ЧАЩА

I

Светло-розовый поросёнок подошёл к окошку и посмотрел во тьму, из которой в его комнату только что залетел маленький ночной мотылёк.

Комнатка поросёнка была очень маленькой, но поросёнок был маленьким и сам, и для него места было достаточно. Стены, пол и потолок комнатки сделаны были из веток небольшой толщины, так искусно скреплённых травянистыми растениями и гибкими прутьями, что ни в одной из стен не было даже крошечной щёлки. Окошко можно было закрыть ставнем из того же материала. Возле стены напротив окошка стояла кровать с аккуратно застеленной постелью из больших лопухов, а посреди комнатки расположились плетёные стол и стул. У остальных трёх стен и особенно в углах были свалены в кучи запасы сушёных продуктов. Над столом в подвешенной к потолку тонкой сеточке копошились несколько светлячков, освещавших всё пространство комнатки. И от этого мягкого света маленькая комнатка поросёнка становилась ещё уютнее.

Поросёнок закрыл окно и вернулся к столу, чтобы допить чай, вернее, травный настой, который он приготовил ещё вчера, чтобы сегодня не нужно было выходить из домика. «Скоро придётся перейти на настой из сухих трав, - мысленно сказал поросёнок, - а это совсем не то». Он медленно, маленькими глотками пил настой и прислушивался к шуму ветра, который не ослабевал весь сегодняшний день. Это был холодный северный ветер. Он прилетел сюда из края снежных пустынь и ледяных вод, пронёсся над лесом, с воем ворвался в самую чащу и изо всех сил раскачивал ветки старого дерева, в развилке которого – в пяти метрах над землёй - был закреплён плетёный домик поросёнка. Если ветер и дальше будет крепчать, если он превратиться в ураган, домик не удержится. Он сорвётся с дерева и рухнет на землю с пятиметровой высоты. Но строить дом ниже гораздо опасней: на земле его в первую же ночь разорят лесные чудовища, следы которых поросёнок каждое утро видит под своим деревом. Правда, многие из них летают или хорошо лазают по деревьям, и забраться в эту развилку им ничего не стоит; остаётся только надеяться, что они не полезут, – не станут тратить силы и терять время на непонятное сооружение, к тому же такое маленькое. Только вот они могут почуять, что внутри сооружения прячется съедобное существо… Позапрошлой ночью поросёнок слышал, как какая-то большая тварь обнюхивала и скребла стены его домика. Это продолжалось больше часа. Поросёнок лежал под одеялом и старался не шевелиться и дышать как можно тише, чувствуя, как на него накатывает страшная усталость и безразличие: ему казалось, что если это существо проломит стену и ворвётся в домик, он так и не сможет выйти из оцепенения и даст сожрать себя, не попытавшись убежать. Но он уже знал, что это ощущение обманчиво: когда над ним на самом деле нависнут клыки чудовища, в нём проснётся сверхпоросячья сила, и до последнего вздоха он будет защищать свою жизнь… Если, конечно, чудовище не окажется слишком уж страшно-омерзительным. Как большая блестящая змея.

Поросёнок так и не понял, почему то существо ушло, не попробовав его сожрать. Всю следующую ночь он не спал – всё ждал, когда оно вернётся. Но оно не вернулось. И вряд ли вернётся сегодняшней ночью – слишком сильный ветер. Так что теперь его бояться не стоит, - на этот раз поросёнку повезло, его дом суждено разорить какому-нибудь другому чудовищу – в будущем.

…Светло-розовый поросёнок допил, наконец, свой настой, встал из-за стола и лёг на кровать поверх одеяла. Прошлую ночь он провёл без сна, но, как ни странно, сейчас спать ему не хотелось. Где-то в отдалении заунывно взвыло чудовище, и поросёнок со злорадством представил, как плохо должно быть бездомному монстру в такую холодную, ветренную ночь. Он стал наблюдать за ночным мотыльком, кружившим вокруг сетки со светлячками, и вдруг на него накатила тоска. И ужасная жалость к себе. Так часто бывало, когда он целый день не выходил из своего укрытия. «Ну вот, надо было хоть немного погулять днём… Хотя бы несколько раз обойти вокруг дерева», - мысленно упрекнул себя поросёнок. И от этого упрёка ему стало ещё больше жаль себя. Ведь он ни в чём не виноват: разве можно гулять при таком ветре? И потом, выходить из домика страшно и днём, а сегодня прямой необходимости в этом не было… «Опять оправдываешь свою трусость? – мысленно обратился к себе поросёнок. – Как же ты собираешься добраться до Речной Долины, если даже боишься слезть с дерева?» Не успел он это подумать, как понял, что рассуждает так только по привычке. Такие мысли были бы уместны лишь в самом начале его путешествия, - когда он каждый день думал, что самая трудная часть пути вот-вот останется позади, что им уже пройдено около половины расстояния до Речной Долины, когда он помнил дорогу назад и всегда мог вернуться домой; когда он постоянно гордился своим мужественным и гордым решением покинуть свинарник и отправиться через лес в легендарную долину, в существовании которой он тогда не сомневался и на этом основании считал себя лучшим среди всех знакомых свиней и поросят. Когда он старался проходить за день как можно большее расстояние, не строил сложных укрытий, как сейчас. Ещё до того, как опушка леса сменилась чащей, а страх навсегда занял больше половины его сердца. Теперь у него осталась одна мечта – выбраться из чащи куда-нибудь. Но это мечта, а единственным реальным желанием стало желание выжить. Поэтому теперь поросёнок почти всё своё время уделял планированию и постройке убежищ, их укреплению и маскировке. Он достиг в этом большого мастерства и нередко даже гордился им, осматривая очередное своё убежище – ещё более совершенное, чем все предыдущие. Но, как правило, гордость очень быстро сменялась сознанием бесполезности этого «совершенства». Ведь самый совершенный, искусно замаскированный и надёжно укреплённый домик всё равно рано или поздно будет разрушен стихией или разорён чудовищем.

Около полугода назад он создал лучшее своё убежище, в котором прожил почти целых четыре месяца. Оно было вершиной его мастерства. Основой послужило дупло в стволе ещё молодого, но большого и крепкого дерева. Прожив в этом домике около трёх месяцев, поросёнок, наконец, начал ощущать себя в безопасности…
Наступили тёплые, погожие дни и ночи. Светло-розовый поросёнок начал мастерить деревянные фигурки смешных чудовищ и обставлять ими жилище. По ночам он сидел на краю дупла и смотрел на прекрасное небо с яркими-яркими звёздами и огромной луной, не обращая внимания на проходивших внизу чудовищ: они не могли взобраться на пять метров по гладкому стволу дерева, в отличие от умного поросёнка с его лёгкой верёвочной лесенкой. К тому же он всегда мог укрыться в дупле за прочной деревянной дверью. Поросёнок часами следил за плывущей по небосводу луной, изучая её пятна и думая о лунных свиньях с золотистой щетинкой, тремя хвостиками и огромными карими глазами. Они живут так беззаботно и радостно потому, что луна представляет собой планету-свинарник, и там нет никого, кроме них и их крошечных домашних животных, играющих с хозяевами в густых зарослях сочной медовой травы. В эти-то ночи и созрело решение поросёнка навсегда поселиться в своём супернадёжном убежище, где он сможет, наконец, обрести долгожданный покой и постепенно забудет о родном свинарнике и легендарной Речной Долине, думая только о лунных свиньях и мысленно разговаривая с ними по ночам. Но в одну из лунных ночей неожиданно рухнули все его планы.


…Поросёнок, как обычно, следил за движением луны, когда заметил кружащее внизу, вокруг его дерева, мохнатое чудовище с вытянутым туловищем, квадратной головой, непомерно длинными когтями на вялых лапах и безвольно волочащимся хвостом. Это был гигантский ленивец – существо чрезвычайно отталкивающего вида, но совершенно беззлобное. Поросёнок симпатизировал ленивцам за безнадёжную грусть во взгляде их огромных выпуклых глаз; они казались ему собратьями по несчастью в этой лесной глуши. А сейчас у него было хорошее настроение, - ему вдруг захотелось, чтобы и гигантский ленивец перестал грустить – хотя бы в такой волшебный лунный час.

-Эй, приятель! – ласково позвал его поросёнок, и ленивец медленно поднял к нему свою угловатую морду…

В то же мгновение дыхание у поросёнка прервалось, из груди вырвался сдавленный стон, а глаза расширились от ужаса. Снизу на него смотрело сумасшедшее чудовище, в глазах его не было ни тени грусти. Вылезшие из орбит, налитые кровью, они бессмысленно смотрели вверх, и в то же время не могло быть сомнений, что сумасшедший смотрит именно на него, поросёнка, и видит его. Из ноздрей и приоткрытого рта ленивца сочилась пузырящаяся слизь, верхняя губа, приподнятая судорогой, обнажала жёлтые обломки зубов, тускло блестевших в лунном свете. Но самым ужасным был его взгляд.

Вскоре он опустил голову и начал новый круг, а поросёнок всё никак не мог отдышаться – так и сидел, не сводя взгляда с ленивца. А придя в себя, очень разозлился. Ведь приняв решение стать лесным жителем, он дал себе слово не бояться чудовищ, ограничиваясь в отношении к ним разумной осторожностью. А чего же он испугался сейчас, когда никакая реальная опасность ему не угрожает?!
Через некоторое время он совсем успокоился.

-Вот скотина, - тихо сказал поросёнок и улыбнулся. – Ну, сейчас ты у меня отсюда живо утопаешь, лошадь слепая.

Он вошёл внутрь дупла, взял стоявший у входа кувшинчик с помоями и снова уселся на краю.

-Ходят тут психи всякие – пугают мирных жителей… - ворчал он при этом. – Мы таких – поганой метлой… Взашей… Кто тут хозяин-то, а? И пожалуйста – кружи себе, только в другом месте…

И выждав момент, когда ленивец оказался прямо под ним, поросёнок выплеснул на него содержимое кувшинчика. И попал. И тут ему показалось, что он вдруг очутился в кошмарном сне. Неуклюжий ленивец будто на пружинах подскочил на полтора метра вверх и, обхватив ствол дерева, заскрёб по нему когтями, стремясь подняться ещё выше. При этом он заревел так дико и громко, что кровь застыла в жилах поросёнка, и, выронив кувшин, он мёртвой хваткой вцепился в открытую дверь, пытаясь не потерять сознания и не упасть вслед за кувшином прямо на сумасшедшего монстра.

Через три секунды ленивец сорвался, шлёпнулся на землю, но тут же поднялся и снова стал силиться вскарабкаться по стволу, только на этот раз молча, с тупым упорством сумасшедшего. Тем временем поросёнок огромным усилием воли стряхнул с себя оцепенение, пятясь, скрылся в дупле, закрыл за собой дверь и запер её на оба засова. Потом сразу лёг в постель, укрылся одеялом и сжался под ним в комочек. Его колотило сильнее, чем в лихорадке. Вдобавок он слышал, что внизу ленивец не оставляет своих попыток и всё скребёт и скребёт длинными когтями по стволу поросёнкова дерева.

Лишь минут через двадцать дрожь понемногу унялась, и поросёнок более – менее пришёл в себя. Он был очень недоволен своим поведением. «Ты не только нарушил своё слово не бояться лесной живности, но и обидел несчастное, беззащитное перед тобой существо. Обидел, отыгрываясь на нём за свой глупый испуг», - мысленно говорил он себе. – «Представь, как ты выглядел в глазах лунных свиней, наблюдавших за этой сценой в огромный телескоп. Подумай теперь, чем ты сможешь оправдать перед ними свои позорные действия?.. Ты, как всегда, рассчитываешь на то, что они и так простят тебя, потому что они тебя любят и вечно готовы оправдывать, какую бы гадость ты не сделал. Это правда, но подло так использовать их любовь и доброту…» Поросёнок заплакал и сквозь слёзы стал умолять лунных свиней простить его. Но они испугались его слёз и принялись всячески утешать. «Спасибо», - сказал им поросёнок и перестал плакать. «А ленивец – молодец», - мысленно говорил он, засыпая. – «Преподал мне хороший урок… Теперь у меня другое положение: больше власти – больше и ответственности… Надо помнить…»
Поросёнок задремал, и ему чудилось, что ленивец научился лазать по деревьям, каким-то чудом взобрался по стволу и уже скребётся в его дверь.

Проснувшись, он услышал, что в дверь действительно скребутся, но ему так хотелось, чтобы это был сон, что он не поверил и снова закрыл глаза. Когда скрести стали громче, он сел в кровати и жалобно всхлипнул.

-Фу, чёрт, опять снится всякая гадость, - заворчал он дрожащим голосом. – А тут ещё летают всякие по ночам, покоя нет… Опять, видимо, ночной дятел… Всё-таки глупые они птички. Вот опять придётся прогонять…

Поросёнок встал с кровати, решительно подошёл к двери и посмотрел в щёлку-глазок. Он увидел, что ленивец пытается просунуть коготь в узкую щель между дверью и краем дупла.

-Всё-таки прилетел, дятлик, - спокойно сказал поросёнок, и его губы растянулись в широченную улыбку; он почувствовал, что сходит с ума.

В следующую секунду он весь, до последней частички превратился в живой ужас. Раскачиваясь на одном месте, он орал так громко, как не орал никогда в жизни, - и даже не предполагал, что способен издавать такие вопли, - и бессмысленно размахивал передними копытцами. Но его истошный визг потонул в безумном рёве, раздавшемся с другой стороны двери, и на неё посыпались тяжёлые удары когтистой лапы.

Поросёнок не сошёл с ума. Он забился в угол и, обхватив передними копытцами колени, смотрел на дверь. Бежать было некуда, - сверхнадёжное убежище превратилось в ловушку. И на поросёнка накатили усталость и безразличие. Он попытался встряхнуться, но понял, что это бесполезно, - он не мог даже пошевелиться. Поросёнок хотел подумать о лунных свиньях, и его охватило горькое отчаянье, - он понял, что лунных свиней нет: есть только он, сумасшедшее чудовище и дверь между ними. «Держись, милая дверка», - мысленно сказал поросёнок.

-Держись, милая моя дверка, - попросил он шёпотом. – Кто же меня защитит, если не ты?

Каждый новый удар отзывался болью в груди поросёнка, но он знал, что двери сейчас гораздо больнее. Сердце его сжималось от жалости, но он ничем не мог ей помочь.

-Дверочка, не поддавайся. Он же хочет меня убить.

И крепкая дверь стояла насмерть, готовая пропустить кровожадное чудовище к хозяину только через собственный труп.

Осада продолжалась около десяти минут. Потом средняя доска сломалась посередине, ленивец просунул когти в образовавшееся отверстие и тремя резкими движениями разломал дверь на части. Сначала он просунул в дупло голову и посмотрел внутрь. Неподвижные глаза маньяка остановились на поросёнке. Поросёнок ответил ему взглядом дикого животного. К нему протянулась мохнатая лапа с уродливыми когтями.

-Сволочь!!! – крикнул поросёнок и впился в лапу зубами и четырьмя копытцами.

Ленивец заревел и стал мотать лапой с вцепившимся в неё поросёнком по всему дуплу, производя там страшные разрушения. Ударившись о стену, поросёнок упал, но тут же вскочил на ноги.

-Кусок дерьма!.. Говно!! – визжал он, уворачиваясь от когтей чудовища.

Ему, во что бы то ни стало, надо было перед смертью выбить ленивцу хотя бы один глаз. Он бросился вперёд, целясь правым копытцем в правый же глаз ленивца. Но промахнулся и ударил в его глаз не копытцем, а пятачком. Ленивец взревел.

-Ааа-а-а!!. Мерзость!!! – взревел в ответ поросёнок, резко оттолкнул в сторону квадратную голову и, выпрыгнув из дупла, упал вниз с огромной высоты.

Сначала он пролетел сквозь густые заросли кустарника, - ветки изодрали кожу на всём его теле, одна глубоко рассекла пятачок, а обломок другой застрял в ушной раковине, проткнув её насквозь. Потом он боком плюхнулся в огромную кучу свежего помёта какого-то крупного животного и потерял сознание. Но через несколько секунд очнулся, вскочил на задние копытца и бросился бежать, не разбирая дороги, сквозь ночной лес.

Он бежал так минут пять, а потом перешёл на шаг, зная, что если остановится, то упадёт и надолго лишится чувств, став лёгкой добычей даже для самых неуклюжих ночных чудовищ. Поросёнок шёл, на ходу утирая кровь и начиная чувствовать ужасную боль во всём теле.

Вдруг его копытце наступило в темноте на что-то упругое и скользкое. Поросёнок сразу понял, что это то, чего он боялся больше всего на свете. Это была спящая змея. В тот же миг покрытое чешуёй кольцо взметнулось вверх и, подняв поросёнка в воздух, швырнуло его в сторону.

Он упал в небольшую ямку, спиной на прелые листья, и так и остался лежать. Он больше не чувствовал боли – только холодное прикосновение змеиного тела к его животу. Он ждал, когда змея подползёт ближе, сделает бросок и начнёт заталкивать его в свою длинную утробу. Он собирался с силами для последнего крика. Только бы не молчать, когда она будет его заглатывать и переваривать, ещё живого: если он сумеет заорать как следует, то не будет в это время чувствовать ничего, кроме боли.
А тем временем змея уже забыла маленькое ночное происшествие и, переменив место ночлега, снова погрузилась в сон.

…Когда начало светать, листья под поросёнком зашевелились, и его спины коснулось что-то холодное. Выйдя из оцепенения, он выскочил из ямы и оглянулся. Из-под прелых листьев на дне ямы медленно выбиралась большая чёрная жаба. Его передёрнуло, и он еле устоял на ногах.

Но, несмотря на непоросячью усталость, он заставил себя идти дальше по этой незнакомой местности. Ужасно болел пятачок, временами от боли глаза застилал красный туман; приходилось останавливаться и стоя ждать, когда это пройдёт (садиться поросёнок боялся).

Только когда среди деревьев показалось солнце, поросёнок нашёл подходящую земляную нишу на берегу маленького ручейка. Он забился в неё и мгновенно заснул, мечтая тихо умереть во сне, потому что ему больше не за чем было просыпаться, - последняя битва за жизнь была проиграна…

Но прошло чуть больше суток, и поросёнок проснулся. Он дополз до ручейка и напился чистой воды. Потом заставил себя немного пожевать съедобную траву, в изобилии росшую на берегу. На следующий день он уже смог идти и отправился вниз по течению ручейка. К вечеру он дошёл до того места, где ручеёк исчезал под землёй, - как и почти все остальные ручейки в здешнем лесу, за исключением тех, что впадали в болото. Переждав ночь на нижней ветке большой ели, поросёнок продолжил свой путь, решив не останавливаться больше до тех пор, пока не умрёт. Рана на пятачке гноилась, каждую ночь его била лихорадка, с каждым днём всё труднее становилось идти вперёд. Однажды в темноте кто-то невидимый гнался за ним, но поросёнок сумел убежать. А следующей ночью шёл дождь с крупным градом, и он получил несколько сильных ушибов. На другой день он выбрал место на толстой нижней ветке дерева и соорудил там простой шалаш. В нём он прожил около двух недель, пока шалаш не снесло сильным порывом ветра. Как ни странно, за это время у поросёнка прошла лихорадка и затянулась так мучившая его рана на пятачке. Он отдохнул, и к нему, как бывало и прежде, снова вернулись желание выжить и мечта когда-нибудь выбраться из чащи.

Спустя некоторое время, поросёнок отыскал прекрасное место для нового домика и занялся его строительством. Получилось очередное надёжное убежище; правда, не такое надёжное, как то – в дупле, зато с запасным выходом. В нём поросёнок жил до сегодняшнего дня, - скоро будет ровно два месяца, и до позапрошлой ночи в этом домике ему ни разу не угрожала реальная опасность. Но теперь поросёнок знал, что рано или поздно ему придётся бежать и отсюда. Впрочем, это не помешало ему вновь подружиться с лунными свиньями. А две недели назад он даже начал вырезать узоры на тоненьких деревянных дощечках, потому что он уже запасся продуктами на холодное время года и теперь у него оставалось много свободного времени.


Мотылёк всё кружил вокруг пленных светлячков, а светло-розовый поросёнок всё не мог заснуть. Вообще-то, он просто боялся теперь засыпать, потому что в последние два месяца в его ночных кошмарах появилась огромная змея с чёрной спиной и желтовато-белым брюхом, покрытая слизью, с маленькой безглазой головой, с туловищем в два свиньих обхвата. Пока он видел во сне только её след: до сих пор поросёнку удавалось проснуться, прежде чем она успевала показаться ему на глаза, но он понимал, что, если кошмары будут продолжаться, в одну ужасную ночь он не успеет проснуться вовремя и увидит её, и, может быть, она даже начнёт его пожирать. Он боялся, что его рассудок не выдержит этого сна.

…Поросёнок залез передним копытцем под кровать и вытащил оттуда дощечку с последним рисунком, сделанным позавчера, после той ночи, когда кто-то скрёбся в стены его домика. Вместо узоров здесь были изображены фигурки четырёх лунных свиней – две взрослые и две детские.

-Совсем неплохо, - холодно произнёс поросёнок, разглядывая картинку.

Сейчас он никак не мог поверить в существование лунного свинарника. Да и на картинке были вовсе не лунные свиньи. Это его мать, отец, он сам и его любимая из четырёх сестёр… «Какого же чёрта ты от них ушёл?» – грубо спросил себя поросёнок, - жалость к себе исчезла без следа. – «Да потому, что не хотел жить в свинарнике», – мысленно ответил он. – «Верил в легенды о Речной Долине. Думал, что сможешь до неё добраться. Ничего не знал о чаще… Если бы я тогда остался в свинарнике, то сейчас наверняка чувствовал бы там себя несчастным и последними словами ругал свою трусость… Правда: разве я мог тогда предвидеть?..» Считалось, что многие из тех, кто решался на такое путешествие раньше, достигли-таки Речной Долины и не захотели возвращаться. А тех, кто недалеко зашёл в чащу и потом смог вернуться назад, считали просто слишком слабыми, а их рассказы о чаще – сильно преувеличенными. Говорили, что примерно тысячу лет назад трём смелым поросятам удалось найти Речную Долину, а потом, уже стариками, они возвратились в свинарник и подтвердили, что Долина существует, поведав о ней всё остальным свиньям. И всем этим легендам находилось великое множество фактических подтверждений. Вопрос состоял только в том, что всё-таки лучше – оставаться в родном свинарнике или устремиться в чужую Речную Долину, при том, что велика была опасность случайной гибели при переходе через лес. Подавляющее большинство считало, что оставаться в свинарнике лучше, и смотрело на малочисленных путешественников, как на немного ненормальных, хотя при этом относилось к ним с некоторым уважением.

В раннем детстве светло-розовый поросёнок думал точно так же. Но потом увлёкся легендами, и мало-помалу его мнение изменилось на противоположное. Его, в отличие от остальных, не пугали рассказы побывавших в чаще. Он считал себя гораздо сильнее их – то есть выносливее, умнее и бесстрашнее – и завидовал путешественникам, которые, по слухам, достигли Речной Долины и остались там жить. В самом деле, почему никто из них не вернулся в свинарник, если в Долине было хуже? На это нельзя было возразить ничем, кроме той глупости, что, дескать, все эти свиньи-путешественники были, в большинстве своём, хотя и очень умными, но «немножко ненормальными». Ещё можно было, пожалуй, возразить унылой пословицей «от добра добра не ищут», которая приводила в отчаяние светло-розового поросёнка. Он решил, что это в свиньях говорит их природная лень. А потом он решил отправиться в Речную Долину. Поросёнку уже очень надоели его родители, братья и сёстры и все прочие знакомые свиньи, собиравшиеся до конца своих дней вести однообразную жизнь в родимом свинарнике, и он был почти уверен, что не будет по ним скучать.

Теперь он скучает не только по изображённым на его картинке родителям и сестре, а также по многим другим свиньям, но и по самому свинарнику… А почему не возвращались путешественники из Речной Долины, он понял ещё в первый год своих блужданий по чаще. За это время он наткнулся на шесть скелетов путешественников, два из которых были совсем маленькими – как у него самого…

Светло-розовый поросёнок убрал картинку под кровать и продолжал наблюдать за мотыльком.
И вдруг он всё понял. Сегодня был вечер воспоминаний и великого открытия. Поросёнок вскочил, два раза обежал комнатку, снова уселся на кровать и невидящим взглядом уставился на сетку со светлячками.

-Свинарник и есть Речная Долина, - громко сказал он в пустоту комнатки.

Да, свинарник и есть Речная Долина, но только в будущем. Поэтому и создали свиньи эти красивые легенды. Они создали Речную Долину в своём воображении, а теперь остаётся сделать её реальностью, но это гораздо труднее. Прежде всего надо понять то, что понял в этот вечер светло-розовый поросёнок, - что нигде в мире нет места, более подходящего для создания Речной Долины, чем сам свинарник. Ну конечно, ведь именно это пытались объяснить свиньи, которым удалось вырваться обратно из чащи.

Слёзы радости навернулись на глаза поросёнка. Два с половиной года скитаний в чаще не были напрасными. Наконец-то его мечта превратилась в настоящую цель - вернуться в свинарник и вместе с единомышленниками начать его превращение в Речную Долину. Неважно, сумеет он вернуться или, что всего вероятнее, нет: если и нет, то это великое дело начнут другие. Главное то, что Речная Долина – всё-таки не миф, когда-нибудь она будет существовать на этой земле.

Но как хотелось поросёнку самому принять участие в её создании! Как жаль, что он понял всё слишком поздно, когда уже нет дороги назад, не найти её… Или всё же стоит попытаться? «Нет», - мысленно ответил на это поросёнок. – «Мне не суждено вернуться. Но я теперь смогу спокойно жить в чаще и бороться за своё существование, зная, что сделал всё, что мог, для поисков Долины. Теперь дело за другими свиньями… А может быть, через много лет я каким-нибудь чудом снова окажусь в свинарнике. Кто знает?! Я ведь даже не представляю, в каком направлении я двигался все эти годы. Вполне возможно, что я сделал огромный крюк и теперь приближаюсь к дому с другой стороны… Только бы удалось переждать в этом домике холодное время, а потом – домой. Как они удивятся, увидев меня. Я ведь даже не попрощался с ними… Ещё бы, ведь они не пустили бы меня в путешествие… Ну, всё, у тебя уже путаются мысли», - перебил сам себя поросёнок. – «Пора в постель. Нельзя же не спать двое суток подряд!»

Он лёг под одеяло, свернулся калачиком, шутливо пожелал спокойной ночи лунным свиньям и постарался поскорее заснуть, пока не прошло его прекрасное настроение: он был почти уверен, что ему приснится свинарник. «Да, мне будет что им сказать, когда я вернусь», - подумал он напоследок, слушая завывания ветра за стенами его уютного домика. – «И будет чем заняться…»

Этой ночью светло-розовому поросёнку опять снились кошмары, но снова он успел проснуться за мгновение до того, как огромная безглазая змея выползла к нему из своего укрытия.






II

Тёплое время года подходило к концу. Это был один из последних жарких дней.

Этот день светло-розовый поросёнок решил посвятить отдыху, - путешествовать в жару ему не хотелось. Он сидел в самом центре большой поляны, в густых зарослях высокой желтоватой травы. Поросёнок наблюдал за лесными бабочками с неяркой окраской крыльев, грелся на солнце и одновременно следил за окружавшей поляну чащей. Рядом с ним в траве лежал остро отточенный каменный нож.


Шёл пятый или шестой год блужданий светло-розового поросёнка. Он почти не вырос за последние два – три года, не прибавил в весе, но стал более жилистым и подвижным, чем обычные свиньи. Его левое переднее копытце было наполовину раздроблено, кожа шелушилась всё холодное время года, во рту не хватало нескольких зубов, но вообще он чувствовал бы себя здоровым, если бы не приступы лесной лихорадки (так он сам назвал эту болезнь), повторявшиеся через равные промежутки времени. Первые признаки этой болезни появились у поросёнка очень давно, а около двух лет назад она полностью подчинила его жизнь своему распорядку, разбив её на отрезки продолжительностью сорок – пятьдесят дней. Это было время одного цикла болезни, который условно можно было разделить на три части. Первая часть продолжалась, в лучшем случае, каких-нибудь десять – пятнадцать дней, в течение которых поросёнок чувствовал себя совершенно здоровым. Затем начиналась вторая часть цикла – самая длинная, самая утомительная: у поросёнка начинались внезапные приступы лёгкого головокружения и ночные кошмары. В такие дни он чувствовал постоянную тяжесть в голове, которая не давала сосредоточиться, притупляла рассудок. Постепенно приступы головокружения усиливались, превращаясь в почти непрекращающуюся тошноту. Ночные кошмары сменялись дневными галлюцинациями. По ночам поросёнок чувствовал сильный озноб. Появлялась резь в глазах, тело охватывала сильнейшая слабость, всё время мучила жажда. И затем следовал третий этап развития болезни – собственно её приступ, длившийся от трёх до шести суток. Поросёнка била лихорадка, его рвало желчью, голова раскалывалась от ужасной боли. Со всех сторон его обступали чудовищные видения, в краткие часы сна он видел, как его настигают и начинают пожирать огромные змеи. Но, несмотря на эти страшные мучения, поросёнок всё же предпочитал этот этап болезни предыдущему. Во время приступов он ни о чём не мог думать, не мог бояться, не мог жалеть себя, все его силы уходили на противоборство с болезнью. К тому же приступы проходили сравнительно быстро, а период головокружений и отупляющей тяжести в мозгу мог растянуться на месяц и всё равно неизбежно завершался приступом. Весь этот месяц поросёнок чувствовал, как болезнь медленно подтачивает его здоровье, по капле отбирая волю к жизни, которой может не хватить для следующего приступа. Во время приступов поросёнок никогда не думал о самоубийстве, наоборот – он отчаянно, изо всех сил боролся за жизнь. А вот во время «переходного периода», в эти долгие недели бездействия, такие мысли изредка приходили ему на ум. Правда, даже в самые мрачные дни в глубине души поросёнок был твёрдо уверен, что никогда не покончит с собой.

…Итак, приступ заканчивался, и весь цикл болезни повторялся заново, начинаясь с периода полного здоровья и завершаясь неминуемым приступом. Таким образом, теперь жизнь поросёнка строилась в соответствии с периодичностью болезни. Те несколько дней, когда он чувствовал себя совсем здоровым, поросёнок посвящал странствиям. Он покидал очередную стоянку-убежище и отправлялся куда глаза глядят сквозь чащу. Это были золотые дни светло-розового поросёнка. Он уже достаточно освоился в чаще, чтобы путешествовать, не опасаясь внезапного нападения. И он полюбил эти путешествия, они стали единственной радостью в его жизни, но радостью немалой. Давно были забыты лунные свиньи и заброшены такие занятия, как вырезание деревянных фигурок, - стоило ли терять на глупые фантазии драгоценное время, которое можно использовать для нового путешествия по незнакомым местам чащи? А чаща таит в себе столько удивительного и прекрасного!..

Примерно год назад поросёнок впервые после начала своих скитаний вышел к большой реке. Она спокойно несла свои воды среди чащи, и чаща послушно расступалась перед ней. Два дня поросёнок шёл вдоль реки, устраивая ночные стоянки на её берегу. В начале третьего дня его вдруг привлекла едва заметная, узенькая, аккуратная тропинка, протоптанная будто бы специально для него. Поросёнок свернул на неё и вскоре снова углубился в чащу… Следующие несколько дней в сердце поросёнка сохранялся неприятный осадок – какая-то обида на судьбу: ну, почему он не наткнулся на реку в первые годы скитаний, когда он мечтал о том, чтобы хоть куда-нибудь выбраться из чащи? Он бы тогда, никуда не сворачивая, шёл вдоль реки до тех пор, пока она не вывела бы его на открытое пространство, а может быть, – кто знает? – и к той самой Речной Долине. Тогда он не полюбил бы эти путешествия по опасным дебрям, не заболел бы лесной лихорадкой… Ему не пришлось бы ударом каменного ножа отсекать голову толстой серой гадюке, случайно заползшей в его наземное убежище, и камень, брошенный с дерева краснохвостой обезьяной, когда поросёнок отдыхал, лёжа под деревом, не изуродовал бы его левое переднее копытце. Он стал бы жить, как обычные свиньи, найдя на равнине какое-нибудь поселение своих родичей, создал бы семью и, возможно, начал бы превращать свой новый свинарник в Речную Долину. А уж если бы он сразу очутился в Долине… то он зажил бы там так же, как живут там другие свиньи, о которых повествуют древние легенды. Так нет же! Судьба предоставила такую возможность только теперь, когда ему больше не нужны ни свинарник, ни Речная Долина, а нужно только одно – побольше свободных от болезни дней, которые он может использовать для новых странствий по самым опасным, самым потаённым уголкам чащи.

…Когда болезнь входила во вторую стадию, светло-розовый поросёнок вынужден был искать убежище на длительный срок, потому что путешествовать с этой страшной тяжестью в голове было очень трудно и смертельно опасно, и сами путешествия переставали доставлять ему радость. Тогда начинались мрачные недели тупого бездействия в ожидании приступа. Но поросёнок по-прежнему знал, что никогда добровольно не расстанется с жизнью, потому что за новым приступом последует новый период здоровья и странствий.

Да, он давно перестал мечтать о возвращении в свинарник, не говоря уже о призрачной Речной Долине. Он вообще почти забыл свою родину и своих родичей. Так что теперь ему была абсолютно безразлична судьба свинарника и его обитателей: перекочуют ли они все в Речную Долину, сделают ли эту самую Речную Долину из своего свинарника или будут жить, как всегда жили их предки, ещё тысячи лет, - его это больше не волновало. Поросёнок понимал, что его домом – наперекор его желаниям – стала чаща, и куда бы ни забросила его судьба – в Речную Долину, обратно в свинарник или к лунным свиньям на их медовые пастбища, - всюду он будет чувствовать себя чужим и гораздо более одиноким, чем здесь, в чаще. В самом деле, что он забыл в этой Речной Долине? Поросёнок вспоминал слышанные в детстве легенды об этой благословенной стране и ума не мог приложить, что же в ней хорошего. Там же, наверно, смертельно скучно – в сто раз хуже, чем в свинарнике, а что уж тогда сравнивать её с чащей!.. А окажись он сейчас снова в свинарнике? Да он просто станет посмешищем со своими чащобными привычками, другие свиньи будут смотреть на его болезни и уродства с жалостью и отвращением. Он никогда не сможет найти с ними общего языка, потому что сам считает себя другим существом, а свиньи стали ему безразличны – гораздо более безразличны, чем любой из обитателей чащи. Но главное – куда бы он ни попал, он всё равно, рано или поздно, не выдержит и уйдёт обратно в чащу по какой-нибудь аккуратной, едва заметной тропинке… или умрёт от тоски.

Поросёнок уже не мог вспомнить, что появилось раньше – болезнь или любовь к путешествиям. Иногда ему казалось, что они появились и развиваются одновременно. Как бы то ни было, эти путешествия стали для него смыслом жизни. При этом он не задумывался, для чего они нужны ему, потому что слишком хорошо чувствовал, как сильно они ему нужны. Для него самым большим праздником был второй день после окончания приступа, когда он мог идти дальше. И он отправлялся в путь по тёмным тропинкам, не заботясь о направлении. Он дышал воздухом чащи, смотрел по сторонам, слышал тысячи звуков и различал их между собой. Он знал повадки множества обитателей чащи, опасных и безобидных, к кому-то из них относясь с симпатией, кого-то ненавидя. Перед змеями он по-прежнему испытывал ужас, но знал, что в случае нападения у него хватит сил защищаться и, возможно, даже победить. Любимыми же существами поросёнка стали деревья. Постоянно наблюдая за их жизнью, он узнавал о них все мелочи. Если бы теперь поросёнок увидел вдруг кого-нибудь из своих собратьев-свиней, то по его виду не смог бы узнать о нём ничего определённого. Но стоило ему внимательно посмотреть на любое из деревьев чащи, и он мог узнать о нём всё. Шагая среди деревьев, поросёнок никогда не чувствовал себя совсем одиноким.
Случалось, что за день он преодолевал огромные расстояния, но, несмотря на усталость, к вечеру всегда чувствовал себя счастливым. И ещё, путешествуя, поросёнок чувствовал себя свободным – самым свободным разумным существом на свете. А из неразумных свободнее его были только деревья (он сам не мог объяснить – почему, но был в этом уверен).

Однако, около полугода назад светло-розовый поросёнок понял, что болезнь берёт верх над его организмом. Приступы не усилились, но «здоровый период» начал неуклонно сокращаться, а четыре месяца назад он составил всего два дня. Когда поросёнок остался в старом убежище на второй цикл болезни, он понял, что путешествиям приходит конец. А тогда неважно, сколько ещё удастся ему протянуть, сидя на одном месте, - это лишь вопрос времени: смерть уже одержала победу, и теперь начинается долгая и мучительная агония.

Он принял это решение в самом начале второго периода болезни, наступившего после двух дней передышки, на вторую ночь после того, как понял, что должен остаться на месте на время ещё одного цикла. Утром поросёнок двинулся в путь. Он покачивался на ходу, несколько раз падал, но каждый раз что-то поднимало его на ноги и толкало вперёд. Первые четыре дня путешествия показались ему адом, он уже мечтал, чтобы боль поскорее разорвала изнутри его голову и таким образом избавила бы его от дальнейших страданий. На пятый день он впервые не заметил ухудшения. А на седьмой день, едва только открыв утром глаза, светло-розовый поросёнок понял, что победил смерть. Болезнь резко отступила, нарушив свой привычный ход. Поросёнок продолжил путешествие и не останавливался больше месяца, пока его внезапно не свалил очередной приступ, начавшийся на этот раз без предварительного второго этапа. Затем последовали два обычных цикла, в которых период здоровья снова составлял не менее десяти дней. Но в начале третьего цикла, двадцать дней назад, поросёнок решил повторить подвиг и снова навязать болезни свои правила. И снова это ему удалось…


Светло-розовый поросёнок сидел в самом центре поляны, греясь на солнце, и наблюдал за парящим в небе орлом, которого очень редко можно было заметить над чащей. «Это перелом», - мысленно говорил себе поросёнок. – «Теперь ясно, что я могу растянуть «здоровый период» до самого приступа. В этот раз было гораздо легче… Не знаю, не знаю… может быть, это и не выздоровление, но, по крайней мере, - изменение к лучшему. Приступы пусть остаются, мне на них наплевать, - подумаешь, пять дней…»

-А как у вас листья под солнцем переливаются, - улыбнулся он группе лиственных деревьев, росших на краю поляны.

И вдруг в глазах у него потемнело от столь же сильного, сколь и внезапного приступа головокружения. Он покачнулся и чуть не потерял сознание. Лицо поросёнка посерело от страха, - он понял, что через несколько часов следует ждать начала третьего этапа болезни. А ведь после предыдущего приступа прошло всего двадцать дней!

-Почему так рано??. – трясущимися губами шептал поросёнок, еле сдерживая слёзы, хотя он не плакал уже больше двух лет.

Видимо, он рано начал праздновать победу над болезнью. Впрочем, теперь он понимал, что такая победа была бы просто чудом. И вот болезнь нанесла ответный удар.

…Головокружение утихло, поросёнок взял себя в руки и мрачно смотрел на траву перед собой. Потом он поднял глаза на группу лиственных деревьев:
-Ничего, ещё поскитаемся, - спокойно сказал он им. – Вряд ли это уже конец. Может, на три – четыре путешествия меня ещё хватит… А может, и на все двадцать. Эту проклятую лихорадку толком не разберёшь.

И поросёнок весело помахал деревцам передними копытцами.

Этот жест насторожил большую серую гадюку, подкрадывавшуюся к нему сзади. Это была гигантская лесная гадюка-трупоед с непомерно большой головой, покрытой уродливыми коричневыми наростами. Неуклюжая, она хотела незаметно подползти к поросёнку, нанести смертельный укус и ждать его смерти. Маленький зверёк не казался опасным этой крайне осторожной, даже трусливой змее. Она не знала, что в траве рядом с ним лежит смертельное оружие, уже сразившее одну гадину, и если поросёнок заметит её раньше, чем она его укусит, у неё будет немного шансов даже на смертельную ничью. Но глупая лесная тварь не знала этого и, переждав, пока поросёнок не закончил махать копытцами, осторожно двинулась дальше. Она была уже в каких-нибудь трёх метрах от него и готовилась к решающему броску. Но её опередили.

Поросёнок только почувствовал стремительно накрывшую его тень, и в следующее мгновение ужасные чешуйчатые пальцы сжали его тело, и огромные когти вонзились в него, причиняя страшную боль. Но поросёнок привык к боли и поэтому сознания не потерял. Автоматическим движением он свободным копытцем (к счастью, свободным осталось здоровое – правое) подхватил с земли нож.
…Орёл стал набирать высоту. «Скоро смогу увидеть Речную Долину», - сквозь боль мысленно произнёс поросёнок, обливаясь кровью.
Вот уже птица поднялась выше самых высоких деревьев чащи. Вот чаща стала похожа на огромное зелёное море, вот…

Если бы поросёнок оглянулся на землю в тот момент, когда орёл поднялся на самый верх, он бы увидел блеснувшую там ленту большой реки, ещё несколько рек поменьше. Он увидел бы зелёное море деревьев, кончавшееся только очень-очень далеко, с одной стороны – степью, а с другой – еле различимыми огромными горами голубоватого цвета, со снежными шапками на высоких вершинах. С двух же других сторон чаще вообще не видно было конца, и, увидев это, поросёнок наверняка почувствовал бы гордость за свой дом и тоску по бесконечным просторам чащи, по которым он путешествовал так недолго. Но поросёнок не смотрел на землю, - ему было всё равно, что он там увидит.

Дикая ярость охватила его. Попасться так нелепо! И потом – что это за идиотский орёл, который пикирует на лесную поляну, чтобы схватить маленького поросёнка? Это же аномалия, даун среди птиц!..
-Сумасшедшая мразь… - хрипел полузадушенный светло-розовый поросёнок.

У него осталось только одно желание – погибнуть вместе с орлом, но он не знал, как это сделать.

И вдруг он почувствовал, что его правое копытце сжимает нож.

-А-ха!.. – заорал поросёнок и из последних сил ткнул ножом вверх.

Но попал не в живот, а всего лишь в лапу орла. Крылатый хищник вскрикнул и разжал когти, выпустив окровавленную тушку жертвы.

Почувствовав, что падает, светло-розовый поросёнок ещё раз яростно взмахнул ножом в отчаянной попытке нанести орлу смертельное ранение, но попал по воздуху и с воплем, не выпуская ножа, полетел к земле…

Но он ещё успел, кончив орать, увидеть, что падает прямо в объятия вековых елей, и это обстоятельство напоследок порадовало светло-розового поросёнка. Он не успел долететь до земли, умерев в воздухе от разрыва сердца.


  29.III – 14.IV 1999г.