Допросная, в которую полковника велел привести капитан КГБ, была маленькая. Полковник едва сумел пройти в узкий дверной проход. Первое, что бросилось в глаза – темнота. Накаляют обстановку. Полковнику и самому приходилось на войне вести допросы, так что подобные приемы он знал хорошо. Но оказываться по другую сторону стола ему еще оказываться не доводилось. Конвойный подвел его к столу и усадил на жесткий стул. «Наверное, по всему Союзу выискивали жесткие стулья, чтобы можно было поставить сюда» - думал полковник. С другой стороны стола на него не мигая смотрел капитан Комитета Государственной Безопасности Семенов. Его толстые вороные усы недовольно изогнулись, когда он оглядел полковника. Картина действительно была престранная: полковник, кавалерист при погонах и орденах, да и сам по себе выглядящий статно, сидит перед невзрачным лысым, толстым капитаном КГБ, да еще и терпит то, что на него глядят, как на провинившегося старшеклассника. Как ни странно, полковник отнюдь не выглядел взволнованным, напротив. Он был вполне безмятежен, улыбался капитану, как старому другу, чем еще больше выводил последнего из себя. В ярком свете настольной лампы, единственного источника света в комнате, было видно, что полковник был пожилой человек, седой, но отнюдь не слабый.
Капитан, закончив мерить взглядом полковника, достал большую папку с бумагами, делая это как можно медленнее, для большего эффекта. Добравшись до нужной страницы, капитан еще раз посмотрел в лицо полковнику, видимо, рассчитывая заметить на нем взволнованность. Однако полковник продолжал спокойно улыбаться. Семенову в какой-то момент это надоело, он опустил взгляд на бумагу, взял ручку и начал допрос:
– Фамилия, имя, отчество?
Полковник ответил не сразу. Губы больше не растягивала улыбка, однако смотрел он по-прежнему безмятежно. Затем тяжело вздохнул и спокойно сказал:
– Вы и сами это отлично знаете, капитан. Мое имя есть в досье, которое вы держите в руках. Также оно есть в паспорте, который вы у меня изъяли, когда доставили сюда. Кстати, я хотел бы получить объяснения на предмет того, по какому обвинению меня арестовали?
– Я спросил ваши фамилию, имя и отчество, товарищ полковник. – повторил капитан.
– Ладно-ладно. Макаров, Федор Михайлович. Полковник Вооруженных Сил СССР. Фронтовик, между прочим.
– Год рождения?
– Тысяча девятисотый.
Капитан удивленно поднял брови.
– Хотите сказать, что вам сорок восемь лет? – спросил он. – Вы, простите, выглядите куда старше.
– Много пил и курил. – засмеялся полковник.
Капитан даже не улыбнулся.
– Принадлежность?
– Вооруженные Силы СССР. – ответил полковник Макаров. – Ранее Народный Комитет Внутренних Дел. Поступил на службу в 1930 году. В 1939 получил звание майора. В 1941 перевелся в регулярную армию. После Сталинграда получил звание подполковника. За Берлин получил полковника. С 1945 года член партии. К ответственности ранее не привлекался. Кавалер многочисленных государственных наград. За меня могут поручиться многие высокие чины, даже сам Лаврентий Павлович Берия.
Впервые с начала разговора полковнику показалось, что капитан Семенов ухмыльнулся.
– Да ну? – усомнился капитан. – Сам Лаврентий Павлович? Тот самый, что санкционировал ваш арест?
Улыбка сползла с лица полковника. Он пристально посмотрел на капитана и сказал:
– На ваши вопросы, товарищ капитан, я ответил. Будьте добры ответить на мой. По какому обвинению вы меня арестовали?
Капитан встал из-за стола и прошелся за стул. Настал его черед улыбаться. Он посмотрел на полковника безо всякого почтения и ответил:
– Не беспокойтесь, я вам все объясню, товарищ полковник. – затем капитан сделал паузу и продолжил, сделав главный упор на последние два слова. – Или вам привычней, чтобы к вам обращались – ваше высокопревосходительство?
Полковник посмотрел на него, не то с неприязнью, не то со страхом. Впрочем, взгляд тут же сменился на удивленный.
– Здесь какая-то ошибка, капитан. – сказал Макаров. – Я не успел послужить в царской армии.
– Я говорю не о царской армии. – ответил капитан. – Впрочем, в ней вы тоже успели послужить. Но я говорю об антибольшевистских формированиях.
– Участия в них я не принимал.
– Ложь. – капитан выложил из папки на стол старую тетрадь. – Дневник вашей покойной жены. Не решились его уничтожить? – капитан взглянул на полковника чуть ли не с жалостью и продолжил. – Она вела его в 1919 году. Здесь сказано, что на тот момент вы были в Сибири. До этого в 1918 году вы служили на юге. Вот, взгляните.
Капитан протянул полковнику тетрадь, не переставая улыбаться. Полковник тетрадку осмотрел и пренебрежительно бросил:
– Это не ее почерк.
– Да что вы говорите? А графическая экспертиза сравнила содержимое тетради с подписями, которые ставила ваша жена и подтвердила, что это почерк вашей покойной супруги.
– Почерк можно подделать. Улика косвенная. Чтобы арестовать меня, вам нужно что-нибудь существеннее.
– Ну разумеется. – капитан улыбнулся еще шире. – Поэтому, взгляните на эти фотографические карточки. Рвать их бесполезно, это копии.
Капитан выложил на стол несколько фотографий. На них были изображены офицеры, стоящие перед старым зданием. Снимок был довольно старый. Полковник сильно изменился, но любая экспертиза признает его вторым слева офицером. Лицо полковника стало белее мела. Капитан же продолжал улыбаться, наблюдая за его реакцией.
– Нравится? – спросил Семенов. – Знаете, что это? Этот снимок был сделан в Омске зимой 1919 года и изображает членов колчаковского правительства. Узнали себя? Наши эксперты уже подготовили отсчет, что второй слева на этом фото – вы. Дальше будете отпираться?
Полковник устало опустил голову. Отпираться дальше смысла он не видел.
– Я имею права давать показания? – спросил он.
– Ну, разумеется. – ответил капитан, усаживаясь обратно за стол и подзывая к себе секретаря. – Фамилия, имя, отчество, год и место рождения? И на этот раз, будьте любезны, настоящие данные.
Полковник вздохнул и начал говорить:
– Пиши. Молчановский, Юрий Андреевич. Родился седьмого декабря 1880 года в Петербурге. По отцу происхожу из латышских дворян. Начальное образование получил дома. С тринадцати лет обучался в кадетском корпусе. Затем служил в гвардии. В 1905 году был призван на войну с Японией в звании поручика. Вернулся в Петербург с двумя Георгиевскими крестами и погонами капитана. До 1914 года я продолжал служить в гвардии. На войну с немцами пошел уже в чине майора кавалерии. Участвовал в Брусиловском прорыве. Получил еще два «Георгия» и один «Владимир» и мечами. Закончил войну полковником от кавалерии. После Февраля, как и многие другие, подал в отставку в знак протеста. Когда Корнилов выступил со своим мятежом, я поддержал его. После краха, перебрался на юг, где получил весть об Октябрьском перевороте и предложение присоединиться к Добровольческой Армии. Я согласился и вступил в чине полковника в армию генерала Маркова. С ним я участвовал во многих военных операциях. В частности, принимал участие в битве под Медведовкой. После гибели генерала Маркова, уехал с женой в Сибирь и вступил в ряды зарождающейся армии адмирала Колчака. В Сибирь я перебрался уже генералом. Один из первых присягнул Александру Васильевичу, как Верховному Правителю России. Заседал в его правительстве, считаю, что давал ему весьма правильные и мудрые советы. Однако, Александр Васильевич редко им внимал. Так например, я предлагал ему организовать покушение на Ленина. – увидев, как на него посмотрел Семенов, человек, оказавшийся бывшим колчаковским генералом Молчановским, снова хмыкнул и продолжил. – Да, я ему это предлагал. Но адмирал даже слышать об этом не хотел. Он считал, что даже с таким противником, как Ленин надо сражаться честно. Но он, к счастью, услышал мой совет объявить капитуляцию из Омска. Я не знал, что чехи бессовестно его предадут.
Так или иначе, весной 1919 года я снова перебрался на юг и присоединился к генералу Антону Ивановичу Деникину. В октябре 1919 года я принял участие в походе на Москву. После провала, как почти все офицеры перебрался в Крым, к барону Врангелю. Советовал ему держать Крым до последнего. Однако, он меня не послушал. После сдачи Крыма, остался в России.
Сделал себе поддельные документы, создал «Федора Михайловича Макарова». Под этим именем дальше и жил. Под ним поступил на работу в НКВД. – бывший белый генерал улыбнулся. – Наконец-то, обрел возможность отомстить. Хорошее было время, когда ваших расстреливали пачками. Потом началась война. Я поехал поднимать казаков за Союз. Дальше вы знаете.
Капитан Семенов посмотрел на секретаря. Тот кивнул, мол: «Все записал». Затем вновь повернулся к экс-генералу, ныне полковнику, и спросил:
– Вы понимаете, что ваш рассказ тянет, как минимум, на три-четыре «врага народа»?
Молчановский пожал плечами.
– Я рассказал все как есть. Ничего не утаил. Дальше уже ваше дело. Мне все равно, что со мной будет. Одинокими я никого не оставлю – жена умерла, детей нет. Расстреливайте, если хотите.
– Вы были связаны с Русской Освободительной Армией?
– Нет. Я получал предложение от генерала Краснова присоединиться к ним, но категорически отказал.
– Вашему будущему не пойдет в пользу ваше равнодушие. А вы, судя по всему, даже не собираетесь раскаиваться.
Молчановский посмотрел на Семенова с самой жгучей ненавистью.
– Вы хотите моего раскаяния? Ну, что ж, получайте. Я раскаиваюсь! Раскаиваюсь, что не всех вас перебил в армии Маркова! Раскаиваюсь, что не смог убедить Колчака убить Ленина! Раскаиваюсь, что не сумел уничтожить вас, служа адмиралу! Мне очень жаль, что я не сумел помочь Деникину взять Москву и повесить всех ваших большевиков на столбах на Театральной площади! Раскаиваюсь, что не смог спасти Белое Движение в Крыму. Но больше всего, я сожалею, что не смог расстрелять всех вас в тридцатые, вместе с Тухачевским и Егоровым! Вот в чем я раскаиваюсь! Вы ожидали, что я буду раскаиваться в том, что я участвовал в Белом Движении? Черта с два! Я ни секунды не жалею, что воевал за них. Более того, если бы я мог начать все сначала, я все сделал бы точно также. – Молчановский немного подождал, затем добавил. – Впрочем, нет. Я бы не выдвигал идею убить Ленина на решение Колчака, я сам прислал бы к нему убийц.
Семенов выслушал его и сказал:
– Можете не рассчитывать на помилование. Теперь вас точно расстреляют. Вы не только воевали за белых, вы еще и не раскаиваетесь в этом. Увести его!
Конвойный подошел к генералу и взял его за локоть. Молчановский напоследок развернулся и обратился к Семенову:
– Капитан, можно последний вопрос?
– Задавайте.
Генерал улыбнулся и спросил:
– А за кого ты воевал?
Генерала увели в камеру, капитан же упал в стул, белый от ужаса. «Не дай Бог, он будет давать показания!» - подумал капитан, вспомнив, как сам резал тех же конвойных на Украине, правда под другими знаменами – под знаменами Украинской Народной Республики…