Он никому не желал зла.
А высохшие мумии мух со временем крошились, пыльца на витражах крыльев бабочек серела, осыпалась пеплом, пустые оболочки светлячков тлели...
И все это молчало. Постепенно уносимое ветром-крохобором, становилось частью мира вокруг него.
Мира, который он сам соткал, чтобы быть его центром. Мира, липкие лучи которого расходились от его серого брюшка, время от времени вознаграждая его труды и терпение дрожью и вибрацией очередной жертвы.
Но он никому не желал зла.