Миша Сопин ушел на войну в 1940-м. Великая Отечественная ещё не началась, а он уже стоял на границе, защищая западные рубежи страны. 22 июня 1941 года фашисты начали обстреливать заставу, на которой служил Сопин. Это было на границе с Румынией у молдавского города Колораш. К тому времени советские пограничники уже основательно подготовились к нападению, вырыв окопы и блиндажи в нескольких километрах от границы, и для них это не было большой неожиданностью. Фашистская армада сметала всё на своем пути и, как известно, за короткий срок сумела продвинуться далеко в глубь территории Советского Союза. Однако, по всей вероятности, направление через заставу Сопина не являлось направлением главного удара, и фашисты атаковали здесь без поддержки авиации. Застава защищалась 4 дня, но, в конце концов, потеряв две трети личного состава, всё равно вынуждена была отойти. В Кишинёв. Там был сформирован 23-й пограничный полк. Первый серьёзный бой пограничники приняли у города Дебальцево. Советское командование отдало приказ освободить город от захватчиков, чтобы доказать, что советские войска ещё способны активно сопротивляться. Там, на улицах города, Михаил Сопин и получил настоящее боевое крещение:
- Когда нас немцы, можно сказать, окружили, мы на улице стояли. Вернуться не могли. У одной нашей группы закончились боеприпасы. Одного послали за ними, а его убили на полпути. Послали меня: я ж неженатый. И вот я не знаю, в каком состоянии очутился. Встал и пошёл во весь рост. Немцы опешили и не стреляли. Я до того парня погибшего дошёл и бросился на землю. Тогда они опомнились и начали стрелять – головы не поднять. Приглядел я другую лощину и прыгнул, как заяц. Я прижался к земле, и – ползком, ползком. Так и добрался до своих. А они меня целовали.
Из окружения ребят вывели две женщины, жительницы Дебальцева. А за свой подвиг пограничник награды так и не получил:
- Комиссар сказал: живы будем, награжу. Но вскоре его ранили, и мы его отправили вместе с другими ранеными на повозке в тыл. А потом узнали, что раненых расстрелял какой-то бродячий фашистский отряд.
Впрочем, Сопин не за награды воевал. Надо было Родину защищать. До мыслей ли тут о наградах. Хотя трудных ситуаций, в которых выручали солдатское мужество, героизм да смекалка, было немало. Ведь пограничников бросали в самое пекло, потому что они не знали слова «отступать», и если уж уходили с поля боя, то только по приказу командования. А двигала ими ненависть:
- Вы понимаете, какие первые немцы были. Ну, мы 20-летние ребята, а у них верзилы, особенно СС. Два метра роста. Наглые, плечистые, пьяные. Такое презрение к ним было. Мы их убивали без всякой пощады. В плен не брали. Это возьмёшь его, и он живой будет, гад?
Немцы прозвали пограничников русский СС и тоже никогда не брали их в плен, а если и брали, то подвергали жесточайшим пыткам. Поэтому Михаил Сопин боялся только одного, как бы не попасть в лапы фашистов. Этот страх особенно холодил душу, когда в Крыму наши части оказались прижатыми к Керченскому проливу:
- Деваться нам некуда. Приезжал сам армейский комиссар Мехлис и сказал, что немцев надо отбросить километров на 15, а вечером будет переправа. Мы стреляли кто чем мог. И немцев мы отбросили. Они опешили, они и так знали, что они Крым почти взяли. После боя наш полк почти весь перебрался. А нас стало отходить человек пять однополчан. Нас переправили на Чушку. Но мы решили там не оставаться и отправились на поиски своих. Шли всю ночь и выбрались на заградотряды. Оружие у нас отобрали. Но мы всё равно отправились искать свою часть.
Друзья искали своих почти месяц. Как ни странно, их, полуголодных и оборванных, никто даже и не задержал ни разу. А война продолжалась. Пограничный полк, в котором воевал Сопин, вместе с другими регулярными частями Красной армии ожесточённо отбивался от немцев. Боям, казалось, не было конца и краю. Они слились в один сплошной бой. И лишь единственное впечатление навсегда врезалось в память:
- Мы сидели на одной горке, наблюдали. Видим, к горе идёт колонна танков. А мы – в окопах. Вдруг за нами как загудело. Что такое? Земля вся задрожала. Когда очнулись, увидели впереди сплошное зарево. А позади несколько штук «катюш». Первый раз мы их увидели. Вот тогда у нас была радость.
За всё время жестоких боев Сопин ни разу не был ранен. Наверное, помогало материнское слово, сказанное сыну ещё до начала войны, когда он уходил в армию:
- Она мне прямо сказала: «Михаил, Ты не погибнешь нигде. Ты родился в рубашке». И пуля не брала. И вся шинель была в осколках, и шапка. Так – царапины. Но до сентября 43-го.
А в сентябре 43-го полк Сопина перешел в наступление под Новороссийском и во время одной из атак Михаил был серьёзно ранен:
- Нас 4 человека рядом бежало. Вдруг мы услышали, летит мина. Я крикнул: «Ребята, ложись!» И вот прямо между нами эта мина и шарахнула. Одного насмерть, другого в обе ноги ранило. Я ему их перевязал и только потом заметил, что меня в ногу ранило. Рубашку снял, разорвал, перевязал. И меня – в медсанбат.
В медсанбате то ли из-за нерадивости, то ли из-за недостатка знаний молодого фельдшера Михаил едва не лишился ноги. У него началась гангрена. Слава богу, смертельную угрозу вовремя заметили более опытные врачи. После операции Михаил отлеживался несколько месяцев в сочинском санатории. А в январе 44-го его отпустили в двухмесячный отпуск в родной город Балашов Саратовской области:
- Дома были мать и сестрёнкина дочка. А я пришёл в драной шапке, шинелишке неказистой. Сапоги разные – один 45-го размера. Когда девочка меня увидела, она сказала матери: «Там какой-то нищий пришел». Вот так меня встретили. Ну, когда вошёл, мать меня сразу узнала. Слёзы, радость. Чего же больше? Живой остался.
Спустя два месяца Михаила вызвали в военкомат. Придирчивая комиссия оглядела пограничника с ног до головы и решила на фронт его из-за ранения не возвращать, предложив ему служить в милиции:
- Сидит один представитель в стороне в форме НКВД. «В наши войска пойдешь?» - спрашивает. – «Какие войска?» - «Войска по борьбе с уголовной преступностью». Ну, я и пошёл.
Так и связал Михаил Сопин с милицией свою жизнь навсегда. Его направили в уголовный розыск. За почти четвертьвековую службу он раскрыл немало преступлений. Но самым памятным, конечно, стало первое:
- Поступил ко мне материал. Живёт пожилой мужчина, нелегально перепродает вещи. Пошли вдвоём. Допросили. Он отвечает и всё на косяк смотрит. И мы там нашли целую пачку денег.
Но к самостоятельному расследованию уголовных дел Сопин приступил лишь после войны. А до этого, вплоть до победы, он учился на 9-месячных курсах усовершенствования офицерского состава в Саратове. Офицеров милиции так усердно обучали, что им некогда было и головы от учебников поднять. Особенно, по словам Михаила Фёдоровича, работники уголовного розыска ненавидели тех, кто совершал квартирные кражи:
- Воры обижали таких людей. Воровали же всякую ерунду. Мы считали за честь найти и наказать того хама, который лезет к людям и отбирает у них последнее.
А когда наконец-то наступила победа, курсанты радовались не меньше других:
- Прошли мы всем курсом по городу с оркестром. Некоторые не знали о нас ничего и говорили вслед: «Люди воевали, а вы в милиции сидели». А нам обидно. Мы ж все фронтовики. Но не обращали на это внимания. И ещё одно по этому вопросу. В Саратове учился брат жены. Он пришёл ко мне в 6 часов вечера после войны, и мы пошли с ним в кинотеатр «Ударник» и смотрели там фильм с таким названием.
Но война для Михаила Сопина не закончилась. Завязалась многолетняя тяжелая и изнуряющая битва с уголовным миром. Работать порой приходилось по несколько суток. Впрочем, это уже другая история. Это другая жизнь, которая началась в 6 часов вечера после войны.
2000 г.