Знакомьтесь: Фёдор Семёнович Харланов. С виду – обыкновенный пенсионер, а на самом деле – героическая личность. Почти всю войну партизанил в Белоруссии и прошёл боевой путь от командира партизанского взвода до командира партизанской бригады. Если здесь, в России он затерялся среди тысяч других фронтовиков, то там, где он сражался с фашистскими захватчиками, его ещё очень хорошо помнят. Его имя внесено в Белорусскую советскую энциклопедию и довольно часто упоминается в книгах о белорусских партизанах.
А к партизанам он попал, выходя из окружения в ноябре 41-го. О первых днях войны артиллерист Фёдор Харланов вспоминать не любит:
- Нас громада попала в окружение: и артиллерия, и танки. Куда ни двинемся, кругом стреляют. Там такая была сумятица. Даже командовать было некому. Чувство полной растерянности. Что дальше делать, было непонятно. У меня не вяжется как-то с рассказом. Рассказывать, как меня били, я не хочу.
Выходить из окружения пришлось мелкими группами. Харланов и двое его товарищей пробирались по белорусским лесам несколько дней, пока не набрели на партизан. Это случилось в государственном заповеднике Белоруссии у озера Палик. Окруженцы оказались в отряде Пыжикова:
- Пыжиков – это умный был старик. Похож на Ленина. И бородка у него рыжая. Очень говорливый, эрудированный… Командиру я понравился как артиллерист. Позвал он меня и говорит: «У меня есть соображение. У нас есть пушка, брошенная нашей армией, гаубица. Надо посмотреть». Я посмотрел. Она в хорошем состоянии, снарядов около 50 штук. Недалеко шла дорога Минск – Борисов, и по ней много немецких машин. Измерили расстояние, сделали пробные выстрелы и поняли, что из пушки можно бить. Мы посылали своего связника с ракетой. И как только скапливались машины, он стрелял, и мы делали несколько залпов. Это давало большой эффект, а для немцев – большой страх.
Отряд Пыжикова поначалу насчитывал всего 35 человек. Но пополнялся он быстро: и такими же, как Харланов, окруженцами, и теми, кто бежал из плена и с каторжных работ. Уже через несколько месяцев «пыжиковцев» стало более двухсот. В открытый бой партизаны старались не вступать: силы были слишком неравные. Нападали из засады, неожиданно, чем приводили фашистов в панику:
- Мы знали, что в село Зачестье должны поставить гарнизон, и туда должна продвинуться колонна. Когда мы об этом узнали, решили: нам это будет здесь мешать. Перед Зачестьем – большая поляна. Надо пройти через неё, потом – лес, а уж после Зачестье. Мы эту поляну и обложили. Когда колонна зашла на эту поляну, мы открыли огонь. Много немцев намолотили.
Удары партизанского молота разили неумолимо и безжалостно. Благодаря разветвлённой агентурной сети партизаны знали практически о каждом шаге фашистских захватчиков. Всегда было готово помочь и местное население:
- Если бы не было белорусского народа, не было бы партизан. Белорусы последнее отдавали. Они – очень душевный народ.
Однако и среди них находились предатели. Одни подавались в полицейские, другие – в старосты, третьих немцы засылали в партизанские отряды. Фашистских агентов удавалось раскусить быстро. Новенькие ещё только появлялись в отряде, а партизаны уже знали, есть ли среди них предатель. Впрочем, партизанская проницательность срабатывала не всегда:
- Пришли к нам три девушки, хорошо одетые. Первая – дочь полицейского, вторая – сестра, третья – дочь шинкарки. «Мы – комсомолки, - говорят, - пришли отдать свой долг Родине». Ну, как не поверишь? Девчонки вроде хорошие. А их цель была, как оказалось, отравить комиссаров. И как мы легко это открыли. Комиссар заболел. Нужно было сделать целебный компот. Они сделали. Компот дали кошке. Она сдохла. Я сразу дал команду о розыске. Мы их уже далеко обнаружили.
Предательниц судили партизанским судом и расстреляли. Но однажды Харланов, уже будучи командиром отряда, всё же поддался на провокацию, что привело к неоправданным жертвам. Об этом Фёдор Семенович до сих пор вспоминает с болью в сердце:
- В деревню Хросты, где мой отряд располагался и где был мой штаб, прибежала женщина и сказала, что в Барановичи собираются идти немцы. Большая колонна. А мы об этом уже знали. У нас уже был план на этот случай разработан. Я – всех в ружье. Остались только больные и хозобозные. Только мы выехали, как сзади нас раздались выстрелы. Мы – обратно. Немцы заняли весь Хрост. Сжигали дома, убивали людей. Прихожу в штаб – хозяин на дороге лежит убитый, хозяйка и дочь - раненые. Некоторые успели в погребах спрятаться. Начали мы дома тушить. Оказывается, эта женщина подвела. Её наняли. Когда разобрались, небольшой отряд немцев уже скрылся. Так их и не догнали. Такое чёрное дело. Ужасно, что произошло.
Время от времени фашисты охотились за партизанами и более мощными силами. Они стягивали плотное кольцо вокруг партизанских отрядов и блокировали их на несколько дней. Это было одно из самых тяжких испытаний для лесной гвардии:
- Болота обширные. Вода, мох, трава. Когда наступишь, нога тонет. И по этой территории речки неширокие, но глубокие. Деревья тощие-тощие. Загнали туда очень большую партизанскую армию: ни сесть, ни огня зажечь. И так 15 дней. Кончались припасы. Мы уже начали голодать. А в это время нас блокировали и западные украинцы. Они каждый вечер песни пели на берегу. А мы слушали.
Харланов пережил три таких блокады. В последнем случае его отряд организовал стремительный прорыв, и окружённым партизанам удалось вырваться из смертельных фашистских объятий. В подобных ситуациях порой приходилось жертвовать самым дорогим:
- Нас зажали. А одна женщина была с ребёнком. И вы что думаете? Когда мы, боясь, что ребенок крикнет и нам тогда конец, сказали ей об этом, она бросила его в воду. Волевая женщина. Мужской работы не боялась. Крепкая. Я, говорила, ещё рожу, но погубить армию и себя не могу.
А в это время в поселке Александров Гай Саратовской области ждала своего дорогого Федю Юля Харланова (в девичестве Нехорошева). Они поженились незадолго до начала войны и успели прожить всего несколько месяцев. Юле сообщили, что её муж погиб, но она все равно надеялась, что это – неправда. И когда в 43-м от Феди неожиданно пришло письмо, она места себе не находила: не знала, верить или нет. Даже письмо прочитать не смогла – сестру попросила.
К тому времени уже исполнилось два года дочке Людочке, которая родилась вскоре после начала войны. Но Федя о её существовании ничего не знал. Его партизанская жизнь ещё не закончилась. Разворачивалась так называемая рельсовая война:
- Я создал 20 подрывных групп. Несколько - на шоссейных дорогах, часть – на железных. Мы начали рвать железные дороги и мосты. В результате немцы не способны были передвигаться. Мы и кабель в ставке фюрера рвали.
Тогда партизанским движением уже руководил штаб, созданный в Москве. Но реальной помощи партизаны Харланова от него не получали:
- Оттуда только директивы приходили. А подкрепление я получил лишь в 10 автоматов. Питание не давали, курить тоже. Были среди партизан самобытки, а были и засланные, под контролем. Мы, например, Ковпака не признаём своим. Я прожил с трёхтысячной армией без всякой поддержки с Большой Земли, а продержал всех. А Ковпак снабжался всей армией. Что ему не воевать? Мы Ковпака не признавали. Партизан нашёлся…
Напомню, Ковпак – дважды Герой Советского Союза, командир партизанского соединения, которое прошло с боями по немецко-фашистским тылам более 10 тысяч километров и разгромило 38 вражеских гарнизонов.
Когда Белоруссию освободили, командир партизанской бригады Фёдор Харланов свою лесную армию распустил.
- Вам не жалко было?
- Откровенно говоря, такое состояние было: вроде остался не у дела. И я никто, и крикнуть не на кого стало. Ощущение такое было непонятное.
Но война для него уже закончилась. Харланов поехал в Москву и там узнал, что награждён орденом Боевого Красного Знамени. Вскоре к этой награде прибавились и медали партизана 1-й и 2-й степеней, а в 42-м и орден Отечественной войны 1-й степени. В Москве Фёдора отправили в санаторий. В конце 43-го он был тяжело ранен, и ему следовало подлечиться. Там он и получил письмо от своей Юли:
- Я не надеялся, что она дождётся. Молодая, интересная была. Думал, смоется куда-нибудь. А письма от неё приходили тёплые. Я все бросил и – к ней.
Счастливые супруги поехали в Белоруссию, ставшую для Фёдора второй родиной. Бывшему партизану нашлось место в Минском облисполкоме. Он возглавлял сначала отдел социального обеспечения, а затем отдел освоения больших и малых рек. Он до сего дня восхищается белорусским народом, который самоотверженно взялся за восстановление своей республики.
Но возникли непредвиденные проблемы. Родственники убитых партизанами полицейских начали мстить и однажды убили бывшего командира партизанского отряда. «Было настолько опасно, что мы целый год ночью спали так: Федя с маузером под подушкой, а я с Вальтером, - рассказывает Юлия Фёдоровна.
- Врагов осталось до чёрта. Гонялись за нашим братом. Мстили. Как могли. Я бы, может, и перетерпел, если бы не жена.
Так и уехали Харлановы из Белоруссии. Вернулись в Алгай, где началась совершенно другая жизнь. Из Алгая Фёдора Семёновича перевели в Аткарск заместителем председателя исполкома, в 50-м - на такую же должность в Балаково. Потом он председательствовал в колхозе им. Дзержинского в селе Николевка, работал на балаковском кирпичном заводе диспетчером, а завершил свой трудовой путь заместителем начальника комбината промышленных предприятий. Выросли дети. Дочь Люда уже на пенсии. Сын Володя вот уже много лет, как возглавляет балаковский молокозавод. Жизнь, считают, Харлановы, получилась. Жаловаться нечего. Только нет-нет да и подступит к сердцу тоска и захочется неудержимо к тому самому озеру Палик, где осенью 41-го артиллерист Федор Харланов встретился с партизанами.
2000 г.