Я люблю смотреть на падающий снег сквозь свет фонаря. Снежинки летят мне навстречу. Их движения никогда не закончатся. Блаженное ощущение вечности и теплоты. Словно манну небесную Господь посылает нам просто так, даря нам свой покров и радость. И тогда ко мне возвращается воспоминание о моей бабушке – Вешниковой Зинаиде Алексеевне.
Она была очень больная…Ходила по квартире медленно, чёлгая тапочками по полу, худая с серо-синим цветом лица и одышкой. Руки у неё всегда были тёплыми с длинными сильными пальцами. А под халатом у неё была ПЕЧЕНЬ, твёрдая и бугристая…
Говорили, что во время войны она работала с нитротолуолом для бомб. Это мне рассказывала другая бабушка, которую мы звали Жужжей,её сестра –всегда весёлая с ярко накрашенными губами и золотым зубом. Та работала в лаборатории, где «уран тёк по трубам». А у моей бабушки волосы пахли табаком. Она курила на кухне у окна, или в туалете, но я никогда этого не видела…
Бабушка окончила Таганрогскую женскую гимназию с серебряной медалью. Я всё спрашивала: « Где медаль?» Мне отвечали, что её продали в годы революции.
В детстве ловила раков. Пока училась, жила у тётки, муж которой владел рыбным промыслом на Азовском море, осваивала бухгалтерское дело, убирала дом. Вообще, всё, что она делала – делала хорошо. У неё был каллиграфический почерк и абсолютная грамотность. На ночь она мне вместо колыбельной пела стихи Некрасова «Мороз-воевода» и «Несжатая полоса». Почти каждый день мы с ней перебирали гречку, подметали пол, выжигали спичкой клопов из дырок в стене. Но самым торжественным моментом было, когда мы собирались на рыбалку. Бабушка приносила таз, наполненный водой, и мы игрушечными удочками ловили магнитных рыбок. Всё, что она делала, было великим процессом, таинством: приготовление, действие, итог. Мы проживали каждый момент действия…Я никогда не слышала из её уст пустых слов, осуждения кого-либо. Она никогда не дала какую-либо оценку моих поступков, никогда не ругала. А просто называла меня убоищем.
Я не помню, совершенно, как получилось, что уже в детские годы я не сомневалась в существовании Божественной силы. Кроме того, знала, что огромная сила дана и человеку. Помню, когда мне было лет 5 (я даже помню, на каком месте проспекта это произошло), я спросила: « А у нас будет машина?» И она мне тогда ответила:
-Знаешь, если ты действительно чего-то хочешь, то это обязательно будет.
Когда я капризничала (а вела я себя дома очень воинственно), они возглашали, что в меня вселился дьявол, при этом все затихали и успокаивались, потому что начинали думать. Бабушка все годы проработала бухгалтером, а в свободное время помогала с картотекой в библиотеке. После выхода на пенсию составляла каталоги книг. Мы с ней ходили в библиотеку. Для меня было важным моментом: у входа чёрное пианино, запах старого дерева и ожидание чуда. Рассказывали, что во время войны, она одевалась в костюм деда Мороза, и разносила соседским детям подарки... Лишь дважды помню её сконфузившуюся. Первый раз, когда она вместо чеснока положила в борщ луковицы нарциссов. Второй раз, когда, наверное, я уже училась в школе. Они с мамой мне рассказывали о расстреле царской семьи. Больше всего меня ужаснуло, что расстреляли детей царя. Как же так, что детей расстреляли? - спрашивала я. Да, замешательство я почувствовала... Надо сказать, что я тогда очень любила рассказы о войне. Самой заветной мечтой было вернуться домой в гимнастёрке с медалями к маме и бабушке, чтобы они гордились мной. Я любила представлять, как я позвоню в дверь, и они мне откроют. Так и тогда, в тот вечер, когда я, вернувшись из музыкальной школы, пела песню, подыгрывая на рояле. Песня начиналась словами: «У меня есть шапка со звездой, я солдат отважный, молодой», а заканчивалась так: «Не печалься мама, я с тобой». Я легла спать с чувством полной уверенности, что я всё могу и завтра я пойду в школу, как победитель. А ночью у бабушки случился отёк лёгких. Мне было тогда 9 лет. Незадолго до этого к нам в дом пришла большая лохматая собака, и мы радостно пустили её, она даже с нами в аптеку побежала (мы тогда бабушке кислородную подушку ходили наполнять) и лаяла у входа в аптеку, будто что-то хотела выкрикнуть.
Бабушка прожила 3 дня. В один из этих дней у нас были билеты на концерт ансамбля скрипачей Московской консерватории, и мама настояла, чтобы Жужжа со мной на него пошла. Я помню огромный зал, освещённый светом, помню, как скрипачи дружно взмахнули смычками, и зазвучала музыка, настойчиво-вдохновляющая, утверждающая торжество света над горем и смертью.
Бабушка умерла в ночь с 10 на 11 февраля. Ночью меня разбудила мама, и мы подошли к дивану. Было необычайно тихо. Лицо бабушки совсем не изменилось, только в углу рта струилась тонкая струйка крови. Мы вышли на улицу. Шёл снег. И вот тогда я посмотрела на горящий фонарь около дома и снег, льющийся с небес, несущий чувство покоя и защищённости. Потом пришла тётя Аля Ковтушенко и меня увели спать. Марья Кирилловна рассказывала, как они с бабушкой ходили за грибами. Перед тем, как заснуть, я подумала, что об этом надо обязательно расспросить бабушку, но вдруг впервые осознала, что я ей больше ничего уже не расскажу.
А утром было солнце. Жужжа меня куда-то опять повела, и мы встретили женщину. Она спросила: “Где бабушка?». И тут я посмотрела на небо, которое светилось как никогда, переливаясь всеми лучами радуги, и вдруг тихо сказала: «Она у Бога».