Отец пил. Пил сильно. Во время алкогольного опьянения он походил на монстра. Это был уже не её отец, вообще не человек: грязный, вонючий, с вечно красными глазами, оттопыренной нижней губой и издающий устрашающие звуки, что-то между рыком и мычанием. Периодически, он становился просто опасным: крушил мебель, бил зеркала и искал объект для обвинения в своих провалах и неудачах. В такие моменты Света чувствовала животный страх и потребность скрыться, спрятаться, исчезнуть. Что она и делала. Со временем она научилась интуитивно определять моменты, когда дома становилось опасно, и просто неслышно исчезала из его поля зрения.
За маму она не боялась. Она всё свободное время проводила в молитве в своей комнате, которую предусмотрительно запирала на замок. Молитва - это её единственный способ справиться с данной ситуацией. Чем чаще отец пил, тем больше времени она стала проводить в церкви. Там ей было легко; там ей было хорошо. За крепкими и надежными стенами храма она чувствовала себя защищенной. Успокаивающий и поддерживающий голос батюшки был бальзамом для неспокойного сердца матери. Участие и мнимая поддержка прихожанок, которые чувствовали своё превосходство и испытывали эйфорию от осознания собственного благородства, участвуя в процессе помощи ближнему, давали ей повод чувствовать себя нужной. Понимание того, что её страдания, никчёмная и пустая жизнь - это великий замысел Бога, придавали её жизни иллюзию чего-то ценного. Она поверила, что ничего не происходит просто так, и Бог ведёт её к какой-то высшей цели через страдания, которые ей посылает. Благодаря этому пониманию, она смиренно переносила все тяготы своей серенькой и страшной жизни, сняв с себя всю ответственность за происходящее. Получая все самое светлое и радостное в храме, она со временем стала воспринимать дом, как ненавистную работу, на которую необходимо ходить, но не обязательно любить. Со временем, домашнее хозяйство пришло в запущение.
Из лучших побуждений, желая для своей единственной дочери только блага, она стала брать с собой в храм Светлану. Света, по началу, с удовольствием ходила с мамой, так как хотела быть ближе к ней, хотела чувствовать поддержку с её стороны и быть ею любимой. Но, к своему страху, она поняла, что получается всё наоборот. Последние искры материнского инстинкта поддерживали в женщине понимание того, что её дочка нуждается в опоре, поддержке и любви, а что может быть лучше, чем поддержка и любовь самого Бога? Приведя Свету в храм, она сняла ответственность с себя за будущее своего ребёнка, вручив её судьбу Всевышнему, и просто фанатично предалась служению церкви, требуя от окружающих того же.
Светлана искренне пыталась проникнуться значимостью обрядов, правил, ограничений и учений. Но всё ее существо противилось этому. Она искренне верила, даже не верила, а ощущала присутствие Создателя. Для неё никогда не существовало вопроса о бытии Бога – она знала, что Он есть. Но Света не понимала, как Бог может быть таким мстительным и таким злопамятным, каким хочет представить его церковь? Ведь если Он создал человека по своему образу и подобию, а, следовательно, точно таким же, как Он, то, как можно наказывать себя же? Почему твое творение должно тебя бояться и всю жизнь жить в страхе кары своего Создателя? Как может Отец за малейшие проступки, которые он помнит всю твою жизнь, отказываться от тебя? Неужели Создатель настолько жесток, что может принять своё творение, своё дитя, по сути, принять Себя же в образе человека, только после того, как человек признает его существование? Матери для любви к своему ребенку не надо, чтобы ребёнок боялся её, и не надо, чтобы ребенок признал её во всеуслышание и только во время обряда. Матери достаточно просто любить. Так почему с Создателем по-другому? Она долго думала, и спрашивала себя: почему самое светлое, что может быть в душе человека – любовь - подвергается изучению, делению, градации? Любовь к Богу – хорошо, любовь к ребенку – хорошо, но при этом не должна быть выше любви к Богу, любовь между мужчиной и женщиной допустима, но только после того, как церковь одобрит. А любить себя и вовсе нельзя. Почему? Как можно не любить то, что создал Бог? Как можно не любить его подобие в своём лице? Светлана считала, что если ты не будешь любить Бога в себе, через себя, то ты не сможешь полюбить никого и никогда. А любить себя не разрешала церковь. Она разрешала и учила себя ненавидеть и бояться, но не любить. Она говорит тебе, что ты уже родилась грешной, потому что Ева, когда-то надкусила яблоко. Она говорит тебе, что раз в месяц женщина «нечистая», и ты не должна прикасаться к святыням, заставляя тем самым стесняться своей женской природы и ощущая себя грязной. Даже такая мелочь, как необходимость стоять в церкви, вызывала у Светы недоумение. Дома у Отца ты должен чувствовать себя комфортно, спокойно, уютно. Тебе должно хотеться подумать, помолчать, а не стоять, переминаясь на усталых ногах, обливаясь потом и теребя зимний пуховик в руках, который мешает и раздражает.
Тяжёлая ситуация в семье отразилась и на социальной жизни Светы. У неё не было друзей. Она ни с кем не искала дружбы и стеснялась своего положения. Домой пригласить она никого не могла по понятным причинам. Контактной она никогда не была, предпочитала быть незаметной, дабы избежать насмешек. Гардероб у неё был скромный, можно даже сказать бедный, о чём не упускали возможности при случае напомнить её одноклассники. Ребята её сторонились, а Светлану это устраивало.
Хобби и интересов у неё, кроме учёбы, не было. Зато училась она хорошо, просто замечательно. Времени свободного у девушки было много, и тратила она его на учёбу. Света прекрасно понимала, что шансов на распрекрасное будущее у неё катастрофически мало, и её единственная надежа – хорошо учиться: выигрывать городские, районные олимпиады, получить в будущем золотую медаль, поступить в хороший университет, как можно дальше от дома. Ведь с хорошим образованием шансов на благополучную жизнь гораздо больше. И Света работала над своей мечтой. У неё даже было больше, чем мечта - у неё был план жизни. К началу одиннадцатого класса она была абсолютной отличницей и надеждой всех учителей в школе. Но одноклассники от этого её не любили еще больше.
Однажды, на большой перемене, в школьной столовой группа ребят, ради шутки, стали задевать Свету. В помещении людей было много, все хотели успеть пообедать. Света, как обычно, не обращала внимания и, уткнувшись в тарелку, ела свой комплексный обед. Но ребята не унимались, и уже большая часть всех присутствующих хихикала над едкими и обидными комментариями.
Больше всех старался Сергей Городилов – местная знаменитость и мечта всех девочек. Он был самоуверенный, нагловатый и всегда чувствовал своё превосходство. Все с ним искали дружбы, а некоторые его и побаивались, так как Сергей был еще и спортивным парнем. Футбол, баскетбол, борьба, плавание – все у него получалось, везде он был первый.
Ситуация накалялась, и звездой всего спектакля был Сергей. Он вошёл в раж и, понимая, что всё внимание сосредоточено на нём, проходя мимо столика Светланы, нарочно на неё опрокинул стакан с компотом. То, что произошло дальше, поразило всех.
Светлана подскочила со своего места, но не расплакалась, как все ожидали, а подлетела к Сергею и мощнейшим, хорошо отработанным, уверенным хуком справа в челюсть, уложила Сергея на пол, где он и потерял сознание. Затем, спокойно, в абсолютной тишине, собрала свои вещи и пошла на занятия.
Мало кто знал, что отец Светланы в прошлом был тренером по боксу. И, конечно, никто не знал, что до того, как он стал пить, он много занимался со своей дочкой. Светозар – так, шутя, называл её отец. От его прошлой деятельности в квартире остался только боксерский мешок, с ним-то Светлана занималась по ночам, когда все спали, вспоминая уроки отца и «заколачивая» свои обиды и унижения.
Новость быстро разлетелась по школе. После этого случая друзей у девушки не появилось, но издеваться над ней перестали. Она боялась, что её могут исключить из школы, но Сергей не захотел давать огласку этому делу, и постарался сделать всё, чтобы об этом случае поскорее все забыли. Через месяц все страсти утихли, и школьная жизнь стала даже легче и спокойнее. Светлана погрузилась в учёбу – выпускной класс требовал сил и времени.
В ноябре Светлана стала посещать дополнительные занятия по физике, которые проходили на квартире её бывшей учительницы – Надежды Федоровны. Надежда Федоровна была уже год как на пенсии, а так как педагогом она была отличным, и человеком активным, то от учеников не было отбоя. У Светланы с физикой всегда были сложные отношения. Отличная оценка доставалась огромным трудом, а впереди были сложные лабораторные работы, и помощь ей не помешала бы. Директор школы договорилась с Надеждой Федоровной, что Света будет ходить к ней на безвозмездной основе. Женщины они были опытные и сердечные, прекрасно понимали, в какой ситуации находится девушка, и хотели ей помочь.
После этих занятий Светлана приходила домой поздно, и если заставала отца еще не уснувшим в пьяном угаре, то дома разгорался скандал и погром из-за недовольства отца её поздними приходами. К тому времени мама уже не жила с ними. Она всё реже приходила домой, оставаясь ночевать в приходе. Иногда уезжала на несколько дней по делам церкви в другие города. И как-то вечером, между делом, сказала Светлане, что уходит из дома навсегда, и если она ей понадобится, то пусть спросит у батюшки Кирилла, где она обосновалась.
В четверг, после очередного занятия, Светлана со страхом подходила к дому и увидела свет в окне гостиной на пятом этаже, где обычно располагался отец. Она постояла на улице в надежде, что отец уснёт, но ноябрьский ветер был холодный, а узнать наверняка ситуацию в квартире не представлялось возможным. С тяжелым сердцем девушка поднялась к себе на этаж и вошла в квартиру.
Дома было всё прокурено, стоял крепкий запах перегара и в комнате слышались голоса мужчин. Она хотела проскользнуть к себе в комнату, но из комнаты, пошатываясь, вышел дядя Боря – сосед и иногда собутыльник отца.
- Твоя пришла, – крикнул он через плечо отцу.
- Приперлась, шалава, – послышался скрип дивана, и отец вышел к Свете.
Все было как всегда, сначала он обзывал и кричал на дочь, потом вспомнил её мать, и как она их бросила, променяла на церковь. Затем, всё больше распаляясь, стал вспоминать всех, кто его обидел, и, сосредоточив всё своё зло на дочке, опять вернулся к её персоне.
Светлана знала по опыту, что нужно молчать. Реагировать было нельзя – будет хуже. Любое слово или взгляд отец воспринимал как провокацию. Но тут из туалета вышел дядя Боря и, направляясь в комнату, похлопал отца по плечу и проворчал:
- Да что ты на неё нервы и время тратишь? Видно, что она тебя не уважает и за человека не считает. Вон, смотри, даже глаз на тебя не поднимает. Ты для нее нуль без палочки!
И тут отец взорвался.
- Нуль?! Я?!
Глаза заплыли кровью, он кинулся на девушку и потащил её в комнату. Он кричал, что не позволит в своём доме проявлять неуважение к себе, и что научит её слушаться и уважать его. В пьяном бреду он, держа её за волосы своей медвежьей хваткой, таскал по комнате и показывал кубки, медали, которые были завоёваны во времена спортивной карьеры, и, рассказывая, как я его уважали все в былое время.
Она пыталась вырваться, но он хватал еще сильнее, и становилось еще больнее. От бессилия она разревелась, а отец, увидев её слезы, взбесился еще больше. Он ненавидел слабость, в любом её проявлении. Дядя Боря, сидя на диване, и «накачивая» себя водкой, смотрел на «нравоучения» и не вмешивался. Но когда увидел слёзы, скривился и предложил отправить Светку на балкон – охладиться и успокоиться.
Балкон был в комнате: крохотный участок, примыкающий к большой комнате с низкими перилами. На этот балкон даже санки еле помещались. Света испугалась перспективы провести ночь в одной кофточке на улице в ноябре и, пока отец открывал дверь, хваталась за его руку и умоляла не делать этого.
Отец пытался вытолкнуть девушку на балкон, она, естественно, сопротивлялась. И тогда, он не рассчитав силы, толкнул её в грудь, она не успела ни за что зацепиться, перелетела через порог, ударилась спиной о перила и, повинуясь силе инерции, перелетела через перила и исчезла.
Она не помнила, как падала. Очнулась она на холодной земле, но от боли опять потеряла сознание.
Соседи, слышавшие шум сверху и потом видевшие как что-то пролетело мимо окон, вызвали милицию и скорую помощь. Девушку спасло то, что, падая с пятого этажа, она зацепилась несколько раз за проволоку, натянутую для сушки белья, и упала на сырую землю. У неё были множественные переломы, сотрясение и растяжения. Но она была жива.
Дело возбуждать не стали. Отец сказал, что она сама выбросилась из окна. Дядя Боря подтвердил слова отца. Соседи, хоть и рассказывали, что слышали шум, но как произошло само падение - никто не видел.
Мама приходила к Свете в больницу всего один раз. Посидела с ней, принесла иконку и библию. Помолчала, потом прочитала молитву и ушла со словами, что если она понадобится, то она будет в церкви.
Выздоравливала Света тяжело. Стало ясно, что одну ногу не восстановить, и она навсегда останется хромой. Кисть срасталась, но не ровно и получалось нечто похожее больше на полено, чем на руку с запястьем. Позвоночник и рёбра срослись нормально, но боли не проходили. Её стали постоянно мучить головные боли. Врачи так и не смогли точно сказать пройдут они или нет. На все её вопросы они отвечали «время покажет».
Из больницы девушка вышла только весной. Самым тяжелым в её восстановлении были не боли и не одиночество, а невозможность смериться с мыслью, что окончить школу в этом году у неё не получится. Её мечте, её плану, над которым она столько работала, пока не суждено было осуществиться. Она пробовала учиться в больнице, но из-за сильных головных болей это было просто невозможно. Она очень надеялась, что к сентябрю она полностью восстановиться.
Худая, хромая, с изуродованной рукой, с ужасными зубами – часть зубов были выбиты или расколоты при падении, она вернулась домой. Отец открыл дверь, тяжело посмотрел на неё и ничего не сказав, ушёл в комнату. Так они и разошлись по комнатам, ни промолвив и слова.
Дома стало невозможно грязно. Каждый вечер отец напивался, но вёл себя тихо. Светлана ходила на физиотерапию, но она ей не особо помогала. Каждый день её мучили боли, от которых она не могла ни есть, ни спать.
Как-то вечером, отец постучал к ней в комнату и, не открывая дверь, пробурчал, что хотел бы с ней поговорить.
Она и ждала этого и боялась. Через пять минут она зашла в комнату и села напротив отца. Он молча налил в стакан водки и предложил ей.
- Я не буду.
- Пей. Иначе не смогу сказать. Разговор не получится. Пей, я сказал!
Света растерялась, и в один момент она почувствовала огромную усталость и безразличие. Она взяла стакан и залпом выпила.
Через несколько стаканов отец почувствовал себя увереннее, и говорил что-то пространственное о жизни, судьбе, работе, пытаясь подбирать слова и боясь посмотреть дочке в глаза.
- Что ты хочешь сказать? – устало спросила Света.
Он долго смотрел на стол, потом сжал кулаки, поднял на неё глаза и произнес:
- Прости меня.
И наступила тишина. Неслышно было даже дыхания. Света вдруг подумала, что никогда и не винила отца. Она просто принимала как данность то, что с ней произошло. Она не анализировала причин – что взять с алкоголика. Как ни странно, но она болезненней воспринимала то, что мамы не было рядом. Так они сидели, молчали и выпивали. Через некоторое время, Светлана почувствовала, что порядочно захмелела и что к огромному удивлению за долгое время у неё не болит голова. Она добралась до своей кровати и уснула крепким, беспробудным сном впервые за много месяцев.
К сожалению, всё чаще она стала пропускать физиотерапию и всё чаще соседи стали видеть её пошатывающуюся от алкогольного опьянения или ковыляющей в магазин за спиртным с явными следами похмелья на лице.
Вскоре, квартира на пятом этаже стала известна как притон во всем районе. Так пролетел год, а летом Светлана с отцом неожиданно пропали. Соседи рассказывали, что отец по пьяни продал квартиру за 5 ящиков водки, и некоторые видели отца с дочкой то на вокзале, то на рынке с такими же пьяными личностями без определенного места жительства.
Так пролетели лето, осень и началась зима. В феврале к соседям пришли люди в форме и узнавали о бывших соседях – Трофимовых Светлане и Алексее. Оказалось, что недалеко от города, в дачном поселке, нашли в заброшенном доме угоревших бродяг. При некоторых были документы, и они осуществляют проверку по последнему месту регистрации погибших.