Доктор молчал, перебирал бланки анализов, рассматривал данные компьютерной томографии, вчитывался в заключения специалистов, которые были собраны Людмилой Петровной, или попросту Люсей, и подклеены в одной тетрадке. Лицо доктора было сосредоточенным, острые скулы чуть выступали вперёд, делая худое удлиненное лицо ещё более худым и осунувшимся. Люся сидела напротив доктора напряженная, с выпрямленной спиной и высоко задранным подбородком. Она не привыкла сдаваться. Вся жизнь, прожитая ею, была непрерывной борьбой. Она боролась, при окончании школы вытягивая оценки на золотую медаль; боролась, поступая в технический ВУЗ на «мужскую» специальность и была в учёбе всегда на высоте; боролась за своё счастье, выходя замуж за солдата-срочника против воли родителей, считавших, что молодой муж не сможет обеспечить семью; потом боролась со своим мужем, направляя его получить образование, чтобы он был ей ровней; боролась за квартиру, которую чуть не отдали другой семейной паре; потом боролась уже против мужа, уличив его в измене, не простив и скоропалительно добившись развода; боролась за счастье рано повзрослевшей дочери, вышедшей замуж за первого встречного хулигана, сразу родившей одного за другим двух мальчишек; боролась с несправедливостью на работе, всеми способами, однажды даже пришлось написать анонимку на своего начальника, ведь простого разговора с ним не получалось; боролась за свое личное женское счастье, много раз знакомясь и сходясь с симпатичными мужчинами, на деле оказывающимися настоящими негодяями и деспотами – много чего случалось в жизни Люси, но она всегда выбирала то, что можно охарактеризовать словом - борьба. Вся её жизнь была стремительным резким броском, порывом, устремлением –борьбой и неизменной победой, торжеством, часто - триумфом.
И так неожиданно всё переменилось! Теперь, после многомесячных скитаний по кабинетам врачей и больницам, Люся готова была бороться за самый главный приз – свою жизнь. Точный диагноз никто из обследовавших её врачей не ставил, каждый из них направлял на дополнительное обследование, и Люся, сжав губы и собрав в кулак всю свою волю, вновь делала обследования на томографе, анализы и прочую чепуху. Если бы не всё ухудшающееся состояние, Люся уже давно бы махнула рукой на всех этих эскулапов и продолжала бы жить своей жизнью, но боли, неотступные боли, непрекращающиеся, бродящие по телу, захватывающие всё большие участки плоти, стали постоянным фоном её жизни. Врачи говорили, что появились какие-то кисты, то в одном органе, то в другом, после новых обследований ситуация не прояснялась, а лишь усложнялась.
И вот Люся сидит перед новым врачом, доктором, как нежно, с придыханием в голосе, называла его её подруга, которая и дала адрес гения современной медицины. И Люся сидела, собравшаяся, сжатая, как пружина, готовая стремительно развернуться, атаковать, уничтожить всё и вся за свою драгоценную жизнь.
- Ну что, голубушка, - доктор оторвался от бесконечных бумаг, непонятных и оттого особенно страшных.
- Вы пришли ко мне за помощью, но я не в силах вам помочь как медик. Всё, чтобы я не сделал для вас, будет профанацией, дилетантством , непрофессионализмом , плацебо. Вам нужно осознать, для чего даётся человеку болезнь. Болезнь – это остановка, переосмысление, изменение. Мы очень многое в жизни делаем для тела , и в случае болезни тоже – мы лечим тело, но забываем про душу. А душа наша нуждается в питании, жаждет пищи, отличной от пищи тела, и если не получает её , то начинает голодать, страдать, мучиться, усыхать. Вам нужно подумать о своей душе, голубушка, остановиться, уйти из сложившегося бытия, уйти от образа жизни, привычного вам, отказаться от целей, которые вы поставили для себя, имея за благо жизнь тела. Жизнь тела конечна, как бы мы ни старались, чтобы мы не предпринимали, мы потеряем тело, но мы можем не потерять душу. Подумайте о душе, голубушка, а там пусть будет, что будет.
Люся ожидала всего, чего угодно, только не такого поворота. Она готова была сражаться до победы, собрала, мобилизовала себя на борьбу всю, до последней клеточки, до последнего нерва, готова была согласиться на любое лечение- пусть болезненное, пусть даже самое дорогостоящее. А услышала от доктора слова, огорошившие её, сбившие с толку. Растерялась, запаниковала, не готовая к прекращению борьбы, потом вся обмякла и поникла .
- У вас очень плохие анализы, не знаю, что говорят вам другие врачи, но я вижу, что жить вам осталось недолго, счёт пошел на недели, доверьтесь моему опыту. Завершите и оставьте все свои дела, успокойте свои мысли, перестаньте спешить - остановите немного своё внутреннее время, сейчас вы несётесь со страшной скоростью неизвестно куда. Поезжайте в какой-нибудь глухой уголок, в маленькую деревушку, или в монастырь, при монастырях много людей живет, просто помогают монастырю, чем могут, и живут своим поселением, своей жизнью. Займитесь своей душой, сколько бы времени вам ни было отпущено – это единственное дело, которым стоит заниматься.
Люся словно в тумане добралась домой. Квартира была пуста, дома её никто не ждал. Муж давным-давно был изгнан как изменщик, а дочка жила своей семьей, по своим законам и правилам, общалась редко и неохотно. Люся как никогда почувствовала своё одиночество, ей стало так жаль себя, что она заплакала. За что держаться в этой жизни, за кого? Муж – предатель и распутник, дочка – непослушная и неблагодарная . И какой смысл достраивать пристройку к даче, делать очередной ремонт в квартире, покупать модную шубку к зиме – если жизни осталось – несколько недель? Люся смотрела на своё отражение в зеркале – измождённое лицо, запавшие глаза, будто обведённые чёрными кругами, губы, превратившиеся в тонкие плотно сжатые бескровные полоски, истончённые безжизненные волосы - ужасалась , насколько она постарела и сдала- и видела в зеркале подтверждение слов доктора, видела свой приговор.
Конечно, доживать свои последние несколько недель , так изменившись внешне, с видом жуткой ужасной старухи, просить помощи у дочери, клянчить обезболивание у врачей при неминуемо усиливающихся болях – конечно, это было не в её характере. Какую бы чушь не нес доктор насчет души, очищения, просветления, и прочей ерунды, в одном он был прав-если счёт отпущенной жизни начался на недели, по сути – на дни, то нужно заканчивать все дела, и срочно перебираться в глушь , сделать всё, чтобы спокойно умереть одной, вдали от родных и знакомых, не ждать, когда на улице знакомые будут отворачиваться от неё, пугаясь изнеможённого вида.
Люся быстро и решительно распрощалась с привычным укладом жизни, то, что раньше казалось сложным и многодельным, сейчас вдруг стало быстрым и доступным. Она продала , не торгуясь, квартиру, недостроенную дачу, распихала по знакомым, нисколько не заморачиваясь, спеша и экономя только самое дорогое – свои дни - мебель, бытовую технику, кой-какую одежду. Вырученные деньги в основном отдала дочери, а совсем немного, на похороны, положила в банк на предъявителя.
После разговора с доктором прошло чуть больше недели, а Люся уже ехала в небольшой женский монастырь, о котором ей рассказала сердобольная соседка. Монастырь был расположен в лесу, в горах, вдалеке от крупных трасс , поэтому Люсе пришлось часть пути идти пешком. Дорога была узкой, размытой дождями, со всех сторон окружена лесом, всё время поднималась вверх и вверх, и со временем даже небольшая сумка, которая была у Люси с собой, оборвала руки и истощила совсем слабые силы. В монастырь Люся пришла затемно, расспросила встреченных людей и ей показали небольшой домик со старенькой бабушкой, которая пускала постояльцев за нехитрую плату – помощь по дому и хозяйству. Люсю это более чем устраивало, обременять себя чем-то серьёзным, вроде покупки или съема солидного благоустроенного жилья ей не хотелось.
Потянулись довольно однообразные дни. Люся начала жить одним днём, перестала что-то планировать или чего-то ждать, к чему-то стремиться. Ей достаточно было просто проснуться утром и встать с постели. Люсю совсем не интересовало то, что происходит вокруг. Её устраивало, что никто не задаёт ей вопросов – кто она и откуда, зачем появилась в посёлке возле монастыря, надолго ли, люди очевидно давно привыкли к чужакам, и вопросами не донимали. Люся почти перестала есть, вкус еды ей казался пресным, не притягивал и не радовал , как раньше. Она похудела ещё сильнее, стала подолгу спать, ложась с последними лучами солнца и просыпаясь лишь под звуки монастырского колокола, зовущего к утренней службе. В большой храм, где постоянно велись службы, Люся не ходила, стеснялась своего так решительно изменившегося внешнего вида, а в небольшую часовенку, стоящую в лесу, возле огороженного, и как говорили, чудотворного источника, начала наведываться. Людей в часовенке всегда было мало, и Люся подолгу вглядывалась в изображения на иконах, обрамленных сияющими золотыми окладами, разглядывала росписи на стенах, смотрела, как горят свечи на высоких золочёных подсвечниках, привычно молчала и вспоминала свою жизнь. Она не заметила, как в ней поселилось смирение со своей участью- то, что вскоре ей придётся умереть, уже не доставляло ей душевных мук. Совсем по-новому теперь выглядели события её жизни и поступки, которые она совершала, когда она начала разглядывать их отстраненно, из полумрака и тишины маленькой часовенки.
Люся, всегда спавшая глубоким сном, теперь начала видеть сны. Сны были короткими, но всегда мучительными. Насколько ей было всё безразлично и спокойно днём, настолько ей тяжело и беспокойно было ночью. Чаще всего ей снился бывший муж, он стоял спиной к ней, силуэт его всегда был чёрен. Однажды во сне Люся увидела мужа вблизи, и вид его был ужасен – всё лицо, шея, руки были покрыты черными извивающимися пиявками. Люся не думая кинулась к мужу и начала снимать с него чёрных отвратительных тварей. Пиявки тут же лопались, как мыльные пузыри, и пропадали без следа. Люся интуитивно, каким-то неведомым чувством поняла, что это не пиявки вовсе, а её дурные слова и мысли, накопившиеся за долгие годы. И когда наконец Люсе удалось очистить мужа, она почувствовала невероятное облегчение, ей даже показалось, что внутри у неё исчезла какая-то натянутая горячая струна, нечто, выжигающее её изнутри, ослабило хватку.
Утром следующего дня Люся впервые за долгое время захотела есть. Она долго пила чай с хозяйкой дома, в котором снимала комнату, потом спала, потом снова пила чай и даже приготовила себе любимые оладьи из картошки. Настроение у неё было хорошее, и ей казалось, что ночью произошло что-то важное, но она не помнила - что.
Теперь Люся начала заходить на службу в большой храм. Казавшаяся обессилевшей и обескровленной, она легко выстаивала многочасовые службы и даже начала что-то понимать в словах, которые произносил священник и пели люди на церковных хорах. Люся теперь подолгу задерживалась в помещении храма, ей было легко и безмятежно под этими высокими сводами, и даже уходя домой, она пыталась подольше сохранить это состояние.
Однажды Люся стояла по своему обыкновению возле высокого церковного подсвечника, смотрела на огоньки горящих свечей, и вдруг неожиданно, прямо над пламенем , увидела три детских личика в ореоле холодного голубоватого свечения. Черты детских лиц были неразличимы, но Люся поняла, что видит своих нерожденных детей. Колени у неё подкосились, дыхание замерло, и она неотрывно смотрела на эти сияющие ореолы, боясь вспугнуть видение неосторожным движением. Слёзы стыда, сожаления и раскаяния сжали горло и обожгли её щёки. Люся вспомнила, как без особых раздумий и колебаний трижды решала - не рожать, трижды выбирая достаток, карьеру, благополучие и покой . Теперь, оценивая свои поступки за шаг до смерти, Люся понимала, что случись ей снова делать выбор, она выбрала бы объятия детских ручек на своей шее, смех и счастливые глаза детей.
Видение в церкви, слёзы и душевное напряжение измотали Люсю, и она проспала целые сутки подряд. Она слышала, как хозяйка дома несколько раз подходила к ней и подолгу вслушивалась, дышит ли она. Люся была будто в полу-сне – полу-обмороке, не могла и не хотела его прервать –ей виделись её нерождённые дети, она целовала их, снова и снова просила у них прощения, а они сияли неземным светом и долго-долго не исчезали.
Проснувшись, Люсе показалось, что сил у неё немного прибавилось. Прошло время, и она начала интересоваться жизнью, проходившей вокруг. Люся узнала много удивительных историй людей, живших в монастыре, путешественников, паломников, странников, приезжавших за тридевять земель к святым местам. Она начала записывать свои впечатления, скопив груду записей, пока однажды не осмелилась и отнесла свои заметки в местную газету. Некоторые заметки получали одобрение и сразу были напечатаны, некоторые истории Люся переписывала многократно и их тоже впоследствии напечатали. Несколько раз приезжала дочь, привозила продукты и одежду, всякий раз удивлённо и внимательно разглядывая Люсю, как будто это была не привычный, а совершенно новый человек.
Прошло около года, и однажды Люся встретила в монастыре доктора, видимо приехавшего на экскурсию с группой туристов. Он стоял на службе в главном соборе, прямой, суховатый, бледнолицый, сразу же узнал Люсю и обрадовался. - Людмила Петровна? Здравствуйте! Как ваши дела? Люся засмущалась, произнесла слова благодарности, буквально в двух словах рассказала о себе и поспешила уйти от расспросов. Ей не хотелось вспоминать прежнюю жизнь, а теперешнюю жизнь иначе как чудом назвать было нельзя, чем иным можно было объяснить то, что произошло с ней здесь, в этом далёком краю?
13.11.14 г.