тёплыми  столбами  поднимался  белый  дымок  из  печных  труб.
  Папа  уже  приготовил  им  санки,  которые  смастерил сам,  отпилив  от  гредушек  кровати  блестящие,  полированные  верхушки,  превратившиеся  сразу  в  полозья,  а к ним  приладил  крепкий  деревянный  настил.  Эти  замечательные  санки  выдерживали  сразу  троих  и  катились  очень  далеко.
  По  дороге  зашли  за  Шуреем.  Шурей  надел  свою  любимую  шапку  без  одной  верёвочки,  стёганую  тёплую  фуфайку  и  синие  штаны  с  коленками  сзади.
— Ты  зачем     штаны  задом  наперёд  напялил? — удивился  Витька-Карась.
 — Это  я  специально.  Мамка  говорит,  не  сразу  потрутся.

  Обрыв  был  что  надо,    а  глубина  снега  такая,  что  Шурей  с  разбегу  нырнул  в  него  вниз  головой,  как  в  воду.  За  ним  вслед  и  все  начали  нырять.  Даже  Жук  не  утерпел.  Он  прыгнул  за  Танькой  и,  схватив  зубами  её  за  край  пальтишко,  начал  шутливо  рычать  и  мотать  мохнатой  головой  из  стороны  в  сторону.
   Когда  снег  утрамбовался,   стали  кататься  на  санках.  Славка  притащил  из  дома  кусок  брезента  и,  весело  крутясь,  съезжал  на  нём.
   В  конце – концов,  все  здорово  устали   и  сели  отдохнуть.  Солнце  тоже  устало  уткнулось  в  самое  большое  облако,  и  скоро  лишь  одно  жёлтое  пятнышко  в  серой  пелене  вдруг  потемневшего  неба  напоминало  о  нём.    От  утренней  благодати  не  осталось  и  следа. Становилось  всё  холоднее.
  Опять  подул  сильный  ветер, поднимая  в  морозный  воздух    колючие  снежинки,  которые   падали  на  красный,  мокрый  язык  Жука  и  быстро  таяли.  Пёс   начал  поскуливать  и  жаться  к  Танькиным  ногам.  Он  махал  хвостом,  и  льдинки  на  нём  позванивали,  как  маленькие  колокольчики.
  — Опять  вьюга  будет, — задумчиво  произнесла  Танька.
  —А  у  меня  есть  копеечки  и  звёздочки, — вдруг  сказал  Славка, — пойдёмте  ко  мне.
  Славка  жил  недалеко  от  речки.  С  бугра  ребята  видели  его  большой  дом  с  зелёными  ставнями  и   высокой  крышей  с  жестяным  петушком  на  коньке.
 — Пошли,  покажешь! — сказала  Танька  таким  небывало  мирным  голосом,  что  мальчишки  удивлённо  посмотрели  на  неё.
  В  доме   было  тепло  и  уютно,  и  пахло  свежеиспечённым  хлебом.  Мокрые  валенки  Шурея  и  все  четыре  пары  варежек  положили  на  лежанку  сушиться.  Даже  Жука  Славка  впустил  в  коридор  и  налил  ему  тёплой  воды.  Жук  пить  не  хотел,  но  из  вежливости  полакал  чуть-чуть.
Потом  Славка  достал  большой  конверт  и  осторожно  высыпал  на  стол  свои  копеечки  и  звёздочки.
  Они  лежали  жёлтые,  блестящие,   красивые,  и  Танька  подумала,  что  четыре  засушенных  паука  куда  хуже,  чем  копеечки  и  звёздочки.  Шурей  зачерпнул  их  пригоршнями  и  тихо  рассыпался своим  смехом-горошком.
  — Ну,  Славка,   ты   настоящий  богач!  —  восхитился  Витька,— прямо,  как  Кащей  Бессмертный.
  Славка  довольно  молчал.
   — Знаете,  а  я   хочу  есть,  — сказала  Танька, — и  вообще  нам  пора  идти  домой,  а  то  мама  будет  ругаться.
  Она  вздохнула  и решително отодвинула  от  себя  Славкино  богатство.
 — Хочешь,  возьми  себе, — улыбнулся  мальчик  и  положил  на  её  ладонь  три  копеечки  и  три  звёздочки,  а  потом  столько  же  высыпал  Витьке  в  кармашек  рубашки.
  — А  как  же  ты? — неуверенным  голосом  протянула  девочка.
  — Мне  брат  ещё  пришлёт  звёздочек,  он  у  меня  военный  с  погонами. — А  папка  даст  копеечек.
  — А  как  же  Шурей? — пропыхтела  Танька,  засовывая   подарок  в карман.
  — А  я  дам  и  Шурею, — Славка  пододвинул  к  покрасневшему  от  смущения  и  ожидания  другу  тоже  три  звёздочки  и  три  копеечки.
  —  Спасибо,  — прошептал  Шурей  и  облегчённо вздохнул.
 
  На  улице  крепчал  мороз.  Ледяной  ветер  сбивал  с  ног.  Ставни  скрипели  и  стонали,  а  в  такт  им  попискивал  бешено  крутящийся  жестяной  петушок.
   — Смотрите,  замок  как  из  сахара  слепили! — воскликнул  Шурей.
 — Вот  бы  лизнуть! — подумала  Танька  и,  сама  того не  ожидая,  вдруг  брякнула:
  — Спорим,  я  замок  лизну!
  — Ой— ой— ой!  А  не  врёшь? — Шурей  подошёл  к  двери  сарая  и  дотронулся  пальцем  до  заиндевевшего  замка. — Нет,   не  лизнёшь,  Танька,  не  лизнёшь!
   — А  вот  и  лизну! — упрямо  нагнула  она  голову.
  — Ну  да,  а  язык  к  замку  так  и  приклеится,   вот  посмотришь.  Я  конёк  прошлой  зимой  лизал,  знаю! — Славка  высунул  свой  язык  и  посмотрел  на  него,  скосив  глаза.
   — Мой  не  приклеится.  Лизну  и  всё!

  Танька  подошла  к  двери,  немного  подумала.  Ей  уже  не  хотелось  ничего,  но  когда  она  обернулась  и  увидела  ждущие  лица  мальчишек,  решительно  нагнулась  и  дотронулась  кончиком  своего  тёплого  языка  до  ледяной  дужки  замка.
   Почувствовав,  что  язык  действительно  прилипает,  Танька  испугалась  и  резко  мотнула  головой  в  сторону.
  Мальчишки  хотели  засмеяться,  но  увидев  растерянное  Танькино  лицо,  не  стали  этого  делать.
  Язык  щипал  и  горел,  как  обожженный,  а  во  рту  был  такой  привкус,  словно  Танька  долго  грызла  железную  ложку.
  —  Смотри,  Тань,  у  тебя  кровь  на  языке — испугался  Витька.
   — Где  квофь? — Танька  посмотрела  на  кончик  высунутого  языка,  убедилась,  что  действительно  есть  и  закричала:
 — Я  ваненая,  вевите  меня  сковей   домой  на  шанках !
  Язык  болел  здорово.  Танька  всю  дорогу  плевалась  и  думала,  что  теперь  она,  наверное,  никогда  не  сможет  разговаривать  и  будет  молчать  или  хмыкать,  как    немой  дурачок   Ваня.
    Мальчишки  по - очереди  везли  девочку  на  санках  « как  раненую»,  и  думали,  что  теперь  Танька  долго  ещё  не  будет  играть  в  шпионов  с ними.  У  Славки  самого   тоже  заболел  язык,  словно  это  он  лизал  замок.
  Жук  бежал  рядом  и  думал,  почему  это  его  хозяйка  едет  на  санках  с  высунутым  языком,  как  будто  ей  жарко,  и  ничего  не  говорит.
  А вместе  они  все  думали,  что  им  придётся  объясняться  с  Танькиной  мамой.  Так  оно  и  вышло.
  Этот  вечер  гордая  и  довольная  Танька,  на  зависть  сестрёнкам,  ходила  по  дому  с  высунутым  языком,  который  бабушка  для  пущей  важности  «забинтовала»  чистым  носовым  платком.  И  все  отдыхали  от  её  болтовни.