Я замерзаю от жары

Иерусалим, 1989 г.

Часть первая

1
Она плакала.
Девушка стояла посреди дороги. Совершенно одна.
На небе стали проклёвываться первые звёзды, и взошла луна. Полнолуние.
«Где я? – паниковала она. – Что случилось?!»
Девушка обогнула стоящую рядом машину – чёрный джип гранд чероки… разбитый вдребезги.
Всё ещё находясь в недоумении, она ощутила резкую боль в голове. Девушка пришла в ещё большее недоумение, когда на месте головы обнаружила кровавое месиво.
Обезумев от страха, она неслась вперёд…

Уже начинал пробиваться рассвет. Наша героиня жутко хотела спать, ей было больно ходить и тошнило от голода.
Когда шагом, а когда и ползком, она преодолела «добрых» пятнадцать километров.
«Я… сейчас… упаду! – думала девушка.
- Помогите! – закричала она – Кто-нибудь! Спасите! Пожалуйста!
От долгого эха ей стало ещё страшней, её паника-одиночество усилилось.
Напрягая свои заплывшие кровью и слабо видящие глаза, она вглядывалась в темноту, и вскоре заметила что-то на горизонте.
Что-то оказалось светло-жёлтым и маленьким дачным домом. Спотыкаясь и всхлипывая, Девушка поплелась в сторону дома, каждую минуту падая.
Шаг…
Ещё шаг…
Ещё немного…
И вот она уже валялась на пороге.
«Постучать… - рассуждала девушка, начиная дрожать от холода. – Стучать… Мне должны открыть, я не хочу умирать…»
Тук-тук-тук.
Девушка дрожала уже скорей от нервов, чем от холода – ей никто не открывал. Её глаза закрывались, она начинала проваливаться в полуобморок, но встряхивалась, продолжая надеяться. Её не покидало какое-то странное ощущение фатальности, безнадёжности и ненависти.
Дверь медленно открылась.
Из-за двери осторожно и с опаской высунулась девушка лет двадцати с хвостиком – возможно, ровесница вышеупомянутой. Она с опаской бросила взгляд на жертву обстоятельств -  даже не один. При этом было видно, что девушка испугана – она невероятно выпучила голубые глаза и раскрыла рот.
Смотревшая из-за двери была брюнетка, с веснушками, небольшого роста, стройная и с большими голубыми глазами, обрамлёнными просто огромными ресницами, что создавало впечатление чётко очерченных черт лица. Девушка была одета в пышную юбку, яркую кофту, на ногах её были босоножки в горошек, а довершало всё это великолепие неимоверное скопище непонятных амулетов на шее.
Перед взором вышеупомянутой брюнетки предстала девушка лет двадцати с чем-то – примерно такого же возраста, довольно-таки высокая, худая и зеленоглазая. Стёкла её очков, застилающие испуганный и усталый взгляд, были безнадёжно разбиты, Короткие тёмно-зелёные волосы были неимоверно взлохмачены, ярким красным пятном скопилась кровь под носом, на нижней губе блестела точечка-пирсинг, на шее болтался кулон-сердечко. Одета она была в чёрную кожаную куртку, майку, безнадёжно заляпанную кровью, полосатые чёрно-зелёные митенки. изодранные джинсы и заляпанные грязью гриндерсы со шнуровкой. При этом это создание почти не стояло на ногах.
- Ч-что? – слегка заикаясь, пролепетала девушка, открывшая дверь.
- Помоги… по-пожалуйст… - шептала (как бы её назвать?).
- ЧТО С ВАМИ!?!?!?! – вскричала девушка, не шелохнувшись.
- Не помню… Пожалуйста, пить, прошу вас….
- Сейчас-сейчас!
Она почувствовала, как её куда-то тащат…

Девушку, приютившую нашу героиню, звали Това Тайцева. До совершеннолетия она жила с родителями и младшим братом, а затем снимала квартиру, до покупки дома. Жила за городом по одной простой причине – чтобы ей не мешали заниматься оккультизмом: магией, гаданиями, заклинаниями и прочим. Правда, ещё ей иногда нравилось, что любые клиенты – от бомжей до бизнесменов вынуждены переться к ней, независимо от их места жительства.
Гадалка она была не по наследству, самообучение было её инициативой.
Правда, всё же жила она не одна, а с Роном (потом узнаете) и с котом Амосом. Он, кстати, был не классическим чёрным ведьмовским, а бело-рыжим.
Она была суетливой, и исходя из момента, нерешительной и робкой, или же решительной и храброй, при этом по-любому сохраняя свою индивидуальность – терпеливую, упорную и забавную. Скорпион есть Скорпион.
Вот такой была Това.

Девушка почувствовала, как кровать прогнулась. С недовольством она открыла глаза, причём поочерёдно.
Рядом с ней присела Това.
- Вы очнулись?
Молчание.
- Шевелиться можете?
Неохотные движения конечностями.
- Славно, - Това слегка улыбнулась и, взяв что-то со стола, протянула девушке. – Выпейте. Это отвар из трав. Целебных, между прочим. Бузина, можжевельник, брусника, хмель…
Девушка дрожащей рукой потянулась к стакану, поднесла ко рту и просто вылила всё содержимое, При этом она начала выплёвывать отвар, кашлять, давиться и плевать.
- Вы что пить не умеете? – испугалась Това.
Неизвестная была в шоке. Она не понимала, что вообще от неё требуется.
Това была в шоке не меньше.
- Пожалуйста, скажите хоть что-нибудь!
Девушка, с трудом разобрав слова Товы, беззвучно открыла рот, пытаясь произнести какое-либо слово, но в голове у неё была пустота. Ей казалось, что ей всё это сниться, только «казалось» - слишком громко сказано, так как она не соображала вообще ничего, и была в панике.
- Ыыыыыыы, - промычала она и заплакала.
- Вы не можете сказать, но хотите? – догадалась Това.
- Э! – Полуулыбка.
- Значит да… Вы помните, как оказались у моего дома?
- О! – Отчаянна гримаса.
- Нет?
- Э.
- Вы помните, как вас зовут? – не на шутку встревожено спросила Това.
- О, - Шёпот.
Това вздохнула, вспоминая пережитое. Как она была в шоке от появления незнакомки, как тащила её и бинтовала. Ужасно – кровища и бредни этой полоумной. И ещё раз кровища.
- Хотите есть? – предложила Това.
- Ээээээ! Ээээээ! – такому аппетиту не позавидуешь.
- Сейчас. Макароны с фаршем и соевым соусом подойдут?
Объятия.
2
Това никогда не сталкивалась с подобным. Да, к ней приходила недоразвитые пациенты, но не искалеченные и не с ночёвками.
Был один чувак, который в свои пятнадцать упрямился или не мог считать. Това отлично помнила. Иаков (так звали того чувака) производил впечатление вполне нормального. Он и был вполне нормальным, за исключением счёта.
И что вы думаете? Пара заклинаний, пара гипнотических сеансов, и человек-калькулятор готов.
Был ещё Захар. Это создание в свои тридцать два говорило лишь: «Захар!» и: «Убдабдаб!».
Через два года его словарный запас расширился слов так на пятьсот.
Всех клиентов Това делила на две группы.
Одни были те, кто, по её мнению, был в состоянии сам помочь себе. Они приходили, наигранно встревоженные и просили какую-нибудь ерунду: погадать на завтра («Ведь завтра понедельник!»), узнать о прошлой жизни и тому подобное. Частыми были также такие просьбы, как приворот и проклятье. Това категорически отказывалась, объясняя это тем, что проклятье легко может вернуться и что приворожённый человек становиться зомби, лишённым своей воли, права любить или не любить. Эти люди считали свои проблемы действительно важными и, в случае отказа, гордо уходили, находя коммерческих рабов. Для Товы же было главное само дело, нежели деньги. Денег хватало.
Люди, действительно нуждающиеся в помощи, конечно, вели себя по-другому. Хотя бы проблемы их были менее пустяковые и реальные. Погадать, сделать заговор на удачу в каком-либо важном деле и тому подобное. Това словно считывала их открытые ей души, находя в них что-то общее. Они волновались и надеялись.
Короче, Това была огого в своей области.
И тут в дверь постучали.
- Кто там? – спросила Това, по более-менее горькому опыту.
- Это я, Рон.
- Рони! – обрадовано воскликнула Това, и, открыв дверь, обняла и поцеловала парня.
Рон, или Аарон Вишневский был парнем Товы. Двадцати трёх лет отроду, он отличался открытостью, честностью, добротой и храбростью. Они познакомились в парке (Това врезалась в него, катаясь на роликах), и приятным сюрпризом для обоих было то, что они оказались в одном институте. Спустя два дня они столкнулись в супермаркете, а затем, в тот же день, встретили друг друга на улице. Разговорившись, оба сделали выводы, что а) Живут в одном районе б) Нравятся друг другу. Некоторое время их встречи проходили как встречи двух близких друзей – Това и Рон ходили в кино, в гости друг к другу, по магазинам, на вечеринки, тусовки, концерты, выставки, соревнования – Рон вполне великолепно владел скейтом.… Да и вообще просто посещали различные мероприятия. Но вскоре появились «не те» слова, они называли друг друга уже различными ласковыми именезаменителями, начали выявляться объятия и свершился их первый поцелуй – вечером, в том самом парке, где Това врезалась в Рона. Затем через несколько дней последовал секс. Эта счастливая парочка стала парочкой.
Рон недавно переехал от родителей к Тове. Квартиру они купили на общие деньги, так как Рон подрабатывал водителем, а Това, ну вы уже в курсе, была ведьмой, знахаркой и т. п.
Это был голубоглазый чувак с тёмно-русыми волосами и Рак по Зодиаку.
И вот теперь данный чувак вернулся из города.
- Всё, радуйся, я принёс всё, что ты просила! – радостно объявил Рон.
- Ура! – воскликнула Това, хватая мешки с покупками. – У меня есть для тебя ещё одна просьба….
- Ну-с, я слушаю!
- Ты не мог бы, пожалуйста.… Прикупить ещё базилик….
- Хм, ну как бы.… Раньше нельзя было сказать?
- Рон, мне нужно тебе сказать кое-что важное!
- Ты беременна?
- Нет пока, - фыркнула Това, удивляясь навязчивой идее Рона о беременности. - У нас кое-кто дома.
- Кто?
- Это девушка… Я вчера приютила её, потому что она пришла, кровь хлещет, падает… Ты не возражаешь?
- Нет. А что, пусть бы на улице валялась?!
- Чудно! Ты у меня самый лучший! – Това поцеловала Рона.
- Как её зовут?
- Она вообще ничего не помнит.
- Чёрт! – воскликнул Рон. - Это как-то странно…
- Что странно?
- Мы живём себе спокойно, вдвоём…
- А Амос? – возмутилась Това.
- Втроём, - поправился Рон. – Мы живём втроём, и тут приперается какая-то особа с навыками грудничка.
- Во-первых, куда ей ещё деваться, - загибала пальцы Това. – Во-вторых, это не навсегда. В-третьих, она не такая уж сволочь. И, в-четвёртых, будет неплохая реклама.
- А конкретнее?
- Ну, представь: весь Израиль будет говорить: Това Тайцева вылечила девушку с амнезией. Я стану знаменитой, прибавится клиентов, прибавится денег, ты в стороне не останешься…
- Хм, вообще-то я и сначала был не особо против, - сказал Рон. – А теперь вообще всё чудесно. Всё, она остаётся. А теперь не обижайся…
- Что?! – воскликнула Това.
- С чего ты уверена, что вылечишь её?
- Мои Таро никогда не врут.

- Привет! – поздоровалась Това, когда зашла к Либе.
Да, именно так они с Роном решили называть её на некоторое время.
- Попробуй сказать «привет», - откликнулась Това. - Сожми губы…
(Либа, разумеется, сжала губы)
Това продолжала:
- Фыркни и проедься языком по нёбу. – У Либы вышел картавый чих. – Теперь укуси нижнюю губу…. Да не мою, блин! Подуй. Теперь открой рот, сделай вид что тебя рвёт, сожми язык между зубами, дунь и открой рот.
- Фпфсфбэд.
- Думаю, так ты поприветствуешь только анонимное общество картавиков, - вздохнула Това. – Это не «привет».
Либа кивнула.
- Сама попробуешь что-нибудь сказать?
- Д-да, - шепнула Либа.
- Всё! Чудесно! Хоть какое-то слово!
- Фак, - вздохнула Либа.

Итак, прошло три месяца. Либа уже умела говорить многие слова, сооружать различного вида действия, читать и писать. Причём, как писАть, так и пИсать. И ещё много чего. Но не ходить.
Не будем, однако, петь дифирамбы этому созданьицу. Вот такие: бла бла бла, от природы в ней была заложена смекалка, и (верх нелепости!) она схватывала всё на-ле-тУ! (Это как «м-ла-де-неЦ», «маЙ-О-нЭ-з» или «ту-а-лЕТ»!)
Нормально всё было.

Был тихий летний вечер и громкий летний дождь. Обитатели дома были заняты по-своему.
Амос играл с клубком.
Либа с головой была погружена в чтение. Това с Роном не менее старательно начинали половой акт.
- А Либа?.. – тихо спросила Това.
- Ты думаешь, она сейчас же вскочит и побежит любоваться на нас? – усмехнулся Рон.
- Верно, - Това медленно провела рукой по губам Рона, стаскивающего с неё юбку.
Либа, тем временем находящаяся в задумчивости, услышала стук в дверь.
- Народ, к нам пришли!
- Так открой! – нетерпеливо ответила Това.
- Ха-ха, я обоссалась от смеха! – съязвила Либа.
- Блин, щас! – вздохнула Това, судорожно начиная одеваться.
- Вот никого нет, так не трахаемся, - ворчал Рон. – Только собрались – пожалуйста!
- Ох, не последний же день! – Това спускалась по лестнице.
Девушка подошла к двери, открыла защёлку, толкнула и…
Онемела.

3
Некоторое время Това исступлённо вспоминала, где же она могла видеть этих людей.
Для начала имелся высокий и пухловатый мужчина лет пятидесяти с хвостиком (не мужчина с хвостиком, а лет ему было столько), Брюнет, с выбритыми висками. В тёмных очках, в кожаной, как бы выразилась Това, «с прибамбасами» расстёгнутой куртке, футболке, заужённых брюках и в поношенных не особо зашнурованных тяжёлых ботинках.
Спутница сего субъекта была в тёмных очках, чёрном платье, пальто, туфлях на большой платформе и, несмотря на осень, без колготок, что только невыгодно подчёркивало её костлявые и кривые ноги. Создание это имело немного вьющиеся чёрные волосы. И на вид даме было тридцать с куском, почти сорок.
«Точно… Бескиер со своей девушкой».
Ну да. Где бы она могла видеть рок-звезду и фотографа?
- Това, ну кто там?! – крикнул Рон.
- Там… там Ламех Бескиер и Цилла Леейч!
- Присмотрись! Там ещё сзади Курт Кобейн с Линдой Евангелистой!
- Да тьфу, я серьёзно! Иди сюда!
Рон с раздражением натянул джинсы и поспешил вниз.
Пауза.
- Как бы, как бы…, - начал Ламех.
- Оу, пардон! – воскликнула Това, зачем-то толкнув Рона. – Просто у нас никогда не было знаменитых клиентов…
- А как же Оззи Осборн?! – вспомнил Рон.
- Какого художника? – насторожилась Това.
- Ну, в прошлом году, в мае, просил погадать…
- Так блин, это был не Оззи, а чувак, косивший под него! – фыркнула Това, закатив глаза.
- Да нет же! – настаивал Рон.
- Дико извиняюсь, что вынуждена прервать интереснейшую дискуссию на тему Оззи Осборна и чувака, косившего под него, но если вы не прибрались, так и скажите! – подчёркнуто вежливо вмешалась Цилла.
- Ещё раз простите! – Това покраснела. – Проходите-проходите!
Пара прошла внутрь.
- Присаживайтесь! – сказал Рон, указывая на стулья перед круглым столом.
- О! Я сейчас печеньки принесу! – осенило Тову. – Вам чего из «попить»?
- Мы, вообще-то… - начала Цилла.
- Что имеется? – спросил Ламех.
- Вода, морс, чай, кофе, молоко, шампанское, - перечислила Това.
- Шампанское, - хором ответили гости.
«Нашлись тут!» - недовольно подумала Това. Ей хотелось оставить шампанское до какого-нибудь праздника.
Скрепя сердце и скрипя зубами, девушка пошла за шампанским.
Рон сел рядом с Циллой и Ламехом, не зная, что делать.
Возникла неловкая пауза.
«Что бы спросить?» – тревожился Рон. – «О!»
- Как дела?
- Нормально, - пожал плечами Ламех.
Цилла стремительно нагнулась к Ламеху и что-то зашептала. Мужчина сначала закатил глаза, потом нахмурился и что-то зашептал в ответ.
«Да чёрт бы их побрал!» - подумал Рон.

- Либ, куда я могла сунуть печеньки!? – Това обыскивала верхние ящики на кухне.
- Без понятия. Кстати, кто там припёр?
- Ламех Бескиер и Цилла Леейч.
- Что за создания? – поинтересовалась Либа.
- Ламех – рокер, Цилла – фотографша…
- Ну и круто. А я посплю, - отрезала Либа.
- О! Печеньки! – воскликнула Това, и помчалась в гостиную, схватив шампанское и опять скрепя сердце и скрипя зубами от предстоящей утраты столь изысканного напитка.

- Я пришла! – объявила Това, входя в гостиную.
- Мы на пару слов, - сказала Цилла, беря за руку Ламеха и направляясь на кухню.
Когда пара удалилась, Рон тихо сказал Тове:
- Они какие-то подозрительные.
- В смысле?
- Шепчутся всё время.
- Пф, может у них просьба подозрительная, или они строят из себя подозрительных! Да мало ли что! Думаешь, они пришли поджечь наш дом? Обокрасть? Не, вообще нас тут нафиг всех переубивать! Так что всё нормально!
- Ну-ну, - только вот Рон всё равно был в сомнениях.

- Ну, когда спросим-то? – спросила Цилла Ламеха.
- Да погоди ты! Ты знаешь, нельзя же так вот сразу!
- Мы сюда зачем вообще припёрлись?
Ламех закатил глаза.
- Я, может, пить-есть хочу, да и что плохого? Посидим, поболтаем, потом так невзначай.
- Ты дебил.
- Пошла ты!
- Иду. Уже иду им обо всём говорить.
- Ну и иди, мне-то что.
- Това! – позвала Цилла. – Аарон! У нас к вам серьёзный разговор!
- Чего? – подошла Това.
- В вашем доме живёт наша дочь.


4
- Ну, то есть она не совсем наша дочь…
- Так стоп! – сказала Това. – Это розыгрыш?
- Вовсе нет!
Тут ещё и пришёл Рон.
- Что стряслось?
- Цилла утверждает, - скептически начала Това. – что будто в нашем доме живёт их дочь!
- Что за бред! – фыркнул Рон. – У нас только Това, я и Либа.
- И Амос! – вставила Това.
- И Амос, - повторил Рон.
- Ну-ка стоп, что за Либа? – осведомился Ламех.
- У неё амнезия, - ответила Това. – Приползла к нам в крови, ничего не помнит, мы её приютили и назвали Либой.
- Нельзя ли на неё глянуть? – спросила Цилла.
- Либ, на тебя можно «глянуть»?! – крикнул Рон.
- Ну, смотря что под этим подразумевается! – усмехнулась Либа.
- Пошлите! – сказала Това.

- Это она… - сказал Ламех после нескольких секунд глядения на Либу.
- Точно, - кивнула Цилла. – Это наша дочь.
- Так, стоп-стоп-стоп! – Либа, выпучив глаза, замахала руками. – Я лежу себе, никого не трогаю. Тут припираются чуваки, которых я первый раз вижу…
- Да ну? – искренне удивилась Цилла.
- Ну да, - продолжала Либа. – И говорят, что они мои родители.
- Ты знаешь, у тебя же амнезия, так что всё окей, - сказал Ламех.
Цилла принялась копаться в сумке и выудила фотографию, протянув Либе.
- Это… кто? – скептически вопросила девушка.
На фотографии улыбалась… Либа. Только у неё был побольше рот, отсутсвие пирсинга и каштановые волосы, а не зелёные.
- Это типа я?
- Ну не я же, - усмехнулся Ламех. – Один чел просто… ну… «повзрослил» фотографию, таким образом, из Хавивы четырёхлетней мы получаем Хавиву пятнадцатилетнюю.
- Хавивы?.. – непонимающе повторила Либа.
- Тебя зовут Хавива Бескиер, - пояснил Ламех.
- Вау! А что? – Либа посмотрела на фото и на Ламеха. И опять на фото и на Ламеха. – Вроде что-то есть похожее.… Хотя нет. Хотя да. Но на вас, - девушка критично оглядела Циллу и тыкнула в неё пальцем, - что-то я не очень похожа.
- Просто я не твоя мать… - начала Цилла.
- Уже?! – наигранно-разочарованно протянула Либа. – А чего так?
- Твоя мать другая женщина. Её зовут Адина Эйгенгелер, - сказал Ламех. – А отец я. Мы с Адиной расстались.
- Цилла ваша… - начала Либа, но подумав: «Раз этот чувак мой папа, надо бы уже на «ты», поправилась: - Цилла твоя жена?
- Невеста.
- Ещё вопрос. С какого я тогда очутилась вся в кровищи на дороге?.. Походу, это была авария.
- Я-то откуда знаю? Ты потерялась, когда тебе было четыре, - продолжал Ламех. -  Я, а затем мы с Циллой искали тебя кучи-кучи лет, нанимали детективов, и вот, только сейчас наконец-то получили результат.
- Так, я не поняла! – Това дала о себе знать. – Уважаемые, так вы заберёте Либу?
- Ну да, - кивнула Цилла. – Хавиву. Мы заберём Хавиву Бескиер.
Това не знала, как реагировать. С одной стороны, они только избавят её от обузы, но с другой она успела подружиться с Либой, и, как вы уже в курсе, считала её «не такой уж и сволочью». Её одновременно и грела и пугала мысль о предстоящем расставании, но одно оставалось неизменным – тревога.
Либа вообще не могла ничего чувствовать, так как находилась в глубочайшем шоке. У неё начинали проблёскивать картины из детства – вот Адина (она представлялась Либе голубоглазой блондинкой) нянчит её на руках. Подходит папа, целующий маму, и просит подержать Либу… то есть Хавиву на руках. Да, Хавиву. Пора бы привыкать к правильному имени.
А вот Хавива играет с игрушками. Она сидит, такая маленькая и завернувшаяся в покрывало. Одета мило и со вкусом – красное платьице с рюшами. Её начинающие вырастать каштановые волосики собраны в хвост с бантом.  Хавива что-то лопочет и играет за обезьянку и куклу – Любопытного Джорджа.
Она настороженно вслушивается и, услышав крики, ползёт на кухню.
Хавива в недоумении. Она никогда ещё не видела, чтобы мама с папой били и кричали друг на друга. Она не понимает, хочет вмешаться, но ничего не выходит – никто её не замечает…
На другой день мама уходит.
А вот они с папой в парке. Только что сойдя с паровозика, давятся одной сладкой ватой на двоих. К вате летят осы, кучка папарацци копошатся тоже словно осы. И от этой мысли Хавиве становится неимоверно смешно.
Какое-то закрытое помещение. «Доча, вот скоро будет репетиция» - и Хавива стремиться повторить за папой это странное смешное и длинное слово. «Епитити» - и оба остаются довольны результатом. «Это Зелиг» - представляет Ламех только что вошедшего чувака с длинноватыми чёрными волосами и кривым носом – «Гэршом» - Хавива переводит взгляд на брюнета с длинной чёлкой. «Нисим и Фишел» - Нисим оказался тоже брюнетом, а Фишел мелированным. – «А это моя дочка, Хавива. Так, парни, раньше начнём – раньше закончим». Тут вдруг Зелиг, который наиболее приглянулся Хавиве, взял её на руки и сказал: «Тогда пусть она уже наконец проснётся!»

- Я вспомнила, - сказал Хавива, открыв глаза.
- Что? – в один голос спросили все (кроме Амоса, разумеется).
- Как вы с мамой, - девушка кивнула на Ламеха, - нянчили меня. Как расстались. Парк. Ещё репетиция… Папа, Зелиг, Нисим, Гэршом и… как там его… Фишел…
- Вот видишь, так всё помаленьку и вспомнишь! – воскликнул Ламех. – Ты спала?
Хавива кивнула и покраснела, проклиная эту идиотскую привычку - спать в неподходящее время в неподходящем месте.
- Мне нужно с вами поговорить, - сказала Това Ламеху и Цилле.
- Говорите, - ответила Цилла.
Това была в растерянности. Разговор планировался о Хавиве, но ей почему-то не хотелось обсуждать это в присутствии Хавивы.
Так и не придумав, как это сказать, Това спросила:
- Вы сегодня заберёте Либу… то есть Хавиву?
- Ну да, - ответил Ламех. – Соберёт вещи, и поедем.
- Мы сможем ходить друг к другу в гости? – спросила Това.
Цилла достала из сумки блокнот и ручку, и, выдрав два листа, на одном написала адрес и телефон. Затем протянула Тове второй лист – девушка сделала то же самое.
- А паспорт? – опять спросила Това. – У Хавивы его нет, возможно, потерялся.
- Паспорт будет, - сказал Ламех, подумав: «Она когда-нибудь угомонится?! Возиться с Хавивой как с дочкой…» - Вы знаете, может, уже поедем?!
- Ну-ка стоп! – крикнула Хавива. – А меня кто-нибудь спросил?!
Все сразу застыдились.
- Я согласна.
- О! Всё, пойдём! - Цилла вскочила, выжидая Ламеха и Хавиву.
- Я не умею ходить. И, по сути, не могу, - созналась Хавива.
- Научишься, - Ламех, взяв Хавиву на руки, которая от этого почувствовала себя нелепо, сказал: - Пошли уже.

- Хавива! Мы приедем в гости! – кричала Това, когда Ламех уже заводил двигатель.
- Звони нам! – вопил Рон.
- Мяу! Мяу-мяу-ау! – дополнил Амос.
- И мы приедем! – вопила в ответ Хавива. – Буду звонить! И письма писать, когда писать научусь!! Пока!
Начались прощания.
И вот жёлтый домик, огромный сад, кот и двое хороших челов начали отдаляться.

5
Хавива проснулась. Они всё ещё ехали.
- Сколько ещё ехать?
- Минут тридцать, - ответил Ламех.
Ей было немного не по себе – прежде всего от смущения. «Что они из себя представляют? – размышляла Хавива. – Как будут ко мне относиться? Что будут запрещать, что – разрешать?»
Все её попытки оставаться похуистичной потерпели фиаско.
- А сколько мне лет? – спросила Хавива.
- Пятнадцать, - ответила Цилла.
- Двадцать первого декабря будет шестнадцать, - прибавил Ламех.
- Ясно, - ответила Хавива, прикидывая, что бы ещё спросить.
Заметив магнитолу и тыкнув в неё пальцем, девушка предложила:
- Может, врубим что-нибудь?
- Что? – спросил Ламех.
- Может из твоего что-то?
- Окей, - Ламех поставил кассету. – «Прирождённый Злодей». 79-ого.
- Хм… буду знать…
«Потрясно!» - думала Хавива, качая в такт башкой.
«Не потрясно!» - думала Хавива, спустя несколько минут, когда узрела оральные наслаждения мамочки с папочкой. Ей стало стыдно, как будто она узнала государственную тайну.

- Приехали! – объявил Ламех, открывая дверь. Затем он обратился к Хавиве: - Давай, я тебя буду держать, ты попробуешь ходить. – Цилла, возьмёшь Хавивины костыли?
- Нет, блин, оставлю, - с сарказмом буркнула Цилла.
Пошатываясь, несмотря на поддержку Ламеха, Хавива шагала. Медленно, нелепо, но всё же шагала и ей было этого достаточно для мимолётного счастья.
Хавива огляделась. Дом был очаровательный – большой, с тёмными винтажными мозаичными окнами, чётко очерченными на бледно-оранжевом фасаде. Его словно обступили многочисленные деревья. Дом стоял на пригорке, по которому устремлялась ввысь лестница – масса багрово-алых, под цвет крыши, ступенек в сотрудничестве с невысокими белыми перилами. Петляя и ограждаясь с обеих сторон растительностью, лестница вела к дому.

- Ух ты ж, вашу мать! – выпалила Хавива, увидев просторную прихожую.
- Давай, разувайся, - Ламех пододвинул девушке табуретку.
Стаскивая гриндерсы, Хавива не переставала скрупулёзно изучать пространство. Несколько пар обуви. Небольшая тумбочка. Прихожая медленно перетекала в гостиную.
Поддерживаемая родителями, девушка попёрла в основную комнату, которая была со вкусом обставлена. В левом углу много пространства занимал камин – совокупность кованых чёрных узоров. Чуть правее белела кошачья дверка – не прямоугольник в стене, а самые что ни на есть воротца, как будто это были воротца из «Алисы в Стране Чудес». Мест для сидение было много  - и светлый мохнатый пуфик, и чёрный офисный стул на колёсиках, и два дивана – один белоснежный, другой – цвета мокрого кирпича. В самом правом углу находилась не застеленная постель. Помимо всего прочего, здесь имелось: малюсенький журнальный столик с букетом цветов, какими-то листками и пультом от телевизора, сам телевизор, фотография каких-то колонн в рамочке, висящая на стене, стеклянный столик и валяющаяся на диване «1984» Оруэлла, раскрытая где-то посередине. Белые стены. «деревянный» паркет, белый потолок с чёрными выступами. Гораздо правее находилась лестница на второй этаж.
Затем Хавива обнаружила кухню, при этом идя почти сама. Кухня была маленькая и заполненная шкафом и газовой плитой. Причём без стола.
С неприязнью отметив это, Хавива прохромала в туалет. В обычный такой туалет. Рядом присутствовала ванная с, соответственно, ванной.
Затем её взору предстало помещение чуть больше кухни и заметно отличающееся от общего облика квартиры. Все белые стены были уже далеко не белые, а разноцветные – испечатаны следами детских ладошек в краске и изрисованы.
Здесь была неимоверная куча рисунков – собачки, котики, какой-то странный унитаз с глазами (он ещё и улыбался!), цветы, ноги, руки, уши. Были также и люди – какая-то непонятная куча мала, улыбающаяся брюнетка с подписью «Мама» («Адина!» - вспомнила Хавива), чувак с микрофоном, чувак с гитарой, чувак с бас-гитарой, чувак с клавишами и чувак, сидящий за ударными, причём в этих чуваках Хавива узнала Ламеха, Нисима, Зелига, Гэршома и Фишела. Было здесь ещё куча рисунков.
Но особенно Хавиву привлёк семейный портрет. Ламех, Хавива собственной персоной и непонятная женщина. «Непонятная» она была, потому что сложно было определить кто она такая. Хавива заметила в рисунках идиотскую технику: одинаковые шаблонные физиономии – точка, точка, точка и смайлик, - да и тела подкачали: какие-то прямоугольники с руками-бензопилами и ногами-членами. И тебе сисек, ни тебе бедёр, ни тебе индивидуального выражения лица, ни тебе изгиба стоп. «Впрочем, кто же это ещё может быть кроме Адины?» - подумала Хавива. К тому же, рисунок был не раскрашен.
- Ты так и не успела его раскрасить, - сказал Ламех, а Хавива от неожиданности вздрогнула.
Мужчина привстал с кровати, и смущенно заговорил:
- Извини за эту дурь - Ламех повёл рукой, указывая на кровать с покрывалом в зайчики и кучу игрушек: в основном это были куклы. – Мы же не знали, что ты нарисуешься. Перестали надеяться.
- Ничего-ничего, - заверила его Хавива. -  Давай сядем. – Она потянула отца на кровать и, почувствовав себя уютнее и раскованнее, попросила: - Расскажи, как я пропала.
- Я не знаю, - будничным тоном ответил Ламех.
У Хавивы прямо-таки челюсть отвисла.
- Ты шутишь?! Быть этого не может!
- Да нет, это серьёзно неизвестно! – серьёзно возразил Ламех.
Ситуация начинала принимать комический оттенок сновидения.
- Может, поедим? – совершенно в тему в дверях показалась Цилла.
Они пошли есть. Вели за обедом нормальную такую беседу. Только Хавива была в шоке от своего прошлого, Ламех был в шоке, что осознал незнание пропажи дочери, а Цилла была в шоке, оттого что Хавива вообще появилась.

- Мне нужно обсудить с вами кучу вопросов, - сказала Хавива за обедом. – Прежде всего, я хочу уточнить насчёт порядков.
- Слушай, всё как обычно, - ответила Цилла. – Домой не позже двенадцати, не напиваться, не накуриваться, не ширяться, не спать с кем попало.
- Угу, - Хавива приняла во внимание приставки «на» и завышенную степень сказанного, решив при случае напомнить, добив аргументами: «Пью, а не напиваюсь! Курю, а не накуриваюсь! Принимаю наркотики, а не ширяюсь! Занимаюсь сексом с избранными, а не сплю с кем попало!»
- И, разумеется, слушаться нас, - добавил Ламех.
- Это неправильно сказано! – заметила Хавива. – В ваших же интересах… как это называется… на «э» как-то…. О! Экс-плу-а… Экс-плу-а-ти-ровать меня, если я буду следовать этому правилу!
- Что за бред, мы тебя любим! – фыркнула Цилла, чуть не уронив пончик.
- А, - Хавива в смущении не знала, что ответить. – А насчёт всяких штук… Одежды, кассет, книг?
- Купим, - заверил её Ламех. – Пока можешь Циллину одежду носить.… Да?
- Да. – кивнула Цилла. – Ещё вопрос будут?
- Что делать с образованием?
- Пока не нагонишь программу девятого класса, будет домашнее обучение, - ответил Ламех. – Ты знаешь, потом подыщём школу.
- А карманные деньги?
- Семьсот шекелей* в месяц устроят?
Хавива колебалась. С одной стороны – чем больше, тем лучше, с другой она стеснялась клянчить.
- Окей, - наконец сказала девушка. – Давайте, что ли, поедим.
(Хотя они и так ели).
6
Хавиве было невероятно скучно. У неё почти не было вещей, поэтому она без дела слонялась дома. Ламех с Циллой ушли в ресторан, и её жутко бесило, что они «посмели забыть о родной дочери». С другой стороны, девушка понимала, что родителям нужно бывать вдвоём наедине (хотя в ресторане и кроме них куча народу, но они же сидят не достаточно близко, чтобы слышать их возвышенно-романтические изъяснения, пошлости и обыденные беседы). Ах, ну да, и готовить Цилле лень. Пускай дочь подыхает с голоду, а то и сготовит себе чего…
Одним словом, Хавива бесилась и скучала. Единственной неожиданностью было обнаружить белую кошку, мирно спящую на телевизоре.
Решив убить время, Хавива обследовала дом. На книжной полке она заметила довольно-таки разнообразное чтиво: здесь были произведения Ницше, Уайльда, Бертрис Смол, Олдоса Хаксли, Гёте, Шекспира, Марка Леви, Эльфриды Елинек, «Венера в Мехах» Леопольда фон Захер-Мазоха, «Цветы Зла» Шарля Бодлера и несколько детских книжек – сказки, «Том Сойер», «Алиса в Стране Чудес» и… дальше Хавиве надоело копаться в шкафу, так как читать ей было лень.
В столе она обнаружила журналы – «Cinefex», «Playboy», «Rolling Stone», «Digital Photo», «Photographer», «Пентхаус», «Kerrang!». «Metal Hammer», «Revolver», «Beat Magazine» и другие. Сделав соответствующие выводы о кино, сексе, музыке и фотографии в жизнях Ламеха и Циллы, Хавива углубилась в чтение минимум десятилетнего Ламехового интервью в «Kerrang!»-е, а закончив, решила послушать его первый альбом – «Портрет Израильской Семьи»*. К великому огорчению Хавивы, поставить кассету в магнитофон ей так и не удалось, потому магнитофона нигде не было.
«Ну и что мне делать?» - злилась Хавива.
Затем, убив час и тридцать шесть минут просмотром «Фандо и Лиз», Хавива опять заскучала и решила приодеться, обуться и пойти гулять.
Погода была отвратная. И если под «отвратная» вы представляете себе «буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя», то улыбнитесь, похвалите себя, погладьте по головке и уймитесь: там лето было. Просто небо было серым, солнца не было и было холодно. Начало августа, знаете ли.
Обнаружив, что Ламех с Циллой не дали ей денег, Хавива сделала вывод, что «Сраные у меня родители».
«А вот мне интересно, кто живёт в этом доме?» - подумала Хавива, глядя на светлое здание, то, насчёт которого она решила, что это их дом.
Решительным шагом девушка направилась к дверям и, прорепетировав свою речь («Извините, а не одолжите ли вы мне примерно на час магнитофон? Верну в целости и сохранности, и буду очень признательна»), позвонила.
- Кто там? – спросил мужской голос.
- Хавива Бескиер… - представилась Хавива и нашла нужным пояснить: - Мы соседи.
- Когда это Ламех с Циллой успели соорудить дитя? – усмехнулся чувак.
- 21 декабря 1974 года, - невозмутимо ответила Хавива.
- Ага, и до этого тебе не разрешали выходить из-за особой опеки, - протянул чел. –
Чувиха, иди, отлежись, может, похмелись, всё пройдёт. Как ты можешь быть их дочерью, если у них нет детей?! Не гони парашу!
- Я честно! – возмутилась Хавива.
Она была уже готова уйти, но её упорность победила, и девушка стала настаивать на своём.
- Да какое вам дело, их я дочь или нет!!!!!! – заорала Хавива. – Давайте пойдём ко мне, я позвоню маме или папе, и вы узнаете, что я права!
- Ну,  что ты завелась-то сразу? Психичка… - ответил чувак и открыл дверь.
Он был челкастым голубоглазым обладателем длинных синих волос, высокого роста, одетый в футболку с Black Sabbath и джинсы.
- Black Sabbath нравятся? – задала очевидный вопрос Хавива.
- Ага, - ответил чел. – А тебе?
- Тоже, - пожала плечами Хавива. – Может, познакомимся? Хавива Бескиер.
- Да я в курсе! – фыркнул чувак. - Иссур Нафтель.
Возникла неловкая пауза.
- А, так ты чего там хотела?
- У тебя не найдётся магнитофона?
- Как так, у ТВОИХ предков и нет магнитофона?! – воскликнул Иссур.
Почему-то обидевшись, Хавива ответила:
- Есть. Просто он куда-то делся.
- Тогда пошли ко мне! – предложил Иссур. – У меня щас никого.
Пока они шли, завязалась простенькая беседа.
- Тебе сколько? – поинтересовался Иссур.
- Пятнадцать. А тебе?
- Двадцать пять. Странно, а выглядишь старше.
- Хм, спасибо…
- Это был не комплимент…
- Тем более.
Войдя в дом, Хавива прежде всего удивилась кантри-обстановке абсолютно везде: простенькие обои в цветочек, деревянные балки на потолке, крашеная и неполированная мебель, плетёные кресла, вышивка крестом на диване и доминирования зелёного, терракотового и бежевого цветов.
- И кто из твоих помешен на кантри? – поинтересовалась Хавива, стаскивая гриндерсы.
- Мама, - ответил Иссур. – А отцу просто нравится кантри-музыка. Косит под Джорджа Стрейта, дрочит на Шанайю Твейн. По-моему, кантри – бессмысленное дерьмо. Мне если из стилей, то хеви-метал предпочтительней – Black Sabbath, Led Zeppelin, Judas Priest… - они вошли в комнату Иссура и Хавива по плакатам и всякой другой атрибутике убедилась, что её новому знакомому «хеви-метал предпочтительней – Black Sabbath, Led Zeppelin, Judas Priest…»
- Тебе что – кассету или радио? – спросил Иссур, доставая из-за кровати магнитофон.
- Радио – дерьмо, - уверенно ответила Хавива, протягивая «Портрет Израильской Семьи».
- «Портрет Израильской Семьи. Ламех Бескиер», - прочитал Иссур. – Ха, мило.
- Раньше я почти ничего не слушала.
- ЧТО? – остолбенел Иссур.
- У меня была амнезия. То есть… - от чего-то уставшая девушка не знала, как покомпактнее сказать. – Несколько месяцев назад я очнулась на дороге. Машина разбита, я разбита. Меня приютили Това Тайцева и Аарон Вишневский…
- А, слышал про этих чуваков, - вставил Иссур.
- Так вот, - продолжила Хавива, с гордостью отметив известность своеобразного «бизнеса» подруги. – Они меня приютили и научили всему основному – я сначала даже говорить толком не умела. Я пожила у них где-то полгода. Затем лежу себе, никого не трогаю, тут кто-то пришёл. Я спросила у Товы кто это, она ответила, что Ламех Бескиер и Цилла Леейч. Затем они признали во мне их пропавшую дочь девять лет назад дочь благодаря «повзросленной» фотографии. – Она продемонстрировала жестом кавычки. - И забрали. Это было вчера.
- То есть у тебя амнезия? – всё ещё не веря, спросил Иссур.
- Да, но я начинала кое-что вспоминать…
- Что?
- Куски из детства. На чём мы остановились? Мне просто не очень нравились Товины и Роновы кассеты, вот.
- Понятно, - кивнул Иссур, ставя «Портрет».

Давайте ненадолго оставим Хавиву и Иссура, ну чего они там – болтают, музыку слушают, да и всё.
Ресторан «1869»* был одним из самых лучших ресторанов французской кухни в Иерусалиме. Именно там зависли Ламех и Цилла в этот воскресный вечер.
Они выбрали скромное местечко почти в самом углу, и, заказав петуха в вине и сладкие профитроли*, салат с мятой и божоле нуво*, принялись разговаривать.
- Я вот думаю, когда мы уже свадьбу отпразднуем? – спросила Цилла Ламеха, пригубив божоле.
Ламех, недолго подумав, ответил:
- Как тебе в следующее воскресенье?
- Мы успеем? – засомневалась Цилла, хавая вилкой салат.
- Чего там успевать? – Ламех принялся за петуха. – Платье тебе, костюм мне, гости, приглашения, еда, выпивка, развлечения. Как раз дел на неделю.
- Возможно, - пожала плечами Цилла. – Я бы лично хотела, чтобы гостей было мало, а ты?
- Что значит «мало»? Это ведь не число, значит относительно… Может человек так семьдесят?
- Надо ещё считать, сколько и кого наберётся… - нараспев протянула Цилла.
- Прикинь, если тамадой будет Хавива! – фыркнул Ламех.
- Ну-ну. А свидетелями Гензель и Гретель. У них огромный опыт.
- Что ты, я же шучу.
- Заметно.
- Какие люди в Голливуде!
Голос принадлежал немного пьяной женщине, подошедшей к паре. Затем стали подтягиваться ещё некоторые.
- «Им хлеб, нам – славу в унисон…»* Пошли, пока народу ещё мало, - сказал Ламех.

- Иссур, а ты прикольный, - сделала вывод Хавива. – И не идиот.
- Ты тоже, - ответил Иссур. – Давай как-нибудь ещё вместе потусуемся?
- Давай.
- Тебе твои до скольки разрешают?
- До скольки-нибудь…
- А в школу когда идёшь?
- Когда-нибудь.
Иссур схватил расчёску и, приставив её на манер микрофона к Хавиве, спросил:
- Какого это – иметь знаменитых родителей?
На полном серьёзе девушка заявила:
- Не знаю, думаю прикольно, но я не могу что-то узнать за день…
Поразмыслив, она со смехом добавила:
- Да и не имела я их!
- Ах, ты, извращенка! – завопил Иссур, пульнув в Хавиву подушкой.
- На!!!!!! – Хавива нанесла ответный удар подушкой в голову парня, отскочив при этом к шкафу.
- Чёрт! – Иссур промазал.
- Ня-ня-ня-ня-ня-ня, ха-ха-ха-ха-ха-ха! – дразнилась Хавива. Её «оружие» пролетело рядом с кассетами Иссура.
- Ах, ты, гореть тебе в пламени Ада, ну всё! – парень схватил одеяло и по шутке принялся заворачивать смеющуюся и пихающуюся Хавиву.
Они смеялись и пихались как маленькие дети ни о чём не думая
- Ну-ка стоп! – сказала Хавива через некоторое время. – Мне показалось, или кто-то звонит в дверь?
- Щас, - ответил Иссур, идя открывать.
Хавива пошла за ним.
На пороге стояли Ламех и Цилла.
- Хавива! Вот ты где! – воскликнула Цилла.
- Пошли, - сказал Ламех.
- Ещё же рано! – удивилась Хавива.
- Час ночи, по-твоему, рано?! – возмутился Ламех.
- Здрасьте, - вставил Иссур.
- До свидания, - хором ответили Хавивины родители.
Иссур понял, что лучше не вмешиваться в назревающий скандал.
- Пошли, - повторил Ламех.
- Пока, - тихо попрощалась Хавива с Иссуром.
- Пока, - ответил Иссур, сунув ей какую-то бумажку.

7
Всю дорогу они шли молча. Только дома…
- Ты знаешь, как мы волновались!? – вскричал Ламех.
- Как бы часы уже изобрели! – добавила Цилла. Хавива молчала. – Что скажешь в своё оправдание?!
- Я забыла посмотреть на часы, - пожала плечами Хавива.
- Вот интересно, чем вы таким с Иссуром занимались, если ты про время забыла? – намекнул Ламех.
- Я что должна вечно помнить про время?! – вскричала Хавива. – Про что я ещё должна помнить? Про вас?!
- Мы же про тебя помним, - сказала Цилла.
- Ах, помните? – усмехнулась Хавива. – Так хорошо помните, что не могли даже хотя бы купить мобильный телефон.
- А ты знаешь, сколько он стоит?! – вскричала Цилла.
- А вы знаете, сколько вы зарабатываете?! – отпарировала Хавива.
- А ты знаешь лёгкий способ прекратить скандал? Заткнуться! Слушай, ты хоть записку могла была оставить?! – осведомился Ламех.
- Могла! – крикнула Хавива. – Но уж извините, я не подумала, что мне нельзя на некоторое время покинуть ваше высокочтимое жилище в надежде просто осмотреться и познакомиться с соседом! А ну-ка, может, вы думаете, что у нас с ним что-то было?
- Да ну… - начала Цилла.
- То есть, по-твоему, меня никто не может захотеть, да?! – Хавива попросту вопила. – Позвольте напомнить, что у нас здесь не Англия восемнадцатого века!
- Ты ещё слишком маленькая… - начала Цилла, но Хавива её перебила, бросившись к Ламеху и молниеносно стягивая юбку, майку и нижнее бельё.
- Какого?! – заорал Ламех.
- Вот ты хочешь меня, а? Хочешь? – Хавива расстёгивала ширинку на джинсах отца. – Ну так пожалуйста! Пожалуйста! Трахай сколько влезет, подонок! Раз я такая!!!!!! – - -- Не сочти за грубость, но ты шлюха! - прервал её Ламех, при этом залепив пощёчину.
При этом Хавива вскрикнула и упала, под ах Циллы.
Возникла пауза. Все трое молчали как от злости, так и от шока.
- Ты, - Ламех тыкнул пальцем в сторону Хавивы, - Под домашним арестом на неделю. Ты, - в сторону Циллы, - Делай что хочешь. Я, - в сторону себя, - В ванную.

Невозможно было сказать, кто в этой ситуации злился больше.
Состояние Ламеха можно было описать как «возмущение», «негодование», «злость», «удивление» и «задетость».
Он пытался найти хоть что-то общее с четырехлетней и пятнадцатилетней Хавивой, но попытки кончались фиаско; та скромная, тихая, милая и весёлая послушная девочка никак не ассоциировалась у него со «шлюхой». В то же время Ламех тревожился по поводу не знания души этой особы, отсутствия опыта в общении с ней. «Что если у Хавивы просто проблемы? – рассуждал он. – Но с другой стороны.… Это не повод кидаться голой на собственного отца.… Всё-таки так ей и надо. Да, именно! Да и с какого мы с Циллой должны ей во всем потакать и забивать на то, что ей посрать на наши чувства, на наше волнение по поводу её грёбаной персоны?! Всё-таки она просто выёбывается, это нормально, ещё не привыкла и всё такое… И всё же… «Трахай сколько влезет, подонок!» Нашлась тут! Ну даже если бы у нас был секс, потом она, может в суд на меня за совращение несовершеннолетней подала бы».
Вспомнив ещё раз скандал, Ламех очередной раз возмутился, опять ощутив пульсирующее чувство в руке. Тогда щека Хавивы показалась ему чем-то беззащитным, вроде раненой тушки кролика.

Цилла делала маникюр. При этом мысли её были далеко не о поверхности ногтей – женщина рассуждала о случившемся скандале.
«Я на стороне Ламеха. Ну правильно. Кто ей давал права заваривать всю эту кашу?! Несмотря на то, что я давала себе слово полюбить Хавиву как родную дочь, это просто… уму непостижимо!!!!!! Ненормальная! Может, пусть лучше месяц дома поошивается?»
Тут к Цилле пришла неожиданная версия.
«А что если она больная? Может, бзик какой? Всё, на следующей неделе веду Хавиву к психологу…»

Хавива испытывала злость, злость, злость. А ещё злость. И даже злость. «Какого?! – думала девушка. – Нет, чтобы сначала объяснить мне их вонючие порядки, надо ли мне было оставлять записку, чтобы их Величества Волнующиеся и «Любящие» Мамочка и Папочка не поднимали тревогу. И что они обо мне думают?! Я по-ихнему недостаточно взрослая, чтобы начинать половую жизнь… Что ж, ну конечно! У нас ведь тут демократия по полной! Конечно! Сплошной вождизм! Гады! Хотя я-то хороша! «Трахни меня, подонок!». Что ж, кретин оказался полным кретином, Вот что же я буду делать всю неделю дома?! Надо бы попросить их что-нибудь  мне купить…» На минуту задумавшись, Хавива упрямо решила: «Просить? Ну уж нет! Не буду унижаться! И разговаривать с ними не буду, пошли они к чёрту! Родители, называется! Мда, и как же мне мог понравиться Ламехов «Портрет Израильской Семьи»? Дуристика полная!»
Тут Хавива со смущеньем поняла, что обманывает себя.
«Окей, не дуристика. И что с того? Ламех – кретин, и точка. А Цилла сука».
Кто-то постучал в дверь комнаты Хавивы.
- Иди к чёрту! – ответила она, неожиданно вспомнив, что собиралась не разговаривать с родителями.
- Это я, - ответила Цилла.
«Вспомнишь говно, вот и оно!» - иронично отметила про себя Хавива.
- Мне посрать, хоть Ламех. Я вас обоих ненавижу! – резко выпалила Хавива, опять нарушив своё обещание.
Цилла, собрав всю свою смелость («Но мало ли что может выкинуть эта сумасшедшая?!»), вошла.
- Я сказала: иди к чёр-ту! – медленно произнесла Хавива, демонстрируя средний палец.
Цилла еле удержалась, чтобы не ударить Хавиву, но решила, что на сегодня ей хватило.
- Может, хотя бы, оденешься? – тихо предложила Цилла.
Хавива (так и сидевшая до этого голой), презрительно фыркнула, и со своим стандартным обидчивым видом, принялась натягивать джинсы и футболку.
Покончив с этим  делом, она услышала нечто вроде одобрения:
- Чудесно. Теперь выслушай меня.
- В моих ушах звон, я умираю, а ты просишь меня напрячься и послушать твои жалкие попытки наладить контакт… - театрально-драматично протянула Хавива. – Цилла, я в шоке.
Теперь Цилле очень захотелось убить Хавиву. Медленно и мучительно. Кухонным ножом. Прямо так проткнуть его плоть.
С самого начала Цилла относилась к Хавиве нормально. Ей просто было нее привыкнуть, что теперь их не трое – Ламех, Цилла и Мими – кошка Ламеха, а четверо – Ламех, Цилла, Мими и Хавива. Она пыталась изо всех сил стать хорошей матерью, думая при этом: «Вот я хорошая мать, я бы могла бросить их всех к чёртовой матери: только вот я люблю Ламеха. А вот Адина последняя сука, раз бросила родную дочь». Но всё равно она чувствовала отстранённость. «Но ведь ещё куча времени наладить контакт!» - думала Цилла в период сомнений.
Вся её уверенность подорвалась выходкой Хавивы. С одной стороны, она была на стороне Ламеха, но с другой – Хавива казалась ей просто запутавшимся подростком. В итоге вверх взяло собственное Циллино мнение: «Эта тупица нуждается в психологе».
- Как тебе идея сходить к психологу на днях? – мягко начала Цилла. – За мой счёт! – с воодушевлением добавила она.
Хавива не отвечала.
- Так, то есть бойкот? – поинтересовалась Цилла. – Ну что ж, тогда я скажу.
- Пошла ты, - прошептала Хавива, уткнувшись в подушку.
Цилла услышала всхлипы.
- Ну не плачь… – женщина погладила дочь по голове.
Хавива не отвечала, а продолжала всхлипывать.
- Просто ответь: что тебя не устраивает в нас с Ламехом как в родителях? – поинтересовалась Цилла, с удовольствием отметив про себя, что она абсолютно спокойна и не ненавидит Хавиву.
- Всё, - пробубнила Хавива.
- Что ж, понятно, - вздохнула Цилла. – Знаешь, я стараюсь. Стараюсь стать хорошей матерью. Моя близняшка – Голда - всегда придерживалась всяких там советов из книжек типа «Для молодых мам» и прочей чуши, я не знаю, может это и правильно.… Не знаю… Я просто запрещаю плохое и разрешаю хорошее: всё просто. Ламех… да, в принципе, то же самое. Сколько мы с ним встречались, вечно он вспоминал о тебе. Пойми ты, мы с Ламехом тебя очень любим, и поэтому так беспокоимся! Со временем ты это поймёшь! И давай не устраивать скандалы, хотя бы в первые дни!
- Ламех первый начал. Да-да, язык не поворачивается его назвать отцом. А потом ты. Я просто аргументировала свою точку зрения, - отчеканила Хавива.
- По-моему, глупо сейчас уже вспоминать кто первый начал, кто второй и тэ дэ, - сказала Цилла. – Скандал есть скандал. Я тебя начинаю прощать, Ламех простит… Ты всё-таки подумай как-нибудь о сеансе к психологу, окей?
- Я НЕ ПСИХОПАТКА, Я НЕ ШЛЮХА, Я ПРОСТО НЕ ХОЧУ СЛЕДОВАТЬ ТУПЫМ ПРАВИЛАМ!!!!!! ИДИ ТЫ К ЧЁРТУ!!!!!! – завопила Хавива.
- НУ И ПОЖАЛУЙСТА, ДРЯНЬ, Я ТУТ ПЕРЕД НЕЙ ВЫСТЁБЫВАЮСЬ, ХАВИВОЧКА, СЮСИ-ПУСИ, А ТЫ… ТЫ… ЗАТКНИСЬ!!!!!!
И Цилла, хлопнув от злости, дверью, ушла, оставив рыдающую Хавиву одну.


8
«Мне нечего делать».
Этот ужас преследовал Хавиву уже пятнадцать часов.
Было утро понедельника.
Её родителей не было дома. Она не знала когда и куда они ушли, так как жила своей жизнью, а Ламех с Циллой – своей. Хавива не выходила из комнаты все эти пятнадцать часов. Отказавшись от пиццы, девушка позавтракала ещё одной единственной едой, проходящей через щель в закрытой двери – куском хлеба. Она бы сейчас не отказалась как от пудинга, так и от хорошей компании, но Мими к ней не рвалась.
«Точно! Компания!»
Хавива, вырвав из какой-то тетради листок и взяв ручку, принялась писать:

Дорогая Това!

Привет! Как твои дела? Как Рон? А Амос? Знаешь, думаю, кошка ламеха – Мими, ему бы понравилась!
Дом здесь прикольный. У меня есть своя комната, только вещей очень мало. А ещё я наконец-таки хожу!
Но мои родители – полные мрази. Расскажу всё по порядку.
Они ушли в ресторан, А МЕНЯ НЕ ВЗЯЛИ! А ещё я познакомилась с Иссуром – это наш сосед. Он очень сексуальный чувачок с голубыми глазами и фанат Black Sabbath. Я потусовалась у него дома и не заметила, как наступил час ночи… Потом припёрлись Ламех с Циллой… т. е. ламех с циллой и начали наезжать на меня, типа уже поздно, а я-то не знала! Потом дома был скандал. В итоге ламех меня чуть не убил и возомнил себя героем эпохи, а цилла пришла меня успокаивать и возомнила себя мисс милосердие 20 века. А ещё я под домашним арестом! Прошу тебя, не могла ли ты бы меня забрать бы,  хотя бы на неделю, а потом я подыщу себе другое жильё!

С наилучшими пожеланиями,
Хавива.
P.S. Ну пожалуйста, умоляю, забери меня!!!!!! И напиши, пожалуйста, ваш телефон, я забыла спросить.

Хавива осталась довольна собой. Оставалась одна проблема: как передать это письмо? И купить конверт? Она, конечно, могла попросить Ламеха или Циллу. Но где уверенность, что родители не прочитают и не сожгут это письмо, или же просто не передадут? Единственный, кого она здесь знала, был…
«Иссур!» - осенило Хавиву.
Вспомнив про Иссурову бумажку, и нарыв её, Хавива обнаружила на ней… телефонный номер Иссура.

Иссур, как ни старался привыкнуть к мысли «Сколько можно беспокоиться о делах какой-то там малолетки», всё-таки беспокоился. Хавива ему чем-то понравилась: видимо, что не была пустышкой, думающей лишь о шмотках и каком-нибудь чуваке: в основном, о футболисте – именно такими были все его знакомые девушки. Впрочем, было два исключения: абсолютная ботаничка и неформальная панк до мозга костей. С обеими он имел секс – с ботаничкой в девятом классе, с панком в одиннадцатом.  Но это было неважно. Хавиву он считал просто хорошей знакомой, не больше.
Он волновался, так как не знал, что устроят ей дома родители за столь поздней визит к нему.
«Позвонит ли Хавива?»
Иссур почувствовал себя экстрасенсом, когда его слова сбылись, и на весь дом зазвонило громкое «Дзынь-дзынь-дзынь!».
- Ало?
- Ало, Иссур Нафтель?
- Да.
- Привет, это Хавива! У меня к тебе есть важное дело!
- Привет. Какое? – Иссур с тревогой отметил, что голос Хавивы дрожал как будто она вот-вот разрыдается. Однако, как бы то ни было, это звучало возбуждающе.
- Я под домашним арестом. На неделю.
- А что твои устроили дома? – поинтересовался Иссур.
- Что они могли устроить?! – фыркнула Хавива. – Скандал, конечно! Короче, в итоге… ну, арест. Они, главное, подозревали, что мы с тобой спали! Нормально?!
- Нет, - честно удивился Иссур. – Так как всё прошло?
- Я… не хочу об этом вспоминать… - смущённо промямлила Хавива, вспомнив свою идиотскую выходку с раздеванием. «Нет, не надо ему это знать» - решила девушка.
- Ну ладно, - Иссур решил не настаивать. – Так что за важное дело?
- Ты не мог бы, во-первых, посоветовать, что мне делать, а во-вторых, как-нибудь забрать письмо, купить конверт и отправить. Я просто написала Тове просьбу забрать меня из этого Ада.
- То есть ты уедешь? – «Почему мне так плохо от мысли, что она уедет?» - недоумевал Иссур. – «Мы ведь просто соседи!»
- Возможно, - Хавива, по крайней мере, на это надеялась. – А что насчёт конверта? – Её взбесило, что Иссур уклонялся от ответа. «Неужели он мне не поможет?» На всякий случай девушка добавила: - Я верну деньги, когда эти твари мне дадут…
- Да-да, я куплю конверт и отправлю… - Иссур почувствовал себя дебилом. – И отправлю письмо. Но как ты передашь? Не думаю, что твои будут встречать кого-либо, пришедшего к тебе с хлебом-солью, тем более меня. Так что?
Последняя надежда Хавивы лопнула, как воздушный шарик, но тут же воскресла:
- Я кину тебе письмо из окна.
- Окей. Буду через минут пять.
- Пять?! – Хавива не на шутку обрадовалась. – Я тебя обожаю!
- Ой, да ладно, - по-гламурному шутливо протянул Иссур.
- Жду. Пока, - Хавива повесила трубку
 
Иссур, поспешно одевшись, и взяв денег, поспешил к почте. Затем, купив конверт, поспешил к дому Бескиеров… ну и Леейч.
Но тут же стал беспокоиться, как подать знак, что он пришёл.
Хавива и так битых пять минут пялилась в окно. Увидев, что Иссур пришёл,, она активно замахала руками и сбросила письмо а с ним ещё и случайно горшок с цветком, тут же разбившийся. И всё было бы прекрасно, если бы к Иссуру не подошли Ламех и Цилла.


9
- А, любовное письмецо, - фыркнул Ламех.
Хавиве с Иссуром это было только на руку. Изображая из себя эдакую пристыженную Джульетту, Хавива пробубнила:
- Ну и что?
- Ничего, - пожала плечами Цилла.
- Здрасьте и… до свидания, - поздоровался и попрощался Иссур. – Пока! – было адресовано Хавиве.
- Пока! – Хавива для достоверности даже послала парню воздушный поцелуй.
- До свидания, - попрощались Ламех с Циллой.

Стук в дверь. Хавива была крайне взбешена, но ответила:
- Кто там?
- Я, - ответил Ламех.
- Отъебись, - ответила Хавива.
- Иди к чёрту, у меня важный разговор.
- Просить извинения у вас с Циллой, стоя на коленях и целуя ваши ножки, я не собираюсь! -  воскликнула Хавива. – Тема закрыта.
- Ха, уж не думаешь ли ты, что мы тебе позволим целовать наши ножки? – отпарировал Ламех. – Не хочешь, не открывай. Хотя пока ещё это моя дверь, ну да чёрт с ней. Ты знаешь, мы тебе школу насмотрели, только завтра поедешь паспорт получать.
- ЧТООООООООООО???????!!!!!!!!!!!!!!!!! – Хавива ещё никогда не была так в шоке.
«КАК! ОНИ! СМЕЛИ! ОПРЕДЕЛИТЬ! ШКОЛУ! БЕЗ! МОЕГО! УЧАСТИЯ! И! КОГДА! Я! БУДУ! ПОЛУЧАТЬ! СВОЙ! ВОНЮЧИЙ! ПАСПОРТ!» - пронеслось в голове у Хавивы.
Тем временем Ламех, не чувствуя никакой вины, до этого самого: «ЧТООООООООООО???????!!!!!!!!!!!!!!!!!»
- Ага, а я под домашним арестом! – с радостью иронично напомнила Хавива.
- Ага, потому что я так захотел! – в той же манере ответил Ламех. – И следовательно, завтра получишь паспорт, а через несколько месяцев пойдёшь в среднюю школу "Бней-Хаяль"
- Почему именно туда?! – возмутилась Хавива.
- Потому что, похоже, что это хорошая школа, - ответил Ламех. – Ещё вопросы будут?
- Ты подонок или мразь? – съязвила Хавива.
- Я классный чувак, у которого дочь кретинка.
- И тебе не хворать.
- Завтра часа в три поедем.
- Ага, щас!
- Неа, завтра. В три. Тебе. Паспорт. Получать. Теперь, по многочисленным просьбам, я удаляюсь.
- Скатертью дорожка!
Хавива, как обычно уснула, не желая при этом спать.

Вот наступил завтрашний день. Третий с куском день, как Хавива жила с Ламехом, Циллой… ну и Мими, и второй день домашнего ареста.
С трудом разлепив глаза, Хавива с бешенством признала, что опять ей придётся провести день в компании двух самых ненавистных ей людей.

Как бы Хавива не бесила Ламеха и Циллу, они её любили. Ламеху было достаточно осознавать, что Хавива его единственная дочь, Цилла хвалила себя за любое проявление любви к Хавиве, так как «Вот Адина её бросила, да и Ламеха она бросила, а я их не брошу…» и прочий подобный аутотренинг*. Нельзя было, впрочем, сказать, что вся Циллина любовь к Хавиве держалась на сравнении с Рубин, но какая-то часть – да. Ламех же не заморачивался по поводу своего отношения к Хавиве.
Они съездили за паспортом. Это оказалось довольно-таки муторное дело из-за обилия нужных документов, в итоге Хавива осталась не довольна фотографией, а на «каляки вот тут, тут и вот тут» ей было «с три кучи класть».
 
Из-за недостаточных знаний на уровне пятнадцатилетки, Ламех с Циллой пожелали, чтобы Хавива перешла на домашнее обучение.
Учителей было пятеро.
Гуманитарист представлял собой  женоненавистное и, следовательно, холостое создание лет шестидесяти с пенсне и бородкой. Хавиве он смутно напоминал Чехова, но всё равно «Чехов, в отличии от Эльканы, хороший», так как «у него чудные рассказы». К тому же, учитель был невероятно разочарован в жизни, и немалого труда стоило Хавиве не отрубить его башку бензопилой, когда он пафосно входил с этим своим кожаным коричневым портфелем и начинал декламировать  что-либо отвратное, или же, занудствовал на темы типа «Источники вдохновения Есенина» или «Аристотель был прав насчёт…», а то и уныло, но неизменно с чувством собственного достоинства, продемонстрировав дешёвые часы на руке, подперев этой же рукой голову и отсутствующе глядя куда-то вбок, отчаянно при этом кося, вспоминал «былые времена» - то есть, детство, юность, молодость, какие когда были цены, правительство, друзья, женщины, развлечения и прочая дурь, на которую всем, кроме самого гуманитариста было искренне и честно от души плевать.

Алгебраичка и, по совместительству, геометричка напоминала испорченную копию Товы, только чуть потолще, выше, и, соответственно, была омерзительной. По крайней мере, так считала Хавива. Эта дама являлась до неприличия суетливой в свои двадцать три. Она перескакивала с одной темы на другую, говорила со скоростью Сержа Танкяна и двигалась так, словно у неё был синдром Ангельмана*, являясь при этом наистрожайшей особой как к другим, так и к себе.
Географом и историком оказался поповидный (я имею в виду попа, а не жопу, что в принципе, очень похожие вещи) бородач. Говорил он медленно, был не очень строг, ну нуден и как зелёная тетрадь. 
В одном лице «путь в мир величайших наук – физики, биологии и химии», выражаясь пафосным языком, что так широко используется на проведениях школьных линеек, дабы торжественно запудрить и взорвать мозги бедным детям, сооружала старая рыжая карга. Она ныла и ныла… Она легко смешивала урок с брехнёй о своём пьющем муже, о девственнике-сыне, о низкой зарплате, высоких ценах и деградации современного общества. Хавива, во избежание продолжения урока, кое-как поддерживала эти глупые беседы.
- Так, девочка моя,  - могла начать старуха, а обращение «девочка моя» страшно бесило Хавиву. – Мой Янай, только представь, вчера приходит в час ночи, бубнит что-то, а я то и чую – водкой от него за версту! Да я думаю – что он у друзей мог до часу делать? Я ему так и сказала: «Ты что ж это, у Чании был?» Янай говорит: «Отчего ж сразу у Чании?» Я говорю: «Ах ты, врун старый! Да уж, чего ж сразу у Чании? Какая Чания, когда чую я, у Неты был!» Так этот гад на меня с кулаками!
«Нечего было скандалить» - подумала Хавива, а вслух, довольно-таки естественно, сказала:
- Какой кошмар!
- Это ещё что… - отмахнулась карга – А вот что в прошлый понедельник было….
И пошло-поехало.
Англичанка была исчадием Ада. Один её вид вызывал рвоту – седой куколь, морщинистая бульдожья харя с маленькими глазами и полопавшимися в них сосудами, огромными очками, носом – если не картошкой, то репой, огромными губами как у рыбы, обвисшим телом, закутанным во что-то шерстяное и воняющее ссаньём и капустой. Мало того – первым, что она сказала Хавиве, было:
- Что за чучело! Что у тебя на голове! – (Под этим она подразумевала коротковато обстриженные и спадающие на глаза зелёные волосы). – Как одета! – (Обыкновенные чёрные джинсы и просторная футболка). – Что за сатанизм! Бесовский ребёнок! (Неизвестно, что, но, скорее всего, чёрный лак).
- Не сочтите за грубость, - вмешался только что подошедший Ламех. – Я из другой комнаты не расслышал, что вы там орали…
- Я?! – взвизгнуло исчадие Ада - Вы хоть понимаете, кому вы это говорите!? В свои тридцать лет я была заслуженным учителем года! «Что вы там орёте»?! Это вы в своей поганой греховной музыке орёте, я же делаю замечания вашей дочери по поводу неподобающего внешнего вида!..
На её место была взята молодая, ничего из себя не представляющая, студентка.

Как только сердце Хавиву отмякло по отношению к родителям, в особенности из-за того, что Ламех отшил англичанку, она, спохватившись, вспомнила, что обижена.
«В конце концов, - думала девушка. – Папа… то есть Ламех, мог заменить её просто из-за «поганой греховной музыки»».

- Ты куда? – спросил Ламех обувающуюся в прихожей Циллу.
- У меня помада кончилась, - ответила женщина, борясь с задником туфли.
- Аааааа, - протянул Ламех, - Розовая?
- Да.
- Ты знаешь, по-моему, с красной ты сексуальнее, зато с розовой как-то… милее. И вообще, ты самая-самая лучшая и…
- Ну-ну, ты тоже ничего! – улыбнулась Цилла и, поцеловав Ламеха на прощанье, поспешила в магазин…
…Слишком быстро вернувшись.
- Лами, прикинь, письмо! Хавиве!
Заинтересованный Ламех опять проследовал в прихожую, уставившись на конверт.
- Ну всё, - сказала Цилла. – Я пошла. Передашь Хавиве, да?
Цилла ушла.
Ламех всё ещё стоял, уставившись на конверт. Затем он обнаружил в графе «От кого» надпись «От Тайцевой Товы …»
Мысль, как молния, поразила Ламеха.
«А не вскрыть ли конверт?»

10
«Если я вскрою конверт, то, разумеется, вскрытым я его Хавиве не отдам. Но если учесть, что она под домашним арестом, наказана и всё такое… Стоп! Что я думаю?! Как какой-то вор… Хавива же не роется в моих вещах!.. Но… интересно же…»
Ламеха бесила такая неопределённость.
«Точно! Я прочитаю письмо, а потом куплю новый конверт и подделаю Товин почерк!»
Ламех молниеносно вскрыл конверт.
Вот что писала Това:
Дорогая Хавива!
Дела у нас хорошо, прибавилось клиентов! А так ничего нового.
Я рада за тебя (насчёт выздоровления) и мне тебя жаль (насчёт предков-«полных мразей»). Удачи тебе с Иссуром, я гадала и вы подходите друг другу!
А теперь ещё насчёт родителей. Я согласна взять тебя к нам, Рон и Амос – тоже. Может, даже на всю жизнь. Короче, это твоё решение, можешь приехать в любое время!
С наилучшими пожеланиями,
Това Тайцева.
А ниже был написан телефон.
Некоторое время Ламех прибывал в шоке. «Полных мразей»?! «Я согласна взять тебя к нам»?! «Можешь приехать в любое время»?!
Это задело его и оскорбило, одновременно повергнув в шок.
«Я, конечно, понимаю, что Хавива нас с Циллой недолюбливает.… Но не до такой же степени!»
В какой-то момент Ламеху показалось, что это всё сон. Настолько абсурдным казалась ему идея о не признании Хавивой их с Циллой в качестве родителей, «любящих родителей!» - раздражённо подумал мужчина.
Медленно выходя из состояния шока, Ламех попытался взять себя в руки.
«Ну, вспылила девчонка, с кем не бывает. И потом – это, скорее всего, жалкий выпендрёж насчёт побега, вряд ли Хавива решится…. А вдруг?
Чего она там может добиться у Товы с Роном? Будет жить нахлебницей неизвестно как.… Нет, я по-любому этого не допущу».
Ламех, ещё раз перечитав письмо, сосредоточил внимание на «Удачи тебе с Иссуром».
«Иссур… Возможно они в каких-то близких отношениях.… Надо бы узнать получше о нём»…
Затем, отправившись на кухню и пообедав, Ламех с удивлением обнаружил, что Цилла уже пришла.

- Смотри, я купила помаду! А ещё новое нижнее бельё!
Цилла продемонстрировала покупки.
- Круто, - без особого энтузиазма заметил Ламех.
«Сказать ей о письме или нет?» - думал он.
Между тем Цилла, немного оскорблённая безучастием жениха, но из-за хорошего настроения не желая создавать скандал, поинтересовалась:
- Что-то случилось?
- С чего ты взяла?
- По твоему виду.
Смутившись и оглядев себя, Ламех спросил:
- Что с моим видом?
- Ты грустный какой-то.
- Да не знаю… - Ламех лихорадочно придумывал оправдание до решения советоваться с Циллой или нет. – Ты знаешь, просто плохо себя чувствую.
- Бедняжечка, - полезла с объятиями Цилла. – Ну что ж, надо бы начать лечение…
Она не скрывала своего кокетливого тона, однако Ламех, собравшись с мыслями и решив, что в шокированно-расстроенном состоянии ему не до секса, сказал, мягко её отстраняя:
- Мне нужно тебе кое-что показать…
- Пф, мне тебе тоже… - Цилла всё ещё пребывала в склонности к сексу.
- Да ну! Кое-какое письмо…
Ламех вынул из ящика стола и протянул Цилле.
Женщина быстро принялась читать. С каждой секундой она всё больше и больше хмурилась.
- Ну что ты на это скажешь? – поинтересовался Ламех, когда изумлённая Цилла медленно опустила письмо.
- Но с какого? – она побледнела. – С какого?! Мы тут о ней заботимся! Кормим! Поим! Одеваем! А эта тварь смеет жаловаться!
- Она не тварь, она моя дочь, - заметил Ламех. – Хотя ты права. Тварь.
- И что у неё с Иссуром?
- А что с Иссуром, ты случайно не ревнуешь? – усмехнулся Ламех.
- Здрасьте! – некоторое время поразмыслив мозгами («Мозг, которого нет…»!) Цилла добавила: - Я, кажется, знаю что делать.
- Ну?
- Предупредить Тову, чтобы она прислала отказ в жилье…
- Ну-ну, - скептически фыркнул Ламех. – А потом всю оставшуюся жизнь объяснять, почему мы читаем чужие письма.
Цилла почувствовала страшную неловкость из-за такой тупости и сменила тему:
- Кстати, зачем ты прочитал это письмо?
Теперь уже Ламех почувствовал неловкость за своё любопытство и ответил:
- Просто интересно было. Я планировал потом купить новый конверт и подделать Товин почерк.
- Слушай, а что насчёт Иссура?
- Иссура… - повторил Ламех и, ненадолго задумавшись, вдруг воскликнул: - Точно!
- Что?!
- Куда Хавива денется без Иссура?
- Они же не встречаются!
- Начинают. По крайней мере, мне кажется.
- Да, я думаю общество фана Black Sabbath, который старше её на четыре года лучше проживания чёрти где за чужой счёт. Серьёзно.
- Итак, поработаем сутенёрами, - смеясь, подытожил Ламех. – Хотя можно было бы дать ей шанс всё объяснить.
- Да ну! – активно запротестовала Цилла. – Мы, по её мнению мрази, что же дальше? Она может в конец озлобиться и выпендриваться, когда узнает, что ты читал письмо. На мой взгляд, запрещать ей видеться с Иссуром – лишнее. Вот и всё.


11
Утро. Оно было абсолютно разным.
Первым проснулся Ламех. Ему снился довольно-таки замысловатый сон: будто Хавива была мёртвая, а Цилла, которая почему-то была мужчиной, делала гроб из белый окровавленных тряпок. А потом, уложив Хавиву в этот самый тряпичный гроб, Цилла выкинула его в какую-то реку и стала превращаться в дырявую карлицу. Она рыдала кровью, сморкаясь в подол своего крестьянского платья и уменьшалась прямо на глазах Ламеха, который ничего не мог сделать.
Затем мужчина проснулся от испуга - настолько реалистичным был сон.
Но всё было в порядке. Рядом еле слышно посапывала Цилла, укусив прядь своих чёрных волос и раскинувшись в позе звезды. По сути, такой она и являлась: скромность и сдержанность в ней сочеталась с прямолинейностью и гордостью, если бы можете себе такое представить.
Циллин сон отличался бредом. Она сажала семена редиски в зад своей сестры, а рядом Ламех каким-то странным образом рожал Мими и козу одновременно. А потом вся эта комната наполнилась дымом, у Циллы молниеносно начали расти сиськи, которые проломили стену и убивали всё на своём пути. А потом она проснулась.
Иссур проснулся в кресле и с учебником истории, сделав вывод, что история – неимоверно скучный предмет.
Хавива проснулась разбитой и подавленной, впрочем как и всю эту неделю. Сна она не помнила. Она ничего не помнила, ей было на всё плевать. Сегодня шесть уроков? Плевать. Ламех с Циллой опять куда-нибудь упрут? Плевать. Нечего делать? Плевать.
«Кто вообще обо мне здесь думает?»
Как ни странно, на Иссура Хавиве не было плевать. А также она вспомнила про то, что вот-вот должно было прийти ответное Товино письмо.
Вещи ей собирать долго не надо. Их было невероятно мало: немного одежды, около двух книг, ручка и блокнот (кстати, подаренный Иссуром). То есть в любой момент девушка готова была бросить этот «Ад» и «припереться» к Тове с Роном.

Сонная Цилла потирала глаза.
Ламех, проснувшийся с чувством, что сегодня должно свершиться что-то важное, пытался вспомнить, что именно. Его невероятно влекло к Цилле, больше обыкновенного.
Ламех обнял Циллу, вдыхая аромат её волос и кожи, Цилла хихикнула:
- Ой, да сегодня же наша свадьба!
Было то самое воскресенье.
- А то! – ответил Ламех, делая вид что лёгкое помутнение отсутствовало и вскакивая с кровати.
- И мы даже не займёмся сексом в честь этого? – испытывающее поинтересовалась Цилла, медленно поглаживая Ламеха по плечам.
«Я от неё завишу, что безрадостно.… Но Цилла чертовски прекрасна» - подумал Ламех, прежде чем столкнуться с её мягкими пухлыми губами, между которых просунулся её тёплый язык.
И понеслось.
Стаскивая друг с друга одежду и не прерывая поцелуй, они как будто испытывали, кто сделает первый шаг. И оторвавшись от губ Ламеха дабы передохнуть, Цилла неожиданно пощекотала давно уже вставший член и «заглотила» его, что крайне удивило Ламеха: ведь последнее время Цилла почти не соглашалась на оральный секс, что долгое время приводило его в какое-то смутное беспокойство.
Остановив взгляд на изящно повёрнутом бедре Циллы, Ламех, обняв её за талию и притянув, дал понять, что пора с орального секса переходить на генитальный. В свою очередь, Цилла, раздвинув ноги и чуть закинув их, кокетливо улыбнувшись, медленно шепнула:
- Давай ты сверху…
Страстно поцеловав Циллу в губы, а затем в плечо и в шею, Ламех устроился, тут же ощутив её хрупкость и тепло. Цилла казалась для него чем-то странным, забытым, и это приводило его к помешательству, к уверенности, что он больше никогда не сможет оторваться от её чёрных волос, сладко пахнущих чем-то вроде духов, от полузакрытых глаз, этой полуулыбки, так мило дрожащей груди и узких бедёр.… У Ламеха просто разгорелось сердце, когда Цилла принялась быстро-быстро и бесконечно мило дышать, изредка глубоко-глубоко вздыхая, и, очутившись у её груди, он просто осознал самый важный для себя звук – стук Циллиного сердца.
- Ты давно не была такой… - прошептал Ламех.
- Какой же?
- Циллой.
Цилла же не могла с собой ничего сделать: она хихикала и хихикала, словно упоротая, и если обычно их акты проходили относительно тихо, на этот раз ей хотелось то взвизгнуть, то закричать. Ей было странно, что Ламех так пристально и даже строго смотрит на неё. Она взглянула в его карие глаза – в них появилось что-то такое, чего она желала среди нескольких лет какого-то «нетакого» секса – а именно, желание. Посмотрев на Ламеха, на его выражение лица, не выражающее ничего кроме страсти, она поцеловала его в сексуально очерченные губы, и уткнулась носом в чёрные волосы, развеселилась тому, что Ламех вздрогнул, принявшись усыпать её руки горячими поцелуями, и от одного его дыхание, от движений его подрагивающих рук и быстро вздымающихся бедёр ей стало так странно, весело и почему-то щекотно, что, не в силах подавить очередной приступ хохота, Цилла, опьянённая каким-то не слишком знакомым до этого Ламеховым поведением, укусила его в плечо.
Почти не почувствовав этого из-за оргазма, кончив несколько секунд назад, Ламех окликнул Циллу:
- Цици… - И у него как будто ком застрял в горле: так давно он не называл Циллу этим сокращением, придуманным лет десять назад.
- Чего? – «Цици» подняла свои помутневшие и бегающие глаза.
- Мы так не успеем.
- Успеем.
- Не успеете.
От неожиданности они вздрогнули, причём Цилла взвизгнула, а Ламех чуть не навернулся с кровати.
Хавива (а это была она), отвернувшись в знак приличия, добавила:
- И будете потом бегать по дому – «Хавива, где моё это?! Хавива, где моё то!?» Да тьфу!
- Ты мелешь дело, - признал Ламех. – Выйди.
Почему-то безо всякого упрямства, как могло бы быть обычно, Хавива покинула сию обитель похоти и нежности.
- Назови меня ещё раз Цици, - тихо попросила Цилла Ламеха, глядя куда-то вдаль.
- Цици, - отозвался Ламех. – Мой милая-милая нежный Цици, которая сейчас пойдёт, быстренько приготовит поесть, приведёт себя в порядок.… И потом мы уже быстренько всё оформим. И будем жить долго и счастливо. И умрём в один день.
Уже порядком приодевшийся Ламех протянул руки Цилле:
- Пошли, уже скоро десять!
- Я хочу спать, - протянула Цилла и, даже не попытавшись одеться, завалилась обратно в кровать.
- Интересненько, - фыркнул Ламех. – Имеется лучшая в мире женщина. И у неё лучший в жизни день. И весь этот день она планирует тупо отлежать свои сексуальнейшие бока в какой-то сраной кровати.
- Лучший день в моей жизни был когда мы познакомились, - смутившись, возразила Цилла. – А это лишь день, когда я поеду в платье говорить: «Да» или «Нет».
- У тебя есть варианты? – наигранно-няшно «разочаровался» Ламех.
Цилла рассмеялась.
- Нет, конечно нет!
- Что «нет»? Ты ответишь «нет»? – в таком же тое продолжал Ламех.
- Дурак, разумеется, я стану твоей женой… Просто дай поспать.
- Ты не оставила мне выбора…
Примерившись бесконечную кучу раз, Ламех подхватил Циллу на руки, с удивлением отметив про себя: «Моя Цици такая лёгкая…» и понёс хихикающую, визжащую, пихающуюся и не совсем одетую «Цици» на кухню.
«Как дети, тоже мне!» - подумала Хавива. – «Хотя… кто бы говорил».

12
Гостей было совсем мало. Около девяти.
- Наконец-то! – Цилла пихнула локтём рядом стоящего Ламеха, кивая головой в сторону подходящего «посланника загса».
Его звали Гай. Это был кудрявый и полный брюнет лет шестидесяти в совершенно не идущем ему смокингоподобном облачении с чёлкой как у Гитлера, быстро бегающими запавшими свиными глазками, огромным носом, дрожащими руками и губами и бородавкой на подбородке (тоже дрожащей).
- Хм-хм! Прошу внимания!
Итак, молчавшие гости в изумлении перестали есть и лениво потягивать коктейли. Воцарилась гробовая тишина, только где-то недалеко пела одинокая птичка, и шелестели листья деревьев. Это, кстати, был сад.
- Сегодня 11-го сентября 1989 года в отделе ЗАГС города Иерусалима регистрируется брак Бескиера Ламеха и Леейч Циллы! Дорогие новобрачные, в жизни каждого человека бывают незабываемые дни и события. Сегодня такой день у вас - день рождения вашей семьи.
Цилла стояла на седьмом небе от счастья, но Ламех стал сомневаться – правильно ли они поступили, приняв решение столь скромно праздновать свадьбу? Вся эта торжественная обстановка угнетала его и было как-то душно.
Гай продолжал:
- Семья - это союз любящих людей и союз добровольный. И прежде чем зарегистрировать ваш брак я обязана спросить вас является ли ваше желание вступить в брак искренним, свободным и хорошо обдуманным. Прошу ответить Вас, Цилла.
- ДА! – воскликнула Цилла, сияя от счастья и еле удерживаясь на ногах.
- Вас, Ламех,
- ДА! – не менее «тихо» воскликнул Ламех, но ему показалось, что вышло как-то неэффектно.
- Учитывая ваше обоюдное согласие, которое вы выразили в присутствии свидетелей, родителей, близких и друзей, ваш брак регистрируется. И я прошу вас подойти к столу и подписями скрепить ваш семейный союз.
Цилла подошла и оставила свои замысловатые загогулины. Ламех подошёл и оставил свои резко очерченные яркие и большие буковки, сложенные в подпись.
- Уважаемые новобрачные, с полным соответствием по Израильским законодательствам ваш брак зарегистрирован. И я торжественно объявляю вас мужем и женой! Поздравьте друг друга супружеским поцелуем.
Новобрачные нежно взглянули друг другу глаза и одновременно улыбнулись. Оба чувствовали, что они самые счастливые и что лучше быть не может… Оба чувствовали неведомую до этой поры радость и влечение, ещё большее, чем утро.
Но традиция предполагала целомудренный поцелуй.
- В народе издавна существует традиция, в знак любви и верности новобрачные обмениваются кольцами. Я предлагаю и вам обменяться кольцами.
Свидетели – Зелиг и Голда – без промедления внесли кольца.
Взяв в свои руки руку Циллы, Ламех очередной раз поразился, какая она маленькая и изящная, такая, что даже и на тридцать пять лет не тянет. Цилла, словно почувствовав это смятение, улыбнулась. «Так улыбаться может только моя Цици!» - подумал Ламех, с удовольствием отметив, что снова привыкает к «Цици». Ему очень захотелось выбросить к чёртовой матери это кольцо и только целовать и целовать эту ручку с рубиновым браслетом (подарком Ламеха на пять лет знакомства) и чёрным лаком. Хотелось произвести на неё любое, но лишь бы очень сильное впечатление. Чтобы все гости ушли, оставив их наедине. Цилла никогда не смотрела на него таким наивно-отвлечённо-радостным взглядом, что казалось таким возбуждающим…
Цилла была в забытье, у неё кружилась голова от счастья. «Никогда Лами не был таким близким для меня, как почему-то именно сейчас!» - с удивлением отметила она про себя. – «А потом мы поцелуемся…» И от этой простой мысли её тело дрожало. «Несомненно, я самая счастливая….»
- Обоюдное желание молодых носить общую фамилию Бескиер узаконено. А теперь, уважаемые супруги, разрешите вручить вам ваш первый семейный документ - свидетельство о заключении вашего брака. Я вручаю его Вам, Ламех, как мужу и главе семьи. Поздравляю.
Дорогие молодожены, сегодня у вас особенный день, вы вступили в семейный союз любви и верности. Отныне вы муж и жена, создатели новой семьи и продолжатели рода своего. В семейной жизни проявляйте больше заботы, доброты, терпения и уважения друг к другу. Не забывайте и о тех, кто вырастил вас и воспитал - ваших родителях. А я желаю вам счастья, удачи и благополучия.
- Горько! – закричал кто-то.
Они целовались. Долго-долго. Страстно-страстно, впившись в друг друга как губами, так и руками и, пытаясь заглотить хоть чуточку воздуха, понимали, что не могут оторваться друг от друга.

13
- Това! – окликнула Хавива Тову и Рона после торжества.
- Привет! – одновременно поздоровались они, расплывшись в улыбках.
- Послушайте, - Хавива опасливо огляделась, надеясь, что их разговор никто не послушает; так и оказалось. – Мне нужно где-то жить.
- То есть в одном доме со своими родителями ты не помещаешься? – недоверчиво спросила Това.
- Помещаюсь, - нейтрально ответила Хавива и, сделав умоляющие глаза, добавила: - Мне скучно!
- Нормально?! – воскликнул Рон.
- То есть мы должны тебя, такую бедную и несчастную, развлекать, наплевав на то, что у нас и так продукты не валяются по всему дому, на то, что мы не хотим дополнительной ответственности, наплевать!... – кипятилась Това.
Из-за её частой терпеливости, Хавива была удивлена столь бурной реакцией.
- Если у тебя серьёзные причины, - продолжала Това, понизив голос, то мы тебя взяли, но так как выходит, что ты тюлень без интересов, извинителяюсь….
Хавива махнула рукой. В глубине души она признавала Товину правоту.
- Они, так сказать, не уделяют мне внимания…. – начала она, в надежде на порыв слов, дабы разжалобить Тову и Рона.
- Ты одета? – скептически поинтересовалась Това.
- Да….
- Ты сыта?
- Да.
- Ты больна?
- Не считая астигматизма, нет.
- Но ведь они купили тебе новые очки, не так ли?
- Так.
- Так что тебе ещё надо? – воскликнула Това. – По-твоему, родители должны лезть целоваться или вообще заниматься сексом?
От столь абсурдной мысли Хавива фыркнула.
- Нет, конечно!
- Так в чём проблема? – псевдоучастливо поинтересовался Рон.
- Должны же они хоть иногда помнить обо мне! – мягко говоря, воскликнула Хавива.
- Должны, - как ни в чём ни бывало ответил мимо проходящий Ламех, а Хавива от неожиданности вздрогнула. – Вот сейчас, например, собирайся, всё уже, расписались-поцеловались. Пошли-пошли, а то мы с Циллой тебя тут забудем. И, ты знаешь, это будет не… неэтично.
- Я завтра к вам в гости наведаюсь, окей? – спросила Хавива у Рона и Товы.
- Окей, - опять же одновременно ответили те.

Цилла проснулась, ощутив боль в плече. Обнаружив, что это дурацко повёрнутая рука Ламеха (а не нога пробравшегося в дом вора, как она могла бы подумать), женщина успокоилась и, решив, что так ей будет не уснуть, принялась пихать своего уже день как мужа.
- Отвали… - еле разборчиво прошелестел Ламех.
- Отвалю, когда ляжешь нормально, - невозмутимо ответила Цилла.
Ламех подвинулся.
- Прекрасно, - улыбнулась Цилла. - Знаешь, мы придурки. Могли бы по-крупному отпраздновать свадьбу. С платьем, смокингом, тортом, голубями, гостями и прочей лабудой…. Ты слушаешь?
- Угу. Голуби всё обосрали бы.
- Не смешно, - отрезала Цилла. - Так вот, представь, если бы был нормальный священник.… И для детей какой-нибудь клоун.… Если бы мы пускали голубей, если бы я кидала букет, «горько» звучало бы в исполнении сотен голосов.… Представь, -
Ламех представил, не ощутив при этом Циллиного восторга. - Ты бы надел свой костюм. Который мы в июне покупали.… И тот галстук, ну такой, красный…. Я бы надела своё кружевное платье. Оно мне идёт?
- Идёт, - ответил Ламех, погружаясь снова в сон и представляя эту свободно струящуюся тряпицу, покрывающую сексуальное тело Циллы и прерывающуюся высоко одетым кожаным чёрным ремнём. Представлял, как расстегивает молнию этого платья, как гладит такие тёплые и острые Циллины коленки…
Точнее, уже не только представлял.
- Так… мы отпразднуем когда-нибудь нормально? – поинтересовалась Цилла, мягко отстраняя Ламеха.
- Если мы отпразднуем нормально, то будем вспоминать этот день, желать повторения, а потом станем старыми и.… Ты знаешь, вдруг мы охладеем друг к другу…
- Не сейчас, - уверенно и возбуждённо произнесла Цилла. – Это первая брачная ночь. Не сейчас.
- Я люблю тебя, - сказал Ламех.
- Я тоже тебя люблю, - ещё в больше возбуждении ответила Цилла, потянувшись губами к его губам.

- О боже, я так устала! – первым делом придя домой Това бросилась на кровать. – Вот надо было тебе деньги на проезд забыть!
И швырнув в Рона подушкой (что, несомненно, было о-очень опасно), девушка закуталась в одеяло с книгой.
- С кем не бывает, - ответил Рон.
(Вот уже как месяц у них была сломана машина).
- Но вообще-то, - продолжил парень, - ты могла тоже их взять.
- Но не взяла.
- Да. А могла бы.
- И ты мог бы.
- Мы идиоты.
- Надо это отметить.
Посмотрев друг на друга, Това и Рон предались безудержному веселью. Они часто делали что-то одновременно, как вы заметили.
- Давай выпьем, - предложила Това.
- У нас где-то было шампанское…
- Его выпили Ламех с Циллой….
- Да?
- Да, - Това не смогла сдержать новый порыв хохота. – Пошли к ним, пусть вернут.
- Пошли…
- Пошли!
- Ты серьёзно?
- А то!
- Това, я хочу сказать тебе одну важную вещь….
- Какую же? – приготовившись не умереть от счастья и нежности, поинтересовалась Това.
- Ты дура.
- Сам дурак! – наигранно-обиженно воскликнула Това, опять запустив в Рона подушкой.
- Значит, война?
- ВОЙНА!
Война подушками медленно переходила в щекотку с хохотом, а затем и в секс.
По всему дому была разбросана одежда и бельё, их бёдра и руки ходили ходуном, и единственное, что не состояло в хаосе – их губы, медленно испытывающие друг друга столь целомудренно для того, чем они сейчас занимались. Оба хотели двух вещей: друг друга и скорости, скорости с которой, вздымались их тела, с которой вырывался каждый смешок, с которой член Рона каждый раз дразнящее касался дальнего края Товиной вагины, с которой их руки передвигались по друг другу. И создавалось какое лёгкое, нежно-непринуждённое и приятное ощущение, какое-то веселье…
Тук-тук.
- Я открою, - ответил Рон, поспешно натягивая трусы и джинсы.
Подойдя к двери и открыв, Рон удивился не на шутку.
А впрочем, на шутку.
Это растрёпанное зеленоволосое создание в очках, с пирсингом и слезами по всему лицу было не кто иной, как…
- Хавива?!
- Что ты здесь забыла, мы спали! – воскликнула Това.
- Извините…. Простите…  - оправдывалась Хавива, утирая слёзы.
- Что-то случилось? – заметив, что Хавива плачет, Това решила поинтересоваться.
- Иссур… С друзьями… Он… Он.… И я… Я не могу…. Я не знаю…. – принялась несвязно бормотать Хавива, захлёбываясь в слезах.
- Что сделал Иссур? – решил навести наводящий вопрос Рон.
Но это лишь усугубило положение – Хавива разрыдалась в голос.
- Успокойся, успокойся! – Това, порывшись в шкафу с зельями, протянуло одно из них Хавиве. – Выпей, успокойся и расскажи что случилось.
Как ни странно, после этого Хавива почти не плакала.
- Ты вся в грязи…. – заметила Това, поглядев на Хавивино лицо, покрытое тёмными и красными пятнами. – Пошли, умоешься.
Они зашли в ванную.
- Вот мыло, вот полотенце…
- Очень приятно, вот Хавива, - сделав реверанс и через силу улыбнувшись, представилась Хавива, вспомнив знакомство Алисы и еды в «Алиса в Зазеркалье».
«Хоть шутить может» - приутешилась Това.
- Я расскажу всё.
Она, как обычно, провалилась в недолгий сон.
А после рассказала.

14
- Это было вчера. После свадьбы мамы и папы Иссур позвонил друзьям, они хотели погулять. Я стояла рядом. И он, увидев, что я всё слышала, предложил мне:
- Не кисни дома, пошли с нами!
Хавива, разумеется, согласилась.
Перейдя через улицу, они с Иссуром долго ходили вперёд-назад ожидая ребят. В молчании. Иссуру было нечего сказать, Хавива же просто стеснялась, в надежде ожидая, что его друзья придут скоро.
Наконец на горизонте показались пять силуэтов.
Приблизились.
- Привет! – раздалось со всех сторон.
Далее следовали обычные в мужской среде рукопожатия.
- Это Хавива, - представил Иссур друзьям Хавиву
«Я, быть может, жутко краснею….» - с неудовольствием подумала девушка.
- Адир, - представился накачанный парень с рыжим ирокезом и пирсингом в носу.
- Алон, - представился очень похожий на него парень, только с длинными коричневыми волосами.
- Гидъон, - это оказался намного более худой парень с длинной чёлкой и красными волосами.
- Гэршон, - Хавиве протянул руку очень сексуальный брюнет с большими глазами и серьгой в одном ухе.
- Цви, - это было низкорослый блондин.
- Расскажи о себе, - наигранно-занудным голосом протянул Цви.
- Мне пятнадцать, я…
Кто-то фыркнул, кто-то нервно усмехнулся, Иссур закатил глаза, а Хавива усвоила для себя раз и навсегда: никогда не говорить свой возраст.
- А выглядишь на двадцать, - неожиданно сказал Гидъон, что подвергло Хавиву быть на седьмом небе от счастья.
- Точно, - гордо кивнул Иссур.
«Два невероятно сексуальных душки говорят, что я выгляжу на двадцать – что может быть лучше!»
- Куда пойдём? – как бы невзначай поинтересовалась Хавива.
- Ко мне, мои укатили, - ответил Алон.
- Окей, - согласился Иссур (такое ощущение, что он был авторитетом).
Хавиве предстоял длинный долгий путь. Они все о чём-то разговаривали, над чем-то смеялись, а Хавиве, побоявшись выглядеть глупой, всю дорогу молчала.
- А пошлите побухаем, - неожиданно предложил Гидъон.
- На чьи деньги? – поинтересовался Иссур.
- У меня есть, - отозвался Гэршон.
- И у меня, - добавил Адир.
Остальные же просто продемонстрировали несколько скромненький бумажек.
- Хавива, - Иссур легко пихнул девушку. – Скидываются все.
- Я не в настроении пить.
- «Все» означает «все», - пояснил Адир.
Хавива, не смотря на своё желание когда-нибудь при случае побухать, сейчас почему-то не хотела напиваться.
- У меня нет денег…
- Правда? – наигранно удивился Цви, потянувшись к её передним и задним карманам джинсов. К его величайшему удивлению, Хавива не возражала обшариванию рядом с столь интимными местами.
- Нормальные девушки хоть возмущаются, - присвистнул Гидъон.
- Она ненормальная.
- Я принёс бухло, - оповестил всех Алон.
- Красава! – воскликнул кто-то.
Поглотив энное количество выпивки, парни более… как бы это сказать… раскрепостились.
- Чего не пьёшь? – поинтересовался Иссур у Хавивы.
- Не хочу, - буркнула она.
- Совесть проснулась, - гаркнул Адир.
- Там нечему просыпаться, - фыркнул Цви.
- Есть чему! – возмущённо вскрикнула Хавива, готовясь было встать и уйти.
- Предъяви, - скомандовал Алон.
- Что?
- Совесть.
- Вы идиоты?!
- Тогда честь…
-…И достоинство.
- Левое.
- Лучше оба.
- Но левое у неё побольше…
- ЧТО?! – Хавива уже, казалось бы вопила на всю улицу.
- Боже, - начал Гэршон. – Дай полапать сиськи.
«Пф, ну мне-то от этого что»
Хавива, продвинувшись под дерево и за забор, сняла с себя футболку, а затем и лифчик.
- Так будет лучше, - заметил Иссур, стягивая с неё ещё и труселя.
- Ну, это уже слишком! – Хавива попыталась забрать бельё и платье, но что-то помешало её руке.
Нога.
Нога Иссура.
- Быстро, быстро, пожалуйста… - бессвязно бормотал он, расстёгивая ширинку.
- А меня кто-нибудь спрашивал?! – возмущённо закричала Хавива.
Закричала. Но вот кто будет прогуливаться по столь безлюдному району?!
И все её попытки вырываться оказались тщетны.
- Пожалуй, я присоединюсь, - заметил Алон.
- И я…
- Почему бы и нет?
Обнаружив месячные Хавивы и сделав вывод, что это «фу, отвратно», парни перевернули её, решив терзать анально и поочерёдно и поставили полураком.
У Хавивы помутнело в глазах от такого неудобства и отчаяния. Некоторое время она кричала, но потом сдалась, решив, что никто не слышит.
Они загибали её плечи при каждом рывке, не заботясь об её удобстве, пристраивались, сдавливая бёдра, шатая её до ударов головой об землю, что в конце концов Хавива попыталась перевернуться, но и из этого ничего не вышло.
- Ну пожалуйста… Ну хватит…  Умоляю… - она уже переходила на шёпот.
Неожиданно член Гэршона (или была очередь Алона?) поспешно выудился из Хавивы, которая поняла, что что-то не так.
То есть, конечно, быть изнасилованной шестерыми парнями анально и без желания не особо входило в её планы, но произошло ещё одно событие.
- Здрааасьте, дядя Ора - поздоровались в миг протрезвевшие парни в один голос с прохожим, при этом прикрыв Хавиву, а Иссур шепнул ей: «Оденься».
Хавива, которая в тот момент почему-то не додумалась и постеснялась поведать всё Оре, быстро оделась и побежала к дому.
- Ты куда?
Кто-то держал её за локоть.
Иссур.
- Домой! Отпусти! – взвизгнула Хавива, пнув его локтем.
Мгновения они смотрели глаза в глаза.
- Ну и катись! – прошипел Иссур и, повернувшись к друзьям, объявил: - Господа, дама оставляет нас! Идёмте же к Алону!
Нестройный хор бухих кое-как поддержал это предложение.

15
«Главное, добежать до дома, - думала Хавива. – Целой. И больше не использованной.»
- Пожалуйста, пожалуйста… - суеверно шептала она (обращаясь при этом не к богу, так как была атеисткой, а скорее к себе).
- Никого, никого…
Тук-тук.
Девушка пыталась привести в порядок дыхание стоя у двери в дом и ожидая ответа.
«Почему они не открывают?»
Тук-тук.
«Что если я просто ошиблась домом?»
Осмотрев дом, Хавива сделала соответствующие выводы.
«Да нет же, это мой дом…»
Тук-тук-тук-тук-ТУК-ТУК-ТЫДЫЩ!
Девушка поморщилась, почувствовав боль в бёдрах от удара ногой об дверь.
«Да что это такое?! Всё, буду орать….»

Тем временем счастливые до предела Ламех с Циллой прекрасно проводили время, а именно…
Музыка была врублена на полную. Везде валялась еда, кокаин, одежда и была разлита выпивка. На стене-проекторе который раз демонстрировалась какое-то немецкое порно. Тут же рядышком происходило кое-какое израильское порно с поглощением всего поглощаемого в данном помещении, с охами-ахами, брызжущей спермой и с безудержным весельем.
Так сия пара решила «восполнить недостаток веселья на свадьбе».
- Цици… - позвал Ламех тише, чем предполагал.
«Цици» шумно втянула воздух, обхватила его бёдра крепче и не ответила.
- Цици!
- А?
Перепихон заметно замедлился
- Чего? – уточнила Цилла.
Пытаясь найти последнюю мысль, Ламех сдался;
- Я забыл, что хотел сказать.
- Не вспоминай! – махнула рукой Цилла. – Лучше поцелуй меня.… Здесь и здесь…. И здесь….
И Ламех целовал её руки, шею, губы, грудь, бёдра…
Пока крик не заставил его опомниться.
- Ты слышала?
- Что?
Цилла всегда умудрялась не слышать ничего во время секса, в отличии от Ламеха.
- Крик.
- Что за крик?
- Да погоди, - Ламех выключил магнитофон. – Вот, прислушайся.
На несколько секунд воцарилось гробовое молчание, а затем и Ламех и Цилла разразились хохотом.
- Упоротый! – выкрикнула Цилла.
- Сама-то!
- Это Мими мяучит…
- Так почему так громко, будто кто-то зажал её сиськи…
- Так… почему?
- Ну да. Вот давай попробуем…

«Это бесполезно», - решила Хавива. – «Они меня не слышат. Домой я сегодня не попаду».
Хавива задумалась.
«Я явно лишняя в этом доме. Конечно, ребёнок есть во многих семьях, это обычное явление, но не здесь. Им просто на меня насрать. Появилась я. Они получили свою долю слухов, газетно-журнальных заголовков.… А я? Лучше бы я была сирота. Единственное хорошее обстоятельство – Иссур. Хотя…»
Хавива вспомнила тот последний раз, когда они виделись (то есть, больше чем виделись), почувствовав при этом что-то странное.
Что-то такое, от чего ей стало весело.
Что-то такое, что заставило её нервно дрожать.
«Он определённо милый. И какой-то не такой как все…»
Неожиданная мысль пронзила её словно током.
«Влюблена ли я? Пожалуй, нет. Я не схожу с ума от Иссура, он просто мне очень нравится.… Хотя… Как я могу утверждать, что не влюблена, если ни разу не любила?»
И вдруг ей страшно.
«Ведь, по сути, я прожила лишь несколько месяцев. Но мне пятнадцать. Это просто жизнь с чистого листа. Если не покончу с собой, напишу автобиографию
А ведь я не очень сержусь на компанию».
Вспомнив свои ощущения, Хавива пришла к удивительному ей выводу.
«Мне понравилось!»
Что-то её привлекало в подобном насилии, в подобном осознании своей ничтожности, неспособности что-либо сделать, в этом смирение и пользовании более сильной или грубой стороны.
«Я схожу с ума».
Впереди показалось что-то светлое.
«Неужели Товин и Ронов дом?»
Хавива подошла ближе и убедилась, что это так.
Постучалась…
…А затем, пересказав всё это… ну, вы знаете.

16
Там было много-много женщин. Они будто читали все его мысли, приносили и готовили что он скажет. Примерно шесть из них окружили Иссура (абсолютно раздетые!), медленно гладили, шептали то, что заставляло его член подняться до предела (а его головка набухла и потемнела так, как не набухала года два)…
Какая-то рыжая девушка с кучей пирсинга кокетливо улыбнулась Иссуру, сказала что-то (но он не запомнил, что именно), провела рукой по его дрожащему члену и, облизнувшись, принялась за медленный, щекочущий минет, управляясь при этом с языком, словно он был бабочкой.
Повернувшись направо, Иссур увидел чьи-то огромные груди. На одной из них было вытатуировано: «Black Sabbath» маленькими буквами. Потеребив сии набухшие твёрдые и маленькие соски, Иссур, поставив какую-то рыжую бестию-красотку раком, принялся терзать без смазки её анал. В это время какая-то малышка с фиолетовым каре принесла поднос – оказалось, с выпивкой.
- Пей, мой душка, - шепнула она (явно, с азиатским акцентом) и поднесла ко рту Иссура (явно получающего удовольствие).
- А я?! – раздался капризный визг где-то слева.
Резко повернувшись, Иссур увидел… Хавиву.
О, как она была прекрасна… Её зелёные волосы совсем растрепались – но ей так шло гораздо больше. Из макияжа была вроде бы пудра, ярко-красная помада, прерываемая блестящей капелькой – пирсингом, и чёрная подводка.
«Я никогда не замечал, что у Хавивы глаза зеленее, чем я думал.… Такие прекрасные и удивлённые».
Иссур неожиданно перестал поддерживать девушку, которую трахал, и она шлёпнулась на пол, не издав при этом ни звука.
Хавива шла как во сне, медленно-медленно, словно была каким-то нечеловеческим существом. На ней ничего не было, и её груди столь мило подрагивали при каждом шаге (Иссуру раньше казалось, что они меньше). Она покачивала бедрами и улыбалась…
«Её улыбка.… Такая прелестная…. Куда она идёт?»
Хавива эффектно приблизилась к Иссуру и взглянула в его глаза; парню стало неимоверно жарко, он дрожал всем телом…
Вдруг девушка резко рванулась, что заставило сердце и член Иссура трепетать ещё больше, и, горячо дыша ему в ухо, прошептала:
- Трахни меня…
И как-то слишком ловко опустилась на спину. Быстро раздвинув ноги и, схватив Иссура за бёдра, притянула к себе.
В каком-то блаженственном состоянии он, не вея своему счастью, с благоговением нежно провёл рукой по её прелестному дрожащему лобку, ощущая её дрожь.
- Иди ко мне, - шепнул Иссур, обхватив одной рукой её тёплую грудь, а другой приподняв до уровня своего члена. И рывком ввел его в её вагину, вызвав возбуждённо-блаженный стон.
И затем принялся трахать её, забыв обо всём, кроме того чувства, что: «О как я счастлив…», коме того щекочаще-сладкого чувства, когда его член тёрся о части её вагины и это расходилось взаимным оргазмом.
- Я люблю тебя, - отчётливо пошептала Хавива.
- Я тоже тебя люблю… - быстро ответил Иссур.

Часы на стене показывали 13:14.
Иссур медленно поднялся с кровати, пытаясь удержать в голове сон, и поплёлся в ванную походкой очень усталого зомби.
Сравнение с зомби подкрепилось его физиономией в зеркале. Подкрепилось этой грязью, разодранными прыщами, мешками и синяками под глазами.
- Что вчера было? – почему-то вслух спросил у себя Иссур и показал себе фак. – А-а, свадьба вчера была.
«Неужели я так набухался?» – с некоторой тревогой подумал парень.
Почистив зубы, умыв лицо, побрившись, побродив по дому и заметив, что он один дома, Иссур устроился на кровати, разделся и, начав вспоминать свой сон, обхватил член рукой, принялся мастурбировать, тяжело дыша от возбуждения.
В его сознание с какой-то болью вставал образ Хавивы, той Хавивы из сна – сексуальной и довольной. Той Хавивы, которая его любила.
Вверх-вниз, вверх-вниз – Иссур водил рукой ещё быстрее, закрыв от удовольствия глаза.
Он судорожно вспоминал обнажённое тело и растерянное прелестное личико, как у куклы.
«Нет, лучше. Неужели я её люблю?»
Вверх-вниз, вверх-вниз.
«Она не может мне просто нравится. Мне нравятся совершенно другие девушки. Моя девочка… Такая милая, такая сексуальная…
О нет. Я влюблён».
Иссур помнил, как это началось давно.
«День на второй… Её улыбка… Она сводит с ума. Нельзя быть такой».
Его член совсем набух, и в это же время наружу выплеснулось небольшое количество спермы, приятно обволакивающей и как будто согревающей.
Медленно, перестав дрочить, Иссур вспоминал вчерашнее происшествие. У него перед глазами была лишь Хавива…
«Такая маленькая и изнасилованная… Определённо, мы поступили как последние козлы. Но я не мог, она была слишком сексуальной, так что это простое подавление инстинкта».
В его душе что-то зашевелилось.
«Ведь моя девочка совсем этого не хотела. Боже, в конце концов, наверное, это больно! И точно унизительно.
Я должен извиниться».
Иссур оделся и направился к дому Бескиеров.

- Цици, там кто-то стучит…
- И я должна открывать?!
- Окей-окей…
Ламех медленно и неохотно сполз с кровати и, будучи в костюме Адама, закутался в одеяло.
- Эй, мне холодно! – взвизгнула Цилла.
- Мне тоже.
Раздался уже звонок в дверь.
- Да я иду… - проворчал Ламех.
На пороге стоял Иссур. Создавалось ощущение, что его сейчас вырвет. И что у него неожиданно обнаружили, к примеру, рак.
- Что надо? – «душевно» поинтересовался Ламех, отстранённо глядя куда-то на потолок.
- Хавива дома? – выпалил Иссур.
- ХАВИВА! – позвал Ламех.
Нет ответа.
- ХАВИВА!!!!!!
- ХАВИВА!!!!!! – завопил и Иссур.
- Ну, сейчас разбужу, - оповестил его Ламех и поднялся в комнату Хавивы.
Вернее, в пустую комнату Хавиву.
- Цици, не знаешь, где Хавива? – поинтересовался у Циллы Ламех.
- Я её со вчерашнего вечера вроде не видела, - Цилла тревожилась не меньше остальных.
- Всё понятно, - почему-то невозмутимо сказал Ламех. – Сбежала.
И это «сбежала» словно лезвием полоснуло по сердцу Иссура.
«Она сбежала из-за меня. Я сам выгнал самую прекрасную девушку Вселенной».
- Чего ты так побелел? – участливо поинтересовалась уже одетая Цилла.
- Куда она могла убежать?! – в голосе Иссура слышалось что-то наподобие всхлипов.
- Конечно, к Тове, - всё ещё невозмутимо и уверенно ответил Ламех.
- К Тове?
- Помнишь ту суетливую брюнетку с большими ресницами, которая была на свадьбе?
- Ну.
- Това Тайцева.
- Кажется, Хавива мне о ней рассказывала… Я заберу её.
- Один? – удивилась Цилла.
- Я не думаю, что у вас не найдётся больше дел, кроме как ехать кучу километров чёрти куда…
- Отлично, ты знаешь, ты хороший парень, - заявил Ламех.
И пункт «расположение родителей моей девочки» в голове Иссура пометился галочкой.

17
- Това, а что у тебя есть почитать? – поинтересовалась Хавива, сосредоточенно разглядывая книжный шкаф.
- Что тебя интересует?
- Романы. Или философия.
- У меня почти ни романов, ни тем более философии.… Вот, - Това сделала указывающий жест. – Если только тебе интересны детективы…
- Нет, ненавижу детективы.
«Какая капризная» - немного раздражённо подумала Това.
А вслух сказала:
- Ну и дурак.
- Неа.
- Посмотри телек, - отозвался Рон, гладивший свою одежду.
Хавива медленно взобралась на диван и принялась щёлкать каналы.
Новости, передача для молодых мам, новости, какой-то дурацкий попсо-недоклип, викторина, передача про утконосов…
Сдались ей эти утконосы.
- О! – сама того не ожидая, воскликнула Хавива, наткнувшись на мультфильм «Алиса в Стране Чудес».
В то время Това красила ногти в другой комнате. Она вздрогнула от неожиданности, когда Рон неслышно подошёл и обнял её за плечи.
- Не мешай, - проговорила она, пытаясь скрыть набегающую улыбку.
Поколебавшись, Рон слегка отодвинулся.
- Всё, молодец… - в той же интонации похвалила его Това и, заметив его взгляд, спросила: - Что? Что-то не так? Что ты так смотришь?
- Смотрю как?
- Пристально.
- Любуюсь, - честно признался парень.
Его до такой степени привлекали её большие и распахнутые милые тёмно-голубые глаза, эти огромные ресницы и тонко очерченный нос, что, не удержавшись, Рон поцеловал Тову.
Она хихикнула, умудрившись при этом отложить лак и не разлить его.
- Кстати, нам надо поговорить. На важную тему, - неожиданно заявил Рон.
- Я готова.
- Нам по правде не особо хватает денег.
- Ты  считал? – недоверчиво поинтересовалась Това.
- Да, я считал.
Рон вынул какую-то бумажку, всю исчирканную его аккуратным мелким почерком.
- М-да… - задумчиво протянула Това. – Не хватает.
- Может, Хавива поживёт у кого-нибудь другого?
- Но она почти не ест!
- Но пьёт же, - усмехнулся Рон.
- Пф!
- Хотя бы некоторое время. Ну, она смотрит телевизор ночью…
- Не будет, - уверенно заявила Това.
- Признайся, ты просто не хочешь, чтобы она уходила, потому что… вы подруги?
- Мало ли что мы подруги! – раздражённо махнула рукой Това. – Разве тебе её не жалко? Представь, что меня изнасиловали…
- Но…
- Ах да, ты ведь меня любишь. Хорошо, не меня, а… кого-то «левого»… …. Из колледжа. Ну как, ты бы не против был пустить её сюда немного пожить?
- Против, - уверенно ответил Рон, но Това сделала вид, что не расслышала и продолжила:
- Что тебе Хавива сделала?!
- Что тебе сделал я?!
Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы в дверь не позвонили.
- Я открою, - пробурчала Това и поспешила к дверям.
На пороге стоял парень лет двадцати с хвостиком, с синими волосами и пронзительными голубыми глазами.
- Что такое?! – поинтересовалась Това, заметив его крайнее беспокойство.
- Вы Това Тайцева?
- Да, - кивнула девушка.
- Мне сообщили, что у вас Хавива Бескиер…
- Кто? – подозрительно перебила его Това.
Но тут она поняла, как ошиблась. Как будто кому-то будет на пользу знать, что Хавива находится именно здесь!
- Бескиеры.
- Стоп! Позвольте поинтересоваться, а кто вы?!
- Иссур Нафтель. Её друг.
- Она мне о вас многое рассказывала… - начала Това, поняв, что допустила ещё ошибку.
- Правда? – заинтересовался Иссур.
- Она говорила, что вы чудесно одеваетесь, что у вас превосходный музыкальный вкус, что вы очень красивый и до неимоверия сексуальный…
- ЧТО?! – вскрикнула только что подошедшая Хавива. – Я это говорила про другого Иссура, про того продавца в кафе у нашего дома… Ну, он такой рыжий…
- Там вообще-то продавщица, - мягко напомнил ей Иссур.
- Да? – Хавива чувствовала, как краснеет. – По-моему, трансвестит…
Она так рассердилась на Тову, что в голове уже пыталась придумать план мести.
- А…. – Хавива попыталась поменять тему разговора. – А что ты здесь забыл?
- Нам надо поговорить, - заметно погрустнев, ответил Иссур.
- Проходите тогда, - предложила Това.
- Окей, - Иссур разулся и повесил на крючок куртку. – Можно нам уединиться?
Сердце Хавивы тревожно забилось. Но в то же время она себя успокаивала.
«Мы не одни. Дома Рон и Това. Иссур один, да к тому же трезвый. Вроде бы».
Направившись в предоставленную им комнату, Иссур, пересилив себя, приобнял Хавиву, получив от этого невероятное удовольствие. Хавива же не возражала – она бы кому угодно разрешила себя так обнять.
- Свет нужен? – поинтересовалась Хавива, чувствуя себя шлюхой.
- Нет. – ответил Иссур, со всех сил пытаясь произвести впечатление.
«Хорошенькое начало», - подумала Хавива, но вслух спросила:
- Так что?
- Ты должна вернуться домой! – выпалил Иссур, почувствовав себя идиотом.
- Так, - выдохнула Хавива, пытаясь не врезать ему между ног. – Должна КОМУ?! Родителям, которым на меня насрать?! Тебе и твоим друзьям-лузерам, которым удобно использовать доступную малолетку бесплатно?! Или, может, Мими?!
- Послушай, - Иссур взял её руки в свои. – Я понимаю, что мы абсолютно свинско поступили, изнасиловав тебя.
- Нет, не понимаешь! – закричала Хавива, пытаясь сдержать подступающие слёзы. – Тебя когда-нибудь ставили раком шесть бухих ублюдком, которые потом ещё и не особо заботясь о тебе, насиловали тебя – больно, знаешь, - но больше унизительно!
- Извини, пожалуйста. Я бы не допустил этого, будь я трезвый. Прости, - Иссур, набравшись смелости, обнял Хавиву. И насколько же ему стало её жаль, насколько же было приятно, когда она уткнусь в его плечо! – Пожалуйста, не плачь, моя девочка. – Он даже сам удивился, как «моя девочка» сорвалось с его языка, но «его девочке», похоже, было наплевать. – Что мне сделать для тебя, чтобы ты простила меня?
Хавива некоторое время молчала, всхлипывая. А потом, улыбнувшись, многозначительно ответила:
- Я подумаю… Я хочу просто забыть всё это. Как сон.
«Сон» вызвало у Иссура пошлые ассоциации. Сегодняшний сон.
- Правильно, правильно… - он уже гладил её по волосам, заключив в объятия.
- Но всё равно я не вернусь! – твёрдо заявила Хавива.
- Почему?
- Не хочу. Всё равно… - Хавива опять разрыдалась. – Всё равно меня никто не любит, никто! Мои родители большую часть времени друг с другом, им на меня насрать, а как только у них плохое настроение – то всё! Помнишь, что было, когда я у тебя чуть задержалась?!
- Да, помню. Но зачем же тебе зависеть от них? У тебя своя жизнь, у них своя, но ты обязана жить с родителями! Кто же будет тебя, банально, кормить-одевать, ведь ты ещё маленькая, чтобы работать!
- Я могу подрабатывать… - начала Хавива.
- Зачем жить плохо, если можно жить хорошо?! Это глупо. Подрабатывать?! Кем, например?
Хавиве совершенно не нравились такие нотации. «Почему он разговаривает со мной, как с ребёнком? Да, конечно, между нами десять лет…. Ну всё равно!»
- Официанткой.
- Я не думаю, что это нисколько не унижает. Ты хочешь видеть каждый день бухие рожи местных, которые будут там… хлопать тебя по заду и всё такое?
- Ты о себе и о своих друзьях?! – нервно рассмеялась Хавива.
- Нет…
- Ты можешь меня трахать, - вообразите радость Иссура! – И Гидъон. И, тем более, Гэршон. Только когда я того захочу.
- Я думаю, мы обговорим это позже, - тихо сказал Иссур, чувствуя, что в его трусах становится тесно и жарко.
- Хорошо… - покорно проворковала Хавива. – А что будем теперь делать?
- Теперь мы едем домой, - ответил Иссур.
- Но я не хочу!
- Хочешь.
- Не хочу! Ты не смеешь решать за меня! – истерила Хавива. – Иди к чёрту!!! Я тебя ненавижу!!! Иди к чёрту!!! – Она ударила его ногой по ноге. Но не очень-то сильно. – Ненавижу!!!
И, опять заплакав, упала на Иссура.
Не в состоянии её просто держать, он легко отстранил девушку и сказал:
- Не смей на меня кричать! Поехали, и без разговоров!
- Иди к чёрту!
Иссур дал Хавиве пощёчину и тут же пожалел.
Зажав щёку рукой, она прошептала:
- Я останусь.
- Извини. Прошу. Милая,
- Ты меня насилуешь, а потом извиняешься!!!!!!! Ты меня бьёшь, а потом извиняешься!!!!! – кричала Хавива. – Как?! За что?! Что я такого сделала?! Я просто хорошо проводила с тобой время! Мы слушали музыку! Читали! Смотрели телик! Гуляли! Ходили в кафе! За что?! Почему ты их не остановил?! Меня никто не любит! Мне плохо! Ненавижу! Я никому ничего плохого не делаю, а меня все обсирают, обращаются как с вещью! Я живой человек, у меня тоже есть чувства! Я заебалась так жить! Мне страшно.… Так всем плевать! Меня никто не любит! НИКТО!!!!!!
- Я тебя люблю.
Хавива на некоторое время перестало дышать, кричать и двигаться от шока.
Иссур её любит.
Иссур тоже перестал дышать. Он боялся, что всё ненастоящее. Что на самом деле он не признался в люблю Хавиве, а сделал что-то другое. Он боялся её реакции. Он боялся, что не выдержит и станет домогаться её в ту же минуту.
- Ты… любишь меня? – нарушила тишину Хавива.
- Да, - признался Иссур. – Я люблю тебя, моя девочка. Влюблялся постепенно. Я помню всё. Помню тот день, когда мы познакомились. Лучший день в моей жизни! Я никогда и никого не любил, как тебя. Никто меня никогда так не привлекал! Я просто… не знаю.… Как только мы были вместе, я еле сдерживался, чтобы тебя не трахнуть, извини. Все эти маечки, юбочки, которые почти не скрывают того, что ты так сексуальна…  просто любовался на тебя. Дрочил. Ты вошла в мои мысли, я не могу думать ни о чём другом.… Я засыпаю и просыпаюсь с мыслью о тебе. Если я закрывал глаза, предо мной вставала ты, такая неземная и красивая, что становится больно.… Вот и сейчас.… И пока я был в здравом уме, всё могло быть хорошо, если бы тогда мы не напились. Моя совесть как будто заснула. Если бы ты не разделась!.. Просто я хотел тебя несколько месяцев, да и сейчас хочу.… А тогда мне выпал шанс, я просто перестал ставить эти сраные ограничения.… Это был бы лучший день в моей жизни, если бы ты не была против. Конечно, в этом есть что-то привлекательное, но вот уже несколько месяцев главное в моей жизни – это ты, твоё счастье… Ведь тебе не понравилось… Боже, как я мог!... Я люблю тебя больше жизни!
Иссур замолчал не в состоянии подобрать слова.
Хавива тоже молчала. Она плакала.
«Как? Как такое возможно? Почему он полюбил меня? Что мне ему ответить? Я не влюблена! Я…»
- Это так… - проговорила Хавива, собираясь с мыслями. – Я не знаю… Я не знаю что ответить….
- Просто ответь: ты любишь меня?
Хавивино сердце упало. О, любит ли она его?
Такая надежда и боль светилась в его голубых глазах, что Хавиве стало страшно.
Страшно за Иссура.
«А если я отвечу «нет»? Что с ним будет?»
- Д-да, - ответила Хавива дрожащим голосом. – Да, я люблю тебя!
«Правильно, какая мне разница? Что из этого? Я бы и не любя с ним переспала бы... О боже, что это?!»
Иссур с силой притянул Хавиву к себе и принялся страстно целовать.
К её тревоге, она ощущала только влажные касания.
Но изобразила удовольствие!
Иссура же распирало блаженство и радость от того, что… «Сама прекрасная девушка согласилась стать моей! Что мне ещё нужно?!»
- Поехали, - затем проговорила Хавива.

18
«А ты помнишь, куда на завтра идём? ;)
Отправитель:
Мой душка
Получено:
01:07
28.10.89»
Реакция:
Слёзы радости и улыбка.
Всё так и было.
Вместо того, чтобы спать, Хавива была на седьмом небе счастья.
Её! Милашка! Иссур! Пишет! Ей! Ночью!
«Дааа, милый… на свидание *v*» - отправила она в ответ.
И секунды до следующего пиликанья телефона, казалось, тянулись вечно.
«Наконец-то!»
Дрожащими пальцами Хавива кое-как нажала «Просмотреть».
«Ага) Так что ты не спишь? Тебе пора спать, негодница… XD»
Хавива взвизгнула.
«Не хочу. Негодница?! Накажи тогда завтра))» - пишет она в ответ и возбуждённо хихикает, представляя себе сию БДСМ-картину.
«Стоп!»
Нажав «Отправить», Хавива принялась долго думать.
«Неужели я уже люблю Иссура? Или он меня просто возбуждает? Ну да, такой душка.… Нет, не люблю!
Да почему я это отрицаю? Что плохого, если я его люблю? Мы встречаемся… так и надо!»
«Готовься! ;)»
Хавива чувствовала, как ей сложно вздохнуть и опять завизжала.
- Всё окей? – послышался за дверью голос Циллы.
- Мам, мне Иссур пишет!
- Аааааа, - понимающе протянула Цилла.
Вернувшись в их с Ламехом комнату, Цилла была какая-то потерянная. Правда, всё её странное ощущение рассеялось, когда она предложила Ламеху:
- Давай как будто у нас первое свидание?
И Ламех, разумеется, согласился.

Услышав будильник, Хавива выключила и хотела было его выключить и завалиться, но тут же вскочила.
«Быстрее, быстрее…»
Сегодня! Она спешила как могла, ведь осталось лишь шесть часов на сборы.
Сборы для лучшего дня в её жизни.
Один час Хавива потратила на ванну. Затем поела. Следующий час она выбирала что одеть. И, остановив свой выбор на извечных джинсах и на майке с кожанкой. Затем она два часа думала над фразами.
«То есть если Иссур скажет: «Пошли ко мне?», я отвечу: «Пошли». И ничего другого! Ведь если я скажу: «Окей» или вообще «Ладно» - это будет, как будто я не хочу, но смиряюсь. Или его может это возбудить? Хм.… Да, «Пошли» - оптимальный вариант».
Так, а если он меня обнимет, то я так сексуально сделаю так…»
Ну и всё в таком духе.

Иссур, в отличии от Хавивы, встал за два часа до свидания, умылся, поел остатки вчерашнего обеда и одел первую попавшуюся футболку с джинсами.

Посетив кафе, новоиспечённая парочка присела на скамейку, поедая горячие пирожки – единственное, что согревало в этот прохладный день.
- Пошли ко мне, - непринуждённо предложил Иссур,
- Зачем? – поинтересовалась Хавива, намеренно посасывая творожный крем пирожка (изводя тем самым Иссура).
- Мне надо тебе кое-что сказать.
- А здесь нельзя?
- Дома.
- Ну ладно. – Хавива опомнилась, что сказала как не следует. – Пошли!
И они шли, взявшись за руки.

Двадцатисекундное молчание, сидя на диване.
- Что будем делать? – скучающим тоном спросила Хавива.
- Не знаю… - протянул Иссур.
- Послушай, давай что-нибудь посмотрим! – оживилась девушка. – Тащи кассеты!
Иссур послушно придвинул ей ящик.
Перебрав весь ящик, Хавива нашла лишь одну более-менее интересующую кассету – запись концерта Black Sabbath 1987-ого года.
- Сам снимал, - с гордостью пояснил Иссур.
Но Хавиву даже это не устроило.
- Подожди, давай ещё поищем! – заявила девушка. – Вот, смотри, здесь какая-то завалялась…
Она протянула Иссуру кассету.
Он прочитал «Ненасытная малышка» и остался в смятении.
- О, откуда у тебя порно? – заинтересованно спросила Хавива, разглядывая упаковку кассеты. – Давай посмотрим.
- Давай, - проговорил Иссур, надеясь, что если он захочет Хавиву, она согласится на секс.
Первые пятнадцать минут они сидели как неживые, уставившись на способности некоторых лиц.
Точнее, не лиц, а членов, вагин, ртов, рук, ног и, как затем оказалось, фаллосов, верёвок и кошек-девятихвосток*.
- Хочу так же, - наконец проговорила Хавива, показывая на привязанную кудрявую деваху, которую в это время ублажал какой-то чувак.
- Так кто нам мешает?! – воскликнул Иссур, давно ждавший этого момента.
Хавива, молчавшая некоторое время, удручённо проговорила:
- У меня месячные.
- Тогда… - Иссур замялся, не желая ей приказывать. – Отсосёшь?
- Я не хочу, - упрямо заявила Хавива.
- Одно обстоятельство – и ты захочешь.
- Да что ты ко мне пристал, извращенец!
Хавива уже почти слезла с дивана, но Иссур схватил её за руку.
- Не уходи. Завтра я уезжаю.
У Хавивы потемнело в глазах, как будто она услышала: «Завтра я умру» и, всё ещё не отходя от шока, она тихо спросила:
- Ты что?
- Я уезжаю.
Вся комната закачалась у неё перед глазами, и вот уже часы-гитара превратились в чёрное пятно… из-за слёз.
- Пожалуйста! – вскрикнула Хавива, бросаясь Иссуру на шею. – Не уезжай! Не бросай меня! Неужели ты меня не любишь! Я поеду с тобой!
- Глупышка, не плачь, - пошептал он (так сексуально, прямо на ухо). – Я приеду….
- Но зачем!? – закричала Хавива. – Зачем ты уезжаешь!?
- Меня исключили из колледжа.
- Я… Я попрошу моих родителей… Их послушают…. Тебя возьмут…. – бормотала Хавива, непроизвольно гладя Иссура где ни попадя.
- Моя малышка…. – Иссур ощутил что-то новое, произнеся эти два слова. – Даже если ты попросишь, преподы не будут относиться ко мне как прежде…. Я очень хочу быть с тобой, но я и так ужасно учусь….
- А этот курс может быть в другом колледже? – поинтересовалась Хавива.
- В нашем городе – нет. Я поеду в Назарет.
- Но за что тебя исключили?!
Иссур хотел было сказать правду. «Цви убедил всех, что мы изнасиловали тебя, а он пытался помешать. Он сделал это, потому что Гэршон не вернул ему долг».
Но тогда Иссур подумал: «Что станет с Хавивой? Она легко может всю жизнь жалеть, что сломала нам обоим несколько лет жизни или даже… о нет! Покончить с собой!»
Поэтому он лишь ответил:
- За плохую успеваемость.
- Да как они могли! Мой душка – самый-самый умный!..
«Как она прекрасна в гневе!» - подумал Иссур.
- Я отсосу, - неожиданно сказала Хавива.
И сняла с него джинсы. И трусы. Сняла свои очки.
Заглотила уже давно вставший член.
А Иссур некоторое время находился в шоке, и лишь потом начал понимать, насколько ему приятно происходящее.
Пощекотав член языком туда и обратно и удовлетворительно послушав стоны Иссура, проводящего лучшее время в его жизни, Хавива нащупала языком истекающую спермой залупу и поводила вокруг неё.
- Умница, умница…. – бормотал Иссур, тиская Хавивину грудь.
- Мммм…. Мм… - отвечала она, получая явное удовольствие от такой дурацкой позы и солоноватого вкуса во рту.
- Послушай, я хочу тебя, - предложил через несколько минут Иссур.
Оторвавшись, Хавива сделала капризное выражение лица, и как ребёнок, у которого отняли любимую игрушку, но всё же произнесла:
- Я не против…
Можно даже сказать, что оба получили одинаковое удовольствие.
И, вроде бы, впервые в жизни, Хавива ощутила то самое чувство: «Мой душка такой милый!». И лёжа она жалела, что видит лишь покрывало, что не видит его (ведь совоуплялись они анально), не видит «своего душку», а ей так хотелось зарыться в его вкуснопахнущие волосы, ощущать запах этого необыкновенного одеколона, расцеловать всё его стройное тело и видеть этот взгляд, почему-то напоминающий ей о море, взгляд, который сводит с ума…
Для Иссура время как будто застыло. Он прижался губами к её затылку, волосы Хавивы щекотали всё её лицо, но ему неважно было то, что он видел лишь чёрную пустоту.… Так как самое главное Иссур именно ощущал. Ощущал её дрожащую шею, большую грудь с напрягшимися сосками, которые он то и дело теребил, этот ходящий ходуном «наисексуальнейший задик» и раздвинутые ноги…. В какой-то момент его стало заботить: «Удобно ли моей девочке?», но мысль что она в какой-то степени полюбливает неудобство, всё уладила.

Они сделали свой выбор. Они сделали свои выводы.
Иссур был счастлив – пусть даже и ему придётся уезжать! «Ведь малышка теперь моя».
А Хавива, возвратившись домой, поняла одно: «Я точно не люблю Иссура».

Конец первой части










































Иерусалим, 1990 г.
Часть вторая
Пролог
Прошло почти полгода.
За это время случилось порядочное количество изменений.
Иссур начал учиться в колледже Назарета. Учёба стала даваться ему легче, Назарет пришёлся больше по душе парню, нежели Иерусалим. Он без проблем нашёл себе друзей уже на второй день – двух близнецов.
Он не переставал думать о Хавиве, звонил ей, но однажды почему-то её номер стал недоступен, безумно скучал, не заводя при этом новых романов или сексуальных связей.
Това и Рон, как вы помните, почти поссорились. Так вот. Они помирились.
Ламех и Цилла жили не хуже, чем прежде.
Хавива стала ходить в школу – её определили в девятый класс. Школа ей была «по барабану», училась девушка по-разному.
Но одно событие изменило всё.
Она влюбилась.
И вы знаете, в кого?
Хавива полюбила Ламеха.

1
- Доброе утро, - улыбнулась Рону Това, нежась в лучах солнца и потягиваясь.
- Что тебе снилось? – поинтересовался парень.
- Ну, мне снилось, будто у нас было мы жили в большом-большом городе, будто у нас был трехэтажный дом, будто мы разбогатели….Вот.
- Знаешь, мы же разбогатели в последнее время.
- Ну-ну, - Това недоверчиво покачала головой. – А куда же делись деньги, которые лежали на тумбочке?!
- Сюда, - Рон открыл средний ящик я протянул Тове коробочку.
- Что это? – Това удивлённо воскликнула, расплывшись в улыбке.
- Ну, открой.
И каков же был её восторг, когда в коробке оказалось чудесное колье с изумрудами!
- Милый! – завизжала Това, бросаясь Рону на шею. – Спасибо! Люблю тебя!
- Я люблю тебя больше, - смущённо запротестовал Рон.
- Нет, я! – Това ударила Рона подушкой.
- Нет, я!
В целом, у них завязался подушечный бой.
Пока что-то не прервало сиё мероприятие.
- Кто-то звонит, нет? – насторожилась Това.
- Да, - сказал Рон, - Я открою.
Поспешив к дверям и открыв их, Рон увидел… свою мать.
Это была худая женщина лет восьмидесяти на вид с оттопыренным носом, бородавкой на нём, маленькими светло-серыми глазами, сморщенной как у бульдога кожей, кудрявыми сиреневыми волосами, большими ушами. Одета она была в болотного цвета пальто, коричневую шляпу и туфли двухсотлетней давности.
- Ты так и будешь не пускать родную мать за порог своей хижины?! – возмущённо прошипела сия карга.
- Нет, - отнюдь без удовольствия проговорил Рон, делая рукой приглашающее движение.
Он прекрасно понимал, что будет, если он пошлёт её.
С самого детства в семье Рона всё повелось так: царил матриархат. То есть всё решала мать, мнение отца не считалось. А если его кто-то спрашивал, то этот забитый мужичонка нервно отодвигал газету, поправлял очки и отвечал:
- Спросите мнение Сарай.
Сарай. Именно так звали его жену. Соответственно, мать Рона.
Все игрушки покупал Рону отец, мать была «за» отсутсвие игрушек: она считала, что они отвлекают от образовательного процесса. Когда Рону пора было идти в школу, мать настаивала на биологическом лицее, хотя у Рона были способности к математике – но Сарай поняла это только после трёх лет обучения Рона в том самом биологическом лицее.
Сарай прошла в дом и оглядела квартиру критическим взглядом, говорящем: «Я попала в общественный туалет». Ей не понравилась обувь, стоящая просто так. «Обувь должна стоять согласно сезонам», - была уверена Сарай. Она была возмущена преобладанием в интерьере чёрного, белого и жёлтых цветов. «Ведь это неприлично! В доме должны быть сдержанные цвета! Например, бежевый».
Было бы ничего, если бы Сарай так подумала. Но она это высказала:
- В доме должны быть сдержанные цвета! Например, бежевый! А это что за безобразия?!
Рон вздохнул, пытаясь сохранять спокойствие.
Сарай между тем продолжала:
- Обувь должна стоять по сезонам. Шкаф по фен-шую полагается ставить е на юг, а здесь он стоит на юге. Зелёный шарф, лежащий здесь, я советую тебе положить а эту полку. Зачем здесь лежат перчатки, когда преобладание шарфов?! А это что?! – завизжала дама, брезгливо взяв двумя пальцами комок жёлтый шерстяных ниток. – Аарон, разве этому мы с отцом учили тебя?! Мы учили тебя не выкидывать мусор, словно ты бомж?
- Мам, перестань, - вздохнул Рон. – Нет, не этому. Просто эти нитки оторвались от футболки Товы и она не успела их пришить…
- КТО ТАКАЯ ТОВА?! – во всю мощь своих натренированных лёгких заорала Сарай.
Рон понял, что когда-нибудь придётся всё-таки рассказать про Тову.
- Это моя девушка.
- Та-ак, - выдохнула Сарай, приземляясь в кресло. – И где она?
- Това! – позвал Рон.
- Что?!
- Пожалуйста, подойди, милая!
Това подошла.
«Что это за женщина? Что я сделала? Почему она на меня смотрит?» - колесом крутилось в голове у Товы.
- Здрасьте… - пролепетала девушка.
- Уважаемая, - не предвещающим ничего хорошего тоном начала Сарай. – Я не знаю, чему вас учили ваши родители, но при встрече положено говорить «здравствуйте», а не то подобие, которое вы произнесли! Девушка не должна лениться, а особенно лениться говорить! Вы знаете, как в Древнем Риме ценились хорошие ораторы? Думаю, вы немного знаете, раз позволяете себе так безбожно коверкать родной еврейский язык. Какие у вас с Аароном отношения?!
- Мы встречаемся.
- Что значит «встречаемся»? Вы живёте вместе.
- Позвольте уточнить, кто вы?
- Я мать Аарона, Сарай Вишневская. В отличие от ваших родителей, я воспитала своего мальчика так, что он не отвечает вопросом на вопрос, так знает, что этикет против этого.
- Позвольте! – Това больше не могла сдерживаться. – Мои родители воспитали меня хорошо!
- Что-то не похоже. Но если мой мальчик выбрал вас, значит, на то есть основания. Имя?
- Това… - произнесла шокированная Това и решила уточить. – Това Тайцева.
- Дата рождения?
- 9 ноября 1968 года.
- Знак Зодиака?
- Скорпион. («Могла бы и сама высчитать, если такая умная», - раздражено подумала Това).
- Пьёте?
- Нет.
- Курите?
- Нет.
- Употребляете наркотики?
- Нет, конечно!
- Кем работаете?
- Гадалкой, целительницей, учусь на факультете менеджмента.
- Платно?
- Да.
- Помимо Аарона у вас были молодые люди?
- Нет…. Почти….
- Так «нет» или «да»?
- Нет.
- Каковы вы в хозяйстве?
- Я люблю готовить….
- Отвечаете на вопрос!
- Я. Нормально. Заведую. Домом. – громко и нервно произнесла Това.
- Судимости были?
- Нет!
- Как вы учились в школе?
- Хорошо.
- Ваш тип темперамента?
- Сангвиник.
Сарай немного обрадовалась.
- Какие кружки в детстве посещали?
- Танцы, английский язык, бисероплетение, бассейн, гитару, психологию.
- Ваше состояние здоровья?
- Я здорова...
- Группа крови?
- Вторая положительная.
- Какую музыку слушаете?
- Ну, разную…
- Как к литературе относитесь?
- Люблю детективы и ужасы.
- Ужасы? – недоверчиво переспросила Сарай.
- Классику, - поспешно прибавила Това.
- Когда у вас был первый секс?
- Ну, это уже слишком! – вскрикнула Това и удалилась в свою комнату, хлопнув дверью.
- Всё ясно…. – тихо и странно произнесла Сарай. – Аарон, я буду жить у вас.

2
Первым человеком, которому Хавива поведала о своей любви к Ламеху, была Това, отреагировавшая на это известие так: «Пф, наверно, через месяц ты его уже разлюбишь», на что Хавива искренне надеялась.
Ей доставляло неимоверную боль то, что Ламех и Цилла могут целоваться, обниматься, говорить друг другу интимные вещи и лапать друг друга при ней. Это продолжалось изо дня в день. Хавиве просто хотелось оторвать их друга, оглушить чем-то тяжёлым Циллу, или даже убить, хотя она пыталась пресекать такие мысли, Но какое она имела право это сделать? Сдерживая слёзы, она оставляла их наедине.
- Почему ты в последнее время такая грустная? – однажды спросил у Хавивы Ламех.
«Потому что я люблю тебя, я хочу быть с тобой, я хочу тебя, я ненавижу Циллу!...»
Но вслух Хавива, разумеется, ответила:
- Просто. Устала.
А однажды Хавива вообще решила: «Лучше бы я вообще не знала Ламеха. Просто не знала бы. То есть, может быть, просто любила на расстоянии. Фанатела. Да, я бы смогла бы даже любить, я бы смогла, но при этом я же могла бы тешиться пустыми надеждами, что когда-нибудь мы встретимся, когда-нибудь будем встречаться, когда-нибудь поженимся.… Да и пусть бы я и прожила всю жизнь одна! Пусть! Неужели лучше переносить, как мой душка уделяет внимание Цилле, отвратительно видеть это всё время.… И при этом ужасно то, что в этом случае я уже уверена, что мы никогда не будем вместе, мечтать совсем бессмысленно…»
Иногда, задавая себе вопрос: «А за что я полюбила Ламеха?» мозг Хавивы получал опухоль. Она не могла найти объяснения этим чувствам. А были ли они?
«Разумеется, я люблю Лами. С чего бы? Разве так возможно? А как же… родственные связи, что ли.… Ведь я ни разу не слышала, чтобы ребёнок искренне любил родного родителя, природа же… не позволит такого… как бы.
Может быть, я просто путаю фанатские чувства с любовью? Может быть, Това права, это пройдёт? Я просто буду ждать и всё.
Но как же так?»
Ламех въелся в её душу особенно ярко какими-то отдельными моментами.
Глубокая ночь. Хавива просыпается от чересчур эротичного сна, и, не помня себя, визжит на весь дом, только потом осознав, что она наделала.
В соседней комнате моментально зажигается свет, слышатся шаги, и в её комнату почти врывается Ламех.
На нём ничего нет, но все его прелести прикрывает подушка.
- Что? – притворно-сонно спрашивает Ламех.
«Притворяется. Наверняка спали с Циллой. Конечно».
- Я… - в голове у Хавивы лихорадочно крутились идеи, сама голова кружилась тоже. – Мне приснился кошмар.
- Да? – Ламех присел на край её кровати. – И что тебе снилось?
- Что я гнию! – ляпнула Хавива, чувствуя по телу покалывания и жар. – Мне и сейчас так кажется.
- Почему? – удивлённо поинтересовался Ламех.
- Что там? – не менее притворно-сонно пробубнила только что подошедшая Цилла – растрёпанная, с не смытой косметикой и напоминающая зомби.
- Хавиве снился кошмар, - отозвался Ламех.
- Ясно, - устало проворчала Цилла.
- Можно я с вами посплю, мне страшно… - неожиданно для себя попросила Хавива.
- Чуть-чуть, - ответила Цилла.
- Полежишь. А потом пойдёшь к себе, - добавил Ламех.
- Окей, - согласилась Хавива.
«Да-да. Я типа третья лишняя. Пожалуйста. Тискайтесь на здоровья. Мне-то что?!»
На правах ребёнка из стандартных реклам про счастливые семьи Хавива решительно расположилась между родителями.
Они ни о чём не говорили, а только пытались делать вид, что засыпают.
Или по правде засыпали?
Хавиве, конечно же, не спалось. Неожиданно для себя она обнаружила, что Ламех так ничего на себя и не удосужился одеть, и теперь она пыталась унять дрожь в ногах, сдавленное дыхание и жар по всему телу.
«Я! В одной! Постели! С Лами!»
Чуть придвинувшись к Цилле, Хавива обнаружила, что её возбуждение не уменьшилось. Нервно дергалась нога, чуть задев ногу Ламеха, что привело девушку к очень сдавленному взвизгу.
«Спокойно. Спокойно. Мы просто рядом. Ничего такого….»
«Все равно они ничего не услышали, Лами храпит громче, чем я визжу…» - подумала Хавива, но тут же ей стало смешно.
«Но смеюсь я тише…»…
И пробыв в удвоенной тряске ещё полминуты, она чуть успокоилась.
«Э-эх, ну почему Лами такой милый….» – с досадой подумала Хавива, легко-легко теребя его волосы.
Ей представилось, что именно она, Хавива – жена Ламеха, а не Цилла. Как будто бы Циллы и вовсе нет. В таком случае, Хавива бы позволила себе делать, что хотела. «Я бы и разбудила моего душку. Если бы захотела». Она представляла какого это – секс с Ламехом. Как обычно. Типичные мысли Хавивы. Она трепетала от одной мысли просто сосать его член, либо же по-другому вмещать, и от подобного какое-то смутное чувство, неведомое Хавиве доселе, раздирало её, заставляло бороться с нехваткой воздуха, жарой и хихиканьем. Какого же быть Циллой? Какого же быть самой счастливой женщиной на свете?
Хавива, решив, что поры бы и уходить, аккуратно и почти без выражений восторга перелезла через Ламеха, и, хотела было уйти, но что-то её остановило. Такая очередная нежность, что Хавива не знала, куда деться, что делать, и быстро поцеловала Ламеха (но только в щёку, на всякий случай), ощутила радость, которую прежде никогда не чувствовала, почувствовала его дыхание, запах нового геля для умывания и, как часто, абсента, расплылась в улыбке и, почувствовав пульс, жар и почему-то жжение на губах, беззвучно прошептала: «Сладких снов, мой душка», и, довольная всем-всем-всем, тихо удалилась на цыпочках.
А потом мастурбировала до утра.

3
Если вы думаете, что с момента появления Сарай, Това стала глубоко её слушаться и пытаться угодить, то глубоко заблуждаетесь.
Внешне неимоверно скромная и нежная Това, сейчас теряя контроль над ситуацией, разозлилась и делала всё назло.
Обувь, расставленная не по сезонам. Беспорядок. Огромное количество магической атрибутики. Блюда, которые ненавидела Сарай. Амос, живущий в доме!
Амос возмущал Сарай больше всего. Подумать только, её, пожилую женщину с аллергией на кошачью шерсть, держат в доме с котом!
И когда Сарай открыто заявила об этом, Това не менее открыто заявила:
- При всём моём уважении к вам, я не могу себе позволить выгнать Амосика. И даже содержать его на улице не могу. Сами посудите, сейчас январь. Морозы страшные! Люди замерзают в одеждах и в шубах, а что же будет с бедным котиком, у которого кроме шерсти нет ничего? Я бы не отпустила жить на улицу своего кота, будь он даже ангорским, а Амос ведь не породистый! Он привык жить дома! Я вам крайне сочувствую, ведь аллергия на котов – это ужасно. Но давайте найдём альтернативное решение. Компромисс. Я замечаю, что находясь в разных комнатах, хорошо и Амосу и вам. А ещё есть специальные лекарства от аллергии, они стоят не очень дорого. В конце концов, такое лекарство смогу изготовить и я.
Некоторое время Сарай молчала, а Това была просто в панике от этого молчания.
- Уважаемая! – начала Сарай (они с Товой не называли друг друга иначе как «уважаемая»). – Послушайте! Вы хотите, чтобы я страдала не только от шерсти вашего питомца, но и от той мешанины, которую вы сделаете, не так ли?
«Заткнись, сука, я хочу, чтобы ты страдала от всего и убралась отсюда к чёртовой матери!» - чуть не выпалила Това, но взяв себя в руки спокойно сказала:
- Это не так. Я глубоко вас уважаю. – «Что я говорю!» - подумала Това. – Но… Я просто хочу решить всё мирным путём, чтобы хорошо было всем. Да и кстати! То, что я делаю, называется «зелья» и «лекарства», но никак не мешанина!
- Вы фармацевт? – с сарказмом прошипела Сарай.
- Нет, но…
- Вот! Вы просто знахарка-самоучка!
- И что же в этом плохого? – усмехнулась Това.
- Вы ведьма! – вскричала Сарай.
- Так самоучка или ведьма? – ещё больше рассмеялась Това, пытаясь при этом сдерживаться.
- И то и то! – окончательно потеряв терпение, завопила Сарай. – Я просто… Спор окончен! Я просто вынуждена прогнать вашего кота!
Това глубоко вздохнула и решила, что это уже слишком.
- НИКОГДА! – закричала она. – ТОЛЬКО ПОПРОБУЙ, СУКА, ТРОНЬ АМОСА, И Я НАПОЮ ТЕБЯ ЯДОМ И РАЗМАЖУ ТВОИ КИШКИ В КИСЛОТЕ ПО СТЕНАМ!
После этого Това схватила Амоса на руки и прижала к себе, исподлобья глядя на исступлённую Сарай.
А Сарай тем временем переваривала информацию.
Только что ей, кандидату наук, удостоенному знака работника труда, нагрубила какая-то мелкая ведьма-самоучка. Да как нагрубила! Перешла на «ты» и наговорила неприличных и паршивых вещей!
- Отлично… - прошипела Сарай.
А затем она оделась и удалилась на улицу, натянуто улыбавшись.
Това, всё это время спокойно созерцавшая эту сцену, после ухода Сарай, непроизвольно рассмеялась, поцеловала Амоса и крикнула:
- УРА!
И когда Рон вернулся с работы, до застал Тову танцующей танго с Амосом и покрывающей его рыжую шерсть своим блеском для губ.
- Чему радуешься? – поинтересовался Рон.
Това бросилась в объятия Рона, поцеловала его несколько раз, и только после этого принялась за рассказ.
Выслушав всё это и троекратное «Сарай ушла!», Рон не стал таким радостным, как того планировала Това.
- Ты не рад? – участливо поинтересовалась она.
- Сама посуди: если мама не вернётся, что же будет с папой? Он её любит.
Товино сердце упало.
- Она слишком любит себя, чтобы идти на риск, - фыркнула девушка.
- Но у неё выветрились мозги, - добавил Рон с усмешкой.
- Я считаю, надо подождать, - заявила Това.
Тут квартиру огласил телефонный звонок.
- Ало? – трубку взял Рон.
- Ало, привет, это Ламех, - представился Ламех на другом конце провода.
- Привет! – поздоровался Рон, и пояснил Тове: «Это Ламех».
- Как поживаешь? Как Това поживает? Как Амос?
- Да вроде все нормально живём, - ответил Рон. – Только вот моя мама пропала.
- Оу, - Ламех, наслышанный об этом куске дерьма, не очень посочувствовал.
- Вы-то как там живёте?
- Мы с Циллой замечательно, Мими тоже, Хавива как-то стрёмно себя ведёт, не знаю…
- Она всю жизнь себя стрёмно ведёт, - отрезал Рон.
- Так вот. Дело вот в чём. Приглашаю тебя и Тову завтра ко мне на День Рождения. В два часа. Успеете?
- Мы сможем прийти только не раньше шести, - сообщил Рон. – Учёба, заработки и прочее…
- В шесть так в шесть, - согласился Ламех. – Все вообще в разное время придут. Почти.
- Ясно. Ну… Юбилей или что?
- Пятьдесят один.
- А.… Ну всё, мы придём.
- Звучит зловеще, - усмехнулся Ламех. – Буду готовиться к вашему приходу. Так, мне ещё кучу человек приглашать, так что пока!
- Пока.
Рон повесил трубку.
- Звонил Ламех, приглашал на свою днюху, - оповестил он Тову.
- Когда?
- Завтра, когда сможем.
- Ясно.
Опять звонок.
- Ало? – Това взяла трубку.
- Привет, это Хавива.
- Привет! – обрадовалась Това. – Как дела?
- Плохо. А у тебя?
- Нормально. Что случилось?
- Я боюсь, Това. Что мне делать? Я должна признаться Ламеху в любви.… Но как-
У Товы защемило от жалости сердце. Последний раз, когда она гадала на Ламеха и Хавиву, пламя от её свечи каким-то образом чуть не спалило занавески, что само по себе очень плохо. Конечно, это могла быть просто случайность, если бы не карты Таро, говорящие на этот же счёт страшные вещи. Или зеркало, в котором Това отчётливо видела смерть, гадав при этом на Ламеха и Хавиву. Всё ещё находясь под впечатлением от воспоминаний о этом странном полусгнившем создании с кровью, плесенью и в чёрном одеянии, Това содрогнулась и произнесла:
- Лучше не надо.
- Почему? – настороженно воскликнула Хавива. – Ты гадала на нас, кстати?
Това во время прикусила язык, понимая, что этот клубок нервов может довести что угодно.
- Я… планирую сегодня, - уклончиво ответила она.
- Окей, - согласилась Хавива. – Так почему не надо?
Това вздохнула, формулируя свои мысли доступнее.
- Не надо, потому что, во-первых, не порть праздник, во-вторых, вдруг это пройдёт…
- Нет.
- Что «нет»?
- Я всё решила. Спасибо. Пока.
Хавива бросила трубку.
Това в задумчивости удивлялась, как же любовь меняет людей. Казалось бы, полюбив Рона, она, Това, стала как-то добрее, человечнее, её веселил любой пустяк и она поняла, что значит наслаждаться жизнью, она успевала большее, ни в чём себе не отказывала. А Хавива – наоборот. Если раньше она и без того была негативно ко всему настроена, была каким-то мизантропом и просто социофобом, то теперь доходила до крайности в своих скелетах в шкафу. Раздражалась по пустякам, например, однажды так нахамила Тове за безобидные слова: «Тебе больше идёт не эта юбка, а которая с узорами», что после этого девушки неделю не разговаривали. Она замкнулась в себе, стала разговаривать с собой, и каждый вечер проводила в рыданьях в подушку, при этом не выходила никуда из дома, большую части своего времени проводя в своей комнате. Так же у неё появились бессонницы – девушка могла не спать трое суток (это Хавива-то!), гораздо меньше ела (но, скорее от того, что стала худеть).
«Вот к чему приводит отсутствие взаимности», - сделала вывод Това. – «Надеюсь, это пройдёт. Ах.… Как же мне повезло с Роном!»
И эта мысль её так развеселила, что Това намёками принялась зазывать Рона в постель. Он был не против, при этом удивляясь быстрой смене Товиного настроения: от раздражения к радости, от задумчивости к кокетству.
Придя в спальню, они первым делом заперлись.
Затем, продлевая удовольствия, медленно стаскивали друг с друга одежду, держа себя в руках, дабы не сделать темп быстрее.
И вот уже Рон привычным движением, но дрожащими руками расстёгивает Товин лифчик…
Звонок в дверь.
- Чёрт! – одновременно выругались двое и тут же рассмеялись.
- Я открою, - сообщил Рон, натягивая трусы и джинсы.
Това благодарно улыбнулась. «Как хорошо, что у меня есть Рони… Я так люблю моего будумчика!»
…Рон открыл дверь.
И застыл в недоумении.
Сарай.
4
И вот наступило пятое января 1990-ого года. В это день Ламеху исполнялось пятьдесят один год. Приглашено было относительно немного гостей. И вот теперь все эти гости, набухавшись в стельку, развлекали себя как могли – например, придумали конкурс, целью которого было лопнуть шарик, не используя рук и ног. Творился такой шум, смех и хаос, что Хавива уже не жалела, что она изображает отшельника у себя в комнате, зарывшись в комбинацию из одеяла, кофе и книги (шестнадцатый раз перечитывала автобиографию Ламеха). И вот уже в который раз услышав смех празднующих, Хавива решила, что пора бы уже проведать обстановку.
…Её сердце забилось быстро-быстро, когда мимо неё быстрым решительным шагом куда-то пошёл Ламех.
- Привет, - выпалила Хавива, остановившись.
Ламех тоже остановился.
- Привет, - ответил он. – Ты не видела карты?
- Нет, а что?
- Народ требует играть в карты, - усмехнувшись, произнёс Ламех и добавил: - На раздевание.
- О-о! – многозначительно протянула Хавива, но тут в её голове мелькнула новая мысль. – По-моему, я знаю, где они. Пошли! - Хавива, схватив Ламеха за руку, тащила в пустую комнату.
- Ты уверена, что они здесь?.. – усталым тоном спросил Ламех..
Хавива с размаху кулаком выключила свет, при этом как-то странно озираясь.
«Что мне делать? Я должна сказать, потому что иначе… будет хуже….»
Слыша только собственные шаги и видя помутнение в глазах, Хавива подошла к Ламеху и положила свои руки на его плечи, приподнявшись от этого на цыпочки. «Мой душка такой высокий…»
Она боялась его реакции, поэтому очень робко взглянула в его глаза.
Во взгляде Ламеха читалось лишь одно непонимание, «но такое милое непонимание»! «А ведь это первый раз, когда мы смотрим друг другу в глаза так долго…» - со смущеньем, радостью и нежностью подумала Хавива. – «Я не могу больше, я схожу с ума от одного взгляда Лами, придётся…»
Тем временем Ламех воспринимал события просто как очередные причуды Хавивы. «Ведь если она странная, то чего можно ожидать?»
- Сядь, - тихо приказала Хавива, с удивлением обнаружив, что говорит как будто не она, как будто это всё сон.
«Мы не можем быть наедине, это сон, это слишком прекрасно для реальности…. А во сне дозволено всё».
- Я должна тебе кое-что сказать… - начала Хавива, борясь с желанием просто задушить Ламеха в объятиях, просто рассказать всё, не смущаясь, не думая: «А что скажут те, а те?», без обязательств.
Неожиданно всплески её эмоций решили передохнуть, сердцебиение чуть-чуть замедлилось, и девушка могла собраться с мыслями. «Подарить, а не сказать…»
- Я должна тебе кое-что подарить! Вот-т…
Ламех улыбнулся. Так полусмущённо-полуудивлённо. Хавива, ещё больше ликуя, с тихим стоном сильно вдохнула и стала тоже расплываться в улыбке, не отводя взгляд и не шевелясь.
- Чего ты? – тихо спросил Ламех.
- Нет-нет! Нет! Я ничего! Всё окей!– неестественно громко и с интонацией пионера залепетала Хавива, осознав, что показала себя дурой. – С Днём Рождения!
Она рывком открыла дверь шкафа, пытаясь сдержать слёзы волнения, и сунула Ламеху упаковку с подарком.
Ламех медленно провёл по глянцевой упаковке, приведя тем самым Хавиву в полнейший восторг, «ведь это было так сексуально», словно это была не поверхность книги, а поверхность Хавивиного лобка, к примеру. И что-то детское было в его серьёзном выражении лица и порывистых движениях.
Ламех выудил из упаковки книгу.
- О… - вырвалось у него. – «Лолита»*…
- Я думала, тебе понравится! – стала оправдываться Хавива, пытаясь хоть что-то предпринять. – Я… я могу купить тебе что-нибудь другое.… Извини, тебе не понравилось?
- Нет, что ты! – воскликнул Ламех. Хавива никогда не видела его в таком неподдельном восторге, и тут же хихикнула. – Классная книга! Да ещё и коллекционное издание… Кучу денег стоит, да?
- 150 шекелей.
- Вау! Спасибо огромное!
И Ламех обнял Хавиву. Так нежно и  в то же время крепко. Её никто никогда так не обнимал…
И уткнувшись в его плечо, Хавива заливала футболку Ламеха слезами.
- Что с тобой? – чуть отстранив её, поинтересовался Ламех.
Так участливо. Впервые в её жизни.
Ещё больше всхлипывая, Хавива прильнула к Ламеху. Ей было больно, как никогда не было, но в то же время это были лучшие секунды в её жизни. Ламех гладил её по волосам, иногда произнося:
- Не плачь, не плачь…
И тут Хавива резко вырвалась из его объятий.
- Я должна тебе сказать! – вскрикнула она, а затем произнесла дрожащим и тихим голосом: - Я люблю тебя…
- Ты знаешь, я тоже тебя люблю, моя маленькая.… И мама тебя любит…
Хавивино сердце пропустило один удар.
Но затем она догадалась…
- Нет! Неправда! Я люблю тебя! Не как отца! Просто! Я люблю тебя!
Теперь уже Ламеху казалось, что это всё сон. Он пытался всё осознать, найти объяснение….
- Ну, да-да… Тупая шутка.
- Нет! – закричала Хавива, опять разразившись слезами. – Почему сразу шутка?! Я, правда, тебя люблю!
- В смысле?.. – еле проговорил Ламех, чувствуя, что вся комната какая-то чужая.
- Сильно-сильно. Уже полгода. Я влюблялась в тебя постепенно. И это мучительно. Да, мучительно.… Ведь.… Знаешь, как мне больно видеть вас с Циллой?! Мне страшно…. Я не понимаю… Ты самое лучшее в моей жизни. Да, смешно слышать это от девушки, перенёсшей амнезию.… Но… Ты знаешь, ты всё… Я просыпаюсь с мыслью о тебе, я засыпаю в надежде на то, что ты мне приснишься.… Это не преувеличение, но я всё время думаю о тебе.… Это страшно неудобно, но так неописуемо… «А как бы подумал Лами», «А что бы сделал Лами?». Ты просто… я не знаю.… Иногда я сомневаюсь в своём счастье, мало того, что я живу под одним небом с тобой, в одно время, но я ещё и живу в одном доме с тобой…. Иногда я на тебя сержусь.… Знаешь, нельзя быть таким чудесным, нельзя!.. Я боюсь.… Боюсь того, что люблю тебя… Я так тебя люблю! Почему, почему ты с Циллой?! А я просто… Я хочу быть с тобой, чтобы мы проспались вместе, дрались подушками – ах, как было бы славно! – ходили по гостям.… И я бы, я, а не Цилла, сидела бы за кулисами на твоих концертах, как было бы чудно.… Только, пожалуйста, побольше песен с «Ешь Меня, Пей Меня»*, окей? Я бы была бы самой милой женой, я бы делала всё-всё, что ты захочешь, я бы не обижалась, пусть ты хоть будешь мне изменять, я просто хочу быть с тобой, мой душка… Ты не представляешь, каким бы счастьем для меня было бы просто быть с тобой, не смотря ни на что! Каждое твоё касание меня, пусть даже и случайное – и от этого я как на иголках, и мне хочется прыгать и визжать от радости просто каждую секунду, когда я нахожусь с тобой или даже просто думаю о тебе! Пожалуйста, не смотри на меня так.… Так…. осуждающе, что ли. И да, ты такой сексуальный, когда сердишься…  Я говорила, что ты самый-самый красивый? Говорила. И да, извини, что иногда подглядывала в щель душа, когда ты мылся. И не только мылся. В общем, подглядывала. У тебя такие глаза.… Как думаешь, ближе к цвету молочного шоколада или какао? Думаю, какао. О, что я несу… Главное, что не кофе. Да-да, я знаю, что ты не любишь кофе. Да-да, автобиография. Лучшее что я читала. Ты у меня самый-самый талантливый… Дурацкое слово. Ну да ладно. Когда уже у тебя тур?
- Через месяц, - ошарашено ответил Ламех.
- Вот и чудно! Я так рада! Слушай, спой мне, пожалуйста, кусок из «Основания»*, просто тащусь от этого шедеврища… - смущённо попросила Хавива.
- Ты внезапно-проста,
Ножки, жилки, колени.
И продута голова,
Окупают уста
Трахай меня
До нашего знанье,
Чем это чревато,
Закрасим основанье.*
- Довольна? – поинтересовался Ламех.
- Да, - улыбнулась Хавива и… быстро обняла Ламеха и прильнула к его губам, поразившись, насколько они горькие.
Хавива ещё крепче обняла Ламеха, попросту не желая прекращать поцелуй. Из-за неудобства позы – Ламеху приходилось чуть наклониться, Хавиве же наоборот – подняться на цыпочки – они медленно сползли на кровать и долго целовались взасос, ощущая каждую частицу во рту друг у друга, при этом безуспешно пытаясь дышать ровно, медленно и сильно продлевая соприкосновения языков и вдыхая опять же друг друга – одеколона Ламеха и травяной запах волос Хавивы. Ламеху это показалось забавным – крайне подходящий запах для окрашенных в зелёный волос. Он медленно провёл по ним, ощущая какую-то жёсткость – видимо от многочисленной краски, спреев, лаков и оттеночных бальзамов – это показалось ему неприятным. Затем он потянул губами пирсинг на Хавивиной нижней губе, чтобы увидеть её реакцию – она взвизгнула.
Ламех вздрогнул, почувствовав что-то между ног: это оказалась рука Хавивы, настойчиво расстёгивающая ширинку его джинсов, другой же рукой она лапала его пятую точку. Неожиданно рот Ламеха освободился, он почувствовал горячее дыхание у уха и затем услышал шёпот:
- Трахни меня.
- Нет.
- Да! – потребовала Хавива.
- Нет.
И поняв, что вообще происходит, Ламех отпихнул Хавиву от себя.
- Так не может больше продолжаться! Ты знаешь, я ведь тебя не люблю, представляешь! – с сарказмом заметил Ламех.
- Ну… - нейтрально протянула Хавива, глядя куда-то вдаль, застёгивая пуговицы блузки и пытаясь отдышаться. «Всё-таки в ней что-то есть», - признал Ламех, созерцая это дрожащее создание с взлохмаченными зелёными волосами, спустившимися очками и красными-красными щеками.
- Я знаю… - прошептала Хавива. – Извини.
- За что?
Хавива почувствовала, что ей стало ещё сложнее дышать, пол в комнате начал колыхаться, а затем и кровать, и вот уже вся комната ходила ходуном, как от воздействия кислоты, в горле у неё что-то застряло, почему-то ужасно болела грудь, и Хавива расплакалась.
- Но ведь Цилла… Она же может тебя бросить.… А я никогда, никогда тебя не брошу! Почему мы не можем быть вместе?! Почему?! Или хотя бы просто трахни меня, ведь никто не узнает! Может быть, тогда я успокоюсь! Я уже поняла, что надеяться мне не на что! За что вы вообще со Смадар соорудили меня! Такую тупую, гадкую суку! Я просто хочу быть с тобой! Но если тебе хорошо с Циллой, прекрасно! Ты счастлив! Прекрасно! Знаешь, а для меня вообще-то главное, чтобы ты был счастлив.… Так что неважно! Просто скажи, тебе с ней хорошо?
Ламех обдумывал ответ. «Её убьёт всё, что бы я ни сказал. И боюсь, убьёт в прямом смысле. Она прекрасно знает, что да».
- Да, хорошо.
Хавива еле слышно застонала.
«О, зачем я спросила! Лучше бы прожила всю жизнь в неизвестности, лучше бы жила надеждами, но теперь я уверена, что мне нет смысла жить!»
И теперь Хавива плакала в голос.
Ламех непроизвольно обнял её, чувствуя, что жизнь Хавивы зависит только от него, чувствуя, что она просто какая-то часть него, чувствуя всю её зависимость. И от каждого её всхлипа он чувствовал одновременно жалость и раздражение.
- Хавива… - сказал Ламех, опять же не произвольно целуя её волосы, уже почему-то не такие жёсткие, но мокрые от слёз. – Не плачь, перестань…
Никакой реакции.
- Ты знаешь, гости наверняка уже нас ищут, - продолжал Ламех. – А потом найдут нас вместе в пустой комнате и без света. И что они подумают?
- Что мы совокупляемся, - с отчаяньем в голосе безнадёжно отозвалась Хавива.
- Ну, типа того, - усмехнулся Ламех. «Определённо, у неё навязчивая идея» -  И хорошо ли это будет? – у Ламеха маячила мысль из психологии о том, что «вопросы, надо задавать вопросы» и ещё какой-то бред.
- Да, ведь тогда мы можем заниматься сексом много-много раз, не скрывая этого, - с истеричной усмешкой проговорила Хавива.
- Я тебя не хочу, - напрямую заявил Ламех. – Совсем не хочу, понимаешь? Ты знаешь, а ведь настанет момент, когда ты меня разлюбишь…
- Этого не будет.
- Почему ты так уверена?
- Я буду любить тебя до гроба.
Хавиву немного задевало то, что Ламех говорил с ней так снисходительно и спокойно, как обычно говорят с психически больными и буйными людьми, соглашаясь со всем, лишь бы они угомонились. Но она же не психически больная!
- А… - Ламеха поразил её уверенный тон, и его сердце опять сжалось. – Давай я ты причешешься, потом приведёшь себя в порядок, да и я тоже, и пойдём к гостям.… Знаешь, Това с Роном пришли.… Това вроде принесла тебе одолжить какие-то книжки.
Хавива подняла на Ламеха заплаканные глаза, и он опять испугался. «Как бы она с собой ничего не сделала».
- Ты меня не бросишь? – тихо спросила Хавива.
- Нет, не брошу. – «Разве может отец бросить дочь?..» - оправдал Ламех свой ответ. - Пойдём.
Хавива протянула Ламеху руку.
- Пошли.

В этот вечер были веселы все.
Только двое не улыбались, не принимали участия во всеобщей попойке, жрачке, беседе и в других развлечениях – Ламех и Хавива. Потому что знали, что с этого дня всё изменится. И на вопросы «Чего грустишь?», Ламех буркнул: «Старею», чем вызвал шквал ржания бухих гостей, а Хавива утверждала, что у неё болит то голова, то живот, то ещё что-то.

5
Поначалу все помнили мало. Наутро. Абсолютно все вчерашние гости утро начали одинаково – с понимания, как же у них раскалывается голова. Кто-то проблевался. Кто-то принял таблетку. Кто-то сделал и то и то. А кто-то смирился с жесткостью этого мира.
Одним словом, погуляли хорошо.
Затем всё и у всех пошло по-разному.
Ламех проснулся не менее счастливым, с трудом вспоминая вчерашний день и созерцая кучу подарков. Прокрутив по второму разу в голове события вчерашнего дня, всё же одно событие, имя которому – «Хавива».
Как сегодня она будет вести себя? В каком настроении будет? Что скажет?
Ламеху то вдруг показалась, что вчера он мог её обидеть, но ведь ничего обидного он при этом не говорил.… Или говорил?
«Надо вспомнить.… Надо всё вспомнить…»
В его голове кружились отдельные фразу Хавивы, её голос, полый отчаянья, почему-то разносился эхом: «Я люблю тебя!», «Ты самое лучшее в моей жизни», «Я бы была бы самой милой женой, я бы делала всё-всё, что ты захочешь, я бы не обижалась, пусть ты хоть будешь мне изменять, я просто хочу быть с тобой, мой душка….», «Спой мне, пожалуйста, кусок из «Основания», «Трахни меня», «Я люблю тебя!»
А потом её голос, словно плёнка от кассеты опять звучал.
Ламех потряс головой, в надежде избавится от этих воспоминаний. И на их место пришли новые – расстёгнутые пуговицы Хавивиного платья в яблоки, её чёрный лифчик, слёзы, пахнущие травой и конфетами волосы, большая и округлая трепещущая грудь – казалось, Ламех помнил каждое их соприкосновение, - быстрые и настойчивые, но в то же время по-детски нелепые и смущённые движения рук движения рук.… Ламех так же помнил её поцелуй – у Хавивы были влажные и с неприятным горьким вкусом губы – однако такие, что от них не хотелось отрываться, и при этом солёные от слёз. Но особенно в его сознание въелись её глаза – такие испуганные, блестящие и необычного оттенка – оранжево-зелёные. Пугающие, как будто она была психически нездоровой.
«Почему бы и нет?»
Манерами и лицом Хавива чем-то напоминала Ламеху Адину.
Адина была голубоглазой блондинкой и актрисой. На момент помолвки с Ламехом она была двадцатилеткой, и тогда казалась Ламеху совсем каким-то ребёнком, в то время как разница в возрасте была небольшой – Ламеху было тридцать восемь. Это было капризное, но, по его мнению, невероятно очаровательное создание. Они с Адиной решили, что являются близнецами по душам и при этом идеально друг дополняют – их до этого какие-то неполные жизни восполнились такими мелочами, как ощущения, свои секретные жесты, слова, взгляды и других вещи близости. Они делились друг с другом абсолютно всеми мыслями, не сортируя их, зная при этом, что ни один из них не осудит партнёра, понимая и вникая. Фактически Адине Ламех посвящал наилюбимейший Хавивой альбом «Ешь Меня, Пей Меня».
Но затем, откуда ни возьмись, начались разногласия. Их чувства стали привычкой, стали остывать сами по себе, и даже если кто-то. Последней каплей стала ссора – брат Адины лишился жилья, Адина настаивала поселить его в их с Ламехом квартиру, но Ламех был против.
Хавива родилась спустя примерно полтора месяца после ссоры.
Правда, затем еле прошёл год, прежде чем Ламех и Адина успели понять, что не могут быть друг без друга. Помирились. И… поссорились.
«Всё-таки стрёмно, - решил Ламех, опустошённо разглядывая потолок. – Как я теперь смогу жить с Хавивой вообще в одном доме? Она от меня не отстанет.
Единственный плюс – мы не переспали. Хоть бы дело не дошло до секса.… Но, в конце концов, это Хавивины проблемы, любит она меня или нет».
Ламеху просто захотелось всё бросить.
Чтобы не было этой отвратительной проблемы с Хавивой.
Рядом почувствовалось шевеление.
- Доброе утро, милый!
Цилла. Такая родная, искренняя, прекрасная, заспанная и растрепанная…
- Доброе утро, Цици! – Ламех нежно обнял Циллу. – Как спалось?
- Нормально, а тебе?
- Тоже неплохо.
- Правда? Ты какой-то… грустный, что ли.
- Не-ет, - протянул Ламех, натянуто улыбнувшись и, для большей убедительности, махнув рукой. -  Я сонный.

Итак, как же Цилла укладывает волосы?
Вот уже несколько минут Хавива простояла у зеркала, держа в руках расчёску и лак для волос (разумеется, Циллин).
Именно со вчерашнего дня её переклинило.
«Быть как Цилла, быть как Цилла…» - носилось в её голове.
В данный момент, сделать укладку как у Циллы. То, что косить под тридцатипятилетнюю черноволосую и кареглазую женщину Хавиве не удастся, её не беспокоило.
В Хавивиной голове напрочно поселилась идея хотя бы понравиться Ламеху. Не то, чтобы она была самоуверенной, скорее – мечтательной.
Хавива постучала комнату Ламеха и Циллы.
- Чего надо? – поинтересовался Ламех.
- Можно зайти?
- Пока нет.
Послышались шорохи.
- Мам, мне надо с тобой поговорить! – а всякий случай добавила Хавива.
Из двери просунулась черноволосая и взлохмаченная голова Циллы, а затем и вся Цилла.
- Сядем, - предложила Хавива, тыкая пальцем в диван.
- Ну что? – устало поторопила Цилла, удивлявшаяся про себя, с чего это вдруг Хавива решила с ней поговорить. В последнее время Хавива как будто не обращала на неё, Циллу, внимание, а общалась почти всё время с Ламехом. И даже если Ламех не давал ей денег на жалостливое: «Папочка, дай денег, пожалуйста!», к «мамочке» она не обращалось, что катастрофически бесило Циллу.
«Но ведь обычно девочки ближе к матерям! – думала Цилла. – А если в этом случае не так, почему для Хавивы как будто меня и нет? Да, пусть я неродная для неё мать. Но Адину она и в глаза не видела! Разве что играющую какую-нибудь роль в каком-нибудь фильме. Или на фото. Можно подумать, живое общение».
- Я хотела спросить, - начала Хавива, почему-то озираясь по сторонам и краснея. – Как ты понравилась папе?
- Тебе зачем? – машинально спросила Цилла.
- Потому что… Просто… - Хавива изо всех сил изображала смущение – потупив глаза, глупо улыбалась, накручивая на палец прядь волос и надеясь на то, что у Циллы есть мозги.
- А! – Цилла чуть просияла от неожиданной догадки. – У тебя появился парень?
- Да, - ещё более смущённо улыбнулась возликовавшая Хавива.
- И кто же?
- Это… - замялась Хавива (уже по-настоящему).
И тут она вспомнила об Иссуре. Как будто бы он умер. Хавива отчётливее всего помнила две картины, связанные с Иссуром – словно он сидит дома у Товы. Вполоборота. Его длинные синие волосы мокрые – на улице тогда шёл дождь, - губы плотно сжаты и чуть дрожат, а голубые глаза с остервенением смотрят куда-то вбок, как будто он видит то, что не видят другие. Одет Иссур в её воспоминаниях в чёрную футболку (разумеется, с Black Sabbath, точнее с обложкой их альбома «Sabotage»), в чёрные джинсы, а сидел, положив одну ногу в коротком мартенсе на другую ногу в коротком мартенсе.
Другое же её воспоминание состояло из возбуждённого и быстрого дыхания Иссура, его руки на её груди и другой руки на ягодицах и тяжёлого ощущения члена во рту.
И от этих всех мыслей Хавиве стало противно и грустно одновремённо.
- Иссур, - произнесла Хавива, чувствуя противное ощущение и комок в горле от его имени.
- А… - протянула Цилла. – Вы ещё встречаетесь?
- Не совсем, - уклончиво ответила Хавива.
Да, Иссур звонил ей несколько раз. Но сама Хавива – никогда. Она чувствовала страшный осадок на душе после их разговоров, особенно после многочисленных признаний Иссура в любви, на что она, боясь что-то сделать не так, очень правдоподобно отвечала: «Я тоже тебя люблю!», при этом глотая слёзы.
После этого она, по своему обыкновению, подходила к Ламеху, невинно его обнимала, а на вопрос: «Что случилось?» отвечала что-то совсем неправдивое – например, что она получила двойку, или что у неё что-то болит. И после этого уже истекала слезами как могла, при этом и ликуя от объятий Ламеха.
Она жалела о вчерашнем.
«Выставить себя такой плаксой перед Лами! Как я могла! Испортила моему душке весь День Рождение! Дура! Чтоб мне сдохнуть! Да, пожалуй. Разумеется. Так будет лучше».
Она пыталась воскрешать у себя в памяти вчерашний поцелуй, но чувствовала лишь пустую тупую боль и тоску, как будто её душу кто-то вырвал и поджёг, и теперь она медленно горела, причиняя тем самым Хавиве ещё большие страдания.
Она попросту потеряла время. Теперь всё уже всё не будет как прежде. Как знать, как теперь к ней будет относиться Ламех?
«Что если мой душка теперь ненавидит меня?»
Это было как сон, то есть тогда, в этой атмосфере, причём наверняка Ламех был нетрезвый, они наверняка могли переспать. «А потом это всё прошло. Я проебала свою судьбу. Нет, я действительно не успокоюсь».
И она снова и снова прокручивала у себя в воспоминаниях каждое вчерашнее слово Ламеха, интонацию, вкус губ, его жёсткие волосы, которые она, не переставая, гладила, взгляд его прекрасных карих глаз, выражавший только «премилую шокированность», как бы выразилась Хавива, объятия и, напоследок, касание её груди – уверенное и твёрдое, но при этом мимолётное. Её соски, казалось, всё ещё испытывали это, набухая и зудя, голова время от времени кружилась, и становилось труднее как дышать, так и соображать.
Раньше было так же, но в меньшей степени. И не было того ноющего чувства в душе.

6
Това раздражённо откинулась на кровать и уставилась в потолок.
«Нет, это уже какое-то проклятие! – возмущённо думала девушка, молотя ногой по кровати. – Как только мы с Рони направляемся в постель, как только мы совсем готовы заняться сексом, обязательно находятся субъекты, которым вечно что-то надо! Или… или я не удивлюсь, если это вообще какой-то придурок ошибся адресом!»
В то время Рон уже несколько секунд стоял с ничего не выражающим видом, но с бушующим негодованием.
Сарай, тем временем, стоявшая в дверях, принялась улыбаться (что само по себе странно). Таким образом, её лицо приняло ещё более уродливый вид и стало похоже на гнилую тыкву, на которую наложила девушка с месячными.
- Здравствуй, Аарон! – воскликнула она.
«Так, спокойный тон. Странно. Но хорошо», - подумал Рон и ответил:
- Здравствуй, мама.
- Ты рад меня видеть?
Рон пробубнил что-то нечленораздельное.
- Хм, будем считать, что рад, - нагло и плескаясь в гордости заявила Сарай. – Я решила вернуться.
- Зачем? – поинтересовался Рон и тут пожалел об этом.
«А сейчас «милейшая маменька» по-любому прочтёт мне нотации об уважении к родителям…».
Но, к удивлению Рона, Сарай как ни в чём не бывало продолжала:
- Я приняла решение вернуться, потому что решила, что порядок для меня важнее собственного удовольствия от жизни.
Рон даже чуть усмехнулся.
- Я не надеюсь ты не из тех сатанинских созданий, которые считают, что анархия – мать порядка?
- Нет, мама, я панк, не анархист, и не анархо-панк, - честно заверил Рон Сарай, не понимая, к чему она клонит, и раздражаясь.
- Вот и правильно! Потому что над человеком, над любым человеком всегда должна осуществляться власть! Ведь только власть может влиять на человека, формировать его сущность, потому что власть – единственная стоящая и неизменная вещь, так сказать, базовая основа всего!
- Мам! – раздражённо воскликнул Рон, не в силах больше выносить эту ахинею. – Я просто хочу знать, к чему ты клонишь!
- Я клоню, Аарон, к тому, что я вернулась только ради порядка.
- ТО ЕСТЬ?! – не выдержав, вскричал Рон.
- Для начала меня не устраивает твоя Това, - заявила Сарай, но Рон её перебил:
- Мама, это моя девушка, мы любим друг друга, ты можешь  наконец-таки это понять?!
- Что за сыр-бор? – осведомилась спустившаяся Това.
- Что?! – завопила Сарай. – Уважаемая Това, посмотрите на себя!
- А что? – Това изумлено оглядела своё тело.
- Вы одеты словно блудница! – взвизгнула Сарай.
Под «словно блудница» эта карга подразумевала небольшие шорты и довольно-таки длинную майку.
- Позвольте!.. – возмущённо начала Това, но Сарай невозмутимо её перебила:
- Именно поэтому я нашла для Аарона лучшую кандидатуру.
- Что?! Кого?! – Това уже тряслась как будто в лихорадке.
- Милая, Товочка, успокойся, - Рон нежно обнял Тову и успокаивал. – Мама, что ещё за бред?!
Сарай самодовольно улыбнулась и соорудила театральный жест в сторону угла дома.
- Пожалуйста!
Из-за угла резко вышла девушка.
Това и Рон собрали последние силы, чтобы не проблеваться.
Не то, чтобы она была некрасивой. Нет, она могла бы вполне сойти за нормальную, при условии, если её сжечь и закопать.
Её светлые длинные волосы хоть были и нормально уложены, но были невероятно грязными и слипшимися. Всё её худое лицо покрывала сетка прыщей. Её маленькие глаза хищно блестели из-под совершенно не идущих ей очков, губы были разодраны, а одето это создание было в мешковатый коричнево-серый свитер (видимо, его вязали отсталые неандертальцы) и в зелёную вязаную юбку в пол. К счастью, из-за этой юбки не было видно её обуви.
- Здрасьте, я Эстер, - проговорила она (надменно и пискляво).
- И что? – осведомилась Това.
- Я невеста Рона.
Лицо Товы за несколько секунд проделало путь от шокированного выражения до негодующего.
- ЧТО ТЫ, СУКА ПОГАНАЯ, СКАЗАЛА СВОЕЙ ВОНЮЧЕЙ ПАСТЬЮ?!
- Това! – завопила Сарай. – Невоспитанная девчонка! Что вы себе позволяете?! Как вы смеете?!
- Я невеста Рона, - самодовольно повторила Эстер. – Об этом мне сообщила Сарай..
- Ах… - выдохнула Това. – Так…
Девушка в нерешительности мялась, терзаясь вопросом: кому первому вцепиться в глотку – Сарай или Эстер?
В конце концов она заехала кулаком Эстер в челюсть.
- Това, стой! – Рон подбежал к Тове, но не успел.
Эстер, вскрикнув от боли и злости, ударила ногой Тову в бедро. Чудом устоявшая на ногах Това пошатнулась и вцепилась в волосы Эстер с криком:
- Убирайся вон, сраное быдло, Рони мой!
- Прекратите! – кричал Рон, оттаскивая Тову, в то время как Сарай пыталась остановить Эстер.
- Но я его невеста! – закричала вырывающаяся Эстер.
Наконец Рону и Сарай удалось разнять дерущихся.
Начался шум.
- Нет! – решительно сказал Рон. – Молчать! Сейчас мы все идём в дом и всё обсуждаем и объясняем! Вопросы есть?
- Какого здесь забыла эта тупая мразь?! – вскрикнула Това, утирая бедро.
- Мы это выясним, - вздохнул Рон.


7
Ламех удовлетворённо захлопнул «Лолиту», которую он к тому времени дочитал, и плюхнулся на кровать в надежде выспаться. Часы демонстрировали ровно 06:00.
Привычным движением он попытался обнять Циллу, но его рука лишь нащупала кусок подушки, но никак не кусок Циллы.
В памяти Ламеха смутно всплыли Циллины слова:
- У моей мамы День Рождения и она приглашает нас к себе. Поехали?
И Ламех на это ответил коротко и просто:
- Не сочти за грубость, но я не поеду.
- Почему? – удивилась тогда Цилла.
- Мне надо репетировать с ребятами. Как бы скоро тур. И я просто не хочу.
В тот же вечер у них затеялась перепалка.
И вот, Цилла уехала.
«Восхитительно! – думал Ламех. – Получается, мне надо ехать, нет, я просто обязан тащиться на НЕ юбилей её мамаши, которая от меня блюёт, вместо того, чтобы нормально так репетировать, дабы всё было хорошо… Дабы Зелиг не демонстрировал себя рукожопой обезьянкой, не помнящей элементарных аккордов».
Ламех рассмеялся от собственного же выражения.
«Всё. Походу, я засыпаю…» - успел подумать он.

Его разбудил какой-то шум.
- Эй… Лами.… Это я… Хавива…
- Отъебись, я спать хочу… - проговорил Ламех, закрывая уши подушкой.
Правда, это ничего не изменило – Хавива подошла, села на край кровати и принялась его тормошить.
- Ну что тебе надо?! – не очень членораздельно пробормотал Ламех, с трудом разлепив глаза, подёрнутые дремотой…
Всё было бы прекрасно, если бы не степень одетости Хавивы – на ней было лишь нижнее бельё – чёрное и кружевное – и её почти вечный кулон в виде ключей-сердечек - теперь покачивающийся в ложбинке между сиськами. При этом от неё за двести вёрст несло Циллиными духами, а на голове был одет чёрный парик.
Огромная синяя сетка сосудов тянулась по всему её телу и особенно видна была у груди. Скорее всего эта странная вещь была из-за чересчур тонкой и бледной кожи, на которой кое-где виднелись ярко-красные полосы – раны – и то ли засосы, то ли синяки. «Довольно-таки в стиле Хавивы», - подумал Ламех. И тем не менее, в ней было что-то, что тянулось к диагнозу: «ошибка природы», что-то если не демоническое, то просто эзотерично-нечеловеское. Она казалась гораздо более хрупкой, чем предполагал бы Ламех, если бы, конечно, предполагал её когда-нибудь без одежды.
- Что? – проговорил Ламех, исступлённо стараясь смотреть в окно. – И какого на тебе бельё как у Циллы, несёт её духами и парик, видимо, имитирующий Циллину причёску?
- Это… Мило ведь… Да?
- Если ты решила косить под Циллу, в надежде на то, что я тут же её разлюблю и полюблю тебя, но ничего глупее я никогда не видел. Ты знаешь, тебе совершенно не идут такие волосы, а духи не предназначены на один раз, их не все надо выливать на себя.
Хавива смущённо стянула парик.
- Так гораздо лучше, - прокомментировал Ламех и перешёл к тону «инструкции для дегенератов». – А ещё по дому идеально ходить в одежде, а бельё – это бельё, а не одежда. Конечно, если ты не одна дома. Заметь, я дома.
- Я всё решила, - Хавивин голос был необычным для неё – дрожащим и решительным, при этом чересчур нежным, но и капризно-требовательным.
«Если такое вообще возможно», - додумал Ламех.
- Что ты решила? – со вздохом поинтересовался он, зная наверняка, что ничего хорошего Хавива решить не может.
- Итак, - это «итак» тоже не предвещало ничего хорошего. При этом она сняла очки и положила на тумбочку. У неё странно бегал взгляд, дрожало тело и были сильно покрасневшие щёки. – Я решила.… Ну, то есть я хочу…
- Ну, - поторопил её Ламех, состроив при этом как бы «ободряюще-снисходительную» улыбку.
Хавива покраснела, улыбнулась, сделала какое-то странное движение руками, откинула назад волосы, прикинула их назад, опять улыбнулась, громко вздохнула и принялась теребить лямку лифчика. Явно нервничала.
- Я хочу тебя, - сказала Хавива, глядя куда-то вбок.
- Я знаю, - спокойно заявил Ламех.
«Интересно, что же она собирается дальше делать?» - иронично подумал Ламех, планирую специально говоря тупиковые вещи, потому что в смущении Хавива казалась смешной.
Хавива, глядя прямо в его глаза и как-то нервно улыбаясь, залезла к Ламеху и, раздвинув ноги, приблизилась настолько, что её зелёные и пахнущие травой волосы щекотали его лицо, а Ламех удивился её ярко-оранжевым, подобным ошмёткам апельсина, пятнам в глазах, которые он никогда не замечал. Учитывая её извечную стеснительность и волнение в этот момент, такое поведение было невероятно странно и неестественно.
- Я не успокоюсь, пока не трахну тебя, - быстро прошептала она и метнулась своими губами к губам Ламеха.
Он попытался отстраниться, но почувствовал, что дальше некуда – что его голова упирается спинку дивана, что Хавивины губы быстро передвигаются по его губам, её язык бешено мечется в его рту, словно загнанный зверёк, её ноги прочно обволакивают его тело, и не менее плотно прислоняются оголённый и ходящие ходуном бёдра и мягкая грудь.
Хавива еле слышно ахала, покусывая губы Ламеха, переходя на более слышные «ахи». И вот вкус её сладких губ пропал, на Ламеха как будто повеяло прохладой и возможностью нормально дышать, и отстранившаяся Хавива спросила ещё более изменившимся и дрожащим голосом:
- Хочешь меня?
- Нет, - не думая ответил Ламех. – Нет, - его голос прозвучал уже твёрже. – Так просто невозможно! Ты знаешь, я не настолько идиот, чтобы трахать собственную дочь! Послушай, это всё очень и очень печально – я о твоих чувствах ко мне, но это ведь может пройти? Да, кстати. Я не собираюсь с тобой спать. Ты знаешь, я люблю Циллу.
Хавива выжидательно молчала, а затем поинтересовалась:
- И ты ни разу не изменял Цилле?
- Нет.… Ну, почти…
- Так нет или почти? – засмеялась Хавива.
- Почти, - уклончиво ответил Ламех. – И что с того?
- Она не узнает, - заявила Хавива. – Ну что тебе стоит! Ну, пожалуйста! Мой душенька, ты не можешь вообразить, как я тебя хочу! Всего один разок! Просто трахни меня, и я отстану – честно-честно, клянусь!
- Но я не думаю, что… - начал Ламех.
Хавива быстро расстегнула его ширинку.
- Будем считать, что ты согласен!
- Выключи свет, - попросил Ламех, чувствуя смущение.
Хавива послушно и молча выключила свет. Из-за раннего рассвета изменилось немногое.
- Будем считать, что мне плевать, - ответил Ламех, стягивая с себя майку.
Хавива, к тому времени раздевшаяся самостоятельно, старательно устроилась у его члена и заглотила его по максимуму.
Она случайно иногда отрывалась от минета, дабы просто взвизгнуть, что было само по себе немного странно, и тут же снова принималась очерчивать языком круги вокруг медленно поднимающегося члена Ламеха, снова и снова ощущая этот странный вкус его набухшей головки, то иногда даже покусывала края залупы, как-то при этом непосредственно и мило утыкаясь в паузах к его лобковым волосам. Для неё казалось неожиданным открытием габариты члена Ламеха – даже в не эрегированном состоянии, при этом она уже предвкушала свои ощущения от генитального или даже анального секса.
Ламех при этом непроизвольно потянулся  её грудям, молниеносно набухшим от его касаний, и всё сильнее и сильнее теребил её маленькие соски, вызывая целую гамму стонов и визгов. Забавная грудь, хотя и немного превышающая размеры мальчика ввергнутого в Холокост*. Они были с фиолетовым оттенком от вен – словно огромные сливы. При этом единственным неудобством для Ламеха были волосы Хавивы, хотя и короткие, но неприятно щекотавшие области, близкие к его гениталиям, и, попросту передвинувшись и забыв о Хавиве, он случайно задел её челюсть.
Похоже, она этого не замечала и передвинулась тоже. При этом её соски, по ощущениям походившие на бусинки, медленно проехались по ногам Ламеха, что вызвало череду частых-частых задыханий со стороны обоих.
Ламех свободно взял её пылающую левую грудь в ладонь. Он в каком-то исступлении тянул её соски. Хавива вскрикнула.
И тут же почувствовала солёную густую струйку у себя во рту. Для Ламеха же впрыскивание его семени казалось каким-то освобождением. Он стал чувствовать движения Хавивиного рта и его влажность как будто более чётко.
Но вот она выудила его член из своего рта и откинулась, сев в почти позу лотоса. Она часто так сидела, и Ламеху всё ещё непривычно было видеть сидящую дочь так и без одежды.
Затем облизнулась, слизывая остатки спермы Ламеха со своих губ и медленно проникаясь их вкусом.
- Как тебе? – поинтересовалась она, еле справляясь со своим дыханием, сбитым до неимоверия.
- Как-то слишком… - протянул Ламех. – Ты знаешь, для пятнадцатилетки это прекрасно…
- Я-то думала, у тебя вообще не встанет, - протянула Хавива, задев этими словами Ламеха.
- Почему же? – поинтересовался он.
- Судя по тому, как ты вначале протестовал.
- Ааа…
Хавива эффектно устроилась на его бёдрах, перекинув ногу.
- Я продолжу, - многозначительно и невозмутимо заявила она.
Затем небрежно насадилась на всё ещё стоявший пенис Ламеха.
Первое, что она испытала – была боль. Она даже не знала, насколько вместительна её вагина. До этого момента. Член Ламеха всё больше и больше погружался в неё, но при этом болезненно и медленно, в конце концов, он был большим для её миниатюрной вагины. Ламех тоже это почувствовал, для него это казалось недоступнее анала Циллы. Вагина Хавивы казалась ему не только маленькой, но при этом невероятно горячей и угловатой, что ли, при этом отличающейся от Циллиной. «Получается, я слишком привык к Циллиной вагине», - сделал вывод Ламех.
Хавива медленно наклонилась к Ламеху, прошептав ему на ухо: «Люблю тебя», и от наклона его член принял довольно-таки фантастичное положение, что тут же почувствовали оба.
Хавива, поняв, что это не предел, взвизгнула – сначала тихо, а затем совсем перейдя на периодические крики.
Ламех, чьи бёдра в это время ходили ходуном, ноги затекали от однообразной позы, а руки всё так же усиленно водили по Хавивиным ягодицам, получил от её криков ещё большее удовольствие – а сам он лишь часто и громко дышал, так как в его ощущениях отсутствовала боль.
«Или не боль? – думал он. – Она вполне может визжать от восторга. Или от боли и восторга. Да, так будет вернее».
Хавивины груди всё сильнее и сильнее подпрыгивали, хотя и их придерживал Ламех, что казалось ей немалым удовольствием.
Хавива неразборчиво предложила:
- Поменяемся местами?..
На что Ламех лишь неожиданно для неё крепко обхватил её бёдра и, не отрывая от себя, повалил на спину, устроившись на коленях.
Таким образом, он почувствовал себя нисколько не скованным, Хавиве же понравился этот вариант больше из-за совершенно другого ощущения его члена, более полного и болезненного. Ей казалось, что член Ламеха заполнил всю её изнутри и вот-вот разорвёт, как избыток ваты в мягкой игрушке. Она еле дотянулась до плеч Ламеха и принялась их медленно гладить, а затем, проведя по его чёрным волосам, страстно поцеловала.
Откинувшись на спину, она (который раз!) вскрикнула.
Ламех, устав от столь сдержанной позы, опустился прямо до груди Хавивы, легко коснувшись губами её правого соска, взяв её за плечи, а она осторожно скрестила свои ноги за его ногами, придвинув бёдра ещё ближе.
Хавива снова почувствовала в себе сгустки спермы, на этот раз невероятно теплее.
И чтобы снова не вскрикнуть, она восторженно впилась в истатуированную руку Ламеха.
- Эй… - он медленно чувствовал её укус, так как до этого все ощущения, казалось, скопились в области его ног, пальцем и гениталий, но вот появилась боль. – Ау! Что ты творишь!
Ламех немного отстранил от себя Хавиву.
- Извини, - смутилась она. – Прости-прости, пожалуйста! Я больше не буду! Я случайно! Тебе очень больно?
- Не очень, конечно, - ответил Ламех. – Просто неожиданно. Ты как?
- Так прекрасно, как никогда! – мечтательно взвизгнула Хавива. – Есть только одна маленькая деталь…
- Вот только не надо обсуждать скорость вставания моего члена! – категорично прервал её Ламех.
- Я о другом. Как ты относишься к БДСМ? Знаешь, я бы хотела бы.… Как бы это сказать.… Почувствовать себя жертвой, что ли.
- И это… - Ламех провел по ранам на её груди. – У тебя из-за БДСМ?
- А, это, - Хавива махнула рукой и покраснела. – Сама. Себе. Это прикольно. Приятно.
- И… что? – осведомился Ламех.
- От тебя требуются лишь телесные повреждения, ничего больше.
- Мне неловко.
- И зря, - улыбнулась Хавива. – Я сейчас.
Она вскочила с постели и куда-то пошла. Ламех, глядя на её фигуру, с удивлением отметил, что на шестнадцать она никак не тянет. Хотя бы восемнадцать, но никак не шестнадцать.
Хавива принесла кучу вещей, бросила их на стол и протянула нож Ламеху. Пока он раздумывал, она уверенно устроилась на его уже немного опустившемся члене и быстро-быстро принялась опускаться и подниматься, опять же визжа при этом, словно это были какие-нибудь неимоверно пугающие карусели, а не секс. Затем она наклонилась к Ламеху и нетерпеливо сказала:
- Ну-ну!
Он с опаской погрузил нож в её руку и аккуратно дёрнул. Хавива принялась вопить, изредка добавляя что-то вроде: «О да!».
Ламех нашёл в этом какое-то странное удовольствие, нанося ей один за другим порезы – сначала в самых обыкновенных местах, на руках и ногах, затем осторожно переходя на лицо, шею, живот, спину, а в последствии и на ягодицы,, грудь и лобок. Хавива принялась хихикать как сумасшедшая, не переставая при этом вопить. Ламеху слегка это поднадоело и производило на него тягостное и странное впечатление – как будто он исполнял какой-то древний ритуал, а не сумасбродные прихоти партнёрши. Что ж, разные партнёрши – разные потребности. В какой-то момент она принялась за засосы, довольно-таки болезненные, словно это было отмщение.
Разумеется, на этом Хавивины прихоти не закончились. Её скромная фантазия с восторженными нотками выблевала множество частичек с всё тем же ножом, батареей, полом, верёвками, ремнём и спичкой. Что бы Ламех не сооружал – порезы, удары об батарею либо об пол, что-либо ещё – это казалось ему сном. Хавива же требовала всё большего и большего, хотя и вопила, как сумасшедшая (сопровождая это всё нецензурными выражениями и цензурными выражениями восторга и наслаждения) – создавалось впечатление, что в её теле живут сразу два человека. В конце концов, он даже чувствовал к Хавиве какую-то неприязнь.
…И после они засыпали обнявшись. Оба остались довольны. Ламех получил восхитительный минет, два укуса и четыре засоса. Хавива получила лучший день в своей жизни, пятнадцать синяков, десять ран, двадцать одну царапину, вывих руки, и ожог на левой груди.
И если Ламех уже спал, то ей не спалось. Только от не проходившего восторга. Ей хотелось целовать Ламеха, обнимать, гладить по волосам. Чувствовать его дыхание, слышать голос, но она не шевелилась, дабы не разбудить лучшего мужчину в её жизни, а лишь, как ни странно, возбуждалась под неровное (из-за синдрома Вольфа-Паркинсона Уайта) биение его сердца.
Она так и не уснула.

8
Всю ночь Хавива ощущала странное чувство всю ночь – ей было трудно дышать, становилось то жарко, то холодно, хотелось вертеться, словно заведённая кукла и беспрерывно улыбаться и смеяться. При этом у неё была странная тяжесть и зуд чуть ниже живота и неприятное ощущение в вагине – словно туда был засунут теннисный мячик.
Она зевнула, улеглась набок и с нежностью посмотрела на Ламеха и зачем-то откинула его прядь волос, упавшую на лоб. Затем опустилась ближе, ощутив его мерное дыхание с похрапыванием у виска.
Ей стало казаться, что всё случившееся – сон. «Я переспала с моим душкой, и вот теперь мы всё ещё в одной постели… словно муж и жена!»
Если бы кто-то спросил у неё, о чём она думала всю ночь, ответ был бы: «Ни о чём», потому как кроме счастливого помешательства Хавива не чувствовала ничего. Это нельзя было назвать ни любовью, ни страстью, ни фанатизмом – это было что-то намного большее.
Решив, что она просто обязана сделать Ламеху что-либо приятное, Хавива, вспомнив многочисленные стандартные романтические фильмы и книги, поспешила на кухню, в надежде соорудить завтрак в постель.
Готовила она отвратительно. Мало того, что отвратительно готовила, так ещё и резала невероятно криво. Но это не очень смущало Хавиву, так как вместо того, чтобы предпринять какие-то меры, записаться на курсы или научиться у знакомых и друзей, она лишь утешала себя: «Когда я буду замужем за Лами, он будет готовить, и всё будет окей». Кстати говоря, в её голове уже во всех подробностях была разложена предполагаемая их с Ламехом семейная жизнь – секретные фразы, места, куда они будут ходить, какие-то моменты, планировка дома, бессчётное количество половых актов, ссоры, количество детей – Хавива планировала ноль детей, «…но если мой душка очень захочет ребёночка, то у нас будет приёмный ребёнок» - и многое, многое другое.
Она плюхнула в бокал абсента, зная, что не промахнулась с выбором, и плюхнула красного вина для себя. Затем принялась исследовать содержимое холодильника. Ничего особенно вкусного или же готового в употребление она там не нашла, за исключением какого-то странного нечта, пончиков, фруктового льда, пиццы, паштета, вчерашнего мяса и тарелки ягод.
Присмотревшись к нечту, Хавива осознала, что это был носок, покрытый льдом.
Рассмеявшись (не столько от носка, сколько от всё ещё не покидавшего её душу блаженства), она принялась делать бутерброды с паштетом, а затем погрузила все труды на поднос и медленно попёрлась в спальню.
Ламех проснулся и, не открывая глаза, попытался обнаружить Циллу. В ту же секунду он вспомнил, что Цилла уехала к матери.  Что-то холодное коснулось ноги Ламеха. С некоторым удивлением, Ламех обнаружил, что это был нож, вспомнив о вчерашнем действе с Хавивой.
Первое, что он почувствовал по отношению к ней – досаду и раздражение. И затем ему стало стыдно за себя. «И всё-таки я с ней переспал. Что за упрямица! Надеюсь, теперь она и вправду успокоиться. Если бы мне кто-то сказал, хотя бы неделю назад, что я пересплю с Хавивой, я подумал, что это шутка века. И кстати, куда она подевалась?»
Словно в ответ на его мысли, медленно открылась дверь, и показалась вначале нога Хавивы, открывающая дверь, затем тело, а затем и голова. И поднос.
На ней ничего не было одето. Кроме очков, за которыми возбуждённо блестели её зелёные глаза, чуть скрываемые растрёпанной зелёной чёлкой, а у её пирсинга темнела засохшая кровь – результат их с Ламехом подобий поцелуя, ставших уже привычкой. Такие же пятна были почти по всему её, разбавленные разве что синяками.
Ламех почувствовал некую симпатию к ней.
Хавива некоторое время ошалело стояла в дверях, словно парализованная. К её чувству примешалось что-то новое. В нерешительности она переминалась с ноги на ногу, пытаясь справиться с жарой и головокружением.
Ещё вчера она не настолько терялась в присутствии Ламеха.
Она словно заворожено задержала взгляд на его растрёпанных чёрных волосах, хаотично прикрывших светло-карие глаза, подёрнутые желанием ещё поспать и сексуально полуопущенными веками, губах, вкус которых она чувствовала лишь несколько часов назад, изящно очерченном носе с горбинкой, выбритых висках, к которым она прижималась губами, широких плечах, свастикоподной татуировке на груди и на покрытых татуировками руках, ещё недавно причинявшие ей как ласки, так и боль. Она вспомнила горячие поцелуи, исходившие по большей части от неё самой.
- Доброе утро, - улыбнулся Ламех, уставившись то ли на еду, то ли на питьё, то ли на Хавивины сиськи.
У Хавивы пересохло во рту от его требовательно-внимательного взгляда.
- Иди сюда, - Ламех небрежно указал на кусок кровати.
Хавива невероятно медленно подошла и плюхнулась на кровать, железной хваткой вцепившись в поднос. Видимо, она нервничала.
- Ты знаешь, я думал, ты разбудишь меня прямо как в первой серии «Израильских муток»*. Смотрела?
Хавива кивнула, чувствуя себя идиоткой, и выдавила:
- Извини, пожалуйста! Я совершенно не знаю, с чего я решила, что горстка еды с утра в постель понравится тебе больше, чем минет! Это всё потому, что твоё общество действует на меня отупляющее…. Но нет, я не хотела тебя этим обидеть! Ты не обиделся?
Ламех всё это время ошарашено внимал её словам. И затем сказал:
- С чего ты вообще взяла, что я на что-то обиделся? Просто к слову пришлось, только и всего. Мне вполне хватило вчерашнего минета, и спасибо за завтрак. Почему ты всё время извиняешься?
- Извини, я…
Ламех закрыл ладонью ей рот и, посмеявшись, сказал:
- Успокойся.
И протянул её бокал;
- Попей.
Хавива сделала несколько глотков.
- Успокоилась? – участливо поинтересовался Ламех.
Хавива покраснела, улыбнулась, кивнула и для большей убедительности ответила:
- Ага.
- Только, пожалуйста, - начал Ламех, - если ты решила никогда не мыться после того, как переспала со мной, не делай так, а мойся, как и прежде, хорошо?
- Как… ты угадал мои мысли? – не на шутку ошарашено спросила Хавива.
- Это легко, - усмехнулся Ламех. – Я даже сейчас знаю, о чём ты думаешь.
- О чём? – заинтересовалась Хавива, улыбнувшись.
- Обо мне, - выпалил Ламех, произведя тем самым невероятный эффект, словно фокусник на доверчивых зрителей.
- И правда! – удивилась Хавива, тем самым вызвав невероятное умиление. – Вот сейчас я думаю о том, где мы будем жить, когда поженимся.
«Мы не поженимся», - хотел ответить Ламех. Но вдруг она разрыдается, или вообще покончит с собой, услышав такое?
- А ты о чём думаешь? – поинтересовалась Хавива.
- О том, что ты чем-то похожа на Хая.
- Бедный Хай! - Хавива мгновенно погрустнела, вспомнив о Хае - это был гитарист, сотрудничавший в своё время с Ламехом в качестве бас-гитариста и умерший пятнадцать лет назад от передозировки героином.
Возникла печальная и неловкая пауза, в которой Ламех винил себя, за реплику совершенно некстати и горевал из-за смерти Хая, а Хавива радовалась, что она похожа на усопшего и одновременно горевала из-за его смерти.
Чтобы разбавить обстановку, Хавива сказала:
- Я забыла, что ты не любишь пиццу. Извини….
- Ну вот, опять ты извиняешься. Ничего, съешь сама, - ответил Ламех.
- Пицца калорийна, а я худею, - как-то тоскливо ответила Хавива.
- А в честь такого случая? – многозначительно заметил Ламех.
- Не заставляй меня жирнеть, - категорично отрезала девушка и добавила: - А то я совсем тогда никогда тебе не понравлюсь.… А куда уехала Цилла?
- На день рождения к маме, - ответил Ламех.
- А ты почему не поехал?
- Не хочу.
- Тебе понравилось вчера? – вдруг поинтересовалась Хавива, обняв Ламеха.
Он захотел отпихнуть её, но почему-то этого не сделал.
- Понравилось, - ответил Ламех и только потом осознал, что именно он сказал.
- Круто, - неподдельно осчастливилась Хавива, а Ламех удивился: так радоваться простому «понравилось»?
Хавива неожиданно и порывисто прильнула к его губам – их поцелуй был сильным, быстрым и настойчивым.
Ламех отодвинулся.
- Даже не знаю… - задумчиво начал он. – Думаю, лишнее объяснять, что наш секс останется недоступной информацией, особенно для Циллы. Ты ведь поняла?
- Ага.
Ламеха поражал тот факт, что теперь Хавива как будто бы открылась для него в качестве вполне красивой девушки. Но мысль, что она ему нравится, Ламех почти не допускал.
Ламеха поражало также то, что, что бы он не сделал, он был уверен, что Хавива в любом случае будет в восторге. Она всё время была «на взводе» в его присутствии – то волновалась, то улыбалась и смеялась, что случалось гораздо чаще. Таким образом, он мог не нести ответственности за свои действия – всё равно на них у Хавивы была бы одна и та же реакция, но, надо сказать, очень льстящая Ламеху.
Одновременно это настораживало, и давало разгулу совести.
«А может, все фанатки при близком общении по такому же типу?» - подумал Ламех. По крайней мере, он не сближался с ними настолько, чтобы можно было сравнить с Хавивой.
А это создание тем временем раскачивалось из стороны в стороны, смущённо и хитро улыбаясь и накручивая прядь волос на палец и сдавленно хихикая и что-то бубня, что-то наподобие: «А знаешь, было бы неплохо…». Из подобного опыта, Ламех уже знал, что эту мантру шамана-эпилептика следует расшифровывать, как потребность удовлетворения Хавивиных похотей.
Хавива придвинулась к Ламеху ближе, обняла его и, бросая беглые взгляды туда-сюда, заискивающе спросила:
- Давай ещё раз?
- Ты же сказала, что это последнее твоё приставание, – спокойно возразил Ламех.
- Ты меня не хочешь? – беспокойно поинтересовалась Хавива, и Ламех почувствовал, как она настойчиво водит по его спине.
- Ты знаешь, почти нет, - честно ответил Ламех, думая, что теперь-то она отвяжется.
- Почему? – однако Хавива не собиралась сдаваться.
- Потому, - уклончиво ответил Ламех.
- Наверно, потому что я некрасивая, - подумав, предложила Хавива.
- Нет, ты красивая, - уверенно возразил Ламех.
Обрадованная таким раскладом, Хавива который раз поцеловала Ламеха и выпалила:
- А ты самый-самый красивый!.. Может, тебя что-то не устраивает просто в сексе со мной? Например, я могу не кричать. Или не ныть, о том, что я требую БДСМ. Или же я отвратительно делаю минет? Нет, скорее всего, тебя бесят засосы… Так это просто от эмоций… Или я слишком мало целуюсь? Хотя, скорее всего, слишком много… И ты не думай, я не засыпала сразу после секса, я не спала всю ночь…. Наверно, у меня просто обычно дурацкие позы. Да, это больше похоже на правду. Если что-то не нравится, прост скажи, мне очень важно твоё мнение… Да какое там «важно»! Твоё мнение для меня важнее всех остальных мнений, друг на друга перемноженных!
«Как я вообще могу что-то ответить, когда она тараторит, не затыкаясь? – подумал Ламех, усмехнувшись (тем самым приведя Хавиву в недоумение). «Забавно. Она-то не может двух слов связать, то мелет без пауз».
- Я даже не знаю, что и сказать, - ответил Ламех через некоторую паузу.
Затем он сбросил одеяло на пол. Хавива задрожала от радостного возбуждения и предвкушения. Взгляд Ламеха упал на пятно крови на кровати, по очертаниям смутно напоминающее сердечко. Несомненно, пятно могли остаться где угодно, но не на кровати, он слишком отчётливо это помнил.
И тут его ошарашила неожиданная догадка.
- То есть вчера ты… потеряла девственность? – произнёс он с каким-то давлением в горле.
Хавива, увидев, к какому шоку с примесью негодования пришёл Ламех, сказала:
- Нет, я вообще не знаю, откуда взялось это пятно….
- Я помню, месячные из тебя тоже не хлестали, - заметил Ламех.
- А может быть, это у меня царапина на ноге расшаталась за ночь, - предположила Хавива.
- Слишком затянувшаяся, - ответил Ламех и задумчиво добавил: - То есть я лишил собственную дочь девственности. Круто.
- Так… а что? – тихо спросила Хавива.
- Просто это поразительно. Я как бы и тогда чувствовал, что что-то не так, вначале что-то мешалось. Как ты?
- Да я превосходно, а что?
- Неужели ты и с Иссуром спала? – риторично удивился Ламех.
- Нет, - невозмутимо ответил Хавива, однако упоминание об Иссуре задело её за живое. – Разве что анально.
- Могла бы сразу сказать.
- А что такого?! – воскликнула Хавива, а Ламех удивился – до того он отвык видеть её возмущение по отношению к себе. Вроде как нормальная эмоция, но не от Хавивы. – Не всё ли равно, девственница я или нет?! Уже нет, вот и всё.
- Да просто мне самому от этого стрёмно! – в таком же тоне ответил Ламех. – Тебе-то что, но это останется на моей совести, в основном только из-за того, что ты моя дочь!
- И что? – непробиваемо поинтересовалась Хавива.
- И то, - исчерпывающе ответил Ламех.
- Во-первых, я сама этого хотела, - заявила Хавива. – Когда-нибудь я всё же потеряла бы девственность. Посредством тебя. Подумаешь, проблема века – лишилась девственности!
- Всё равно так просто я это не воспринимаю, в отличие от тебя, - отрезал Ламех.
- Ну и что, я лишилась девственности, ты – ну… Ммм… - Хавива, к удивлению Ламеха, несколько секунд исступлённо металась, а затем вырвала один волос с его головы. – Вот, волоса, к примеру.
Ламех рассмеялся от такого абсурда. А за ним и Хавива.

9
Вокруг стола расположились четыре человека.
Това практически метала гром и молнии, сверля всех своим испепеляющим взглядом. Подумать только, они жили с Роном спокойно, как вдруг у него появляется невеста!
Рон пытался сдерживать свой гнев, и у него это почти получалось. Лишь только небольшая долька эмоций засветилась на его наигранно-равнодушном лице. Он планировал распространить среди всех равнодушие, чтобы не произошло скандала, подавая равнодушный пример.
Эстер и Сарай, не сговариваясь, воплощали собой гордость, надменность и самоуверенность, свысока поглядывая на Тову и Рона, словно делая тем самым снисхождение.
- Итак, - начал Рон уверенным голосом. – Кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит?
- А что, не понятно? – бомбанула Това. – Вот, пожалуйста, - она указала на Эстер. – Твоя невеста. Кстати, объяснишь, почему?
- Это ошибка, - спокойно возразил Рон. – Това, это бред, я люблю только тебя, только ты станешь моей невестой и, надеюсь, потом женой! – Това, как бы зла она не была, немного улыбнулась, хотя внутри у неё уже построился практически парк аттракционов. – Эстер я впервые вижу.
- Может быть, - подала голос Сарай. – Но, как-никак, Аарон, Эстер – твоя невеста.
- Прошу разъяснений, - потребовал Рон.
- Хорошо, - самоуверенно проговорила Сарай. – Предположим, твоя невеста – эта мерзость.
- Что?! – вскрикнула Това. – Я не мерзость! Мерзость – это говна кусок, а я девушка, и меня, кстати, зовут Това, если вам это так сложно запомнить! То-ва! Я могу даже бейджик носить, если уж на то пошло!
К удивлению Товы и Рона, Сарай не разозлилась. По крайней мере, не выразила свою злость.
- Та-ак, - вздохнула она. – Аарон, она мне дерзит…
- Мам! – перебил мать Рон. – Это ты дерзишь Тове! И тебе следует попросить прощения! Это не дерзость, это лишь ответ на то, что ты лезешь не в своё дело!
- Как ты разговариваешь с матерью! – взвизгнула Сарай. – Это всё твоя ведьма! Это она на тебя так влияет! Ах, конечно! Это же очевидно! Она дерзит мне! Перечит! Она бескультурна! Без определённой работы! Из небогатой семьи! Она только и возиться со своими тупыми травами! Отвратительно одевается! Дурна собой!
- Заткнись! – закричал Рон, ударив Сарай по щеке.
Её физиономия сначала порозовела, а потом совсем покраснела. Сара пробубнила:
- Как ты… как ты посмел ударить мать!
- Это всё влияние Товы, - высказалась Эстер, достав из сумки влажную салфетку и принявшись заботливо потирать щеку ревущей Сарай.
Това всё это время угрюмо исподлобья смотрела на Сарай и Эстер, вот-вот готовясь расплакаться.
Рон, тут же заметив это, подошёл к Тове, нежно обнял, быстро поцеловал в щёку, шепнув:
- Всё уладим.
Това, не в силах ничего ответить, лишь умоляюще посмотрела на него.
- Аарон, - промямлила Сарай. – Как ты не можешь понять? Эстер – наилучшей вариант для тебя.
- Нет, - ответил Рон. – Как ты не можешь понять? Я люблю только Тову, ясно? Так что соизвольте отсюда куда-нибудь скрыться, дамы.
- Эстер, дорогуша, - умоляющим тоном протянула Сарай. – Расскажи о себе.
«Только этого не хватало!» - такая была общая мысль у Товы и Рона.
- Я родилась в Иерусалиме, в семье бухгалтера и профессора, - голос Эстер звучал по странному твёрдо и неестественно. – С самого своего детства я увлекалась учёбой, думала о карьере и всегда добивалась своего самыми честными путями. Ещё в первом классе я решила, что главное – это карьера, и стала сразу же по крупицам собирать знания в области биологии. Несмотря на обширное знание теории Дарвина, я всё же являюсь приверженкой семи изложений Канта, то есть я очень набожна. Каждую неделю я хожу в церковь. При этом я стараюсь развиваться и физически – из спорта я предпочитаю греблю. Девушка должна развиваться всесторонне. Я работаю бухгалтером, но при этом я очень хорошо разбираюсь в хозяйстве. Очень люблю детей. Со мной довольно-таки легко поладить, многим это удаётся.
Това громко и полуистерично рассмеялась.
- Аарон, ты просто обязан взять в жёны Эстер, - объявила Сарай.
- Да нет! Нет-нет-нет! – раздражённо запротестовал Рон.
- Он меня любит, а не эту полудохлую швабру! – вспылила Това.
- Ах, вот как! – воскликнула Эстер и тут же дала пощёчину Тове.
- Ты рехнулась, сука облезлая! – закричал на Эстер Рон, машинально схватив её за руку.
- Аарон, не обижай Эстер! – завопила Сарай.
- А я?! – перекричала её Това.
- Милая, ты в порядке? – участливо поинтересовался у Товы Рон.
- Нет! – вскрикнула она.
- Я, кстати, тоже! – залепетала Эстер.
- Кажется, у меня давление, - заныла Сарай.
- Да мне насрать! – огрызнулась Това.
- Что?! – воскликнули Сарай и Эстер.
- Что слышали, - доложил Рон.
Сарай поспешила удалиться в другую комнату, но, пройдя несколько метров, она растянулась на полу, под какой-то визг.
Прямо из-под её ног ошарашено выскочил Амос.
- Амосик! – воскликнула Това. – Тебе не больно? Ты цел?
Она взяла кота на руки и принялась нежно гладить, в то время как Сарай пыталась встать с помощью Эстер.
- Отлично! – закричала карга. – Я споткнулась о кота. Кого нужно жалеть? Меня! Кого жалеет наша уважаемая? Этого тупого и проклятого рыжего засранца, который чуть меня не убил! Немедленно выкинуть его из дома!!!
Такого Това уже стерпеть не могла.
Непостижимо! Самый лютый её враг покусился на святое, на Амоса!
Она оторопела уставилась куда-то вдаль.
- Дайте! – Сарай выхватила Амоса из рук Товы, не успевшей что-то предпринять.
- Мам, отдай Амоса! – возмутился Рон.
А Това выхватила кота обратно. Некоторое время она просто молча стояла, задыхаясь от гнева и переводя свой взгляд с наглого лица Эстер, на возмущённое лицо Сарай и потом на задумчивое лицо Рона.
Затем она поспешила наверх, не расставаясь с Амосом.
- Милая, ты куда? – не очень навязчиво поинтересовался Рон.
- Туда, - исчерпывающе ответила Това.
Она быстро добежала до их с Роном комнаты и закрыла дверь.
Рон решил не беспокоить Тову и спустился вниз, чтобы её подождать.
- Амосик, - позвала Това.
- Мяу? – ответил кот, вызвав у хозяйки улыбку.
- Я знаю, что делать, - уверенно объявила Това. – Мы сбежим.
- Мяу? – повторил Амос.
- Ага. Нас здесь никто не любит. Если бы Рон меня любил, то больше бы защищал,  уверена. Он будет счастлив с Эстер. Все будут счастливы. Кроме меня. Конечно! Просто я больше не могу здесь жить, вот и всё. Я хочу начать жизнь с чистого листа.
- Мяу?
- Куда же я пойду? Отличный вопрос… У меня даже не хватит денег, чтобы снято квартиру.
- Мяу?
- Нет, я не хочу как бомж… Не хочу жить на улице!
- Мур!
- Да! Ты прав! Я могу пожить у Бескиеров!
- Мяу?
- Да… Да, наверно, они не будут против. Дом большой. Они даже меня не заметят.
Това поспешно засовывала свои вещи в чемоданы.
Затем девушка открыла окно и вместе с Амосом и вещами незаметно вылезла на улицу.

10
- Ну, давай… - который раз ныла Хавива, пихая Ламеха.
Отложив сборник Шарля Бодлера, Ламех серьёзно посмотрел ей в глаза и ответил:
- Ну, а вдруг ты забеременеешь?
- Пф, - Хавива демонстративно махнула рукой и закатила глаза. – Тогда тебя это не заботило.
- Да, я сглупил, - признался Ламех.
- Мне без разницы, - объявила Хавива. – Существует такая штука, как аборт. Но если тебе будет, к примеру, лень таскать меня по врачам (я же не смогу пойти одна, я слишком маленькая!), то поищи презерватив.
- Закончились, - уверенно ответил Ламех.
- Купи, - настойчиво просила Хавива.
- Аптека далеко. Не сочти за грубость и отвали.
- Не отвалю. Давай переспим, давай переспим, давай переспим… - размеренно повторяла она, словно какую-то мантру, раскачиваясь из стороны в сторону.
Ламех приблизился к ней и поинтересовался:
- Может, анал? Ты знаешь, чтобы не рисковать.
Хавива, поморщившись от неприятных воспоминаний, ответила:
- Нет.
- Да.
«Я прямо как ханжа, в конце концов! – подумала Хавива. – По сути, это Лами предлагает мне секс. Впервые в жизни не я инициатор!».
Она послушно перевернулась, притянув к себе для удобства подушку.
Ламех, немного поколебавшись, решил ввести свой член резко, так как почти уже изучил Хавивины предпочтения. Ощутив что-то странное, девушка взвизгнула, и по её кожи прошли мурашки. Ламех, в своей обычной манере, обхватил руками её бедра, толкнув к себе и от себя. У Хавивы закружилась голова, её пробирала дрожь ещё больше, она громко застонала от наслаждения. Каждый раз во время выпадов у меня словно какая-то мышца потягивалась, причём находящаяся в животе, как будто член Ламеха не входил в неё, а фактически пронзал. Что-то неприятно пульсировало – что-то, находящееся спереди. Её мышцы сводило, и этого переходило к Ламеху.
- Расслабься, - попросил он.
Хавива расслабилась, что оказалось практически нереальным. Выпады становились всё выразительнее и глубже. Хавива вцепилась в подушку, и её стоны стали переходить в крики. На этот раз Ламеху не показалось это слишком неожиданным, скорее, это было для него возбуждающе. Дотянувшись до её груди, Ламех потеребил отвердевшие маленькие соски – слишком маленькие для такое большой груди – и, не меняя положения рук, притянул Хавиву ещё больше к себе. От такого наиглубочайшего выпада она вскрикнула как будто бы на кучу октав выше, и это ассоциировалось у Ламеха почему-то с младенцами.
Хавива ощутила, как внутри неё появилась тёплая струйка спермы и тут же ощутила рядом с виском быстрое дыхание Ламеха. Она не могла представить себе большей степени оргазма и даже расплакалась от счастья. Её бёдра стали двигаться ещё активнее, пытаясь доходить до болевого порога, при этом перед глазами поплыли какие-то тёмные пятна.
Несколько подумав (но «подумав» - сильно сказано!), Ламех завёл её руки за спину и взялся только за них. Хавиве такого неудобства стало только приятнее, её крики усилились.
Хавива резко ощутила тянущее и приятное, и при этом неприятное чувство, затем она поняла, что Ламех попросту выудил член, оттолкнув её. Это её унизило и доставило удовольствие. Хавива, с невероятным удовольствием на лице – а выражалось это в блестящих глазах, румянце и улыбке, - повернулась к Ламеху, спеша выразить свои чувства…
Ламех сидел, отвернувшись и, видимо, растерянно.
И на это была причина.
Цилла.
Она стояла с выражением абсолютной ненависти на лице. Её руки с многочисленным браслетами были скрещены на груди. Её карие глаза блестели от слёз, а лицо было красным – краснее, чем у Ламеха и Хавивы вместе взятых.
- Изумительно!!! – закричала она.
Хавива испуганно забилась в угол. Ламех наоборот присел на край кровати, не спуская внимательно взгляда с Циллы.
- Я никогда!!.. Нет!!!.. – Цилла просто билась в истерике. Неожиданно она ударила что есть силы по ближайшей вазе и разбила её.
- С какого, мать вашу, вы спали!!!??? Что?! Как это понять!? – Под её глазами появились чёрные дорожки – следы слёз и косметики. – Зачем?! Как?! Это же… Отец! Дочь!!! Зачем! – Её голос жутко дрожал, а мысли путались. – Я же… Как?! Что?!
- Успокойся, - тихо проговорил Ламех.
- Это мне говорит человек, переспавшей со своей дочерью! – истерично рассмеялась Цилла. – Восхитительно! – Женщина принялась судорожно ходить туда-сюда, изредка пиная ногой то, что попадалось на пути, и, пытаясь не разрыдаться. – И какие же будут объяснения, а?! Ламех, давай, говори, что ты или вы были пьяны, или обширялись.… Ах, нет! Придумай что-то пооригинальнее! Например, что это произошло случайно! Ну-с, как тебе такой вариант?!
Ламех удивлённо таращился на Циллу. За годы совместной жизни она ни разу не злилась так, как злилась сейчас. Она вообще скандалила очень редко, а если и скандалила, то не так крупно, а немного и непродолжительно. Она казалась ему иногда какой-то не такой, чересчур доброй, но только до этого момента.
- Нет, - произнёс он, удивляясь неуверенности интонации. – Я просто… как бы, ну…
- Ах, Цилла же у нас очень добрая, она даст время подумать! – завопила Цилла, разбивая статуэтку из гипса. – Да-да! Так что!? А, так, наверно, это была помощь с домашним по биологии! Так?!
- Нет, - ответил Ламех, но его снова перебила Цилла:
- А что? Зачем ты так поступил со мной?! Я же любила тебя все эти годы… - от этого глагола в прошедшем времени Ламех передёрнулся. – Я так тебя любила! Я ни разу, слышишь ты, подонок, ни разу тебе не изменяла! Я даже не мыслила об измене! Никогда! Ни разу! Как ты мог?! Неужели ты меня не любишь?! То есть всё, что ты делал для меня… Все признания в любви… И подарки… Ты меня не любишь?! Как ты мог… променять меня на это гнилую, мерзкую, труповидную потаскуху?!
Тут Цилла швырнула своей сумкой в Ламеха, но он увернулся, и сумка угодила Хавиве в голову, однако Хавива никак не отреагировала.
Цилла, плача, опустилась на колени. Образовалась тишина, прерываемая только её всхлипываниями. Наконец, она сказала:
- Лами… Зачем же ты тогда встречался со мной… Зачем же ты взял меня в жёны… Если ты не любишь меня… Я думала, что у нас всё серьёзно… Я хотела, чтобы мы были счастливы, у нас было бы двое детей – мальчик и девочка… Или же как ты захочешь… А потом, когда бы мы стали старыми-старыми, то жили бы на берегу моря, и умерли бы в один день, просто так, от старости…. Нас бы помнили долго-долго… Вот так я хотела бы… А ты? Что я такого сделала, чтобы так не уважать мои чувства?!
Цилла встала.
- Цилла, - начал Ламех. Из-за скрываемого раздражения у него язык не повернулся сказать обычное «Цици». Не в силах собраться с мыслями, Ламех просто выпалил: - Я люблю тебя.
Цилла всхлипнула.
- Сколько раз я это слышала! Оказывается, это была ложь!..
Ламех, чувствуя себя виноватым, встал и обнял Циллу.
- Цици, - прошептал он. – Я знаю, я совершил ошибку. Мне очень жаль. Извини меня, пожалуйста! Давай просто забудем это! Я даже не знаю, как это получилось.
Неожиданно Цилла оттолкнула его и закричала:
- Не знаешь?! Зато я знаю! Ты просто мерзкий, отвратительный и эгоистичный бабник! И почему я только в тебя влюбилась?! Я просто ненавижу тебя! Ненавижу! Я презираю тебя! Если тебе нужен был секс, то, думаю, у тебя достаточно денег, чтобы воспользоваться какой-либо шлюхой, наподобие этой! Но постоянная шлюха – это же проще и быстрее, правильно?! Да, ты просто меня использовал все эти годы! Ненавижу тебя!
- Успокойся, прими валерианку, - бубнил Ламех, прекрасно понимая, что это бесполезно.
- Иди к чёрту со своей валерианкой! – завопила Цилла. – Самодур! Эгоист! Педофил! Лжец! Врун! Говнюк! Подонок! Козёл! Идиот! Идиот! Дерьмо тупое, ненавижу тебя! Ублюдок! Что б ты сдох, сукин сын! Я попросту найму киллера, вот и всё! Самоуверенный напыщенный извращенец! Говно! Я ненавижу тебя! Сукин сын! Кусок недоспермы! Отродье! Будь ты проклят! У меня достаточно денег, чтобы твою тушу вскрыли и кишки размазали по стенам! А я… Я просто буду танцевать и радоваться на твоих похоронах…. Нет, ты просто будешь гнить где-нибудь на свалке! Да о чём, ты уже гниль! Тупорылый жирный кусок гнили! Гад! ****орылая вагинальная отрыжка! Сукин сын! Ладно, я! Я уже привыкла к твоим оскорблениям! Но Хавива! Разумеется! Ты просто был обязан насиловать бедную девочку! Говнюк сраный!
- Хватит!!! – закричала Хавива. – Лами любит тебя, а ты что на него наезжаешь?
Ламех смутился, как будто он был вообще не при чём.
- Он любит тебя! – дрожащим голосом произнесла плачущая Хавива. - Это не было изнасилование, я была инициатором!
Цилла побелела, подошла к кровати и медленно села.
- Как?.. – тихо спросила она.
- Пришла, - начал Ламех, - стала ныть, что хочет меня.
Цилла закрыла лицо руками и затряслась от рыданий. Ламех мягко её обнял.
- Зачем? – пробубнила Цилла.
- Просто я люблю Ламеха, - призналась Хавива.
- Ты… ты… правда? – удивлённо повторила Цилла.
- Да, - с комком в горле подтвердила Хавива. – Давно.
- Разве такое возможно? – недоверчиво поинтересовалась Цилла. – Генетический уровень и всё такое…
- Что именно? – спросил Ламех.
- Не знаю, - Цилла махнула рукой. – Плохо разбираюсь в этом.
- Я не знаю, как так вышло… - начала Хавива.
- Заткнись! – раздражённо буркнула Цилла.
- Только не расстраивайся! Просто я так хотела и хочу моего душку! – оправдывалась Хавива.
- Я тебя ненавижу, - прошипела Цилла.
- Взаимно. – ответила Хавива.
- Да хватит, - начал Ламех. – Может…
Он не успел договорить, так как из ртов Хавивы и Циллы посыпались взаимнообменные ругательства.
Цилла вскочила и ударила по щеке Хавиву. Девушка вскрикнула и вцепилась матери в волосы.
- Ну, правильно! – возмущённо воскликнул Ламех. – Давайте тут ещё переубиваем друг друга!
- Заткнись! – отмахнулась Цилла.
Видя, что подобное – пустая трата времени, Ламех решил оттаскивать их друг от друга, остановив свой выбор на Хавиве – менее ловкой и менее активной. Второй рукой он отталкивал Циллу, похожу в тот момент на бешеную кошку.
- Дамы, дамы! Вы знаете, двадцатый век на дворе! И обязательно вести себя как животные!
- Сам ты животное! – завопила Цилла. – Не мешай мне её убивать!
- Ну-ка быстро прекратили!
- Что хотим, то и делаем! – огрызнулась Хавива.
Хавива, выбрав момент, заехала Ламеху между ног, что немало его удивило, и, когда он на несколько секунд отпустил её, вырвалась и ударила Циллу ногой. Цилла закричала и заехала Хавиве кулаком в нос.
- Ну всё! – Ламеха посетила мысль. – Если вы не прекратите цапаться, я вообще ни с одной из вас никогда не пересплю и всё такое!
Как ни странно, Хавива и Цилла аккуратно отошли друг от друга и пристыжено присели на противоположные концы кровати, сев в почти одинаковые позы.
- Я что, какой-то приз, что за меня надо драться?! – возмущался Ламех. – Может, я уже сам решу с кем мне быть, не?!
- Ну да… - пробубнила Хавива.
11
Това постучала в дверь дома Бескиеров. Ответа не было, однако в доме явно кто-то был. Это можно было понять из-за звуков.
Она толкнула дверь, с удивлением обнаружив, что она открыта.
Зайдя в дом, девушка позвала:
- Хавива!
Ответа не последовало.
- Ламех! Цилла! Народ, у вас дверь не закрыта!
Несколько обидевшись такому отсутствию внимания, она неуверенным шагом пошла за звуки.
– Может, я уже сам решу с кем мне быть, не?!
Она услышала голос Ламеха перед тем, как толкнуть дверь.
Вошла.
- Ну да… - пробубнила Хавива.
Това тут же покраснела, поняв, что она не вовремя. Не вовремя так же пришёл и Амос, уткнувшийся ей в ногу. Все вещи были разбросаны, на полу валялась куча одежды, опрокинута еда, поднос, множество фарфоровых и стеклянных осколков и просто мусор. По двум сторонам кровати пристыжено сидели Цилла, с невероятно потёкшей косметикой, растрёпанными волосами, синяками и ссадинам и Хавива, представляющая собой похожее зрелище, но в более большей степени и без одежды. Так же из стороны в сторону нервно ходил Ламех (тоже без одежды), старательно избегая осколков.
- Извините, я не вовремя, я позже зайду… - пробубнила Това, глядя в бок.
- Смотря по какому делу, - сообщила Хавива, начиная одеваться. Ламех последовал её примеру.
- Ну… - Това замялась.
«Стоит ли мне здесь жить.… При такой ситуации…» - колебалась девушка.
- Мне просто жить негде, - решилась сообщить Това.
- Да не вопрос, живи у нас, только не создавай проблем, как некоторые, - устало согласился Ламех.
- Спасибо! – радостно поблагодарила Това.
- Прекрасно! – возмутилась Цилла. – Живи у нас, Товочка! Несомненно! Ты же Хавивина подруга, а не моя близняшка! Ты же ближе нашей семье, чем Голда, который, помнится, тоже надо было где-то жить! Ламех, ты даже не объяснил, почему это она не может у нас жить!
- Тогда были обстоятельства, - уклончиво ответил Ламех, на самом деле недолюбливающий Голду из-за её скверного характера.
- У тебя всегда какие-то вонючие обстоятельства! – завопила Цилла.
- Не всегда! – огрызнулся Ламех.
- Всегда! Вот почему ты тогда был против, чтобы она с нами жила?!
- Да потому что я её ненавижу! – выпалил Ламех. – А Това – хороший человек, вот и пусть поживёт, если ей жить негде.
Цилла который раз разрыдалась.
- Ты никогда не любил моих родственников! И меня тоже!..
- Ты знаешь, может, потом это обсудим? – предложил Ламех.
- Извините, так я могу здесь пожить? – вмешалась Това, внутренне терявшая контроль над собой.
Хавива отвела подругу в сторону и принялась почти шептать:
- Извини за этот дурдом…
- Ты мой дом не видела, - сообщила ей Това.
- Ну да. Не просто же так вы с Амосом ушли. Так вот, я потом тебе всё расскажу, ну, то, что здесь было, окей?
- Окей.
- И вот ещё. По сути, Цилла не имеет права решать, жить тебе здесь или нет. Это дом Ламеха. А Лами, как ты уже знаешь, не против, Так что живи здесь спокойно! – радостно подытожила Хавива.
- Спасибо.
- И чувствуй себя как дома!
- Ну да, у меня дома подобные скандалы.
Хавива подошла к Ламеху и посмотрела ему в глаза, как будто в последний раз. На несколько секунд она застыла, не в силах отвести взгляда.
- Что? – поинтересовался Ламех. – Что-то не так?
- Просто мне надо спросить кое-что, - тихо произнесла девушка. – Кого ты выбираешь?
- Это прозвучало, как речь о товаре…. Если уж на то пошло, я любил и люблю Циллу, - уверенно ответил Ламех.
Хавиве показалось, что это был худший момент в её жизни. Ламех слишком уверенно ответил, поэтому Хавива ощутила весь смысл фразы «Всё кончено». То есть для неё вся жизнь кончена и ничего не может измениться. Она спросила, пытаясь сдерживать слёзы:
- Ты уверен, что будешь с ней счастлив?
- Да, - ответил Ламех, почти не прибавив «Мы любим друг друга», но решил, то это будет лишнее.
- Тогда это хорошо, - задумчиво сказала Хавива. – Главное, чтобы ты был счастлив. Потому что я люблю тебя.
Тову это растрогало. Ламех почему-то чувствовал свою вину, понимая, что на самом деле ничего не сделал.
- Дожили, - прошептала Цилла.
- Пошли ко мне, - как ни в чём не бывало предложила Хавива, хлюпая носом и размазывая по лицу слёзы.
- Ага, - кивнула Това, решив, что они и правда будут мешать всё обсуждающим Ламеху и Цилле. – Амос, пошли!
Поднимаясь на второй этаж, Това даже почувствовала радость. Что у неё ситуации чуть получше, ощутив некоторый стыд за такое злорадство. Несмотря на Эстер и Сарай, Рон хотя бы любит её, хоть и ведёт себя, как тряпка. То есть ей не приходилось вечно добиваться его внимания, скорее, наоборот.
«А так ли мне нужно покидать дом? – засомневалась Това. – У них ситуация явно не лучше, я не хочу быть здесь замешана. Ещё чего не хватало! Но отказываться уже как-то невежливо…».
Однако она сказала:
- Хавива, знаешь, я наверно вернусь к себе.
Она не ожидала такой реакции. Сначала некоторое время Хавива тупо на неё уставилась взглядом, выражавшем крайнюю степень шока и отчаяния, а затем обняла и начала лопотать:
- Нет-нет-нет! Пожалуйста, поживи здесь! Тебе понравится! – Това фыркнула. – Мне здесь так плохо-плохо, так одиноко, ведь Лами меня не любит! Пожалуйста, поживи! Сначала всё было хорошо, а потом оказалось… - Хавива начала всхлипывать.
- То есть я должна здесь пожить, чтобы тебя утешать? – растерялась Това.
- Нет, что ты! – Хавива удивилась и прекратила обниматься. – Извини, что так совпало, что у меня проблемы! Просто поживи здесь, потому что ты хороший чувак! Ну а что, места много, радио, новый-новый телек, видик, подружка для Амоса… Ради разнообразия поживи! У меня большая комната, поделим пополам, а кровати две! Пошли, разложим вещи!
Това кивнула.
Девушки провели довольно-таки неплохо время, разглядывая и раскладывая Товины вещи – они оказались весьма интересными. При этом они решили поставить кроватку Амоса рядом с кроваткой Мими, надеясь на кошачий выводок. То, что Мими была слишком стара, чтобы родить, их нисколько не заботило.
- Так ты расскажешь, что здесь творилось, когда я пришла? – поинтересовалась Това, когда они закончили возню с вещами.
- Окей, - кивнула Хавива. – Короче, я вчера переспала с Лами.
Това присвистнула.
- Его пришлось долго уговаривать, - продолжала Хавива. – Это было потрясающе… - она мечтательно заулыбалась. – Сначала у нас был оральный, и сперма моего душки на вкус похожа чем-то на…
- Опусти, пожалуйста, подробности, - попросила Това.
Хавива, немного расстроившись и смутившись, продолжила:
- Потом мой душка уснул, а я не спала всю ночь. У меня создавалось впечатление, что мы совсем-совсем супруги, понимаешь? Когда наступило утро, мы опять перпихнулись, но на этот раз анально.
Това поморщилась.
- А потом вошла Цилла и засекла нас. А дальше скандал был, мы с Циллой даже подрались. А потом ты вошла.
- Я типа вас спасла от убийства друг друга? – поинтересовалась Това.
- Нет. Лами сказал, что если мы не перестанем драться, он ни с кем из нас не переспит. Вот мы и прекратили.
Нависла неловкая пауза.
- А у тебя дома что стряслось? – поинтересовалась Хавива. Единственное, о чём она знала – о Сарай и Эстер.
- Такое ощущение, что Рону совсем на меня плевать! – пожаловалась Това. – Он почти спокойно позволяет этим сволочам спокойно меня обсирать!
- Почти? – не поняла Хавива.
- Он заступается за меня, но мало, - пояснила Това. – Словно ему плевать. Тряпка!
- Возможно, это потому что Сарай – его мать, как никак, - предположила Хавива. – Или потому что это только начало, спустя некоторое время он их так посылать будет, заебись как, я уверена!
- Думаешь, всё уладится? – с сомнением в голосе произнесла Това.
- Конечно! – Хавива для убедительности махнула рукой, ударившись при этом об стол. – Ты права, что ушла на некоторое время. Он будет  единственной мишенью для этих сук, а потом поймёт, в какой защите ты нуждаешься, поскучает и поймёт, как сильно любит тебя!
- Надеюсь, так и будет! – просияла Това.
- Так и будет! – заверила её Хавива. – Он тебя любит, это главное!
- Да, - кивнула Това. – Взаимность – это главное!
Она поняла, что ляпнула не то и тут же добавила:
- Чёрт, прости, что напомнила!
- Напомнила? – фыркнула Хавива. – Да я только и думаю о Лами., так что ты не напомнила.
- Знаешь, я гадала на вас, - сообщила ей Това.
- И что?! – нетерпеливо воскликнула Хавива, осветившись надеждой.
- Ну… Как бы… Всё равно у вас бы не вышел брак. То есть он вышел бы, но с кучей ссор, и вскоре вы бы развелись.
Вдруг Хавиву осенила неожиданна мысль.
- Това, помнишь, ты как-то говорила, что умеешь делать привороты?!
12
- Цици, - Ламех обнял Циллу, прошептав это. – Ты же простишь меня, правда?
Она отпихнула Ламеха и сказала:
- Наверно, нет… Я обиделась.
- И что же может это изменить? – поинтересовался Ламех, целуя её руки.
Касания его горячих и дрожащих рук невероятно возбуждали Циллу, но женщина пыталась быть равнодушной к этому.
- Подумай сам, - уклончиво ответила она.
- Может, купим тебе новое украшение? Или одежду? Или сходим в ресторан? – предлагал Ламех, покрывая её шею поцелуями.
- Тупость, - Цилла отстранилась и сделала обиженное лицо.
- Или я опять нарисую тебя, получше, чем в тот раз? – предложил Ламех. Но явно хуже, чем ты есть на самом деле, ведь ты – самое прекрасное, что я когда-либо видел.
- Не подлизывайся! – фыркнула Цилла. – Я обиделась!
- Извини. Или когда мы с ребятами соберёмся записывать новый альбом, он будет целиком о тебе, хочешь?
- Это невозможно, - скептично нахмурилась Цилла.
- Возможно, Цици, если ты этого захочешь, - произнёс Ламех.
Это тронула Циллу. Она улыбнулась, но сказал:
- Нет.
- Почему? – удивился Ламех.
- Вряд ли твоим фанам понравится целый альбом обо мне, некоторые вообще меня ненавидят. Не понравится альбом, не понравится тур в его поддержку, тогда мало народу придёт на концерты, меньше денег, меньше возможности жить прекрасно, вот так.
- Мне так нравится, что ты не только самая красивая девушка во вселенной, но и умная! - искренне воскликнул Ламех. 
- Ты мне льстишь, потому что я сказала очевидное, это не проявление интеллекта, - вздохнула Цилла.
- Вернёмся к примирению, - поменял тему Ламех. – Просто скажи, что мне надо сделать…
- И ты сделаешь?
- Разумеется!
- Хорошо, - Цилла на секунду задумалась. – Я хочу, чтобы у нас были дети. Хочу съездить на море. Чтобы ты стал более романтичным и щедрым, и менее безразличным и эгоистичным. Чтобы ты никогда-никогда даже не задумывался об измене! Хочу кольцо с бриллиантом, и то колье с рубинами, помнишь? Хочу хотя бы одну какую-нибудь песню про меня. О, и портрет было бы неплохо! Хочу новые туфли, клетчатое платье, которое я всё время хочу, круиз на яхте.… Хочу поехать с тобой в этот тур, что и так будет. Хочу, чтобы ты любил моих родственников. Хочу собаку, большую-большую. Хочу, чтобы мы пошли вместе в кино завтра и на концерт The Doors хочу. Хочу, чтобы ты почаще говорил, что любишь меня. Хочу, чтобы мы вместе занимались каким-нибудь спортом. Хочу, чтобы у Мими были котята. Хочу, чтобы мы занимались благотворительностью. Хочу, чтобы ты никогда не засыпал после секса. И перестал спать с включенным телевизором. И храпеть. И чтобы ты был более заботливым. О, и чтобы у нас было поменьше орального, меня это немножко унижает. Хочу, чтобы у тебя быстрее вставал член, меня заебало столько ждать всё время. Чтобы ты чаще говорил мне комплименты, чтобы мы чаще ходили на всякие вечеринки. Хочу новый фотик. Чтобы ты не спал днём и не бодрствовал ночью. Чтобы ты не бухал и не ширялся очень часто. Чтобы Зелиг не шутил по поводу размера моих сисек. Чтобы ты не смотрел всякую дрянь по телику, когда я хочу что-то посмотреть. Чтобы ты не сваливал на меня свои проблемы. Чтобы ты хорошо ко мне относился, вот что я хочу! Ведь сначала наши отношения были такими прекрасными!..
После этой тирады Ламех почувствовал себя врагом народа. «Неужели я просто не устраивал её все эти годы, а она просто молчала?!»
- Так что, ты согласен? – поинтересовалась Цилла.
- Да, - кивнул Ламех. – Если я, конечно, запомнил все условия.
Цилла рассмеялась и сказала:
- Я напишу тебе список!
- Буду признателен, мадам, - Ламех псевдогалатно поцеловал ей руку. – Ты простила меня?
- Да, но если такое повторится, я тебя убью, - сурово заявила Цилла.
- Понятно, - с такой же суровостью ответил ей Ламех.
Они рассмеялись и поцеловались. Ламех всё ещё был в шоке от таких требований.

Това удивлённо смотрела на Хавива.
- И это мне говорит атеистка! – воскликнула девушка.
- А вдруг получится?! – словно полоумная воскликнула Хавива.
- Нет.
- Почему?! – возмутилась Хавива.
- Ты хоть знаешь, что означает приворот?!
- Не очень, - беззаботно ответила Хавива. – Просто Лами будет меня любить.
- А вот и нет! – разозлилась Това. – Если я сделаю приворот, он не будет тебя любить, а лишь станет зомби! То есть лишиться своей воли, права выбора, некоторой части разума… Это ужасно! Я вообще не понимаю, зачем кто-то изобрёл приворот, это же просто фактически убийство личности! Ты любишь Ламеха?
- Конечно! – воскликнула Хавива. – Но…
- Любишь и хочешь убить часть его! – перебила её Това. – Как так?! Неужели ты настолько жестока?!
- Нет…
- Он не будет тебя любить после приворота! – завопила Това.
- Почему?! – ощарашилась Хавива.
- Он просто будет помешан на тебе, будет спать с тобой, целоваться и ухаживать, но не будет любить! Он не будет чувствовать ни-че-го! Ты думаешь, Ламех в таком случае будет счастлив?
- Ну…
- Нет, конечно! Это будет лишение его воли, эмоции, разума! Просто убийства! И ты хочешь его смерти?!
- Нет, конечно! – фыркнула Хавива. – Не преувеличивай!
- Я не преувеличиваю! Я говорю факты! Он не будет тебя любить по-настоящему, будет как зомби! Эгоистка! Ты будешь счастлива, а Ламех – нет! Кстати, снимать привороты я не умею! Если сейчас он счастлив, а ты сама говорила, что это главное, что тебе вообще надо?
- Това, пожалуйста! – взмолилась Хавива.
- Да это просто преступление!
- Ну и ладно! – обиженно проговорила Хавива.
- Когда-нибудь ты поумнеешь и поймёшь, что так лучше!
- Нет!
- Да.
Хавива даже на несколько секунд подумала, что, быть может, Това и права.
13
Амос понимал, что в доме какая-то странная обстановка. Он поспешил скрыться под стулом. Уже было расслабившись, он обнаружил что не один здесь.
Прямо на него смотрела элегантная белая особа с большими жёлтыми глазами. Она была намного старше его.
- Мур! – промурлыкала она певуче и как будто бы с акцентом.
Это показалось Амосу довольно-таки сексуальным.
- Мя-яу! – ответил он в своём обычном брутальном тоне.
- Мур-мяу! – соблазнительно прошипела красотка.
В ней, а была это Мими, было что-то от тех красоток, фото которых Амос видел, то есть от кошек с выставок и также от шлюх его подворотни, выдававших себя то за ангорских, то за других каких-либо.
Но эта была необыкновенна.
- МЯУ! – закричал Амос, чувствуя так набухает его член.
Мими подмигнула и, взмахнув хвостом, поманила его на балкон.
Амос наградил её одним из своих брутальных взглядов, вызвав стон.
На балконе Мими элегантно раздвинула лапы и полузакрыла глаза. Амос отметил, как нетронута и молода её плёнка на глазах, ухожена шерсть и как молодо выглядят усы. Он решительно подошёл к Мими и резким выпадом погрузил в её вагину свой давно подвергнувшийся эрекции член.
- Мяу! – закричала Мими от наслаждения.
Она давно ни с кем не спала. Все её партнёры были одного с ней возраста или старше. Но только сейчас она осознала насколько хорош секс с молодым котом. Её оргазм наступил невероятно быстро.
Как вы успели понять, это была единственная счастливая пара на тот момент среди наших героев.

Котов даже не замечали. Дело было в том, что Ламеху взбрела мысль, что осталось мало времени до тура и надо бы репетировать. Сообщив с утра, что он идёт на репетицию к Палтиэлю – ударнику группы - домой, Ламех узнал немало важного. Например, что Цилла обожает ходить с ним на репетиции. Или что Хавива «всегда мечтала присутствовать на этом величайшем событии» и что она «будет хорошей-хорошей и не будет мешать». А также что Това не любит быть дома одна. Короче, в итоге отправились они всей компанией.
Оказывается, Зелиг, Йегорам и Велвел пришли и теперь просто вместе с Палтиэлем ждали Ламеха.
Дверь нашей компании открыла какая-то рыжеволосая девушка. На вид ей было лет почти что двадцать. Это была высокая обладательница длинных рыжий волос, доходящий примерно до пояса, серо-голубых глаза и немного курносого носа. Она была одета в красную футболку с изображённой на ней чёрной гитарой, клетчатые шорты с ремнём, пряжка которого была выполнена, как будто это было пирожное, длинные полосатые гольфы и кеды. В одной руке она держала надкусанный эклер.
- Здрасьте, - дружелюбно поздоровалась она, борясь с эклером, отчаянно не помещавшимся у неё во рту.
- Здрасьте, - ответили все дружно.
Появилась пауза.
- Проийти-то можно? – поинтересовался Ламех.
- Зачем? – сонно уточнила девушка.
К ней подошёл Палтиэль.
- О май гад! – воскликнула Хавива.
- Фанатеет от нашей группы, - пояснил Ламех Палтиэлю.
- Привет, чуваки, - поздоровался Палтиэль. – Это Симха, сестра Йегорама. Не обращайте на неё внимания. Она немного того, когда долго не ела сладкого и наконец поела. Скоро с ней это пройдёт. Проходим, проходим.
У Товы что-то смутно шевельнулось в памяти при виде Симхи.
Ламех, Цилла, Това и Хавива разулись, повесили куртки и прошли в большую комнату.
Это было очень просторное светлое помещение с ударной установкой, телевизором, кучей плакатов таких групп, как Gamma Ray, Skid Row, Uriah Heap, Metallica и с другими, кое-где валялся мусор, много исписанных листочков, стол, стул, компьютер, гитары, усилители, диван, на котором расположился Зелиг, уничтожая огромную пачку чипсов и Йегорам, что-то писавший.
Начались бесконечные взаимные приветствия, знакомства и прочее.
- Это вот моя дочь, Хавива, - представил Хавиву Ламех. На тот момент с Хавивой были не знакомы Палтиэль, Йегорам, Велвел и Симха.
- А это Това Тайцева, - Ламех представил и Тову. – Хороший человек.
Кучка людей обменялись рукопожатиями, «Очень приятно!», а Хавива, чьи фанатские чувства были встряхнуты, как-то подозрительно потрогала Йегорама.
- Сначала, может, быстренько прогоним «Дружелюбный к пользователю»*? – предложил Велвел
- Ага, - кивнул Ламех.
- Ненавижу этот индустриальный бред, - вздохнула Симха. – Блюз-рок лучше. Или панк.
Йегорам закатил глаза. Его всегда бесила кузина.
- Пошли на кухню, - неожиданно предложила Тове Симха. – Там есть печеньки. И чипсы могли от Зелига остаться.
- Что? – не расслышала Това.
- Гоу покушать! – повторила Симха.
Това поразилась тому, как по-хозяйски распоряжается Симха, будучи гостем. Хотя, быть может, это оттого, что она кузина Йегорама, а Йегорам – друг и, так сказать, коллега Палтиэля? Как бы то ни было, Симха властвовала над едой.
- Мороженое будешь? – поинтересовалась она у Товы, демонстрируя только что найденный пломбир.
Тову немного возмутило обращение на «ты», но она лишь сказала:
- Мне кажется, вы не совсем в своём доме и не должны распоряжаться чужим мороженым.
- К чему это «вы»? – Симха вытаращила глаза, пытаясь при этом открыть упаковку пломбира. – Това, видимо, ты очень изменилась…
Това разозлилась.
- Изменилась?! Мы даже не знакомы, а вы такой бред несёте!
Симха заметно погрустнела и проговорила:
- Мы же дружили раньше.… В фей играли… Строили шалаши… Копали ямку в песочнице, чтобы попасть в мир Диснея…
Това ахнула и машинально опустилась на табуретку.
Сказать, что перед ней стояла подруга детства – значит, не сказать ничего. Перед просто стояло её детство.
Они были знакомы с раннего детства. Их разделяло около трёх лет – Това была старше. Девочки вскоре подружились, живя в одном подъезде. Они были разными, но именно это укрепляло их дружбу. Если Симха отличалась смелостью и решительностью, то Това блистала теоретическими идеями да и просто сообразительностью. Однако у них было и много общих черт, например, любовь к животным, активность, переменчивость и ещё уйма всего. В их дворе к ним относились умеренно – не как к аутсайдерам, но и не как к авторитетам. Правда, как только девочки построили удачный шалаш, желающих подружиться с ними резко прибавилось.
Затем их пути разошлись. Они случайно прекратили общение. Симха переехала в другой конец города. Това одно время общалась чуть ли не с одним Роном, но затем это прошло.
И вот теперь каждая видела своё детство.
- Симха! – воскликнула Това, пытаясь сдержать слёза счастья.
- Да неужели? – рассмеялась Симха.
Подруги обнялись и чуть расплакались от счастья.
- Ну, как дела? Встречаешься с кем-нибудь? – поинтересовалась Това.
- Ну… Дела у меня нормально. Собираюсь учиться на инженера. Ни с кем пока не встречаюсь, - Симха печально вздохнула. «Как обычно! Она вздыхает как обычно и говорит с обычной интонацией!» - приятно поразилась Това. – Ты-то как?
- Учусь на менеджера по маркетингу, подрабатываю целительницей и гадалкой, - Това с наслаждением и гордостью любовалась произведённым эффектом от этих слов, а затем продолжила: - Я живу с Роном и Амосом. Рон – это мой парень.
- Ух ты! – воскликнула Симха. – Расскажи про него!
- Ну… - Това на секунду задумалась. – Он милый, нежный, добрый, храбрый, честный, красивый, трудолюбивый… Он самый лучший.
От этих слов ей стало больно. Това просто вспомнила о том, что происходило у неё в доме, и чуть не расплакалась.
Симха, заметив скопившееся слёзы в глазах полруги, участливо поинтересовалась:
- В чём дело?
- У меня проблемы, - сообщила Това. – Приехала Сарай, мать Рона. Видите ли, ей негде жить, и она живёт у нас. И, так как она меня не понять, за что ненавидит, то пытается сделать так, чтобы Рон взял в жёны её знакомую, Эстер, а не меня. И Амоса эта дрянь тоже ненавидит! Они с Эстер просто выжили меня, а Рон почти не заступился!
- Все мы ошибаемся, - пожала плечами Симха. – Если вы любите друг друга, но по-любому будете вместе. А вообще, ты нашла себе место для жилья?
- Да, - кивнула Това. – Мы с Амосом живём у Бескиеров.
- И как?
- Ламеху с Циллой плевать на всех, они поглощены только собой. Я живу в комнате Хавивы…
- И как? – второй раз спросила Симха, немного чувствуя себя дурой.
- Скучно, - поморщилась Това. – Она либо молчит, либо ноёт о том, как она любит Ламеха, и как плохо, что он её не любит.
- Она любит Ламеха?! – Симха поперхнулась мороженым.
- Ну да. А что в этом странного?
- Нет! Ну, ты представь, как ты влюблена в своего папу, или я в своего!
- Геронтофильная дурёха, что же тут поделаешь?! – усмехнулась Това.
Музыка, или вернее пока что-то не очень отработанное приутихло.
На кухню вошла Хавива.
- Хочешь мороженое? – предложила ей Симха, волнуясь, как бы эта особо не взъелась из-за «геронтофильной дурёхи». – Правда, его почти не осталось.
- О! Мороженое! – воскликнула Хавива, накладывая пломбир на поднос, вместе с другой едой.
Некоторое время Това и Симха безмолвно смотрели её сборы, а затем Това спросила:
- Ты у них там что, официантка?
- Только Цилле не дам, - грозно проговорила Хавива, удаляясь.
- Сколько ей? – поинтересовалась Симха.
- Пятнадцать, - ответила Това.
- Да ну! А выглядит на все тридцать! – неподдельно шокировалась Симха.
- Ну.… Выпендривается. Есть на Земле неудачники, вот так вот. Ну и что же?

14
Ламех даже вздрогнул от неожиданно грохота. Это был Хавивин своеобразный способ открытия дверей – пендель.
- Стучаться не учили? – поинтересовался он, не переставая что-то писать.
- Нет, - непринуждённого ответила она. – Научишь?
Это прозвучало так, словно Хавива усиленно пыталась косить под шлюху, которая, в свою очередь, косит под маленькую девочку.
- Нет, - многозначительно ответил Ламех.
- Что ты пишешь? – Хавива подошла  Ламеху и нагнулась, чтобы посмотреть, нарочно при этом прижавшись к нему. Возможно, нагибаться не было необходимым – с такими-то очками! – однако она могла легко это сделать, например, чтобы выгодно продемонстрировать грудь.
От неё пахло травой и духами Циллы – как в ту самую ночь. Ламех отодвинулся и сообщил:
- Это будет третий трек с нового альбома.
Хавива тут же попыталась прочитать хоть строчку, но Ламех скрывал создаваемое, как мог, объясняя, что это сюрприз, и что будет нечестно, если из всех фанов знать наперёд часть третьей песни будет только Хавива.
- Зато я поеду с тобой в турне, - успокоила она себя.
- Что?! Кто тебе это сказал?! – удивился Ламех. – Нет, конечно!
- Почему?! – с отчаяньем и возмущением воскликнула Хавива.
- Ты знаешь, вообще-то ты ходишь в школу!
- Ну и что? Зачем мне в неё ходить?!
- Представь себе: чтобы добиться чего-то в жизни и не быть неудачником.
Хавива фыркнула.
- Я-то думала, что я добьюсь чего-то, из-за того, что вы с Циллой знаменитые1
- Этого мы добивались сами, а ты собираешься просто тупо всё перенять! Я же просто потеряю к тебе уважение!
Это условие стало для Хавивы почти решающим.
- Я смогу потом наверстать пропущенное, - всё ещё возражала она.
- Ты ленивая, не сможешь, - заявил Ламех. – Ты просто остаёшься дома, и это не обсуждается.
- Я не ленивая! – заспорила Хавива.
- Ленивая.
- Нет-нет! Это ты ленивый!..
- Не сочти за грубость, но лучше, если ты будешь злиться, чем пытаться меня соблазнить и косить под скромную, мазохистичную и якобы милую шлюху, - неожиданно заявил Ламех.
- Я буду прогуливать уроки!
- Только попробуй.
- Буду!
- Хорошо. Итак, когда ты заболеешь, буду знать, что это симуляция. Спасибо за предупреждение.
Хавива пихнула Ламеха, который ничего, кроме тиховатого: «Оу», не издал.
- Я отравлю Мими! – завопила она.
- Я отравлю тебя, - спокойно ответил Ламех.
- Я сбегу из дома!
- К Тове?
- Я… Я убью тебя!
- Не сможешь.
Топнув, Хавива гневно удалилась.

Рон только сейчас стал осознавать пустоту своей жизни без Товы. Раньше он воспринимал её как что-то, само собой разумеющееся, но сейчас ему было плохо, как никогда. Никто с ним не разговаривал, никто не заботился, некого было неожиданно обнимать за талию во время какого-либо важного дела. Не было ночей, полных обожания – намёков, прекрасных тихих стонов, вкуснопахнущих длинных чёрных волос, милых и родных больших голубых глаз, окаймлённых изящными огромными ресницами, сладкого вкуса Товиных губ, её аккуратной груди, стройных бедёр, которые как будто ещё вчера вздымались вверх и вниз из-за каждого выпада Рона… Не было Товы.
- Аарон, о чём вы думаете?
Опять эта уродина. Эстер, видимо, пыталась быть милой. Очень своеобразно. Она говорила обо всём, что абсолютно не интересовало Рона, при этом очень занудно, и даже принесла ему чай, чем-то вонявший.
- Я думаю о Тове, - признался Рон.
Он невероятно сожалел о том, что никак не остановил происходящее. «Что же я за сосунок! – сокрушался парень. – Теперь из-за моей нерешительности страдаем и я и Товочка!
- Она тебе не пара, - уверенно проговорила Сарай.
Разумеется, Рону было плевать.
Он уверенно набрал номер Бескиеров.
Гудки.
- Алло?
Рон узнал Хавивин голос.
- Привет, это Рон. Позови, пожалуйста, Тову.
Хавива предусмотрительно зажала рукой трубку и шёпотом спросила у Товы:
- Это Рон, ты дома?
Това колебалась. С одной стороны, ей хотелось, чтобы Рон более чувствовал себя виноватым, но с другой стороны она хотела помириться.
- Да!
Това выхватила трубку.
- Алло?
У Рона пересохло в горле от её родного голоса, от этой наигранно-безразличной, и в то же время серьёзной интонации. От смачно сказанного «о», он просто представил её изящные губки, произносящие это.
- Любимая, я должен тебе кое-что сказать! – воскликнул Рон, почувствовав прилив слов. Товино сердце забилось быстро-быстро. – Пожалуйста, солнышко, прости меня! Я, правда, не знаю, почему я не заступился за тебя, это было очень глупо. Поэтому мне жаль! Я не знаю, что за нерешительность на меня нашла… Я больше жизни люблю тебя! Солнышко, прошу тебя, сделай меня самым счастливым, потому что с тобой я чувствую себя самым счастливым! Просто потому что ты лучшая девушка во всей Вселенной, самая умная, красивая, добрая, милая, прелестная, понимающая, чудесная, необыкновенная, талантливая, лучшая, иначе не может быть! Послушай, ты любишь меня?
- Да, - дрожащим и радостным голосом ответила Това. – Да, да, родной, милый, Рони, я никого никогда не любила и не полюблю так, как тебя!
- Милая, ты не представляешь, как я рад это слышать! Прошу тебя, солнышко, вернись! Я сделаю всё, о чём ты только подумаешь! Видишь, если мы любим друг друга, не важно, что там будут творить мама и Эстер, как ты считаешь?
- О, конечно! Я так рада это слышать! Я так люблю тебя!
- Я тоже тебя очень-очень люблю!
- Я сегодня же приеду!
- Я буду считать секунды!
- Всё, я собираюсь!
- Пока, милая!
- Пока, милый!
Това отдала трубку Хавиве, которая почему-то плакала.
- Что ты плачешь? – поинтересовалась Това.
- Потому что это так романтично! – улыбнулась Хавива.

15
Опять эта противная привычка… Хавива, после неожиданного сна открыла глаза. Первое, что она увидела, была Това, в чём-то копающаяся. При дальнейшем рассмотрении Хавива обнаружила, что Това что-то пыталась запихнуть в чемодан.
- Ты что? – ошалело спросонья выпалила Хавива. – Ты уходишь?
- Ты же слышала наш с Роном разговор, - Това повернулась к ней. – Да, я возвращаюсь домой!
- Я рада за тебя, - как можно искренне произнесла Хавива, хотя от того, что она останется одна, у неё на душе кошки скребли.
- Ну да, наконец-то моя жизнь наладилась! – радостно воскликнула Това. При этом ей наконец-то удалось скомкать вещи.
- Так просто у вас с Роном такие отношения, что вам на всю жизнь нереально поссорится, - заявила Хавива. – Эх, хотела бы я, чтобы у нас с Лами такая же идиллия была…
- Не парься, может, будет, - пожала плечами Това.
- А что тебе Рон говорил? – спросила Хавива.
- Он извинялся.… Говорил, как сильно любит меня. Мой котик такой милый, когда извиняется! – хихикнула Това.
- Когда у вас будет свадьба, можно я буду свидетельницей? – неожиданно выпалила Хавива.
- Нужно!
Послышался стук.
- Да-да! – одновременно ответили девушки.
В комнату вошёл Ламех. Он с удивлением оглядел Товины сборы и спросил:
- Уходишь?
- Ухожу. Прикинь, мы помирились с Роном!
- Круто, - немного обрадовано отреагировал Ламех а затем, помолчав, спросил: - Когда у вас будет свадьба, пригласите?
«Хоть не свидетелем просится. Сходные мысли, сходные гены», - нелепо подумала Това и ответила:
- Разумеется.
- Това, можно тебя на пару слов? – спросил Ламех.
- Да, - кивнула Това.
- Хавива, выйди, - попросил Ламех.
Хавива не сдвинулась с места.
- Хавива, выйди! – громче повторил Ламех. – Будь добра, подними свой зад с кровати и в вертикальном положении поочерёдно переставляй ноги в сторону, например, кухни. Если же ты надеешься, что я тебя вынесу, выпихаю, вытолкаю или что-то там ещё творишь в своём стрёмном сознании, то это лишь доказывает твою тупорылость.
Хавива встала, зачем-то промямлила: «Дожили» и ушла прочь.
- У меня к тебе только одна просьба, - начал Ламех.
- Ну? – нетерпеливо поторопила Това.
- Короче, мы с Циллой завтра улетаем, так как у меня с ребятами начинается тур… Не могла бы ты присматривать иногда за Хавивой? Ты знаешь, по-моему, она слишком маленькая чтобы оставаться на несколько месяцев одна. Маленькая и с приветом.
- Ну, разумеется, мы же чуть ли не каждый день будем видеться, - ответила Това.
- Пожалуйста, прошу, последи хоть чуть-чуть, чтобы она не прогуливала школу, училась нормально, не забывала бы ухаживать за Мими, делала бы домашнюю, не жила в обстановке свалки, не мало спала, не приводила бы никого стрёмного, ничего не порушила, не подожгла и вообще вела себя адекватно….
- Да-да, хорошо.
- А ещё, поможешь ей, если что, спичку зажечь, а то, ты знаешь, до ужаса боится огня, хорошо? Если будет не слушаться, лишай чего-нибудь. Если будет ныть, не обращай внимания.
- Подгузник-то как часто менять?! – съязвила Това.
Ламех рассмеялся.
- Да, намёк понят, что-то я сегодня не очень в себе. Просто, чёрт возьми, первый раз у меня дочь, первый раз оставленная одна, мне страшно, вдруг она что учудит?
- Да всё окей будет, - немного раздражённо махнула рукой Това. – Однако сейчас  отправляюсь.
Она взяла чемодан и пошла в прихожую. Там уже столпилась небольшая толпа, состоящая из Ламеха, Циллы, Хавивы и Мими, провожающих Тову и Амоса.
Амос и Мими смотрели друг на друга, и каждый из них думал, увидятся ли они ещё раз. За это небольшое время они успели понять, насколько родственны их души и прекрасны отношения.
- Това, если что, знай, что мы всегда тебе рады, - не в тему выпалила Цилла.
- Я знаю, - ответила Това, одевая куртку. – Но надеюсь, что в моей семье больше не будет конфликтов.
Послышались прощания. И Това с Амосом ушли.
Хавива тут же почувствовала какую-то пустоту и поспешила к себе. Ей жутко не хотелось видеть ещё и сборы Ламеха и Циллы.

Това даже ничего не почувствовала, при виде своего дома. И даже испытала некое стеснение, когда постучала в дверь.
Ей открыл Рон и, не устояв, они застыли в долгих объятиях, смотря друг другу в глаза и наслаждаясь этим моментом.
- Привет, котик! – наконец прошептала Това.
- Я так скучал, зайка! – воскликнул Рон, приподняв Тову и закружив под её хихиканья.
Они поцеловались в долгом и жадном поцелуе, словно выплеснув все то, насколько скучали.
- Пошли в дом, там никого! – предложил Рон.
- С чего бы это вдруг? – удивилась Това.
- В магазин уехали.
Влюблённые поспешили домой.
Конец второй части


















































Иерусалим, 1990 г.
Часть третья

1
Это было самое скучное время в Хавивиной жизни. По крайней мере, она считала именно так, несмотря на то, что фактически жила на свете не положенные шестнадцать лет, а около двух лет. Она лишь считала дни до окончания Ламехова тура – хотя её и радовали концертные записи – при этом тратя основную часть времени на учёбу. Свободное время она отдавала писательству, музыке, рисованию и теннису, иногда ходила на прогулки с приятелями, в основном с Товой, Роном и Симхой. Она странным образом вливалась в их компанию, несмотря на свои ярко выраженные шестнадцать.
У Товы и Рона поутихли ссоры, Сарай и Эстер почему-то взяли тайм-аут. Тем временем Симха металась от одного парня к другому, едва ли доходя ли даже до секса, и пытаясь найти свою судьбу. Требования у неё были нехилые.
Това, Рон, Симха и Хавива, по обыкновению своему, проводили воскресный вечер за просмотром фильма. На этот раз их выбор пал на комедию. Това и Рон демонстрировали друг другу возможности удовольствия «случайных» касаний, скрытых от Симхи и Хавивы нарочито небрежно наброшенным одеялом и разбавленные хихиканьем.  Симха, казалось, получала не меньшее удовольствие от колы, эклеров, пирожных, печенья, вафлей, кексов, пончиков, пиццы и конфет. Хавива пыталась делать отстранённый вид, как будто её целиком и полностью занимает фильм, но выходила глупая физиономия дауна, застывшая блуждающая улыбка и застывший взгляд, покачивания и миллиард кругом пальцем вокруг пряди. Всё-таки её больше занимало предвещающееся прибытия Ламеха с Циллой, нежели комедия.
- Так Марси сестра Оливера? – с набитым ртом поинтересовалась Симха.
В ответ она получила хихиканья и судорожные наборы воздуха от Товы и Рона и тупое молчание Хавивы.
- Это был вопрос! – раздражённо добавила Симха.
Молчание.
- Уважаемая влюблённая парочка и уважаемая влюблённая в папашу чувиха! Послушайте, пожалуйста, меня, чьё сердце покорили пончики! – Симха комично замахала руками, загородив экран, тем самым породив хоть какое-то внимание. – Я спрашиваю, Марси – сестра Оливера?!
Това и Рон разразились хохотом.
Они толком не знали, что заставляло их смеяться уже… очень долго. В другой раз они бы просто с благоговением относились друг другу, а тут сами мысли, такие как коснуться, снять какую-то часть одежды, поцеловаться – наводила их на безудержное веселье. Ведущей, скорее, была Това; Рон же просто следовал за её хохотом. Им почему-то ничего не стоило подавлять в себе желание совокупиться прямо здесь, ограничения нравились им больше. Это была своего рода игра, кто первый сломается. Или спалится. И Това открыто провоцировала Рона.
- Какая Марси?.. – медленно, задумчиво, но тупо проговорила Хавива.
Разве должно было её что-то заботить, кроме приезда Ламеха? Вот уже половину фильма её приводит в экстаз одна лишь мысль об их встрече. Для неё невообразимое значение принесло бы их обыкновенное объятие, не значащее для других ничего. Трепеща об одной мысли о том, как тесно будет их касание и насколько крепкие будут объятья (а также о «дыхании моего душки чуть дальше уха»), Хавива пришла к выводу: «Нормально ли будет, если я поцелую Лами в щёчку? Это ведь поцелуй! Однако, это обычное дело для папы с дочкой.… Да, безусловно!»
Симха вздохнула.
- Марси – это такая жирная негрша, - пояснила Симха.
- Которая потом умрёт? – неожиданно поинтересовалась Това.
- Да нет же! – воскликнула Симха. – Мы смотрим «Ботинок Тома» вообще-то, а не «Клизму»!
- «Клизма» - чудный фильм, - серьёзно вставила Хавива.
Симха облегчённо заметила ещё одно возвращение с небес на землю.
- Чем же? – поинтересовался Рон.
Симха возликовала.
- Там очень милый момент, когда Зим и Анабелла ссорятся и мирятся.
- Скукота, - махнула рукой Това.
- Зато снято красиво, - заметила Симха.
- Но растянуто, - возразил Рон.
Звонок в дверь.
Хавива взвизгнула и поспешила к двери настолько, что уронила два стула, вазу и разбила ногу.
Она встретилась взглядом с Ламехом и застыла.
Он казался чуть похудевшим и отстранённым. Его немного растрёпанные волосы покрывал капюшон просторной кофты, ботинки были чем-то заляпаны. Он жадно, даже как будто похотливо смотрел мимо Хавивы, просто на дом, смущённо скрестив кисти рук, пошатывая чемоданы и улыбаясь. Хавива почувствовала к нему невероятную нежность и, взвизгнув:
- Привет, мой душка! – за несколько мгновений успела обнять Ламеха и прильнуть к его ошарашенным губам.
- ЭЙ! – вскрикнула Цилла.

2
Хавиву словно кипятком ошпарило. Отскочив от шокированного Ламеха и, покраснев до уровня помидора, она пробормотала:
- Что?
- Восхитительно! – истерично вскрикнула Цилла. – «Что»! Действительно, что в этом такого! Обычное дело! У всех женщин дочери целуются с их мужьями!
- Она от радости, - ни с того ни с сего высказала Това.
Хавива из красной превратилась в белую.
- Ну да, - её голос прозвучал совершенно неуверенно. – Я это.… Да. Я просто очень-очень люблю моего душку, поэтому ждала его, как никогда ничего не ждала. Конечно, я бы хотела… Короче, Лами, я бы хотела расспросить про другие страны, про фанов из других стран, про ещё что-нибудь, но ты, наверно, устал после перелёта.
Хавива попыталась снова обнять Ламеха, но он отстранил её, взяв за плечи, словно это была психически больная с заразной болезнью и сказал:
- Ты не в тему, помолчи-ка.
- Почему бы вам не переспать на радостях, раз всё так славно! – наигранно-радостно воскликнула Цилла, обнимая Ламеха и Хавива и припихивая их друг к другу.
- Цици, не сочти за грубость, ты несёшь бред, - заявил ей Ламех.
- Как раз таки нет! – Цилла взмахнула руками, из её глаз потекли слёзы и она натянуто улыбнулась. – Вы будете жить долго и счастливо. А меня задавит машина*, ха-ха-ха.
- Цици, ну что ты! – Ламех обнял плачущую Циллу и гладил по волосам.
Тем временем Хавива не двигалась с места, а Това, Рон и Симха со всех сил делали вид, что они безучастны.
- Я случайно, - проворчала Хавива.
- А можно я тебя случайно убью? – язвительным тоном поинтересовалась Цилла. – Случайно размажу твои кишки по стенам и станцую на твоей могиле? Нет, у тебя не будет могилы. Ты будешь похоронена на свалке, как дворовая сука.
- Может, мы пойдём? – прошептала Симха, но на неё никто не обратил внимание, так как Това и Рон были увлечены происходящим.
- Я же не виновата, что я люблю Лами, - оправдывалась Хавива. – Само так. Как будто мне сейчас легко.
- Я тебя ненавижу, - сообщила ей Цилла.
- Может, хватит? – вмешался Ламех. – Я даже не знаю, что делать.
- Ждать, пока Хавива тебя разлюбит. – предложил Рон.
Хавива фыркнула.
- Да я больше не буду.
- Ты говоришь это так, как будто… Я не знаю…. – замешкалась Цилла. – Как будто ты посудину какую-нибудь разбила! Нет, знаешь, не посудину! Ты мою жизнь разбила!
- Подумаешь, секс и поцелуи, - махнула рукой Хавива. Разумеется, наигранно, так как для неё самой это значило очень многое.
- Подумаешь?! – заорала Цилла.
- Нет, я, наверно, пойду, - проворчала Симха.
- Вы знаете, я всегда мечтал трястись сутки в говняном самолёте с протухшей едой, а дома выяснять отношения, - пробубнил Ламех.
- Эта сука начала первая! – Хавива тыкнула в Циллу.
- От суки слышу! – возмутилась Цилла.
- Нет-нет-нет, только не цапайтесь! – воскликнул Ламех. – Я адски устал, Цици, как ты всё ещё вообще стоишь на ногах?!
- Потому что я выносливая, - не в тему сказала Цилла. – И я вынесу всё, кроме этой дури, которая творится у нас в доме. Хотя нет. Я возьму и этими руками, - для эпичности Цилла потрясла в воздухе своими руками, - задушу эту дрянь, эту мелкую, тупорылую, уродливую, безвкусную дрянь с травой на башке!
- Не сочтите за грубость, но… - по-ламеховски, только злобно начала возмущаться Хавива, - это вот…
Ламех не дал ей договорить, затараторив:
- Да-да-да, ага-ага-ага, всё-всё-всё! Цици, пошли, умоешься, а то у тебя всё твоё премиленькое личико в туши!
Полуобняв Циллу, он повёл её по направлению к ванной, при этом успев повернуться к Хавиве, сделав жест перерезанного горла и жест, означавший «денься куда-нибудь, Цилла неимоверно злится, всё очень плохо».
Хавива осталась растерянно стоять посередине комнаты.
- Хавива, ты дурак, - оповестила её Това, отстранённо теребя руку Рона.
- Почему? – тихо спросила Хавива.
- Даже и не знаю, - Това закатила глаза.
- Мы поцеловались, это так мило-мило…
- И не ходи к ним сейчас, понятно? – подала голос Симха. – Сейчас будем ужасы какие-нибудь смотреть.
- Давайте про зомби, ну, с той кассеты, которую я на выпускном выиграл, - предложил Рон.
Все согласились и принялись искать ту самую кассету.
Из другой комнаты послышался крик Циллы:
- Ну и пожалуйста! Как будто обо мне кто-то думает!
Затем последовало то, что услышать было невозможно. Только изредка можно было разобрать возгласы Ламеха, типа: «Нет!», «Что за бред?!», «Заткнись!» и вопли Циллы, наподобие: «Чудесно!», «Иди к чёрту!», «Ненавижу!» и тому подобное. Затем послышалась череда звона, грохот и «плюх». И снова «плюх».
- Что за? – насторожилась Симха.
- Ссорятся, - мрачно пояснила Хавива. – Бьют все, что попадётся под руку. Может, даже дерутся.
Затем послышалась такая мощь, что Това прошептала:
- Мне страшно.
- Зайка, не бойся, - Рон обнял её, и Товин страх стал медленно трансформироваться в нежность и спокойствие.
- Это надолго? – поинтересовалась Симха, прислушиваясь.
- Ещё несколько часов, - ответила Хавива. – А помирятся они…
Девушка замолчала, тщательно прислушиваясь и оценивая масштабы буйства. Затем она вынесла вердикт:
- Помирятся через три недели или даже больше.
Как ни странно, шум ссоры заглушал телевизор, включенный на самую большую громкость. Впрочем, это также могло говорить и о диапазоне громкости телевизора.
- Мне страшно, вдруг они поубивают друг друга, - сказала Това.
- Не-ет! – уверенно заявила Хавива. – Нет, конечно же, это всё несерьёзно.
- Да ну, я домой! – махнула рукой Симха и стала с нежностью собирать остатки еды.
- Может, мы тоже? – поинтересовалась Това у Рона.
- Да, пожалуй, - согласился тот.
После того, как все распрощались, Това вернулась и серьёзно сказала Хавиве:
- Не вздумай вмешиваться!
- Обещаю не вмешиваться, - послушно проговорила Хавива.
- Я серьёзно! И не надо обзываться на Циллу и липнуть к Ламеху, ясно?
- Ясно-ясно.
- Зая! – окликнул Рон Тову.
- Иду, милый! Пока, Хавива!
- Пока!
Хавива поспешила к Ламеху и Цилле, чувствуя, что она просто обязана вмешаться.

3
Когда Хавива вошла в их комнату, то чуть не поскользнулась на какой-то разлитой штуке. Она толком не знала, что это, ведь разбитых бутылок было около пяти. Обои были порваны, почти все вещи в хаосе валялись на полу, ощущение было, что комнату просто пропустили через какую-то гигантскую мясорубку. При этом Ламех пытался усадить Циллу, то ли сделать что-то подобное, а она отвешивала ему пощёчины. Вся эта сцена была приправлена изощрёнными ругательствами, нытьём, матом и бредом, не подходящим ни под одну из этих категорий.
- Ну, я же уже извинилась, - смущённо пробормотала Хавива.
- Да засунь ты свои поганые извинения себе в жопу! – завопила на неё Цилла.
- Да ты заебала хамить! – огрызнулся Ламех, удерживая Циллины конечности.
- Ах да, правильно, защищай свою любовницу! – запричитала Цилла.
- Мы не любовники, - вздохнула Хавива. – Хватит драться, а то я вызову полицию.
- Ламех, слышал?! – вскричала Цилла. – Думаю, отсутствие Хавивиной девственности и мои синяки будут достаточными факторами для твоего ареста!
Она резко взбрыкнула, заехав ногой Ламеху между ног, из-за чего он, издав громкое «Ау», в ответ на это неестественно выгнул её руку.
- Ты мне кость сломал! – заорала Цилла.
- Справедливо, - спокойно отозвался Ламех,
- Ну, хватит! – Хавива неуклюже попыталась их разнять.
- Чёрт, моя кость! – закричала Цилла, когда Хавива коснулась случайно её покрасневшей кисти.
Затем Цилла вскочила и поспешила за аптечкой.
Ламех, как ни в чём не бывало, пригладил волосы, тщательно вытер под носом и с руки и сел на кровать, задумчиво куда-то глядя.
Хавива, помявшись, нерешительно села рядом с ним и посмотрела в его блестящие (от слёз?) глаза.
- Не волнуйся, вы помиритесь, - произнесла она.
- К чёрту её, - неожиданно и с ненавистью проговорил Ламех.
Хавивина душа возликовала, в надежде, что Ламех больше не любит Циллу.
- Эта сука больно тебе врезала? – вкрадчиво поинтересовалась она, дотронувшись до его гениталий (разумеется, через слой ткани).
- Ну.… Так себе, - нейтрально отметил Ламех, поглощённый вновь текущей кровью из носа.
- Значит, я могу сделать так? – она нащупала головку его члена и соорудила двумя пальцами резкий оборот.
- Не можешь, потому что меня это бесит, - отрезал Ламех, отодвигая её руку.
- Неужели? – Хавива сделала наигранно-удивлённое лицо, состоящее из глаз, еле держащихся на орбитах и пошлый округлый рот. – Так тоже?
Это было резкое движение, каким обычно отпихивают кошку, когда она лезет туда, куда не надо, совмещённое с тем, как обычно выбрасывают особенно огромные кустарники, когда полют. Член Ламеха на этот раз еле заметно дёрнулся.
- Перестань! – Ламех ударил её по руке.
Хавива хихикнула.
- Ты такой милый, когда стесняешься! Но на этот раз не стесняйся, ведь ты же уже не любишь Циллу!
- Не сочти за грубость, но, в любом случае, это не твоё дело.
- Грубость. Это грубость. Нет ничего более сексуального, чем грубость.
- Нет ничего более антисексуального, чем легкодоступные придурковатые шестнадцатилетние девочки с зелёными волосами и пирсингом, которых зовут Хавива.
- Душка, если тебе неудобно, то можешь потом мне заплатить, - невозмутимо предложила Хавива.
Ламех вздохнул и встал.
- Хавива! Да ты можешь уже понять наконец-таки своим маленьким сухим и заплесневелым мозгом, что ты меня бесишь! Ты знаешь, меня заебало, что ты вечно лезешь ко мне, вечно хочешь меня, тебе вечно что-то надо! Попытайся уже понять, что я тебя не хочу, мать твою, ты меня просто бе-сишь! Однажды ты обещала, что прекратишь всю дурь, если мы переспим один раз, и что?! Меня бесит один твой вид, и если уж ты вечно, по твоим словам, хочешь, чтобы я был заебись как счастлив, пожалуйста, не могла бы ты перестать ЭТО?! Мне что-то сделать, чтобы ты отстала?! Может, тебе попросту надо к психологу?! Так кто же против! Нет, всё-таки как же ты меня бесишь! Ты знаешь… Просто… Просто… Эгоистичная сучка!
- Согласна, - безразлично проговорила Хавива. – Ну, и чего я заслуживаю? Бондаж*? Фейсситтинг*? Золотой дождь*? Порка? Какие ещё варианты, Господин?
- Не-ет, ты неисправима, - Ламех закатил глаза. – Арест.
- Как в «Адской тюрьме»*? – с наслаждением поинтересовалась Хавива. – То есть с простой поркой или с электрошокером на сиськах? Но желательно, чтобы я потом выжила.
- После домашнего ареста не умирают.
- Ты порушил мои надежды, - протянула Хавива.
- Я молодец.
- Ничего не будет, если я у тебя отсосу.
- Это-то и плохо, - многозначительно произнёс Ламех.
- И что же я должна буду сделать?
- Обещать, что это будет последний раз.
- Да выпадет у меня пирсинг, если я вру! – воскликнула Хавива.
Она ещё только расстегивала ширинку брюк Ламеха, но уже мысленно ощущала его сперму. Для Ламеха же почему-то был неожиданностью её влажный рот и быстрый трепещущий язык. Хавива, закрыв от наслаждения глаза, вслепую нащупала руки Ламеха и погрузила их себе на голову, тем самым давая понять, что жаждет, чтобы он руководил минетом, шатая её голову. Ламех не возражал, краем души ощущая радость доминирования. Хавива же всей душой ощущала радость сооружённого ей же якобы подчинения.
- Круто! – воскликнула Цилла, уставясь на эту сцену.
- Что? – несколько ошарашено выпалил Ламех, отпихнув Хавиву так, что она от неожиданности упала на пол, ударившись головой и оставшись довольной.
- Ничего! – наигранно-весело выкрикнула Цилла, куда-то поспешив.
- Ты куда? – спросил её Ламех.
- Душка, не всё ли равно? – махнула рукой Хавива.
Ламех мотнул головой и, одев трусы и брюки, поспешил за Циллой.
- Нам стоит поговорить, - сообщил он жене.
- Я хочу пить, - отмахнулась Цилла.
- Вода кончилась.
Цилла принялась рыться в каких-то ящиках, а Ламех сел рядом и принялся со странным интересом рассматривать и крутить солонку.
Подняв голову, он заметил, что Цилла держит в руках бутылку с уксусной кислотой. Открытую и около раскрытого рта.
Не думая ни о чём, он подскочил к ней и опрокинул кислоту – бутылка разбилась, и на ковре образовалось огромное мокрое пятно.
Возникла неловкая пауза, а затем Цилла подняла на Ламеха свои заплаканные карие глаза и прошептала дрожащим голосом:
- Зачем ты это сделал?
- Нет, зачем ТЫ это сделала?
Всхлипнув, Цилла села на пол, обхватив руками колени, и заплакала.
- Я живу только для тебя. Просто потому что без тебя моя жизнь – это ничто. Я не знаю, как жила тогда, когда мы не были знакомы. И только сейчас моя жизнь потеряла смысл, потому что я больше не нужна тебе для счастья, потому что я тебе просто не нужна.
У Ламеха на глаза тоже навернулись слёзы. Сев рядом с Циллой, он обнял её.
- Цици, мы же ссорились много раз. Я люблю только тебя, ведь Хавива для меня не значит ничего! Зачем же прекращать наши отношения из-за такого пустяка, может, просто начнём всё сначала?
В душе Ламеха зашевелилось что-то такое, что он чувствовал лишь с начала знакомства с Циллой.
- Мой душка, я люблю тебя! – Цилла разразилась рыданиями.
- Цици, не плачь, всё прошло, - прошептал Ламех, ощущая её обжигающие слёзы, тепло, запах и то самое чувство. – Я тоже тебя очень-очень люблю!
Они поцеловались под пылающий ненавистью взгляд Хавивы.

4
Постучав в комнату Хавивы и не дождавшись разрешения войти, Ламех вошёл.
- Ты даже не рассказала, как жила одна. Расскажи, - попросил он дочь, присев на её кровать.
Оторвавшись от чтения книги, Хавива моментально устроилась рядом, невинно приобняв Ламеха.
- Что именно ты хочешь знать?
Его поразила её наигранная вкрадчивость, какую обычно демонстрируют в фильмах верные и стандартно-амфорные жёны, правильные до тошноты.
- Как ты жила. Сложно ли тебе жить одной, ничего ли плохого не происходило, что было интересного, что изменилось, какие у тебя оценки и всё такое.
- Итак, обо всём по порядку, - теперь на её лице воцарилась довольно-таки милая серьёзность. – Жить одной невероятно сложно, потому что я скучала по тебе, мой милый душка, неимоверно скучала! Я просто ежесекундно думала о тебе, ты мне часто снился, я думала, как ты там, как в гостиницах, не устаёшь ли ты, всё ли окей, я так завидовала тем, кто бывал на твоих концертах!.. Я просто не представляла своего счастья раньше, до того, как у тебя был тур! Я просто ежесекундно мечтала о том, что в один день ты вернёшься, как я встречу тебя, как мы поцелуемся, потому что для меня нет большего счастья, чем общаться с тобой, смотреть на тебя, слышать твой голос, касаться и прочее, потому что ты самый милый, самый хороший, самый прекрасный, а тут вдруг раз – и всё. Ну как это, никто не покупал пончики, не врубал по утрам Ministry, не смотрел «Израильские Мутки», не торчал в ванной, не возился с Мими, не заляпывал пол красками, не ругал меня за оценки и беспорядок… Я очень скучала! Однако мне было от вещей, которые ты оставил. Для меня это стало просто каким-то фетишем*. Я не буду вдаваться в подробности, не суть.
- Правильно, не вдавайся, - поддакнул Ламех, смущённо улыбаясь от всей этой лабуды.
- Так вот, на чём я остановилась? – задумчиво поинтересовалась Хавива.
- На фетише.
- Ах, да. Кроме того, что я скучала, было очень сложно всё стирать, везде скопилась пыль, потому что меня бесит убираться…
- Да, я вижу, - критически вздохнул Ламех, созерцая Хавивину свалку. – Потом уберёшь.
- Нет.
- Дат.
- Так вот, - продолжила Хавива, решив, что всё-таки не уберёт. – Готовить – это отвратительно! Ужасно! Поэтому я не морочилась и ела овощи и фрукты. Или ходила в кафе. Я очень хотела бы овощную запеканку, но Това была занята, чтобы зажечь плиту, я её боюсь.
- Тову? – поразился Ламех.
- Плиту, дурачок! – рассмеялась Хавива. – А когда я делала салат, то всё уронила.
- И что?
- И то! Когда мы будем муж и жена, готовить будешь ты!
- Мы не будем муж и жена, - вздохнул Ламех, поражаясь её упёртости.
- Не-а.… Далее, ничего плохого не происходило, кроме того, что я очень-очень скучала. Всё было тупо, кроме того, что я подружилась Симхой. Я очень скучала. Очень-очень! А в четверти у меня (только не ругайся!) семь оценок, которые ниже шестидесяти* – по химии, истории, алгебре, географии, черчению, труду и чему-то там ещё, и две ниже пятидесяти -  по геометрии и по Танаху*. Только не ругайся! Я очень скучала.
- Твои мозги куда-то вытекли?! Если в следующем году будет то же самое, я… - начал Ламех, но Хавива перебила его пошлым тоном:
- Накажешь меня?
- Не надейся, - отрезал Ламех, отодвинувшись от этой экзальтированной особы. – Просто лишу тебя магнитофона, книжек, журналов и телика.
Хавива покачала головой;
- Твою бы строгость да в правильное русло.
- Сейчас ты начнёшь ко мне липнуть похлеще, чем свидетели Иеговы, пожалуй, я удалюсь, уберись здесь и будь умницей.
- Есть,  Mein Kommandant*! – Хавива по-военному отдала честь. – Да будет мне анальная кара, если приказ не будет выполнен.
- Теперь с фашистским уклоном? Началось, - Ламех поспешно вышел из её комнаты.

Это было обычное воскресное утро. Словно забыв обо всех инцидентах, Ламех, Цилла и Хавива завтракали на кухне. Рядом работал телевизор, и Ламех увлечённо созерцал премьеру новой серии «Израильских Муток». При этом он ел омлет, планируя приняться за пончики, Цилла уже принялась за пончики, Хавива ела варёное яйцо.
- Ты все уроки сделала? – поинтересовалась у Хавивы Цилла.
- Нет, ещё же куча времени! – отмахнулась Хавива.
Ламех почувствовал чью-то руку у себя на внутренней стороне ноги. Видимо, Цилла.
- В прошлый раз ты говорила то же самое, а сама наполучала двоек! – воскликнула Цилла.
- Просто я была на вечеринке у Симхи.
- Это не оправдание! – Цилла была непреклонна.
- А там весело было. Мы смотрели прикольный фильм, «Выпитое сердце».
- Я знаю, вроде бы, его, - сказала Цилла. – Это про то, как долго мучалась одна озабоченная девка из-за того, что всегда покушалась на чужое?
Рука отодвинулась, но затем снова легла на ногу Ламеха. Эта же? Другая? Он был слишком поглощён сериалом.
- Нет, - замотала головой Хавива. – Это про то, как страдала эгоистичная и тупорылая мразь.
У Ламеха зазвонил телефон и он неохотно взял трубку.
- Ало?
- Привет! – это оказался Зелиг, причём невероятно взволнованный. – Помоги, прошу!
- Что случилось?! – насторожился Ламех.
- Долго объяснять! Я валяюсь на полу с ошпаренными ногами, телефон далеко, Далия ушла делать макияж на модный показ!
Ламех не на шутку перепугался и выпалил:
- Что?!
- Мне просто нужно достать телефон, он чёрти где и в другой комнате, мне просто нужна скорая, прошу, помоги!
- Держись, сейчас буду!
Ламех бросил трубку и поспешил собираться.
- Ты куда и что случилось? – поинтересовалась Цилла.
- Там что-то с Зелигом, ошпарился, короче, всё очень плохо, - подробно объяснил Ламех.
- О май гад! – воскликнула Хавива, поперхнувшись салатом.
- Всё, пока, - Ламех поспешно ушёл.
Некоторое время царило молчание. А затем его нарушила Цилла.
- Хавива, я так рада! – мечтательно воскликнула Цилла.
- Чему? – мрачно поинтересовалась Хавива.
- Тому, что мы  Лами помирились!
- А-а, - всё ещё мрачно протянула Хавива.
- Ты не представляешь, как я рада! Мне никогда не было так приятно от того, что мы любим друг друга! Я никогда не задумывалась о том, насколько мой душка милый, прекрасный, чудный, заботливый, умный, добрый, сексуальный, насколько мы подходим друг другу!.. Такая нежность в отношений была у нас всего лишь один раз.… Ну и сейчас!
- Ага-ага, - гневно прошипела Хавива.
- Представляешь, Лами вчера такой: «Рыжечек, не плачь, всё прошло. Я тоже тебя очень-очень люблю!». Я так обожаю, когда он называет меня «Цици», у меня просто сердце кувыркается! Лами такой нежный, мне так приятно от этого! Я плакала, он меня обнял, и тогда я почувствовала себя самой счастливой, мне стало так хорошо и уютно просто от того, что самый лучший мужчина на свете меня любит! А потом мы переспали, о, это было восхитительно! До этого он тоже говорил приятное, что любит меня, что ты для ничего не значишь… Да, всё-таки ты для него ничего не значишь, просто мой душка любит разнообразие. А я-то вообразила… Нет, что за бред, ты всего лишь бесишь Лами, между вами ничего никогда не будет и…
- Мне нечем сыр порезать, дай нож, пожалуйста, - тихо попросила Хавива.
- Бери, - Цилла протянула ей нож. – Так вот…
Хавива встала и всадила нож в Циллу.
Через считанные мгновения женщина упала на пол с криком и осталась лежать, истекаю кровью.

5
У Ламеха был ключ от дома Зелига, потому что некоторое время они жили вместе. Поэтому открыть дверь для него не составило труда.
Войдя внутрь и не увидев Зелига, Ламех позвал:
- Зелиг, ты где?!
- Я тут! Как я рад, что ты пришёл! – голос доносился из другой комнаты.
Прибежав на звук, Ламех увидел такую картину: посреди кухни валялся чайник с разлитой водой и Зелиг. На нём были шорты, из-за чего и можно было увидеть ожоги на его ногах.
- Скорую! – завопил Зелиг.
Ламех, обнаружив, что стоит в ступоре, ринулся искать телефон. Нашёл он его заброшенным на шкаф и тут же набрал 03.
- Скорая вас слушает!
Сообщив о случившемся и подождав заявления, что скорая прибудет, Ламех бросил трубку.
- Спасибо большое! – горячо поблагодарил друга Зелиг.
- Не за что, - отозвался Ламех. – Тебе очень больно? Давай на кресло посажу.
- Уже чуть меньше. Посади, пожалуйся, заебался я на полу валяться.
Ламех усадил Зелига в кресло.
- Иди, я не хочу тебя задерживать, - сказал Зелиг.
- Уверен? – поинтересовался Ламех.
- Да, скорая же прибудет.
- Хорошо, пока.
- Пока.
Ламех, волнуясь, пошёл домой.

Обычно его встречали обе дамы – Цилла и Хавива. Но на этот раз прихожая пустовала, что немало удивило Ламеха. Только на кухне слышался Хавивин хохот. Разувшись, Ламех поспешил на кухню, надеясь, что пончики никто не успел доесть.
- Привет, короче, там…. – слова застряли у него в горле при виде происходящего.
Хавива носилась и прыгала по кухне с бешеным хохотом. Пол был залит кровью Циллы, лежащей с ножом в боку.
Её глаза были не закрыты, а словно с ужасом взирали куда-то, ноги и руки были раскинуты, словно это была кукла. Перед Ламехом бездыханно лежала его жизнь, его радость.
Он подбежал к ней с криком:
- Цилла!
И долго теребил. Бесполезно – она не подавала признаков жизни, её сердце не билось, конечности одеревенели, а кровь начинала свёртываться. Ламех был готов всадить этот нож в себя.
- Это я убила, теперь мы будем вместе, да? – весело пропела Хавива, пытаясь обнять Ламеха.
Вот она. Практически мерзкий демон с сияющими противными зелёными глазами и зловещей улыбкой. Растрёпанная и довольная, с ножом и прыжками по кухне.
Ламех ударил её по рукам.
- Ты?!
- Да, я! – дерзко заявила она.
- Я… - Ламех пытался что-то нормально сказать, но у него в горле застрял ком и на глаза наворачивались слёзы. – Как ты могла, я люблю Циллу, что ты сделала, зачем?!..
- Потому что только я могу быть твоей любимой, - нахально заявила эта сука.
- Я ненавижу тебя! – вскричал Ламех.
- А мне плевать, я тебя люблю!
- Ты только что убила не Циллу, ты убила меня и Циллу!
Ламех схватил её за волосы, ударив о батарею. Кровь затекла Хавиве в глаза, и она попыталась вырваться, но это было безрезультатно. После нескольких ударов о батарею Хавива упала на пол, чувствуя себя полумёртвой.
- Я всего лишь убила её, это здорово, - пробубнила она.
- Я ненавижу тебя, поганая сука, ты должна умереть вместо Циллы, я убью тебя, убью!.. – Ламех на этот раз бил её ногами по лицу и шее, затем она уже просто лежала на полу, уже не смеясь, а крича. Хавиве стало по-настоящему страшно.
- Перестань! Я должна была это сделать! Ай!
Согнувшись от удара в живот и застонав, она твердила:
- Я же ничего тебе не сделала, она лишь мешала нам! А ты…. Ты мне ногу сломал!
- Я убью тебя!
Ламех рывком поднял её и стал снова бить уже окровавленным до неузнаваемости лицом о батарею.
- Хватит, прошу тебя!.. – на этот раз Хавива уже плакала. – Пожалуйста, перестань, мне больно! Оставь меня! Мне жаль!
- Восхитительно! – воскликнул Ламех. – Сначала убила её, а теперь сожалеешь!
- Ты сейчас убьёшь меня!!!
Она с радостью обнаружила, что Ламех куда-то отошёл, но лишь для того, чтобы запустить в неё двумя табуретками и цветочным горшком.
Хавива закричала, пытаясь выбежать в другую комнату, однако ей не совсем удалось из-за повреждённых ног и крови на глазах.
Ламех, схватив её за запястье и заломив за спиной руки, толкнул обратно. Хавива упала, всхлипывая.
Ламех подошёл к Цилле и вынул из неё нож. Хавива тем временем чувствовала, что скоро потеряет сознание.
- Прошу, извини меня, пожалуйста, прости, только не убивай меня, прошу… - зашептала она.
Ламех подошёл к ней с ножом, замахнулся, но Хавива, вскрикнув, увернулась и вскочила.
Она пятилась и бормотала:
- Ты ведь не убьёшь меня, правда? Иначе тебя могут посадить.… Я не хочу, чтобы ты был в тюрьме, там плохо.… Не надо, не делай этого, пожалуйста, умоляю…
Чувствуя, что она в тупике, Хавива разрыдалась и упала перед Ламехом на колени, обвив и целую его ноги.
- Пожалуйста! – плакала она. – Я сделаю что угодно, я уеду куда угодно, мы больше не увидимся, прошу, только не убивай меня! Я боюсь!
- Я просто этого не оставлю! – Ламех резко её отшвырнул и несколько раз ударил, но Хавиве удалось откатится и побежать.
Ламех запустил в неё ножом и Хавива, так и не добежав до другой комнаты, рухнула на пол и закричала из-за неимоверной боли в спине, однако нож лишь задел её.
Ламех протащил её за ногу и ударил головой о косяк подоконника. Истошно закричав, Хавива нашла в себе силы невероятно сильно укусить его за руку. Ламех вскрикнул и Хавива, не мешкая, побежала в другую комнату, с ужасом слыша за собой, что Ламех не отстаёт, как будто это всё происходило в каком-то страшном сне. Она навязчиво твердила себе, что должна успеть спрятаться.
И всё же она успела добежать до своей комнаты, запереться и с ужасом ждать, что будет дальше. Некоторое время Ламех ломился в дверь, сыпля проклятиями и угрозами, но Хавива решила, что разумнее будет не отвечать, тем более что у неё слишком всё болело, чтобы говорить.

6
Прямо-таки де жа вю. Това, приглашенная в гости к Бескиерам, была немало удивлена тому, что дверь открыта. Похоже, что-то снова случилось, раз их не беспокоит возможность проникновения воров. Това застала дома Ламеха. При этом он сидел, привалившись к стенке и с безысходностью на лице глядя в одну точку. Только после этого ей на глаза бросилось тело Циллы.
- Что за?! – с ужасом вскрикнула Това.
Ламех медленно поднял голову, посмотрел на Тову, демонстрируя заплаканность, и сказал:
- Цилла мертва.
- Как?!
- Её убила Хавива.
- Стоп, но вдруг у неё ещё есть пульс?!
Това подбежала к телу и принялась сосредоточенно прощупывать пульс, а Ламех следил за каждым её движением. Неожиданно лицо Товы просияло, и она воскликнула:
- Она жива!
- Жива! – эхом повторил за ней Ламех, только с неописуемой радостью.
- Какого ты сразу не проверил её пульс?! – разозлилась Това. – Надо вызывать скорую, срочно! Теперь её сложнее будет спасти, чем с самого начала!
- Я не проверил пульс.… Наверно, потому что эта сука сказала, что убила Циллу, я был в каком-то бреду, поэтому не стал оспаривать.… Но это может…
- Да не суть! Потом расскажешь эти повести, да хоть триллер накатаешь, сейчас-то надо вызвать скорую!
Ламех взял телефон и принялся набирать номер скорой, но Това выхватила трубку со словами: «Я адекватней!». Затем он вызвала скорую.
- Что сказали? – осведомился Ламех.
- Что через несколько минут будут.  Пока что чуть приостановлю кровь.
Това стала делать какие-то манипуляции с полотенцем и Циллиной раной.
- Несколько минут? Цилла не умрёт за это время?
- Раньше надо было беспокоиться, когда она ещё не потеряла столько крови! – разозлилась Това.
- Я же сказал, это слишком на меня подействовало, - пристыжено пробубнил Ламех.
- Ну ладно, уже поздно что-то делать, - смягчилась Това. – Так почему Хавива пырнула Циллу? И что у вас здесь было? Как будто по комнате танки прошли.
Ламех пожал плечами.
- Наверняка это из-за меня. Я ушёл на некоторое время, потому что мне надо было помочь Зелигу, он ошпарился. Прихожу – Цици истекает кровью, а эта сука носится по кухне и радуется. Вот.
- А дальше что? – тем временем Това прекратила останавливать кровь.
- Ну, скажем так, она продолжала радоваться, мне захотелось её убить, я стал пытаться её убить, а затем Хавива побежала к себе, закрылась и она до сих пор там.
- Ого! – воскликнула Това. – До сих пор там, надеюсь, живая.
- К сожалению, да.
- Не говори так. Во-первых, она хороший человек и от неё есть польза…
Ламех хмыкнул.
- Да-да! Ну а кто тебе… я не знаю.… В старости стакан воды поднесёт?! Нет, да она тебе в таком случае не стакан, а океан надыбает! И потом, ты думал о том, что за мёртвую Хавиву тебя могут по-са-дить?!
- Ты знаешь, мне как-то неважно.
- О Боже! – Това закатила глаза. – А Цилла, брошенная на произвол судьбы, а друзья, родственники, толпы фанатов?..
- Там, вроде, скорая приехала.
Через некоторое время в дом проследовали врачи. Одна из них, подтвердив наличие пульса, перевязала рану, похвалила Тову и поинтересовалась, откуда такое ранение.
- Она пыталась покончить с собой! – выпалила Това.
- Такая успешная, а хотела умереть! – покачала головой врачиха. – Ладно, это уже будет решать следствие.
- СЛЕДСТВИЕ?! – переспросила Това.
- Ну да, - врачиха поразилась такой бурной реакции. – Не оставлять же это без внимания! Итак, - она повернулась к коллегам. – Забираем.
Несколько врачей водрузили Циллу на носилки и понесли в машину.
- Можно с вами? – Ламех побежал за ними.
- Господин Бескиер, не мешайтесь! – ответили ему.
- Ну, пожалуйста! Я очень волнуюсь! А если я вам заплачу?
В последние моменты он успел вскочить в машину скорой помощи. Впрочем, при условии денег, врачи не особо-то и возражали.

Хавива проснулась от какого-то стука. Она посмотрела на часы – 15:15. Получается, она спала два часа. Хавива захотела встать, но у неё слишком разболелась нога, и она решила ещё поспать.
Как бы ни так. Снова стук в дверь.
- Нет, Лами, я умру без твоей помощи! – выпалила она и закрыла глаза.
- Хавива! Это Това!
Хавива оживлённо подскочила.
- Това, ты одна?
- Да одна, одна, не парься.
- Точно? – недоверчиво спросила Хавива.
- Точно. Циллу увезла скорая, Ламех поехал с ними. Открывай.
Хавива поспешила открыть дверь, но затормозила из-за боли в ноге.
- Ну, ты скоро? – поторопила её Това.
- Сейчас, сейчас.
Хавива открыла дверь. При виде её синяков и крови, Това воскликнула:
- О Боже! – и села на кровать.
- Что-то не так? – удивлённо поинтересовалась Хавива.
- Я так понимаю, что Ламех тебя избил за то, что ты ранила Циллу?!
- Ну да. Так я её всего лишь ранила? – недовольно протянула Хавива.
- Да, её отвезли в больницу. Ты-то как?
- Нормально, только нога болит, - Хавива поморщилась.
- Ходить можешь?
- Могу.
- Значит, перелома нет. У вас в доме спирт или йод есть?
- Конечно.
- Пойдём, продезинфицируешь.
- Това, - сказала Хавива через некоторое время, когда под руководством подруги возилась со спиртом. – Что будет со следствием?
- Хороший вопрос, - ответила Това. – Тебе надо что-то делать, наверняка, скоро сюда приедут. Я сказала врачам, что это было самоубийство. Запомнила? Са-мо-у-бий-ство. Это простая версия, но из-за этого она должна сработать.
- Какая ты умная! – восхитилась Хавива.
- Но у нас есть две проблемы: Ламех и Цилла. Цилла знает наверняка, что это не было никакой попытки суицида, Ламех сейчас способен на всё, чтобы отомстить тебе.
- Кстати, что он обо мне говорил?
- В целом, он тебя ненавидит, - уклончиво ответила Това.
- Этого-то я и боялась,
Обработав раны и царапины, Хавива сказала:
- Мне нужно это всё как-то замазать, чтобы никто ничего не заподозрил.
- Пудрой можно, - посоветовала Това.
7
Её глаза были закрыты, руки аккуратно уложены вдоль туловища, чёрные волосы растрёпаны. Куда-то в тело уходили какие-то многочисленные трубки, талия была перемотана бинтом. Цилла лежала, словно никогда и не жила, словно была не женщиной, а манекеном. Она всё ещё была красива, но не такой красотой, как при жизни.
Ламеху разрешили некоторое время побыть с Циллой, затем же планировалась смена капельницы, вторичная перевязка, вкалывание какого-то лекарства, и только после этого он снова сможет сидеть рядом с ней, целовать её холодные и прекрасные руки, любоваться ею, предвкушая, что вот-вот её дыхание прояснится, будет неспешное движение, а затем столь чудесные ему глаза снова будут взирать на этот мир с хитринкой и удивлением. Затем она, несомненно, спросит:
- Что случилось?
И Ламех, отложив все разговоры, наконец-то прильнёт к её губам.
Однако, ничего этого не происходило.
- Милая, - прошептал Ламех. – Если ты меня вдруг слышишь… Ну, каким-нибудь уголком подсознания… Так вот, если ты меня слышишь, то, прошу тебя, живи. И если не ради себя, ты знаешь, хотя бы ради меня, я невероятно люблю тебя! Это всё временное, ну, то, что было последнее время, разве нам может что-то помешать? Хавива всё равно скоро будет жить далеко-далеко, обещаю! Прошу тебя, живи, потому что тогда у нас всё пойдёт по-другому, мы будем счастливы, как были счастливы раньше, до того, как нашли эту мразь. Ты знаешь, я буду делать всё, что ты захочешь, да, мы будем жить у моря, у нас как-нибудь будут дети, у нас будет всё! Потому что ты должна быть счастлива, такая чудесная женщина ни в коем разе не должна быть несчастна. Такая чудесная, что я в шоке, ты знаешь, как вообще заслуживаю твоей любви, поверь, всё будет по-другому, я люблю тебя, мой милая чудесная Цици!
Одиноко снимающий папарацци расплакался.

- Расскажите всё, что знаете о случившемся.
Это требование заставило Тову волноваться впервые за этот год настолько сильно.
- Ну же, не волнуйтесь.
- Я знаю мало, - уверенно произнесла она. – Это была попытка суицида.
- С чего вы так уверены?
- Потому что Цилла сама по себе очень ранимый человек, она склонна к суициду. Да и что это ещё могло быть?
- Убийство.
- Убийство? – Това правдоподобно хихикнула. – В этой семье все любят друг друга,  знаю. Нет, это точно самоубийство.
- Что ж, это всё, что вы знает?
- Да.
- Хорошо, спасибо. Хавива Бескиер, пожалуйста, проходите!
Хавива, стараясь не хромать, вошла и села в кресло.
На неё как-то подозрительно смотрели. Наверно, из-за обилия пудры и пластыря.
- Где вы были пятнадцатого июня в час дня?
- Я была дома, - честно ответила девушка.
- И что вы делали?
- Читала.
- Интересно, - допрашивающая женщина что-то долго писала, а затем продолжила. – Как долго?
- Около… - Хавива задумалась. – Около тридцати минут.
- Что было после?
- Я услышала крик мамы. Прибежала, а у неё… - Хавива очень правдоподобно стала всхлипывать. – Нож!
- И что, вы думаете, это попытка суицида?
- Папа уходил к другу, он вам это скажет. Я читала. Да, я думаю, это попытка суицида.
- Какие у Циллы были на это основания?
- Если честно, я не знаю, - Хавива пожала плечами.
- Что ж, это всё?
- Да.
- Вы свободны. Рахель, будьте добры, пройдите сюда!
Пока Хавива медленно вставала, борясь с болью в ноге, в комнату некая уродина, жившая по соседству.
- Представляете, вчера я слышала крики из этой квартиры, когда ходила на прогулку, час примерно это продолжалось, часов с трёх примерно! – сказала она.
Хавива насторожилась и поняв, что всё очень плохо, удивилась с улыбкой:
- Да что вы говорите?
- Так ты же и вопила и ревела! – воскликнула Рахель. – И Ламех что-то там кричал. Они били посуду, был грохот невероятный, вроде даже дрались, что ли…
- Вам, наверно, послышалось! – Хавива готова была расплакаться.
- Нет, точно помню, как ты вопила, что тебе больно и что ты сейчас умрёшь, и что-то ещё такое.
- Бред! – выкрикнула Хавива и захромала в свою комнату.

Ламех ввалился в дом совершенно разбитый и недовольный. На то была причина: врачи обнаружили, что состояние Циллы ухудшилось и что поправится она на месяц дольше предполагаемого ранее срока.
Он лёг на кровать и бесцельно смотрел в потолок.
Без стука вошла Хавива.
Ламех всё ещё не чувствовал к ней ничего, кроме ненависти и желания убить.
- Привет, - промямлила она, заезженным до тошноты жестом якобы от смущения теребя карман джинсов.
- Стучаться не учили?!
- Ты бы меня не пустил.
И снова этот потупленный взгляд и красные щёки. Хавива присела рядом с Ламехом и сказала:
- Прости меня, пожалуйста, прошу тебя, мой милый душка! Я не знаю, как это получилось.
- Если бы ты любила меня, то не ранила бы Циллу, - покачал головой Ламех.
- Не говори так! – из её глаз покатились крупные слёзы. – Я люблю тебя больше жизни, больше всего, к сожалению. Ты не представляешь, как мне жаль, что так получилось. Мама жива, так что же мешает нам всё забыть?!
- Ты, - огрызнулся Ламех.
- Я? И что же мне сделать?
- Убирайся отсюда!
- Но я не могу! – растерялась Хавива. – Зачем ты меня выгоняешь? Куда я пойду?
- Мне глубоко плевать, куда ты пойдёшь, ты знаешь, просто уберись.
- Пожалуйста! – Хавива заплакала и уже стояла на коленях, почти обнимая ноги Ламеха. – Мне же просто некуда идти! Пожалуйста, позволь мне здесь жить, я даже не буду попадаться вам с мамой на глаза, просто мне негде жить! Прошу тебя, умоляю, душка, я буду делать всё-всё, что вы с мамой захотите, я никогда больше не буду к тебе лезть, просто позволь мне здесь жить!
- Нет, - Ламех отшвырнул её.
- Я буду выполнять всю работу по дому, прошу, только не выгоняй меня, я же просто умру без тебя, милый!..
- Вот и умирай! – воскликнул Ламех. – Убирайся прочь, тупорылая мразь, чтобы я больше тебя никогда не видел, иди куда хочешь, делай, что хочешь, мне абсолютно плевать на то, в каком дерьме ты сдохнешь и что с тобой будет, вали к чёрту! Если я тебя ещё раз здесь увижу, то убью, и мне плевать, сколько там я буду сидеть за твою грёбаную задницу!
Хавива осторожно встала, быстро поцеловала Ламеха в губы. Он оттолкнул её, дав пощёчину.
- Я пошла собирать вещи, - сказала Хавива, потирая щёку.
- Наконец-то! – разозлился Ламех. – На!
Он сунул ей скрученные деньги.
- Бери! На! Подавись этой подачкой! Никаких вещей, сейчас же вали отсюда, ты меня бесишь!
Хавива молча некоторое время всхлипывала, глядя на деньги, а затем, всё ещё не двигаясь с места, тихо сказала:
- Большое спасибо за деньги.
Схватив её за плечо, Ламех вытолкнул Хавиву из дома.
- Пока, мой душка, - прошептала она, крепко сжимая деньги и чувствуя, что это были худшие моменты её жизни.

8
Хавива уже заранее знала, куда пойдёт. К Тове. Это было единственное место, на которое она могла положиться. Конечно, она полагала, что неприлично проситься жить уже миллиардный раз, но сейчас всё было по-другому; с неё были кое-какие деньги и безвыходная ситуация. Причём деньги были такие, на которые можно снять очень отвратительную квартиру. Некоторое время она вообще планировала вести бомжатскую жизнь, так как это соответствовало её состоянию, но затем здравый смысл одержал победу. Вернее, не здравый разум, а оптимизм, что когда-нибудь Ламех её простит. Хавива была уверена, что если бы у неё был шанс прожить то пятнадцатое июня ещё раз, она бы ни в коем случае не ранила бы Циллу. Несомненно, само ранение доставило ей удовольствие. Но всё же с другой стороны противовесом было то, что Хавиве было больно смотреть, как Ламех переживает за Циллу и всё время находится в подавленном состоянии, её угнетала его обида и неимоверно тревожила потеря дома.
Но если уж Ламех её так ненавидел, разве дал бы денег?
Эта мысль грела её всю дорогу. «Однако, - думала Хавива, - скорее всего, я последний раз видела моего душку.… Вживую, то есть.
Он уже предчувствовала, как на протяжении нескольких лет основным её помешательством будет Ламех «Сегодняшний» – усталый, переживающий за Циллу и злившейся на неё, с покрасневшими от слёз глазами, бесцельно смотрящий в потолок, отпихивающий её, дающий денег и выгоняющий.
«Нет, ну, это же отвратительно – он будет вспоминать меня и чувствовать одну только ненависть, как я могла такое допустить?!»
Произошедшее несколько часов назад сильно теребило её мозги. Как будто бы она не могла отложить этот разговор или вести себя нормально?
Вот и дом Товы и Рона.
Хавива постучалась и открыла какая-то неизвестная ей худая облезлая дама лет восьмидесяти с кудрявыми сиреневыми волосами, бородавкой на носу, большими ушами и отвратительной одеждой. Из Товиных рассказов следовало, что это Сарай.
- Здравствуйте! – громко и уверенно произнесла Хавива.
- Здравствуйте! – громко и злостно произнесла Сарай, окатив Хавиву фонтаном из слюней, но Хавива из-за волнения и горя не заметила этого. – Вы кто?
- Меня зовут Хавива Бескиер и…
- Мне это ни о чём не говорит! – рявкнула Сарай.
- Правда? Ну, я подруга Товы…
Сарай снова её перебила:
- Если это так, то убирайтесь отсюда, потому что я уверена, что подруги этой мерзавки такие же мерзавки, а то и хуже!
- Това не мерзавка, - спокойно возразила Хавива, не зная, что делать дальше.
- Мама, это моя подруга! – воскликнул проходящий мимо Рон.
- Аарон! – вскричала Сарай. – Пошли, поговорим!
Хавива в нерешительности не сдвинулась с места.
Зайдя в незанятую комнату, Сарай закрыла дверь и тут же набросилась на Рона:
- Как ты это объяснишь?
- Что? – не понял Рон.
- Что у тебя две каких-то сумасбродных девушки вместо одной приличной Эстер!
- Мама, сколько раз я должен тебе объяснять, что, во-первых, меня тошнит от Эстер, а во-вторых, я люблю только Тову, а Хавива мне всего лишь подруга, ты когда нибудь слышала о дружбе между мужчиной и женщиной?!
- Не дерзи мне, Аарон! – завопила Сарай. – Так бы сразу и сказал.
Рон фыркнул и поспешил вниз.
- Проходи, - сказал он Хавиве. – Так почему ты здесь?
- Можно, пожалуйста, мне здесь немного пожить?
- Я считаю, да, но нужно спросить у Товы. Това, зайка! – позвал Рон.
- Чего? – Това вышла, держа в руках банку с краской и кисточку. Затем она заметила Хавиву. – Хавива! Привет!
- Привет!
Подруги обнялись.
- Ты в гости? – поинтересовалась Това.
- Нет, - мотнула головой Хавива. – Я хотела спросить, можно мне здесь пожить некоторое время?
- Конечно, если не будешь создавать проблем. А что-то случилось?
- Ламех выгнал меня из дома, - удручённо сообщила Хавива.
- За что?! – в один голос воскликнули Това и Рон.
- Просто он тогда был очень расстроен из-за Циллы, а я же её покалечила. Я просто не в то время стала просить прощения и говорить, как я его люблю. Вот что мне мешало спокойно переждать?! – она закрыла лицо руками, потому что заплакала.
- Да ладно, уже поздно о чём-то жалеть, - тихо произнесла Това.
- Помиритесь ещё, - добавил Рон.
- Спасибо за поддержку. И за жильё, - радостно поблагодарила Хавива.
- Пожалуйста, - ответила Това. – Да ладно, правда, помиритесь.
- Надеюсь, - сказала Хавива. – Можно я просто посплю, я очень устала?
- Конечно, – сказала Това. – Думаю, ты будешь жить в гостиной. Там просторно, есть диван и телик. Пойдём, распакуем твои вещи, а потом поспишь.
- Но у меня нет вещей. Просто я попыталась их собрать, а Лами настаивал, чтобы я сразу ушла и даже денег немножко дал.
- Вообще уже! – возмутилась Това.
- Не рановато ли ему иметь старческий маразм? – съязвил Рон.
- Ой, да ладно, я сама виновата, - примирительно сказала Хавива. – Я пойду, посплю.
И удалилась.
- Я не думаю, что она у нас надолго, - предположила Това.
- А я думаю, надолго. В конце концов, Ламех же её выгнал. Хотя… твои предсказания всегда сбываются, - пожал плечами Рон.
- Кроме одного, - возразила Това.
- Какого?
- Я думала, что мы не будем встречаться. Возможно, из-за неуверенности.
- Но ведь хотела?
- Конечно!  - воскликнула Това. – Ты понравился мне с первого взгляда!
Они долго и пристально смотрели друг другу в глаза, видя в них свои отражения. Затем обнялись и сплели губы в долгом и страстном поцелуе. Оторвавшись на секунду, Рон горячо прошептал Тове на ухо:
- Я люблю тебя, моя зайка!
- И я тебя люблю, милый!
Они медленно не размыкая губы опустились на диван.
- Стой, нас могут засечь! – испугалась Това, отстраняя руки Рона.
- Хавива! – позвал Рон.
- Что?!
- Не заходи, стой на шухере!
- Ладно! – Хавива сразу догадалась, что именно она будет охранять.
Това и Рон поспешно разделись, помогая друг другу. Затем они заняли миссионерскую позу.
Рон обнял Тову за плечи. Это было странно, потому что в этот раз он особенно отчётливо ощущал то, что обычно ощущал, когда обнимал Тову. До Товы у него были две девушки, но от объятий с ними этого ощущения не было.
Това медленно раздвигала ноги, заманчиво мучая Рона этой неспешностью, и в то же время, кокетливо улыбаясь, поверхностно и неряшливо водила у него между ног.
Рон прижался губами к её соску, ощущая его начало затвердевания. Их секс всегда отличался взаимностью и нежностью
Това выгнулась, чуть застонав от удовольствия и полузакрыв глаза. Её длинные ресницы создавали ещё большее влечение. Она непроизвольно быстро резким движением раздвинула ноги, а Рон даже немного почувствовал себя победителем.
Его член уже давным-давно стоял, ещё с того момента, как они долго смотрели друг на друга. Опершись руками на кровать, он медленно и точно ввёл его в вагину Товы, а Това в свою очередь снова застонала от удовольствия и обняла Рона, словно чувствуя его полностью, каждый его кусочек кожи, каждый мускул и так далее. Рон наклонился и нежно коснулся Товиных щёк, а поцеловал её, тщательно орудуя при этом языком, переплетённым с её языком. Товины руки заскользили по его спине, оставляя за собой следы мурашек.
Рон оттолкнулся и сделал первый толчок. Товины губы раскрылись от неожиданности, и поцелуй на несколько секунд прекратился. Она с приятным волнением втянула в себя воздух и застонала вновь, ещё сильнее. Подавшись вперёд, она получила ещё большее наслаждение, но не в силах оставаться в такой позе долго, Това немного расслабилась и её наслаждение приняло то, то можно назвать не «восторг», а «блаженство». Неожиданно она почувствовала в себе текущий жар – сперму Рона. Рон, глубоко выдохнув, принял более быстрый ритм.
- Шухер! – зашептала Хавива. Ей показалось, что её не услышали. Ну, разумеется, двое увлечённо совокупляющихся людей услышали бы, что тихо шептала и без того тихо говорящая девушка сквозь толстую дверь. – Шухер! Шухер! – Хавива перешла на крик, но заметив, что Сарай уже приближается, сделала вид, что напевает что-то такое тяжёлое и немецкое, где через слово использовался какой-то «Шухер!».
- Девушка, с вами всё в порядке? – язвительно поинтересовалась Сарай. – Скорую вызвать?
- О, нет, - Хавива нервно рассмеялась. – Я просто песню хорошую вспомнила. Шухер! Шухер! Супергалактик!..
- Фи! – Сарай поморщилась и стала похожа на грецкий орех. – Я предпочитаю Моцарта.
- Неужели?! – наигранно-удивлённо воскликнула Хавива. Ей во что бы то ни стало надо было не давать Сарай войти в комнату. – Какая неожиданность! И какая же его песня вам больше нравится?!
- Моцарт был композитором, а не певцом! – возмутилась Сарай. – Стыдно этого не знать! Больше всего мне нравится сороковая симфония, хотя, несомненно, некоторая заезженность и предсказуемость это композиции делает своё. Как считаете?
- Вы не правы, - выпалила Хавива в надежде, что это задержит Сарай.
- И чем же вы это докажите? – разозлилась Сарай.
Хавива поняла, что всё очень плохо. Она ничего не смыслила в классической музыке.
- Просто это композиция не заезжена, а скорее классична, - Хавива сама и поняла, что ляпнула.
- Фу, вы выражаетесь не литературно! – взвизгнула Сарай.  – Какое у вас образование?
- Я скоро пойду в десятый класс, - ответила Хавива.
Из-за двери послышался кашель Товы и Рона. Видимо, всё.
Хавива облегчённо вздохнула и замолчала. Сарай толкнула дверь и вошла в комнату.
- Нам надо поговорить, - сказала она Тове и Рону.
Хавива, чувствуя, что всё будет неинтересно, поспешила спать.

9
- Что эта девица здесь делает?! – заорала Сарай.
- Мам, Хавива у нас поживёт, - объявил Рон.
- С чего бы это?!
- У неё скандал с отцом, - сказала Това. – Он её из дома выгнал.
- Так, а вот это уже их проблемы! – завопила Сарай. – Пусть там с отцом и разбирается, зачем к нам-то идти?!
- Она же ребёнок, куда она ещё пойдёт? – возмутилась Това.
- Пусть с отцом мирится, - пожала плечами Сарай.
- Но они совсем поссорились! – воскликнул Рон.
- Так пусть совсем помирятся, - съязвила Сарай. – А то пришла не понять откуда, жилья требует, сама чудо в перьях, зелёные волосы – это ни уму не сердцу! Да ещё и губа как у индейцев! Одета как бомж! Просто верх неприличия! Морда заплаканная, вся пыльная, побитая какая-то….
- Так она и побитая, потому что её отец побил! – потеряв терпение, Това перебила Сарай.
- Что ж, всякое бывает, - Сарай пожала плечами. – Пусть в суд подаст.
- Так она не хочет, - ответил Рон. – И вообще, это наш с Товой дом, кого хотим, того и пускаем жить!
- Что ж, - Сарай сдалась. – Этот аргумент меня убедил. Пусть живёт.
Сарай удалилась.
Това и Рон победно дали друг другу «пять».
- Последнее время она какая-то добрая, с чего бы это? – подозрительно задумалась Това.
- Не знаю, но определённо это круто, - подытожил Рон.

Между тем, у Сарай были причины. Впервые в жизни она полностью осознала смысл любви, впервые в жизни влюбилась. Уже около месяца её преследовал один и тот же образ женщины – средней длины чёрные волосы, карие глаза с необычным разрезом, стройная фигура, большие полные губы с ярко-розовой помадой, изящные скулы, чёрное платье с V-образным большим вырезом, демонстрирующем маленькую грудь и туфли на высоком каблуке. В её снах и фантазиях он представала Сарай именно такой, какой Сарай видела её в тот вечер – куда-то спешила и изредка улыбалась, словно вспоминая что-то такое, что заставляло её лицо выглядеть необычайно прекрасно. Иногда она скромным жестом смотрела себе под ноги, а иногда гордо вздымала голову, тряхнув при этом волосами. Больше Сарай её нигде не встречала.
Сарай никогда не думала, что станет лесбиянкой.

В то время, как Сарай развалилась на кровати, занятая мечтами о таинственной брюнетке, Эстер читала книгу о насекомых. Последнее время они её очень интересовали. Сказать по правде, участвуя во всей этой авантюре с Роном, Эстер далеко не чувствовала себя счастливой. Она вообще не чувствовала нужды в отношениях и не чувствовала в себе потребности в любви или сексе, а согласилась на этого от скуки. Она ни разу не была влюблена, ей ни разу ни нравился ни один мужчина, парень, женщина или девочка, она ни разу, разумеется, не целовалась, не совокулялась и не мастурбировала, даже просто от скуки. Изначально ей было всё равно, станет ли её спутником Рон, или кто-то другой, или никто, но сейчас она чувствовала, что лучше прожить всю жизнь одной, чем маяться с отношениями. Ей даже было жалко себя. Однако Эстер послала все эти проблемы, отвлекаясь от них с помощью информации о рождении богомолов.

Това и Рон не до конца утолили страсть и теперь немножко не очень себя чувствовали. Однако это не слишком бросалось в глаза.
- Знаешь, наверно, так нехорошо говорить, - сказала Това, - но хорошо, что у нас всё не настолько плохо.
- Конечно, - кивнул Рон. – Да и у них всё наладится.
- Скорей бы, - вздохнула Това. – А то Хавива задрала плакать и ныть.
- Не обращай внимания, - сказал Рон.
- Слушай, куда мы сегодня пойдём? – Това решила сменить тему разговора.
- Может, в кино? – предложил Рон.
- На последний ряд, - намекнула Това.
- Только надо всем сказать, что мы идём не в кино, а то они захотят идти с нами.
- Можно просто пойти на какое-нибудь фэнтези, - предложила Това, - Его ни Сарай, ни Эстер, ни Хавива не любят.
- Да без разницы, на что идти, - сказал Рон.
- Не совсем, - возразила Това.
- А можно и в ресторан, - предложил Рон.
- Я за, - улыбнулась Това. В последнее время ей хотелось попробовать что-то новое. А ещё ресторан всё время почему-то вязался у неё с предложением. Ей всегда казалось, что Рон сделает ей предложение именно в ресторане. Чтобы были свечи, играла приятная музыка, вокруг них было несколько пустых столиков. Они бы непринуждённо разговаривали и ели, и тут вдруг Рон уверенно и неожиданно подарил бы ей кольцо с каким-нибудь белым камушком и сказал бы: «Ты согласна выйти за меня замуж?», на что Това бы кокетливо ответила, что подумает, дабы чуть-чуть потерзать Рона, а потом, примерно через день, согласилась бы.
- Пожалуй, мы пойдём в ресторан испанской кухни, а завтра в кино. Зайка, ты согласна?
Това улыбнулась и чмокнула Рона.
- Конечно, котик!
Тем временем Рон стал смутно осознавать, что их отношения должны вот-вот перейти на новый уровень…

Хавива ворочалась, пытаясь уснуть. Она считала, что сон поможет ей забыться и переварить недавние события. Однако несмотря на переживания и усталость, у ней даже глаза не закрывались, хотя и болели от слёз. У неё даже появилась мысль забить на всё, вернуться домой и ещё раз просить прощения Ламеха. Быть может, что-то изменится и он согласится, чтобы она пожила, хотя бы даже не выдавая своего присутствия? Она просто чувствовала необходимость присутствия Ламеха, пусть бы он даже и ненавидел бы её, но она смогла бы наслаждаться его присутствием, любоваться им, слышать его мягкий баритон, тягучий, как… кофе.
Хавива фыркнула от такой бредятины. В каком-то смысле, когда Ламех злился, то казался ей сексуальнее. И да, она от всей души надеялась вернуться домой, когда вся эта история с Циллой покроется песками времени. В конце концов, Цилла же осталась жива, к сожалению. Хотя, наверно, к счастью, потому как до Хавивы только сейчас дошло, как бы расстроился Ламех из-за её смерти. Хавива же не испытывала к Цилле никакой жалости, а только завидовала. Лежит себе, наверно, с мелкой царапиной на бедре, врачи заботятся, а самый лучший мужчина за неё переживает и тоже заботится. Чему же здесь сочувствовать?
А Ламех наверняка не отходит от Циллы ни на шаг. Вот его Хавиве было жалко.
Решив, что она так и не уснёт, Хавива безнадёжно схватила газету. Она долго листала её в попытках найти что-то стоящее. После прочтения статьи про новые мобильные телефоны она перешла к сплетням о жизни звёзд. Не веря своим глазам и находясь в каком-то ступоре, она ринулась читать следующее:
«Тем временем, знаменитый фотограф и жена Ламеха Бескиера, Цилла Бескиер, 15 июня была обнаружена с ножевым ранением в бедро и сейчас находится в больнице. На данный момент происхождения ранения неизвестно, и ведётся следствие, однако жизни Циллы ничего не угрожает. Ламех Бескиер вынужден был отменить выступление на ежегодном награждении журнала «Revolver», выставку своих картин в Вене и отказаться от эпизодической роли в фильме «Забор» в связи с горем, постигшем жену. При этом, как недавно стало известно, дочь Бескиеров, Хавива Бескиер, сбежала из дома. Дальнейшее развитие событий мы попытаемся изложить в следующем выпуске».
Ниже была представлена мутная и корявая фотография Ламеха, склонившегося в Циллы, лежащей в постели и, видимо, находившейся без сознания. По крайней мере, её глаза были закрыты. А глаза Ламеха, насколько было можно судить из-за качества фотографии и его повёрнутой головы, заплаканы.
Хавива, некоторое время находившаяся в шоке, побежала к Рону и Тове с газетой.
Она застала их романтично созерцающими друг друга и, кажется, раздевающими взглядами.
- Смотрите, смотрите! – она замахала газетой.
- Да не хватит строить чирлидера с газетой, эй, покажи уже, - фыркнул Рон.
Хавива протянула ему газету и тыкнула в статью пальцем. Рон и Това поспешно прочитали.
- Ого как, - сказала Това, потому что ей было нечего сказать.
- Ага, - сказала Хавива и удалилась, захватив с собой газету.

10
Несмотря на глубокую печаль, Хавива нашла себе занятие по душе, а именно просмотр мультфильмов. Таким образом, она отвлеклась от извлечения литров жидкости из глаз посредством плача.
В дверь позвонили.
Хавива, вздохнув, пошла открывать.
На пороге стояли мужчина и женщина в форме милиции.
- Здрасьте, - промямлила Хавива, пугаясь.
- Здравствуйте, - они продемонстрировали свои удостоверения и представились. – Разрешите пройти?
- Ага, - машинально и испуганно произнесла Хавива, пятясь назад и закрывая дверь.
Мужчина и женщина прошли в гостиную. Они встали посередине гостиной и возникла неловкая пауза. Хавива, чьи мысли не превышали скорости соображений дауна, наконец додумалась пробубнить:
- Садитесь, пожалуйста, - и она неловко помахала в сторону неубранного дивана.
Мужчина и женщина аккуратно сели, а Хавива боролась с желанием спросить: «Какого вы сюда припёрлись?!».
Однако скоро её мысленный вопрос отпал сам собой.
- Хавива, позвольте задать вам несколько вопросов, - серьёзно произнесла женщина.
- Ну, окей…
- Правда ли, что вы читали в своей комнате в час пятнадцатого июня?
- Да, - уверенно кивнула Хавива. – А что не так?
- Ничего, - ответил мужчина с каким-то напряжением.
- Вы уверены?
- Да, - с дрожью в голосе сказала Хавива.
- Откуда у вас эти повреждения на теле? – спросила женщина.
- Я упала с лестницы и напоролась на садовые инструменты, - уверенно произнесла Хавива. – А что?
- Неважно, суть не в этом, - ответила женщина, а Хавива успокоилась насчёт вопроса о порезах и синяках.
- Медицинская экспертиза показала, что Циллу Бескиер убили именно вы.
- КАК?! – закричала Хавива, вскочив с дивана. – Этого не может быть! Это не я! Это ошибка! Это не так! Они ошиблись! Это ошибка! Я никого не убивала!
- Хавива, чего орёшь? – поинтересовалась проходящая мимо Това и остолбенела, увидев людей в форме. – Эээ, добрый день…
- Добрый, - в один голос ответили милиционеры.
- Това, они гонят, что это я убила Циллу! – завопила Циллу.
- Успокойтесь, - прошипела женщина.
- Это какая-то ошибка, - спокойно произнесла Това.
- Что тут происходит?
Это подошли Рон, Сарай и Эстер.
- Я никого не убивала! – заплакала Хавива.
- Но все улики говорят обратное, - сурово возразил милиционер.
- Какие, к чёрту, улики?! – заорала Хавива.
- Ваши отпечатки на ноже и на бедре пострадавшей, - невозмутимо ответила милиционерша. – Медицинская комиссия постановила, что это время их оставления соответствует времени совершённой попытки убийства. Соседи заявляют, что слышали в это время крики. Затем, судя по всему, между вами в вашим отцом произошёл конфликт, и именно из-за ранения Циллы ваш отец вас избил, что, кстати, тоже должно караться законом. При этом и ваш отец заявляет, что именно вы пытались убить Циллу, так как сами об этом говорили. И имеются очевидцы, которые видели это через окно, а один из них даже заснял последние моменты, когда пострадавшая падала без чувств, а впоследствии ваш с Ламехом конфликт.
- Всё не так! – вопила Хавива. – Это ошибка! Я никого не пыталась убить, меня никто не избивал! Это у них монтаж! Цилла хотела покончить с собой, а я напоролась на садовые инструменты и упала с лестницы!
- К сожалению, мы вынуждены вас задержать и оштрафовать вашего отца, - сказала милиционерша, но никакого сожаления не читалось на её лице и в её словах.
- Как?! – вскрикнули в один голос Хавива, Това и Рон.
- Имеются неоспоримые доказательства, - милиционер пожал плечами.
- Прошу вас последовать с нами в участок, - холодно отрезала женщина.
- Вы не можете! Это ошибка! – закричала Хавива.
- Вы всего лишь будете находиться в тюрьме, до тех пор, если вдруг, ваша вина опровергается.
- То есть я не виновата? – с надеждой спросила Хавива.
- Ваши шансы невелики, - покачала головой женщина.
Милиционер достал наручники и с напарницей одели их на плачущую Хавиву.
- Она же ребёнок, ей рано в тюрьму! – вклинился Рон.
- Её вина ведь не до конца доказана, вы сами говорили! – запротестовала Това.
- Всё в данном случае соответствует закону, - холодно отрезал милиционерша. – В силу возраста срок будет небольшим.
- Я не хочу в тюрьму! – плакала и вырывалась Хавива. – Я не виновата!
Её затолкали в машину.
Хавива принялась бушевать в машину, орала, и била в стекло головой и ногами.
Това чуть не плакала, Рон же просто находился в печали.
- Это несправедливо! Я никого не трогала! – орала Хавива. – Помогите! Я не хочу в тюрьму! Я не виновата! Мне страшно! Отпустите!
- Держись, мы будем тебя навещать, всё будет хорошо! – ободряюще крикнула Това.
Милиционеры сели в машину и вскоре увезли уже просто плачущую Хавиву.

11
Цилла открыла глаза.
Первое что она увидела, был Ламех.
Он был невероятно грустным и усталым, из его глаз катились слёзы, а на лбу и у лба больше обозначились морщины. Он безнадежно смотрел как будто сквозь неё, полузакрыв глаза и еле заметно шатаясь. Всё в нём было то же самое – та же причёска с выбритыми висками, те же карие глаза, тот же нос с горбинкой, те же нежно очерченные губы и одежда, которую он часто носил, однако что-то в нем было новое, что-то такое печальное, как будто он был одной ногой в могиле.
Однако Цилла всё обрадовалась, почувствовала, что утолила какую-то скуку и улыбнулась.
Ламех продолжил безнадёжно смотреть непонятно куда.
- Привет, - произнесла Цилла. Опять улыбнувшись.
- Я уже схожу с ума от горя, - промямлил Ламех. – У меня глюки. Так, спокойно. Бывает. Пожалуй, куплю-ка я какое-нибудь лекарство от нервов. Или не лекарство.
Цилла рассмеялась, узнавая прежнего недоверчивого и забавного Ламеха.
- Дурачок, это не глюки, это я очнулась, правда!
Ламех перестал шататься, широко распахнул глаза и коснулся её щеки. Убедившись, что он не сошёл с ума, Ламех прильнул к её губам.
Цилла мягко его отстранила;
- Я не думаю, что сейчас нам следует на что либо большее поцелуя! – кокетливо заметила она. – У меня как бы рана в бедре.
- Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался Ламех, расплываясь в улыбке от счастья.
- Как видишь, лучше. А ты как? Ты весь какой-то… опечаленный.
- Я так рад, что ты очнулась, ты знаешь, этого просто не описать словами! – воскликнул Ламех. – Я просто только и делал, что этого ждал, я почти не отходил от тебя, так переживал, и тут ты очнулась, я так рад, моя душка, моя милая Цици, это так чудесно!
- Я тоже очень рада, - улыбнулась Цилла.
- Эй-эй-эй, врачи, моя Цици очнулась! – радостно закричал Ламех.
- Не позорься, - захихикала Цилла.
В палату вошла медсестра.
- Она очнулась, очнулась! – восторгался Ламех как малыш, которому подарили какую-нибудь классную игрушку.
Медсестра улыбнулась.
- Я сейчас, - сказала она таинственно удалившись за врачом.
- Долго я была без сознания? – поинтересовалась Цилла.
- Вечность! – воскликнул Ламех. – Ну, вообще-то, одиннадцать дней.
- Ты скучал? – спросила Цилла, хот и так знала ответ на вопрос.
- Ты знаешь, как никогда, - ответил Ламех.
Цилле было невероятно приятно это слышать.
- Мой душка, я тоже скучала! – воскликнула она. – Правда, я хоть и была без сознания, но я всегда скучаю, когда тебя нет рядом!
В палату вошла медсестра с врачихой.
- Она очнулась, очнулась!.. - радостно оповестил врачиху Ламех.
- Я вижу, - кивнула женщина. – Цилла, как вы себя чувствуйте?
- Прекрасно, - улыбнулась Цилла.
- Это хорошо, - безразлично заметила врачиха. – Всё же вас нужно осмотреть. – Она повернулась к Ламеху и сказала: - Будьте добры, подождите в коридоре.
Ламех, смирившись, сказал: «Ладно» и медленно направился в коридор.

Хавива уже даже перестала верить, что это именно она ранила Циллу. Ей казалось, что это какая-то ошибка, и что она слишком адекватный человек и а такое не способна. Быть может, ей это всё приснилось или почудилось? Списывая всё на причуды своей психики, Хавива стала уверена, что Цилла легко могла пытаться покончить с собой. Цилла вспыльчива, чего ей это стоило. А Хавива из-за недавних переживаний могла случайно внушить себе, что это она ранила Циллу, да ещё и радоваться этому, как дура.
Впрочем, Хавива и считала себя дурой. Только полная дура могла так нагадить самой себе и другим. Ведь от того бреда, что она наговорила, пользы никому не было. Разве что, может быть, газетам, журналам и другим СМИ.
Она навредила себе, практически выгнав себя из дома, заслужив ненависть Ламеха и, скорее всего, Циллы, и запустив в тюрьму. Навредила Ламеху, страдающему из-за Циллы. Навредила Цилле, доведя до самоубийства. Да и Това с Роном будут скучать.
Хавиву страшно пугала перспектива провести кучу лет в тюрьме. Разрешат ли ей что-то взять с собой? Вряд ли. Или у неё будут отвратительные сокамерники, в этом девушка не сомневалась, будучи пессимисткой. Она слышала, что в какой-то тюрьме всё время насиловали только что прибывших. Или же её будут просто бить? Также её беспокоило, придётся ли в тюрьме ходить на какие-нибудь работы, выпускают ли там погулять и сколько она должна будет отсидеть. Почему-то ей казалось, что немного. Хотя бы из-за того, что Цилла всего лишь получила ранение, а Хавиве всего лишь пятнадцать.
Ещё её беспокоил вопрос насчёт Ламеха. Конечно, ему ничего не стоит заплатить какой-то там штраф, но вот СМИ наверняка это слишком раздуют.
Таковы были мысли Хавивы, сидевший в участке. Ей сказали:
- Посиди здесь пока что.
И теперь она сидела на стуле, в каком-то кабинете, похожим на офис, в котором находилось несколько людей в форме. Она что-то говорили между собой, но ничего не говорили Хавиве. Она же просто боялась что-то сказать, опасаясь, что всё, что она скажет, послужит против неё. У девушке слипались глаза и она хотела спать, машинально оглядывая помещение и остановив свой взгляд на своих сапогах.
В кабинет (или офис?) вошёл мужчина с погонами, ни о чём не говорившими Хавиве.
- Хавива Бескиер?
Хавива кивнула.
- Проследуйте за мной.
Хавива не сдвинулась ни с места.
- Проследуйте за мной, - повторил мужчина, повысив тон.
Хавива, шатаясь и внезапно чувствуя вернувшуюся боль в ноге, встала.
Какие-то люди долго вели её по коридору с камерами. Хавива уставилась в пол, не желая смотреть на заключённых.
- Здесь вы будете находится. Это временно. Затем вы переместитесь в постоянную камеру.
Постоянную. Хавива от страха чуть не расплакалась и только шумно втянула воздух. «Это ведь не значит, что я буду сидеть здесь всю жизнь?».
- Сколько я здесь буду? – хрипло прошептала она, не узнав свой голос.
- Срок ещё предполагается пересмотреть, - ответили ей. – Предположительно, два года.
«Надеюсь, они уменьшат срок!» - подумала Хавива.
- Я никого не ранила, это  точно знаю! – захныкала она. – Пожалуйста, отпустите меня!
- Ваша вина доказана.
Вот и всё в ответ на её убедительную дипломатию.
Хавива, боясь, что её втолкнут, послушно вошла в камеру и от недостатка сил опустилась на пол.
- Я никогда бы даже никого бы не ранила! – заплакала она. – Это правда ошибка! Это была попытка самоубийства! Клянусь! Я видела! Это не я! Отпустите! Я же здесь сгнию!
Она осталась одна.
Впрочем, только сейчас Хавива заметила ворочавшуюся спящую женщину.
Она страшно перепугалась. Однако, хорошо, что её сокамерницей была женщина.
- Не психуй ты так, - сказала она на удивления мелодичным и мягким голосом и окончательно проснулась, сбросив с себя подобие одеяла.
Это была полноватая дама лет сорока с длинными красными волосами, одетая в тюремную форму. Хавива удивилась, почему же ей самой не дали форму. Наверно, дадут, когда он переберётся в постоянную камеру.
- Я не психую, - предполагаемо ответила Хавива.
- Я же вижу.
- Но я же не виновата! – крикнула Хавива, пнув больной ногой стену и поморщившись. – Она сама!
- Мне это ни о чём не говорит, - отрезала женщина.
- Простите, я даже ничего не рассказала, а уже срываюсь, - Хавива закрыла лицо руками.
- Можешь рассказать, но только если хочешь, всё рано делать нечего.
Хавива немного успокоилась и заговорила:
- Они считают, что это я ранила мачеху. Циллу Бескиер знаете?
- Девка Ламеха Бескиера? Тёмненькая такая?
- Да-да! И я их дочь. Но Цилла мне мачеха. На самом деле я никого не ранила…
Короче говоря, Хавива успела разболтать своей собеседнице всё, что помнила о своей жизни. Но когда собеседница в свою очередь предложила рассказать о себе, получила циничное: «Нет, спасибо».
12
Това только начала догадываться, что всё-таки Хавива не способна на ранение. Она слишком труслива для этого. При этом Рон считал обратное. Однако некоторое время оба пытались избегать обсуждения произошедшего скандального события.
Това была сосредоточена на нарезке сыра для пиццы. Она просто обожала готовить и обожала пиццу. Однако её мысли были не о готовке. Честно говоря, их почти не было, потому, что девушка находилась в каком-то оцепенении. Подумать только, она может несколько лет так и не увидится со своей лучшей подругой всего лишь из-за глупого и несправедливого обвинения! А если с Хавивой что-то случится в тюрьме, и она выйдет на свободу совсем другим человеком? Или вдруг ей взбредёт покончить с собой?
«Может быть, она и ранила Циллу, - подумала Това. – И вообще, далеко у них там всё зашло. Вот если мой Рони с кем-то мне изменил, хотя, разумеется, мой милашка на такое не способен, но если так подумать, я бы не стала бы резать ту суку. Избила бы, быть может. Но нельзя же так терять голову! Хотя… о чём это я? Хавива не могла этого сделать, а Цилла вполне могла попытаться покончить с собой».
Това вздрогнула от испуга; она ощутила объятия.
- Зайка, что с тобой?
Разумеется, это был Рон.
- А… что со мной? – не поняла Това.
- У тебя очень грустный вид, ты смотришь куда-то в одну точку и режешь пустоту.
- Просто погано, что Хавива в тюрьме.
- Если не виновата, то всё уладится. Хотя, наверно, виновата, - предположил Рон.
- Не думаю, - покачала головой Това.
- Ладно, я верю твоей интуиции. Значит, всё уладится. Может, сходим в кафе?
- Так я же пиццу готовлю, - возразила Това.
- Она и день, и два полежит в холодильнике. Пошли! – зазывал Рон. – Мне же зарплату выдали.
- Это другое дело, - улыбнулась Това, складывая в холодильник ингредиенты. – Пошли.

Их выбор сошёлся на «1869», несмотря на то, что Това считала, что в этом ресторане всё дорого. В глубине души Това надеялась, что Рон наконец-таки сделает ей предложение. Интуиция подсказывала ей, что он сделает именно сегодня, а Товина интуиция редко подводила её. Това решила одеть своё любимое чёрно-белое платье, из аксессуаров она выбрала зелёный медальон в форме туфельки, который подарила ей Хавива, серьги в виде кусочков торта и крупный алый браслет с блёстками и переливами в форме цветов. Затем Това соорудила из части волос тонкий хвостик, подчеркнула и без того яркие глаза подводкой и голубоватыми тенями провела по губам светлой помадой. Рон долго искал, чтобы такого одеть в столь солидный ресторан, и в конце концов остановил свой выбор на жёлтой рубашке и тёмно-сером костюме с клетчатой отделкой. Этот костюм он последний раз одевал на выпускной.
Това и Рон предпочли заказать столик не в самом углу, чтобы не касаться аутистами, но и не в центре, чтобы не касаться выскочками. Они прямо так к нему и направились, не сговариваясь, и Товино сердце превзошло путь лабиринта Минотавра, когда Рон так по-джентельменски отодвинул ей, своей даме, стул.
Некоторое время длилось молчание. Това и Рон изучали меню. Не так уж здесь всё было и дорого.
- Здравствуйте! – тут же подбежала официантка с корейской и оптимистичной наружностью, словно под экстази, и протянула меню.
Това и Рон сделали заказ.
И Това и Рон почувствовали какое-то облегчение, когда официантка удалилась.
Рон обвёл глазами помещение. Все посетители были одеты примерно в таком же духе, как и они с Товой, что уже хорошо. Почти все столы были заняты и ломились от огромного количества блюд – вот что значит хороший ресторан. Рон услышал какой-то громадный всплеск смеха – мужского и женского и повернулся к источникам – сидящим вместе брюнету и брюнетке.
- О, да это Ламех и Цилла! – Рон махнул рукой в их сторону. – Пошли, поздороваемся…
Това встала следом за Роном.
- Привет, - поздоровались Това и Рон.
- Привет, - ответили Ламех и Цилла, только что заметившие их.
- Давайте, может, вместе сядем? – предложил Ламех.
«Нет! Разве Рон будет делать мне предложение в присутствии Ламеха и Циллы? И да, подвыпивших Ламеха и Циллы, - подумала Това. – Нет, это неправильно! Надо отказаться!».
Она открыла было рот, ещё толком не зная, что скажет, но Рон опередил её, сказав:
- Давайте.
И отодвинул для Товы стул и сам стал садиться.
Тем временем Това стала успокаивать себя тем, что если Рон согласился убить их уединенье, то и не собирался делать предложение. Но то, что он даже и не собирался – задевало её чувства. Зачем же тогда идти в ресторан?!
- Цилла, как ты? – вежливо поинтересовалась Това.
- У меня уже почти не болит рана, всё замечательно, спасибо, - ответила Цилла, уничтожая салат.
- Что вы собираетесь делать с Хавивой? – неожиданно спросил Рон.
- Вы знаете, никто не виноват в том, что ей захотелось ранить Циллу и посидеть некоторое время в тюрьме, - пожал плечами Ламех.
- Некоторое время?! – воскликнула Това, поражаясь такому спокойствию. – Да она же ещё ребёнок! И не «некоторое время», а несколько лет!
- Да ладно, она сама виновата, - махнула рукой Цилла.
- А что мы можем сделать? И главное, зачем? – фыркнул Ламех.
- Вы что совсем не любите свою дочь?! – ахнула Това.
- Зайка, это их дело, - встрял Рон.
- Которая не любит свою мать… - протянула Цилла.
- Ты же сама пыталась покончить с собой, - возразила Това.
- Кто тебе сказал этот бред? Это была попытка убийства, - уверенно произнесла Цилла.
Това совсем запуталась. Цилле больше можно было верить, чем Хавиве, из-за большей адекватности. Но всё же это звучит неправдоподобно…
- Хавива говорит обратное, - сказал Рон.
- Как будто ей можно верить! – воскликнул Ламех.
- Любящие родители, - мрачно прокомментировала Това. – Которые из кожи вон лезут, чтобы вызволить дочь из тюрьмы.
- Да хватит нас обвинять! – воскликнул Ламех. – В этой ситуации святая одна лишь Хавива, верно?! Такая святая, что ей обязательно было совать все свои синяки под нос следствию!.. Я-то думал, всё уладится от нескольких тысяч шекелей, но это было… слишком!
- Она ещё и виновата, - вздохнула Това. – Замечательно. Теперь я понимаю эти извечные: «Това, забери меня, здесь плохо».
- Она так говорила? – удивилась Цилла.
- И не раз! – подал голос Рон.
- Мне тяжело от того, что это не мой ребёнок…. – вздохнула Цилла.
- А у меня тяжёлое время в жизни, - выкрутился Ламех, почувствовав угрызения совести.
- И это, разумеется, мешало просто сесть, поговорить спокойно с ребёнком, может, сводить к психологу, уступить, - продолжала Това.
- Что уступить? – не понял Ламех.
- Что-то, что она хотела.
- Вы знаете, единственное, что она хотела – меня, - сказал Ламех.
- Тяжёлый случай, - заявил Рон.
- Ну, переспал бы ты с ней разок-другой, всё было бы хорошо! – не вытерпев, воскликнула Това.
- Эй! – возмутилась Цилла.
Това поняла, что перегнула палку.
- Пардон, - смутилась девушка.
- Так что вы собираетесь делать с Хавивиным сроком? – спросил Рон.
- Ничего, - ответила Цилла. – Всё справедливо.
- Да нет же!.. – раздражённо воскликнула Това. «Неужели мне опять всё надо объяснять?!»
У Ламеха звонил телефон.
Номер был незнакомый.
- Алло?
Молчание.
- Эй, алло! Алло!
Молчание.
- Мать вашу, это же глупо, просто молчать!
- Алло, - послышался знакомый голос. – Привет!
Ламеху потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что этот насмешливый радостный тон принадлежал Хавивиному голосу.
- Извини, пожалуйста, - рассмеялась девушка. – Мне просто было смешно, как ты говорил: «Алло, алло!». Так мило, просто уи-уи-уи!
Ламех поморщился от её голосовой сирены. Хавива тем временем продолжала:
- Я звоню из тюрьмы. Прикинь, здесь можно звонить. И разговаривать не более пятнадцати минут. Чёрт, я так рада тебя слышать! Я так по тебе скучаю! Я так тебя люблю, представить невозможно, как! Я заснула, и мне снилась наша свадьба, а потом первая брачная ночь, а потом как я такая просыпаюсь, ты приносишь завтрак в постель, а я такая смущаюсь, что типа что ты ради меня утром трудился, а ты такой: «Да ладно, мне так приятно делать приятно тебе, моя девчушка». А потом мы опять переспали.… Вот. А потом  проснулась. Это было так круто, скорей бы у нас в реальной жизни свадьба!
- Да не будет у нас свадьбы, уйми свои гормоны, - вздохнул Ламех. – Пока, а то…
- НЕТ! – завопила Хавива. – Пожалуйста, не бросай трубку, душка, умоляю!
- Ладно, только больше не вопи так и не тараторь про то, как меня любишь, хочешь и какой я хороший, ладно?
- Всё, что хочешь! Кстати, расскажи, как там у тебя дела?
- Не очень. Ты знаешь, мне пришлось выплатить кучу бабла. Из-за тебя.
- Извини, пожалуйста! – воскликнула Хавива. – Прости, пожалуйста!.. Я правда виновата…
- Не трать время для разговора, - прервал её Ламех. Её чересчур большая эмоциональность надоела ему, и в конце концов Ламех выкрутился: - Может, с Товой поговоришь? – И не дождавшись ответа, сунул трубку Тове, добавив: - Это Хавива.
- Привет, - поздоровалась Това.
- Привет! – обрадовано, но всё-таки при этом разочарованно (из-за нежелания Ламеха с ней разговаривать) ответила Хавива. – Как дела?
- Нормально, - ответила Това. – Даже ничего нового…. Слушай, короче, ты не парься, как-нибудь что-нибудь придумаем, и ты выйдешь на свободу!
- Было бы круто, - мечтательно протянула Хавива. – Что за несправедливость, я же даже пальцем эту суку не трогала! Чёрт подери, пока я тут гнию в тюрьме, Цилла вернётся из больницы и у меня будет меньше шансов!..
- Хватит строить из себя великую разлучницу, - вздохнула Това. – И…. как бы… Цилла сидит прямо рядом со мной.
- Живая? – оторопела Хавива.
- Нет, знаешь. Чучело! – рассмеялась Това.
- Что? – прошептала Цилла, сощурившись.
- Видишь, она бы умерла, если бы я её пырнула! – пылко воскликнула Хавива. – Потому что я не такая слабачка, чтобы не пробить бедро! Это она сама себе всадила нож!
- Да-да-да, хватит бубнить одно и то же, расскажи лучше как в тюрьме, - попросила Това.
- А никак, - ответила Хавива. – Слава науке, хоть на работу не посылают. Со мной делит камеру… э…. – Хавива замялась, так как до сих пор не узнала имени незнакомки. – Дама одна. Нормальная. Добрая.
- М, это хорошо… - протянула Това. – Короче, всё уладится.
- Ага. Передай, пожалуйста, трубку Лами.
Това отдала телефон Ламеху.
- И снова здравствуйте! – выпалила Хавива.
- Угу.
- Послушай, что бы кто не думал, но, последний раз говорю, я не ранила Циллу, она сама!
- Мне казалось, вопрос решён. Ты сама с самого начала утверждала обратное, была радостной, при этом против тебя тот факт, что я видел на тебе капли Циллиной крови. Да и следствие показало…
- Да они врут! – нетерпеливо воскликнула Хавива. – Вот увидишь, всё будет в мою пользу! Всё наладится, я снова вернусь домой и…
- И ты думаешь, что ты вернёшься домой после того, как чуть не сгубила одновременно две жизни – мою и Циллину?! – перебил её Ламех.
- ДА НЕ ПЫРЯЛА Я ТВОЮ ПОДСТИЛКУ НОЖОМ! – заорала Хавива. – Всё, пока, время вышло!
Хавива повесила трубку.
- Столь милая девочка так любит свою мать, что даже не удосужится поговорить да и за рану извинится, - язвительно произнесла Цилла.
Тове надоели все эти разборки и она, поспешно доев, подождав Рона, который ещё после трапезы заплатил за себя и за Тову, решила, что пора бы домой. Попрощавшись с все ещё трапезничающими Бескиерами, Това и Рон предпочли дом.

13
- Что же Хавива говорила? – решила уточнить Цилла у Ламеха, как только Това и Рон ушли.
- Поначалу принялась молоть романтичный бред. Потом стала уверять меня, что ты сама себя пырнула, - ответил Ламех.
- Что за вздор! – истерично фыркнула Цилла. – Я адекватная женщина, зачем мне пырять себя?!
- Вот именно.
- Мне страшно…
- Чего же?
- Вдруг как-то докажут её невиновность… Мне, знаешь ли, будет страшно жить под одной крышей с полоумной, способной меня убить.
- Вообще-то, Хавива теперь с нами не живёт.
- А где? – удивилась Цилла.
- В тюрьме.
- Да я знаю, что в тюрьме! Но, если вдруг как-то будет доказана её невиновность, где она будет жить?
- Судя по всему, у Товы и Рона.
- Как-то неловко, - задумчиво замялась Цилла. – Ведь наша дочь.
- Несомненно, ты знаешь, лучше будет с риском оставить жить её у нас, - съязвил Ламех.
- Ну да, - с той же задумчивостью кивнула Цилла. – В любом случае, я не хочу её видеть.
- Я тоже, - кивнул Ламех и подумал: «А так ли это?»
Он то ли скучал по Хавиве, то ли ощущал что-то похожее. При этом Ламех не знал, чего именно ему не хватает и по чему именно он тоскует. Единственное, что создавала в этом доме Хавива – неприятности. Ламеха бесили некоторые её манеры, например, наигранная нежность или наигранная беззащитность, и уж конечно ему не нравились её попытки сблизиться с ним. Даже если бы Ламех и не был женатым мужчиной или просто с девушкой, если бы он был в свободных отношениях, то всё равно не предпочёл бы общество Хавивы. Это был не его тип женщин: не утончённая, не элегантная, не немножко отчуждённая и холодная, а совсем наоборот, глупая, неуверенная в себе, но при этом привлекающая внимание, легкомысленная, несерьёзная, безвольная… Список её недостатков он мог продолжить до бесконечности. Да и в конце концов, насколько бы лет Хавива не выглядела, ей каких-то шестнадцать!
«Это я сейчас что, убеждаю себя, что отношения с Хавивой – крах?! - опомнился Ламех. – В таком случае, я превращаюсь в мудака».
- Я так рада, что мы снова вместе! – Цилла, постеснявшись посетителей ресторана, попросту поцеловала Ламеха в щёку. Ламех приобнял её и сказал:
- Но я рад больше!
- Нет, я! – хихикнула Цилла.
- Сейчас заплатим, пойдём домой и всё-таки выясним, кто рад больше, - недвусмысленно предложил Ламех.
- Я за, - с энтузиазмом отозвалась Цилла. Её глаза сияли, а щёки поалели.
Почему-то в этот момент она напомнила Ламеху лису. Но, надо, сказать, прекрасную лису. Её взгляд ходил туда-сюда, руки были сложены на столе, по которому нетерпеливо отстукивали её пальцы с покрытыми красным лаком. В её белом браслете Ламех узнал один из своих многочисленных подарков.
Цилла сняла с себя лёгкое чёрное болеро со словами: «Мне как-то жарко» и повесила на спину стула. До Ламеха случайно донёсся запах её новых духов.
- Ты знаешь, ты такая красивая, - неожиданно для себя сказал Ламех. – Можно, я тебя сфоткаю?
Цилла рассмеялась и кивнула.
И с чего это вдруг Ламех скучал по Хавиве?!
            
Вокруг стола в преувеличенно официальной обстановке собрались Това, Рон и Симха.    
- Итак, - произнесла Това. – У кого какие идеи?
Вопрос решался следующий: каким образом вытянуть из тюрьмы Хавиву.
- Существуют какие-то доказательства её невиновности? – осведомилась Симха.
- Нет, - покачал головой Рон.
- Можно их подстроить! – с энтузиазмом воскликнула Симха.
- Всё не так просто… - начала Това, поражаясь наивности подруги.
- А что не так? – растерялась Симха.
Това со вздохом закрыла глаза, не в силах сформулировать объяснение.
Воцарилось молчание, так как все задумались.
- Нужен подставной свидетель, - сказал Рон.
- Где мы его найдём? – скептически заявила Това. – Тогда уж много подставных свидетелей, которые почему-то нашлись далеко не сразу.
- Не вариант, - вздохнула Симха. – Зачем вообще Хавиве надо было ранить Циллу?
- Да не ранила она Циллу! – возразила Това. – По крайней мере, Хавива так говорит.
- Можно просто подождать, пока Хавива не закончит срок, - предложил Рон.
- Похоже, это единственный вариант, - признала Това.
- У неё есть адвокат? – поинтересовалась Симха.
- Её дело даже как следует не расследовали, - сказал Рон. – Просто виновата и точка. Поэтому Ламех с Циллой не захотели напрягаться, и, демонстрируя свою большую родительскую любовь, даже адвоката не нанимали.      
- Может быть, это придётся сделать нам? – высказалась Това.
- И какие у тебя варианты? – поинтересовался Рон.
- Ну… - замялась Това. – Ян.
- Хромой? – уточнил Рон.
Ян был единственным бывшим Товиным клиентом, номер которого у неё сохранился, и который был адвокатом.  В своё время Това помогла ему тем, что совершила ритуал для успешной покупки дома.
- Да, - ответила Това. – Я сейчас ему позвоню.
Девушка достала из ящика своего стола записную книжку, взяла телефон, отыскала номер Яна и набрала его, некоторое время ожидая ответа в полной тишине, прерываемой лишь гудками.
- Алло? – раздался в трубке усталый женский голос.
- Здравствуйте, это Това Тайцева. Могу я поговорить с Яном? – выпалила Това.
- Наверно, вы имеете ввиду Яна, который здесь раньше жил, - ответили ей на том проводе. – Сожалею, но он сменил место жительства а заодно и телефон.
- Вы не знаете его телефона или адреса? – с волнением спросила Това.
- Извините, не знаю.
- Ясно.  Спасибо. До свидания, - упавшим голосом пробубнила Това.
- До свидания.
Това от злости швырнула телефонную трубку на стол.
- Что такое? – поинтересовался Рон.
- Ну, конечно! – она закатила глаза и с бешенством взмахнула руками. – Как только мне понадобился Ян, он переехал!
- Чёрт! – воскликнули одновременно Рон и Симха.
- И что нам теперь делать?! – с отчаяньем заныла Симха. – Хавива теперь не скоро купит нам сладенькое…
- Я вам помогу.
Троица одновременно и резко обернулась на голос. В дверях их комнаты стоял мужчина.
На вид ему было около шестидесяти пяти лет. У него были кудрявые седые волосы, лысина, косые глаза на удивление ярко-голубого цвета, курносый нос. Сам вошедший был высокого роста, худой и, как видно улыбчивый. Одет незнакомец был в чёрный костюм и ярко-голубую рубашку.
- Что? Вы кто? – оторопела Това и почувствовала себя идиоткой.
- Озэр Пак, - представился мужчина, протянув Тове руку.
- Това Тайцева, - пробормотала Това, рассеянно пожимая его руку.
Озэр элегантно поклонился и притронулся к Товиной руке губами.
Не показывая брезгливости, Това лишь немного отошла.
- Позвольте поинтересоваться, как зовут вас? – спросил Озэр у Рона и Симхи.
- Симха Ицелева, - представилась Симха.
- Аарон Вишневский, - представился Рон.
- Очень приятно, - всё ещё галантно ответил Озэр. – В общем, я просто зашёл повидаться с Сарай, мы учились в одном классе. Долгое время я жил в Болгарии, но вот, наконец-таки я снова в родном Израиле!..
- Вы что-то про помощь говорили, - напомнила Това, боясь, что этот тип закатит лекцию о прелестях природы Израиля. Хотя кто его знает?
- Я случайно подслушал ваш разговор, - сознался Озэр. – Знаете, я адвокат.
- Но какой у вас резон нам помогать? – недоумевал Рон
- И какой резон у нас, чтобы вам доверять? – подхватила Симха.
- Но это ведь в ваших интересах, не так ли? – вкрадчиво проговорил Озэр.
- Да, - согласилась Това. – И сколько вы будете требовать в качестве оплаты?
Озэр по-театральному напыщенно схватился за подбородок и отвёл взгляд  в никуда. Тем временем Това, Рон и Симха находились в каком-то оцепенении от такой неожиданно свалившейся на их головы помощи. Всё было как будто каким-то бредовым фильмом или книгой, но уж никак не вязалось с понятием «обычная жизнь».
- 750 шекелей, - наконец озвучил вердикт Озэр.
- Что?! – одновременно вскричали Рон и Това.
- Вы издеваетесь?! – усмехнулся Рон. – Какой адвокат в наше время работает за такие копейки? Не то, чтобы и копейки, просто…
- Но вас же это устраивает, не так ли? – улыбнулся Озэр.
- Здесь что-то не так, - высказалась Симха.
- Да, - поддержала её Това. – Мы не можем быт уверены в вашем профессионализме, в том, что вы, простите, реально поможете, что это не обман, попросту из-за такой подозрительно дешёвой цены.
Какая-то тень обиды на несколько секунд исказила до этого улыбающееся лицо Озэра, но он тут же не растерялся:
- Я просто предлагаю вам свою помощь. Ведь будет не очень-то приятно, если ваша знакомая, как там её… Хавива будет и дальше в тюрьме, не так ли? Так вот, если вы хотите, я могу завысить оплату, но это будет неудобно как вам, в материальном смысле, так и мне – в моральном. Да и потом, не так уж и мало мне требуется. Прошу вас, давайте прекратим это напряжение, не стесняйтесь! По-моему, 750 шекелей – вполне оптимальная оплата. Насчёт моего профессионализма не беспокойтесь.
- Но всё же… - возразила Това, но Озэр её перебил:
- Знаете, если у вас всё ещё нет оснований мне доверять, предлагаю следующее. Я получаю свои 750 шекелей только после того, как суд признает вашу подругу невиновной. И кстати, вы уверены в её невиновности?
- Конечно! – немного возмущённо воскликнула Това. Ей порядком поднадоело то, что по какой-то неизвестной причине чуть ли не все могут допускать мысль, что трусливая, тормозная, более-менее добрая и вечно слабая шестнадцатилетняя девочка могла на неделю с куском отрубить свою мать, пусть даже и ненавидела её больше всех, но одно дело, что Хавива желала для Циллы, как убивала, ранила и расчленяла её где-то иногда в своих мыслях, редко отвлечённых от Ламеха, а другое дело, что у неё рука бы не поднялась из-за трусости и осторожности. Это же Хавива.
- Это очень хорошо, - нейтрально проговорил Озэр.
- Итак, кто за объявленную ранее сделку? – с некоторым пафосом спросила Симха.
Вверх взвились руки всех присутствующих.
- Думаю, стоит закрепить договор на бумаге, - предложил Рон.
- Несомненно, - ответил Озэр.
Озэр держался как будто бы с манерами актёра с какой-то раскованной ролью. В нём ощущалась уверенность, гордость, напыщенность и доброта одновременно. Подумать только, за несколько минут такой странноватый и чёрти откуда появившийся тип, как будто чёрт, выскочивший из коробки, завоевал доверие троих человек. Хотя для Озэра это было привычным делом.
Това вынула из ящика стола лист бумаги и ручку и села к столу, приготовившись писать.
- Что писать? – спросила она.
- Позвольте мне, - попросил Озэр. Това не возражала.
Некоторое время тишину нарушало лишь трение ручки о бумагу. Написав, Озэр продемонстрировал свои труды. Три головы склонились над документов для ознакомления. А документ вещал:
Соглашение.
Настоящим документов подтверждается договор, совершенный 1 июня 1990 года Товой Тайцевой, Аароном Вишневским, Симхой Ицелевой и Озэром Паком, гражданами и гражданками Израиля, проживающими в Иерусалиме. Сим подтверждается, что Това Тайцева, Аарон Вишневский и Симха Кушакова прибегнули к услугам адвоката, вышеуказанного Озэра Пака. Оговорены были условия, по которым Озэр Пак обязался быть адвокатом знакомой вышеуказанных граждан и гражданок, Хавивы …, на данный момент содержащейся в тюрьме и ожидающей окончательного приговора. Цена данной услуги адвоката – 750 шекелей.
26.06.90
               
Ниже находилась невероятно заковыристая и изящная огромная роспись Озэра. При этом она содержала его полное имя, фамилию и какую-то закорючку, похожую на пончик с кудряшками.
- Какая у Хавивы фамилия? – спросил Озэр.
- Бескиер, - ответила Това.
- Что-то знакомое, - пробубнил Озэр и, взяв соглашение, написал вместо трёх точек: «Бескиер».
- Дочка Циллы и Ламеха Бескиеров, - пояснила Симха.
Озэр удивлённо вскинул брови.
- Так вот что! Я как раз недавно смотрел передачу, в которой говорилось о ранении Циллы! То есть она хотела покончить с собой?
- Да, - кивнул Рон.
- Но почему же адвоката нанимаете вы, а не Бескиеры?
- Это неважно, - ответила Това, не желавшая ничего объяснять. – Главное, что Хавива не виновна.
- Что ж, ладно. Моя задача ясна, - сказал Озэр. – Пожалуйста, распишитесь под соглашением.
Това, Рон и Симха поочерёдно оставили свои подписи.
- Пусть этот документ останется у вас. Так честнее, - сказал Озэр таким тоном, словно хотел сказать: «Раз уж вы мне не верите, подавитесь этой бумажиной!». Однако сказал он это с улыбкой. Вообще-то, Тову, Рона и Симху уже начинала бесить его неугасающая улыбка, это казалось им подозрительным и фальшивым. Либо этот тип вешает им лапшу на уши с профессионализмом и саморекламой, либо перебрал с экстази, либо у него сломана челюсть.
Пока друзья перебирали всевозможные варианты, Озэр встал, зачем-то осмотрелся и сообщил:
- Я не буду задерживаться. Пожалуй, пойду. Вот моя визитка, - сказал он и протянул Тове свою карточку.
- Э… - замялась девушка. Она пошарилась в многочисленных карманах джинсов и вынула свою. – А вот моя.
- Ого! Магические услуги? – пересказал Озэр содержащуюся в Товиной визите информацию. – Необычно!
- Угу, - согласилась Това.
- Мы вас проводим, - не в тему сказала Симха.
- Спасибо, - сказал Озэр, превратившись в одну огромную тупую улыбку.
…Когда двери дома закрылись за удалившимся Озэром, Това, Рон и Симха некоторое время исступлённо смотрели друг на друга, а затем Това воскликнула:
- Что за дурь?!
- Всё нормально, - утрированным тоном протянула Симха. – К нам припёрся какой-то упоротый левый старикашка и за копейки спасёт Хавиву.
- Как всегда! – махнул рукой Рон.
Друзья расхохотались.
- Нет, ну надо же! – воскликнула Това, когда безудержное веселье её отпустило. – Нам вроде как повезло!
- Я не думаю, что он нарушит соглашение, - сказал Рон.
- В его интересах заработать, - поддакнула Симха.
- Только вот почему он всё время улыбался? – задалась вопросом Това.
- У всех свои недостатки, - наигранно-мудро произнесла Симха.
- А мне как-то неважно, - сказал Рон.
В любом случае, каким бы странным не был Озэр, он единственный мог почти вернуть всё на свои места.

14
Ламех сразу понял, что находится во сне. Ещё бы!
Ламех находился в какой-то тёмной и холодной комнате. Маргаритки, растущие в горшках, говорили что-то, но это был непонятный Ламеху язык, поэтому он бессмысленно уставился на их зияющие чёрные дыры – рты. Сделав несколько шагов вперёд, Ламех почувствовал какой-то хруст под ногами и неприятное липкое ощущение. Ламех посмотрел на свои ноги. Он был без обуви и без носков, но зато со слоем раздавленных насекомых. Поражаясь странности этого сна, он осторожно  шагнул дальше, всё ещё не находя свободного от жуков места.
- Не желаете косячка? – раздался голос у Ламеха за спиной. Обернувшись, он увидел несколько бесцельно подпрыгивающих типов. Предлагавший косячок был неопределённого пола созданием со спутанными длинными волосами, прикрывающими лицо. Над его головой светилось подобие нимба, только квадратное. Сзади у него было какое-то подобие крыльев. Они выглядели словно крылья лебедя, только осыпающиеся струпьями и начинающие гнить. Одежды на нём не было, поэтому можно было заметить лишь доказательства его гермафродитизма – изящные груди и мужские гениталии.
- Нет, спасибо, - обыденным тоном отозвался Ламех. – Вы знаете, меня и так штырит.
- Как хотите, - отозвался «ангел». Он откуда-то выудил пудреницу и стал пудрить свою физиономию.
«Наверно, кокаином», - не без иронии подумал Ламех.
Тут Ламех обнаружил на своих ногах непонятно откуда появившиеся свои любимые тяжёлые ботинки. Затем он почувствовал на своей голове какую-то тяжесть. «Шляпа?». Оказалось, это фуражка. Его тело что-то стянуло, это оказался ремень. Затем его волосы неприятно защекотали тела и удлинились примерно на две ладони. «Забавный сон», - подумал Ламех.
Помещение было освещено настолько тускло, что он еле заметил далеко в углу что-то вроде кровати. Любопытство взяло верх, и Ламех поспешил туда и откинул занавеску у кровати.
Его взору предстало что-то странное. Почти вся кровать была занята игрушечной железной дорогой. По ней двигался огромный игрушечный поезд, пульт от которого был у Хавивы.
Хавива произвела на Ламеха странное впечатление. Она сидела на кровати, скорчившись и занимая мало-мало места. За исключением клетчатой фланелевой рубашки, принадлежавшей когда-то деду Ламеха, на ней ничего не было. И эта рубашка была распахнута настолько, что видна была Хавивина грудь, испещренная сеткой просвечивающий вен и свежих порезов. Она склонила зеленоволосую голову и почти не шевелилась, обвив руками откинутую ногу, покрытую тоже какими-то порезами, Откинутую настолько, чтобы Ламех мог с каким-то странным упоением взирать на её промежность. Длинная чёлка прикрывала почти всё Хавивино лицо. «Чух-чух-чух», - раздавалось по всей комнате.
- Хавива? – выдавил Ламех. Он чувствовал невероятное напряжение, глядя на неё.
Хавива подняла на него голову. Ламех охнул, увидев вместо глаз глубокие, но затянувшиеся дыры, чёрными пропастями уходящие, видимо, до самого мозга. Что ж, ещё одни дыры…
- Привет, мой душка, - каким-то жутким голосом ответила Хавива, нажав что-то на пульте. Поезд остановился.
Ламех, ничего не понимая, медленно направился к Хавиве, и в его ушах отдавался протяжный скрип пола и её частое и громкое дыхание.
- Это мой сон, - несколько нервно сказала Хавива.
- То есть?..
- Я делаю всё, что хочу,- сказала Хавива. – Это значит всё, его хочешь ты.
- Но это мой сон, - сказал Ламех. Он чувствовал себя глупо. Его мысли никак не могли течь в нормальном ритме и текли, словно мёд. Он понимал, что хочет Хавиву и что она представляет собой опасность, но при этом чувствовал, что всё идёт как и должно быть.
Он нагнулся и поцеловал её. Хавива ответила на поцелуй, чуть укусив его нижнюю губу и запустив в его рот свой язык. У Ламеха создалось впечатление, что она лижет все его внутренности, и он не без удовольствия взял её плечи в свои руки, медленно сменяя плечи на груди, сразу же отозвавшиеся на его ласки напряжением. Хавива легла на спину, тем самым обозначив своё положение. Ламех пристроился на ней и начал толчки. Его взгляд скользил то по Хавивиному лицу с восхитительными отсутствующими глазами и изгибу алых губ, обозначавших крики, невероятно ласкающие слух Ламеха, то по её груди, дрожащей, словно желе, но при этом с твёрдыми, как концы бананов, сосками. Ламех поднёс свой рот к её левой груди, и быстрым круговым движением лизнул сосок. Хавива ещё больше завизжала. Он ещё никогда не был настолько счастлив. Хавива потянулась к нему руками, взяв за плечи, и от одного её касание по его телу как будто пробежали тысячи пауков, сошедшихся где-то в области мошонки. Ламех снова и снова присасывался к её губам, невероятно сладким, но почему-то острым. Его спину пронзали словно электрические заряды, хотя на самом же деле это были Хавивины ногти. Она хваталась за него, словно за какую-то последнюю надежду, как будто боялась потерять. Это казалось Ламеху излишним, ведь он был уверен, что останется здесь навечно. Хавива была настолько очаровательна, насколько он не мог себе представить – такая женственная, нежная, добрая, непредсказуемая, красивая, необычная, юная, радостная. И как же прекрасно, что такая очаровательная девушка без ума от него! Особенно чудесно она дрожала.
- Ты дрожишь… - прошептала Хавива, словно сорвав эти слова с языка Ламеха.
- Я замерзаю, - ответила он, не задумываясь над словами. – От жары.
Она казалась ещё такой не от мира сего, пестря всеми красками: зелёными волосами, пустыми чёрными глазницами, бледной кожей, голубыми венами, красными и розовыми порезами, фиолетовыми синяками, золотистым пирсингом… Словно картина. Ламеху жутко захотелось сфотографировать или нарисовать её такой. Такой внезапной и милой.
- Я люблю тебя, - прошептала Хавива.
- Я тоже тебя люблю, - ответил ей Ламех.
Хавива, вероятно, расслабила руки, начавшие соскальзывать на ягодицы Ламеха, а ноги чуть сдвинулись, сделав толчки ещё более приятными.
Ламех почувствовал, как освобождается от семени, как будто от чего-то тяжёлого. По его телу разлился жар, а сперма с мучительной медленностью стекала в нутро самой прекрасной девушки на земле. Он надеялся, что, быть может, по счастливому случаю случится так, что на этот раз Хавива забеременеет. Ламеху казалась забавной мысль соорудить, так сказать, вторую версию себя. Некоторое время только от них с Хавивой будет зависеть каким же будет этот новый человек, что же он сделает впоследствии миру. Ламех даже вспомнил, что Хавива его дочь. Забавно – отдавать свою сперму той, чья шестнадцать лет назад была лишь его сперматозоидом.
Хавива, выражая абсолютный восторг, прильнула губами к шее Ламеха. Её губы были невероятно горячими. Затем она чуть приподнялась, переместив опять руки к Ламеху на плечи и обняв его, а затем, отпустив, плюхнулась.
Теперь уже их секс пошёл с более медленным ритмом. И яркое удовольствие поблекло, превращаясь в пастельное наслаждение. Хавивины крики стихали до стонов. Она прижалась щекой к виску Ламеха. Какая же она милая! Это был как будто жест, выражавший то ли благодарность, то ли нежность. В любом случае, любовь. Ламех, слово очнувшийся, приподнялся выше и, опёршись на руки, принялся за более интенсивные толчки, самым полным чувством ощущая границы Хавивиной вагины. Она от неожиданности и удовольствия извивалась, выгибая шею и демонстрируя свои извечные вены. Её руки на некоторое время застыли, словно крылья птицы. Наклонившись, Ламех поцеловал её левую руку, ощутив жар «своей душки» и мягкость её кожи, как обычно отдающей свежей травой.
«Почему она как будто только что повалялась на поляне?.. Словно нимфа! – мелькнула в голове Ламеха мысль. – Точнее, нимфетка*. К тому же, больше, чем человек».
И уже зная о Хавивиных предпочтений, Ламех резко вышел из неё. Она ойкнула и рассмеялась. Она была просто прекрасна, когда смеялась, и Ламех не смог сдержать улыбки.
- Я так тебя люблю, моя девчушка, - сказал он, чувствуя, что может говорить это бесконечно, лишь бы «его девчушка» была счастлива.
- Ты не представляешь, как я тебя люблю! – воскликнула Хавива. – Это... было чудесно! Лучший секс в моей жизни! Теперь ты должен меня убить.
- Что?! – воскликнул Ламех. – Что за бред?! Я не могу тебя убить! Я даже просто пальцем не могу тронуть! Ведь ты самое прекрасное, что есть в этом мире!
- Ах! Я ждала целый год, когда ты что-то подобное скажешь! Но, к сожалению, я должна умереть. Убей меня.
- Но…
- Никаких «но»! Если любишь меня, убей!
Мысли Ламеха всё ещё текли неспешно. Убить? Но ведь тогда самого прекрасного создания на свете не станет! Но ведь так хочет Хавива….
- Как? – спросил он, чувствуя комок в горле.
- Раздробить мне череп ногами и задушить ремнём, - ответила она.
- Хорошо, - ответил Ламех.
- Но сначала мы поебёмся ещё раз, - сказал Хавива. – Я сверху.
Она встала с кровати и застыла. Наверно, её глазницы были направлены на Ламеха, тут же начавшего смущаться. Хавивины щёки пылали, губы расплылись в улыбке. Ламех не мог оторвать взгляда от её губ, сладких на вкус, вен, грудей, талии, за которую, оказывается, так удобно притягивать или отталкивать это маленькое прелестное создание, с миниатюрной промежностью и дрожащими ножками с торчащими по-детски коленками. Она казалась одновременно по-взрослому опытной и сексуальной и при этом невинной и милой, как ребёнок. Всё же будучи ребёнком.
Ламех понимал, что сейчас они могут лишь обвенчаться, но не жениться. Однако он был готов прождать хоть всю жизнь ради Хавивы, что уж там каких-то три года! Несомненно, Ламех чувствовал себя самым счастливым на свете. Он готов был хоть сейчас просто-напросто сказать Хавиве: «Милая, я люблю тебя больше жизни! Я лишь хочу доставлять тебе счастье каждый лень, каждую секунду! Конечно, я не заслуживаю такой жены, как ты, но я каким-то образом заслужил лучшего дара – твоей любви! Согласна ли ты стать моей женой? Поверь, я постараюсь быть хорошим мужем. Ты не представляешь, как я хочу просыпаться с тобой вместе, Ухаживать за тобой, дарить подарки, смотреть на тебя, слушать тебя, прикасаться, куда-либо идти, ехать, путешествовать с тобой!.. Я буду делать всё, что ты захочешь, потому что всё, что сделает меня самым счастливым на свете – это твоя любовь!».
Хотел сказать, но не сказал. Хавива быстро устроилась возле Ламеха, пристально посмотрела ему глазницами в глаза и не дала ничего сказать посредством страстного поцелуя. Её руки тем временем ловко нащупали эрегированный член Ламеха, дрогнувший от этой неожиданности.
Страшный белый свет ударил Ламеху в глаза.
Хавива стала невесомой.
Он её потерял.
- Ого, ну у тебя и встал!
Женщина. Удивлённые карие глаза. Чёрные волосы, собранные в хвост. Улыбка.
Ламеху потребовались целых две секунды, чтобы осознать, что рядом с ним в постели лежала Цилла, Не то, чтобы лежала. Она пересекала его тело, вплотную касаясь своим, и упорно тянула на тумбочку свою руку.
- Чёрт! – воскликнула Цилла, не в силах достать цель. – Подай мне, пожалуйста, мобильный. Мне вроде бы пришло сообщение.
Ламех молча протянул ей увесистую белую трубу.
- Спасибо, - поблагодарила Цилла.
Она просмотрела сообщение и, презрительно проворчав: «Реклама» и отбросив телефон снова на тумбочку, полуобняла Ламеха, погладив по щеке.
- Ты просто весь горишь… - поражённо пробормотала она. – И дрожишь. Разве я настолько сексуальна по утрам?
- Мне снился сон, - многозначительно ответил Ламех.
Он только понял, насколько это было абсурдно. И насколько было странно то, что во сне он тонул в своих чувствах к собственной дочери! Может быть, в Хавиве что-то есть, но только некая сексуальность (время от времени), но чтобы у Ламеха сносило крышу от неё – ни в коем разе, он даже не понимал, откуда могли взяться зачатки в подсознании для такого бредового сновидения! Однако без особого труда он всё ещё мог воскресить в памяти это ощущение, при этом его не испытывая.
- Со мной, надеюсь? – улыбнулась Цилла.
- Конечно! – очень убедительно ответил Ламех. – Цици, подумай сама, разве меня могут возбуждать женщины кроме тебя?
Он коснулся её шеи губами, сразу ощутив участившийся пульс.
- Надеюсь, нет, - хихикнула Цилла, с неизвестной целью принимая сидячее положение. Она на секунду задумчиво застыла с мыслью: «Разве такое возможно?..», но чувствуя в себе неспособность в данный момент рассуждать, стянула с Ламеха одеяло и отшвырнула его на пол. Некоторое время она потратила, чтобы полюбоваться его не особо одетым телом. Затем она принялась раздеваться и Ламех последовал её примеру.
- И что же я делала в твоём сне? – спросила Цилла, когда начала устраиваться на Ламехе, пристально глядя ему в глаза, взяв его плечи в свои руки.
- То же, что и сейчас, - не заморачиваясь, ответил Ламех, припав губами к её предплечью, к татуировке в виде цветка. – Последнее время… у меня очень пошлые сны…
- Мой извращенец! – хихикнула Цилла, вплотную приближаясь к губам Ламеха, с большой эйфорией ощущая его дыхание где-то ниже своего носа.
Не в силах ответить ничего сносного на столь глупое высказывание, Ламех заткнул Цилле рот. Заткнул поцелуем – дерзким и требовательным, ощутив при этом языком каждый участок Циллиного рта, каждую неровность, мягкость внутренней части щёк, каждый зуб. Это казалось Ламеху как повторение чего-то давно изученного – например, алфавита или таблицы умножения. Он заранее знал, к примеру, что у Циллы справа в двух зубах пломбы. Заранее знал, что затем она обязательно скажет что-то романтичное или пошлое. Затем осторожно насадит себя на его вставший член, наклониться… Словом, он знал всё это, как сюжет какого-либо порнофильма, кассета которого затёрта до дыр от многочисленных просмотров.
Всё так и происходило. Впрочем, какое-никакое удовольствие Ламеху приносил их секс. А о Цилле и речи не было.

15
Это случилось 28 июня. И началось с утра.
Това и Рон всегда любили солнечную погоду. Ведь это означало одно – прогулка.
Това проснулась от того, что ей кто-то звонил. Сначала ей показалось, что это был её будильник. И зачем заводить будильник в выходной день? И судя по отсутствию света, так рано.
Поморщившись, Това попыталась игнорировать навязчивое пиликанье и зажмурила глаза в попытке предаться сну. Её затея потерпела фиаско.
- Рони, - позвала Това. – Милый, пожалуйста, выключи этот тупорылый будильник!
Рон продолжал спать.
- Рони! – Това потеребила любимого.
- Я не трогал карандаши, – в полусне пробормотал Рон.
Това осознала, что всё-таки это был её мобильный.
- Забей, милый, спи дальше.
Посмотрев на дисплей, Това прочила: «Входящий вызов. Симха».
Решив, что Симха рехнулась, Това с неудовольствием тыкнула: «Принять».
- Симха, ты рехнулась! Сейчас утро!
- Утро?.. – голос Симхи оказался виноватым. – Извини… Я не знала, что вы с Роном просыпаетесь позже восьми…
- Ничего, - пробормотала Това. Виноватый тон Симхи порядочно её смягчил. – Чего тебе?
- Я хотела спросить, пойдёте ли вы с Роном гулять.
- Симха, ты замечательный человек, - саркастично начала Това.
- Правда? – Симха совсем не уловила сарказма.
- Да. Только ты могла позвонить в восемь утра с предложением гулять.
- Ну… - замялась Симха. – Извини, пожалуйста… Так что?
- Сейчас, - Това отняла трубку от уха и снова потеребила Рона. – Котик, пойдём с Симхой гулять?
Не до конца проснувшийся Рон ответил:
- Нет, милая, я ни с кем не гуляю, я люблю только тебя и верен тебе…
- Это замечательно, но я спрашиваю, пойдём ли мы с Симхой гулять.
- Я не против.
- Рон не против, - сообщила Симхе Това. – Я тоже. Во сколько?
- Может быть, в два? – предложила Симха.
- Можно, - подумав, ответила Това. – Можем встретиться у прачечной.
- Ага, - согласилась Симха. – Тогда до встречи.
- До встречи.
Това сбросила трубку и забралась под одеяло поближе к Рону, всё ещё надеясь поспать.

Проснувшись в 12:30, Това и Рон первым делом поочерёдно посетили ванную комнату и уборную. Затем позавтракали омлетом и тостами с джемом. После этого их сборы приняли текстильный характер. Това остановила свой выбор на пышной чёрной юбке и чёрно-белой футболке со скриншотами её любимой серии фильмов. Из обуви она выбрала чёрно-белые туфли на платформе. Рон предпочёл тёмно-синие джинсы, футболку с небоскрёбами и свои любимые кеды.
Когда они подошли к прачечной, то сразу заметили рыжеволосую девушку в красно-чёрных клетчатых шортах и просторной кофте. В одной руке она держала надкусанное эскимо. Не возникало сомнений, что это была Симха.
- Привет! – поздоровались Рон и Това.
- Привет! – ответила Симха.
- Куда пойдём? – осведомилась Това.
- Предлагаю кафе в «Повозочке», - предложила Сима небезызвестную друзьям забегаловку.
- Я за, - сказал Рон. – А ещё можно сходить в кино.
- Вот это мне нравится! – воскликнула Това. – А на обратном пути можно будет навестить Хавиву.
- Давайте так и сделаем, - подытожила Симха.
Друзья одновременно поспешили в кафе, при этом развивая увлекательную беседу о том, что лучше посмотреть в кино. Симха предлагала фильм ужасов, а Това с Роном доказывали преимущества триллеров, только разных. Однако в итоге их вкусы сошлись на боевике, о котором даже не шла речь.
День был в самом разгаре, и наша троица проводила его прекрасно. Для начала они пообедали в «Повозочке». «Повозочкой» это кафе не называлось, а так назывался лишь супермаркет в котором находилось кафе. Само же кафе не имело конкретного названия. Оно было небольшим – около девяти или десяти столиков. Из-за этого создавался уют, дополняемый также большими окнами с жалюзи, обоями в виде кирпичной стены и включенным большим телевизором, по которому вещался комедийный сериал про домработника. Трое друзей то отстранённо следили за его сюжетом, то разговаривали, до тех пор, пока суровая темноволосая официантка, почему-то недолюбливающая Симху, принесла два хот-дога в лаваше, один гамбургер в лаваше, картофель фри и три молочных коктейля.
Затем их разговор из-за присутствия таких вкусностей превратился лишь в обмен маленькими репликами.
- Представляете, я вчера чуть не потеряла Хокки, - поведала Симха.
Хокки был хомяком Симхи. Он был необычайно толстым и долгожителем, так как жил у неё аж с двенадцати лет.
- Ого, - произнесла Това.
- Слава Богу, Хокки нашёлся, - сказал Симха, кусая свой хот-дог.
- И где же? – не сколько из интереса, сколько из вежливости поинтересовался Рон.
- На балконе. Я тут вспомнила… А от Озэра новостей нет?
- Нет, - Това покачала головой, отпила немного коктейля и добавила: - В любом случае, ситуация точно не ухудшилась.
- Надо бы ему сегодня позвонить, - высказался Рон.
- Ну да, - сказала Симха.
Из-за отсутствия тем, друзья снова уставились в телевизор. Некоторое время.
Посидев в кафе ещё чуть-чуть, они решили, что настало время идти в кино. Кинотеатр был совсем недалеко, поэтому, несмотря на то, что фильм скоро должен был начаться, друзья не особо торопились.
- Может, успеем до начала зайти к Хавиве? – предложила Това, при чём таким тоном, как будто предлагала зайти домой в гости, а не в тюрьму, которая, кстати, находилась по пути к кинотеатру.
- Лучше после, - ответил Рон.
Оценив возможности времени, Това согласилась.
Фильм, который они выбрали, назывался «Тапок Филиппа» и повествовал о Филиппе, в тапке которого были обнаружены наркотики и деньги, хотя он их туда не клал. Однако из-за многочисленной рекламы и советов знакомых, друзья были заранее уверены, что это не что иное, как шедевр. Кроме того, этот фильм был от создателей «Ботинка Тома» - одного из любимых фильмов Товы, Рона, Симхи и Хавивы.
- Давайте так, - сказал Рон, - мы с Товой купим билеты, а ты, Симха, купишь попкорн.
- Ладно, - согласилась Симха. – Какой и сколько?
- Три средних ведёрка, думаю, нормально будет, - сказала Това. – Чур мне обычный сладкий!
- И мне, - добавил Рон.
- И мне, - усмехнувшись, сказала Симха.
Това и Рон отдали Симхе деньги себе на попкорн и поспешили занимать очередь за билетами, тем временем Симха поспешила в буфет.
- Как думаешь, хороший фильм? – спросила Това у Рона, в то время, как они стояли в очереди.
- Да, потому что такая толпища не может ошибиться, - усмехнулся Рон.
- Я всё равно волнуюсь, вдруг зря время потратим, - засомневалась Това.
- Не волнуйся, - ободряюще улыбнулся Рон. – Милая Товочка, ты согласна стать моей женой?
С этими словами он вынул из кармана джинсов белую с чёрными крапинками бархатную коробочку и протянул Тове, при этом улыбаясь.
Това на некоторое время опешила.
Рони! Её милый котик! Сделал ей предложение! Просто взял так и сделал!
Она почувствовала, что весь мир как будто поплыл, и что ей стало жарко и трудновато дышать, однако охватила неимоверная радость. Такая радость, что Това чувствовала, что нет ничего лучше этого мира, нет ничего лучше, чем жить. Быть может, так действуют наркотики? «Хотя нет, - подумала Това. – Счастливее, чем я сейчас, нет и не будет никого!» Подумать только, они будут одно целое, их отношения будут связаны, будут чем-то ещё более существующим!
Това сделала то, что ей больше всего сейчас хотелось – бросилась Рону в объятия и прильнула к его губам своими. Никогда ещё простой поцелуй не доставлял ей столько удовольствия! Она словно чувствовала каждую клетку у Рона во рту, во рту самого лучшего парня на свете! Она подалась вперёд ещё ближе к Рону. Одна его рука нежно обнимала её плечи, и от этого касания всё её тело словно пронзали электрические заряды, но, конечно, нежнее и вообще другого рода, нежели электрические заряды.
Рону и Тове было совершенно наплевать, что они в огромной очереди за билетами. Рон перешёл от наслаждений поцелуем, то есть вкусом Товиных горячих губ, к наслаждению запахом её волос – какой-то невероятно приятный шампунь и… Това. Она была такой родной, такой собой, как бы странно это не было! Почему-то и сквозь одежды Рон почувствовал то самое чувство, наподобие жара и возбуждения. Почувствовал Тову. Почувствовал, как сильно хочет её.
Какая-то штука мешала правой руке Рона.
Кольцо!
Он мягко отстранил Тову и, раскрыв одну из её дрожащих ладоней, вложил чёрно-белую коробочку.
Това, всё же возвратившись к реальности и чувствуя, что слегка краснеет (не то, что Хавива, а слегка), подцепила ногтём застёжку и открыла коробочку.
Она не поверила своим глазам. Она была довольна и не совсем дорогому кольцу, но это превзошло все её мечты и ожидания!
Золотое кольцо. Но первым делом в глаза бросалось не то, что оно золотое, а необычное украшение, на нём находящееся. Это был цветок, сердцевиной которого служил алмаз, а лепестками – маленькие кусочки аквамарина.
- Рони! – воскликнула Това. – Аквамарин… Это же мой камень, это камень Скорпионов!..
От такой радостной реакции Рон почувствовал себя героем, но при этом слегка смутился.
- Ну да, - произнёс он.
- Милый… - Това подняла на Рона глаза, полные счастья. Его сердце расплавлено. – Спасибо!
Она снова обняла Рона.
- Зайка, я так рад, что тебе понравилось кольцо, - прошептал Рон. Това насладилась этими моментами ещё больше, когда его дыхание обожгло её ухо.
- Невероятно понравилось, - ответила она.
- Только скажи, ты согласна быть моей женой? – спросил Рон, чуть разнимая объятия.
Това задумалась. Думала она быстро, несмотря на количество мыслей.
Перед ней человек, с которым она будет проводить каждую (или почти каждую) ночь. Человек, который о ней позаботится. Человек, о котором она позаботиться. Человек, с которым проведёт всю оставшуюся жизнь, вещи которого будут всегда в их совместном доме, человек, чувства которого станут её чувства, интересы которого она частично разделит, проблемы которого станут и её проблемами, а радости – радостями. У них будет общее имущество. Человек, с которым у них будет ребёнок, или даже два ребёнка. Человек, с которым она будет просыпаться, засыпать, перепихиваться, есть, пить, работать, заниматься досугом, отдыхать, дурачиться, путешествовать, ходить в гости, посещать всякие тусовки, вечеринки, концерты, выставки, кино, разговаривать, мечтать, строить планы, просто жить… С которым навсегда свяжет свою судьбу. Человек, который значит для неё всё. Человек, которого она любила каждой частичкой себя и больше всего, что вообще существует.
Однако всегда в отношениях с Роном Това придерживалась определённого принципа. Она казалась чуть холодноватой и немножко неприступной. Но, разумеется, не ханжой. Просто это была золотая середина Этот принцип действовал безотказно. Кто знает, возможно из-за категорического запрета на секс на первом свидании Рон и дальше заинтересовался Товой?.. Или, например, она никогда не шла навстречу Рону после ссоры. Даже если чувствовала свою вину, то и тогда извинялась не сразу, а то иногда и вообще не извинялась. Часто оставляла Рона в раздумьях, в сладком томлении, таким образом выстраивая зависимость, заинтересовывая и очаровывая его. Ведь разве мужчине было бы интересна абсолютно доступная женщина? Това, по крайней мере, с самого начала знала, что Рон должен, так сказать, завоевать или заслужить её внимание, чтобы у него была цель. «Ведь все мужчины по натуре завоеватели», - считала она. – Ну, кроме некоторых геев». Поначалу их отношений это была своего рода игра, где Рону с каждым разом позволялось всё большее и большее. Това всего лишь сразу обозначила свою позицию, своё достоинство, права, и то, что она ни капли не вещь для пользования. А вообще Рону такой бред даже в голову не мог прийти.
Разумеется, Това сооружала эту тактику со здравым смыслом. Она не была монашкой, просто при этом не была и легко доступной. Не была капризна, не была садисткой, она лишь давала Рону поводы для завоевания и томила, но ни в коем случае не отшивала и не мучила безразличием, которого было иногда и совсем чуть-чуть. Това была из тех, то считает, что всегда первый шаг должен делать мужчина.
Она была уверена, что всё пойдёт в пух и прах, если бы она никогда бы не спорила с Роном, всегда была согласна, извинялась бы даже без своей вины, надоедала бы ему и липла, никогда бы не ревновала и никогда бы не обижалась. И прочее в таком духе. И уж конечно она была уверена, что сделай бы она первый шаг, всё пошло бы просто коряво. Одним словом, золотая середина. (Хотя это два слова).
Примерно в этой точке зрения она пыталась убедить Хавиву время от времени. Но та была как глухая стена. (Хотя все стены глухие).
- Я подумаю, - сказала Това.
Однако по её сиянию глаз и хитрой улыбке Рон прочитал согласие.
- Вам куда билет, я раз третий спрашиваю?! - Вот что прервало эти счастливые секунды.

16
Фильм оказался довольно-таки неплохим. Правда, в конце концов наркотики и деньги оказались в целости и сохранности. В валенке Вячеслава.
После кино друзья, как и договаривались, отправились навестить Хавиву.
- Как вам фильм? – поинтересовалась Симха.
- Прекрасный, - ответил Рон.
- Восхитительный! – воскликнула Това.
Симхе потребовалось несколько секунд, чтобы удивиться таким тёплым отзывам.
- Чего это вы такие… сияющие? – поинтересовалась она. – Всё время смеётесь… Признавайтесь, вы упоролись чем-то, пока я билеты покупала? Экстази? ЛСД? Кокаин?
- Ха-ха, нет! – засмеялась Това. – Смотри!
Она с гордостью олимпийца протянула Симхе руку с одетым на безымянный палец новым кольцом.
- Вау! – воскликнула Симха. – Рон, это твой подарок, я так понимаю?
- Это моё предложение, - тихо ответил Рон.
- Предложение?! – радостно воскликнула Симха. – Вы теперь жених и невеста?!
- Я ещё не дала своё согласие, - возразила Това.
- Не дала? – удивилась Симха. – Хотя да, правильно. Рон, ты, конечно, подходящий Тове чувак. Но всегда надо подумать маленько, вдруг что.
- Ну да, - согласилась Това.
- Но всё-таки! Как я за вас рада! – Симха обняла Тову и Рона. – Вы такая милая пара! На свадьбу пригласите?
- Конечно, - улыбнулся Рон.
- А знаете что? – сказала Симха. – Это же повод сходить в кафе!
- Второй раз за день? – усмехнулась Това. – Не многовато ли? Нам с Рони надо купить новый телевизор. И в кафе лучше сходить с Хавивой. По крайней мере, денег больше.
- Так она может кучу лет сидеть в тюрьме, - мрачно произнёс Рон.
- Я верю Озэру, - серьёзно сказала Това. – Не знаю, почему, но верю.
- А я верю твоей интуиции, - добавила Симха.
Рон тоже верил.

Попасть к Хавиве оказалось не такой-то простой задачей. Прежде, чем друзья смогли увидеться с ней, пришлось называть свои имена, подписывать бумаги, и в конце концов какой-то жирный и усатый чувак в форме выдал им пропуска и сказал: «Не больше, чем на час». Этот же чувак и провожал Тову, Рона и Симху до нужной им камеры.
Коридор с камерами по обоим сторонам создавал угнетающе впечатление. Особенно Тову, которая побольше Симхи и Рона верила в абсолютную невиновность Хавивы. Заключённые были разные, но в основном угрожающей внешности. В основном, мужчины. Однако Това пыталась не смотреть на них. Мало ли что.
Вот и нужная камера. Провожающий отошёл на несколько метров и остался стоять на случай, если будет предпринята попытка побега или ещё что-то такое. Это несколько напрягало.
- Хавива, к тебе тут приятели! – прогорланил толстяк.
Спящие разом вскочили. Их было двое – Хавива и её сокамерница, женщина с длинными красными волосами.
Хавива, ещё даже не успев как следует проснуться, принялась надеяться, что это Ламех. Ну, или Ламех и Цилла. Но почему же тогда «приятели», а не «родители»?!
Кое-как разлепив глаза, она обнаружила три силуэта – какая-то брюнетка в чёрной юбке и светлой футболке с непонятным принтом, какой-то русоволосый парень в тёмной футболке и джинсах и какая-то рыжая с красно-чёрными шортами и светло-салатовой кофтой.
А нацепив снятые на ночь очки, Хавива даже узнала в них Тову, Рона и Симху.
Она испытала смесь разочарования (потому что это был не Ламех) и радости (потому что это были её друзья).
- Привет! – произнесла она (всё-таки радостно).
- Привет! – ответили Рон, Това и Симха. Всем троим показалось странным то, что Хавива была не в тюремной форме. Да и её уже засыпающая вновь сокамерница тоже. Вместо тюремной формы на Хавиве всё ещё находились джинсы и футболка, а на сокамернице – туника и лосины.
Хавива мало изменилась. Только под её покрасневшими глазами появились большие мешки и синяки.
- Что нового? – спросила она.
- Рон сделал мне предложение! – радостно объявила Това.
Това просто была фонтаном счастье, и Хавива от этого очень за неё обрадовалась.
- Рон! – сказала она. – Чувак, ты молодец! Вы отличная пара! Това, ты же согласилась, да?
Последнее предложение она произнесла с надеждой.
- Я подумаю, - ответила Това.
- Ну… - несколько разочарованно протянула Хавива. – Никогда не понимала такой логики…
- Уж конечно! – фыркнула Симха. – Ведь ты же будешь Ламеху предложение делать, не так ли?
Несмотря на некоторые смешки со стороны Рона и Товы, Хавива серьёзно ответила:
- Скорее всего.
Това, Рон и Симха попытались сдержать смех.
- Можно, я приду на свадьбу? – спросила Хавива и тут же мрачно добавила: - Если выйду.
- Нужно, - ответила Това. – И кстати, хорошая новость. Ты не поверишь! Может быть, скоро ты будешь свободна.
- Ты права, - недоверчиво фыркнула Хавива. – Я в это не верю. Это как же так получается, что скоро я буду свободна?
- Позавчера мы долго придумывали способ тебя освободить, - начала Симха. – Надо признать, идей у нас было мало, и те какие-то тупорылые.
- Сидим мы такие, никого не трогаем, - подхватила Това, - и тут в комнату заходит один чувак.
- Какой? – заинтересовалась Хавива.
- Старый, и одет в парадное, - ответил Рон. – Он сказал, что слышал случайно, о чём мы говорили, и предложил свою помощь.
- Да ну?! – поразилась Хавива. – С чего это вдруг?!
- Вот и мы так же удивились, - усмехнулась Това.- А потом оказалось, что его зовут Озэр Пак и что он учился в одном классе с Сарай и решил её проведать.
- Бедняга, - вздохнула Хавива. – В одном классе с Сарай.… Хотя, я больше жалею бывших одноклассников Циллы.
- А потом он предложил свои услуги, - сказал Рон. – Озэр – адвокат. И он безоговорочно хотел доказывать твою невиновность.
- Всего за 750 шекелей! – воскликнула Симха, выпучив глаза.
- Не ори! – шикнула на неё Това. – А то на нас охранник уже пялится!
- Пусть пялится, - покраснев, сказала Симха.
- Мы даже подписали договор, - сказал Рон. – Не знаю, с это Озэр так настаивал на своей помощи. Однако, по договору он получает свои 750 шекелей только после твоего освобождения.
- Как круто! – воскликнула Хавива. – Ребята, вы такие классные, спасибо вам большое, я вас так люблю!
- И мы тебя, - растроганно проговорила Това.
- А что ещё новенького? – осведомилась заметно повеселевшая Хавива.
- Что тебе конкретно интересно? – в свою очередь спросила у неё Симха.
- Лами, - довольно-таки ожидаемо ответила Хавива.
- Мы с Роном ни Ламеха, ни Циллу в глаза не видели после кафе. Мы ушли домой примерно после того, как звонила, - ответила Това. -  И да, у меня вообще пропало желание с ними общаться.
Некоторое время друзья поболтали о менее важных вещах, а затем надзиратель подошёл и сообщил:
- Час истёк.
- Уже?! – недовольно возмутилась Хавива.
Надзиратель смерил её взглядом, полным презрения, как будто делает огромное одолжение куску дерьма и сказал:
- Уже.
- Пожалуйста, передайте Лами, чтобы навестил меня, а то он со мной говорить не хочет… - начала просить Хавива друзей.
- Пойдёмте, пойдёмте, - забубнил надзиратель.
Хавива с отчаяньем и тоской наблюдала, как три родные фигуры и живой жир удаляются по коридору.
Откуда-то в ней зародился оптимизм, и она верила в помощь Озэра.
«С другой стороны, - думала девушка, - зачем мне его помощь, если Лами меня и видеть не хочет?».

17
Никогда ещё Ламеха так не мучили угрызения совести. Ну что ему стоило вместо: «Я уверен, что Цилла пыталась покончить с собой. Последнее время у нас были разногласии», ляпнуть: «Я уверен, что это совершила моя дочь». Всего лишь несколько слов, а такое последствие. Неужели Хавиву можно считать виновной лишь за её бредни и радость о причинении Цилле боли?! Разумеется, её мозги были не месте первое время, когда Цилла пырнула себя ножом. И ведь даже после этого Хавива клялась, что она не виновата!
Цилла пыталась не разговаривать на эту тему. А если и разговаривала, то всегда придерживалась мнения, что есть вероятность, что это было дело рук Хавивы. Однако точно она не помнила.
Ламеху также придавало уверенность в невиновности Хавивы и то, что в это верили все люди, которые были в курсе произошедшего. Будь у неё намерение убивать Циллу, что-то изменилось бы в её поведении и она рассказала бы о своих планах. Или намекнула.
Но она чиста. И теперь вынуждена ни за что гнить в тюрьме.
Пытаясь расправиться с такими грустными мыслями, Ламех принялся рисовать. Медленно на бумаге по его решению появлялась девушка, чем-то отдалённая похожая на Хавиву – с зелёными глазами, в очках, с зелёными волосами и пирсингом. Ниже её оголённой груди тело заменяла решётка, идущая также и вверх. Выражение её лица нельзя было назвать иначе, чем «отчаянье», а саму картину – «Дитя тюрьмы» или что-то в этом духе.
Неожиданно у Ламеха зазвонил телефон. Он взял трубку.
- Ало?
- Привет, это Това.
- Привет. – У Ламеха мелькнула бесконечность мыслей насчёт цели звонка.
- Я звоню, чтобы сказать, что мы с Роном и Симхой сегодня навещали Хавиву.
- Как она там? – неожиданно для себя спросил Ламех.
- Нормально, - ответила Това. – Она просила передать тебе, чтобы ты её навестил.
- Хорошо, - ответил Ламех. – Ты знаешь, это было в моих планах.
«Что?! – удивилась Това. – Он даже не возражает! Не говорит, что ненавидит Хавиву и не хочет видеть! Ламех не в себе».
- Ты уверен? – напрямую спросила она.
- Да, - ответил Ламех. – Я навещу её сегодня вечером.
«Во даёт!» - снова удивилась Това.
- Это очень хорошо, - сказал Това. «Вроде не пьян. Вроде не упорот. Вроде не шутит. Наде же!»
- Ладно, спасибо, что передала, - сказал Ламех. – Пока.
- Пока.
Това крайне обрадовалась, что всё происходит таким образом. Хавива будет меньше ныть.
В комнату впорхнула, иначе не скажешь, Цилла.
- Как думаешь, что лучше одеть? – спросила она у Ламеха.
И она высыпала на пол целый ворох одежды, а конкретно: чёрное платье с кружевом, чёрное платье без кружева, жакет, тёмно-серые джинсы, белую блузку и зелёные шорты в цветочек.
- Куда? – не понял Ламех, критично озирая эту кучу.
- Ах, я совсем забыла сказать! – воскликнула Цилла. – Меня пригласили сделать пару снимков какого-то там сада для журнала «Пурпур»*!
Она вся светилась гордостью, как малыш, первый раз в жизни сходивший на горшок. Ламех натянуто улыбнулся. Он пытался вспомнить что это вообще за журнал.
- Ты рад за меня?
Вообще-то в глубине души Ламеху было всё равно. Какая разница, будет ли Цилла фотографировать сад для журнала «Пурпур», будет фотографировать море для журнала «Лазурь» или отдохнёт дома? Никакой. Очередные восторги и очередные деньги.
- Конечно, рад, Цици, - ответил Ламех. – На твоих снимках этот сад будет выглядеть лучшим местом на земле.
- Не льсти мне, - хихикнул Цилла и залилась краской. – Так что мне лучше надеть?
Ламех задумчиво посмотрел на одежду. Затем отдал ей шорты, подошёл к шкафу и, в полной тишине порывшись, протянул ей футболку.
Ничем не примечательную чёрную футболку с треснувшим фиолетовым сердцем и надписью «LOVE STINKS»*.
Цилла презрительно сморщилась и сказалась:
- Ну и старьё! Эту футболку и эти шорты нельзя одевать вместе! Это слишком невежественно и нелепо. Я буду выглядеть как… малолетка!
- Так что же в этом плохого? – слегка удивился Ламех.
- Как что?!.. – начала возмущаться Цилла, на Ламех её перебил:
- Несмотря на чёрный цвет, эта футболка – единственное, в чём ты не выглядишь настолько худой.
- Так что же в этом плохого? – истерично отпарировала Цилла.
Ламеху стало неловко из-за такой бурной реакции, и он мирным тоном стал говорить:
- Нет-нет, Цици, ты прекрасна, возможно, я просто не так выразился…
- И что же ты хотел сказать?
В глубине души Ламех рассердился от столь каверзного вопроса.
- То, что худоба красива лишь в некоторых местах.
- Я ещё и красива в некоторых местах, - трагическим тоном произнесла Цилла. – Ещё и не малолетка. Вероятно, я слишком стара для твоих стандартов...
- Что ты несёшь?!..
- …Конечно. Я так и знала. Что ж, ты хоть пойдёшь со мной?
- Куда? – не понял Ламех.
- В «Пурпур».
И тут Ламех понял, что он в полном дерьме. Его отказ Цилла и могла бы принять… если бы не предшествующие этому оплошности. Он вообще не понимал, какая муха его укусила говорить такие глупости. «Так что же в этом плохого?»?! «…единственное, в чём ты не выглядишь настолько худой»?! «…худоба красива лишь в некоторых местах?!».
Теперь Ламех на собственном опыте понимал, что означает раздвоение личности. В нём было как будто два человека. Один из них питал к Цилле одну лишь скуку и ему не было дела ни до какого «Пурпура», однако этому человеку была свойственна совесть; он во что бы то ни стало хотел навестить Хавиву. Ведь есть ли смысл мучиться с Циллой, которая обижается на любое слово, если общение с Хавивой гораздо приятнее? Ламех даже не мог припомнить случай, когда Хавива на него обижалась. Возможно, это и было когда-то. Но зато он понимал и предвкушал всю теплоту и нежность, когда она его увидит. Начнёт весело что-то щебетать. Непременно поцелует. При ней, скорее всего, ему будет легче, чем при Цилле. Не надо будет бояться ляпнуть что-то не то – Хавива есть Хавива, она не в состоянии высказывать обиду, - можно говорить что угодно, говорить все свои мысли и рассказывать события. Ламеху невероятно льстил Хавивин восторг от всего, связанного с ним – он чувствовал свою значимость и уникальность. Если же у неё будет повод обидеться, она это скроет, оставляя груз лишь на душе Ламеха. Невероятно удобно. Кроме того, она невероятно привлекательна. Кто бы мог подумать, что девушке так идут зелёные волосы, словно она родилась с ними?! Или, например, лицо. Без очков оно не кажется пустым и бесцветным, как лица многих людей, носящих очки постоянно и вот, в какой-то момент, снявших их. Наоборот; оно кажется ярким. Ламех где-то слышал, что зелёные глаза бывают лишь у двух процентов населения Земли. Безусловно, какие же глаза могут быть ещё у этого чудного создание?! Зелёные. Даже с оранжевыми частями. Она словно не от мира сего. Уши не проколоты, а губа проколота. Ламех с наслаждением вспомнил эту маленькую железную изюминку, потянув за которую у Хавивы образовывались тонны наслаждения (судя по стонам и визгу). При некоторых домыслах Хавива вполне могла сойти за двадцатилетнюю. Высокая, худая, с необычной внешностью, сформировавшаяся. И, как Ламеху посчастливилось убедиться, сформировавшаяся в плане секса. Отчётливые моменты с их первой и единственной ночи представлялись ему некой неровной и смазанной цепочкой: Хавивины волосы, полные обожания глаза, истасканный пирсинг на похотливом и вместительном ротике, изящная маленькая дрожащая грудь, яркие вены и царапины, маленькая горячая вагина, очаровательная родинка с правой стороны лобка, почему-то создающее аристократские ассоциации, раздвинутые ножки, визг и вопрос: «Как ты относишься к БДСМ?». Бывает же.
«Да, она вполне может сходить и за двадцатилетку, - пришёл к выводу Ламех. – Так нормальнее – двадцатилетняя девушка и пятидесяти однолетний мужчина, нежели шестнадцатилетка и пятидесяти однолетний мужчина».
Однако что «нормальнее» - секс или отношения, Ламех не стал додумывать.
«Но вот по умственному развитию Хавива тянет лишь на шестнадцатилетку, - с некоторой печалью подумал Ламех. – А иногда и младше. Только вот что если она тупит лишь в моём присутствии? Надо будет когда-нибудь это как-нибудь проверить. Но, в то же время, стала бы тупица с упоением читать Ницше? И при этом, к примеру, тащиться от мультиков. Удивительная девочка».
Но с другой стороны другая часть Ламеха противилась этому. «Быть может, это кризис среднего возраста или что-то такое. Пройдёт. Например, когда Хавива повзрослеет. Или это всё от того, что она в тюрьме. Просто я скучаю по проблемам, а проблемы – это Хавива».
И ту же скучающая часть Ламеха говорила обратное: «А вот и нет. Я скучаю не по проблемам. Я скучаю по Хавивиному бреду. По её многочисленным признаниям в любви, объятиям, поцелуям. По её смеху, плачу. По её внешности, запаху и голосу. (Она так необычно, по-болгарски выговаривает звук «л» - закусив нижнюю губу.… До чего же сексуально»). По нашему сексу. Да просто по Хавиве. И жутко приятно сознавать то, что она скучает не меньше».
Иногда ему казалось это всё бредом. Ведь он не может не любить Циллу, собственную жену, в конце концов! Да, Хавива милая, но что с того? «Разве в мире не полно милых девушек?!»
И всё же, как она там в тюрьме?! Не заставляют ли её там работать? Не обижают ли? Нормально ли кормят? Не страшно ли ей там?
- Я не пойду в «Пурпур», - сказал Ламех, чувствуя, что принял правильное решение.
Цилла на некоторое время отвлеклась от макияжа и медленно повернулась к Ламеху. На её лице читалась растерянность.
- Почему не пойдёшь?
- Потому что я навещу Хавиву.
- Что?! – воскликнула Цилла. – Опомнись! Не ты ли говорил, что собираешься совсем забыть её из-за преступления?! И ты вот так спокойно навестишь причину всех наших несчастий?! Может быть, она меня и не ранила, но всё же! В моей памяти просто всплыла твоя измена! Почему ты не сказал мне сразу, а говоришь, что навестишь эту сучку в последний момент?! И именно тогда, когда мы могли бы сходить в «Пурпур»! Ты меня избегаешь?! Специально?! И я догадываюсь, почему ты хотел это скрыть! Просто вам с Хавивой не нужны третьи лишние, ведь так?!
- Цици, перестань, - устало вздохнул Ламех. – Мы с Хавивой не пара. Очнись, она наша дочь! О чём речь?! Я не избегаю тебя. Просто я не могу сходить с тобой в «Пурпур», потому что итак ни разу не навестил Хавиву.
- Но что тебе мешает отложить визит на завтра!? – вскричала Цилла. – Ах, да! Преимущества этой малолетней шалавы передо мной! Почему ты так со мной поступаешь?! Что я такого сделала?! Я ведь простила тебе измену, хотя сама всё ещё верна! Кроме тебя у меня могло бы быть столько мужчин, но нет, я верна тебе!
- Я тебя не вынуждаю, - равнодушно пожал плечами Ламех.
- Тебе всё равно, да?! Это всё потому что ты меня не любишь?!
Ламех молчал.
- Так ты меня любишь или нет?! – нетерпеливо воскликнула Цилла.
- Ты знаешь, я думаю над ответом только из-за тебя! – вспылил Ламех.
- То есть я ещё и виновата?!
- Не сочти за грубость, но, мать твою, кто же ещё?! Ты словно нарочно провоцируешь меня и затем обвиняешь! Ты обижаешься по пустякам! Как будто тебе самой нравиться ссориться! Можно подумать, ты меня любишь!
- Я ненавижу твою тупорылую шлюху. Чтоб она сдохла! Когда-нибудь я её убью, - отчётливо прошептала плачущая Цилла. – Я ненавижу тебя.
- Взаимность – это прекрасно.
- Да. Мне пора в «Пурпур». Желаю тебе удачных извращений с твоей малолетней шлюхой. Я бросаю тебя. Пока.
Цилла удалилась, оставив за собой лишь разгром из одежды и лёгкий след духов.

18
Ламех посмотрел на часы. 18:15. Не так уж и поздно.
Он не раскаивался из-за ссоры с Циллой и не считал себя виноватым. В конце концов, кто же виноват, что она оказалась такой сукой? И если раньше он мог колебаться, любит ли её или нет, то теперь от любви осталась одна лишь ненависть. И как у неё открылся рот вообще говорить об убийстве Хавивы?!
«Наверно, все эти годы я всего лишь был подкаблучником, - с сожалением подумал Ламех. – Выполнял все её прихоти. Логично, что её устраивала такая игрушка, да и такой пиар. И что в итоге получил я? Ничего. Потерянную часть жизни. Зато хоть сейчас мы наконец-то расстались. И как я раньше с ней жил? Как я вообще мог влюбиться в такую стерву?! Определённо, я мудак. Что ж, зато сейчас меня по-любому ждёт хорошее будущее. Такое милое, чудесное, сексуальное, зеленоволосое и забавное будущее».
Ламех, после того как вылил на себя добрую долю одеколона, натянул джинсы и футболку.
И затем поспешил навестить Хавиву.

А Това планировала, как бы оповестить Рона о своём согласии. Следует ли ей это сделать как будто ответ на его вопрос или же это должна быть неожиданность? Поразмыслив, Това выбрала второе. Так будет радостнее.
Однако на данный момент неожиданность уж никак не получалась. Дело было в том, что Рона не было дома. Он поехал в гипермаркет, предлагая Тове съездить вместе с ним, но отказалась, чтобы получить возможность как следует всё обдумать без общества Рона, действующего на неё опьяняюще.
В конце концов, брак – дело нешуточное и не пятиминутное. И хотя Това и любила Рона, любила всем сердцем и была уверена в взаимности, она всё же предпочла обдумать решение, ненавязчиво при это просматривая журнал и сериал.
В конце концов, что она теряет? Ничего. Одна мысль о том, что их отношения прервутся и любовь угаснет, казалась Тове абсурдной. Следовательно, брак – наилучший вариант. Этим самым она почувствует окончательное подтверждение их счастья. Да и потом, кто, если не Рон? Това не хотела даже думать о жизни с другим мужчиной, Гражданский брак, конечно, неплохо, но разве что-то может быть веселее гостей, угощений, свадебных подарком, пожеланий, развлечений? «Ведь это так прекрасно, - думала Това. – Куча гостей, большое помещение, классная музыка и мы с Рони кружимся в танце. Он будет неотразим в свадебном костюме, но лучше бы не в своём старом. А я.… Наверно, приятно на себе ощущать кружева и тяжесть свадебного платья! Я бы хотела какое-нибудь необычное. Я так хочу эту суету, сборы… И если фату, то небольшую, а то будет неудобно. А потом мы обязательно поцелуемся, просто так, не сговариваясь, почувствовав влечение друг другу. А все будут радоваться за нас… А затем первая брачная ночь – она по-любому должна быть отличающейся от наших предшествующих актов, должна запомниться и быть особенно романтичной! И медовый месяц… Я бы хотела провести его, например, в Испании! Уехать туда на несколько месяцев, только я и мой Рони… До чего это было бы прекрасно! Нет, я определённо не понимаю людей, которые е празднуют свадьбу, а просто расписываются. Взять, например, Ламеха и Циллу. Деньги есть, знакомых хоть отбавляй, что-то нибудь уж могли бы придумать – так нет! Однако у нас с Рони всё будет гораздо веселее, я в этом уверена».
Това решила, что согласна выйти замуж за Рона. Последующие минуты его ожидания она наполнила представлением того момента, когда она совершенно обыденным тоном и совершенно неожиданно скажет: «Рони, я согласна стать твоей женой». Как же он будет счастлив! Поцелует? Обнимет?
В голове Товы закрутились множество вариантов развития событий – романтический, обычных, необычных, эротических, эпичных, смешных, логичных, абсурдных и других.
От этого она даже не сперва услышала тыканья Ронового ключа в дверь. Обычно её мечты не пересекали ту черту, когда забываешь про реальность.
- Привет, моё солнышко! – Рон нежно, но быстро поцеловал Тову.
- Привет, милый! – ответила она, сияя от счастья.
- У меня появилась хорошая новость, - сообщил Рон, сияя не меньше Товы.
- Правда? Представляешь, у меня тоже!
- Итак. Кто первый?
- Вопреки этикету уступаю это право тебе, - усмехнулась Това.
- Ты не поверишь! – заинтриговал Тову Рон.
- Постараюсь! Так что же?
- Озэр всё уладил! – торжественно произнёс Рон.
У Товы словно камень с души свалился.
- То есть? – улыбнулась она. – Уладил? Вы с ним виделись или он позвонил или… как?
- Я совершено случайно встретил его на улице!
- Надо же!
- Да, неожиданно. Так вот. Мы сначала поздоровались. Затем он сказал, что только что был на заседании суда и ему удалось доказать невиновность Хавивы.
- Но каким образом? – заинтересовалась Това.
- Связи, - многозначительно ответил Рон. – Судья – его любовница.
- Ого! – воскликнула Това. – Нифига себе нам повезло!
- Да, - улыбнулся Рон. – А кроме того, он каким-то чудом нашёл двух свидетелей того, что это была попытка самоубийства. Это какой-то там сосед Бескиеров и мимо проходившая девушка. Вот всё это в сумме и облегчило жизнь.
- Как здорово! – воскликнула Това. – А что же насчёт денег?
- Я сказал, что у меня нет с собой 750 шекелей, на что Озэр ответил, что не затруднит ли нас, что он зайдёт к нам завтра за ними, примерно в два часа?
- Ну и славно, - ответила Това. – Ты согласился?
- Да, - кивнул Рон.
- Как же всё-таки всё хорошо! Так здорово! При этом ещё я согласна стать твоей женой!
Тове показалось, что эти слова прозвучали глуповато и она смутилась. Однако Рон посмотрел на неё с такой нежностью, что Това почувствовала, как жар наполняет каждую клеточку тело, сердце стучит, словно бешеное, а её губы чувственно открываются, как будто уже предвкушая ласки поцелуя. Однако, она улыбнулась. Ей ещё никогда не доводилось видеть Рона в таком счастливом и ошеломлённом состоянии. Он почему-то при этом был похож на маленького мальчика.
Неожиданно Рон обнял Тову и прильнул к её губам. Его язык скользнул к ней в рот, а Това слегка закусила верхнюю губу Рона, постанывая от желания и наслаждения. От Рона также исходил жар. Влюблённые одновременно для удобства наклонили головы. Рон почувствовал, как тело Товы одновремённо расслабляется и напрягается в его руках; её плечи, скрываемые легкой шёлковой тканью футболки, подёргивались, приводя его в возбуждение. Рон трепетно принялся расстегивать молнию на Товиной футболке (или, вернее сказать, кофте?). Несмотря на волнительную и обжигающую дрожь в руках, он справился с этим довольно быстро, почувствовав тесноту джинсов. Это движение – движение пальцев Рона вниз – словно оставалось следом на Товиной спине, следом из тепла и мурашек, сошедшихся на её набухших сосках.
- Рони… - прошептала Това. Она трогательно закрыла глаза и её ресницы трепетно задрожали. – Я думаю, надо подождать, пока Сарай и Эстер уснут…
- Пожалуй, ты права, - согласился Рон. – Всё же, я просто хотел продемонстрировать, что теперь я самый счастливый парень на свете…
- Почему? – кокетливо спросила Това, хотя и знала ответ.
- Потому что моей женой согласилась стать самая прекрасная, чудесная, красивая, умная, добрая, милая, просто восхитительная девушка на свете!
- Как же я тебя люблю! – с наслаждением в голосе прошептала Това.
- Милая… Я тоже тебя очень сильно люблю! Люблю так, как никто не любил, не любит и не полюбит!
И их губы слились в довольно-таки целомудренным поцелуе.

Цилла была необычайно довольна собой. Ещё бы – её снимки редакторы «Пурпура» признали великолепными и сбирались разместить в журнале! Мало того, даже предложили подготовить фото-отчёт с модного показа в Минске! Циллу просто разрывала гордость. Но при это её разрывала также и досада.
«Может быть, Лами прав, - думала она. – Я слишком эгоистична. Но и он не подарок! В любом случае, мы просто обязаны помириться, ведь у нас были такие чудесные отношения, а всё испортила какая-то словесная перепалка! Ну и что, что он навестил Хавиву вместо моего посещения «Пурпура»? Во-первых, она наша дочь. Нет, даже его родная дочь, а я-то всего лишь мачеха, в этом есть доля смысла! Во-вторых, я же не посещаю все его концерты и картинные выставки. Это просто взаимно. И зачем я вспылила? Просто дура. Но хотя всё можно исправить! В конце концов, мы же любим друг друга, и это главное! А я-то… Идиотка… Это же как надо так умудриться подумать, будто Лами и Хавива – любовники! Это прямо смешно! Кстати, мне бы тоже следовало бы её навестить, а то нехорошо получается. Завтра можно».
Какая-то женщина толкнула локтём Циллу.
- Ой! – от неожиданности ойкнула Цилла.
- Извините, - пробормотала женщина каким-то странным голосом.
- Ничего, - ответила Цилла и пошла дальше.
Но почему-то женщина пошла сзади неё.
Преследовала? Этот вариант можно было бы допустить.… Однако  Цилла оглянулась и как следует рассмотрела незнакомку.
Это была обыкновенная старушка с сиреневыми волосами и уродливой бородавкой.
Мысль о шпионаже отпала у Циллы сама собой.
- Однако эта старушка имела невероятно странный взгляд.
«Возможно, она просто психически больная», - предположила Цилла.
- Извините, а зачем вы меня преследуете? – поинтересовалась Цилла.
Ответ, который последовал, привёл Циллу в замешательство:
- Я вас люблю.
- Э… Вы хотите сказать, что вам нравятся мои работы? Что ж, спасибо, мне очень приятно… - смущённо забормотала Цилла.
- Нет, - ответила пожилая дама. – Я в вас влюблена.
Разумеется, Цилла осознавала, что на дворе такое время, когда лесбиянки и геи – это вполне нормально и приемлемо. Однако лесбийские отношения у неё никак не вязались с этой особой. Ей же на вид лет восемьдесят если не девяносто!
- Извините, но я не лесбиянка и замужняя женщина, - настороженно ответила Цилла. Она поспешила было идти, но незнакомка вцепилась в её руку и уставилась своим взглядом глаз с расширенными зрачками. Цилла, хотя и понимала, что старушка, одной ногой стоящая в могиле ничего не может сделать ей, тем более в людном месте, днём, однако испытала тревогу.
- Да пустите же меня! – ей удалось вырвать руку и поспешить домой.
- Вы замужем? – раздался дрожащий старческий голос за спиной Циллы.
Цилла обернулась. Старушка смотрела на неё немигающим взглядом совы.
- Да, я жена Ламеха Бескиера, - ответила Цилла. Она была удивлена. Хотя, всё же версия, что старушка влюбилась в неё просто с первого взгляда, не зная, кто Цилла такая, не зная об её известности в качестве фотографа и в качестве жены Ламеха, была вероятна, хотя и не особо.
Цилла поспешила домой, боясь последствий. Сарай (а это была именно она) осталась стоять посреди улицы в растерянности.

19
Сарай не могла думать ни о ком, кроме Циллы. То есть, для неё Цилла оставалась всё ещё прекрасной незнакомкой. Сарай с радостью осознавала одно: они живут в одном и том же городе… хотя бы временно. Кто знает. Поэтому в её душе теплилась надежда ещё раз встретиться с возлюбленной. Самое странное состояло в том, что Сарай, будучи консервативной и амфорной до мозга костей, не видела ничего необычно в своей любви к женщине. Быть может, это объяснялось уверенностью в себе, либо совершенной фригидностью, только что прошедшей.
Сарай снова и снова прокручивала у себя в голове момент встречи. Единственная близость, которая у неё была с прекрасной незнакомкой – пинок локтем. Вовсе не случайный пинок. Сарай пришлось преодолевать свою откуда-то взявшуюся нерешительность, прежде чем причинить боль возлюбленной. Локоть Сарай уже несколько дней словно испытывал ощущение плоти, попавшейся на пути.
А её голос… Сарай раньше никогда не слышала такого необычного голоса – ясного, но расслабленного, вкрадчивого и нежного. А то смущение темноволосой нимфы, подумавшей тогда, что Сарай нравятся её фотографии!..
«Значит, моя милая фотограф», - додумалась Сарай.
Незнакомка была настолько прекрасной, что скорее годилась для роли фотомодели, а не фотографа. Может показаться фантастикой, однако после встречи Сарай открыла для себя радости мастурбации, несмотря на то, что ранее считала это грехом всех грехов.
Из-за чего её поначалу посещали соблазнительные, но весьма однообразные сновидения. Начинались они одинаково – вот она, Сарай, стояла на середины улицы, освещённый палящим солнцем. Рядом рынок. Полдень жаркого июньского дня. Все уда-то спешат, делают свои муравьиные дела…
Но словно вне толпы идёт она. Её чудесные чёрные волосы развеваются и искрятся в лучах солнца, нежно алеют щёки и ярко алеют пухлые губы, словно созданные, чтобы Сарай наслаждалась их вкусом. Как и в день встречи, на незнакомке белая блузка, расстёгнутая на несколько верхних пуговиц, что позволяло Сарай любоваться ещё и маленькими выпуклостями груди. На ней невероятно женственные шорты – зелёные и с нежно-розовыми цветочками – они коротки, так что следующим пунктом взгляд Сарай отмечает стройные, легко идущие ножки незнакомки, обутые в белые туфли со шнуровкой.
Она обращает взор своих карих глаз на Сарай, испытывающую в тот момент экстаз. Её взгляд томный задерживается на Сарай. Затем она улыбается (о! Сарай готова продать почку за одну только улыбку её богини!), подходит к Сарай и говорит:
- Пойдём на угол этого дома.
От неё пахнет невероятно вкусно – духами с запахом каких-то цветов и карамели.
- Конечно, - говорит Сарай.
И вот уже через несколько минут «тот угол» становится безмолвным свидетелем подобия совокупления – типа «ножниц». Их разгорячённые и почти хлюпающие вагины трутся друг об друга, половые губы зацепляются друг друга, как и губы ртов.
- Я люблю тебя, - очарованно шепчет Сарай, лаская изящные набухшие маленькие груди своей партнёрши.
- Я тоже тебя люблю, - отвечает та.
И только тогда, в объятиях своей нагой «нимфы», зарываясь в её волосах и утопая в запахе цветов, карамели и тепле, Сарай понимает, что она самая счастливая женщина на свете.
К сожалению, дальше эти сновидения не заходили.
Сарай терзал только один факт. Это были слова незнакомки: «- Извините, но я не лесбиянка и замужняя женщина». Напрягая свою старческую память, Сарай вспомнила даже имя мужа её любимой – Ламех Бескиер. Это было сказано таким тоном, как будто этот некий Ламех – известная личность. Или так и есть?
- Аарон, - как-то раз начала Сарай. – Ты случайно не знаешь мужчину по имени Ламех Бескиер?
- Знаю, - ответил Рон, воздерживаясь от ответа «случайно знаю». Наверняка, этот ответ повлёк бы собой нытьё Сарай. – Помнишь Хавиву? Девочку, которая жила с нами несколько недель назад, потому что…
- Аарон! – воскликнула Сарай. – У меня пока нет старческого склероза, я помню эту невежду! Подумай только, она рассуждает о Моцарте, а сама слушает какие-то фашистские вопли, «Шухер! Шухер!», или что-то такое!
- Ясно, - прервал Рон мать, незаметно давясь смехом. – Так вот. Отец этого создания и есть Ламех. Мы с ним, можно сказать, друзья. В целом и общем он неплохой чувак. – Сарай поморщилась, услышав слово «чувак». Рон продолжил: - Странно, что ты его не знаешь. Хотя не странно, ты не особо-то много знаешь рок-звёзд.
- Рок-звёзд? – переспросила Сарай.
- Основал свою рок-группу. Рисует картины. По-моему, вообще ни о чём, хотя, на вкус на цвет.… В каких-то там фильмах снимался…
- А мать у Хавивы есть? – спросила Сарай.
- Цилла Бескиер, - ответил Рон. – Просветить?
- Будь добр.
- Ну она фотограф. И фотомодель. А ещё Хавива говорила, что Цилла ей неродная мать, хотя Цилла и пытается зачем-то это скрывать. У Хавивы отношения с родителями как…
Последующие слова Рона (а их было не очень много) отдавались в голове Сарай как: «Бу-бу-бу…».
Цилла Бескиер. Что ж, лучшие в мире сочетания букв Сарай известны, а это уже немало. Вместе с тем её угнетало замужество Циллы. Однако Сарай по своей консервативной поверхности полагала, что рок-звёзды вступают в отношения часто. Так, быть может, у неё есть шансы?
Всё-таки Сарай была несколько шокирована, в приятном смысле, что её «чудо», её «нимфа» - известный фотограф и, словно по мечтам Сарай, фотомодель. Сарай стало интересно, в каких же позах предстаёт любимая на снимках да и что же снимает сама… Что же достойно быть запечатлено таким прекрасным созданием?
- А что это ты вдруг заинтересовалась Бескиерами? – осведомился Рон из любопытства.
- Просто мне Хавива на ум пришла. Стало интересно, что за родители могли воспитать такое чучело, - сказала Сарай, пытаясь придать своим словам сварливый тон, но при этом покраснела.

20
- Могу я посетить свою дочь, Хавиву Бескиер? – задал интересующий вопрос Ламех.
Женщина, видимо отвечавшая за посещения или что-то вроде того, задумчиво поглядела на него поверх своих круглых, как у Гарри Поттера, очков. Это была жируха с копной тёмно-коричневых волос, колечками-серьгами на цыганский манер, одетая в странный деловой костюм и с помадой персикового цвета. На её носу была бородавка (прямо как у Сарай). Ламех старался не смотреть на неё лишний раз, чтобы ненароком не съязвить насчёт столь неудачной внешности.
- На посещения отведён час, - пробубнила она низким гортанным голосом, вздохнула, повернулась, чуть не упав от жира, открыла ящик стола, достала список, открыла его и написала: «Ламех Бескиер». – Распишитесь здесь.
Ламех аккуратно, чтобы не рассыпать небрежно хранящие листы в этой книжке, взял её, а затем недолго поикав взглядом что-то пишущее, вынул из коробки с канцелярскими принадлежностями самую сносную ручку.
Затем он чиркнул свою размашистую и огромную роспись, сильно склонённую вправо, и протянул сиё подтверждения толстухе.
- Подождите, - ответила женщина, кладя книжку в ящик стола. – Дан!
К её столу подошёл мужчина в форме. Тоже толстый, но при этом усатый – он напомнил Ламеха моржа. И пока Ламех незаметно сдерживал хохот, женщина сказала моржу по имени Дан:
- Пятнадцатая камера. К Хавиве Бескиер.
- Ясно, - кивнул Дан. – Пойдёмте, - сказал он, обращаясь к Ламеху.
Ламех последовал за Даном, понимая при этом, что сопровождающий – глупо. Или же не сопровождающий?
В коридоре было темно и холодновато. Также неприятно воняло. По две стороны находились камеры – большинство заключённых спали, так что было относительно тихо. Некоторое оживление произошло, когда кое-кто из заключенных обратил внимание на Ламеха. Какие-то две девушки принялась визжать и распевать  одну из его песен – «Мишень Аудиенции»*, Ламеху стало как-то не по себе, но он повернулся к ним, улыбнулся и махнул рукой.
В то время Дан, не обнаружив Хавивы, соизволил поинтересоваться у Хавивиной сокамерницы:
- Куда подевалась Хавива?
Женщина нагло посмотрела на Дана и медленно выговорила:
- Дан, тебе лучше знать. Я здесь сижу. Ты здесь работаешь.
- Яэль! Заткнись! – вспылил Дан и его моржовое лицо побагровело от злости.
- Она сейчас что-то там разбирает с Дрором, - усмехнувшись, ответила Яэль. – Ламех, разрешите с вами сфотографироваться на память?
- И нам, и нам! – закричали ранее распевающие девушки.
- Эм… - замялся Ламех.
- Где вы видите здесь фотоаппарат?! – воскликнул Дан. – Пожалуй, может ещё и пригласить Ламеха с ребятами отыграть перед вами тут концерт, а?! Да, и неплохо бы убрать решётки, построить магазины, кинотеатры, развлекательные центры, бары, предоставить вам всё бесплатно и сделать жизнь прекрасной за невероятно чудесные нарушения кодекса Израиля!
Послышались недовольные голоса.
- Дан, не кипятись, - тихо и примирительно сказала Яэль.
Дан махнул рукой. И затем он сказал Ламеху:
- Пойдемте.
Они покидали тёмный коридор с не менее тёмными камерами. Ламех чувствовал непонятную эпичность момента: как будто он либо только что сам вышел из камеры, либо направляется прочь от собственных пленников. Это место немного ассоциировалось у него с подвалом дома, в котором он провёл своё детство. Подвал был своего рода территорией обитания деда Ламеха и имел довольно мрачную обстановку. В него почти не проникал свет, окна были очень грязные и маленькие, везде был беспорядок, старые грязные вещи, бетон… Ламех и его двоюродный брат Йедидья даже однажды нашли в ящиках стола подвала невероятно странные для маленьких мальчиков вещи – фаллос, парик, кучи плёнки с порно и порножурналы. Сам по себе дед Ламеха был тем ещё типом.
Свежий запах и свет вывели Ламеха из ностальгии. Дойдя до какого-то кабинета, Дан постучал в дверь и не дожидаясь, открыл.
Ламех огляделся. В этот кабинете было полно мусора на тумбочках и двух столах – это были календари, бумажки, канцтовары, обёртки от еды и множество другой всячины. На полу был грязноватый линолеум, было много света от больших окон, нисколько не задёрнутых классическим тюлем. Стены были обшарпанные и бежевые, в углу висел календарь, почему-то всё ещё раскрытые на мае. Картинка на календаре являлась рекламой минеральной воды.
Правда, первое что бросилось Ламеху в глаза была не обстановка и даже не сидящий за столом что-то записывающий человек.
Рядом с пишущим сидела Хавива, устало опустив голову. 
Насколько Ламех мог судить, она как-то осунулась. На ней было всё те же джинсы и футболка, только невероятно неопрятные и помятые. Она болтала одной ногой, смотря в одну точку на полу. Её руки были напряжённо возложены на края стула. Прежде некогда ярко-зелёные волосы стали успели потускнеть и местами проглядывали каштановые.
Она обернулась.
Под её припухшими и покрасневшими глазами были мешки, да и вообще она представляла грустноватое зрелище. У Ламеха сжалось сердце.
В следующие секунды её лицо просияло, заполнилось блаженной улыбкой, однако на глазах выступили слёзы. Всё же, слёзы счастья.
Хавива ахнула, подбежала к Ламеху и обняла его. Уткнувшись в плечо. Затем она расплакалась не в силах что-то сказать. Ламеху также не удавалось из себя что-то выдавить.
- Вы легки на помине, - усмехнулся до этого что-то писавший человек.
- То есть?.. – поинтересовался Ламех.
Дрор, а писавший был именно он, молча встал и протянул Ламеху ручку и какой-то документ.
Ламех отстранил Хавиву, подошёл, взял предлагаемое и принялся изучать содержимое документа.
Не веря своим глазам, он снова и снова перечитывал всего лишь одну и ту же фразу: «…доказана невиновность гражданки Израиля, Хавивы Бескиер…». То, что требовалось от Ламеха – поставить свою подпись в качестве родителя несовершеннолетней гражданки Израиля. Конечно же, Ламех расписался. И отдал документ и ручку Дрору.
- Угу, - промычал Дрор.
- И Хавива теперь свободна? – уточнил Ламех.
- Да, - нейтрально ответил Дрор.
«Всё-таки это забавно, - подумал Ламех. – Забавна эта огромная разница в реакциях. Дрору плевать, ведь это же его работа. Заключенным больше – заключенным меньше, он даже не охранник, чтобы это его хоть чуть-чуть тревожило. А Хавива.… Неужели ей тоже всё равно? То есть по её лицу не скажешь, что она рада. Разве что расплакалась, ну и всё. Нет, странно, я так не радовался, наверно, со времён свадьбы с Циллой!».
- Пошли, - сказал Ламех Хавиве.
Она нехотя (нехотя!) развернулась и молча вышла. Ламех, попрощавшись с Дрором, последовал за ней.
Хавива шла медленно-медленно, словно зомби. Ламех подошёл к ней и попытался поймать её взгляд, который оказался туманным и отстранённым.
- Ты не знаешь, где нашлись эти два свидетеля? – поинтересовался Ламех у Хавивы, пытаясь вынудить её к разговору.
- Не знаю, - тихо ответила она.
Тем временем они уже покинули здание тюрьмы.
- Почему ты такая грустная? – спросил Ламех.
Хавива долго посмотрела на него, словно прикидывая и решая что-то. От этого Ламеху стало не по себе. Она смотрела с каким осуждением и непониманием, но при этом вызывала только жалость.
- Я не грустная, - ответила она всё в том же тоне.
Ламех на некоторое время успокоился. Хавива шла уже к нему ближе. Он смотрела себе под ноги неотрывным и серьёзным взглядом, и слёзы, так и не сходившие с её зелёных глаз, блестели из-под опущённых ресниц, а губы чувственно опухли. Несмотря на такую непонятную печаль, её руки развязно болтались из стороны в сторону, при каждом новом шаге. Она прерывисто и громко дышала, что было довольно-таки сексуально.
- Я же вижу, что ты грустная, - возразил Ламех. – Странно. Ты ведь вышла из тюрьмы! Всё чудесно! Почему ты грустишь?
- Неважно, - Хавива наигранно улыбнулась и подняла голову, но случайно всхлипнула.
Ламех интересовался уже скорее из-за упрямства, а не из интереса.
- Почему?! Просто скажи, не стесняйся, если это секрет - я никому не скажу!
Хавива остановилась. Ламех тоже. Она бегло смотрела на кусты, словно ища у них ответа или поддержки. Ламеху это всё казалось сном, но при этом он ощущал только напряжение; ему казалось, что ещё чуть-чуть, и его сердце выпрыгнет из груди, а то и вылезет через… что-нибудь. Хавива казалась невероятно трогательной.
- Просто я хотела бы жить с тобой.… А ты ведь на меня обиделся…
Сперва Ламех даже не понял, о чём идёт речь. Он?! Обиделся?! Когда?!
И только спустя некоторое время в его памяти всплыло то, как он бесцеремонно выгнал дочь из дома. Но главное – за что?! «Будь Цилла сейчас хоть жива, хоть мертва, это не имело бы значения», - подумал Ламех. Ему казалось, будто это был не он, а какой-то другой человек, не питающий совершенно никаких чувств к этому милейшему созданию по имени Хавива. Кто-то бессердечный.
«А Хавива… Она должна вообще меня винить и проклинать.… Но моя девчушка стоит и со слезами на глазах скромно заявляет, что я её выгнал… Это немыслимо».
- Мы будем жить вместе, - уверенно сказал Ламех и обнял Хавиву, на тот момент приходящую к состоянию шока.
- Что? – переспросила она. – Ты шутишь?
Ламех посмотрел на ней. Она была недоверчива и всё ещё грустна.
- Нет, конечно, - ответил он. А затем как-то добавил: - Ты очень красивая, когда плачешь.
Ламех понял, что ляпнул глупость. Например, Цилла бы на такое немедленно обиделась, углядев садистский намёк.
Однако Хавива улыбнулась. Так чудесно улыбнулась, что кроме губок улыбались и глаза – это странно звучит, но это так. Просто заиграли всеми оттенками зелёного.
- Это лучшее, что я слышала за свою жизнь, - прошептала она. – Нет, это лучший момент в моей жизни. Пусть даже я помню её не всю… - (тут она хихикнула). - Это неважно.
Они снова обнялись. Так крепко, что Ламех уже отчётливее чувствовал её грудь, несмотря на одежду.
- Я так тебя ждала, я так тебя люблю… - шептала Хавива.
Ламех не отвечал, всего лишь наслаждаясь её объятиями, руками, телом, грудью, запахом волос…
Его ощущение, что всё происходит во сне, переродилось в ощущение, что он просыпается, когда по каким-то непонятным причинам объятия прекратились.
- Мне кажется, или ты изменил ко мне своё отношение? – серьёзно спросила Хавива
- Тебе не кажется, - многозначительно ответил Ламех.
И когда Хавива невыносимо близко вплотную подошла к Ламеху, что-то помешало ему произнести то, что он чувствовал, а именно, что любит её, как бы бредово это не было.
Точнее, не что-то, а стеснение и горячие влажные губы Хавивы, прижавшиеся к его губам.

21
Цилла почувствовала раздражение, когда обнаружила в дверях Хавиву – какую-то растрёпанную, весёлую и бесящую.
- Привет, мамочка!
Сам по себе факт, что она сказала «мамочка» был очень странным. Хавива прежде никогда не называла Циллу «мамочкой». Сарказм? Вполне вероятно.
Цилла решила не мудрить с ответом и ответила коротко и ясно:
- Привет.
За Хавивой подошёл и Ламех. Цилла решила, что будет лишним здороваться с ним.
За одиночество, проведённое в этом доме в ожидании Ламеха и Хавивы, она приняла одно простое решение: она ни в коем случае не сделает первый шаг к примирению. Разве мало того, что в ссорах с Ламехом первой просила прощение почти всегда Цилла?! Её чаша терпения была переполнена.
Ламех также не собирался ничего не говорить жене, а лишь молча поспешил пройти и закрыть дверь.
Хавива куда-то пошла за ним, что-то при этом лопоча. Цилла не вслушивалась; она чувствовала себя паршиво, у неё кружилась и болела голова, к горлу подступал комочек тошноты и хотелось просто полежать.

За весь день она не услышала ни единого слова, ни от Ламеха, ни от Хавивы. И сама же при этом ограничила своё личное пространство Мими, диваном, грушей и фильмом. Цилла прекрасно понимала всё происходящее. Она теперь одинока, так что ничего не остаётся делать, кроме как ничего не делать. Возобновления отношений с Ламехом её, конечно, манили, но что же поделаешь, если он предпочёл ей дочь. Цилла пыталась искать положительные моменты. Теперь она свободна в отношениях, теперь у неё есть все права на беспорядочные связи, флирт и, возможно, новые отношения, хотя ей не хотелось заполнять пустоту сердца так сразу, она предпочла подождать. Теперь она с большим удовольствием покинет этот дом – дом, что видел эти хрупкие и в чём-то неправильные их с Ламехом отношения. Она вспоминала с облегчением, как часто они ссорились, препирались, ревновали друг друга и насколько однообразны были их отношения в постели. «Правда, в последнем могу быть виновата и я, - признала Цилла. – Ну и ладно. Скоро я вернусь к себе домой. Конечно, я бы хотела бы жить с Голдой, но ведь у неё муж, ребёнок.… Однако, быть может, я там не помешаю. Голда точно позволит мне хотя бы погостить».
Нежные воспоминания Циллы о сестре сменились не менее нежными, но печальными воспоминаниями.
Несмотря на отсутствия буйного празднования свадьбы, это был самый счастливый день в её жизни. То есть мечте «жить на море с Ламехом и несколькими детьми» придётся гнить всю  Циллину жизнь в её памяти среди прочей гнили, словно на свалке.
Цилла осознавала, что никого так же сильно не любила и, возможно, не полюбит, как любит Ламеха. Ей захотелось объясниться с ним, сделать всё, что потребуется – хоть признать свою неправоту, хоть извиниться, не дождавшись извинений – лишь бы воскресить отношения, потому что она чувствовала, что попросту не проживёт без Ламеха. И тут не помогут уже никакие убеждения и отговорки.
- Ты собираешься уезжать?
Цилла вздрогнула от неожиданности и обернулась.
Это был Ламех.
- Что?.. – переспросила Цилла, чувствуя, что не знает, что ответить.
- Ты собираешься уезжать?
Его тон был раздражённым.
- Я ещё не знаю, куда, - проговорила Цилла, чувствуя комок в горле.
Она даже не хотела знать.
- Ясно, - нейтрально ответил Ламех, смотря как будто сквозь Циллу.
- Милый!.. – донёсся откуда-то голос Хавивы.
«Изумительно! – думала Цилла. – Уже «милый»! Уже я никто! Если бы не Хавива, всё было бы иначе! Что Лами вообще в ней нашёл?! У неё ведь омерзительная внешность! Зелёные волосы – что за безвкусие! Что в ней особенного?! Пирсинг?! Смотрится дешёво! А такие бесконечности сейчас на всех тупых ****ах, думающих, что они несут на себе какой-то сакральный смысл! Она даже на женщину не похожа!»
Циллу начали нервировать слёзы. Она крепко зажмурилась, чувствуя, как это незначительное движение разрастается в головную боль. Быть может, всё это окажется лишь кошмарным сном, когда она откроет глаза?
Но это оказался не сон.
«Итак, почему же я переживаю? Потому что Лами предпочёл эту… эту тупую мразь. Одно понятно. Но что же в этом конкретно плохого? Если бы я оставалась с Ламехом, мы бы всё равно прекратили бы отношения. Мы… мы не сходимся характерами. Вроде как я ничего не испытываю к Ламеху. Ну да. Похоже на то. Он никогда не высказывает свою нежность… если такова имеется! Когда в последний раз он дарил мне хоть что-то? Уже не припомню. Относится ко мне, как к дуре. Он меня не любит, раз уж изменял с Хавивой, так что же жалеть? Окей, ладно, если бы это были хорошие и приятные отношения без любви, но с материальной стороной. Но нет! Ламех просто поганый человек – необщительный, скучный, собственник, эгоист и.… И, в общем, ненавижу его».
Циллина память что есть силы принялась наполняться Ламехом, пытаясь вызвать ненависть, дабы убедить её в правоте относительно расставания. Однако вместо ненависти вырисовывалась нежность с примешенным сожалением.
Зазвонил мобильный. На экране высветилось: «Входящий вызов. Това».
Цилла колебалась. Ей не очень-то хотелось с кем-либо разговаривать в такой переломный момент её жизни. Однако этикет взял вверх.
- Ало?
- Привет, Цилла! – Товин голос был неподходяще весёлым.
- Привет, - вяло отозвалась Цилла.
- Я звоню, чтобы пригласить тебя, Ламеха и Хавиву на нашу с Роном свадьбу.
- Правда? – Цилла попыталась изобразить радость, и у неё более-менее получилось. – Здорово.
- Праздновать будем в эту субботу, начало в два часа, не опоздайте!
- Очень рада за вас…
- Так вы придёте?
- Да, - устало ответила Цилла. – Придём.
- Это славно! И ещё кое-что. Мне неловко тебя просить, но не могла бы ты, пожалуйста, помочь с сервировкой стола? Просто так много нужно всего сделать!
- Я была бы рада помочь, - мысли Циллы немного прояснились.
- Это хорошо. Тогда не могла бы подойти к двенадцати?
- Хорошо, я подойду, - ответила Цилла.
- Отлично. Пока.
- Пока.
Цилла нажала «отбой». Есть же в жизни что-то хорошее.

22
Това и Рон решили организовывать пиршество полностью своими силами. Это означало то, что все блюда были приготовлены Товой и её друзьями и приятелями, а все развлечения были подготовлены Роном и его кругом общения. Оформление и поддержание атмосферы было создано как Роном, так и Товой. Единственным, кто не вписывался в эти рамки под названием «всё своим трудом» был никому не известный священник, позванный для церемонии. В остальном же Това и Рон не прибегали к платным услугам – отчасти ради бюджета, отчасти ради удовольствия и принципов. Это ведь прикольно.
Когда Цилла вошла в сад, где и предполагалось торжество, то перед её глазами предстала следующая картина. Слева Рон что-то объяснял какой-то группе людей – в основном, молодых мужчин. На Роне был костюм, который очень шёл ему – это были белые брюки, белая бабочка, чёрная рубашка и чёрные ботинки. Това не спешила перевоплощаться в невесту. Разве что её волосы были красиво убраны в необычную причёску с чёрными и белыми жемчужинами и тремя белыми цветочками. В Товины планы не входило запачкать свадебное платье, поэтому она предпочла джинсы и футболку. А запачкаться она могла легко – ведь именно Това в данный момент несла два салата на стол, на котором уже располагалась уйма салатов, ломтики хлеба, какой-то пудинг, несколько бутылок вина, посуда, беспорядочные салфетка, мясо с гарниром и что-то желеобразное. Как видно, Това не собиралась на этом останавливаться. Посудой занималась Симха, расставляя стаканы каким-то, видимо, ей одной известным хитроумным способом.
При этом она ежесекундно поправляла свои длинные рыжие волосы, мешающие ей. Две незнакомых Цилле девушки мыли рядом какую-то посуду. При этом общую картину декорировали другие люди, делающие чёрти что, но, наверно, не менее важное.
Поставив на стол салаты, Това решила передохнуть. Её взгляд упал на Циллу, внимательно изучающую происходящее.
- Привет, - поздоровалась Това.
- Привет, - ответила Цилла. – Когда подарок дарить?
- Да не спеши ты, - усмехнулась Това. – Когда начнём праздновать.
- Так чем я могу помочь? – поинтересовалась Цилла, инстинктивно идя куда-то следом за Товой. И затем, без паузы, предложила: - Я могу раскладывать еду, разливать напитки и разложить именные указатели.
- Точно! – радостно воскликнула Това. – Ты просто экстрасенс! Пожалуйста, разложи именные указатели и разлей всем вот это вино в бокалы, которые с белым узором, - Това указала на нужное вино. – Ну, а остальное по выбору будем пить. Просто именно это вино некуда девать. Это мне один клиент подарил… Ну да ладно, что попусту болтать. А вот блюда я сама расставлю. Поможешь?
- Конечно, - улыбнулась Цилла.
- Именные указатели там, - махнула Това рукой на именные указатели, при этом уже уходя за пирогами.
Цилла задумчиво перебрала таблички. Их оказалось около …. Среди них ей почему-то было странно видеть своё имя. Все надписи были выполнены вручную красивым винтажным почерком с закорючками – чёрным по белому.
Расставив таблички так, как ей казалось правильным, Цилла довольно оглядела сей труд. Если уж кому-то приглянётся другое место, поменяться – не проблема. Главное, чтобы табличка, располагающаяся между «Ламех» и «Това» чьи витиеватые закорючки гласили «Хавива», оставалась нетронутой. Цилла ловко открыла бутылку вина – того самого, которое «некуда девать» что и принялась разливать по бокалам, обделив лишь детей, всех младше шестнадцати, но исключая Хавиву. Ведь не зря же Цилла потратила кучу времени, находясь в поиске и выборе качественного яда!
Она осмотрелась. Затем, насколько поняла, все были поглощены подготовкой. И уж вряд ли бы мимолётное движение её пальцев могло сойти за то, что привлекало бы и бросалось бы в глаза, точнее, в их некое краевое видение. Цилла осторожно откупорила пузырёк, соорудив это простое действие между столом и пышной юбкой своего платья. Со стороны могло показаться, что она всего лишь глупым жестом опустила руку. Чуть не уронив пробку (что могло бы и послужить уликой!) Цилла всё же успела сомкнуть ногти так, чтобы избежать оставленной улики. Затем, зажав пузырёк между пальцами, она взяла Хавивин бокал и сделала вид, что просто его переставляет подальше от края стола, во избежание падения. Её руки немного дрожали и запотели, так что от этого остался мутный кусочек тумана на стекле бокала.
И вот уже смерть в облачении порошка на основе нитрита натрия бесследно канула в кроваво-алое вино, нисколько от этого внешне не изменившееся.

24
К двум положенным часам начали потихоньку подходить гости, не участвующие в приготовлениях. Это были как и близкие друзья Рона и Товы, так и те, кого они не особо знали, однако успели сделать выводы о том, что эти люди хорошие.
Това уже успела переодеться в свадебное платье и дополнить макияж и причёску. Обувь она сменила на подобающую невесте – бело-чёрные туфли. Её белоснежное сияющее платье было облегающим сверху и не пышным, а изящная небольшая фата светлым сверкающим потоком доходила до пояса. Товин букет невесты состоял из белых цветов, завёрнутых в блестящую обёрточную бумагу, дополненную яркими и чёрными бусинками и ленточками.
Това хотела произвести должное впечатление эпичности на Рона и вообще на всех присутствующих в целом, поэтому предпочла не шляться где-либо до начала церемонии, а остаться дома на некоторое время под предлогом подготовки в компании только Симхи. Хотя кто-то и хотел увидеть невесту до начала церемонии, Тове было всё равно.
- Ты волнуешься? – поинтересовалась Симха у Товы.
- Немножко, - призналась Това. – Не знаю, почему. Просто волнуюсь. Такой день! Но всё же я больше счастлива.
- Так конечно! – улыбнулась Симха. – Что же ещё должна чувствовать невеста кроме счастья?
- Ну, может, какие-то невесты чувствуют горе, - предположила Това. – Например, какие-нибудь мусульманки, которых насильно выдают замуж. Бедные… Слава Богу, мне так повезло, и мы с Рони неимоверно друг друга любим!
- Так что расслабься и радуйся! – подытожила Симха. – И поправь здесь причёску.
Това предприняла бесполезные попытки унять бушующую прядь волос.
- Дай, помогу, - влезла Симха, одной рукой прижав непослушную прядь, а другой дотягиваясь до лака для волос. – Невеста должна выглядеть идеально. Да и все вообще на свадьбе должны выглядеть идеально.
К слову сказать, сама же Симха выбрала расширяющееся снизу красное платье, кое-где покрытое чёрной клеткой и туфли, сделанные словно из этой же ткани.
- Послушай, ты знаешь, что там за чувак… который в зелёном? – неожиданно поинтересовалась у Товы Симха.
- Чувак в зелёном? – усмехнувшись, переспросила Това. – Я не ослышалась? Сама Симха интересуется неким чуваком в зелёном?! Тебя подменили, да?
Её колкости были вполне уместны. Большую часть своей жизни Симха сохраняла какое-то предвзятое негативное отношение к мужскому полу, отношение, в котором, к слову сказать, стеснение не очень-то и присутствовало, скорее, просто что-то вроде отвращения.
- Ну да, - покраснела Симха. – Не дразнись. Мне просто интересно.
- Единственное, что я про него знаю – это то, что его зовут Нааман, и он учился в одном классе с Роном и жил в одном доме, - поведала Това. – Но раз уж Нааман тебе понравился, почему бы тебе самой не подойти и не завести разговор или что-то ещё такое?
- Понравился? – наигранно фыркнула Симха. (В данном случае, этот тип понравился ей просто неимоверно. Однако Симха почему-то решила, что эта симпатия постыдна). – Он мне не понравился, а просто интересно.… И уж конечно я не буду с ним разговаривать. С какой же это стати бы?!
- Как хочешь… - протянула Това и пожала плечами.
- Всё, - сказала Симха, в попытках сменить тему разговора. – Вот так тебе безумно идёт. Ну, если эти волосы уложить направо…
- Ага, спасибо, - поблагодарила подругу Това. – Нет, ты всё-таки не теряй шанса.
- Ты о чём? – Симха попыталась сделать вид, что не понимает.
- О…, конечно.
Тем временем Рон был занят тем, что встречал гостей. Многие из них сразу же дарили свадебные подарки, однако некоторые предпочли подождать церемонии или вообще преподнести свой драгоценный дар с словесным поносом, выплеснувшимся в еле заметном тосте во время буйного застолья. Но таких было мало.
Забавно. Все такие одинаковые. Мужчины – в костюмах, женщины – в платьях. Рон задумался, почему же на свадьбах все ходят в одном и том же, формально установленным. Что бы случилось, если бы однажды гости пришли в повседневной одежде? Жених одел бы спортивный костюм? Или невеста одела бы халат?..
И вместе с тем, все разные. Какая-то Товина знакомая, неизвестная Рону, пришедшая, видимо, практически ради еды и выпивки, озирающая пожирающим взглядом стол. Рон видел её впервые. Или, например, друг Рона - …, являющимся при этом другом Иссура, что-то рассказывающий компании школьных друзей Рона. Быстро он влился в компанию. Знакомые. Друзья. Подруги. Бесконечные родственники. А вот и чуть ли не последними подошли Ламех и Хавива, держащиеся за руки и вообще держащиеся на расстоянии немножко не таком, как полагалось бы отцу и дочери. Ламех больше проявлял интерес к происходящей вокруг суете, тем временем как Хавива ежесекундно что-то шептала ему на ухо. Хавивино красное пышное платье словно повторяло (или задавало?) тот же самый оттенок красного на галстуке Ламеха, дополнявшем также и его рубашку и чёрный костюм с манжетами и воротником в редкую полосочку. Ламех был в своих неизменных ботинках, Хавива же отдала предпочтение чёрным балеткам.
Они подошли к Рону и поздоровались:
- Привет!
- Привет, - ответил Рон.
- С Днём свадьбы! – коротко и ясно ляпнула Хавива и пихнула Рону какую-то синюю коробку. – Это, короче, там подарки от всей нашей семьи.
- Спасибо, - поблагодарил Рон, опасаясь, не сотый ли сервиз в данный момент отяжеляет его руки.
- Не паникуй, это не сервиз, - усмехнулся Ламех, как будто каким-то неведомым образом прочитав мысли Рона. – Итак, счастья вам с Товой, радостей, наслаждения в постели и вне постели, хороших детей, если захотите, и так далее, и так далее.
- Где Това, кстати? – поинтересовалась Хавива.
- Готовится, - коротко ответил Рон. – Можете, если хотите, уже садиться за стол, а то людям как будто бы нужен пример.
Ламех и Хавива направились на поиски мест, предназначенных им. Рон несколько секунд по инерции смотрел им вслед им вслед и готов был поклясться, что видел мимолётный беглый поцелуй Ламеха в шею Хавивы, и как та, скорее всего, от наслаждения, почти остановилась и томно с какой-то заторможенностью наклонила голову. Или такое могло показаться?


25
К счастью одних и к безразличию других, на праздник прибыли все, кто и предполагал своё присутствие. Играла весёлая музыка, зовущая танцевать на каком-то инстинктивном уровне. Однако танцевала лишь небольшая часть гостей – в основном, дети. Остальные же создавали впечатления жертв Холокоста, впервые за несколько лет увидевших еду и питьё. Несмотря на такой расклад, за столом было шумно, как и полагается на свадьбах. Многие смеялись.
Еле заметным было прибытие работника ЗАГСа. Но уже не столько еле заметным была смена весёлой песенки на свадебных марш. Гости утихли словно в ожидании какого-то чуда.
Рон наконец-таки спокойно вздохнул, отложив в сторону один из тяжеловесных многочисленных подарков, судьба которого была несколько часов покоиться среди собратьев. Он чувствовал на себе десятки взглядов. Дверь дома раскрылась вместе с ртами гостей, издающими возгласы восхищения и ахи. Вначале показалось что-то белеющее, а затем плавно, словно что-то не мифическое и призрачное, степенно вышла Това. За ней же, видимо из-за чего-то задержавшийся, вышел Товин отец – тот, кому полагалось за руку подвести к алтарю дочь. Она выглядела потрясающе – её причёска была безупречно уложена и дополнена проблесками драгоценных камней и разных других изящных украшений – похожие были на Товиных белых с чёрной отделкой туфлях. Её непышная до пояса фата колыхалась от каждого дуновения ветерка, словно готовая вот-вот сорваться и бесконечно лететь, а платье – из легчайшей белоснежной материи, не очень пышное, как раз таки и создавало всё впечатление хрупкости и какой-то мистики, словно это была чудо, а не невеста.
Она словно вся улыбалась – как очаровательными блестящими губами, так и голубыми глазами, подчёркнутыми похожими по цвету тенями, так и плавно двигающим телом. Рон чувствовал, что его сердце как будто пробивает насквозь рёбра, ладони вспотели, дышать стало сложнее, но вместе с тем воздух как-то изменился. А несколько секунд ему даже показалось, что весь свет в этом месте церемонии исходил лишь от Товы. Сложились ли так блики разошедшегося солнца, словно находящегося на правом плече Товы, элегантно полускрытым просвечивающим материалом? Или же это сияние было порождением блёсток?..
Сзади, словно по следам только что произведённого невестой триумфального эффекта и как будто бы жалко подбирая его частички, шли подружки невесты – Хавива и Пнина - одна из знакомых Товы. Как и следовало ожидать, Симха являлась свидетельницей. Свидетелем был Залман - двоюродный брат Рона.
Това и Рон не отрывали друг от друга глаз. Работник ЗАГСа, словно третий лишний, но при этом, конечно же, кстати, произнёс:
- Сегодня 10 июля 1990 года регистрируется брак Вишневского Аарона и Тайцевой Товы! Дорогие новобрачные, в жизни каждого человека бывают незабываемые дни и события. Сегодня такой день у вас - день рождения вашей семьи.
И Рона и Тову посетили примерно одинаковые мысли – о счастливом будущем, совместной жизни и ребёнке или детях.
- Семья - это союз любящих людей и союз добровольный. И прежде чем зарегистрировать ваш брак я обязан спросить вас является ли ваше желание вступить в брак искренним, свободным и хорошо обдуманным. Прошу ответить Вас, Това.
- Да, - и в этом маленьком слове Това почувствовала, как выливается всё её счастье.
- Вас, Аарон.
- Да, - и в этом маленьком слове Рон почувствовал, как выливается всё его счастье.
- Учитывая ваше обоюдное согласие, которое вы выразили в присутствии свидетелей, родителей, близких и друзей, ваш брак регистрируется. И я прошу вас подойти к столу и подписями скрепить ваш семейный союз.
Цилла подошла и оставила свои замысловатые загогулины. Ламех подошёл и оставил свои резко очерченные яркие и большие буковки, сложенные в подпись.
- Уважаемые новобрачные, с полным соответствием по Израильским законодательствам ваш брак зарегистрирован. И я торжественно объявляю вас мужем и женой! Поздравьте друг друга супружеским поцелуем.
Их горящие от волнения губы соединились, удваивая друг у друга жар.
- В народе издавна существует традиция, в знак любви и верности новобрачные обмениваются кольцами. Я предлагаю и вам обменяться кольцами.
Симха и Залман принесли кольца.
Словно забыв о текучем времени и о гостях, Това и Рон с полным восторгом замерли, держась за руки, и не шевелясь. Но всё же Рон взял в руки Товину руку и нежно поцеловал её. Това, ощутив от горячего дыхания Рона и не менее горячего поцелуя трепетный восторг, исходящий по телу снизу вверх, томно прикрыла глаза и блаженно улыбнулась. Они обменялись кольцами.
- Обоюдное желание молодых носить общую фамилию – Вишневские -  узаконено. А теперь, уважаемые супруги, разрешите вручить вам ваш первый семейный документ - свидетельство о заключении вашего брака. Я вручаю его Вам, Рон, как мужу и главе семьи. Поздравляю.
Дорогие молодожены, сегодня у вас особенный день, вы вступили в семейный союз любви и верности. Отныне вы муж и жена, создатели новой семьи и продолжатели рода своего. В семейной жизни проявляйте больше заботы, доброты, терпения и уважения друг к другу. Не забывайте и о тех, кто вырастил вас и воспитал - ваших родителях. А я желаю вам счастья, удачи и благополучия.
- Горько! – завопила Хавива от наплыва чувств («Как это мило…») и тут же раскраснелась под цвет платья.
- Горько! – подхватил Ламех, Залман и ещё два-три человека.
- Горько! – скандировал уже весь приглашенный состав.
Това наигранно-робко взглянула на Рона из под опущённых пушистых ресниц. Рон нежно приобняв свою теперь уже жену (до чего приятна была ему эта новая перемена в личной жизни!) сначала поверхностно коснулся своими губами Товиных губ, словно дразнясь и при этом пробуя, но затем, новобрачные почти одновременно, поддавшись страсти, распахнули губы, тесно прижав друг к другу и словно получая один рот на двоих. Гости считали, но Това и Рон никак не могли это слышать – для них померк весь мир, все виды, все звуки, все люди, запахи, события и лишь существовал этот момент, длившийся как будто бесконечность, момент, когда они были одним и тем же, настолько они были близкими и обожающими каждую частичку друг у друга.
Они не помнили, как именно прекратился поцелуй. Просто был всплеск восторга среди гостей, какие-то крики, даже аплодисменты, радость, удивление. Это было неважно.
…При первом же тосте, произнесённым, как не странно, Сарай, Цилла вся словно обратилась в зрение. В этот момент для неё не существовало ничего, кроме одного простого движения. Хавива, та, кто стал магнитом для всего Циллиного гнева, от чего-то хихикая и противно при этом покачиваясь, демонстрируя какую-то распущенность, быстро и небрежно взяла бокал. Каёмка вина опасно накренилась, грозясь пролиться на белоснежную, девственную пока ещё, скатерть. Осыпав как будто колокольным звоном своих соседей-собратьев, бокал Хавивы приблизился к её губам. Она жадно припала к напитку, и вот уже в её организме текла медленная, но верная смерть. Цилла чувствовала какое-то облегчение и несерьёзность происходящего, присущую сновидениям.
- Понравился ли новобрачным наш подарок? – отвлечённо поинтересовалась она у Ламеха.
- Они его ещё даже не открывали, - нейтрально отозвался он, удосужившись взглянуть на Циллу. – Попробуй, вон те два салата я вечно бы ел!
- Нет, ну что ты, там же так много орехов… - возразила Цилла, но с неудовольствием отметила, что Ламех обращался к Хавиве. Это уже в порядке вещей.
Тем временем обречённая на смерть, положив себе те два вышеупомянутых салата, перегнулась слегка вправо, с целью поинтересоваться у новобрачных:
- Сколько детей планируете?
- Ну, я бы одного хотела, - сказала Това.
- А я как-то не задумывался, - пожал плечами Рон. – Но вообще, дети – это хорошо.
- Лучше бы мальчика, - высказалась Това.
- Да ну! – воскликнула Эстер. – С девочкой, наверно, гораздо проще.
- Наоборот, - подал голос сосед Товы и Рона.
- Да, - поддакнула Симха. – С мальчиками проще, мне кажется.
- Я бы так не сказала! – горячо возразила Товина знакомая из университета, год назад ставшая матерью белокурого малыша.
- Могу сказать одно, - начала Ламех. – Если ребёнок – девочка, то по мне так это проблематичней. Но интересно.
От таких многозначительных последних слов Хавива почувствовала себя за этот день почти такой же счастливой, как во время поцелуя Ламеха.
- А я вообще не хочу детей, - сказала она.
- Ну и дура, - заметила Симха.
Разгорелся спор, в котором приняла участие большая половина гостей. Вскоре, однако пришла очередь довольно-таки упоротых конкурсов.

26
Свадьба прошла чудесно. И на удивление необычно – за время проведения торжества не было ни одной драки (что, в принципе, свойственнее России, нежели Израилю). После череды конкурсов, отличавшихся своей чудесной упоротой атмосферой («лопнуть шарик без помощи рук»… «самый смешной тост»…), продолжилось застолье, прервавшееся затем танцами.
Из сего мероприятия множество привычно знакомых уважаемому читателю лиц уяснили множество выводов.
Това уяснила, что приготовления стоили того. То, что каблуки могут быть удобными. То, что это был самый счастливый день в её жизни. И то, насколько прекрасна их с Роном любовь.
Что касается Рона, тот он уяснил те же самые вещи (за исключением каблуков) и вкупе того, что подарки были просто поразительные.
Ламех с удивлением от отсутствия своего удивления обнаружил тот факт, что его непоправимо тянуло к Хавиве. И как же было хорошо то, что она далеко неравнодушна к нему!
При любом удобном случае они ненавязчиво обнимали друг друга, держались за руки и иногда целовали друг друга в щёчку, почти не вызывая тем самым подозрений, но нервируя друг друга трепетным ожиданием следующего соприкосновения.
Хавива с приятным удивлением обнаружила перемену в отношении Ламеха к ней, однако, не резкую перемену. Подумать только, ведь когда-то его воротило от неё, словно от куска дерьма.… А теперь Ламех, её «милый душенька», сам являлся иногда инициатором телесных контактов, сам проявлял к ней влечение (к ней, а не к Цилле!). Словом, Хавива было на седьмом небе от счастья, надеясь, что это только начало. Глупо было бы сказать, что о таком она даже и не мечтала, так как её мечты заключались в замужестве за Ламехом.
Также она обнаружила для себя всю глубину сожалений по поводу того, что в связи со склонностью обрастать жиром, она так и не попробовала торт – чудесный, нежно-пастельно-кремовый, с цукатами, шоколадом, рисовыми шариками и кокосовой стружкой, напоминающей ей струпья на коже.
Цилла обнаружила немного печальный факт, а именно: порошок на основе нитрита натрия действует даже не спустя сутки. А действует ли вообще? Должен. Раствор был более-менее крепким. Это ожидание очень её угнетало, придавленное сверху ещё и новым грузом – увеличившейся ненавистью к Хавиве, день изо дня словно быстро и верно занимая её, Циллино, место.
Симха обнаружила, что «чувак в зелёном» - ничего такой.
Сарай же чувствовала всю горечь своего положение. Её жизнь, её душенька была так близко и вместе с тем так далеко!..
Ещё в начале свадьбы Сарай почувствовала себя нехорошо, вернее, «нехорошо» - слишком мягко сказано. У неё от чего-то ломилось всё тело и жутко кружилась голова. Иногда эти головокружения дополнялись резкой разящей болью, атакующей виски. В итоге единственное, чем довольствовалась Сарай – это простым знакомством.
Превозмогая стеснительность и непонятный жар, она медленно подошла к Цилле и произнесла:
- Здравствуйте.
Цилла, как-то странновато и нервно шевельнув руками, резко повернулась на голос Сарай, тут же поразившейся искусным макияжем, изящными скулами, сияющими глазами, прекрасным изгибом губ и стильно уложенным волосам возлюбленной. Меж тем взгляд Сарай переместился на ложбинку грудей, невыносимо прекрасно выглядывающую из V-образного выреза платья.
- Здравствуйте, - ответила Цилла.
Она была так близко, её дыхание было так рядом…
- Вы, видимо, мать Рона? – с целью заполнить пустоту беседы поинтересовалась Цилла.
- Сарай Вишневская, - выдавила из себя Сарай.
- Цилла Бескиер, - представилась Цилла. – Мы с Роном дружим.
- Я знаю, - сказала Сарай, почему-то решив, что ляпнула нечто грубое и испытав от этого угрызения совести.
- Ну, как я поняла, вы хорошо воспитали Рона, и всё такое…
Сарай уловила те черты, которые еле заметно выдавали нежелание что-то говорить как будто это было произнесено снова лишь бы что-то сказать. И снова Сарай почувствовала себя виноватой.
- Спасибо, - ответила она. – Приятно такое слышать.
- Позвольте мне отлучиться. Я должна помочь развесить шарики.
Оставшись в одиночестве, Сарай ещё долго находилась в каком-то полусонном состоянии, когда вся её радость была сосредоточена в пяти ключевых «горящих» местах – между ног, пониже живота, на груди, на руках и где-то в голове. И именно после этого ей угораздило слечь с температурой. Какая досада!

27
Какую-то новую и неизвестную до этого момента близость почувствовала Това, проснувшись с Роном в одной постели. Спросонья, она не сразу вспомнила причину этого ощущения, и только потом подарки, гости, еда, конкурсы, танцы, развлечения и сам процесс бракосочетания пронёсся у неё перед глазами так, словно Това была всего лишь непричастным наблюдателем. Выпила она не так уж и много, однако всё вспоминалось смутно. Скорее всего, просто от счастья.
Девушка неспешно села на кровать, ощутив какую-то лёгкость. Но тут же она вздрогнула от какого-то одиночного стука, раздавшегося позади неё. Но это оказалось всего лишь открытая оконная рама, атакуемая летним ветерком. Этот же ветерок неприятно коснулся Товиных лопаток, и она передёрнулась от холода и потянулась закрывать окно. В конце концов, на ней не было ни одного предмета одежды.
Первая брачная ночь выдалась бурной.
Това посмотрела на Рона. Он спал, уткнувшись в подушку и раскидав руки как будто бы на манер полёта. Она медленно приблизила свои губы к его уху, с наслаждением вбирая в себя запах одеколона Рона и чего-то ещё и прошептала:
- Просыпайся, соня.
Рон повернулся на бок, взмахнул одной рукой и медленно разлепил.
Как бы то ни было странно, он подумал, что всё ещё спит, приняв собственную жену за настоящего ангела – обнажённого и сияющего в лучах солнца, а то и в своём собственном свечении.
- Я так тебя люблю, - выпалил он, опомнившись.
- Я тоже тебя очень-очень люблю, муженёк, - весело произнесла Това.
- Но я люблю тебя больше, милая жёнушка, - в подобной манере отозвался Рон.
Това рассмеялась и забралась под одеяло рядом с «муженьком», приятно ощутив жар, появившийся вследствие наготы Рона.
Рон слегка коснулся губами области возле Товиной шеи и затем страстно поцеловал «жёнушку» в губы. Това незамедлительно ответила на поцелуй.
Их губы разомкнулись.
- Как тебе первая брачная ночь? – поинтересовался Рон.
- Это было потрясающе! – воскликнула Това. – И вообще я за появления первого брачного утра.
- Интересненько, - улыбнулся Рон.
- А ты как думал? - хихикнула Това.
Рон на каком-то духовном уровне ощутил то, что назвал «Това теперь моя жена», когда обнял её за талию. Он нежно принялся ласкать Товину грудь, на что её соски отозвались набуханием, а рот – чередой частых вдохов-выдохов и стонов от наслаждения. Это подействовало на него словно наградой. Това соорудила нетерпеливое движение возле гениталий Рона, словно предлагая переходить к большему. Затем она в приступе радости откинулась на спину, игриво скрестив ноги на некоторое время. Рон снова приобщился к губам жены, на этот раз опустив руки на её трепещущие бедра.  Оторвавшись друг от друга, Това и Рон немного отстранились, видя отражение друг друга в своих глазах и дыша в унисон.
Това предпочла раздвинуть ноги. Рон медленно вошёл в неё, вызвав настоящих взрыв, состоящих из вздохов, стонов, трепета, жара и выражений наслаждения, посетивших лицо Товы. Она дёрнулась и обняла мужа, ощутив мурашки на его спине. Рон начал фрикции медленно, постепенно прибавляя темп.
Семяизвержение, словно ставшее, так сказать, последним эпичным аккордом, по какой-то случайности произошло ровно за секунду до какого-то шума на улице.
И вот уже Рон и Това совершенно бездейственно лежали, пытаясь отдышаться.
- Что за фигня там творится?! – возмутилась Това, имея в виду шум, доносящийся с улицы, сквозь который что-то тараторила то ли Хавива, то ли кто-то похожий.
- Без понятия, - задумчиво ответил Рон.
- Нам лучше бы одеться на всякий случай, - произнесла Това, достав из-под кровати свою одежду, предшествующую свадебному платью, и облачилась в неё. Рон последовал её примеру. И они целомудренно уселись на кровать.
Спустя некоторое время в дверь раздался оглушительный настойчивый стук.
- Да-да, - и прямо на этом Товином «да-да», дверь под напором распахнулась – это была Хавива. Видимо, что-то серьёзное.
- Есть что-то от рвоты? – выпалила она, балансируя на грани с истерикой.
- От рвоты? – переспросил Рон. – А… то есть кому-то плохо и…
- Чёрт подери, Лами рвёт, - раздражённо и нетерпеливо ответила Хавива.
- Сейчас поищу, - с этими словами Това расторопно поднялась с постели, подбежала к серванту и достала с полки белый ящичек – аптечку.
- Чёрт… - девушка усиленно переворачивала медикаменты, оказывающиеся на данный момент не нужными. – Где-то ведь был порошок… Где же… Он ведь был…
- Ты нашла?! – поторопила Тову Хавива, словно сама не зная ответа на свой вопрос. – Ну что же в конце концов делать?!. Бедный мой душка! Да где, мать его, это лекарство, побыстрее!..
- Не вопи, - отозвался Рон. – Как будто бы рвота не может быть просто при похмелье.
- Может, - вяло отозвалась Хавива.
- Вот именно, - ответила Това и наконец-таки протянула Хавиве коробку с таблетками. – Ну, вот что есть, пусть примет не больше двух, да и всё будет окей.
- Ага, спасибо, - взволнованно пробубнила Хавива и пулей выскользнула из комнаты, хлопнув дверью.
- Нам не мешало бы продолжить, - спустя некоторое время высказалась Това.
Рон встал, кое-как запер еле запирающуюся дверь комнаты и вернулся, заключив поначалу Тову в объятия.

- Получше себя чувствуешь? – поинтересовалась у Ламеха Цилла.
Тот в ответ кивнул, уставясь в опустевший стакан, в котором раньше был настой от рвоты, и добавил:
- Да-да, не беспокойся.
Он чувствовал неимоверное умиротворения от того, что не созерцал дно сортира в состоянии блевания уже несколько минут.
- Бедный мой душка… - протянула тут же стоящая Хавива, приобняв Ламеха. – У тебя что-нибудь болит? Может, полежишь, и попозже поедем домой? Скорую не надо вызывать?
- Да ну, - её суета позабавила и тронула Ламеха, но больше всё же позабавила. – Я же говорю, всё нормально. Не надо скорую. Во всём виновата либо странная штуковина, напоминающая портвейн с кефиром, либо другая странная штуковина, напоминающая грибы с изюмом. Уж не знаю, что это были за блюда. В любом случае, давайте уже поедем домой, мы здесь совсем не в тему.
«Давайте поедем домой» доказало Хавиве примирение родителей не меньше, чем общение да и беспокойство Циллы. Разумеется, это вызвало её недовольство. Она даже и не заметила, когда они успели помириться. Или же это произошло по инерции? И всё же гораздо больше её беспокоило состояние Ламеха…
- Това! Рон! - завопила Цилла ни с того ни с сего.
Молодожёны к тому времени уже успели насладиться телами друг друга.
- Чего? – раздался из спальни Товин голос.
- Мы уезжаем! – громогласно проинформировала друзей Хавива.
- Погодите! – отозвался Рон.
Через несколько секунд объявились Това и Рон (несомненно, одевшиеся). У Рона дрожали руки, Товины щёки горели.
- Чего? – второй раз переспросила Това.
- Мы поедем, пожалуй, - ответила Цилла.
- А чего так? Многие из гостей остались ещё на чуть-чуть… - сказал Рон.
- Ну и что? – протянул Ламех. – Нет, вы знаете, мы правда поедем.
- Ну, как хотите, - Това пожала плечами и с долей шутливости обратилась к Ламеху: - Ты там едь внимательно, не блюй по дороге.
- Постараюсь, - серьёзно пробубнил тот.
- Итак, совет вам да любовь! – провозгласила Цилла, обращаясь к Тове и Рону.
- Я сумку потеряла! – Хавива принялась как угорелая носится по гостиной.
- Никто не видел мой кошелёк? – не менее Хавивиного суетился Ламех.
- Вы когда-нибудь к нам в гости всё-таки приезжайте, - Цилла невозмутимо начала монолог, который предназначался для Товы и Рона. – Хоть когда. Но лучше не в четверг и не в среду утром. И не в феврале. А вообще, у нас в семье сейчас нелёгкие времена. Просто… - она сглотнула, отвела взгляд и уставилась в окно. С языка хотело сорваться то, что ей далеко не прельщало, словно как какой-то одной из мусульманских жён, делить Ламеха со своей же дочерью. Да и делить ли?.. Мягко говоря, он охладел к Цилле.
- Что «только»? – нетерпеливо поинтересовалась Това.
- Да ничего, - совершенно нейтрально отозвалась Цилла. Она решила во что бы то ни стало ускользнуть от расспросов, которые по-любому должны были политься из Товиного рта. – Лами, мне кажется, я видела, где твой кошелёк!..
- Правда? – обрадовался Ламех.
- За батареей.
После многоминутных усилий, направленных на освобождение кошелька, поиск Хавивиной сумки, а затем и её расчёски и, наконец, многосекундных прощаний Бескиеры покинули дом Вишневских. Дорога домой прошла в непонятном молчании, прерванным только незначительными фразами типа: «Через ту дорогу поедем?» и «Сегодня воскресенье?».
Дома Ламех предпочёл предаться сну. После того, как он приготовил постель и вышел с целью посещения туалета, Цилла, «вспомнив былое», на правах жены, в конце концов, отреклась от ранее занятого ею дивана в гостиной и решила, что сегодня она будет спать с Ламехом, несмотря на некоторые недомолвки в отношениях. Она предполагала, что, быть может, они даже переспят. Какого же было Циллино удивление, когда она наткнулась на развалившуюся во всю Ламехову (да и Циллину) кровать Хавиву. И какого же было удивление Ламеха, когда и он обнаружил такое женское разнообразие.
- Ламех, две женщины – не маловато ли?! – язвительно «запричитала» Цилла.
- Я не понимаю, что вообще творится, - вздохнула Хавива. Смирившись, она встала и пошла к себе. – Сладких снов, Лами. – Повернувшись, она быстро чмокнула Ламеха, остро задев Циллины чувства.
Ламеху это всё совершенно надоело. Разумеется, Цилле тоже – она собралась было тоже уходить спать на свой диван, но прежде высказалась.
- Ламех, определись. Если ты считаешь, что будучи твоей женой, я намерена терпеть то, что ты можешь запросто пользоваться любовницей-дочерью с правами второй жены.… То ты ошибаешься.
- Зачем ты всё усложняешь? – риторично поинтересовался Ламех.
- Я всё усложняю?! – гневно воскликнула Цилла. – Кто бы говорил! Я не понимаю, как ты ко мне относишься! Я не понимаю, как ты относишься к этой малолетней шалаве, и что вас связывает! Я не понимаю, к кому ты относишься лучше! Не понимаю, что тебе вообще надо! Не понимаю, любишь ли ты кого-нибудь.… Вообще хоть кого-нибудь, кроме себя!
- Но ты сама… - начал Ламех, но Цилла уже выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Послышался её отдаляющийся крик:
- Я?! Так я ещё и виновата! Всё кругом виноваты! Один ты такой святой!
- Заткнись! – дала о себе знать Хавива. – Завтра всё уладится! Я спать хочу!
- Всё уладится завтра, только если ты сдохнешь! – прошипела Цилла и отправилась спать.
28
Определённо было то, что в жизни Товы и Рона наступила светлая полоса. Их отношениям теперь не было никаких преград. Сарай последнее время была полностью поглощена своими чувствами к Цилле, поэтому ей было безразлично на то, кто буде спутницей жизни её сына. Само собой, такое безразличие немало удивило Тову и Рона, так как они не знали причин. Сарай было стыдно даже самой себе признаться в том, что она лесбиянка. Эстер же вообще никогда не была заинтересована в Роне. Как вы уже знаете, её не интересовали ни мужчины, ни женщины, а если и интересовали, то в качестве научных аспектов. На авантюру под названием «Стать женой Рона» (уже, кстати, похороненную временем) она согласилась лишь из уважения к Сарай и из безразличия. Теперь же Эстер ничего не стоила, а лишь тупо проживала в доме, никого не привлекая своим присутствием подобно тени. Она вообще подумывала над тем, чтобы куда-нибудь уехать.
После отъезда Бескиеров, Това и Рон решили устроиться в кресле (именно в одном) и посмотреть телевизор. Их выбор пал на горячо любимый обоими триллер.
- Мне до сих пор не вериться, что мы уже муж и жена, - сказала Това, улыбнувшись, когда в фильме наступил нудный момент.
- Почему же? – Рона это позабавило.
- Так здорово, - ответила Това. – Какие бы ты, например, хотела планы насчёт нашей совместной жизни?
- Дай подумать… - начала Рон. – Я бы хотел, чтобы она продолжалась вечно.
Това рассмеялась, а за ней и Рон. Неожиданно послышался чей-то вопль.
- Что за?! – воскликнули Това и Рон одновременно.
- Так… кто же их гостей ещё не уехал?.. – пыталась припомнить Това.
Послышался топот и в гостиную вбежала Симха. Она была в пижаме, а её рыжая коса была безудержно растрёпана. При этом лицо девушки выражало крайний испуг.
- Что случилось?! – вскочив с кресла, воскликнул Рон.
- Това! Рон! Это ужас! – истерично вопила Симха. Её лицо покрылось алыми пятнами.
- Да что, мать твою, случилось?! – нетерпеливо перебила её Това.
Симха сглотнула, и её губы задрожали. Она еле слышно прошептала:
- Я проснулась, а там…
- Ну что ты! – послышался ещё один голос.
Из комнаты, в которой несколько секунд назад пребывала Симха, быстро вышел парень, облачённый в брюки и мятую футболку, видимо, только что одевшийся. Это был Нааман.
- Я просыпаюсь, а он рядом со мной! – завопила Симха.
- В смысле? – удивилась Това.
- Он рядом со мной, спит рядом, прямо в одной кровати!
Симха совсем покраснела и закрыла лицо руками, но всё же она не рыдала.
- Нет же, я просто… - смущённо начал было Нааман, но Симха неожиданно отвесила ему пощёчину.
- Эй! – возмутился он.
- Успокойтесь! – воскликнул Рон. – Нет чтобы всё выяснить… но нет, вам надо вести себя, как вдут себя придурки!
- Да! – горячо подтвердила Това. – Давайте всё нормально выясним!
- А что тут нормально выяснять?! – взъелась Симха. – Этот извращенец спал со мной и, может быть… О Боже! Я не хочу даже думать об этом!..
- Да успокойся! – перебила подругу Това. Она повернулась и серьёзно посмотрела на Наамана. – Как ты всё это объяснишь?
- А что здесь объяснять?! – предполагаемый виновник непонимающе развёл руками. – Я всего-навсего лёг спать. Вы же сами говорили, что желающие, если их будет немного, могут переночевать одну ночь. Когда я ложился, то никого в свободной кровати, конечно не было.
- Ты ещё и обвиняешь меня?! – вскипела Симха.
- Не ори, - попросил её Рон.
- Я не ору! – ещё громче завопила Симха.
- Нааман, во сколько ты лёг спать? – поинтересовался Рон у приятеля.
- Рано, - ответил тот. – Часов в двенадцать. Я всегда рано ложусь.
- Симха, а ты? – спросила Това.
- Я… - Симха изобразила на лице верх сосредоточенности и мудрости. – Часа в три.
- Вот! – воскликнула Това. – Теперь всё понятно!
- И что же тебе понятно? – нетерпеливо спросила Симха. – Нааман – извращенец! Как можно! Лечь с девушкой в одну постель! Вообще, наглость! Свинство! Дерьмо какое! Я просыпаюсь – а тут он спит рядом, как ни в чём не бывало! Откуда я знаю, что он мог творить, пока я спала?!
- Больно надо, - проворчал Нааман.
- Ты не так всё поняла, - мягко возразила Това. – Вот моя версия. Если верить и тебе, Симха, и тебе, Нааман, то сначала Нааман лёг спать, а затем легла спать Симха, скорее всего, не заметив Наамана.
- Это невозможно! – запальчиво возразила Симха. Но затем она поняла, что Товина версия похожа на правду и покраснела, почти признав свою вину. Однако вслух она добавила:
- И всё равно, Нааман – извращенец!
Затем, чувствуя стыд и обиду, Симха развернулась и поспешила в предоставленную ей комнату. Она решила, что пора собирать вещи, хотя ей и очень хотелось погостить ещё. Но всё же ей казалось, что она может причинять молодожёнам неудобство, а Нааман может причинять неудобство ей. В самом затаённом уголке души Симха радовалась тому, что они с Нааманом спали вместе – разумеется, в самом целомудренном смысле этого слова – но, будучи нисколько не пошлой, она боялась признаться себе в этом и подавляла эту радость.
«Что за бред! – думала девушка. – Да, конечно, Нааман очень милый, он чем-то вроде бы мне нравится.… Но хотя, с другой стороны, разве это нормально – разве может мне нравится такой наглый придурок?! Я знаю точно, что он бесит меня.
Да, именно так».
Уверив себя в ненависти ещё раз, бегущая от любви Симха переоделась из пижамы в футболку и шорты. Затем, окинув взглядом комнату и проверив, ничего ли она не забыла, Симха заметила конфеты и сунула несколько в рот, решив, что «их съел Нааман». Прожевав, она собрала вещи и поспешила в гостиную, надеясь опять не столкнуться с Нааманом.
Её надежды не оправдались, и Симха решила попросту игнорировать наглеца.
- Това, Рон, - сообщила она друзьям серьёзным тоном. – Я поеду домой. Свадьба была очень хорошей, мне всё понравилось, особенно торт и пирожные, всё было замечательно. Спасибо вам за ночлег, и счастья и радости в семейной жизни!
И хотя она пыталась произнести это весело, что-то у неё выплыла какая-то горечь из голоса. Това это заметила:
- Ты какая-то грустноватая. Что-то случилось?
- Нет, правда, всё хорошо, - помотала головой Симха.
- Точно? – спросила Това.
- Точно-точно, - заверила Симха подругу.
- Уверена, что поедешь? – поинтересовался Рон. – Если что, мы тебя не гоним.
Симха взглянула на Наамана. Встретившись с ним взглядом (а давно ли он на неё смотрит?), она смутилась и, пылая, отвернулась. Нет, от его напряжного общества ей определённо не по себе.
- Да, мне пора, - уверенно произнесла Симха, направляясь к двери.
Она принялась обуваться.
- Приезжай ещё, - гостеприимно предложила Това.
- С радостью приеду, - пообещала Симха. – А когда будет можно?
- Когда тебе удобно, ну, либо мы тебя пригласим, - ожидаемо ответил Рон.
- Ага, - Симха уже завязала шнурки на кроссовках и поднялась, опять каким-то образом встретившись взглядом с Нааманом. На этот раз она остановила свой взгляд. У него были чудесные голубые глаза, одновременно веющие странным холодом и знакомым теплом, почему-то напомнившим Симхе о детстве. Она решила, что это вздор. Ну, хоть глаза у него красивые.
- Я… - вяло протянула она, чувствуя какую-то лёгкость. – Я пошла. Пока, Това. Пока, Рон. – (Однако во время этих слов она, как загипнотизированная, вперилась бессмысленным взглядом в Наамана, отвечающего ей тем же. Симха чувствовала себя очень глупой. Было иронично также то, что Нааман также чувствовал себя жутко глупо, но, в отличии от Симхи, не пытался унять некое чувство. А состояло оно в понимании: «Оригинальная, видимо, девчонка. Как-то… не как все. А почему, даже не знаю. Красивая. Было бы неплохо пообщаться поближе. Жаль, конечно, что произошла такая бредятина»).
- Пока, - попрощался Нааман.
- П-пока, - неуверенно выдавила из себя Симха. Жутко смущаясь, она резко помогла Рону быстрее открыть дверь и, чуть не забыв свои вещи, пулей выскользнула из дома. Как только дверь за нй закрылась, Симха вздохнула спокойно. Однако, кроме облегчения она также почувствовала, что что-то не то, что-то она сделала не так, не завершила. Надеясь избавиться от этой тревоги, девушка решила отправиться в кафе.
Как только Симха ушла, Нааман почувствовал, что упустил свой шанс.
- Я, наверно, тоже скоро пойду, - сказал он Тове и Рону. – Мне скоро на тренировку.
Това и Рон ничего не ответили. Нааман пошёл в комнату, решив, что пора бы начинать собирать вещи. На полу в комнате он тут же заметил книжку. Поднял её и рассмотрел. Оказалось, что эта была третья и редкая коллекционная часть одной из его любимых манг. Однако, эта манга вовсе не принадлежала Нааману, так как была более потрёпанной, другого года издания и, к его небольшому приятному удивления, содержала сборище плавных буковок на форзаце, гласивших: «Симхе от Товы в День Дружбы». Наамана порадовал тот факт, что к тому же у них с Симхой, видимо, есть общий интерес.
«Решено. Надо во что бы то ни стало вернуть Симхе её мангу, - подумал Нааман. – Если, конечно, мы увидимся».


29
Столкнувшись на следующее утро на кухне с Ламехом и Циллой, молча завтракающими, Хавива решила было всего лишь взять стакан воды и плавленый сырок и удалиться завтракать в свою комнату, чтобы избежать гнетущей атмосферы, но что-то её остановило.
- Доброе утро, - нейтрально произнесла она и, налив себе стакан воды и осушив его, села между родителями, словно намеренно придвигаясь к Ламеху.
- Доброе, - фыркнула Цилла, намазывая хлеб горчицей.
- Ты сейчас куда-нибудь торопишься? – поинтересовалась Хавива, обращаясь к Ламеху.
- Не очень, - ответил тот. – Просто…
Цилла встряла:
- А вот я тороплюсь. Это снова «Пурпур», снова им нужны мои фотографии, но на этот раз.… Ах да, что это я. Вам же неинтересно. Извините, что утомляю своей болтовнёй. Так вот. – Её голос истерично подрагивал. – Я тороплюсь. Знаете, что это значит?
Ламех и Хавива наградили её взглядами, полными непонимания и усталости. Усталости от её истеричных ноток.
- Это значит, - продолжала женщина, - что когда я унесу из этого грёбаного дома свою грёбаную задницу, вы сможете спокойненько совокупиться! Не это ли повод для радости!?
- Ох, да ты права! – Хавива решила играть по Циллиным правилам, используя такой же тон. – Думаю, ваше с Лами ложе для этого вполне сгодится. Оу, поправочка: ложе Лами. Не твоё уж никак.
Цилла смерила Хавиву жгучим взглядом, полным ненависти, но промолчала, отчего Хавива с ликованием решила, что это 1:0 в её пользу.
- Лами, - обратилась к Ламеху Хавива, как бы невзначай его приобнимая. – Что думаешь по этому поводу?
- Да, - поддакнула Цилла. – Проясни ситуацию.
Ламех поскорее принялся набивать рот чем попало.
- Мы ждём, - через некоторое время поторопила жующего Ламеха Цилла.
- Конкретнее, чего? – уточнил, наконец, он.
- Ответа на то, какой будет твоя личная жизнь в ближайшем времени, - ответила Хавива (как видно, выпендрившись).
Ламех молчал.
- Ну?! – на этот раз торопила и Хавива.
- Я не знаю! – вспыхнул Ламех. – До некоторого момента, Цилла, я любил тебя, затем что-то такое произошло между нами.… Каким-то образом я не испытываю к тебе ничего, кроме раздражения, причём раздражения из-за этой дури, которая сейчас творится.
Цилла перебила его, вскричав и ударив по столу кулаком:
- Нормально! Так я ещё и виновата?! Здорово! Великолепно! Я виновата в том, что у тебя у самого в голове и в душе какая-то дурь, что ты просто не можешь, мать твою, понять, что тебе надо!
- Ну, не ори, - поморщилась Хавива.
- К Хавиве я также ничего не испытываю, - невозмутимо продолжил Ламех, кривя душой. Но разве всё было бы спокойнее, если бы он заявил о том, что с ней уютно, приятно и что в ней что-то есть? Или, например, поведал о том ярком эротическом сне. Или о мастурбации на Хавиву, не перерастающей в секс в основном из-за смущения Ламеха; Хавива-то всегда была бы согласна, как вам известно, больше, чем согласна. Да и вообще, его симпатия к дочери началась совсем недавно, так что сложно было делать какие-либо выводы. Сам же себе Ламех говорил лишь то, что Хавива просто прочно запала в душу из-за какого-нибудь слова, жеста или поступка, и также может и выпасть из души просто из-за того, что непрочно там обосновалась. Просто увлечение, если не меньше.
- Точно? – в голосе Хавивы слышалось капризное разочарование.
- Точно, - заверил её Ламех.
Хавива, привыкшая к такому обороту дела (её сердце переполнено Ламехом, который относится к ней просто как к дочери…) вполне привыкла, так что это значительно на ней не отразилось. Цилла же напротив сначала побледнела, затем покраснела и сдавленно проговорила:
- Какая же я дура. Ну да, разумеется. Как будто в наше время кто-то женится по любви. Наивность какая!
- Нет же, - протянул Ламех. – Ты заешь, я могу с уверенностью сказать, что когда мы женились и после этого я любил тебя.
- Так что же случилось?.. – дрожащим голосом произнесла Цилла, отпивая чай. – Что изменилось? Ведь ничего… Почему… Почему же ты больше не любишь меня?..
Флегматично настроенная, в данный момент Хавива почувствовала, что у неё на душе кошки скребут, и прониклась жалостью к Цилле. Ламех никогда не любил её, Хавиву, так что для девушки отношение отца было вполне привычной вещью. В конце концов, её больше занимала собственная любовь. Но вот Цилла, будучи недавно, по мнению Хавивы, самой счастливой женщиной во Вселенной, вызывала жалость. Хавива осознавала, как же тяжело – иметь всё (то есть в понимании Хавивы – любовь Ламеха) и вдруг получить безразличие, просто ничего. Она подумала, что сама бы такого не перенесла.
- Изменилось моё отношение к тебе, - вполне логично ответил Ламех. – Знаешь, я даже не могу точно сказать, когда это началось.
- Когда ты стал ко мне охладевать? – уточнила Цилла.
- Да.
Цилла еле слышно подавила стон, вперившись помутневшим взглядом в пол. Она была бледна, и её губы подрагивали.
- Ненавижу тебя, - немного неожиданно для себя тихо сказала она Ламеху. – И хотя раньше никого никогда так не любила.
Цилла, всхлипнув, закрыла лицо руками и, опёршись локтями на стол, судя по звукам, начала плакать.
- Ну, что же ты… - Ламех обнял её, чувствуя себя до предела неловко и глупо, не в силах придумать, что бы ещё сказать.
- Отвали!.. – обиженно воскликнула Цилла, дёрнув плечами и вскочив из-за стола. Отбросив свой недоеденный бутерброд, она с всхлипами выбежала из кухни. По дома некоторое время раздавались её быстрые шаги.
Несмотря ни на что, Хавива отчего-то чувствовала свою вину. Она пыталась сама доказать себе, что совесть напрасно её изводит – ведь она же не отбивала Ламеха у Циллы, всё произошло само… Ламех испытания и своей совести также сводил на это великодушное «само». В конце концов, останься он Циллой, не чувствуя к ней любви было бы хуже и для него, и каким-нибудь образом для Циллы. Он бы попросту испортил ей большую часть жизнь браком без любви, браком с безразличием, ведь в таком случае Цилла вечно желала бы нежность с его стороны в ответ на свою, желала бы доказательств любви, которой нет, да ещё и недоумевала бы, с чего это её муженёк столь холоден и безразличен к ней, предпочитая общество Хавивы. Делить с Циллой имущество, постель, вещи, моменты, воспоминания, известность, знакомых, традиции, секреты – в целом, делить жизнь – нет, на такое Ламех был просто не в силах пойти. А в расставании всё встанет на свои места… По крайней мере, на это он надеялся. Ведь и Циллина любовь, скорее всего, не может быть вечной…
- А вот я всегда буду с тобой, - неожиданно Хавива прервала его цепь мыслей.
Он неспешно повернулся в её сторону. Девушка жевала сыр, барабаня пальцами по столу, тем самым выдавая своё волнения. При этом она краснела. Ламеху показалось это невероятно милым.
- Интересное кольцо…
- А, это, - Хавива с некой гордостью мельком взглянула на кольцо, про которое сказал Ламех, находившиеся на её безымянном пальце. Малюсенькая позолоченная гравюрка в виде карты Таро «Влюблённые». – Обожаю прикольные кольца, особенно с камнями. Только чёрт, с моим камнем, с хризопразом, у меня как раз-таки нет… Знаешь, я понимаю, что это наглость, но я бы хотела бы, чтобы когда ты сделал бы мне предложение…
- Да-да, - безразлично прервал её Ламех. – Порядочная наглость.
- Извини… - Хавива смущённо вжалась в стул и ещё больше покраснела.
Ламех, покончив с печеньем, пошёл прочь из кухни. Однако Хавива, нуждаясь в его обществе и оставшись одна, поспешила следом.
- Собираешься меня преследовать? – поинтересовался Ламех, почти достигнув своей и Циллиной комнаты.
- Да нет, - Хавива наиграно удивилась, но тут же поняла, что выглядит дурой и, встрепенувшись, добавила: - Ну, то есть типа того. Не совсем.
- Забавно…
Дверь осторожно, но резко захлопнулась перед её носом. Девушка, задумчиво постояв почти как статуя почти минуту, решила, что полезней в данном случае будет удалиться к себе и хотя бы заняться чем-то дельным. В итоге она, как обычно, неожиданно уснула.

Ламех застал Циллу плачущей, сидя у окна на кровати. С одной стороны, ему порядком надоели её истерики, но с другой стороны он хотел её утешить. В итоге, он нашёл оптимальным бездейственно сесть рядом.
Цилла прервалась от рыданий, чуть утёрла слёза и наградила мужа испепеляющим взглядом.
- Что тебе надо? – спросила она.
- А тебе? – выкрутился Ламех.
- Чтобы всё уладилось, - многозначительно произнесла женщина.
- То есть?
- Чтобы я перестала страдать.
- В таком случае, перестань страдать.
- Ха-ха, - мрачно произнесла Цилла, отворачиваясь. – А ты с юморком.
- В конце концов, не ты ли недавно уверяла меня в свой ненависти?
- Я, - согласилась Цилла. – Это так. Но… тебе не понять.
- Да уж куда мне!..
- Прошу, перестань язвить. Иди и выстёбывайся перед своим педофилическим половичком.
- Сама же и язвишь, - заметил Ламех. – Так что же не так, если ты меня не любишь, судя по твоим словам?
- Да не воспринимай ты всё так просто! – воскликнула Цилла. – Мне обидно, знаешь ли. Но теперь это совсем никакого значения не имеет.
- Что имеешь в виду, говоря «теперь»?
- Теперь, когда мы никто друг другу.
Воцарилась пауза, во время которой Цилла отчаянно пыталась бороться с потоком новых слёз, а Ламех пытался понять, нравится ему или нет эта какая-то новая пустота. Никто – хотя они и никогда и никого так не любили, как друг друга. Однако и такая любовь угасла, и это обоим казалось странным. Цилле было странно, обидно и больно, Ламеху – странно, пусто и неопределённо.
- Ты ведь… тоже меня не любишь? – прошептала Цилла.
- Да, я тебя не люблю, - ответил Ламех. – Ты знаешь, в отличии от тебя, не испытываю ненависти.
- Почему? – не зная, что и спросить, рассеяно поинтересовалась Цилла.
- Просто.… То, что у нас с тобой было – было лучшим в моей жизни, правда. Конечно, продолжать наши отношения нет никакого смысла. Всё уже не будет так, как раньше. Ты знаешь, я просто рад, что это было.
- И ты считаешь, что нам нужно развестись?..
- Да, ведь всем от этого будет лучше.
- Я согласна. Зачем быть в браке без любви?
- Пустое дело.
- Вот и я о том же, - Цилла почти успокоилась. – Послушай, тебе грустно от этого?
- Почему грустно? – немного удивился Ламех. – Мы ведь расстанемся по обоюдному желанию. Я не хочу представлять, чтобы я чувствовал, если бы ты бросала меня, а я всё ещё любил бы тебя.… Но у нас, к счастью, всё не так.
- Да, - неуверенно кивнула Цилла. – Мне, в общем-то, тоже.
- Нам стоит разойтись мирно, - высказался Ламех.
- Мы и так расходимся мирно, - заявила Цилла. – Что ты имеешь в виду?
- Да так, ничего.
И снова воцарилось молчание. Цилла пыталась угадать, что же имел Ламех в виду под этим многозначительным «ничего», Неужели он считает, что она, несмотря на всё своё холодное безразличие, способна не месть, на нисколько не мирный развод или что-то такое? Это сильно задевало её гордость. Ламех обдумывал дальнейшее развитие событий. Цилла вполне могла бы полюбить кого-то другого, если уж её сердце теперь свободно. По крайнеё мере, она не обречена на одиночество. Но по большей части Ламеху было всё равно на дальнейшую Циллину судьбу. Насчёт себя он примерно всё решил. Сношения с Хавивой, возможно, перерастающие в отношения с Хавивой. Он чувствовал, что подавлять в себе это желание – лишнее и бессмысленное дело. Ламех этого хотел, Хавива – тоже. Никаких проблем на этот раз не было.
- Давай обсудим официальную часть развода, - предложила Цилла, оторвав Ламеха от еле начавшихся мечтаний по поводу дочери в качестве девушки.
- Может… - начал он, но внезапно почувствовал острую боль в животе. – Минуту, погоди, я за таблеткой.
- Эм… что с тобой?
- Это похоже на мелкое отравление, - ответил Ламех и быстро вышел из комнаты.
Затем он выпил таблетку и вернулся в комнату.
- И что это? Давно? – допытывалась Цилла.
Ламеха удивила эта её заинтересованность в таком, можно сказать, пустяке.
- Да с того момента, как меня вырвало у Вишневских, - ответил он.
- И… тебя рвёт? И, как я поняла, болит живот?
Ламеха ещё больше насторожили её вопросы.
- Рвало с того момента ещё три раза. Два из них ночью. Живот болит чуть ли не каждые два-три часа. А что ты так этим интересуешься?
- Да не, просто, интересно, - смущённо замялась Цилла, потупив взгляд. – Уверен, что ничего серьёзного?
- Да-да, просто, видимо, я на свадьбе что-то не то съел или выпил. С каждым бывает. Всё в порядке.
Ламех поспешно вышел. Через некоторое время до Циллы донеслись звуки рвоты, слегка заглушаемые шумом включенной воды.
Она начала осознавать, что именно это было.
Дело было вовсе не в неправильном блюде или напитке. По крайней мере, не только в этом. Цилла отлично помнила один момент. Вчера, в день свадьбы Товы и Рона, перед приготовлением стола не она ли всыпала порошок на основе нитрита натрия в бокал Хавивы? Судя по всему, произошла ошибка, и из бокала, предназначающегося Хавиве, отпил Ламех.
Цилла понимала, что отравила собственного мужа. И почему-то этот факт её только радовал.

30
Последнее время Симха была словно сама не своя. Дело в том, что она не понимала своего отношения к Нааману. Сначала, как только она увидела его на свадьбе Рона и Товы, разговаривающего с компанией, она поняла, насколько сильна её тут же образовавшаяся симпатия к этому парню. Дело было не столько во внешности (необычайно яркие голубые глаза, каштановые волосы), не столько в подаче себя – спокойной, достойной и уверенной, а в том, чего Симха не могла объяснить, а лишь сваливала всё на «просто запал в голову». Но насколько же она ненавидела Наамана за его вторжение в кровать! Она даже мысли не могла допустить, чтобы спать хотя бы на расстоянии двух метров от мужчины, так что же говорить о совсем тесном сне?! Симха временами не хотела мириться со своей оплошностью, временами – мирилась. «Да что же со мной такое! – удивлялась девушка. – Настроение ведёт себя как американские горки!». Она была права, потому что помимо чувства вины и сменяющем вину чувства возмущения её обдавало то какой-то непонятной нежностью по отношению к Нааману, то желанием его убить – долго и мучительно. По-инквизиторски.
Ненадолго из этого мира странностей Симху вырвала официантка, принесшая коктейль и мороженое. Между прочим, сегодня был один из тех редчайших дней, когда Симха посещала кафе в одиночку. Принявшись за коктейль, она расслабилась – настолько он был вкусен. Неожиданно её сердце, быть может, пропустило один удар – к её столику подошёл Нааман. Симха продолжала по инерции  пить коктейль, исступлённо уставившись на Наамана.
- Привет, - улыбнулся тот.
В ответ на эту искреннюю улыбку Симха чуть было сама не превратилась в одну большую улыбку, но спохватилась, подумав: «Вот ещё! Улыбаться этому уроду?! Ну уж нет!», и тихо ответила:
- Привет.
- Я присяду, не против? – поинтересовался Нааман и, так и не дождавшись ответа, отодвинул стул и сел рядом с Симхой.
- Можно меню? – Нааман еле успел остановить мчащуюся по периметру помещения официантку. С некоторой нервозностью она ответила:
- Секундочку.
И затем принесла пухлую синюю книжку.
- Что ты будешь? – поинтересовался у Симхи Нааман, перелистывая меню.
Симха с небольшим удовлетворением почему-то отметила его щедрость, но тут вспомнила о своём заказе:
- Эй, - она тыкнула пальцем в мороженое и коктейль. – У меня же вот…
- Да ладно-ладно, - отмахнулся Нааман. – Я всего  лишь хочу тебя угостить, не парься ты так.
Симха решила, что сейчас, наверно краснеет, и неожиданно для себя самой вспыхнула:
- Ничего я не парюсь! Я мне вовсе не надо, чтобы ты за меня платил!  Вот, видишь, сижу я сытая и довольная на свои деньги, что ты пристал! То сегодня пристал, то вчера!..
- Да что ты так разоралась?! На нас уже все люди пялятся! – возмутился Нааман.
- Ну вот и пускай видят, какой ты урод! – огрызнулась Симха.
- Успокойся, - пытаясь не огрызнуться в ответ, произнёс Нааман. – На, - он протянул девушке мангу. – Ты забыла.
- О, фу, ты лапаешь мои вещи, - наигранно-брезгливо скривилась Симха. На самом же деле она пыталась подавить в себе желание расцеловать Наамана, которого, кстати говоря, позабавил её ответ.
- Так что я не извращенец, а приличный человек, раз лапаю только вещи, - с усмешкой заключил парень.
- Ещё чего не хватало! – Симха почувствовала, что обязана сменить тему. – Давай закажем пиццу. И… ну, я бы хотела ещё один коктейль, только банановый.
Закончив выбор и получив заказ, оба принялись есть, при этом чувствуя неловкость из-за молчания. Нааман заговорил первым:
- Слушай, ты читала все части «Обречённых»?
Как вы, наверно, догадались, он имел ввиду ту мангу, третью часть которой вернул Симхе.
- Да, - Симху слегка удивил вопрос. Она с гордостью добавила: - И смотрела… А что?
- Да просто. Я тоже.
Нааману показалось, что он сказал это, как какой-то дурак, однако Симха восторженно уставилась на него двумя серыми планетами (больше, чем глазами, определённо), забыв об извечном подавлении симпатии и прочей ерунде.
- Да ну?!
- А что в этом удивительного?
- Ты единственный мой знакомый, который читал и смотрел «Отверженных», - это слова произвели должное впечатление. – Обычно никто дальше девятой серии не смотрел.
- Ну и придурки, - фыркнул Нааман. – Обожаю как и аниме, так и мангу.
- И я, - с жаром поддержала его Симха, внезапно вспомнив о еде и куснув пиццу. – Шестнадцатая серия – самый угар…
- О да, - громко отозвался Нааман, отпив коктейль. – Только не помню, там Юкори или Жиходи…
- …Юкори…
- Да, точно, Юкори…
- Молодец вообще…
- Ну да, где ему ещё трусы сушить!?.
Неожиданно оба анимешника разразились громким хохотом по только им известной причине. Другим людям, конечно же, не взбрело в голову, что же такоо мог учудить какой-то там Юкори, и они лишь искоса и не слишком дружелюбно подглядывали на Симху и Наамана.
- Юкори-сан, наш милый друг… - неожиданно напела Симха.
- …Тупой чурбан… - поддержал её Нааман.
- В душе – индюк! – с громким хохотом они завершили так запомнившуюся обоим песенку.
Какая-та рядом сидящая старушенция сокрушённо помотала головой и прошипела что-то про «современную молодёжь» и про своё время. В остальном же у едящих здесь были дела интереснее прослушивания упоротой композиции.
Несомненно, общий язык был найден. Ещё довольно-таки долгое время Нааман и Симха обсуждали общие интересы так, словно разногласия не было и в помине. Оказалось, что помимо интереса к аниме и мангам, они слушают похожую музыку и оба в некоторой степени имеют отношение к спорту.
Оба остались заинтересованы друг другом. В один момент, машинально глянув на циферблат и так и не осознав количество времени, Симха продолжила слушать рассказ Наамана про институт, в котором он учился. В ту же секунду она осознала свою невнимательность, обратила взор на стрелки и цифры вновь, и поняла, что опаздывает.
- Извиняюсь, - перебила она Наамана. – Но мне пора. – Симха встала, стряхнула с одежды крошки пиццы и, взглянув на парня, продолжила: - Я обещала посидеть с племянником, он мелкий, и не может сегодня остаться дома один.
Нааман понимающе кивнул.
- Я заплачу, не беспокойся.
Несмотря на то, что Симха была уверена, что из мужчины и женщины должен платить мужчина, она испытала некоторое смущение. Но её принципиальность и долгие дни в ожидании новых денег решили своё, и Симха, улыбнувшись, ответила:
- Очень мило, спасибо.
- Пожалуйста, - ответил Нааман. Ему становилось грустновато, в то время как Симха всё ещё отряхивалась, оглядела беглым взглядом стол, наклонилась завязать развязавшийся на кроссовке шнурок. Нааман невольно отметил, насколько соблазнительно приопустилась её просторная футболка, а также изящество быстрых движений пальцев.
Симха выпрямилась, и просто и открыто улыбнулась. Нааман тоже улыбнулся ей в ответ. Симхе попросту не хотелось уходить – от части из-за тупорылого племянника, смысл жизни которого состоял в наполнении любого помещения отходами собственной жизнедеятельности, отчасти из-за столь милого нового друга (друга ли?).
- Надеюсь, ещё когда-нибудь увидимся, - озвучил одну из её мыслей Нааман.
- И я тоже надеюсь, - искренне призналась Симха, не зная, что и добавить.
- Надо бы, - ответил Нааман. – У тебя есть завтра дела?
У Симхи перехватило дыхание от такой прямоты. Она решила, что, возможно, краснеет. «Это же не свидание? – запаниковала девушка, забегав взглядом по полу. – Или свидание? Боже мой, что же мне сказать?! Я стесняюсь! Я стесняюсь этого урода! Ну, зачем, зачем она спрашивает это у меня?! Да ещё и так выжидательно смотрит! Что же я должна ответить?!
Она нервно улыбнулась, моля время остановиться хоть на чуть-чуть. Везёт же остальным людям, окружающим сейчас их в данный момент – разговаривают, едят, смеются, а она вынуждена так нервничать.
- Нет, - слабо выдавила из себя Симха.
- А? – переспросил Нааман.
Симха совсем растерялась. В лучшем случае, Нааман просто не расслышал – учитывая, как она это сказала – неудивительно. В худшем – он не ожидал этого, и сейчас что-то случится.
- Я не смогу завтра никуда пойти, - твёрдо сказала Симха, оставшись довольна собой. Но что-то всё же не давало ей полного покоя.
- Что ж, ясно, - ответил Нааман. – Как насчёт послезавтра?
Симха подумала, что будет глупым, если она откажется и в этот раз. Не может же она производить впечатление недоступной монашки!
Девушка уже раскрыла рот, дабы произнести слова согласия, но что-то её остановило, и она безропотно вместо благосклонного: «Послезавтра я свободна» выпалила сухо:
- Я и послезавтра не могу.
И тут же испугалась и прикусила язык, да так и осталась стоять, во все глаза таращась на Наамана и боясь, что же он ответит.
- Ясно, - несколько разочарованно протянул тот. – Знаешь, вот если…
- Из-звини, но, тут, короче, мне пора, так что пока! – скороговоркой выпалила девушка, не дав ему договорить, и помчалась прочь из кафе.
Оставшись один, Нааман некоторое короткое время растерянно постоял. Затем, оплатив счёт, он пошёл к себе домой, при этом укоряя себя по дороге.
«Видимо, я придурок, - решил Нааман. – Сначала выставил себя извращенцем. Нет, чтобы остановиться. Так нет, я принимаюсь что-то городить про «завтра-послезавтра»! Что же может означать желание увидеться просто так, ни с того ни с сего, без причины, предложение парня девушке? Да ничего другого,  кроме навязчивого интереса. В лучшем случае. Всё равно что сказать: «Давай завтра поебёмся». А я беру и порчу себе жизнь. Ведь мы можем больше никогда не увидеться…».
От этих мыслей Нааману стало ещё более мерзко. Больше никогда не увидеть самое красивое существо на планете, самое изящное, интересное ему, с замечательным характером (что Нааман уже успел понять) – Симху – так вот, больше не увидеться с ней – это уже слишком.
Однако сама Симха корила себя за свою, как она считала, «наитупейшую тупость», больше. Корила себя и по дороге к дому сестры, и когда пыталась расслабиться, слушая музыку и приглядывая на пачкающего свою обитель племянника, и когда возвращалась к себе, когда готовилась ко сну, и когда, лёжа в постели, пыталась сосредоточиться на задаче уснуть скорее больше, чем на задаче размышлений, касающихся, определённо, самого милого и близкого ей создания. Наамана.

31
А на следующий день белая полоса в жизни Товы и Рона, в отличии от некоторых других знакомых нам персонажей, продлилась.
Това проснулась. С трудом разлепив веки, так желавшие продолжить сон, она нащупала мобильный телефон и осведомилась, который же на дворе час. Судя по всему, была ночь.   
Товино предположение не совсем подтвердилось – дисплей гласил: «05:06».
Рядом с Товой спал крепким сном Рон, замысловато переплетшись в одеяле, как будто ему было холодно. Холодно – летом, да ещё и после их необычайно горячей ночи…. Бывает же.
Где-то примерно в прихожей или гостиной раздался какой-то шум – не то чтобы шум, но в пять утра это вполне можно было назвать шумом. Това поняла, что это и была причина её незапланированного пробуждения, и это её возмутило. Какой же нормальный человек будет вставать в пять утра?! Разве что военные, у которых тревога. Ну, или Хавива, которая собирается в школу словно в замедленной съёмке. Поэтому-то и вставала в пять утра, чем часто бесила своих родителей, в особенности, если умудрялась разнести на ходу полдома.
Това откинулась на спину в попытках уснуть. Не тут-то было – слышалась активная беседа, стук, шорохи, смех и прочее. Создавалось впечатление, что там минимум все гости, бывшие на Роновой и Товиной свадьбе.
Това поняла, что уж точно не сможет уснуть. Она решительно вскочила и направилась на шум.
Какого же было удивление девушки, когда вместо цирковой работающей труппы, объединившейся с блэк-металистами, она обнаружила странноватую картину.
В прихожей горел свет. Большую часть комнаты занимало несколько чемоданов. Сарай, взволнованная, лохматая и в своём старом дерьме, именуемом «ночная рубашка», таскала какие-то набитые доверху мешки, сумки и авоськи. Эстер, чуть менее взволнованная и растрёпанная, но также в дерьме, запихивала какую-то шубу в пакет. Безуспешно запихивала.
Това уставилась на них и застыла.
- Эстер, - начала подошедшая Сарай, держа в руках авоськи и глядя на Эстер, борющуюся с шубой. Тут взгляд карги переметнулся на Тову.
Това немного испугалась, потому как думала, что Сарай тут же начнёт истерить. Но, к её великому удивлению, Сарай осталась спокойной к её появлению, лишь буркнув:
- Доброе утро.
Несомненно, она переменилась.
Эстер также посмотрела на Тову, но ничего не сказала.
- Доброе, - нейтрально промолвила Това в ответ. – А… что здесь происходит?
Паузу заполнил скрип половиц. В прихожей теперь объявился и Рон.
- Я уезжаю, - эпично промолвила Эстер, наконец запихав шубу в мешок.
Эта новость удивила Тову и Рона. Жизнь без Эстер была бы непривычна, но, безусловно, хороша. Однако, в последнее время, как вы уже знаете, Сарай и Эстер совсем не предавали значения сведения Рона и Эстер. Ведь какое может быть сведения, если Рон женат? Тут скорее действовала поговорка: «Меньше народу – больше кислороду».
- И куда? – поинтересовалась Това.
- Почему? – спросил Рон.
- Уезжаю, чтобы не мешаться, - скромно призналась Эстер. – Вы же теперь пара…
- Эстер! – воскликнула Сарай. – Что ты говоришь?!
Това и Рон смущённо переглянулись.
- Ты не мешаешься, - сказала Това. Ей неожиданно стало жаль Эстер. В конце концов, все перепалки Това и Рона против Сарай и Эстер начались в основном с Сарай, то есть с самого заинтересованного лица в сведении Эстер с Роном.
- Я же вижу, - тихо произнесла Эстер, глядя в пол. – Я же вижу, что мешаюсь.
- Мешалась, - произнёс Рон, акцентирую внимание на прошедшем времени. – Раньше, но не сейчас.
- Сейчас другое, - уклончиво ответила Эстер. – Да, теперь всё закончилось… - по её лицо пробежала тень. Видно было, что Эстер мешает присутствие Сарай. Но она продолжила: - В любом случае я уверена, что молодая пара должна жить сама по себе, без лишних людей.
Она совсем смутилась, так как поняла, что тем самым намекнула Сарай, что и её присутствие нежелательно.
-  А куда ты поедешь? – спросил Рон, желая заполнить неловкую паузу.
- Мой дом далеко отсюда, - сообщила Эстер. – Поэтому я решила, что сначала погостюю чуть-чуть у подруги.
- У Тамары, наверно, да? – участливо поинтересовалась Сарай.
Эстер сморщилась, как будто Тамара была не её подругой, а куском дерьма, и помотала головой.
- Нет-нет! У Голды Леейч.
- Знакомая фамилия, - заметила Сарай.
- Что-то я заболталась, - сообщила Эстер, пытаясь взять в руки сразу все пожитки. Как ни странно, ей это удалось.
- Я провожу тебя, хорошо? – поинтересовалась у Эстер Сарай.
- Если вас не затруднит… - привычным занудным тоном начала Эстер.
- Нет-нет, - заверила её Сарай.
- Пока, Эстер, - попрощалась Това.
- Пока, - подхватил Рон.
- Пока, ребята, - неожиданно проговорила Эстер и… впервые улыбнулась им.
- Меня не ждите, идите спать, вам же, вроде, рано вставать, - пробубнила Сарай, возясь с ключом.
- Да, ляжем-ляжем, - заверил мать Рон и закрыл за ней дверь.
С отбытием Сарай и Эстер и Това и Рон почувствовали необъяснимо облегчение. Некоторое время они молчали.
- Как ты думаешь, Эстер и правда уехала чтобы не мешать нам? – поинтересовалась Това у Рона.
- Почему бы и нет, - он пожал плечами. – Какие ещё могут быть причины?
- Да кто знает…
У Товы на языке вертелось изложение надежды, что и Сарай покинет их с Роном дом, но она не захотела этого говорить. Хотя Рон далеко не испытывал нежных чувств к Сарай, как-никак она была его матерью.
- Ещё рано, может, мы успеем выспаться? – сказала Това вместо этого.
- Ага, - кивнул Рон. – Пошли.
Их приятно и уютно встретила постель и лёгкий летний ветерок, ощущаемый из открытого окна.
Това и Рон улеглись, повернувшись друг к другу.
- Мне не особо хочется спать, - подумав, сказала Това.
- Да и мне, - признался Рон.
Несмотря на это, он с каким-то отстранённым видом полузакрыл глаза. Некоторое время они молчали.
- О чём ты думаешь? – поинтересовалась Това.
- Я вспоминаю, как мы решали насчёт медового месяца, - ответил Рон. – Надо бы хоть что-то из этих планов воплотить.
- Да, дурацко никуда не поехать, - с радостью поддержала его Това.
- Как насчёт острова Санта-Каталина? – выпалил Рон.
Това замерла. Ей показалось, что всё внутри невесомо перекувырнулась, однако она взяла себя в руки.
- Что? – быстро и настороженно спросил Рон, внимательно смотря Тове в глаза. – Нормальная ведь мысль.
- Как здорово, что ты помнишь! – полным благодарности голосом, улыбнувшись, сказала Това. – Надо же, я ведь только мельком упоминала… А в основном просто: «Испания, Испания…»…
- С чего бы это мне не помнить? – весело заметил Рон.
- А ты? – выдержав паузу, спросила Това. – Ты хотел бы провести наш медовый месяц на Санта-Каталине?
- Я даже не знаю места получше! – воскликнул Рон.
Това рассмеялась:
- Ну да, ты там был, ты всё видел!
- Видел что?
- Крепость Монте Ачо… Стены Беримеринов… Музей Порта Сеуты… - медленно, силясь вспомнить, перечисляла Това. – Да мало ли там чего…
Заметив удивлённый взгляд Рона, она добавила:
- А ты думал! Я кое-что прочитала про остров Санта-Каталина. Для такой небольшой местности там много всякой всячины…
- Которая не будет меня совсем интересовать, ведь ты будешь со мной… - закончил Рон.
Разговор резко оборвался, начав принимать другой оборот. Все дела, включая и Санта-Каталину, отошли на второй план.
Това резко почувствовала, как Рон взял её за руку. От этого, казалось бы, пустяка, ей стало гораздо теплее, появилась лёгкая дрожь и ощущение, которое человек с маленьким эмоциональным диапазоном сравнил бы с чувством во время американских горок. Това с наслаждением замерла, вглядываясь в лицо Рона – на нём читалось возбуждение, и это было взаимно. Медленным темпом Рон переместил обе руки на Товину грудь – та вздымалась от частого и глубокого дыхания.
- Рони… - только и выпалила Това, она разрывалась от переизбытка чувств.
- Товочка, милая… Дорогая, как же я люблю тебя!
Невозможно было определить, кто же начал первый; кто приблизил свои губы раньше, получив ответ – не менее пылкий, страстный и при этом полный нежности; и кто, в конце концов, вынужден был оторваться и прервать этот поцелуй, разгорячивший тела обоих.
- Рони, родной, и всё-таки, я люблю тебя больше! – воскликнула Това.
- Надеюсь, мы будем делать что-то поинтереснее спора, - с усмешкой высказался Рон.
- Ммм… - протянула Това, изображая раздумье, однако, её губы сложились в непроизвольную улыбку, глаза блестели от нетерпения, а щёки слегка покраснели. – Пожалуй.
Далее их мысли совершенно блуждали. Они, не сговариваясь, помогали друг другу освободиться от одежды, так некстати  стесняющей движения и противно душной. На некоторое время их быстрые движения, подгоняемые подступающей страстью, чуть замедлились, когда Рон, вдохнув аромат Товиных духов (привычное, но всегда по-разному чарующее сочетание жасмина и орхидеи), чувственно поцеловал жену в правый уголок шеи. Этот маленький момент оставил своё последствие – в виде набухших от возбуждения Товиных грудей. Рон без промедления ощутил это, так как его руки расточали всяческие ласки. Това, почувствовав приятную нехватку в лёгких воздуха и жар, запрокинула голову, слегка выгнулась, и затем последовал ещё один её стон – на более высоких тонах. Рона с восхищением некоторое время созерцал её красоту – растрепавшиеся тёмные волосы, разгорячённое изящное тело, блаженно закрытые глаза, окаймлённые длинными и густыми ресницами и только ей, Тове, свойственную улыбку уже начало освещать еле-еле встающее солнце. Член Рона стремился ввысь.
В круговороте эмоций у Товы мелькнуло опасение, что когда-нибудь Сарай вернётся. В конце концов, начинался рассвет. Впрочем это опасение тут же растаяло.
Она распахнула глаза и дерзко взглянула на Рона. Её взгляд был требовательным и красноречивым. Вначале Рон нежно провёл по её плечам, удовлетворённо ощущая кончиками пальцем россыпи мурашек – словно россыпи звёзд, затем Това расслабленно откинулась на спину. Она не могла не расплыться в кокетливой улыбке в ответ на взгляд Рона – его голубые светились азартом. Товина рука почувствовала его плечи, а затем тяжело вздымающуюся грудь. В следующие секунды его горячее и быстрое дыхание наполнило её слух, а, в свою очередь, пенис заполнил вагину. Это произошло словно само по себе, однако сразу же вызвало приятную эйфорию как со стороны Рона, так и со стороны Товы. Това настолько растворилась в наслаждении, что её глаза непроизвольно закрылись, открывшись сразу же после первой фрикции. Она как заворожённая глядела на Рона. Его волосы растрепались, казалось, как только могли, глаза были полузакрыты, рот же наоборот – приоткрыт. Его чувственные губы в этот момент словно напрашивались на поцелуй. Рон, словно предугадывая Товины мысли, вначале посмотрел на неё – Това не смогла угадать его эмоции – и затем, когда Рон склонился над ней, успела прошептать, кое-как совладав с дыханием и то и дело норовящими появиться стонами: «Так… приятно», прежде чем почувствовала восхитительную тяжесть настойчивых губ Рона. Однако всё же больше и Рона и Тову заботило несколько другое – контакт не их губ, а их половых органов.
Возбуждение нарастало всё и больше и больше с каждой фрикцией, в конце концов выплеснувшись наружу в виде семяизвержения Рона и сильнейшей дрожи и жара Товы пониже живота. Разумеется, это случилось нескоро; Това и Рон при этом кончили приблизительно в одно и то же время.
Некоторое время спустя, после соития, Това и Рон наслаждались последним часом отдыха. Скоро им предстояло собираться на пары – вначале Рону, чуть попозже – Тове, а пока же наслаждались обществом и объятиями друг друга.



32
Ночь следующих суток в семье Бескиеров начиналась с неприятного вечера, а именно со ссоры Ламеха и Циллы. Казалось бы, у них не было больше поводов для ссор с исчезновением чувств друг к другу. Однако на этот раз решающую роль сыграли материальные дела, то есть вопрос о том, кому и что должно достаться после развода. Единственное, что безоговорочно принадлежало Ламеху, единственное, чего бы Цилла сама бы для себя ни за что не стала бы добиваться, единственное, что ей и даром не нужно было, была Хавива, которая, разумеется, желала остаться с Ламехом. Насчёт неё вопрос даже не обсуждался – Ламех был также, конечно, за проживание и содержание (и прочее тому подобное) Хавивы своими силами. Цилле было глубоко наплевать на личную жизнь Ламеха и на то, будет ли эта личная жизнь связана с Хавивой. Гораздо больше её занимал вопрос о жилье и вещах. Большую часть всего этого она различными доказательствами пыталась присвоить имущество. Против чего-то Ламех возражал, с чем-то был согласен.
- …Не я ли в основном содержала этот дом и оплачивала налоги?! – как-то принялась возмущаться Цилла за ужином, точнее, за поздним ужином, гневно наливая себе чай.
- А то, что по документам этот дом принадлежит мне, то, что он записан только на моё имя, ну, потом ещё будет и на имя Хавивы, тебя не смущает?! – ответным тоном поинтересовался Ламех, столь же неистово намазывая тост шоколадным маслом.
- Замечательно! – притворно-эффектно воскликнула Цилла, возводя глаза к потолку. – И что же мне причитается?! То есть для тебя не имеет никакого значения то, что мы столько лет были вместе, то, как сильно любили друг друга… да и этот неудачный год неудачной семейной жизни!
- Неудачной… Хоть в чём-то ты права, - ухмыльнулся Ламех. – Ты знаешь, всё будет разделено, конечно, при суде, но сейчас речь о квартире. О моей квартире…
- Не начинай! – полуистерично воскликнула Цилла. – Должна же быть какая-то справедливость!
- Кажется, кто-то хотел мирного развода, - подчёркнуто отстранённо пробубнил Ламех.
- Заметно, что не ты, - отрезала Цилла, отрезав при этом себе кусок халвы.
- Мне уже стало абсолютно без разницы, как и при каких условиях мы разведёмся! – вспылил Ламех. – Плевать, как и где ты будешь потом жить, потому что уж точно одно ясно: мы навсегда прервём любые связи меду друг другом! Ты хоть в состоянии понять, что я тупо и просто хочу всего лишь две вещи: во-первых, чтобы всё имущество было разделено по документам, так, как надо, чтобы каждому достались только его вещи, не больше, не меньше, во-вторых, чтобы Хавива осталась со мной. Всё!
- Поверь, я хочу того же, - Цилла испустила нервный смешок, съела кусок халвы, отхлебнула чаю и рассерженно-обиженным взглядом уставилась на Ламеха. – Именно поэтому эта квартира принадлежит мне. И я не намерена по сто раз напоминать, что квартплату платила в основном только я, что я содержала твою поганую хату!
- То есть мои слова ты не умеешь воспринимать!.. Не кажется ли тебе, что нотариус объяснит суть дела лучше, что у него-то удастся донести до тебя информацию, что это моя квартира, чёрт подери, хотя бы тыкнув в нос бумажкой?! Ты знаешь, как щенку, который нагадил, где не положено!
Цилла показалось это унизительным. Она покраснела и вскочила со стула, разлив весь довольно-таки горячий чай на себя и покраснев от этого ещё больше.
- Я и так угробила на тебя огромную часть своей жизни! Чёрт подери, где был мой разум, когда у меня кучи и кучи предложений встречаться?! Да я угробила на тебя все свои нервы, всё своё время! Да что я только от тебя не выслушивала и не терпела! И, как бы банально это ни звучало, стирала-готовила-убирала! – (Она так и выпалила это на одном дыхании). – Когда же у тебя были турне – таскалась с тобой куда бы то ни было, ошиваясь в этих вонючих гостиницах вонючих стран! Или твои вечные ошивания с вечными дружками или… - Она набрала в рот побольше воздуха, внутри у неё всё кипело. Цилла попросту утомлённо опустилась на стул. Промолчав, она продолжила, глядя куда-то невидящим взглядом. – Видите ли, я любила тебя.
- Не новость, - выдавил из себя Ламех, доев тост.
- И всё, что я получаю, это чуток мусора и твоё огромное понимание и участие, - язвительно проговорила Цилла.
- Однако мы оба были за наш брак! – воскликнул Ламех. – Что тебя может не устраивать?! И если уж что-то и было не так в нашей совместной жизни,,. то нормально объяснить – не судьба?!
- Не так?! О, нет! Всё было чудесно! За исключением того, что ты обращался со мной хуже, чем с какой-нибудь вещью, трахал и, видимо, трахаешь нашу дочь, что ты был и есть последний кретин! А так всё было великолепно!
- Эй!
Ламех и Цилла, до этого словно бы прожигающими насквозь взглядами неистово уставившиеся друг на друга, разом быстро повернули головы направо, к двери на кухню.
В дверях, переминаясь с ноги на ногу, стояла Хавива. Она была растрёпанной, с пятном грязи на джинсах и, видимо, усталая.
- Не ругайтесь! – нервно воскликнула она. – Лами. как ты себя чувствуешь?
- Всё относительно нормально, если можно так выразиться, - многозначительно ответил Ламех таким тоном, что резко выделялась разница, с какой он только что ссорился с Циллой и разговаривает с Хавивой – он был рад её возвращению. -  Ну что, как алгебра?
- Ну… - Хавива замялась и принялась внимательно изучать свои крипперы. Речь шла о том, что ей полагалось раз в неделю ходить к репетитору дабы впоследствии не завалить экзамены, риск завалить которые был у неё невероятно велик – отчасти из-за канувших в лету школьных годов (а были ли они?). отчасти из-за недалёких умственных способностей. – Нормально…
Она быстрым шагом подошла к столу и впихнула Ламеху какой-то пузырёк со светло-зелёной жидкостью.
- Попей, пожалуйста. Я ходила к Тове, просила у неё… И короче, она мне дала настой от отравления.
Хавива порылась в карманах джинсов и извлекла оттуда смятую бумажку и водрузила её на стол. Затем пояснила:
- Здесь написано как и когда принимать… Если интересно, что в составе, то я не особо помню, ну, вроде бы полынь, шиповник, тысячелистник... И ещё куча всего…
- Прёт коньяком, - заметил Ламех, отвинтив крышку и нюхая.
- То есть ты вместо алгебры попёрлась ни за что ни про что к Тове? То есть поехала? – рассерженно поинтересовалась у дочери Цилла.
- Я ходила к Тове вместо алгебры, - спокойно и сдержанно ответила Хавива. – Деньги на автобус я потеряла, поэтому да, пешком. Но не ни за что ни про что. – Она пододвинула табуретку и села вплотную к Ламеху. – Только ты пей настой, он поможет, Това же делала. Душенька, я так волнуюсь за тебя! И настаиваю, чтобы ты уже обратился к врачу.
- Мне же не стало хуже, - возразил Ламех.
- Но надо что-то же делать, - Хавива судорожно вздохнула.
- Ты знаешь, я просто съел что-то не то… - начал было Ламех, но Хавива вставила:
- По-любому, с тобой что-то не то.
Ламеха трогала и умиляла её забота, однако при этом казалась совершенно излишней и глупой. Он ответил:
- Не со мной что-то не то, а с тобой что-то не то, если ты, в то время, как тебе положено спокойненько решать всякие задачи и примеры, топаешь на другой конец Иерусалима за бессмысленной зелёной жижей в пузырьке.
Хавива прикусила губу – ту её часть, что была проколота – и уставилась в пол. Затем её глаза заблестели, и она сделала вид, будто её жутко заинтересовали собственные ногти. Заметив сию странную комбинацию, Ламех поспешно произнёс:
- Нет, то есть, наверно не бессмысленную. Спасибо, мне приятна твоя заботы…
Хавива неожиданно обняла Ламеха. Смущённо обняв её в ответ, он договорил:
- Просто в следующий раз не поступай так… - он пытался подобрать слово, - безрассудно.
- Хорошо-хорошо, - закивала Хавива, при этом не поняв смысл его слов. – Я даже могу сейчас решить что-то из этой грёбаной алгебры, чтобы быть уж совсем хорошей, решить?
- Ну… - Ламех фыркнул.
- В общем ладно, я вас покидаю, - подытожила Хавива. Затем, чмокнув Ламеха, она направилась в свою комнату.


Несколько часов прошли вполне себе обычно, ничего особенного не происходило. Ламех и Цилла не очень-то много обсуждали квартирный вопрос, так вскоре Цилла предстояло делать для «Пурпура» новые фотографии – видимо, это скоро должно было войти в привычку, так как в «Пурпуре» заметили её работы. Через некоторое время дом покинул и Ламех: ему позвонил Зелиг с оповещением: «Помнишь, ты ещё один текст про утопию месяц назад писал? Я тут такой сольник придумал, видимо, он как раз туда подойдёт!.. Придёшь - может, что-то ещё доделаем». Хавива же осталась дома, из тех соображений, что завались она к Зелигу вместе с Ламехом, то будет, вероятность, что она раньше времени узнает кусок одной из, может быть, грядущих песен, и ей это казалось нечестным. Гораздо честнее было чтение.
Первым вернулся домой Ламех, Цилла же не всё не подходила. Постепенно наступило время спать. Ни Ламех, ни Хавива не предавали задержке Циллы никакого значения – в конце концов, взрослый человек, сама вправе решать, куда ей отправиться. Ламех предположил, что она всего-навсего пользуется свободой из-за отсутствия отношений в чьих-нибудь объятиях. Хавива с радостью про себя отметила, с каким безразличием он говорит об этом.

33
В середине ночи Ламех проснулся от какого-то грохота. Шум был такой, словно началась война. Затем послышалось сдавленное ругательство. Сев на кровати и всмотревшись в темноту, Ламех обнаружил Хавиву и разбросанные вещи на полу – вазу, когда-то наполненную цветами и расколотую на несколько кусочков, ещё более разбитую тарелку с выпавшими оттуда фруктами, пульт от телевизора, книжку, телевизионную программу и ещё что-то. Хавива при этом пыталась балансировать на одной ноге, схватившись за другую и исправно сохраняя на лице одновременно смущение и раздражение.
- Пардон, я случайно врезалась в стол, я сейчас всё приберу… - сказала она, наклоняясь к вещам.
- Не убирай! – поспешно воскликнул Ламех.
Хавива выпрямилась и недоумённо уставилась на него.
- Почему?
- Там, как я понимаю, осколки, и в темноте легко порезаться.
Хавиву тронуло это небольшое опасение.
Ламех аккуратно и по краю комнаты дошёл до выключателя и включил свет.
Погром при свете был хуже, чем представлялось Ламеху.
- Да я уберу-уберу, - второй раз заявила Хавива, видимо, заметив его удивление.
- Я тебе помогу, - отозвался Ламех.
Обувшись и вооружившись вениками, совком и пылесосом, они привели всё в порядок.
В то время как Ламех накрывался одеялом, погасив свет, Хавива нелепо топталась рядом. Решив ради интереса подождать с вопросом, что же она не идёт к себе, Ламех задал другой вопрос:
- И как же тебя так угораздило?
То ли хмыкнув, то ли хихикнув, то ли подавившись, Хавива ответила:
- Иду я такая к тебе, и тут вдруг у меня закружилась голова.
- Что ж, бывает. Особенно с тобой. Тебе что-то понадобилось?
Хавива некоторое время молчала, мысленно формулируя ответ. Наконец, с решением произвести впечатление, она будничным тоном произнесла:
- Нет. А тебе?
Ламех опешил от столь нелогичного ответа, протянув:
- Ну…
- Не возражаешь, если сегодня я посплю с тобой? – выпалила Хавива, сама слегка недоумевая, как это она так сказала. Не дождавшись ответа, она присела на кровать, изо всех сил скрывая волнение, и стянула с себя просторную рубашку в розочки, оставшись в нижнем белье. Затем она сняла очки, положив их на тумбочку. Глядя несколько секунд на её не слишком прикрытую частичную наготу, до тех пор пока её не скрыло одеяло, Ламех вдруг удивился тому, что переспали они всего лишь раз. И, самое нелогичное, тогда, когда Хавива его нисколько его не интересовала. Разве только забавляла. Сейчас же всё было по-другому. Хавива, такая внезапная, милая, сексуальная и всегда готовая принести невероятное множество удовольствий, была в буквальном смысле под боком, при этом минимально одетая. Однако на этот раз Ламех лишь чувствовал её тяжёлое дыхание.
Но в следующую секунду Хавива повернулась к нему и обняла. Её глаза блестели из-под опушенных ресниц, на губах блуждала мечтательная улыбка и она была сонной. Ламех обнял её в ответ, ощутив не столько возбуждение, сколько странное желание убаюкать её. Хавива, закрыв глаза, приткнулась к нему вплотную и некоторое время не шевелилась. Ламех решил, что она заснула. Лишь её мягкая грудь вздымалась от спокойного дыхания.
Ламех переменил положение рук на более удобное, тут же ощутив, насколько более выпирающими стали Хавивины лопатки, да и вся она сама словно стала гораздо легче. Ламех был далеко неоднозначного мнения насчёт её извечного стремления похудеть.
Он не знал, сколько прошло времени с того момента, как Хавива уснула. Да и уснула ли? Несмотря на всё правдоподобие ситуации, Ламеху вспомнилось то, что после их первой ночи Хавива заявила, что не смогла уснуть... «Но сейчас-то мы именно просто спим вместе», - подумал Ламех. Ему вдруг представилось, что когда они будут встречаться, а затем когда будут в браке, Хавива никогда не будет засыпать после секса ни на час. Это было бы безумие.
Или это было лишь в первый раз? Единственный способ проверить, всегда или нет Хавива не спит после секса, казался Ламеху невероятно заманчивым.
Слегка поразмыслив, Ламех придвинулся к ней ближе, пытаясь не разбудить раньше времени. Ламех неожиданно ощутил своими ногами её ноги. Хавивина мерно вздымающая грудь упёрлась в него. Ламех почувствовал желание сбросить одеяло и поскорее овладеть телом Хавивы, уже представляя её удивлённые и восторженные стоны и извечный, только ей свойственный определённый визг, который, к слову сказать, в определённых ситуациях бесил его, однако вместо этого пока что лишь прижался губами к её полуоткрытому очаровательному рту. От неё невинно, и при этом невероятно чувственно впервые несло апельсиновой карамелью.
- А? – сонная и непонимающая, Хавива откинулась и, заплетаясь в звуках, добавила: - Что?.. Чего?.. А!
Ламех невольно улыбнулся. Такая непосредственность одновременно и умиляла, и забавляла его.
Заметив это, Хавива смутилась и почувствовала себя глупо. Она не могла понять, на самом ли деле Ламех только что поцеловал её, или это был очень реальный сон.
- Ты поцеловал меня, или это был сон? – напрямую спросила она, изо всех сил надеясь, что всё-таки это не был сон.
- Я поцеловал тебя.… По крайней мере, до того момента, когда ты отдвинулась.
Хавива попыталась понять, упрёк ли это.
- Ты почему-то стал относиться ко мне по-другому. – вдруг проговорила она с нежностью в голосе.
- Что ты имеешь в виду? – Ламех на самом деле не понимал, о чём она говорила.
- Как будто бы я теперь что-то для тебя стала значить, - пояснила Хавива.
Ламех почувствовал, как его сердце забилось гораздо быстрее и дышать стало сложнее. В то время, как он пытался придумать в ответ что-либо разумное, Хавива продолжила:
- Ну, понимаешь, мне кажется, что теперь ты относишься ко мне не просто как к дочери, или не просто как к фанатке… Может, с моей стороны так полагать и наивно, но это просто моё мнение. Это проявляется много в чём.
- И в чём же? – нетерпеливо поторопил её Ламех.
- Разве ты не замечаешь? – поразилась Хавива. Для неё всё было очевидно. – Во взглядах, разговорах, касаниях.… И разве ты не замечаешь, как сам же меня и целуешь?
- Ты знаешь, не слишком часто, - вставил Ламех, чувствуя досаду. Почему-то ему хотелось, что Хавива ни в коем разе не догадалась о его чувствах.
- Но ведь отцы не ведут себя так с дочерьми, - ответила Хавива. При этом её тон был шаловливо-весёлым, и это успокаивающе подействовало на Ламеха.
- То есть ты возражаешь? – притворно спросил тот.
- Нет! – доверчиво и горячо воскликнула Хавива. – Ни в коем случае! – В её глазах промелькнул такой милый ужас, словно она боялась, будто Ламех за одно мгновение мог резко охладеть к ней. А в этом не было ни возможности, ни необходимости. – Душенька, как ты можешь меня о таком спрашивать, если, сколько я себя помню, самое лучшее, о чём я только мечтала, это об отношениях с тобой! Я же так тебя люблю…
Теперь Хавива придвинулась вплотную, гораздо больше прижавшись Ламеха. Её рука очутилась у него за шеей, и это было объятие. Ламеху казалось, что она смотрит на него испытывающе. У неё чувственно дрожали губы, и золотое колечко вместе с ними, словно капелька дождя. Зелёные глаза были широко раскрыты, а зрачки в них казались больше обычного. Внезапно Ламех подумал, что Хавива гораздо больше похожа на взрослую женщину, нежели на пятнадцатилетнюю девочку. По крайней мере, на очень инфантильную взрослую женщину. Он толком сам и не понимал, что же такого взрослого в Хавиве. Физически её с трудом, но всё-таки можно было отнести к очень сформировавшейся пятнадцатилетке, психологически – тем более, а некоторые аспекты её поведения Ламех даже приписал бы пятилетке. И когда она только успела стать похожей на взрослую женщину? Ламеха поражала эта метаморфоза и одновременно восхищала. Или же он только сейчас обратил на это внимание?
Хавива небрежно отбросила ногой одеяло, и Ламех готов был поклясться, что вот-вот кончит, как бы абсурдно это не звучало.
Хавиву также переполняло возбуждение, усилившееся с исчезновением одеяла. Она уже вовсю представляла себе дальнейшее развитие событий. Это выдавали её руки, дрожащие только от одной мысли о том, как они с Ламехом будут раздевать друг друга, о том, какой восторг она получит, когда будет чувствовать на себе его неповторимый внимательный, но при этом возбуждённый взгляд карих глаз, неровное биение сердце, прикосновения, слышать его быстрое дыхание и что-то наподобие стонов (уж на этот раз она не будет лишать себя такого удовольствия и постарается поменьше визжать и стонать!..), целовать каждую частичку его тела – чувственные и обычно настойчивые губы, виски, дрожащие от пульса, чёрные волосы, изящно покрытые татуировками руки и грудь, торс, гениталии и так далее - именно этого ей хотелось больше всего, если, конечно, не считать огромного желания доставить Ламеху максимум удовольствия.
Уставившись на Ламеха, она довольно-таки разошлась в своих фантазиях. Решив не тянуть, Хавива произнесла дрожащими губами:
- Ты хочешь меня?
Ламех, разумеется, совместно со своим пенисом довольно скоро пришёл к ответу.
- Да.
Хавива почувствовала странноватое желание как-то запечатлеть этот момент. Ей казалось нереальным и хрупким счастье, состоящее в том, что «её милый душенька» хочет её. Ах, если бы в тот момент сработал бы диктофон или, что было бы лучше, камера, потому что из-за пессимистичного настроя ей казалось, что это тихое, но яркое и сладостно звучащее «да» совместно с блеском в глазах Ламеха, пристально глядящих непонятно куда, с его частым-частым дыханием и красноречивым назревающим бугорком, скрытым тканью трусов, никогда больше не повториться.
Она отогнала подобные мысли, вернее, они сами испарились. В такой-то ситуации!
Ламех почувствовал, что сейчас вполне подходящее время признаться Хавиве в любви. Он даже открыл рот, но признание застыло на полпути, прозвучав лишь как сдавленное: «Я». Ламех испытывал в тот момент как ненависть к себе, так и страсть по отношению к Хавиве. И почему же он не может сказать всего лишь три слова уже на протяжении месяца?!
Хавива с играющей на губах озорной улыбкой попыталась стянуть с Ламеха майку, однако неожиданно он остановил её.
- Что? – с лёгкой тревогой и не до конца скрытым разочарованием поинтересовалась Хавива, чувствуя неладное.
- Сейчас вернусь, - с такими словами Ламех покинул комнату, оставив озадаченную Хавиву одну.

34
Хавива находила, как минимум, две причины, по коим Ламех столь внезапно прекратил начинающееся сношение. Во-первых, душ, во-вторых, туалет. Каждое из этих предположений вызывали определенные вытекающие мысли, производящие на Хавиву уменьшенную версию трепета. Также она изо всех сил выгоняла из головы опасение, что в один ужасный момент просто по какой-то непонятной причине стала Ламеху противной. Но разве существует человек, способный на такую быструю смену желания на отвращение без причины? Хавива была озадачена.
Неожиданно она вздрогнула. Судя по звукам, Ламеха рвало. Хавива никак не ожидала этого, потому что последнее время его состояние относительно улучшилось. Она, не раздумывая, поспешила к дверям помещения с ванной и туалетом, впервые осознавая смысл выражение «разрывается сердце».
Ещё одни рвотные звуки. Не зная, что ей вообще делать, Хавива постучала.
- Боже мой, Лами! Могу я как-то помочь?! Я… даже не знаю… - её голос звучал отчаянно и плаксиво. – Может, тебе принести, там, какое-нибудь лекарство?! Или как?! Или что?!
- Не паникуй, - через некоторое время сдавленно донеслось до неё, затем последовала опять череда рвотных звуков.
Хавива судорожно вздохнула.
- Иди в кровать, я сейчас, - быстро успел произнёсти Ламех.
- Но… - начала было Хавива, но ей было по сути даже нечего прибавить к этому.
На ватных ногах она дошагала до кровати и медленно села на край, бессмысленным взглядом уставившись в одну точку на полу. Её мысли путались, как рой пчёл в улье – голова гудела примерно также. Как бы странно это не было, Хавива искренне желала поменяться с Ламехом. Ей даже почему-то казалось, что именно она заслужила это отравление, или что-то похожее на отравление.
Через некоторое время Ламех, растрёпанный и нервозный, с усталостью рухнул на кровать. Хавива совершенно не торопилась ложиться рядом, а лишь, повернувшись к нему, нетерпеливо и обеспокоенно спросила:
- Как ты себя чувствуешь?
- Не лучшим образом, - помедлив, ответил Ламех. На самом же деле честнее было сказать: «Невероятно плохо», так как ему казалось, что выворачиваются все внутренности, особенно что-то в желудке, во рту был осточертевший вкус рвоты. Несмотря на случившееся несколько минут назад, Ламех всей душой надеялся, что Хавива в кои-то веки продемонстрирует частицу здравого смысла и не попытается возобновить начавшийся было половой акт. Но это же была Хавива…
- Ужас! Надо вызвать врача! – к его удивлению, воскликнула она, как-то странно сосредоточившись.
Хавива пыталась уловить состояние Ламеха. Она убеждала себя, что всё не настолько ужасно, хотя и ужасно, и что он сию минуту будет как обычно протестовать, может, заверит её, что всё не настолько плохо, и что всё постепенно пройдёт от лекарств и настоя…
Она отдала бы всё, чтобы так оно и было бы.
Однако всё вышло не так, когда Ламех тихо и беспокойно произнёс:
- Да, надо.
Он почти подавил вырвавшийся стон (разумеется, от боли, а не от присутствия наисексуальнейшего обнажённого создания, в тот момент вскочившего с кровати).
- Да-да… - забормотала Хавива. Она побежала к выключатели и резким хлопком включила дверь. Яркий свет залил комнату; Ламех зажмурился.
- Телефон… - Хавива продолжала бормотать, но на этот раз она носилась по комнате, обыскивая всё, что попадалось на её пути. – Где же этот телефон! Почему его никогда нет на месте?! – она разворотила стопку журналов, очутившихся тут же на полу. – Где он?! – на этот раз она кричала. – Ну, где этот грёбаный телефон, где?!
Ламех почувствовал, что если она не успокоится, то и он придёт в отчаяние.
- Возможно, в твоей комнате, - отозвался он. – Не психуй.
Хавива помчалась в свою комнату, чуть не забыв, где находится это место.
Перерывая наведённый ранее бардак – грязную и чистую одежду, учебники и просто книги, обёртки и остатки еды и напитков, украшения, кассеты, гитарные ноты и аккорды и горы другого совершенно разнообразного мусора, она проклинала себя на неосторожность оставить телефон… за кроватью.
Не выпуская его из рук, она поспешила вернуться к Ламеху, на ходу дрожащими руками набирая телефон скорой, который удалось вспомнить далеко не сразу. Все цифры казались каким-то одинаковыми.
Хавива, заставив себя собраться, опустилась на кровать рядом с Ламехом и взяла е
его руку в свою. Она была настолько горячей, что волнение Хавивы увеличилось.
Приложив трубку к уху, Хавива сердилась на свою беспомощность не меньше, чем на бессмысленные гудки. Наконец ей ответили:
- Скорая помощь слушает.
Хавива внезапно испытала панику и смущение. Она не знала, что вообще должна была сказать, и боялась сказать что-то бессвязное,
Ламех сжал её руку крепче, проговорив при этом: «Чёрт». На другом конце провода гнетуще молчали. Хавива уже хотела сказать что-то внятное, но против своей воли из неё вырвались только истеричные рыдания.
- Успокойтесь и сообщите данные, - беспристрастным голосом произнесла отвечающая женщина.
Хавиву взбесил её безразличный тон, впрочем, как и почти всё в тот момент. Ей легко говорить, у неё наверняка рядом не корчиться от боли любимый человек…
Ламех, заметив бессмысленность звонка Хавивы, вырвал трубку.
- Ало? Скорая? Улица Бен-Йехуда, дом пятнадцать. – (Пауза). - Что? – (Короткая пауза). - Похоже на отравление. (Совсем короткая пауза). - Ладно. – (И снова пауза, гораздо длиннее). - Спасибо.
Ламех нажал «отбой» и швырнул трубку на пол.
- Приедут, - пояснил он.
 Хавива кивнула. С одной стороны она почувствовала себя неловко, неожиданно стыдясь поведения, достойного истеричной паникёрши-идиотки. В то же время в большей степени испытывая облегчение. Ведь скорая уже наверняка в пути.
- Сказали, нужно больше воды, активированный уголь… - добавил Ламех. – И просто пока что ждать.
Хавива вскочила. Удалилась из комнаты. Вернувшись с кувшином и углём. Напичкав всем этим Ламеха, она присела рядом. Они снова взялись за руки.
- Тебе лучше или хуже? – нахмурившись, обеспокоенно спросила Хавива. – О боже, у тебя жар?!
И если про себя Ламех с некоторой ухмылкой подумал, что потрудись Хавива на себя что-либо накинуть, так называемого жара не было, то вслух только сказал:
- Разве?
Она склонилась ещё ближе, и её оголённая плоть только больше встревожила нервы Ламеха. В следующую секунду её покрасневшее и опухшее от слёз лицо, чувственное, но в то же время похожее на какой-то странный фрукт, перестало мельтешить, и Ламех на несколько секунд закрывший глаза и постаравшийся просто забыться, с неприязнью ощутил прикосновение чего-то очень холодного – как оказалось в последствие, градусника.
- К чему бы это?
- Да нет… - как-то бессвязно и опустошённо протянула Хавива. – Просто. Ведь у тебя жар. Видимо…
- Ты знаешь, тебе лучше одеться. – прервал её Ламех, суетливо ворочаясь.
- Ах да, - она натянула на себя свою просторнейшую рубашку, не спуская с Ламеха взгляда, в котором ничего невозможно было прочесть.
- Только потерпи, прошу! – неожиданно умоляюще воскликнула Хавива. – Они должны вот-вот приехать, наверно…
- Не драматизируй, - Ламех неловко махнул рукой.
- Ты меня удивляешь, - (Ламеха же удивляло, как в нужной ситуации Хавива, оказывается, умеет изъясняться не похотливой интонацией, говоря слова, которые могли бы быть похотливыми). При этом её взгляд светился проникновенным уважением. – В смысле, остаёшься таким собранным, адекватным, когда я паникую…
- Ты знаешь, настолько собранным, что я только сейчас могу сказать тебе, что люблю тебя.
Хавивина реакция была просто чем-то сюрреалистичным. Издав до безумия странное: «ах», она вначале окрасилась чем-то вроде улыбки, но улыбки душевнобольного человека, а затем поморщилась, словно ребёнок, который вот-вот разревётся.
- Душенька, неужели ты бредишь?!
На этот раз она не на шутку перепугалась. Пролепетав информацию о том, что когда жар, «вроде нормальные люди делают компрессы», она с взволнованной стремительностью поспешила намочить сборище бинта в прохладной воде и водрузить на голову Ламеха, на что с разочарованием отозвался:
- Почему ты не хочешь в это верить?
- Верить во что? – машинально повторила Хавива.
- В то, что я тебя люблю.
Ламех искренне не понимал её поведения. Не эти ли слова были тем самым, что, судя по всему, жаждала услышать от него Хавива?! При этом его самого удивляло., какие же сил сдёрнули с его языка «я тебя люблю», именно сейчас, когда не было какого-то теснящего чувства, доселе останавливающего от признания.
«Не может ли это быть как предостережением… что-то вроде последних слов?» - с тревогой подумал Ламех, но тут же отогнал от себя эти мысли. Можно подумать, медицина конца двадцатого века – сборище умственно отсталых.
Однако как на умственного отсталого на него сейчас взирала Хавива. Без отвращения, конечно же, но с удивлением и жалостью, широко раскрыв зелёные глаза.
- Нет… - подавленно произнесла она и неуверенно покачала головой. – Успокойся, успокойся… - Она до некоторого времени гладила его, не заботясь о том, что это чуть-чуть унизительно, Затем надела очки, взяла градусник и пролепетала: - Тридцать шесть и восемь. Не жар.
- И что тогда… - начал было Ламех, но осёкся, почувствовав, что потемнело в глазах. – По-моему, меня сейчас вырвет.
- О боже! – воскликнула Хавива с большей долей сочувствия, нежели испуга.
В дверь раздался звонок.
Хавива, словно ничего не замечая, принялась метаться в поисках какой-либо ёмкости.
- Эй, нам звонят, - привлёк её внимание Ламех.
Хавива вздрогнула и побежала открывать, на ходу сунув ему пакет из-под попкорна, который начал заполняться рвотой Ламеха.
В последствии, врачи, проследовавшие в дом, почему-то вызвали у неё ассоциации с лекарями, работавшими во времена эпидемий чумы в Средневековых городах типа Лондона.
Хавива, проводив их в гостиную, поколебавшись, решила всё не мешаться, и всего лишь не находила себе места чёрти где, и в конце концов принялась ковырять и обрывать стоящие в вазе в прихожей цветы, нервно дрожа и давая волю слезам.
После нескольких вопросов и поверхностного обследования до неё донеслись слова, суть которых была в том, что Ламеху придётся отправиться в больницу. На её перепуганное и истеричное: «ЧТО?!» и на его протестующее и поражённое: «ЧТО?!», женщина-врач – суровое творение природы, напоминающая одновременно крысу своими выпирающими зубами и угловатой фигурой и Мэгги Смит всем остальным – сухо пояснила:
- Пока только для анализов на содержание в организме каких-либо посторонних веществ или микроорганизмов.
- И я поеду, можно?! – тут же спросила Хавива, толком не понимая, у кого именно спрашивает.
- Как знаете, - безразлично пожал плечами другой врач – полноватый низкий мужчина с лысиной.
- Только если ты не будешь сеять панику, - тихо сказал Ламех, почти начиная собираться.
Хавива, издав нервный смешок, промолчала.
- И лучше одень что-то по… - Ламех задумался, как бы лучше выразиться.
- Поадекватней? – закончила за него Хавива. – Но…
- Успеем, это просто анализы, а не госпитализация. Я же не роженица какая-нибудь, - натянуто ухмыльнулся Ламех. – Тоже одену что-то… поадекватнее.
Настала очередь Хавивы натянуто ухмыляться, а на всех парах промчаться к своему шкафу и переодеться в первые попавшие джинсы и свитер.
Схватив мобильный, какие-то деньги, ключи и сколько могло уместиться в сумке средств от отравления и чёрти от чего, Хавива поспешила обратно в гостиную.
Через некоторое время они с Ламехом (словно по какой-то иронии одевшим похожие джинсы и свитер) приближались к больнице.
Ламех, несмотря на ещё один приступ рвоты и то и дело появляющуюся резкую боль в животе, не слишком понимал волнение Хавивы. Самому ему казалось, что, конечно, разница между отравлением и сильным отравлением или чем-то похожим, есть, но ведь не ценою в жизнь. Несмотря на то, что тревога Хавивы умиляла и трогала его, и то, что так приятно было сознавать, насколько она боится его потерять, насколько любит, проявляя, хотя и истеричную, неумелую и корявую, но всё же заботу (или что-то вроде этого), всё же ему было бы гораздо лучше и спокойнее, если бы она не докучала ежесекундными пустыми фразами утешения вроде: «Всё будет хорошо» или: «Я никогда тебя не брошу» и частыми вопросами наподобие: «Тебе лучше? Хуже?..», не впихивала бы время от времени то или иное лекарство, доставая из подозрительно набухшей сумки, пока врачи не просветили со снисходительностью, что это лишнее, не целовала бы его в позволенные приличием места (исключая и губы), не висла бы на шее неотрывно, словно живой истеричный репейник, источавший сочувствие, волнение, панику, участие, нежность и всё тот же соблазнительный запах апельсиновой карамели.

35
Что и следовало ожидать – Цилла не горела особенным желанием возвращаться домой. Дело было не только в её с Ламехом перепалках насчёт раздела имущества.  Её волновал и ставил в тупик тот факт, что она в большей или меньшей степени, но была причастна к отравлению Ламеха. Возвращаясь мысленно назад, такое решение казалось ей диким и абсурдным, поступок казался совершённым сгоряча, словно она была охвачено чем-то непонятным с вкраплением гнева, безумия и, возможно, ревности. Сейчас ей даже было всё равно, пошёл бы план как надо и пострадала бы Хавива, или же ничего не изменилось, потому что больше всего Циллу волновали последствия, связанные с ней собой. Я угнетала и пугала мысль о возможном следствии.
Единственная безоблачная и счастливая часть жизни состояла для Циллы в работе, дела на которой начали больше налаживаться. Причиной тому был всё тот же «Пурпур». Цилла, в свою очередь, восторгавшаяся сиим изданием, была довольна также и оплатой.
Добираться домой казалось Цилле слишком утомительным и не предвещающим ничего хорошего – в тот момент ей хотелось просто выкинуть из своей жизни Ламеха, Хавиву, дом, неудавшийся брак а также других людей, хоть как-то причастных к этой нескончаемой бредовой истории – например, Тову и Рона.
Решение сразу же само собой пришло ей на ум. Буквально в нескольких минутах или, может, в часе езды от редакции «Пурпура» жил человек, который на протяжении всей Циллиной жизни оставался одним из самых близких людей, а временами и становился самым близким. Человек, которого она знала дольше всех – с рождения. И этим человек являлась её сестра – Голда. Они были самым идеальном примером взаимной сестринской любви.
Они были совершенно одинаковые. За исключением нескольких различий. Странно определять, какая из близняшек старшая, но таковой интуитивно можно было назвать Голду. К примеру, Голда обычно одевалась и красилась несколько сдержаннее Циллы. Её характер был более практичным, сосредоточенным на материальном, но далеко не ограниченным и не занудным. Просто Голда была менее эмоциональна, но более собранная, продумывающая всё заранее, мыслящая объективная и рационально и всегда твёрдо стоящая на земле. Совсем не как Цилла. Конечно, внешне они были идентичны – те же отдалённо-азиатские черты лица, карие глаза, чёрные локоны (причём, у обоих просто выкрашенные…) и изящные скулы. Они легко при желании могли бы поменяться одеждой и обдурить не слишком близких людей – близкие всё же заметили бы разницу, например, в манерах, поведении, речи. длине волос или тату.
Голда вела стабильную жизнь – вот уже около десяти она была замужем. Будучи отличной женой и отличной матерью единственному сыну. Цилле иногда до жути хотелось стать Голдой. «Наверно, это и есть счастье, - думала она. – Потому что у Голды в жизни не творится чёрт знает что, Шабтай в ней души не чает, как и Голда в нём, словом, по-моему, у них славные отношения, насколько я могу судить… Да и Эрэз – чудный ребёнок. Конечно, быть может, чудный он только в моём присутствии, но с чего бы это ему понабилось?».
Цилла тут же почувствовала волну жалости к себе и зависти. Почему-то у неё, в отличии от сестры, ничего не складывалось. «Кроме карьеры, конечно, - с ноткой гордости подумала Цилла. – Кто из нас известный фотограф? Я из нас известный фотограф».
Впрочем, настроение Циллы упорно не желало окончательно подниматься. Жалость к себе и зависть опять принялись за свои истязания. Она вдруг сомнительно подумала, не является ли её карьерный успех, повысившееся за несколько лет влияние к её персоне, возросшее активное использование её работ в крупных изданиях – в том же её наилюбимейшем «Пурпуре» - плодов их относительно долгих отношений с Ламехом? С невесть откуда возникшей горечью и раздражением она начала сомневаться в своих способностях и достижениях, сваливая всё на другие источники успеха. «А что если бы не наши отношения, а затем и брак? Что, если бы я не стала… хм, уж не знаю толком… новоявленной рок-цыпочкой?». В некоторые моменты жизни Цилла волей-неволей сталкивалась в негативном отношении к себе, состоявшим в присвоенных ей званиях «тупой шлюхи». «очередной подстилки» и другого разнообразия, исходившего, разумеется, от определённого типа фанаток Ламеха. Ещё и Хавива. Раньше Цилла не особо придавала этому значения. Теперь её медленно угнетала мысль. Не была ли она все эти просто эдакой тенью Ламеха, и не была ли она втянута автоматически им на более высокую ступень известности, уже не ограничивающуюся блогом и простенькими непрофессиональными полароидными снимками. 
«Везёт Голде. – подумала Цилла. -  Она о подобном не беспокоится. Ну, разве что, за меня. Но беспокоиться о других людях, а не о себе – совсем другое.… Десять лет она проводила в окружении самых дорогих и любимых людей – мужа и сына. Меня же в это время угораздило попусту потратить свою жизнь на отвратительные отношения, на отвратительный брак, отвратительного мужа, отвратительную дочь. Чёрт подери, и это называется жизнью. Как же хорошо, что сейчас двадцатый век и развод – это вполне нормально! И да, не думаю, что эта история чему-то меня научила. Наверно. только тому, что я неудачница».
С подобными мыслями Цилла ехала в автобусе, устроившись на одном из задних сидениях. Кажется, кто-то несколько раз сфотографировал её, однако, как то ни было, Цилла не очень заметила. Она созерцала оценивающим взглядом из окна виды Иерусалима под играющий в наушниках аккомпанемент грустной музыки, словно специально добивая себя, как часто делала Хавива.
Однако мистичным образом Цилла почувствовала облегчение и свободу, когда автобус, привычно свернул вдоль хорошо знакомой ей аллеи, проехал некоторое расстояние под горку и остановился у остановки. В нескольких минутах от которой и располагалась семья Голды. Цилла не предупреждала сестру о своём визите. Во-первых, она попросту забыла. А во вторых, она почти никогда этого не делала.
Улица заметно потемнела, освещаемая одним светом армией старых фонарей. Цилла поспешила быстрым шагом к знакомому ухоженному дому и позвонила в звонок. Долго никто не открывал, и женщина глупо переминалась с ноги на ногу.
Наконец дверь со скрипом открылась. То есть, конечно, не сама: её открыла Голда. Её окрашенное любопытством лицо при виде сестры тут же окрасилось радостью. Волосы Голды были собраны в пучок, на ней была фиолетовая майка и желтовато-бежевые шорты.
- Привет, - улыбнулась Голда, делая приглашающий жест в сторону прихожей.
- Привет. – ответила Цилла, проходя в дом. Сёстры обнялись, и Цилла принялась переобуваться из своих туфель в гостеприимно предложенные тапочки.
- Давно не навещала меня, – без тени упрёка сообщила Голда. – Какими судьбами?
- Слушай, ты не будешь возражать, если я потусуюсь тут у вас до утра, чтобы не ехать сотню лет до дома?
- Конечно, я за, - тут же согласилась Голда.
- Я только что из «Пурпура», вот и неохота весь Иерусалим проезжать. – добавила Цилла.
- Я на всякий случай спрошу у Шабтая, не против ли он, чтобы ты переночевала у нас, - оповестила её сестра. – Пока проходи, посиди на диване, располагайся…
Цилла приняла приглашение Голды, устроившись на диване и включив телевизор. Первое, что ей попалось, была передача об отравлениях, некстати напомнившая о совершённом. Цилла поспешила переключить канал и от нечего делать лицезреть совокупления коал по каналу про животных.
- Шабтай, как и я, тоже за, - неожиданно раздался голос Голды.
Цилла вздохнула с облегчением.
- Это хорошо.
«Она так быстро спросила, и Шабтай так быстро согласился… Ну да, это всего-навсего переночевать. Однако когда Голда нуждалась в ночлеге, причём несколько раз, Ламех был против.… Всё у нас было не как у людей».
Голда присела рядом на диван к Цилле, бросив недоумённый взгляд на коал.
- Поспишь на этом диване, хорошо?
В этот момент мимо сестёр эпично прошагали Шабтай Эрэз, неся в руках судя по всему, только что склеенных огромный танк, опасно гнувшийся и шатающийся. Шествовали они зачем-то на кухню.
- Привет. Цилла! – поздоровался Шабтай.
- Тётя! Наконец-то ты к нам приехала! – радостно воскликнул Эрэз.
Цилла не могла сдержать улыбки. Отец и сын и дальше прошествовали с танком на кухню, а Цилла опять же отметила про себя, насколько склеивание модели танка отцом и сыном отличается от, к примеру, склеивания своих тел отцом и дочерью.
Она повернулась к Голде со словами:
- Да, хорошо.
- Я бы предоставила бы лучше кровать, но места нет. – несколько смущённо отозвалась Голда. – Просто у нас ещё гости – Эстер и её знакомая, Сарай.
- Эстер – которая твоя подруга? – быстро спросила Цилла.
- Да.
- Понятно. Да нет, не беспокойся, мне и на диване будет славно…
- Хочешь чего-нибудь попить или поесть? – поинтересовалась Голда.
- Ага, - кивнула Цилла. – Если тебе не сложно.
- Конечно, не сложно, - махнула рукой Голда и поднялась с дивана. – Так, ты пока тут созерцай своих неистово страстных коал, я пока заварю чай и нарежу рулет.
С этими словами Голда поспешила на кухню, где её мух и сын прорезали кухонным ножом отверстия танка.
Осознав, что «неистово страстные» коалы не слишком занимательны, Цилла решила пройтись по дому.
Открыв первую попавшуюся дверь, Цилла обнаружила что это комната Эрэза. Но это было далеко не всё, что она обнаружила…
Посреди комнаты стояла женщина. Она смотрела на себя в зеркало шкафа и одевала колготки. Помимо этого на ней была просвечивающая то ли майка. То ли что-то такое. Цилла также успела заметить белеющее нижнее бельё – старомодный лифчик и трусы с кружевом, которые слегка опустились от неловкое движения женщины, обнажив часть ягодиц…
- А? – отреагировала одевающаяся.
Цилла быстро захлопнула дверь и тихо прошмыгнула на диван в гостиной. Её сердце билось, как бешеное, готовое выпрыгнуть из груди, ладони вспотели, хотелось хихикать и улыбаться. Было сложно дышать. Но хотелось вдыхать воздух полной грудью, била дрожь, было очень жарко, а пониже живота у Циллы что-то свербело, и от этого хотелось ёрзать.
Цилла поняла, что только что её возбудила женщина.

36
Наступил следующий день. И это было пасмурно воскресное утро – ночью Иерусалим терзала гроза, от которой остался вялый дождик и затянутое туманом и мёртвенно-бледными облаками небо.
Помешивая готовящийся омлет, Това неожиданно вздрогнула, когда почувствовала на своей талии руки. Конечно же, это был Рон.
- Доброе утро, милая.
Това осознала, что, несмотря на все эти «привыкнешь к нежности», «отдаляешься в браке», и прочее подобное, чем были заполнены многие книги,, фильмы и некоторые её замужние приятельницы., её сердце всегда как будто бы делало внушительный кувырок от каждого Ронового «милая», «Товочка», «дорогая», доверительного «родная», «моя», чувственного «зайка», поддразнивающего «жёнушка» и ещё от множества изощрённых фраз и выражений.
- Доброе утро, Рони.
Дыхание Рона, казалось, обжигало её висок. Това быстро поцеловала мужа возле шеи и вынуждена была выключать плиту и накладывать омлет на тарелку – он чуть было не пригорел.
- Ты идёшь завтра на пары? – поинтересовался у Товы Рон.
- Профессор Ян заболел. – довольно произнесла Това, накладывая омлет. – Поэтому нет.
- Везёт же. – заметил Рон, добавляя себе кетчуп. – Кстати об универе. По-моему, будет проблемно впихнуть медовый месяц в жалкие две недели. Мы тупо не успеем из-за учёбы.
Това в душе была с ним согласна. Логичнее было бы отложить путешествие на Санта-Каталину, но всё же она пока что не хотела признавать правоту Рона и откладывать медовый месяц. Или же отменять?..
- И что же ты предлагаешь?
Рон пытался угадать, что сейчас испытывает Това, но на её выражении лица не читалось ровным счётом ничего. На вряд она обижена, ведь причин не было.
- Перенести наш медовый месяц на более подходящее время.
- На какое именно?
- Когда закончим учёбу.
- К тому времени что-нибудь может измениться, - холодно добавила Това.
- Например? – настала очередь Рона задавать вопросы.
- Например, наше финансовое состояние.
- В то время, как мы будем работающими людьми, - голос Рона был разбавлен сарказмом.
- Откуда такая уверенность?
- Откуда такая неуверенность?
Повисла неловкая пауза.
- Вообще-то у меня нет причин быть абсолютно против того, чтобы отложить путешествие, - однако в голосе Товы почти не было раскаяния. – Но ты мог хотя бы поинтересоваться насчёт меня, насчёт того, удобно ли это мне.
- Не преувеличивай.
- А вообще-то всё не так уж плохо, – тут же добавила Това, доев омлет. – Было бы гораздо хуже, если бы ты… Я не знаю… Отменить рейс.
Рон чуть не поперхнулся.
- Но ты же этого не сделал, - спокойно продолжила Това.
- Сделал, - тут же бросил Рон.
- То есть? – Това застыла. – И зачем?! Но мы же должны решать всё вместе!..
На её глаза навернулись слёзы, и Рон поспешил было всё объяснить – больнее всего было для него видеть Тову расстроенной – но словно по иронии судьбы пропитанное напряжением пространство рассек телефонный звонок.
Оказавшийся ближе к телефону, Рон снял трубку.
- Ало?
- Аарон! – Рон был ошеломлён, услышав знакомый с детства голос. Голос матери.
- Привет, ма. – Он было пожалел, что произнёс столь нелитературные слова, вместо: «Здравствуй, мама» - это грозило нотацией о богатстве и насыщенности еврейской речи. Однако, к его удивлению, Сарай не обратила на это внимания. Нотации не последовало, а последовал её на удивление бодрый и дружелюбный голос:
- Как дела? – Что-то явно было не так. Рон впервые слышал от матери эту интонацию.
- Всё нормально…
- Чем занимаешься?
- Да так, - уклончиво ответил Рон. Не мог же он ответить: «Ссорюсь с Товой».
- Секреты-секреты! – воскликнула Сарай. Это было так комично, что при других обстоятельствах Рон бы рассмеялся. Но не сейчас.
Това взяла несколько конфет и нетерпеливо удалилась из кухни.
- У мня поразительные новости! – билась в конвульсиях восторга Сарай. – Я наконец-то нашла своё место в жизни!
Рон всегда думал, что место в жизни Сарай определялось как стрёмная, консервативная, строгая, несправедливая и суровая мать, вдоволь наслаждающаяся своим матриархатом, воспитанием сына и подкаблучными свойствами мужа. Оказалось, он ошибался.
- Ты не поверишь! – Создавалось впечатление, что с Роном говорила веселая двадцатилетняя проститутка, а не мигера лет восьмидесяти – настолько бодрым, восторженным, экзальтированным и безумным от придыханий был голос Сарай.
- Не поверю чему? – нетерпеливо и раздражённо поторопил её Рон.
На другом конце провода послышался вздох, а затем Сарай выпалила на одном дыхании и словно в одно слово:
- Я нашла самого дорого человека в моей жизни. Меня не смущает, что мы одного пола. Её тоже. Мы испытываем если не любовь, то обоюдную страсть. Вскоре мы купим домик и будем там жить вместе.
- ЧТО?! – удивился Рон.
- Бедный мой мальчик… - теперь голос Сарай звучал до тошноты театрально. – Но ты сильный человек. Думаю, ты найдёшь в себе силы смириться с тем, что твоя мама лесбиянка.
- Так… - начал было Рон, ещё толком не понимая, что последует за этим «так».
- Ой, моя радость зовёт меня! – с напускной обыденностью, но не скрывая возбуждения и восторг, взвизгнула (да, взвизгнула!) Сарай. – Рон. Пока!
И она повесила трубку. Раздались гудки. И когда она последний раз прощалась словом «пока»?..
Несмотря на всю абсурдность этой новости, Рона, конечно же, больше беспокоили отношения с Товой, а не нетрадиционная ориентация матери.
Он обнаружил Тову на балконе. На неё было совсем не похоже – неподвижно стоять и меланхолично окидывать печальным взглядом простирающуюся впереди и овитую туманом даль. Что угодно, но не бездействие.
Он медленно подошёл и встал рядом, борясь с желанием пощёлкать пальцами перед взором возлюбленной. В конце концов, это было бы не к месту и глупо.
- Това. – начал Рон.
- Что? – она резко повернула голову. Глаза блестели от накатывающих слёз, а губы чувственно опухли. Но всё же, удовольствия от её слёз Рон. мягко говоря, не испытывал.
- Знаешь…
Это была кара. Проклятие. Ирония судьбы. Рона явно весь день перебивали. На этот раз это был мобильный Товы.
При взгляде на дисплей её лицо просветлело.
- Ало?
Рон решил, что дождётся, пока Това окончит разговор и поговорит с ней. Однако она поспешно направилась прочь, сопровождая свои быстрые шаги словами: «Да», «Да, это я», «Три недели назад» и другими, которые уже не доносились до слуха Рона. Това была взволнована, удивлена и обрадована.
«С кем же она так разговаривает? – подумал Рон. – И о чём?»

37
Самыми близкими подругами Това могла назвать двух девушек – Симху и Хавиву.
Симху она знала с раннего детства. Това буквально видела всю её жизнь, весь период, во время которого формировалась эта девушка, чей образ чётко ассоциировался у неё с аниме, музыкой, в особенности роком, гитарой, мангами, едой и морской свинкой Кокки. Она не часто менялась; с ней было просто, понятно и уютно. Однако не всем параметрам. К примеру, откровенничать с Симхой на тему мужчин, любви, брака, отношений, секса или просто чего-то, в чём обязательно доминировало половое различие, было бы не лучшая идея.
В чём-то на неё была похожа Хавива. чем-то отличалась. Това знала её плохо. Отчасти от того, что знала её мало времени. Отчасти от того, что сама Хавива себя мало знала – как знать, может, до аварии она была совсем другим человеком? Следующая причина также заключалась в Хавиве.  К примеру, по большей части она была молчалива, предпочитая разговаривать о вещах, которые интересуют её саму и других мало. Она не желала делиться своими эмоциями, размышлениями, решениями, демонстрировать что-то, выражающее это – книгу, которую время от времени писала, стихи, рассказы, рисунки. Но, разумеется, такое было не всегда. В отличии от Симхи, она обычно не слишком стеснялась разговоров о физической составляющей любви. И хотя её поведение в дружеской компании было предсказуемым – вечно сонная, ленивая, безразличная, вялая, медленная, задумчивая, часто печальная или раздражённая, но при этом громко и ярко хохотавшая по поводу и без повода. 
Това решила позвонить Хавиве.
Она взяла телефонную трубку, находящуюся в комнате, в которой она находилась – в комнате для гостей. Поразмыслив, Това заперла дверь комнаты на ржавый шпингалет, а затем устроилась с ногами на кровати, набрала номер Бескиеров и принялась ждать.
Гудки раздавались вечно. Никто не отвечал.
Това чувствовала, что просто обязана выговориться. Уж на мобильный Хавива точно ответит.
Однако ответила она не сразу.
- Ало? – её голос, и без того вялый, глуховатый и несколько гнусавый, звучал ещё вялее, глуше и гнусавее.
- Привет, почему никто не берет домашний? – первым делом поинтересовалась Това.
- Потому что никого нет дома, - логично и полушёпотом ответила Хавива. – Цилла чёрт знает где. Видимо, уехала из-за того, что в ссоре с Лами из-за раздела имущества после развода. Мы с Лами в больнице, потому что это был яд. – Ей как будто было сложно говорить. – Кто-то отравил его.
- То есть? И как это произошло?
- Ужасно, - по её голосу было слышно, как она плачет, либо пытается не плакать. Значит, скорее всего, никого рядом не было. – После праздника Лами хотя и тошнило пару раз, но не настолько.… И, в общем, два дня назад, прямо во время эм… ночи ему стало настолько плохо, что пришлось вызывать скорую. Ещё и Циллы не было!.. Я поехала с ним в больницу, сначала просто из-за анализов. Потом врачи сказали, что всё плохо, оказалось, что кто-то отравил Лами – не мог же он сам отравить себя! И это какой-то.… Как его… нитрит натрия, мать его! И сейчас я всё ещё в больнице, да и вообще провожу с Лами всё время, которое можно, ведь иногда меня выгоняют. Врачи сказали, что угроза для жизни не слишком большая, потому что раствор был с маленькой концентрацией.… Но всё равно это так ужасно! Одно хорошо: Лами медленно, но идёт на поправку. Сейчас спит, поэтому и говорю тихо… И всё равно, я просто не переживу, если он… - она как будто проглотила слово «умрёт». – Как же страшно!
Това была ошеломлена.
- Ужасно… Но ты не истери там, только панику поднимаешь и мешаешься. Ведь ты сама сказала, что Ламех идёт на поправку. Так что же убиваться? – Това чуть не сказала: «раньше времени», но вовремя удержалась. – И существуют гораздо более страшные яды, чем нитрит натрия, да ещё и разбавленный…
- Какие? – мгновенно среагировала Хавива.
- Да зачем тебе?! – воскликнула Това.
- И мне просто не верится, ну, кто, кто отравил Лами?!..
- Это выяснит следствие, - уверенно заявила Това. - У тебя есть время поговорить?
- Есть…
- У меня две новости. Но, эм, как бы сказать.… Не то чтобы новости. И они про меня. С какой начать?
- Поху й.
- Я знала, что ты это скажешь, - хмыкнула Това. После того, что узнала Това об угрозе жизни Ламеха, её проблемы казались небольшими. Может быть, это и неправильно, но чужое горе помогло ей не слишком переживать из-за своей проблемы. – Начну с хорошей. Приготовься.
Повисло молчание, которое нарушилось стуком в Товину дверь. Раздался голос Рона: «Това, милая, открывай!». Проигнорировав это, Това эпично и громко объявила:
- Всё получилось, и теперь у меня есть свой магазин! Ну, а потом это будет сеть магазинов.
- О… ого… - как-то бесцветно протянула Хавива. – Я рада за тебя, наверно, прибыльный будет бизнес, поздравляю, у тебя всё получится, что ты будешь продавать и какая следующая новость?
- Всё подряд буду продавать, - ответила Това. – Это сюрприз, так что увидишь. Если захочешь, и если твои… эм… - Това смутилась из-за слова «твои», в то время, как родители подруги почти в разводе, отец жутко болен, мать у чёрта на куличиках. …Разрешат, то сможешь подрабатывать в моих магазинах.
- Какая вторая новость? – нетерпеливо переспросила Хавива.
- Мы с Роном, можно сказать, поссорились. – Рон снова напомнил о себе стуком.
- Так помиритесь, - просто ответила Хавива.
Това разозлилась. Неужели ей совсем наплевать на свою же подругу?!
- Я просто хотела спросить у тебя совета, - в её голосе промелькнул упрёк. – Мы поссорились из-за того, что Рон отменил рейс на Санта-Каталину. Ну, ты же помнишь, мы с Роном планировали провести там медовый месяц, помнишь?
- Эм… угу.
Стараясь не придавать внимания такому безразличию, Това добавила:
- И? Твоё мнение?
- Поговорите, что же ещё. Сейчас. – видимо, она отняла трубку от уха. До Товы глухо донеслось: «Лами, я громко говорю?.. Извини… Нет. Нет ещё. Как ты?..»
Това поняла, что ничего дельного Хавива ей не посоветует. Она подождала Хавивиного: «Ало» и сказала:
- Прости, меня Рон зовёт. Пока.
- Пока.
Това положила на тумбочку мобильный. Тут она услышала какие-то шорохи. Они напоминали скрежёт кошачьих когтей об дверь.
«Амосик! Как же мне хочется его обнять!» - подумала Това и быстро открыла дверь.
Сначала ей в глаза бросился Амос. Только он не стоял на четырёх лапах перед дверью, а покоился на руках державшего его Рона, выбросив вперёд пушистую когтистую переднюю лапку и лениво щурясь, словно корча крутого а-ля «плохой парень».
- Так нечестно, - заметила Това.
- Открывать мне целую вечность тоже нечестно, - ухмыльнулся Рон.
Они были рады видеть друг друга. Рону не терпелось всё объяснить Тове, Това уже давно не сердилась.
- Мне надо тебе сказать…
И тут Рон снова был перебит. Но на этот раз он был не прочь быть перебитыми такими словами.
- И я должна тебе кое-что сказать.
- Прошу, - Рон шутливо поклонился по-джентельменски и присел на кровать.
Това хихикнула.
- Нам не нужно было ссориться. Ну, я не считаю, что я должна бухаться на колени и биться в извинениях и слезах, но мы оба по-своему виноваты.
- Точно, - кивнул Рон. – Значит, мир?
- Мир, - улыбнулась Това.
- Помиримся?
- Конечно, помиримся. Где?
- Предлагаю кухню.
- Неудобно, - поморщилась Това, представив жёсткость и угловатость шкафов, полочек и так далее. Каждому своё, но ютиться на твёрдом, зарабатывая при этом синяки, пусть даже и компенсируя их наслаждением, - О, а может, твистор?
- Мне нравится ход твоих мыслей, - Рон улыбнулся и при этом удивлённо поднял брови. Това обожала этот его одновременно милый и чувственный жест. – Поиграем.
Рон откинул прядь волос от лица Товы. Её сердце затрепыхалось, и вот губы Рона уже накрывали её губы.
Поцелуй можно было скорее назвать страстным, нежели нежным.
Товины губы становились мягкими, влажными и податливыми, словно воск, язык Рона почти слился в единое целое с её нёбом. Несколько позже его губы ласкали верхнюю губу Товы, в то время как она чувственно приоткрыла рот, дополняя возбуждение рот ещё одним топливом – то есть собственным частым дыханием.
Желание Рона вылилось в то, как поспешно, но уверенно его руки, нащупав, что и полагалось, оставили Тову без шорт, которые упали к её ногам.
- Так не пойдёт, - шаловливо произнесла Това, отстраняясь и прерывая поцелуй.
Рон понял, что она имеет в виду.
Уже без промедлений, чтобы не продлевать сладостную пытку, они раздели друг друга.
- Как же я тебя хочу, солнышко… - прошептал Рон, обнимая Тову за плечи и зарывшись в её растрёпанные тёмные волосы.
- О… Рони… - только и вырвалось у неё в ответ. Она нежно прикрыла веки пушистыми, чёрными как смоль ресницами.
Рон почувствовал, что готов овладеть женой сразу же. Но планы обоих были несколько другими, поэтому он взял себя в руки, а Тову – на руки.
Похоже, она удивилась. Причём, приятно.
Това, как ни странно, в этот момент смутно почувствовала себя невестой.
- И что ты намерен делать? – хихикнув, спросила она.
Рон был намерен осыпать восхитительно пахнущее жасмином и орхидеей тело, а после довести самую прекрасную девушку во всей Вселенной до пика наслаждений, до того, как её соблазнительные и подрагивающие губы будут то непроизвольно выкрикивать его имя или просто всякую милую чепуху, то своеобразно благодарить его за учинённый экстаз чередой задыханий. Это намерен был делать Рон. Однако необычная фантазия должна была претвориться в реальность.
- Увидишь, - коротко, но многозначительно ответил он. Опуская Тову на кровать. Её руки нескоро отпустили его плечи, поддавшись всё-таки любопытному томлению.
Това взволнованно ждала Рона. Её глаза сверлили соломенную часть кресла.
Он вошёл в комнату, составляя зрелище, от которого Това испытала букет чувств.
Его лицо освещалось не только желанием, но также идеей: это было выражения лица человека, который что-то задумал, оно мешалось с озорством: весёлые огоньки бегали в небесного цвета глазах Рона. Това осознала, что его глаза именно цвета неба – ясного, пронзенного лучами солнца и летнего. Его волосы были растрёпаны (здесь не обошлось без Товиных стараний) и причудливо играли цветом в лучах света: то светло-русые, почти золотистые, то почти коричневые. Рон сидел в профиль, солнце как будто обрамляло его всего: и волосы, и ровно очерченный нос, и многообещающие губы, сложившиеся в озорную и уверенную улыбку, и сильное обнажённое и притягательное тело. Он сидел на корточках и… раскладывал поле для игры в твистор.
А Това уже и успела забыть об их планах.
Рон, почувствовав на себе пристальный и полный желания и любви взгляд Товы, поднял на неё глаза, всё ещё светящиеся предвкушением.
- Играем по очереди, - произнёс он.
Това, почувствовав жар, кивнула.
С трудом, но им удавалось вертеть стрелку. Стрелку, что вершила каждое касание.
Всё началось, конечно же, относительно целомудренно. Товина нога очутилась на зелёном кружке. Нога Рона – на синем…
…И только спустя некоторое время «игра» была окончена. Това, словно ласточка взмахнув руками, упала на Рона, повредив конструкцию из перекрещённых ног и левой руки Рона, что проходило между её ног, далеко уходя до жёлтого кружка (хотя рядом был кружок поближе…).
Они рассмеялись. Волна нарастающего возбуждения окатила Рона, когда Това оказалась в его объятиях, источая звенящий, только ей свойственный смех. Она нежно гладила его плечи, сама того не замечая. Их лодыжки соприкоснулись.
Рон мягко опустил Тову рядом, и её глаза тут же расширились, в следующие мгновения затуманившись страстью. Поняв без слов, она раздвинула ноги.
Рон нежно провёл рукой возле Товиного разгорячённого лона – она слегка дрожала, и затем от наслаждения очаровательно откинула назад голову, закусив губу; ей не удалось подавить в себе стон. Това немного взмахнула руками, опустив их на плечи Рона. Неожиданно он припал губами к её лону  Череда дрожи, словно ток, промчалась по телу Товы, когда ощутила горячий и влажный язык Рона, орудующий сначала на её половых губах, а затем и прямо в её вагине.
Рон оторвался от жены с её необычайно солоновато-сладковатым вкусом липкой страсти, когда она проговорила:
- О, Боже… О да…
Рон посмотрел на выражение её лица, на выражение какой-то фантазийной мечтательности: веки были полуопущены и опушены, ярко очерченный рот приоткрыт… Очередное удовольствие он принёс ей движение рук вверх, рук, обнаруживших потвердевшие соски.
После этого Рон вошёл в Тову, постепенно учащая фрикции, Его рука соответственно ритму ласкала её грудь, вздымавшуюся со скоростью света, второй рукой Рон упирался в пол, шурша при этом полем для твистора. Впрочем, гораздо громче этого шороха были стоны Товы, переходящие иногда в вскрики различного рода. Одной рукой она обняла Рона за шею, словно держась за него, а другая двигалась как будто сама по себе, чаще натыкаясь на торс Рона.
Из-за контраста с делами Бескиеров Тове собственный «твистор» казался просто радужным.
38
Ламех сонно разлепил глаза. Свет солнца слишком бил в глаза, и он предпочёл из закрыть, успев при этом увидеть Хавиву, топчущуюся в углу палаты с мобильным.
- Лами, я громко говорю?.. – вдруг спросила она, заметив, что он проснулся.
Говорила она и правда не шёпотом, по крайней мере, сейчас.
- Ну… Почти.
- Извини… - как будто машинально бросила она. Ламех давно заметил, что её кредо: «В любой непонятной ситуации извиняться». Сейчас его это позабавило, он улыбнулся, но тут почему-то на ум пришла Цилла. Пришла, громко гремя своими копытными каблучищами, развевая по ветру сальные тёмные волосы, покачивая зигзагами ног и грудообразными кнопочками, при этом возмущаясь – такая вот абстрактная Цилла.
- Это не Цилла случайно? – поинтересовался Ламех. Его тревожили неулаженные дела с Циллой – неоформленный развод, неразделённая супружеская труха имущества.
Либо ему показалось, либо Хавива открыла и поспешно закрыла рот, её глаза заблестели, и она заметно покраснела и нахмурилась, надув губки – наверно, наигранно. А может, по-настоящему подавляла ревность, причём несправедливую ревность – он же просто упомянул Циллу…
- Нет, - коротко ответила Хавива, всё ещё прикрыв и отставив телефон от себя. Казалось, она сдерживалась, чтобы ничего не сказать помимо «нет».
- Таблетки ещё не пора принимать?
Хавива глянула на дисплей мобильного, увидела: «18:15» и сказала:
- Нет ещё, - ответила она, постепенно приобретая адекватное выражение лица. – Как ты?
- Получше, - пожал плечами Ламех.
Её лицо ещё больше просветлело.
Затем всё-таки вспомнила, что разговаривает по телефону, взяла трубку и сказала:
- Ало.
Подождала ответа.
Её лицо вернулось к разочарованию, но в меньшей степени, и он попрощалась:
- Пока.
Затем нажала «отбой» и запихнула телефон в карман джинсов. Он опасно торчал, угрожая выпасть.
Затем она неловко переместилась в центр палаты и потопталась, близоруко и невнимательно окидывая взглядом всё подряд. Помимо Ламеха в палате был почти всё время спящий, можно сказать, живущий здесь старик – вечно храпящий, любящий пошутить к месту и не месту и посмеяться (конечно, во время бодрствования), практически двойник Евгения Петросяна, только с бородой. Всё было аккуратно и до жути «как надо» - светло-зелёные сияющие чистотой стены, такие же сияющие чистотой наволочки, подушки, одеяла и кровати – четыре (две из них не были заняты), опрятный большой отрывной календарь на стене, открытый на разделе «Август 1990», а над этим «августом» с чёрным по-белому циферками доминировало Израильское поле с зарёю. Чистая и новая лампа на стене, другая чистая и новая лампа на потолке. Ровная и тоже, видимо, не старая тумбочка у окна, на которой лежали некоторые лекарства, два звонка и два пакета – один, точнее сказать, тёмно-синяя авоська, испещренная коричневой шотландской клеткой и подозрительно пахнущая огурцами и сыростью, предназначалась храпящему Петросяну – его звали Йицхак – а предназначил эти дары ему его сын, навестивший вчера вечером. Другой пакет, несший на себе информацию в виде рекламы аппетитного разреза колбасы, Хавива принесла Ламеху. (Как ни странно, колбасой из него не несло, а скорее несло отношениями Хавивы и денег на пакет, либо нежеланием не хранить такое соблазнение на употребление колбасы дома…). И эти пакеты тоже были аккуратными.
Поэтому Хавива как будто с этим всем не вязалась, смутно слоняясь или так же смутно сидя, она давно не расчёсывалась, поэтому её волосы выглядели как кусок мха, лак поободрался, не было обычного обилия колец (кроме одного, ещё с аварии. «талисманного», как говорила она сама – зеленого пластикого псевдокамушка в объятиях когда-то серебряного, а теперь матового псевдосеребра), на гриндерсах ютились засохшие хлопья грязи, но часть их всё-таки была законопослушно скрыта бахилами.
- Тебя не волнует, что ты второй день не являешься на школьную практику? – неожиданно спросил у дочери Ламех.
Хавива глубоко вздохнула и села на стул, уставившись на бахилы. Наверно, думала, что ответить.
Ламех продолжал:
- А потом меня вызовут в школу.
- Меньше всего меня волнует эта грёбаная школа! – неожиданно запальчиво воскликнула Хавива, подняв на него робкий взгляд больших зелёных глаз. – Как ты можешь даже допускать мысль о том, что эти ничтожные грядки и ничтожные люди могут волновать меня больше чем ты!.. Было бы просто ужасно, если бы я совсем тебя не навещала, потому что всё время беспокоилась о твоём состоянии, терзалась неизвестностью…. Да что я всё о себе!.. Прошу, скажи же, что тебе стало легче, потому что если это не так… - Она закрыла на несколько секунд лицо руками. – Я бы так хотела отдать за тебя свою жизнь, - неожиданно сказала она, серьёзно уставившись на Ламеха.
- Всё будет хорошо, - тихо ответил он, гладя взволнованную Хавиву по волосам. – Не веришь, можешь почитать историю болезни. Но, ты знаешь, будет лучше, если ты не будешь ждать каждый раз, пока тебя пинками выгонят, а посетишь практику.
- Нет!
- Поверь, со мной есть кому посидеть, если ты об этом.
Хавива недоверчиво и ревностно покосилась на окна возле двери палаты, выходящие в коридор, где ютились, шныряли и разными другими способами проявляли, мягко говоря, волнение фанаты Ламеха (впрочем, преимущественно фанатки).
- Они будут тебе докучать, - уверенно и мрачно произнесла Хавива. – А я нет.… Постараюсь не докучать.
- Может, ты и права.
Неожиданно (хотя это и было свойственно ей в последнее время) Хавива притянула к себе руку Ламеха, непроизвольно намочив её неприятно-тёплыми слезами и усыпая быстрыми поцелуями.
- Не драматизируй… - ему удалось высвободиться. – Как будто я на смертном одре!
Хавива ещё громче принялась всхлипывать. 
- Я просто так боюсь тебя потерять! Как бы то ни было, я всегда думала, что когда мы будем вместе, к сожалению, больше вероятность, что мы не умрём в один день, что… что я буду вдовой.… Но если это случиться сейчас!.. Мы даже не… испытали счастья! Хотя… - её глаза загорелись странным огнём. – Я просто покончу с собой, вот и всё!
- Я не умираю, - медленно и чётко проговорил Ламех.
Хавива промолчала, а затем вновь заговорила, вернее, залепетала:
- Как же я тебя люблю! Пожалуйста, прошу, не оставляй меня! Нас столько всего может ждать, столько лет, столько любви, если захочешь, у нас даже может быть ребёнок.… И так не должно быть. Мы должны жить долго и счастливо и умереть в один день.
«Она очаровательна, - подумал Ламех. – И как мило волнуется!».
Вот теперь Хавива, по его мнению, почему-то больше соответствовала своему возрасту – возможно, из-за таких наивных слов, или из-за проявления большей эмоциональности, чем обычно.
- Скоро, наверно, меня опять выгонят, - опечаленно произнесла она. – Опять. Эти грёбаные врачи. О боже, будь моя воля, я бы просто поселилась здесь с тобой, потому что как только я покидаю больницу, сразу становится так страшно, что с тобой и как ты… Я бы так хотела быть с тобой вечно, - многозначительно добавила она.
- Да не умираю я, - бессмысленно оповестил её Ламех, поражаясь, что вообще творится.
Но тут Хавива заметила листок белой бумаги на столе. Ламех хотел отнять его, но она уж читала, и её глаза округлились от ужаса.
- Что?! – упавшим голосом вскрикнула она. – Зачем?!
- Не ори. Йицхак спит…
Но ей было всё равно.
- Зачем ты писал завещание?!
- Да по глупости, оно тут дня два уже…
- Но… почему… - затем она перестала говорить. Захлёбываясь в собственных руках и слезах, беспомощно уронив на пол листок, пестрившей её именем.
- Прошу, перестань… Дня два мне совершенно по глупости казалось, что я умру… А теперь совсем так не кажется.
- Нет-нет-нет… - не весть к чему бубнила оцепеневшая Хавива. Изредка она что есть силы судорожно захватывала воздух. – У нас ещё всё будет… Да, у нас будет свадьба, много гостей… Я бы одела красное и пышное платье, а ты – что хочешь, конечно, полоски – было бы круто… Мы будем счастливы-счастливы. Я буду сперва рано-рано вставая в школу, ну а потом в универ и на работу приносить тебе завтрак в постель… У нас будет столько ночей – о. чего бы только не делали, пробовали, меня просто обжигает мысль делать всё, что ты пожелаешь!… Что-то есть в БДСМ. Мы объездим кучу мест, просто я буду с тобой, например, в турне, если ты за, буду себе за кулисками ошиваться. На выставках… Подумать только, о нас будет в СМИ… Да, мы будем везде… Знаешь, в Питере я бы хотела сходить в музей Набокова… - Она, конечно, несла, всё, что попадалось под язык. – Если бы ты очень захотел, у нас бы был ребёнок. И звали бы его.… А, мне всё равно. Как захочешь. – Она очаровательно махнула рукой. - Я постаралась бы быть самой-самой лучшей женой… Хотя и части тебя, да или любой твоей вещи ни одна женщина не стоит, и я тем более, но всё же… В свободное время мы гуляли, ходили бы в кино, в кафе или рестораны… Ну а вообще, куда хочешь. А я вот люблю парки аттракционов. Ещё мы с Товой и Симхой уже несколько месяцев подумываем над тем, чтобы я, ты, Това, Рон, Симха и Нааман сходили бы в поход на Кельтский каньон, жили бы там в палатках несколько недель или неделю, жарили бы шашлык и зефирки, играли бы кто в мяч, кто в теннис. купались бы… Я бы научила тебя плавать, как было бы это славно, представляю! А потом, через много-много лет, я бы сначала просто заботилась о тебе в старости, потом бы тоже состарилась, а потом мы бы взяли и умерли. Мой душенька, мой милый, родной, хороший, чудный, если бы только были вместе! Я бы практически жила тобой, не скандалила, не ревновала открыто, никогда бы е изменяла и всё такое. На самом деле мне всё равно, какими будут наши отношения. Потому что самое главное, чтобы ты был счастлив, и я, в свою очередь, постараюсь сделать для этого всё, что могу. Я так тебя люблю, мой душенька, даже не описать, поэтому просто живу тобой, не станет тебя – не станет и меня….
Ламех никогда не слышал от Хавивы более длинных, быстрых и эмоциональных слов. Казалось, она, со своими уже опять успевшими стать влажными, но теперь блестящими глазами, может продолжать бесконечно. Она была такой очаровательной – вся взволнованная, но как будто светившая и обезумевшая от такого количества слов, от таких высказанных желаний. Её зелёные, травяного цвета глаза опухли от слёз, даже немного застеливших стёкла очков, такие же розоватые припухлости овладели её бровями, выкрашенный в зелёный, той же краской, что и волосы, и без того подёрнутыми румянцем щекам. соблазнительно опухшими губами, наверно, от волнения искусанными до запёкшейся крови, которая заслонила и золотистую изюминку пирсинга, и носиком, сдержанно текущим прямой полосой вниз, но неожиданно кокетливо заканчиваясь узко и почти курносо. Ложбинка её груди дразняще темнела в вырезе свитера с единорогом. Она, казалось, не находила себе места; Ламех не заметил, что они держались за руки.
- А теперь так ужасно… - начала было Хавива, но не сумела опять разразиться словесной рвотой.
Уже почти наперёд продумав своё поведение. Ламех взял её за подбородок и пристально посмотрел в глаза.
- Сказано тебе, не драматизируй, - с лёгкой усмешкой произнёс он.
- Ага… - как загипнотизированная, выдавила она.
- Ну… - начал Ламех, стараясь сформулировать то, от чего у Хавивы точно будут тонны восторга. – Ты же хорошая девочка.
Он почувствовал себя глупо, словно из какого-то банального порно.
Однако Хавивины губы сделали соблазнительное движение, как будто она совершенно бесшумно сказала то ли «Вау», то ли «Уи».
Но дальнейшее произвело на неё ещё большее впечатление.
- Я люблю тебя, - неожиданно для себя, для Хавивы, и даже для Йицхака вырвалось у Ламеха. Он даже не понял, что же подвигло наконец-таки его высказать свои чувства: то ли обстоятельство, что Хавиве сильно шло быть тревожной, то ли её откровения, то ли опасение в глубине души, что ему может больше представиться возможности признаться в любви, то ли всё вместе, то ли что-то ещё… Ламех в глубине души был взволнован тем, как отреагирует Хавива. Конечно, он был уверен во взаимности, был уверен, что она от него без ума, и всё же почему-то волновался.
Впрочем, не один Ламех был в шоке. Йицхак вдруг перестал храпеть и, видимо, проснулся. Хавива же была судорожно хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.
- О… - очарованно произнесла она с невероятно расширенными глазами. – Я и поверить не могла… Я, правда, замечала, что уже далеко не противна тебе… Но я даже не могла представить, что, о боже, подумать только – ты меня любишь! Ну, что ещё надо для счастья?! Теперь у нас всё точно будет хорошо! Душенька, прошу, обними меня!..
.Ламех присел возле неё и обнял. Теперь он чувствовал себя гораздо свободнее, чувствовал, что сможет без стеснения говорить, что угодно при Хавиве, что теперь, когда они вместе, когда сё так просто, ясно, понятно и чудесно, у них вполне есть право на поцелуи, объятия, касания, совокупления – словом, на всё, что только они могут пожелать…
- Я люблю тебя, - в каком радостном оцепенении повторял он, словно высвобождая все несказанные признания, всё сдерживаемые чувства, словно птиц из клеток. – Так невероятно люблю тебя, моя девчушка…
- О, я никогда не была так счастлива! – воскликнула Хавива, зарываясь в его объятия и давая волю слезам. – Просто, наверно, сейчас упаду в обморок!
Она не преувеличивала, наконец-то ощущая какое-то удовлетворения и радость от того, что не придётся теперь жалеть о том, что ни разу не услышала от Ламеха признаний в любви. Её обнимает самый чудесный, самый лучший, прекрасный, умный, красивый и сексуальный мужчина на свете, при этом признаваясь в любви, самой что ни на есть взаимной любви – так разве что-то другое имеет значение? Ведь теперь в любой момент они могут преприятнейшими способами доказывать друг другу свою любовь, не будет каких-то недоконченных, недопонятых, недораскрытых знаков недовнимания и проявления чувств лишь с одной стороны – стороны Хавивы, не будет безответной любви, а будет только Ламех – опалённый такой же любовью, такой же страстью, такой любимый и родной в её объятиях, разгорячённый, милый, язвительный, но в то же время застенчивый, заботливый, терпеливый и очаровательно-упрямый; она смаковала умопомрачительный запах его волос (что-то наподобие репейника и одеколона), уткнувшись в них и с удовольствием отмечала каждое места, где они её кожа и кожа Ламеха соприкасались, ощущала под своими руками его лопатки.
- Я тоже тебя сильно-сильно люблю… - прошептала она. С радостью осознавая, что именно испытывает Ламех, чувствуя ухом её дыхание и то, что впервые в жизни она говорит ему: «тоже», а не просто бессмысленное, как будто сказанное в тишину и не услышанное бесполезное признание в безответных чувствах.
Йицхак в углу то ли кашлянул, то ли крякнул. Ламех и Хавива почувствовали то, что обычно чувствуешь, когда начинаешь засыпать, но тут какая-то неведомая пугающая сила как будто кидает тебя вниз с какой-то высоты – телом об кровать, и тут уже желание спать пропадает.
Всё вокруг как-то странно зашелестело.
Медсестра, входившая в палату, испытала смущение, (как и Ламех с Хавивой). когда Йицхак ни с того ни с сего что есть силы залепетал, по своему обыкновению:
- «О Боже, о мой бог!»… Что же вопят атеисты во время секса? «О метафизика! О теория Дарвина!..»
Повеселело.
39
- А жена у тебя забавная, - одобрительно как-то заявил Йицхак.
Ламех испытал смешанные чувства. С одной стороны ему стало, как-то что ли лестно из-за такого поспешного вывода, который он желал когда-нибудь воплотить в жизнь. С другой стороны что-то в его сознании запротестовало, ведь никакая Хавива не жена. И разве можно женой назвать пятнадцатилетнего ребёнка?
- Угу, - бессмысленно пробурчал Ламех.
Было как-то странно, что этот похожий на Петросяна старичок, много спавший, громко храпевший. Живший непонятно чем на основе своих странных шуточек, был, можно сказать, единственным, кто принял Хавиву за жену Ламеха, а не за дочь…. Или же не единственным, а просто высказавшим это? Ламеху почему-то казалось, что Хавивину «взрослость», возможность накинуть ей несколько воображаемых лет видит только он, а всё оказалось не так...
- Прямо-таки трогательная, – продолжал Йицхак. – А уж что вчера было – ух!
И это лихое «ух» насторожило Ламеха. Было как-то неприятно осознавать, что Йицхак не спал и слышал их разговор. Но тут он вспомнил, что, как видно, Йицхак проспал часть разговора. Иначе посыпались бы вопросы о том, что взрослая женщина может забыть на школьной практике и почему жена говорит «когда мы будем вместе».
- Забавная, - словно сам с собой говоря, продолжал Йицхак. – Такая восторженная. Без ума от тебя… «Душенька! Душенька!» - (он театрально повизгивал фальшивым скрипучим фальцетом). – Но только уж чересчур паникёрша. И болтливая. Уж пардон, но так хотелось заткнуть это «ах-ах-ах», «ох-ох-ох». «ко-ко-ко», «уи-уи-уи»…
Ламех усмехнулся. Всё равно Йицхак не в состоянии понять, насколько мила взволнованность Хавивы, насколько то наивной, то многозначительной бывает её речь и непредсказуемо молчание.
- Только по-моему, вы не очень друг другу подходите, - весомо сказаk Йицхак, с такой интонацией, как будто его мнение что-то для Ламеха значило.
- И почему же, позвольте узнать? – скептически поинтересовался он, предвкушая поток бессмыслицы.
- Да вот… не знаю, - многозначительно ответил старик. – Не подходите, и всё тут. – (Ламех хмыкнул). – Тебе как с ней?
- Превосходно, - лаконично ответил Ламех, желая прекращения разговора.
- Э-эх, - протянул Йицхак. – Хотел бы я, чтобы я за мня так же кто-то беспокоился, ухаживал что ли… - Он помолчал в ожидании так и не прозвучавшего ответа и, проглотив небольшую обиду, продолжил: - Моя-то жена уже в могиле.
- Сочувствую, - как по инерции произнёс Ламех.
- М-да… Хороша была моя Тамарка… Волосы длинные-длинные. Как пламя, рыжие… А глаза – таки бойкие, весёлые, с хитринкой. Зелёные. Почти как у твоей Хавивы. Но не в сравненье, конечно. Такая шалунья была, - Йицхак улыбнулся похотливым воспоминаниям. – Танцевать любила. Я её всё Лисонькой называл, Лисичкой. А она мне так всегда насмешливо, с ужимочкой: «зайчик». Да… танцевать любила… Особенно танго. Так страстно, как испаночка. Мы с ней ещё верхом ездили кататься. Ну, у меня имение было, лошади. Сына мне родила, ну, ты его видел… - (Ламех рассеянно кивнул). – А ещё была мастерица готовить. Пекла булочки всякие, тортики, да и угощала – у нас часто гости бывали. И успевала ещё и секретаршей работать. Твоя-то где работает?
Вопрос словно вывел Ламеха из оцепенения, вызванного скучной болтовнёй старика; как будто каждая его буква повисла в напряжённом воздухе в ожидании ответа.
Йицхак усугубил положение:
- А то ходит и ходит к тебе без конца и края…
- А она… няня, - выпалил Ламех первое, что пришло на ум.
- Няня… - задумчивым эхом повторил Йицхак. – В садике что ли?
- Да, - уверенно ответил Ламех.
- Ну, оно и видно, что с детьми общается, – слащаво-противно улыбнулся старик. – Прямо как дитя.
- Да-да, как дитя, - забормотал Ламех, интуитивно ускользая от неподобающих вопросов. – Вы знаете, вот иногда она…
- Сколько ж лет Хавиве?
И хотя вопрос был задан дружелюбно, Ламех. Довольно нервно ответил:
- Двадцать пять.
Плюс девять лет, минус девять лет… Вполне имеет значение, когда отношения отца и дочери не считаются в порядке вещей.
- Я так примерно и думал, - кивнул Йицхак. – А познакомились вы как?
Быстро ответить Ламеху помешал замаячивший образ повешенного Йицхак.
- Да так… Как-то раз после концерта… Я точно не помню. Это было весной. Три года назад.
- Ну, ясно, фанаточка, - Йицхак отталкивающе подмигнул и опять слащаво улыбнулся. – А мы с Тамарой на занятиях по танго сошлись. Как же она танцевала…
Он снова подавил обиду, не услышав предполагаемого «как». - Твоя танцевать любит?
- Нет, и стесняется…
- А вот это зря, - назидательно проговорил Йицхак. – Вы уж сходите куда-нибудь где танцуют. Ей понравится вся эта женская лабуда – романтика, свечи… Туда, где танцуют и где ужинают. А то у неё кожа да кости, и за что ты только её лапаешь?.. Ни сисек, ни попки, прости Господи. Нет, уму непостижимо. До чего же нас доведёт теперешняя мода! Это уму непостижимо – зелёные волосы! Она что, зелёнкой красится?!
- Нет, - мрачно ответил Ламех. – Зелёной краской для волос.
- И к тому же…
- Не сочтите за грубость, - перебил его Ламех. – Но заткните-ка своё вонючее и гнилое отверстие насчёт моей жены!
Его развеселило не столько лицо Йицхака, быстро приобретающее обиженно-плаксивое выражение, сколько сладостное и манящее словосочетание «моей жены».
- Да ладно… - тихо и обиженно протянул Йицхак. – Что ж ты сразу… Я ж не со зла. Ну, расскажи, что-нибудь. Скучно же.
- Что?
- Да хоть, вот, о жене своей что-нибудь.
- Я люблю её, - коротко и просто произнёс Ламех.
- Это-то понятно, - усмехнулся Йицхак и вдруг вкрадчиво спросил – А она – любит ли она тебя?
- Конечно. Вы же видели, - ответ казался Ламеху очевидным, мысль же о том, что Хавива его не любит – абсурдной.
- Сколько говоришь ей?
- Двадцать пять.
- Двадцать пять… - задумчиво повторил Йицхак, как будто что-то прикидывая в уме. - Да просто странно это всё.
- Что именно?
- Что, скажи на милость, может привлечь столь молоденькую особу? Деньги. Известность, – как ни в чём не бывало, проговорил Йицхак.
- Ничего вы не понимаете…

40
В течение всего лишь одного дня жизнь Циллы поменялась кардинально.
Ей были представлены гости, пребывающие в доме Голды. Эстер, которую она знала только по малочисленным упоминаниям Голды, в которых Эстер выступала в роли её неблизкой подруги, оказалась такой, какой почему-то и представляла себе Цилла – блондинкой с отвратительными сальными волосами, старомодно одетой, очкастой, прыщавой, похожей на крысу; от неё почему-то всё время несло каплями от насморка и пылью. Она говорила редко, и вообще что-либо делала редко, предпочитая оставаться в отведённой ей комнате для гостей в объятиях энциклопедии о насекомых. Эстер предполагала, что пробудет в доме Голды недолго, а потом вернётся в свой малообитаемый городишко, вернувшись к прежней скудной на события жизни, которая ей нравилась.
Другая временная обитательница сестриного дома заинтересовала Циллу гораздо больше. Когда Голда их знакомила между собой, Цилла поняла, что женщина, возбудившая её почти час назад и та старушка, стоящая перед ней – худая, сероглазая, с сиреневыми кудряшками и в персиковом платье – одно и то же лицо. Судя по выражению её нежного лица, старушка ж её не узнала. И звали её так звучно, решительно, но вместе с тем женственно и экзотично – Сарай. Как будто кто-то сделал крупный взрыв, бурю, фейверк в могучем финале, предшествующем нежному имени «Сара».
Отужинали. Ужином послужил плов, а для желающих – кексы с чаем или кофе, приправленные фантазийным кино в качестве фонового шума.
Цилла, изучая программу передач, сидя на диване, очередной раз поразилась, насколько Эрэз послушный ребёнок. Услышав, что уже поздно и пора ложиться спать, он безропотно сказал: «Хорошо», приготовился ко сну, и лёг спать. Попроси Цилла Хавиву ложиться спать (часа в два, когда её терпение лопалось), Хавива бы её далеко, надолго и изощрённо послала бы.
Между тем ложился не только Эрэз. Похихикав о чём-то на кухне под звон чашек (или бокалов?..) и телевизор, в супружеское ложе поспешили Голда и Шабтай. После этого незаметно легла спать Эстер. Это можно было понять из того, что шорох страниц энциклопедии о насекомых прекратился.
Цилле совершенно не спалось. Освободившись из плена тёплого, не для лета созданного пухового одеяла, Цилла поместила всё своё туловище поверх него. Она бессмысленно уставилась в потолок – светлое полотнище, на котором паучки когда-то сотворили еле заметную паутинку, колыхаемую малейшими движениями воздуха. И позволяла своим мыслям бродить и размножаться, как им вздумается.
Вот лежит она сейчас в уюте, дома у сестры. Сейчас всё хорошо, но завтра придётся возвращаться домой. Кто знает, какие её ждут там проблемы. Например, нитрат натрия мог проявить своё могущество, и Ламех мог попасть в больницу. А вдруг уже завели следствие?..
Некстати вспомнив анекдот про полицию, Цилла направила россыпь дикого угара в подушку, дабы никого не разбудить. Так она всё фыркала и давилась своим смехом, пока неожиданно темноту не прорвал тихий, вкрадчивый голос:
- Вам тоже не спится?
Цилла вздрогнула, одновременно дёрнув головой на голос. В хилых лунных прожекторах находилась Сарай – такая домашняя, в длинной старомодной сорочке, какие, наверно, носились во времена дам и рыцарей.
Цилла не поняла, что эта старушка может делать в её комнате, пока не сообразила, что путь к сортиру лежит через её комнату.
- Не спится, - подтвердила она, присаживаясь на кровать, чтобы получше рассмотреть Сарай.
На старческом теле особливо выделялись горящие глаза, похотливо пожирающие… вылезшую каким-то образом из топика грудь Циллы.
Цилла смущённо прикрыла свои кнопки топиком и не знала, что и делать. Ей вдруг вспомнилась их с Сарай встреча на улице.
Сарай сделала пару-тройку неуверенных шагов к постели Циллы и вдруг села. Пружина под ней взмолилась.
- Могу я... поспать с вами? – неожиданно спросила старушка. – Просто лечь и поговорить, а то не спится.
С каким-то стыдом Цилла поняла, что она-то сама желала кое-чего большего, нежели разговор.
- Хорошо, - выдавила она.
Сарай легла рядом.
- Расскажите о себе, - капризно и властно попросила она.
- Что ж… - Цилла резко почувствовала робость. – Я сестра Голды…
Неожиданно она поняла, что сморозила глупость. Как будто загадка века – определить, что они с Голдой близняшки.
Послышался добродушный смешок, и Цилла не смогла сдержать улыбку.
- Ну, я здесь потому что провожала Эстер, мою приятельницу, - поведала Сарай. – Просто в гостях. А вы?
- У меня, знаете ли, проблемы в семье. Мы с мужем в ссоре из-за раздела имущества, который предстоит нам после развода. Да и дочь меня просто ни во что не ставит, - Цилла почувствовала облегчение от этой исповеди, но о совершённом отравление пока не решалась рассказать. – Так что я совершила своего рода побег, - с горькой усмешкой завершила она.
Сарай взяла её руку в свою. Её старческая рука была морщинистая, сухая, жилистая, но очень горячая.
У Циллы захватило дух.
- А я ни во что не ставлю своего мужа, - заявила Сарай. – Он тряпка. Может быть, в этом есть и моя вина, не спорю. И всё же… Мы, женщины, должны держаться вместе, - многозначительно прошептала она.
Неожиданно для себя Цилла с каким-то покорным почтением и вожделением приложила эту трепещущую, дрожащую руку к своим губам.
Всё пошло как-то само собой.
В сложном геометрическом узоре рук с каждой из них была снята одежда. На полу в кучку сцепились: сорочка, топик, пара трусов – панталоны и стринги, два лифчика. Женщины совершенно не заботились о том, что кто-то может стать свидетелем их женской солидарности.
С чётким ощущением сна Цилла ласкала ртом обвисшие старческие груди, наслаждаясь тихими сдавленными стонами. Сначала левую, потом правую… Её язык описывал круги, словно карусель, вокруг напрягшихся, морщинистых, словно финики, сосков, руки гладили тело партнёрши. Туловище, ноги, пока требовательный шёпот не попросил:
- Мой ангел, целуй меня в губы, в губы, половые губы…
Было странно слышать такие непристойные речи от восьмидесятилетней старушки, но, однако, чья грудь, в конце концов, заполняла Циллин рот.
С каждой из них это случалось впервые, всё было интересным и новым.
Однако создавалось впечатление, то Цилла очень опытная лесбиянка, когда она то полностью погружала дрожащий напрягшийся язык влажный язык в уже влажное лоно Сарай, то нежно щекотала вокруг, то шаловливо покусывала клитор.
Обеим этого оказалось мало.
- Я видела… в фильмах, - смущённо начала Цилла, тем самым дав понять о своей неопытности, но просвещённости в сфере порно. – Можно попробовать «ножницами».
К её удивлению, Сарай поняла сразу же.
Их ноги переплелись. Руки трепетно сцепились. Странное дело: секс с собственными мужьями приносил и Цилле и Сарай меньше оргазма, чем эти трения разгорячённых страстью вагин. Это подобие, коим вынуждены довольствоваться лесбиянки, к коим она себя уже причислили.
Особенно явно ощутив мягкое касание влажного клитора Сарай, Цилла чуть было не выразила всю эйфорию в крике, однако её партнёрша. Вовремя вспомнив о возможных свидетелях, заткнула её рот долгим поцелуем, отдающим лекарствами.
…Решение жить вместе тоже пришло как-то само. Просто когда Цилла приводила в нужный ритм сбившееся дыхание в объятиях Сарай, то вдруг у неё вырвалось:
- Мы могли бы жить где-нибудь вместе.
- Да, купить домик, и зажить в нём счастливо, мой ангел.
- Завтра же и купим. – Цилла потёрлась щекой о щеку Сарай.
- Я согласна.
Всё пошло как по маслу. И так это было просто и естественно.

41
- Как я рада, как счастлива… - без устали не переставала повторять Хавива.
Был погожий воскресный вечер. Счастлива же она была от того, что рядом шагал Ламех – совершенно целый, невредимый и выздоровевший. Несколькими днями назад, после очередного обследования врачи решили, что ему вполне можно выписываться (разве только продолжая месяц принимать  лекарства). Когда Ламех сказал об этом Хавиве, всё это время терпеливо ждущей в коридоре и рассеянно листавшей какой-то журнал, она несказанно обрадовалась, сопроводив первым из бесконечных последующих: «Как прекрасно!», затем захлопала и запрыгала. Ламех обнял её и хотел было, взяв на руки, закружить, но она активно запротестовал: «Нет-нет-нет, я тяжёлая!» Пришлось поставить её на место.
Ещё несколькими днями назад, когда Хавива очередной раз ускользала от школьной практики, вместо этого проявляя тревогу за Ламеха и корявую заботу о нём, ей позвонила Цилла. Хавива взяла трубку только из любопытства.
- Ало, - произнесла она.
- Ало, привет, - голос Циллы звучал как-то свежо. – Почему Ламех не берёт трубку, не знаешь?
- Потому что когда человек попадает в больницу, его не очень заботит степень заряженности мобильного, - мрачно ответила Хавива.
- В больницу? – в голосе Циллы слышалось неподдельное беспококйство. – Что же случилось?
- Как ты могла бы догадаться, отравление.
- И… как он сейчас?
- Странно, что тебя это интересует, - сама не понимая почему, с упрёком произнесла Хавива. – Плохо, но было ещё хуже. Скажи, зачем ты звонишь?
- Я хотела сказать, что не вернусь домой.
Хавива возликовала. Цилла всегда всё портит. Хотя последнее время дело с ней обстоит лучше – ведь теперь они с Ламехом не любят друг друга, теперь большую часть времени она проводит не дома – всё же Хавиве былоприятно, что теперь она не будет делить дом с прошлым Ламеха, которое, к тому же, требовало иного и несправедливого раздела имущества.
- Ясно, - безразлично ответила Хавива.
- Теперь я буду жить в другом доме, - немного удивлённо продолжала Цилла (наверно, её удивило отсутствие расспросов). – Если понадобится адрес, могу назвать.
- Не понадобиться. – грубовато отрезала Хавива.
- Как знаешь, - создалось впечатление, что Цилла пожала плечами.
- Это всё, что ты хотела сказать? – устало поинтересовалась Хавива.
- Да, это всё. Пока.
- Пока.
Ламех, слушавший этот разговор, в отличии от Хавивы был бы не прочь узнать адрес. Ведь надо же уладить дела об имуществе.

И вот теперь они гуляли по городу – влюблённый и влюблённая, отец и дочь – весёлые, беззаботные и даже как-то нарядно одетые, хотя Ламех к рубашке, которую он вообще редко носил, добавил нередкие джинсы и совсем нередкие ботинки, Хавива же к неожиданной с её стороны светлой блузке с рукавами-фонариками добавила нередкую юбку в цветочек, нередкие чулки и нередкие крипперы.
Они целомудренно и предусмотрительно держались за руки, левая рука Ламеха была занята мороженым, рука Хавивы – питьевым йогуртом с трубочкой. Солнце вот-вот должно было скрыться за горизонтом.
- Куда-нибудь пойдём завтра? – поинтересовалась Хавива.
- Возможно. Куда бы тебе хотелось?
Она на мгновение напустила на себя напускную задумчивость, уставившись чёрт знает куда, сощурившись и очаровательно сдвинув искусно выщипанный укроп. Затем произнесла:
- Туда, куда хотелось бы тебе.
Ну вот, опять. Опять она ставит Ламеха в тупик этим пренебрежением собственными интересами (а есть ли они?).
- Может, в кино?
- Да, давай в кино.
Он не стал спрашивать, на какой фильм, уже предвидя ответ, вместо этого, приподняв руку Хавивы, принялся с любопытством её изучать – Хавива хихикнула. Рука почти как у взрослой женщины – аккуратный чёрный лак, длинные изящные тонкие пальцы, разве только с угловатыми суставами, пластиковыми детскими колечками и короткими, «гитарными» ногтями. Потом быстро запечатлел поцелуй на её руке.
- Ну-ну, - смущённо засмеялась Хавива. – Мало ли что подумают…
- Люблю тебя, - его рука переместилась на её талию.
- Обожаю тебя, - и это прозвучало как-то странно.
- Ты знаешь, иногда мне кажется, что если бы не ты, я бы так и умер…
- Не говори так! – с ужасом в расширившихся глазах воскликнула Хавива. – Я тут не при чём, это всё врачи. Я-то просто сидела с тобой…
-…Ага, пропуская практику.
- Ах, не будем сейчас об этом! Это я бы умерла, если бы не имела возможности навещать тебя. Мой бедненький! А Цилла даже не поинтересовалась твоим состоянием.
И это было сказано тоном ябеды, преувеличенно-детским.
- Она сообщала адрес? – спросил Ламех.
- Нет, - с подозрением ответила Хавива. Ей не понравился этот странный интерес к адресу Циллы, и она ощутила укол ревности, несмотря на то, что прекрасно знала, что Ламех любит её.
- Должна же она подписать кое-какие документы.
И словно камень упал у Хавивы с души. Она облегчённо вздохнула и отпила йогурт. На её алых губах осталось белое пятнышко.
- Ты знаешь, жалко, что ты моя дочь, – неожиданно сказал Ламех, уставившись на это пятнышко.
- Почему? – до неё не сразу дошёл смысл сказанного, и на её лице проявилось удивление и разочарование.
- Ведь так не должно быть. – (Ламех поймал себя на мысли, что белизну йогурта воспринимает как белизну вовсе не йогурта, и это была причина образовавшегося чувства – смеси возбуждения, разбавленного ликованием, и нежности). – Мало того, что ты ребёнок, так ещё и мой ребёнок. Так что наши отношения – это даже что-то хуже педофилии и геронтофилии, что-то ещё аморальнее, чем совращение малолетних. Это же статья, чёрт возьми!
- Если ты сомневаешься во мне, то зря! – её голос мило дрожал. – Никто и никогда ничего не узнает!
- Маленькая моя, я не сомневаюсь в тебе, - Хавива сразу же просияла, и Ламех решил, что не будет подозрительным сейчас поцеловать её в макушку, чуть притянув к себе (она чуть не потеряла равновесие, но продолжала расплываться в улыбке и в румянце). – Рано или поздно наши отношения выплывут сами собой.
- Нет, - упрямо заявила она.
- Да, да и да, - не менее упрямо заявил он.
- И что нам делать? К чему ты клонишь? – у Хавивы всё внутри опасливо сжалось при мысли о том, что вот сейчас, в этот воскресный жаркий августовский вечер, когда вот-вот произойдёт закат, всё потемнеет и заиграет оранжевыми, алыми и тёмно-зелёными красками, когда настанет ночной прохладный ветерок, колеблющий речку, вдоль которой они шли, и начнут свои визги ночные насекомые; когда город заиграет всеми кругленькими огнями машин и лампочек разных заведений, словно пайетками, настанут пробки, на улицах поубавится детей, но выплывут пьяницы, наркодиллеры и проститутки… Ну да, могло быть и лучше, но её всё же пугала мысль, что в последний раз они идут по набережной, последний раз Ламех так нежно, но вместе с тем крепко обнимает её за талию (почему-то ощущение, как будто на ней и нет юбки), последний раз они вот так вот болтали, поглощая свойственные обоим вкусности – а ведь, по сути, их отношениям нет и недели! И таким зыбким и хрупким показалось ей теперешнее счастье, что невольно навернулись слёзы, от этого поплыл асфальт и Ламех стал лишь бежево-чёрно-красным пятном.
- Что с тобой? – обеспокоилось пятно, вытирая другое пятно – на её губах, видимо от йогурта, попутно при этом зацепив за пирсинг. – Тебе нехорошо?
- Д-да, - пролепетала Хавива, слыша свой голос как в тумане.
- Пойдём, там скамейка.
Ламех мягко направил её к ближайшей, словно из тумана выскочившей скамейке, исписанной маркером. Рядом была до отказа щедро заполненная урна. Кому то не понадобились: несколько упаковок от чипсов и сушёной рыбы, бутылка от пива, окурки, банка из-под колы, много целлофана и даже кукла – чем-то мерзким испачканная шатенка без одежды, кажется, Барби. Усмотрев в это зловещий знак и некое сходство себя и куклы, кому-то совершенно ненужной и безжалостно выброшенной, Хавива нервно рассмеялась.
- Хавива, да что с тобой?!
Не дожидаясь оплеухи, как это должно быть по законам фильмов и книг, когда кто-то долго истерично хохочет, она прекратила хохотать.
- Я не знаю, ну, может, это от голода? На, покусай мороженое.… Да не потолстеешь ты, успокойся!
Разлепив глаза, она отпихнула маячивший шарик мороженого в вафельном конусе и, решив ускорить страдания от ожидания, спросила:
- Ты меня бросаешь?
Ламех был шокирован, до того упавшим и жалостливым был её голос.
- Почему ты так решила?
- Ты меня бросаешь, - расплакавшись, шёпотом повторила она. – Не хочешь проблем с моралью и… бросаешь…
Она уткнулась в свои ладони.
Он совершенно не ожидал, что его слова произведут такой эффект, что она поймёт именно так – переиначив и переврав на свой пессимистичный и параноидный манер.
- Ты всё не так поняла, я совсем не то имел в виду! – воскликнул Ламех, обнимая её хрупкие вздрагивающие плечи.
Хавива прекратила реветь и удивлённо посмотрела на него. И снова этот милый побочный эффект слёз, алеющий на её лице…
- Я так испугалась, - с облегчением в голосе, но всё ещё всхлипывая ответила она. Ламех погладил её по щеке, ощутив на руке мокроту её слёз. – Я уже подумала, что ты подготавливаешь этими разговорчиками о законе почву для расставания со мной. – Она поймала его руку и притянула к губам. – А ты… просто…
- Как ты сказала, никто и никогда об этом не узнает, - Ламех осторожно ловил её слёзы, не зная, как же разъяснить что же он «просто».
- Я так испугалась! – Хавива, чувствуя, что перестала плакать, сцепила очки, протёрла о цветочный ситец юбки и водрузила вновь. – О, я бы просто умерла бы от горя, если бы ты меня бросил!
- Нет, нет… - шептал Ламех, целуя её влажную от слёз руку. – Я никогда тебя не брошу, моя милая, моя крошка, моя девчушка…
Про себя он поклялся, что больше не заведёт разговора о возможных проблемах их отношений, видя перед собой наглядный результат – хотя и невероятно хорошевший во время волнений, но всё же невероятно грустнеющий.
- Обними меня, - сонным голосом попросила она.
- С удовольствием, - он обнял её, заметив благодарную счастливую улыбку тонких маленьких алых губ. Хавива отпила йогурт, облизнувшись, как котёнок, и тем самым окончательно угробив помаду. Ламех поспешно распрощался с мороженым, которое уже начало таять, и раза два запятнав её джинсы и один раз запятнав юбку Хавивы, когда она долго мотала головой перед мороженым, опытно имитируя отвращение.
- Может, поедем домой? А то ты какая-то сонная.
- О нет, я вовсе не сонная. Но если ты хочешь домой…
- Да нет, не очень.
- Так зачем же предлагаешь? – Хавива засмеялась.
- О, ты знаешь, проехали.
- Проехали, так проехали. Погода такая чудесная. Тебе хотелось бы прогуляться?
- Хотелось бы, а тебе? – Ламех принялся «играть» с бантом на блузке Хавивы.
- Очень. И куда мы пойдём?
- Здесь недалеко есть одно потрясное место, - бант совсем натянулся, ткань плотнее обтянула её грудь.
- Там людно? – только и поинтересовалась Хавива, с умилением и одновременно возбуждением следя за манипуляциями отца.
- Нет. Ты знаешь, гибрид парка и леса. Как ты любишь.
- И ты, надеюсь.
- И я.
- Тогда чего же мы ждём?! – вся её сонливость пропала, Хавива легко вскочила на ноги и подправила блузку. – Пошли-пошли!
Она схватила Ламеха за руку и потащила.
- Ты же не знаешь дорогу! – засмеялся тот (Хавива в конец растаяла).
- Ты-то знаешь, - непосредственно и просто удивилась она.
- Ну да, - усмехнулся Ламех её логике.

42
Они прошагали минут тридцать. Продолжая держаться за руки, болтали на разные темы – фильмы, книги и так далее. Несмотря на разные поколения, их интересы находили вечно в чём-то точки соприкосновения – интерес к фильмам Алехандро Ходоровски, книгам Набокова, стихам Бодлера, картинам Дали и так далее и тому подобное.
От крупной дороги, выплывающей с набережной, отходила, словно ручей от реки, большая тропинка, идущая вниз, под горку. Там была густая трава по колено, влажная от недавних дождей земля, клочки крапивы и обилие мусора, камней, деревьев и улиток; из-за последних Хавива ежесекундно демонстрировала смесь испуга и отвращения (раскрытый рот, распахнутые глаза, смешно сморщенный нос, насупленные брови). Также она долго вопила и клялась, что с места не сдвинется, когда один из жирных, лоснящихся, словно маслом политые жареные сопли, тёмный слизень намертво обосновался на её чулке, оставив на его девственно-белой кружевной поверхности подозрительный мутный влажный след и не желая отрываться от косточки её лодыжки. Ламех отодрал его, с довольным видом приняв её многочисленные поцелуи и выслушав её нескончаемые возгласы благодарности и то, что он, оказывается, герой.
Деревья сгущались. Ламех не врал: это и в самом деле походило на лес. Редко кое-где мелькавшие случайные прохожие теперь начали исчезать – то ли от того, что было поздно, то ли от того, что никого не прельщало на ночь глядя переться в малообитаемую гущу деревьев, а может, по обеим причинам. Ламеху и Хавиве это было только на руку – стало свободнее, можно было обмениваться поцелуями, различного рода, произносить откровенные, чувственные либо непристойные вещи вслух, водружать руки туда, куда не полагается их водружать отцам и дочерям.
Мало-помалу их страсть разгоралась, придавая запланированной ничего не значащей прогулке иной окрас.
- Знаешь, мы как Гумберт и Лолита*, - неожиданно сказала Хавива, внимательно любуясь бликами солнца в волосах Ламеха. Солнце зайдёт, блики исчезнут.
- Я тоже часто так думаю, - Ламех приятно удивился схожести их мыслей. Подумать только – схожести мыслей шестнадцатилетней девушки и пятидесяти однолетнего мужчины.
Его рука перекочевала с плеч Хавивы на её талию. Она чуть взвизгнула от восторга и неожиданности, остановилась как вкопанная и повернулась. 
Ламех ощутил приятную тяжесть её ладоней на своих плечах.
Она уставилась на Ламеха полным обожания, восхищения и желания туманным мечтательным взглядом расширенных, как у наркоманки, зрачков. Взгляд его «кофейных» - по мыслям Хавивы – глаз, сосредоточился на её полураскрытых соблазнительных губах, он как будто задумчиво склонил голову, так, что на лицо упало несколько чёрных прядей – из подобных мелочей и строился восторг Хавивы, а также все её фантазии, приятно грозящие вот-вот претвориться в реальность.
Она поднялась на цыпочки. Дотронулась губами до Ламехового виска – шероховато-выбритого с пульсацией – сама же Хавива ощущала биение сердца где-то позади, в затылке, и от этого гудела голова. Его руки, казалось, обмякли и ещё ниже опустились.
- Ты сводишь меня с ума, - прошептала Хавива. – Мой Гумберт.… Куда я тебя только не поцелую…
Однако решить она начала с губ.
Полураскрытые губы Ламеха отпечатались в её сознание как будто картинкой в темноте. Единственным освещённым участком, прежде чем она поспешно стянула очки и наклонила голову – их губы вначале робко соприкоснулись. Ламех медленно провёл языком по её полураскрытым, мило дрожащим губам, приятно воскрешая в памяти всё-всё – и их напомаженный вкус, часто отдающий кофе, но сейчас, к счастью, йогуртом, и их дрожь, неровную шелушащуюся поверхность, и холодную сталь, прерывающую эту горячую, влажную плоть – серебристый островок, колечко, потянув за которое можно было услышать бесконечность звуков наслаждения, как будто ключ к дверце, за которой копошились все стоны, визги. Придыхания и так далее. Не удержавшись. Хавива шаловливо овладела нижней губой Ламеха; он дышал ртом, и его горячее дыхание воспаляющее действовала на её кончик носа. Ламех шумно вдохнул воздух, его тело окатил приятный жар предвкушения. Хавива, почувствовав это, застонала. Ламех, взяв её за ягодицы и изрядно помяв юбку, притянув к себе. Ощутив его напрягшееся, но ещё не совсем поднявшееся естество, Хавива ахнула, непроизвольно приняв это за намёк; её губы приняли очаровательное очертание «О», как бывало, когда она говорила: «Вау». Из-под полуопущённых ресниц взгляд Ламеха быстро пробегал то вверх, то вниз, поэтому ход его мыслей Хавива представляла смутно.
- Я хочу тебя, - сообщил он, радостно предвидя всё, что за этим последует.
Её брови поднялись, на манящих губах заиграла удивлённая полуулыбка.
- Здесь?..
- Там. – Ламех указал на частый кустарник, где росли цветы. На его руке проступили жилы, и это почему-то усилило желание Хавивы. Прямо фетишизм какой-то.
- Где? – она непонимающе не двигалась с места.
- Там, там.
Всего одно, казалось бы, принятое среди пар явление – Ламех шлёпнул Хавиву одной рукой, другой продолжая указывать на сборище растительности – но её сердце забилось на максимальной скорости, руки вспотели и задрожали, ниже живота что-то засвербело, зачесалось, и она, наверно, сотый раз за день взвизгнула, всё ощущая и ощущая шлепок.
- Там… слизни… - промямлила Хавива, чувствуя, что краснеет.
Ламех мгновенно опустился с небес на землю, испытав разочарование. О чём он только мог думать? Не будут же они совокупляться на раздавленных слизнях…
Заметив перемену выражения его лица – с предвкушения на разочарование – Хавива поспешно добавила:
- Но не факт. Я сейчас посмотрю…
Она кое-как нашла валявшиеся на земле очки, протёрла их от юбку, надела и поспешила за деревья. Ламех последовал за ней, что есть силы надеясь, что слизней не будет.
Слизней не оказалось. Слишком уж сухой и негладкой была для них та почва, да и растения на ней росли неподходящие.
- Их нет, - сказал Ламех.
- Нет, - эхом повторила Хавива, судорожно и быстро водя рукой по земле. Убедившись, что и правда нет, она начала раздеваться – расстегнула юбку, расстегнула блузку, смущённо и неловко провозившись с пуговицами. Та же судьба ждала и нижнее белье.
Ламех также разделся, стараясь не отрывать взгляда от наготы Хавивы, от её плеч,  ярко-голубоватых веточек и разветвлений вен, сеткой покрывающих её руки, ноги и несформировавшуюся грудь с бусинками-сосками, выдающихся вперёд, словно стремящихся сбежать, тазовых косточек, промежности, синяков – последствий то ли неповоротливости, то ли самоистязания для снятия негативных эмоций, то ли похудения, то ли всего вместе, ног, далеко не сразу сошедшихся вместе, создавая сверху треугольное окошко.
- Ты ещё больше похудела, - заметил он со слабым призраком упрёка – Хавива этого не уловила.
- Спасибо, - радостно улыбнулась она своей особенной улыбкой – и губами, и глазами, и невинно, и похотливо. – А ты… стал ещё сексуальнее. Эм… не знаю.… Если такое возможно.
В свою очередь, Хавива блестящими глазами за блестящими очками остановила взгляд на Ламехе, на его аккуратно (пока что) лежащих волосах, темнеющих в темноте, карих глазах, внимательно и вместе с тем похотливо разглядывающих, судя по отражению в них, её тело, восхитительной загадочной улыбке с милыми-милыми ямочками. Создавалось впечатление, что рядом горит костёр, даже пожар; на его теле как будто бродили тени пламени. Изящно очерченная горбинка носа бросила тень, возле шеи была тень, возле ключиц (родных милых ключиц, к которым так хотелось хотя бы притронуться, особенно губами!..) была тень, возле дрожащих мышц, коленей (которые так хотелось обвить руками и целовать, целовать…), немного татуированной широкой груди, много татуированных руках (вот тень начиналась у трёх игральных костей, вот обрывалась у сердцевидной спирали…), возле гениталий – везде, везде копошились тени. Пожара не было, солнце садилось.
Наверно, на Хавиву так подействовала открытая местность, потому что что-то фантазийное было в том, что вот так просто перед ней стоит обнажённый Ламех, созерцающий её наготу с взаимным желанием; стоит под деревьями, обдуваемый ночным августовским холодком. Он казался каким-то «лесным», и всё как будто балансировало а гране с зыбким сном, вот-вот готовым прекратиться. Подумать только – они хотят друг друга, Ламех так и сказал: «Я хочу тебя» - это сильно отпечаталась в её памяти, как и его полураскрытые губы.
Словно повинуясь какому-то инстинкту, Хавива, пошатываясь, подошла к Ламеху. Как будто своим долгом она поставила возбудить его, доставить наслаждение.
- Позволь… - немного не в тему пробубнила она, делая сильное ударение на последнем слоге, заливаясь густым румянцем и, как будто ныряя в воду, опустилась на колени.
Свойственным ей движением она несколько раз облизнула крупный поблескивающий член Ламеха, ощутив давно забытый чудесный солоноватый вкус, как будто бы дразня и при этом приноравливаясь. Касания её беглого, влажного трепетавшего языка напоминали касания крыльев бабочки. Затем уверенно (слишком уверенно для шестнадцатилетки) взяла его в правую руку (правша, как-никак), обхватив левой колени Ламеха. Затем подняла робкий, невинный и совершенно не подходящий к ситуации взгляд на Ламеха, выжидательно смотря и как будто ожидая одобрения своих действий.
- Тебе неудобно? Может, мне тоже сесть на колени? – поинтересовался он.
- Мне удобно, не надо, ты знаешь, спасибо, не беспокойся, - скороговоркой выпалила Хавива, потупив взгляд и не выпуская член из рук. После опять осторожно лизнула его головку – начинавшую набухать и подрагивать. Ахнув, и вызвав тем самым смешок Ламеха, она вошла во вкус и заглотила его член настолько глубоко, насколько могла, несколько секунд посмаковала, не меняя ничегошеньки, не совершая никаких движений. Её глаза были закрыты. Словно очнувшись ото сна (она всё ещё казалась сонной), она принялась сосать – сначала медленно, затем быстрее, плотновато сомкнув губы и ощущая каждую жилку, и всё было словно в каком-то порно, например, её ежесекундное «Ммм» на высоких нотах, эдакий визг коровы. Её руки покинули колени Ламеха, очутились на его члене, о который она немного нелепо потёрлась щекой, словно предполагая, что он кончит на её лицо, затем несколько секунд покоились на его ягодицах, и затем нащупали его руки и уверенно водрузили на качающуюся из стороны в сторону зеленовласую голову.
Он понял её замысел. Это было так «по-Хавивинскому».
И так приятно было городить всё, что попадало под язык, всякую лабуду, какая же она плохая, какая же она хорошая девочка, и прочее, прочее, заполняя естеством очаровательно мычащий ротик…
Ламех, чьи руки были, как уже говорилось, водружены на Хавивину голову, постепенно вошёл в ритм, то отстраняя её голову, то, наоборот, придвигая. Тем самым дело ускорилось. И если бы не тёплая сперма, приятным грузом ложащаяся на Хавивин замедлившийся язык, если бы не это – лучшее, что когда-либо бывало у неё во рту, она бы говорила восторженные слова не затыкаясь. Неожиданно она почувствовала всё неудобство земли, на которой находились её колени, какие-то выпуклости и колкости, а тут ещё и резкое ощущение в горле, ощущение что будто бы подавилась. Казалось, всё, что только было в Ламехе, сосредоточилось в одном только органе, подрагивающем, подымающемся, словно просыпающемся ото сна (то есть от долгого отсутствия минета), набухшим и освобождающемся от семени посредством рта самой наимилейшей девушки. К его достоинству прилила кровь. Он постанывал, поняв не сразу, что Хавива отстранилась. Несколько капель спермы окропило траву.
Она откашливалась.
- Смешно сказать, - пояснила в перерыве между «кхе-кхе-кхе» и сотрясанием (премило тряслась её грудь, вызывая ассоциации с кроликами). – Но я вроде как подавилась. Кхе-кхе. Изви… Кхе-кхе-кхе! Извини. Нужен презерватив.
- Что?
- Презерватив, - будничным тоном повторила Хавива.
- Мы раздеты. В глубине леса-парка. У меня встал. Нужен презерватив, - перечислил Ламех упавшим голосом.
Хавива застыдилась и испугалась, что между ними ничего не будет, что всё сорвётся, однако она невероятно боялась забеременеть. Её пугала одна мысль о том, что внутри неё кто-то есть живой, кто-то живёт посредством её существования, словно сорняк или паразит, ест её пищу, шевелится, пихается. Боялась схваток. Боялась частой тошноты, несмотря на то, что время от времени сама специально блевала, после того как наедалась до одури вкусной еды и пила марганцовку с водой, чтобы её вырвало до того, как эти огромные калории начали перевариваться. Она не могла отказаться от этой привычки – это, несомненно, повредило бы ребёнку. Боялась растолстеть после родов. Боялась родов. Боялась ответственности, проявления родительской заботы.
- Пожалуйста, - умоляюще протянула она, атакуемая бесконечностью страшных мыслей. – Пожалуйста, дай мне денег, я куплю сама…
- Не надо, - отмахнулся Ламех. – Я как-то не подумал. Мало того, что ты моя дочь, но ты слишком маленькая, чтобы рожать.
Хавива и сама забыла об этом. Опять назрело опасение: не может ли на этом закончится их секс?
- Я не хочу ребёнка… - вяло произнесла Хавива.
- Сейчас я схожу за презервативами, - Ламех принялся поспешно одеваться. – Жди меня здесь, лучше прикройся, никуда не уходи, будь хорошей девочкой.
Ламех наклонился и взъерошил её волосы под аккомпанемент хихиканья. Этот момент ещё долго прокручивался в голове у Хавивы в мыслях, поэтому ожидания Ламеха не было ей в тягость.
Он застал её улыбающуюся и так и не прикрывшуюся. Хавива повисла на нём. Затем с её помощью Ламех поспешно разделся. Очаровательно отвёл рукой волосы, упавшие на глаза – один из тех жестов, которые приводили Хавиву в восторг.
Минет как будто был каким-то предисловием к каждому произведению, каждому порождению их возбуждения. Как и в этот раз, Ламех иронично отметил, что то, как Хавива двумя тонкими пальцами изящно держала его член напоминало то, как несколькими часами назад она держала соломинку йогурта, то, как она слизывала с губ беловатые частички его спермы напоминало то, как она облизывалась после йогурта. Он улыбнулся своим мыслям, этому сравнению порочности и невинности.
Хавива, устраивающаяся на спине, тоже улыбалась. Она смущённо поёрзала, выбирая место поудобнее, где ничего не будет колоться или давить. Под ней что-то (или кто-то) хрустнуло. В её глазах на несколько секунд отразилась тревога, но на её место снова пришло возбуждение.
- Моя Лолиточка, тебе удобно? – очередной раз поинтересовался Ламех, прежде чем заполнить всю её пустоту.
- Мне чудесно, мой Гум, - тихо ответила она, заворожено скользя мутноватым взглядом между его ног.
Он смутился. Хавива, вид его смущение, добродушно и маняще рассмеялась, и её смех эхом прокатился по парку.
- Ну же, душенька, - проговорила она, оставляя поцелуй на плече Ламеха.
В ночной темноте было не так-то просто надеть презерватив. Наконец Ламех, устроившись поудобнее так, что ноги Хавивы оказались между его ног, вошёл в её лоно – так, как она любила – быстро. Какая-то дрожь прошла от промежности Хавивы, задержалась ниже живота, чувствительно подёргала какую-то мышцу и тем же током замаячила в затылке. Хавива вскрикнула, но её рот тут же зажала рука Ламеха. Она с радостным содроганием представила, что это изнасилование.
- Мы же на улице, - быстро зашептал он. – Вдруг услышат.
Хавива молча кивнула.
Становилось совсем темно.
Какое-то непривычное притупление ощущение чувствовал Ламех, когда его член и горячее, влажное, узкое, дрожащее, угловатое и маленькое королевство, под названием «Хавивина вагина» разделял слой прозрачной плёнки.
Хавива, за маленьким опытом - она больше ни с кем не совокуплялась после того январского секса с Ламехом, когда их засекла Цилла (как давно это было…) – не особо заметила разницу. Гораздо больше её нервировало то, что из её рта норовили вырываться различные стоны, ахи, придыхания, визги, вскрики и крики. Она и не замечала, что создаёт столько шума.
Она обхватила руками плечи Ламеха – своего рода объятия. Он одной рукой упирался о влажную поверхность земли, другой ласкал грудь Хавивы, при этом всё быстрее и быстрее совершая фрикции и про себя умоляя Хавиву не издавать громких звуков, как она обычно делала, про себя – так как сказать это вслух мешали его приглушенные стоны и сбивчивое дыхание.
Она уткнулась в его грудь, явно стараясь быть как можно тише.
- Я люблю тебя, - всё же прошептал Ламех ей на ухо, наклоняя голову. И уже погромче: – Ты такая… внезапная и милая.
Ему показалось, что он когда-то это уже говорил, как будто это была до тошноты зазубренная роль.
Хавива вдруг вскрикнула, и Ламех, чувствуя, что совсем потеет от волнения, опять закрыл ей рот.
Всё тело Хавивы била сильная дрожь. И хотя Ламех сказал это тихо, ей, как в каком-то бреду, померещилось эхо, и эхом раздавался его голос – подёрнутый возбуждением, баритон – мягкий, тягучий, точно мёд, и вместе с тем резковатый, с хрипотцой, чуть надтреснутый, словно звон скорлупок ореха. Она вместе с тем осознала, как забавно он произносит «т» - то ли «ч», то ли «тч», то ли «чт».
Наклонившись, он припал губами к её нежной фарфорово-бледной шее. Под губами ощущалась жилка. Хавива резко запрокинула голову навстречу поцелую, перераставшему в крепкий засос.
- Я… я скоро кончу… - выдавила она из себя, проклиная темноту ночи.
- Милая…
Почему-то ей вспомнился космос. Наверно, из-за постигшего чувства невесомости, исходящего жаром из низа живота, безграничной радости, нежности, счастья. Казалось, что она вне своего тела, что её душа летит, на седьмом небе, но одновременно находится на земле, просто в гидриде леса и парка, прямо под самым чудесным мужчиной на свете, доставляя при этом ему удовольствие. И было так приятно от головокружения и от боли – боли в затылке, в какой-то извечной мышце ниже живота, расшатывающейся, словно зуб, от каждой фрикции, боли во изнаночной части тела – земля была неудобна.
Хавива снова запрокинула голову, тихо сотый раз за день странно захихикала, её тело сотрясала мелькая частая дрожь.
- Мурашки, - сказал Ламех, переключившись с её груди на руки, до сих пор его обнимающие и как будто ослабевшие. – Моя Лолита, ты замерзаешь?
Она всё время замерзала из-за худобы, какая бы не была погода, и он прекрасно это знал. Всё время, но точно не в эти сладкие мгновения оргазма.
- Я замерзаю от жары, - проговорила она, не сразу осознав, что сказала. Её мысли текли медленно и тягуче, словно мёд.
Спустя некоторое время Ламех почувствовал, как руки Хавива равномерно гладят его по спине, а затем, как будто в свободном падении, опускаются на ягодицы, властно притягивая к себе. Так продолжалось снова и снова, но вдруг он ощутил конечность, что больше ничего не может быть; его член вошёл как можно дальше. Хавива мгновенно ослабила руки, словно безжизненно упавшие на землю по бокам и испустила стон. Ламех почувствовал, что всё заканчивается, что, будто завершая что-то выдуманное, фальшивое, завершая какую-то фикцию какой-то фрикцией его сперма оказалась в резиновом прозрачном плену. Он сделал несколько резких толчков, чувство постепенное освобождения продолжалось.
- Лами! – забыв о том, что шуметь нежелательно, она вскрикнула. – Кончи мне на лицо!
Ламех опешил. Это казалось ему каким-то осквернением. Но все мысли разом растаяли, уступая место опустошённому блаженству и словно покалыванию тока между его ног и там, где то и дело оказывались руки Хавивы.
И всё-таки он кончил на её лицо.
Хавива благоговейно пыталась вообразить себе этот «светлый нектар», как ей тут же придумалось, ощущая лишь теплоту, влагу, и слабый пряный запах у себя на щеке под левым глазом. Она опять пожалела, что ночь настолько темна, Ламех, в отличии от неё, был этим доволен – он предпочитал совокупления в темноте.
Некоторое время он приходил в себя, неподвижно сидя возле Хавивы. Его левая рука всё ещё была у неё на груди, которая судорожно вздымалась. Они долго молчали, только тяжело дыша. Потом послышался какой-то шорох – кажется, Хавива повернулась на бок. Ламех инстинктивно затаил дыхание.
- Эй, - она наугад выпростала руку во тьму. Потрогала то, что подвернулось – естество Ламеха. Он тут же дёрнулся, выйдя из оцепенения. – Тебе понравилось?
- Ты знаешь, это было так… - Ламех старался подобрать правильное слово. – Так ново. Ах да. Хочу тебе напомнить. Не вздумай после этого не мыться, слышишь?
Хавива почувствовала де жа вю, и смешливо ответила:
- Хорошо. Я ведь, кажется, раздавила улитку и лежала спиной в дерьме.
- Я надеюсь, ты не поэтому визжала?
- Нет-нет, я визжала от любви, восторга и оргазма, - честно призналась она.
Ламех опустился рядом, предусмотрительно стараясь избежать улиток и дерьма. Затем обнял Хавиву.
- Как же я тебя люблю, мой душенька, - она мгновенно прильнула к нему. – Кусты… - она усмехнулась. – Однажды я смотрела похожее порно, там тоже всё действие было на природе, только на ферме, среди фермеров и чёрнокожих невольниц…
Она лопотала и лопотала, пересказывая содержание увиденного. А когда замолкла, Ламех вдруг вкрадчиво спросил:
- Ты не слишком ли маленькая, чтобы смотреть порно?
Хавива рассмеялась.
- И это говорит мне человек, лишивший меня девственности.
И хотя сказала она это вполне добродушное, с извечной нежностью и обожанием в голосе, как чаще всего и общалась с Ламехом, он взволнованно напрягся. Смутно стал вспоминаться Йицхак со своими дурацкими вопросами и дурацкой уверенностью, что их с Хавивой отношения в шаге от катастрофы.
- Мы всё-таки прямо как Гумберт и Лолита, - очередной раз проворковала она, ёрзая.
«Нет, не должно этого всего быть, - мучительно размышлял Ламех, крепче прижимая к себе Хавиву, видимо, начинавшую чувствовать ночную прохладу. – Она же такая маленькая, такая… хрупкая, что ли. Скорее всего, нет, даже точно, её сверстницы, конечно, не все девственницы, не все такие неискушённые и невинные, но всё-таки не отсасывают у своих отцов, к примеру. Посреди ночи. На улице».
- Да, но в отличии от них, я точно могу сказать, что ты меня любишь, и что мы не расстанемся. Ведь так? – рассеянно проговорил Ламех, также рассеянно гладя
Хавиву по волосам.
«Романтика, свечи. – размышлял Ламех. – Наверно, Йицхак был в чём-то прав: ей бы всё это понравилось. По крайней мере, больше, чем грязный парк, дерьмо и улитки. Но, опять же, поползли бы разговоры, слухи, газетные заголовки, если хоть кто-то воспринял бы нас как пару».
- Так, так, душенька, - повторяла она, неожиданно принимаясь целовать Ламеха в шею, ключицу – он припал губами к её виску, всё ещё скитаясь в сомнениях.
«А что если когда-нибудь она меня разлюбит? Чтобы её интересовали деньги либо известность – мне почему-то не представить, ведь она настолько искренняя! Но что если я простое помутнение в её жизни, и то, что она испытывает, может оказаться голым фанатизмом, либо страстью, либо и тем и тем. Так что же может тогда остаться от этой нежности, когда я, например, состарюсь, вылечу из музыкальной индустрии, как пробка, из живописи, тоже как пробка – отовсюду вылечу. Что называется, старый хрыч. И вот, прекратятся для неё эти таскания по концертам, выставкам, премьерам, ток-шоу, тусовкам, съёмкам, награждениям, странам с понтующимися гостиницами – что тогда? Что если я потеряю интерес для Хавивы? Что если ей только кажется, что она по-настоящему любит меня, а когда-нибудь моё место займёт кто-то гораздо ей более подходящий? Возможно. Будет уже поздно, и она свою жизнь проведёт скрывая отношения с любовником от осточертевшего мужа. Вот и будут они предвкушать момент, когда я окочурюсь, чтобы потом весело и роскошно жить. Ах да. Ведь мы с Хавивой не можем стать мужем и женой…»
- Что-то не так? – вдруг спросила Хавива. Оказалось, что теперь она поигрывала кистью Ламеха, покачивая её, словно мячик.
- С чего ты это взяла?
- Почувствовала. Ты как-то весь застыл. Тебе… не понравилось то, что между нами было?
- Нет-нет. И, ты знаешь, это был лучший секс в моей жизни.
Хавива, конечно же, ахнула.
- Невероятно! И в моей тоже! Как же чудесно! Как же замечательно, ведь я как раз хотела, ну, по-экс-пе-ре-мен-тировать, что ли, - она старательно и мило выговорила «поэкспериментировать», дабы не заблудиться в звуках.
- Правда? – скептически поинтересовался Ламех. – И в какой же области?
- Сегодня я настроена мазохистично, - серьёзно проговорила она.
- Чего и следовало ожидать. Ты знаешь, мы вообще зря переспали.
- Ч-что? – заикаясь, выдавила Хавива. Ламеху хотелось что-то добавить, но она уже хлюпала носом. – Мне казалось, что ты испытал не меньше удовольствия, чем я.… Но ты же только что сказал, что это был лучший секс в твоей жизни! Послушай, если тебя что-то устраивает, так и скажи, просто скажи, если причина во мне! Ты же знаешь, что я могу исправиться. А, нет. Это всё от того, что я ребёнок?!
- Да, и…
- …Но что же с этим можно поделать! Так вот, что тебя тревожит… Меньше всего мне бы хотелось, чтобы из-за меня у тебя были проблемы. Прошу, извини меня, пожалуйста…
- Хавива, не извиняйся. Просто это всё так ново и непривычно. Мы же встречаемся всего около недели и, я считаю, нам обоим нужно свыкнуться.
- Нам… нам… - Хавива как будто резко сказала другое, не то, что хотела сказать: - Надо одеваться. – И она принялась поспешно одеваться, нелепо пытаясь определить на ощупь в темноте, что есть что.
- Да, - Ламех также стал одеваться.
- Так почему же то, что мы спали, было ошибкой? – спросила Хавива, одновременно желая и боясь услышать ответ.
- Потому что ты слишком мала для половых актов.
Хавива почувствовала, как защипало в носу и глазах. Ну вот, опять плачет.
- Опять… - пробормотала она, стараясь не выдать дрожь в голосе и отвернувшись для этого. – Поздно уже что-то менять.
- И это ужасно. Я просто чувствую себя ужасным отцом.
- Из тебя очень хороший отец, но любовник – ещё лучше! – запальчиво воскликнула она, судя по всему, присаживаясь на траву. – Я не пятилетка! Я, конечно, почти никогда ни с кем не разговариваю в школе, но я уверена, что многие мои одноклассницы уже не девственницы, у некоторых есть парни. Так вот, они всегда ходят вместе, болтают, держатся за руки, целуются, когда мало людей вокруг, пишут в сердечках свои имена, особенно в туалете, завтракают вместе, стараются сидеть вместе на уроках…
- Это другое. Если тебе хочется быть как они…
- Как ты можешь такое говорить! Неужели ты думаешь, что меня интересует эти тупые прыщавые ограниченные придурки, шаблонные футболисты либо шаблонные баскетболисты?! Меня тошнит от мальчиков и скандальчиков*, – с мимолётной улыбкой процитировала она. – Кроме тебя у меня никого не было и никого не будет, потому что я никого так не люблю и не любила как тебя! Прошу, умоляю, не ревнуй меня…
- Милая, милая, Хавива, душка моя… - кое-как ориентируясь в темноте, Ламех прильнул к ней, обнимая за талию и вдруг уткнувшись лицом в совершенно помятую юбку, обнимая колени (её ноги, суставы, коленки – каким же зыбким, фантастическим, хрупким, прелестным и детским всё это было!..). - Моя любимая, я не ревную, я знаю, ты любишь меня…
- Я люблю тебя, Лами, люблю больше всех, больше всего, больше жизни, больше мира, как никто никогда не любил… - бормотала она, по инерции гладя, гладя и гладя Ламеха по волосам и почему-то продолжая хныкать.
- Всё хорошо, не плачь, не плачь…
- Я от счастья…
- Я же понимаю, что нет.
Неожиданно Хавива почувствовала около висков касания Ламеха. Он снял её очки, осторожно положив рядом. Он целовал, целовал и целовал веки её закрытых глаз – горячие, опухшие, мягкие и влажные от слёз. И всё было неважно, его минутные сомнения как будто рассосались посредством милой, чудесной, особенной девушки – его Лолиточки.

43
Геула и Игаль торопливым шагом спешили к машине, оставленной где-то возле парка. Эта ночь выдалась для них сумбурной – отцу Игаля, пьянице со стажем, во время очередной белой горячки приспичило выбрасываться из окна своей квартиры, и вместо того, чтобы опровергать мнение о том, что брак без секса невозможен; вместо храпа и сопения на разных концах супружеского ложа этой воскресной ночью, им пришлось пресекать попытку самоубийства.
- Ну, где ты там парковался?! – раздражённо прошипела Геула, стараясь не отставать от мужа, размахивая своей сумкой. Машины не было видно поблизости, как, впрочем, и всего – ночь была на удивление тёмной.
- Да вот же, - в отличии от Геулы, зрение Игаля было отличным.
- Нет, ну ты только послушай, - порицательно и сокрушённо усмехнулась Геула, покачав головой.
Игаль, слегка сбавил шаг, прислушался. В нескольких метрах из-за парковой завесы доносились стоны, вздохи, шорохи и шёпот. Можно было даже разобрать кое-какие слова. «Милая… душка…» - излагал мужской шёпот. Женский же, может быть, даже девичий издавал бесконечные «больше».
- Как же в наши дни развратен мир. – вздохнула Геула. – Совсем люди стыд потеряли!
- Точно, - энергично закивал Игаль, хотя в темноте и этого было не видно.
- И повсюду один разврат – ещё и телевидение, газеты, книги! – начала закипать Геула.
- Кстати, когда Ада будет жить с нами, не помешало бы контролировать чем увлекается, что смотрит и всё такое. Как считаешь?
- Конечно, не помешало. А то будет такой же шлюхой... – Геула эффектно дождалась женского повизгивания. – Вот-вот.

За окном был дождливый предосенний вечер, граничащий с дождливой промозглой ночью (с пятницы на субботу). Капли бешено стучали по карнизу, опасно скрипящем ещё и от ветра.
Всё было готово. На полу были три разных одеяла и три подушки. На низком стареньком журнальном столике располагалась еда – горки сладкого карамельного попкорна, чак-чак*, кексы, рулет со сгущёнкой, рулет с ягодами, бутерброды с сыром, шоколад, вафельные трубочки, печенье, пицца, конфеты и мороженое, и напитки – апельсиновый сок, грейпфрутовый сок, полусухое вино и кофе. В центр комнаты был выдвинут большой телевизор и видеопроигрыватель. Поодаль стоял магнитофон, издающий разную музыку, преимущественно бодренький панк-рок. В самом затемнённом углу комнаты, словно нелепо угрожая, покоились, ожидая своего часа, разные гадальные и даже магические прибамбасы – колода карт Таро, руны, штук пять магических, гадальных и астрологических книжек, зеркало, хиленькие свечки, непонятная штука с непонятными надписями и непонятным полукруглым приложением, какие-то странные колбочки с неизведанным содержимым. В другом конце гораздо беспечнее валялись обычные игральные карты, домино, карты для игры в «Кто я?», настольная игра с фишками и костями, шахматы (судя по расположению, никому не нужные), пустая коричневая пивная бутылка, «Монополия». Кроме того, в комнате находилось: хаотично разбросанное число разных журналов (женских, девичьих, нейтральных и даже зачем-то два сильно мужских десятилетней давности), шарики, развешанные по стенам и шаловливо сияющие в свете всех блёсток и старинной трёхцветной светомузыки, косметика с преобладанием теней, помад и кремов, аксессуары и средства для волос, три гитары. Объяснялось всё это великолепия лишь одним словом – при входе над дверью (там, где положено вешать подковы) нелепо висела бело-чёрно-красная надпись на золотистом ватмане: «ДЕВИЧНИК!!!)))» (причём «к» была отвратительной – корявой, маленькой и смазанной, как след раздавленного трупа пришибленной мухи). Похожая надпись была скотчем приклеена на дверь. Отличие было только в том, что была она поменьше, и снизу было ярко приписано: «Лицам мужского пола вход СТРОГО ВОСПРЕЩЁН!!!», а ещё ниже, уже хилым тонким простым карандашом криво приписано: «и харям :D».
- Что будем делать? – поинтересовалась Това, с удовольствием не переставая окидывать взглядом то, чем стала одна из комнат её дома.
- Не знаю… - протянула Симха. Немного походив туда-сюда, она покусала своё мороженое, покусала вафельною трубочку, глотнула апельсинового сока, взяла свою гитару, и стала машинально наигрывать то, что обычно наигрывала в минуты безысходности.
- Мне всё равно, - сочла нужным объявить Хавива, принимаясь за кофе и чихнув, тем самым разбрызгав четверть кофе.
- Ну, что обычно делают на девичниках? – побуждающее спросила Това, отрезая себе кусок пиццы.
- Дерутся подушками, сплетничают о парнях, красятся, делают друг другу причёски, смотрят фильмы допоздна и едят, - перечислила Симха, дополнив это мощным аккордом и пытаясь подыгрывать играющей музыке. – Так всегда.
- Можно что-нибудь посмотреть, – по своему обыкновению предложила Хавива. – Можно сходить в магазин…
Многозначительно уставившись на роскошные вкусности, Това и Симха перевели полные удивления взгляды на Хавиву.
- Ну, как хотите, - пожала она плечами, смущённо улыбаясь.
- Вот, например, ты, - Това обратила указательный палец на поглощённую музыкой Симху. – Что хочешь?
- Ну… - задумалась она, оторвав взгляд серо-голубоватых глаз от струн и уставившись чёрти куда. – Только не сплетничать о парнях.
- Не стесняйся, мы свои, – проговорила Хавива. – И прекрасно знаем, что хоть что-то, но у вас с Нааманом должно получиться.
«Ну почему эта малявка вечно лезет не в своё дело!» - с раздражением подумала Симха.
- Тебе ещё рано вообще о таком говорить, - резко заметила она.
- Вообще-то ей не рано, - возразила Това.
- О боже, ну почему последнее время мне всё и всегда рано! – недовольно воскликнула Хавива, демонстративно уставляясь в потолок, и посему проливая остатки кофе на какой-то журнал.
- Например? – поинтересовалась Това, кусая печенье.
- Ну, эм, э, э, ну, м… - Хавива покраснела, и тут вдруг её очень заинтересовала калорийность вина, которую она принялась изучать на бутылочной наклейке. – Да так.
- Нет, не просто так… - протянула Това.
Не отрывая взгляда от бутылки, Хавива пробубнила:
- Мне кажется, Лами вот-вот меня бросит, потому что считает, что для половых отношений я слишком мелкая. 
- Мне кажется, или вы при этом всё равно продолжаете эм… продолжаете? – Симха уверенно взяла рулет со сгущёнкой, и, не разрезая, впилась зубами.
- Да-да, - как кивающая игрушка, рассеянно закивала Хавива.
- Да не волнуйся, - сказала Това. – Если бы у вас вообще ни разу не было, тогда и можно было бы волноваться. Да и то – разве в любви главное секс?
- Да нет, - Хавива поёжилась и ещё больше закуталась в платок, покрывающий её плечи. – Просто я так боюсь, что мы расстанемся.
- Как будто бы у всех всё всегда гладко, - Това глотнула грейпфрутового сока. – Что такого необычного в том, что у вас могут быть недомолвки, ссоры или скандалы?
- А как же… Вы с Роном создаете впечатление прямо вот… У вас всё идеально… - сбивчиво пояснила Хавива.
- О, это так может показаться, - фыркнула Това. – Конечно же, у нас бывают ссоры.
- Да? – Хавива удивилась, словно открыла новый материк.
- Да-да, - Тову рассмешила реакции подруги. – Например, взять недели две назад. Ну, Хавива, тебе я говорила, тебе, Симха, нет. Рони, не посоветовавшись со мной, отменил наш рейс в Санта-Каталину. Я и тогда поняла, что это имеет какой-никакой смысл, потому что когда мы закончим учёбу, найдём себе работу, да ещё плюс деньги от сети магазинов – тогда денег будет гораздо больше, и мы оторвёмся по полной! Так вот, я вообще-то это поняла, но как бы дала Рону возможность первому прийти к примирению, мы оба признали, что виноваты в том, что поссорились.
- И как же вы помирились? – поинтересовалась Хавива, ища штопор.
Теперь настала очередь Товы краснеть.
- Ну, понимаешь…
- Понимаю.
- Твистор.
Хавива, не удержавшись, хихикнула.
- И как это было?
- Это было так по-новому и так потрясающе! Я, конечно, не собираюсь рассказывать подробности… - («И слава Богу» - еле слышно вставила Симха, жуя рулет) – но всё началось с куни и…
- …Оу, вот чего никогда не захочу, так это куни…
- А вот и зря. Это приятно.
- А вот минет, вот это по мне. – Хавива вдруг раскашлялась.
Симха, по своему обыкновению, стукнула её по спине.
- Нет-нет, - Хавива тут же перестала кашлять, потому что от удара окончательно разлила кофе. – Я не подавилась, я простудилась.
- Простудиться летом – ну ты и молодец… - саркастично заметила Това.
- Да это просто потому, что мы с Лами в парке…
- Ааа! – Симха завопила, бросила гитару и замахала руками. Това и Хавива уставились на подругу как на сумасшедшую. – Хватит-хватит-хватит! Ну вы и извращенки!
- Ну ты и монашка, - усмехнулась Хавива, однако, как и Това, смутилась и резко сменила тему: - Това, у тебя есть штопор?
- Да, сейчас принесу. – Това встала, отряхнула джинсы от еды и отправилась за штопором.
- Спасибо, - поблагодарила Хавива, беря штопор и принимаясь откупоривать вино, а затем наливать туда, где недавно было кофе. Повернувшись к подругам, она поинтересовалась: - Вам налить?
- Нет пока, - одновременно ответила Това и Симха и рассмеялись.
- Можно что-нибудь посмотреть, - предложила Хавива, отпив вина и ощущая приятное колющее тепло.
- Кто что хочет? – спросила Това, вдруг принимаясь за подтаявшее мороженое.
- Фильм ужасов, – ответила Симха.
- Что угодно, - ответила Хавива.
- Я купила недавно одну кассету, но пока что ещё не смотрела, - сказала Това, покопавшись в кассетах и демонстрируя одну из них – прозрачная плёнка даже ещё не была снята. – Может, посмотрим?
- Можно, - ответила Симха, приготавливаясь вкушать попкорн (словно в кинотеатре!).
- Я за, - Хавива в это время меняла положение на горизонтальное, облокачиваясь на большую подушку.
Това, с приятным чувством предвкушения и маленькой частицей опасения (это же был фильм ужасов, как-никак), тыкнула несколько кнопок на видеопроигрывателе. Он распахнул свою объятую тьмой прямоугольную узкую пасть и заглотил любезно предложенную чёрную двудырчатую пищу. Затем долго гудел, что-то осознавая.
Разобравшись с кассетой окончательно, Това выключила для эпичности свет и поспешно села на свободное место между Симхой и Хавивой – туда, где было её одеяло и подушка.
На экране медленно появился логотип корпорации, создавшей фильм.
- Поразительно, - послышался комментарий Хавивы, выражавший отвращение к растянутым предисловиям и безразличие к производителю сей киноленты.
Това фыркнула. Симха уплетала попкорн, не отрывая взгляда от экрана. Девичник шёл неплохо.

44
Фильм закончился, и на экране телевизора появились титры.
Това встала, оглядела разбросанную везде еду и её некоторые останки. Затем вынула кассету и выключила видеопроигрыватель и телевизор.
- Ну, как тебе? – она повернулась к Симхе и спросила её.
- Неплохо, - пожала та плечами.
В дверь раздался троекратный стук.
- Видимо, Хавива, - пробормотала Това, встала и поспешила к двери, включив при этом свет.
Увидев возле двери не Хавиву, как предполагалась, а Ламеха, вроде чем-то обеспокоенного, она предприняла попытки закрыть дверь и запротестовала:
- Написано же: «Лицам мужского пола вход СТРОГО ВОСПРЕЩЁН!!!»! Это значит, что у нас здесь девичник, так что кыш!
- Это важно, - Ламех умудрился впихнуть ногу в просвет двери, дабы Тове не удалось её закрыть. – Хавива… - он бегло оглядел комнату взглядом, так и не найдя Хавиву. – Здесь?
- Да, - сухо ответила Това. – но сейчас она блюёт едой и марганцовкой в туалете, так что я бы посоветовала подождать. Не в этой комнате. Не у меня. До следующего дня. Когда она протрезвеет.
Ламех резко развернулся и поспешил на нижний этаж, так что Симхе не удалось сказать ободряющее: «Всё не так плохо…».
Дойдя до туалета (из-за двери которого явственно слышалась рвота и плескание воды и то смех, то всхлипывания), он постучал, не дождался ответа, и постучал громче ещё раз.
- Хавива, быстро открывай!
- Ну, заче-ем… - заныла она.
- Затем, что вершится твоя судьба, а ты блюёшь в поддатом состоянии!
Дверь открылась. Хавива являла собой далеко не лучшую картину – один чулок спустился, обхватывая гармошкой колено, очки валялись в углу. мутно-бледные островки рвоты и розовые подтёки марганцовки покрывали её уже бессердечно угробленный белый в прошлом джемпер. Она дрожала, кажется, от смеха, прикрывая рукой рот и пытаясь сидеть ровно, сохраняя самообладание. Белая плиссированная юбка задралась, обнажая обрамлённое кружевом и бисером бедро. В другое время Ламех признал бы это эротичным, но не теперь.
Несколько секунд Ламех сокрушённо и критично разглядывал её. Затем перехватил взгляд её блуждающих, немигающих, полузакрытых зелёных глаз.
- Что стряслось? – поинтересовалась она, еле шевеля губами и почему-то хохоча.
- Не сочти за грубость, но ты задрала своими блеваниями! – вспылил Ламех. – Так что если ты желаешь в скором времени сдохнуть от булимии, лично я этого не желаю!
- Ты так спешил, - на её губах, тоже испачканных рвотой, нарисовалась наглая ухмылка. – И только для того, чтобы читать мне нотации, папочка, м?
Ламех неожиданно почувствовал одновременно отвращение и жалость, желание как дать ей пощёчину, так и обнимать, утешая, впитывая её извечные слёзы. В её голосе слышались переливы интонации, словно виражи американских горок, растянутые гласные и то грудной рокот, то писк, однако неизменной оставалось охриплость – и когда только Хавива успела простудиться?
- А теперь ты прекратишь самоистязания, умоешься, приведёшь себя в порядок и поедешь со мной домой, - терпеливо проговорил он.
Хавива перестала улыбаться и испепеляющим взглядом уставилась на Ламеха.
- Я не закончила, - упрямо пробубнила она, глядя исподлобья.
Затем она схватила многолитровую банку, стоящую поодаль и наполовину наполненную розово-фиолетовым раствором марганцовки и припала к ней, словно скиталец, нашедший в пустыне воду.
Не раздумывая, Ламех выбил ногой у неё банку из рук. Банка, как ни странно, не раскололась, залив коврик туалета содержимым.
- Эй! – возмущённо вскрикнула Хавива, как будто несколько протрезвев и вскочив на ноги. – Что ты делаешь!? Зачем ты это сделал!
- Быстро умывайся…
- …С чего я должна это делать?!
- Приехали кое-какие люди, которые…
- Мне плевать, какие люди там могли приехать! Ты… да это была моя последняя марганцовка! Я хотела как следует провести девичник, и я это сделаю! Я никуда отсюда не поеду! Если хочешь, вали домой, давай! Заказывай себе сколько угодно больших, взрослых шлюх, ведь я же слишком маленькая!
Она в бешенстве пнула унитаз и вскрикнула от боли.
- Если ты сейчас же не сделаешь, что от тебя требуется, ты знаешь, я так и сделаю!
- Мне похер! Всё равно! Насрать! Индифферентно! Фиолетово! Параллельно! Поебать! Плевать! Блевать! Ды-а… - ноюще сморщилась она. – Блевать…
Ламех, решив, что всё бесполезно, схватил её за руку, пытаясь тащить по направлению к ванной.
Несмотря на маленький вес, Хавиву было не так-то просто сдвинуть с места.
- Отпусти! – заныла она. – Я буду кричать, и ты делаешь мне больно!
- Не этого ли ты всегда хотела, - огрызнулся Ламех.
Хавива развернулась и доблевала, к несчастью Товы и Рона, на коврик.
- Ты закончила?! – поинтересовался Ламех.
- Нет, - лаконично огрызнулась она. – И я никуда не пойду, отвали. Отстань, я хочу блевать и спать, я так устала, так устала от тебя…
Ламех дал ей пощёчину.
- Ну, за что… - гневные интонации перетекли в ноющие. Хавива схватилась за щеку и закашляла.
- Какая же ты дрянь, - процедил Ламех, вдруг перекидывая Хавиву через плечо.
Перед её глазами мутно (очки покоились в уголке) проявился испачканный рвотой и марганцовкой светлый туалетный коврик, и задняя сторона ног Ламеха.
Жутко почему-то захотелось спать, и был беспричинный уют. Хавивины глаза закрывались, но она тут же опомнилась и завопила, мотаясь из стороны в сторону, пихаясь, дёргаясь и загребая ногами воздух.
- Поставь меня на место! Отпусти! Куда ты меня несёшь?! Эй, поставь! Я и громче могу кричать! Я никуда не поеду! Кретин!
- Захлопни свой грязный рот, - уже невозмутимо проговорил Ламех и шлёпнул её.
- Грязный старик, - промямлила Хавива несколько тише, переставая сопротивляться. В её голосе просквозило истерическая шаловливость.
В ванной она вновь приняла привычное вертикальное положение, но с раздражением, потому что, во-первых, жутко кружилась голова, во-вторых, стоять было лень, и, в-третьих, плечо Ламеха было уютным.
Ламех закрыл дверь на шпингалет и включил холодную воду. Хавива пошатнулась, однако не упала.
- Ты будешь умываться или нет? – поторопил её Ламех, так как Хавива уже тонну секунд бессмысленно уставилась в одну точку – туда, куда утекала вода.
Она не шелохнулась.
- Если ты ещё раз, - начал Ламех, делая свойственное все родителям ударение на словах «ещё раз», – будешь вести себя подобным образом, я тупо никуда тебя не отпущу, ни к кому в гости.
- Домашний арест? – наигранно жалобно и невинно уточнила она.
- Именно. Только дом и школа.
- О нет, папочка, - возразила она голосом, в котором начинали плодится похотливые и пьяные нотки, она томно прикрыла глаза и еле-еле шевелила губами. – Лучше придумай для меня другое наказание. Сейчас, здесь, придумай и накажи меня, ведь я такая плохая девочка…
Ламех торопливо отвернул кран с водой к ванне, обделив раковину, возмущенно по этому поводу зачавкавшую остатками воды. Затем он взял Хавиву за плечи (её сердце сделало двойное сальто-мортале, её промежность наполнилась волнующим предвкушением, и соски мгновенно напряглись…), отвернул от себя («Неужели анал?» - затрепетала она) и после, взяв одной рукой за волосы, наклонил её голову под струю холодной воды.
Остатки опьянения, рвоты, части плохо нанесённой зелёной краски для волос и сока недетской озабоченности, в котором ещё недавно томилась Хавива, смывались в дырку ванной потомками воды. Зато она протрезвела.
Хавива возмущённо взвизгнула и рассыпалась нелитературными, никак не связанными между собой ругательствами. Ей удалось разогнуться, сбежать от преследующего её ледяного холода. В глазах играли и копошились тёмные пятна, мешающие видеть.
- Где мои очки? – первым делом простонала она, держась за край ванной.
- Я принесу, стой здесь, никуда не уходи и ничего не трогай, - скороговоркой выпалил Ламех. Уходя, он на всякий случай запер за собой дверь ванной.
- На, - он протянул Хавиве очки.
Она протёрла их краем джемпера (стёкла испачкались ещё больше) и одела.
- Почему у меня юбка задрана? – усмехнулась она, кокетливо покосившись на Ламеха. – Шлёпни меня ещё раз.
Он шлёпнул.
- Я чувствую себя трезвее как-то, - поправляя юбку, сказала Хавива. – Куда идти?
- Никуда не идти, - Ламех почувствовал облегчение от того, что теперь-то хоть Хавива будет вести себя поадекватнее. Скорее всего… - Умойся, расчешись, а…
В дверь раздался стук.
- Это я, Това, - раздался Товин голос. – Что у вас там творится? Мне казалось, у вас скандал.
- Был, - уклончиво ответил Ламех. – Сейчас всё в порядке.
- Точно? – на всякий случай поинтересовалась Това.
- Точно-точно, - заверил её Ламех.
Хавива, тем временем кое-как умыв лицо, повернулась к Ламеху и оповестила:
- Я за расчёской, - и вышла из ванны. Ламех вышел за ней, закрыл дверь и стал ждать, прислонившись к стене и сложив на груди руки.
Дождавшись, когда Хавива уйдёт, Това поинтересовалась:
- Это из-за рвоты? Из-за того, что она напилась?
- В целом, да, - кивнул Ламех, не желая вдаваться в подробности.
- Ну, мы-то с Симхой не пили… - начала Това, но Ламех её перебил:
- Да я знаю, знаю, что не спаивали вы с Симхой Хавиву. Кстати, у тебя не найдётся для неё просто на время одежды, которая не заляпана блевотиной и марганцовкой? Пожалуйста.
- Найдётся, - ответила Това. – А что, какое-то торжество? Куда-то сейчас поедите?
- Ты знаешь, просто какие-то дауны… - начал Ламех, но его перебила только что спустившаяся с лестницы и застёгивающая сумку Хавива.
- Я расчёсалась, - объявила она.
- Вот и умница, - сказал Ламех.
Пока Хавива расплывалась в нарастающей улыбке, Това взяла её за руку и потащила наверх со словами:
- Пошли, не тормози, тебе надо переодеться.
- Как? Почему? – вяло сыпала вопросами Хавива, еле поспевая за Товой. – Куда я должна ехать? Что происходит?
- Не знаю, но что-то неотложное и важное, - Това пихнула дверь своей комнаты («ДЕВИЧНИК!!!)))» - да-да, конечно), и они вошли, закрыв её за собой.
- Что творится? – поинтересовалась Симха, к тому времени успевшая уничтожить почти всю еду (впрочем, после Хавивы её осталось не огромное количество).
- Творится дурь, - мрачно ответила Хавива. – Лами говорит, что я срочно должна куда-то ехать, и для этого я должна переодеться во что-то чистое, хотя я не ношу с собой запасную одежду. Вот почему-то не имею привычки. Я прямо-таки безалаберная, беззаботная… - сыпала она сарказмом.
- Я вообще-то ищу тебе одежду, если ты заметила, - отозвалась Това, роющаяся в шкафу.
Несмотря на то, что Товин размер был больше, её одежда подошла Хавиве.
- Спасибо, - Хавива восхищенно разглядывала розовую кофту с Алисой в Стране Чудес (почти десятилетней давности, и которую Това почти не носила), пышную чёрную юбку (между прочим, в своё время принадлежащую Симхе) и белые гольфы.
- Хавива, ты оделась? – поторопил её голос Ламеха из-за двери.
- Иду, иду, - отозвалась она. Затем скомкала свои испачканные вещи, взяла подмышку, повернулась к подругам и сказала Симхе:
- Пока.
Това же последовала в прихожую, дабы проводить Хавиву и Ламеха и закрыть дверь.
 45
Всю дорогу до дома Хавива спала. Когда они с Ламехом вышли из машины, она первым делом поинтересовалась:
- Зачем мы приехали домой?
Ламех решил, что лучше заранее сказать Хавиве раньше, чем двое приглашённых в их дом психов.
- Один мужчина и одна женщина утверждают, что они твои родители, и что ты – совсем другой человек.
Они поднимались по ступенькам к дому.
Хавива фыркнула:
- Мало ли что могут нести долбанутые люди?
Её удивляло то, что Ламех даже заехал за ней из-за этого.
- Ты им веришь? – с тревогой и удивлением спросила она.
- Сперва, я, конечно, не поверил, послал их далеко и надолго и всё такое.… Но вся суть в том, что у них есть какие-то, не знаю пока, какие, доказательства.
Хавива испугалась так, словно были найдены доказательства какого-то преступления, совершённого ею (но, конечно, она не совершала преступлений).
- Я… - она вдруг остановилась. – Я боюсь! Я не пойду!
- Любимая, ты знаешь, ты должна…
- Они врут! Неправда! Я твоя дочь, я твоя, твоя девочка…
- Конечно, конечно, моя, - Ламех обнял её и заметил, что она вот-вот расплачется. – Только не плачь, прошу, не плачь…
- Знаешь что, - Хавива решительно выскользнула из его объятий и быстрым шагом зашагала к дому. – Я поговорю с ними.
- Вот, это другое дело, - Ламех поспешил за ней.

- Итак, - Хавива, словно ураган влетела в гостиную. – Вы утверждаете, что я ваша дочь?
За ней вошёл Ламех, в последствии севший в офисное кресло.
Белоснежный диван оскверняли своими задницами два человека – мужчина и женщина. Женщине на вид был пятьдесят с хвостиком. Её лицо походило на кусок грязного кварца, такой покрасневшей была её кожа, особенно на румпеле-носу. Её волосы были точным макетом соломы – как по цвету, так и по заметной ломкости – они были короткими, а сверху была намечена слабовыраженная чёлка. Она была одета в бежевое клетчатое платье, словно в огромный плед, и была высокой, насколько вообще можно было судить о её позе. Женщина создавала впечатление какой-то дряблости – и из-за волос, и из-за лица, из-за пожелтевших ногтей, дебильного платья, обвислых щёк, губ и сисек. В одной руке она держала кружку чая. Правее от неё простирался мужчина, возможно, немного младше. Его волосы можно было бы определить как коричневые. Широкое лицо его было испещрено географией прыщей. Он был толстый и также высокий, и одет в оранжевый полосатый пёстрый свитер и джинсы.
Хавива нервно ходило из стороны в сторону (что производило неприятное впечатление).
- Может, вам лучше присесть? – поинтересовался мужчина.
- Нет! – рявкнула Хавива, найдя в его голосе издёвку. – Я хочу ходить.
- У нас есть доказательства, что вы совсем другой человек, - надменно произнесла женщина.
- Давайте, я вас послушаю, - нахально ухмыльнулась Хавива и, сложив на груди руки, встала посреди комнаты.
- Итак, мы – ваши родители, - не терпящим возражений тоном излагал мужчина. – Моя имя – Игаль, а это моя жена и ваша мать – Геула. Но, по правде говоря, ваш настоящий отец умер, когда вам не было и года, погиб в аварии. Я же - ваш отчим. Но Геула – ваша родная мать. Именно она родила вас, и случилось это двадцать да года назад, 12 марта.
- Так, - перебила его Хавива, истерично улыбаясь. – То есть, по-вашему, я двадцатидвухлетняя бабища, ваша дочь, да ещё и Рыбы?!
- Держите себя в руках, - прошипела Геула, изрядно раздаривая окружающим свою слюну. – Я полагаю, для вас также будет новостью узнать, что ваше имя – Ада Ицелева.
- Это бред, этого не может быть… - Хавива обессилено плюхнулась в кресло. В ней назревало де жа вю.
- Я понимаю, что с этим нелегко будет свыкнуться… - начал Игаль, но Хавива завопила:
- Нелегко?! Как вы вообще пришли к выводу, что я ваша дочь?! Как вы вообще меня нашли?! Почему сначала у меня была потеря памяти?! Почему потом у меня объявляются сначала одни родители, потом другие.… Разве можно так жить! Кто же, интересно, потом опять будет утверждать следующий, что… что… - она была не в силах завершить предложение. – Что-то я не думаю, что я такая уж завидная дочь! Мне вообще не нужны родители!
- Хавива, помолчи-ка, - сказал Ламех, затем он обратился к Игалю и Геуле: - Вы что-то ещё хотели сказать?
- Полнейшую дурь, - мрачно пробубнила Хавива, уставившись в потолок, где невинно играли солнечные зайчики.
- Ада жила с нами, в нашем доме, - коряво пояснил Игаль. – У неё была обыкновенная жизнь, она ходила в школу – в «Неве-Эцион», а затем в "Леуманиют"...
- Вот, тут документы, - вставила Геула, доставая из габаритной коричневой сумки тонну бумаг и протягивая их Ламеху.
Ламех взял и принялся с интересом их изучать. Здесь были и свидетельства об окончании различных классов, об окончании начальной школы, средней школы, свидетельство о рождении, квитанции, диплом об окончании театральной школы, некоторые грамоты (Геула подумала, что тащить все – лишнее), - в основном в области иврита, сочинений, английского и что-то от выставок и, что особенно привлекло любопытство Ламеха, паспорт.
- Как так? – фыркнул он, и повернул на присутствующих обложку, на которой находилась его фотография шестнадцатилетней давности – Ламех вполоборота с ярко накрашенными чёрными тенями глазами, алой помадой, перекликающей с алым фоном, пудрой, в кожаной куртке и воланами-рукавами, наподобие воротников времён Шекспира. Тот же Ламех, разве что не с выбритыми висками, с цветной линзой и несколько худее.
- Ада ваша фанатка, - произнесла Геула. – Лет с тринадцати. – («Хоть что-то общее у меня и у этой мифической Ады», - невольно подумала Хавива). - Эту обложку ей сестра подарила. 
«Фамилия ИЦЕЛЕВА Имя АДА Отчество ИГАЛЬ Пол ЖЕН Дата рождения 12.03.1968 Место рождения Г. ИЗРАИЛЬ» - именно это прочитали Ламех и Хавива.
Левее расположилось фото Хавивы (в том, что это была Хавива, не было сомнений) – блеклое лицо с менее выраженными скулами, чем были у смотрящей на сиё фото, тёмно-зелёные короткие немного взлохмаченные волосы с богатейшей чёлкой, заезжающей на левый глаз – бледно-зелёный и подведённый чёрной подводкой, как, конечно, и правый. Широкий чуть вздёрнутый нос. Еле заметные веснушки. Алая помада. Пирсинг. Несколько цепочек (если не сказать цепей) на шее. Что-то чёрное – то ли кофта, то ли футболка, а то и платье. И выражение одновременно капризности и безысходности на лице.
- Это же я! – потрясённо вскрикнула Хавива. Она мощно тыкнула пальцем на губы двадцатилетней себя. – У меня даже вот тут тоже есть родинка у губ!
Ламех присмотрелся к фотографии.
- И правда, - заключил он.
- Но откуда у вас моя фотография в паспорте какой-то Ады? – удивилась Хавива, уставившись на Геулу и Игаля.
- Да пойми, - Геула вдруг сердечно перешла на «ты». – Ты наша дочь!
- Но так не может быть! – запальчиво воскликнула Хавива. – Должны же быть ещё какие-то доказательства!
- Наподобие родинок, - предложил Ламех.
- Хорошо, - загадочно проговорила Геула (загадочность ей совершенно не шла). – Родинка на правом запястье. – Она сказала это так, словно за этим должен быть следовать поток слов.
- Милая, покажи запястье, - поторопил Ламех застывшую, как статую Хавиву.
- У меня там нет родинки, - как-то странно проговорила она, глядя прямо перед собой и покраснев.
- Ты можешь не помнить, - Ламеху всё-таки удалось завладеть её запястьем.
Так и было: около косточки находилось светло-коричневый кружок.
Хавива застыла в своём кресле с таким выражением, словно она детсадовец, которому делают прививку, пока три головы – брюнетистая, шатенистая и блондинистая - склонились над её рукой.
- Это пятно от маркера, - упавшим тихим голосом солгала она, из страха, что что-то изменится, утратит свой обыкновенный порядок.
- Что это за порезы? – выпал из пасти Геулы, которого с содроганием ожидала Хавива. Она открыла было рот, чтобы пробубнить что-то про острую бумагу, но Ламех её опередил:
- Ну, вы знаете, подростки часто режутся. То есть, наверно, часто. Видимо, чтобы привлечь внимание к собственной персоне.
Хавива покраснела так, как никогда не краснела. Хотя если бы не амнезия, она бы припомнила случай, когда краснела гораздо больше – случай, когда на глаза классной руководительницы мельком попался рисунок, изображавший Ламеха и её, Хавиву (не точнее ли будет сказать: «Аду»?), делающую ему минет. Семикласснице не положено такое рисовать.
Такой расклад далеко не обрадовал Игаля и Геулу, и Геула решила, что когда Ада будет жить вместе с ними, то обязательно будет посещать психолога. Вообще то, что с головой у неё не в порядке. Геула обнаружила сразу тогда, когда эта психопатка вместе того, чтобы проявить приветливость и гостеприимство, стала истерить.
- А ещё, должно быть, на левом мизинце у тебя есть что-то, похожее на бородавку? – наигранным тоном фокусника поинтересовался Игаль. Он с отвращением представил царапины и на левой руке и уже стал придумывать гневную тираду.
Хавива раздражённо выбросила левую руку прямо под нос Игалю, и когда он от неожиданности отшатнулся, разразилась мстительным хохотом.
Так и было – на её мизинце, согнутом, увитым нелепым безвкусным детским колечком и с выкрашенным в чёрный ногтем – словно присевший отдохнуть жук, выдавался какой-то нарост.
- Это всё, что осталось от какого-то мерзкого прироста, с которым ты родилась. – прокомментировала Геула, поёживаясь от воспоминаний о «мерзком приросте». – Он до жути напоминал маленький шестой палец.
- Как странно, - протянула Хавива. – Это обстоятельство удивляет меня меньше, чем то, что вы, оказывается, мои родители. Так почему же вы объявляетесь только сейчас, м? Именно сейчас? И как это вы вдруг узнали, где я нахожусь?
- У нас были свои люди, следившие за тобой, - пытаясь придать своему голосу тон беззаботности, ответил Игаль.
- Что?! – вскрикнула Хавива. – Следили?! Как можно?! И с какого же момента?! Как долго?!
Она вдруг представила, что всё это время жила под прицелом чьих-то глаз, и ей захотелось повернуть время вспять. Подумать только, всё это время за ней следили – когда она была в ванной, в туалете, переодевалась, танцевала и кривлялась, будучи наедине с собой, ежедневно взвешивалась, снимая одежду с целью точной цифры на весах и – это ей казалось катастрофичнее всего! – во время их с Ламехом половых актов.
- О тебе было известно довольно-таки немного, - сказал Игаль, и Хавивино беспокойство хотя и не исчезло, но как будто бы спряталось, мягко закруглилось. – То, что ты потеряла память в следствии аварии и довольно-таки длительное время жила в доме неких Товы и Аарона, так сказать, восстанавливалась. – Хавива фыркнула. – После этого стало известно, что вы, – Игаль указал на Ламеха. - вместе с вашей супругой под видом родителей Ады забрали её. Затем нашим людям было гораздо сложнее наблюдать за Адой, так что нам приходилось довольствоваться газетными и журнальными заметками и также упоминаниями в передачах вашей, скажем так, семьи.
- Но это действительно моя семья! – воскликнула Хавива. – Ламех и Цилла – мои мать и отец!
Казалось, что тут Игаль и Геула, по идее, должны были испытать боль в сердце, боль отторгнутых родным ребёнком родителей. Однако они этого не испытали, всё проникаясь и проникаясь неприязнью к этой истеричной, жуткого вида девице, дурно пахнущей почему-то вином и какими-то химикалиями.
- Чего только не говорили СМИ! – театрально усмехнулась Геула, видимо, считая, что это выглядит очаровательно. – Например, что ваши отношения, как бы это сказать, гораздо близкие, чем отношения отца и дочери, а скорее, отношения влюблённой пары. Я даже на секунду засомневалась, но потом подумала, что где это видано?!
- М-да, - смущённо пробормотал Ламех.
Хавива вдруг нашлась, как перевести разговор прочь от неприятной темы:
- А вы знаете, каким образом я потеряла память?
- Это была авария, - уверенно ответил Игаль. – Ты ехала на своей машине…
- Куда? – с наигранной внимательностью и жадностью к информации спросила Хавива.
- Это неизвестно, - безразлично мазнула рукой Геула, словно речь шла о пустяке. – Так вот. На чём я остановилась?.. Ах да. Я успокоилась, когда поняла, что это всё просто пустые сплетни, чтобы добавить этой жёлтой прессы пикантности, и что всё это буквально из пальца высосано. Не правда ли?
Она посмотрела на Ламеха и Хавиву, чьи лица явно выражали замешательство.
- Я что, не права? – опасливо и тихо спросила она.
- Да, - ответила Хавива. – Мы с Ламехом любим друг друга.
- Это же быть не может! – истерично воскликнула Геула. – И к чему это приведёт?! Чем кончится?! Ладно, Ада, ты просто фанатичная дурочка! Можно подумать, ты его любишь! Но вы, Ламех! О чём вы вообще думаете!? Какой может быть брак, если между вами и Адой пропасть в тридцать лет!!!
- В двадцать девять, - раздражённо поправил Ламех. («Хоть не в тридцать девять» - довольно пронеслось у него в мыслях).
- Нет, - Геула сокрушённо помотала головой, словно отрицая очевидное. – Этого быть не может!
- Это раннее вдовство и… - начал Игаль, но Хавива вдруг крикнула и вскочила:
- Нет!!! Да вы просто ничего не понимаете, как я погляжу!
- Замолчи! – глаза Геулы, несмотря на водянистую бледность, воспылали гневом. – Всё предельно ясно! Ты отправляешься в свой дом, в свою настоящую семью! И ты будешь жить с нами до тех пор, пока не найдёшь соответствующего твоему возрасту и положению мужа, которому ты будешь не игрушкой на старости лет, а любимой женой! И точка!
- Нет, - полным ненависти голосом процедила Хавива. Ей очень хотелось, чтобы вмешался Ламех. Она вдруг начала икать – вино приносило свои плоды, громкими иками выпрыгивающие из её горла. Вкупе с болью в горле от рвоты её это дико взбесило.
- Мы твои родители, значит, мы вправе распоряжаться твоей жизнью! – неожиданно взревел Игаль, также вскочив.
- Я так понимаю, что вы, по идее, должны желать лучшего своей дочери? – осведомился Ламех (тоже вскочивший). – К вашему сведению, мои намерения серьёзны, я люблю… Аду, и в состоянии обеспечить ей идеальное будущее!
- Да вы же старше её… - начала Геула, но Ламех её перебил:
- Не сочтите за грубость, но захлопните-ка своё зловонное отверстие! Смотрите, у вас муж злой какой-то, воспользуйтесь его членом, чтобы заткнуться, может, подобреет.
Хавива, не переставая икать, шутливо изобразила аплодисменты.
Тут случилось то, чего никто не мог ожидать: Игаль ударил кулаком Ламеха. Хавива испуганно вскрикнула, срываясь с места и пытаясь встать между мужчинами. Геула неповоротливо вскочила со своего места и последовала её примеру. Отклонившийся чуть назад Ламех разогнулся и нервно приложил руку под нос, из которого прокладывала путь струйка крови. Затем он издал звук, который обычно издают от боли – что-то вроде: «Сссссс!». Всё это произошло в считанные мгновения.
- Лами, у тебя ик! кровь! – завопила Хавива и побежала метаться в поисках аптечки.
Ламех, не особо прицелившись, нанёс удар на нижнюю часть челюсти Игаля, который чуть не упал, вовремя схватившись за спину дивана.
- Прекратите! Прекратите! – истошно орала Геула, чуть не плача от беспомощности и принимаясь отталкивать то Игаля, то Ламеха друг от друга.
- Уймись, женщина, - Игаль сурово взял её за плечо и легко отодвинул. И тут ударил Ламеха по ноге – тот почти увернулся, так что нога Игаля только коснулась ноги Ламеха.
- Вы же убьете друг друга! – взывала к мужскому разуму Геула, бессмысленно махая руками, словно птица.
- Да нет, умрёт только Игаль, - с напускным равнодушием ответил Ламех. Он снова ударил Игаля в челюсть, и тот застонал.
- Стоп! Стоп! Ик! Хватит! – заверещала подбегающая Хавива. В её руках белел мокрый холодный компресс и облако ваты. – Лами, сядь, пожалуйста, ик.
Ламех, чувствуя раздражения из-за того, что ему не удалось как следует избить Игаля, но также и предвкушение заботы, послушно опустился в офисное кресло.
- Запрокинь голову, милый, - попросила Хавива.
Ламех почувствовал неприятный холод мокрого бинта где-то чуть ниже переносицы, который вскоре стал приятным холодом мокрого бинта. Он решил привести в порядок дыхание и для большего расслабления закрыл глаза. Хавива тем временем утирала кровь у него под носом кусочком сырой ваты. Она, стояла поодаль, и Ламех подумал, как было бы потрясно, если бы она устроилась у него на коленках. Он чувствовал совсем рядом её тепло и частое дыхание, сопровождаемое запахом вина и иканием. У неё так забавно подрагивало всё тело, когда она икала, особенно грудь, так как лёгкие были рядом.
- Тебе больно? – обеспокоенно поинтересовалась она, заметив, что Ламех поморщился.
- Не очень, - честно ответил он. – Просто вата воняет перекисью. Странно, что там вообще можно дезинфицировать?
- Да я сама, ик, не знаю, - серьёзно ответила Хавива. – Вот. Теперь, как я думаю, ик, надо держать вату, что… ик… бы она только и делала, что, ик, впитывала кровь.
Хавива, не отрывая ваты, уже начавшей краснеть от крови Ламеха, придвинула себе табуретку и села.
- Да я и сам могу, - смущённо пробормотал Ламех, невольно улыбаясь.
- Нет, я, - возразила Хавива. – Ты, ик, только сиди и рассла.. ик… бляйся. Мой герой, - проворковала она полным благодарности и обожания голосом и неожиданно чмокнула Ламеха в щёку.
Ламех, орудуя насколько можно боковым зрением, поневоле задранным к потолку, обнял Хавиву за талию (хотя получилось за бёдра).
- Что за пошлости! – напомнила о своём существовании Геула. Она вновь пристроила свой обвислый мерзкий зад на бедном белом диване. – Ада, может, уже уделишь внимания своему отцу?! Твой любовничек, знаешь ли, лишил его двух зубов, причём с кровью!
Хавива одарила мычащего от боли Игаля, схватившегося за левую щеку и держащего свои бывшие зубы в руке, словно последние деньги, взглядом, полным мстительного торжества и лаконичным факом.
- Тебе точно, ик, точно не очень больно? – вновь взволнованно поинтересовалась она у Ламеха, переворачивая вату белой частью. – Этот уё… ик... бок не сломал тебе нос или челюсть?
- Нет-нет, не сломал, милая, - заверил её Ламех. – Не беспокойся. Присаживайся, - он приглашающим жестом похлопал себя по ногам.
- Нет, я, ик, тяжёлая, - Хавива замотала головой.
- Да что ты всё время икаешь?! – вмешалась Геула. – У меня так есть подозрение, что вкупе с запахом алкоголя эта икота – соответствующий вывод – ты пила! Возмутительно! Игаль, мало того, что наша дочь увязалась за мужчиной, которой ей в отцы годится, мало того, что она истеричка, неотёсанная хамка, безвкусная анорексичка, режет себя – уму непостижимо, мало того, что ей совершенно нас наплевать, так она ещё и пьяница! Да я же просто не выдержу этого, у меня сердце кровью обливается! Я же просто чувствую, что мне недолго осталось!..
- Я надеюсь на, ик, это, - огрызнулась Хавива. – Я никого никог.. ик… да так не ненавидела, как вас! Ик! Думаю, то же самое было и до амнезии.. ик!
Как ни странно, единственное, что в этот момент испытывали как Игаль, так и Геула – ненависть. Ненависть к той, поисками которой они занимались чуть ли не год, к собственной дочери, которую они растили всю её жизнь.
- Может, вспомнишь, - процедила Геула, сунув Хавиве фото, выуженное из сумки.
Хавива взяла его и стала разглядывать. Хавива – разве что младше лет на десять, гораздо толще, без пирсинга и с каштановыми волосами и, как ни странно, Игаль и Геула.
- Я уже верю, что… ик… вы мои родители, как… ик… не печально это не было, - проговорила Хавива. – Фото я… ик… оставлю себе.
Она уверенно положила фотографию на столик.
- Ты так повзрослела, - и слово «повзрослела» из уст Геулы приобрело значение «стала дерьмом». – Так изменилась. Отдались от семьи. Стала такой нервной. Странной. Похудела.
- Заткнись, – огрызнулась Хавива, снова переворачивая вату. – Я всё равно… ик… не вернусь к вам. Я всё равно…
Но тут она прикрыла рот, выронила вату, с каким-то энтузиазмом вскочила на ноги и подбежала к Геуле и уныло сидящему рядом Игалю в компании зубов. Затем она отняла руку ото рта, чуть согнулась, кашлянула…
Колени Геулы и Игаля застелила, словно падающий снег, светлая рвота.
- Хавива! – Ламех, обронив чёрт знает где бинт и вату, подскочил к ней и, не зная, как и подстроиться, взял её за руку.
Хавива тем временем невозмутимо наклонилась над изумлёнными и потерявшими дар речи Геулой и Игалем. Кропотливо и со знанием дела изучив рвоту, она сделала вывод:
- Это остатки. Больше меня сегодня не будет рвать. Рвота кончилась. Вот и вся еда. Я свободна.
Она удивилась внезапному прекращёнию икоты, словно вместе с едой из неё вышла также и икота.
- Игаль! – взревела Геула, вскочив, словно на коленях у неё была не рвота, а кипяток. – Я больше не могу терпеть эту засранку!
- Ада, ты сделала это специально! – побагровел и без того багровый Игаль.
- Да, - с вызовом ответила она.
- Ты просто неисправима! – завопила Геула. – Испорчена! Я, кстати, даже предполагаю, что ты уже не девственница!
Хавива истерически расхохоталась.
- Как же ты права, дорогая мамочка! Конечно, не девственница! Да будет тебе известно, что после этого дома, в парке…
- Хавива! – возмущённо прервал её Ламех.
- Извини, душенька, - смутилась Хавива.
- О, если тогда это были вы!.. – Игаль вспомнил воскресный вечер, когда возвращаясь от его отца, они с Геулой слышали непристойные звуки в парк.
- Только попробуйте забрать Хавиву, - угрожающе проговорил Ламех, непроизвольно обнимая Хавиву за плечи и притягивая к себе. Она неловко ткнулась губами в его щёку и улыбнулась в каком-то экстазе, вызванным чувством защищённости, тем, что Ламех не даст её забрать, никогда не отпустит, не бросит… - Только попробуйте забрать мою девочку, и в таком случае, вы знаете, у меня лучше забрать свободу. Несколько лет в тюрьме за убийство того стоят. Так что подумайте об этом на досуге, пока есть чем думать, пока ваши остатки мозга безопасно окружены черепами, а не размазаны по стенам вашей кухни.
- Вот ещё! – презрительно воскликнула Геула, вставая с дивана. – Забрать эту нахалку и полоумную истеричку, нисколько не ценящую нашу о ней заботу?! Ни за что! Ада всегда была трудным ребёнком, но то, что я сегодня увидела, нельзя даже никак назвать!
- Вы ещё намучаетесь с ней, - добавил Игаль, также уже стоящий. – Так что, Ада, когда ты наскучишь своему мешку денег и славы, не стучись к нам. Бесполезно, потому что двери нашего дома навсегда для тебя закрыты.
- Какие же вы тупые, - с презрением фыркнула Хавива. – Ничего не понимаете. Мы любим друг друга.
- Да разве Хавива может мне наскучить?! – добавил Ламех. – Во-первых, я не мешок, как вы выразились. Во-вторых, что вы завели: «двадцать девять лет, двадцать девять лет»? Что, вашу мать, с того?! Вы знаете, я беспокоился насчёт нашего секса с Хавивой, насчёт того, что она, предполагалось, моя дочь, считал, что для ребёнка идут во вред как сношения, так и минет, к примеру, - (Геула возмущённо ахнула). – так и разного рода… эксперименты. – (Хавива хихикнула). – Конечно же, Хавива возбуждала и возбуждает меня, но я обычно не одобрял ничего, связанного с половыми отношениями, старался не одобрять, мы ограничивались более-менее обыкновенными половыми актами, потому что иначе было никак. Мне казалось странным, что в пятнадцать лет она уже не девственница посредством меня, в шестнадцать - развращена. Впрочем, делать было нечего. Как бы по-детски это не звучало, но… Хавива начала первая. Но вот, оказывается, что моя дочь, шестнадцатилетняя Хавива Бескиер, вовсе не та, кем является. Ада Ицелева – правильно? – (Геула и Игаль рассеянно кивнули). – Не моя дочь, двадцатидвухлетняя женщина. Вы знаете,, лично меня это радует. Даже на совести как-то спокойнее, ведь, как оказалось, я спал не с ребёнком, а с женщиной. Вы знаете, сложно заметить разницу – мне всегда казалось, что Ада просто очень высока для своих лет. К тому же, она такая худенькая, такая хрупкая, что создаётся впечатление, что её грудь ещё недоразвита, - (Геула многозначительно и раздражённо кашлянула от таких подробностей). – С одной стороны меня всё это успокаивает, а с другой – не всё ли равно? Разве имеет какое-то значение, что мне пятьдесят один, что Аде – двадцать два? Вы просто не в состоянии понять, в чём заключается любовь, не в состоянии почувствовать – вы знаете, ну, правда, это заметно. А вообще это не важно.… А вот я никогда и никого не любил так, как мою девчушку.
- О… - ахнула Ада, прослезившись. – Прошу, называй меня так вечно, и тогда я свыкнусь, что мне двадцать два…
- Моя девчушка. – улыбаясь, повторил Ламех. – Девчушка, девчушка…
Он приподнял Аду и усадил на спинку дивана. Хихикая, она шаловливо провела кончиком пальца по его губам.
- Посиди здесь, - сказал Ламех Аде. – Я провожу лишних.
- Ага, - весело кивнула она и сползла на диван, меняя положение на вертикальное – с закинутыми на спинку дивана ногами и откровенно задравшейся юбкой.
Геула и Игаль с отвращением взирали на неё, признавая также и девушкой лёгкого поведения, и тем самым убивая в себе остатки желания забрать дочь к себе.
- Проходите, проходите, - Ламех открыл дверь и с наигранной галантностью показал жестом руки путь к выходу. Ада громко расхохоталась.
Геула поспешила унести свои кривые жирные ляжки, обтянутые грязно-бежевым капроном, из этого дурдома. Игаль, спеша последовать примеру жены, вдруг остановился, развернулся и сказал Ламеху:
- Уж и не понимаю, на каком основании вы решили, что вы отец Ады!
И вот уже двое шатающийся, не соизволивший отмыться от блевотины, фигуры вразвалочку спускались по ступенькам, по которым им больше никогда не доведётся да и не захочется шагать.
- Наконец-то! – облегчённо выдохнула Ада. – Итак, на чём мы остановились? Раз я теперь оказалась взрослой тётенькой, мне так хочется… Одним словом, чего-то совсем непристойного, чтобы ты вытворял со мной то, чего даже мне не представлялось, чего даже не показывают в фильмах, может, даже… Что-то не так?
Ты не хочешь меня? – обеспокоенно спросила Ада.
Ламех неподвижно и рассеянно стоял возле столика.
- А ведь и правда…
-…Нисколько?
-…с чего бы это я твой отец? Но у меня была чёткая в том уверенность. Да я могу припомнить всё твоё детство, правда, нечётко и мутно, без деталей, но всё-таки!.. Затем ты вдруг пропала, сначала мы с Адиной расстались, затем пропала ты… Точно! – вдруг с энтузиазмом воскликнул Ламех. – Адина! Единственный человек, кто хоть что-то может объяснить!
Целомудренно присев на диван, Ада с интересом следила за тем, как Ламех извлекает из завала бумаг и всякого хаоса на столе потрёпанный распухший от записей и, видно, когда-то чем-то облитый толстый блокнот с алфавитом с краю.
- Абба, Ави, Авигаиль, Авигдор, Авиталь, Адасса… - почти одними губами перечислял он. – О. Адина.
Набрав на найденный номер, Ламех от нетерпения встал и стал ходить туда-сюда по комнате. Ада сопровождала его испытывающим взглядом, мотая головой в такт его похождением, словно кошка, следящая за игрушкой.
- Ало? – ответил, как ни странно, мужской голос.
Впрочем, ничего странного в этом не было. Адина была давно замужем за неким ушастым типом по имени Уриэль, у них был сын. На это познания Ламеха в области жизни его бывшей невесты оканчивались.
- Ало, Уриэль? – поинтересовался Ламех.
- Да, - как-то надменно и недоверчиво ответил тот.
- Это Ламех, могу я поговорить с Адиной?
- Ламех Бескиер? Её бывший жених?
«До жути дотошный, - с раздражением подумал Ламех. – Ещё бы спросил, о чём!»
- Да-да, - быстро проговорил Ламех. – Могу я поговорить с Адиной?
- О чём? – протянул Уриэль.
- Ты знаешь, такое ощущение, что поговорить с глазу на глаз будет легче!
- Нет, - наконец другим тоном произнёс Уриэль (грустноватым). – Адина сейчас в психиатрической клинике.
- То есть как? – удивился Ламех. Понятие «Адина» и понятие «психиатрическая клиника» никак не желали связаться вместе.
- Когда мы только начинали встречаться, она всё время говорила что-то о какой-то дочери, какой-то Хавиве. Так как это случалось редко, я не обращал на это сильного внимания. Но около года назад всё изменилось, Адина утверждала, что видит эту самую Хавиву. И вот однажды у неё случился приступ… - Было заметно, что Уриэлю сложно об этом говорить. – Она кричала, что Хавива набрасывается на неё с ножом, протыкает её бедро – но, конечно, никакой Хавивы там не было. Адина всё звала и звала меня, умоляла, чтобы я убрал Хавиву, но я ничего не мог сделать… Кажется, она и тебя звала, утверждала, что ты отец Хавивы… Мою бедняжку пришлось забрать в психиатрическую клинику, где у неё обнаружили психическое расстройство.
- Это ужасно, - выдавил Ламех, недоумевая, как он умудрился поддаться под влияния фантазий полоумной. Не зря же его воспоминания о некой дочери имели невероятно смутный окрас, как будто это были сны или галлюцинации. Судя по всему, так всё и было. А Ада… Что она вообще могла помнить после амнезии и прибегая к самовнушению, утверждая, что вспомнила что-то из детства, из времени, проведённого с Ламехом и Адиной?
- Да, это ужасно, - согласился Уриэль. – Я всё свободное время пытаюсь хоть немного, но навещать Адиночку. Пациенты с подобными диагнозами вылечивались, хотя и единицы, но я всё равно надеюсь, что настанет время, когда мы заживём счастливой семьёй, я помню, как мы планировали ещё одного ребёнка… Ну, да неважно. Ты бы тоже навестил когда-нибудь Адину? Как знать, может, она бы и поверила, что Хавивы не существует, она ведь считает, что это и твоя дочь…
- Да-да, я так и сделаю. – заверил его Ламех, решая, что никогда не переступит порога той самой психбольницы. – Пока.
- Пока.
Ламех с чувством удовлетворения и облегчения нажал «отбой». И как же было приятно осознавать всю любовь и всё желание по отношению к Хавиве, осознавать эти чувства в чистом виде. Отцовская любовь отпала словно ширма, загораживающая все прелести отношений, словно какой-то ненужный мешающий орган (например, воспалённый аппендикс), тем самым дав простор душе и некоторым другим органам.

Эпилог
Несмотря на свой совершенно преклонный возраст, Мими исторгла из своих недр на всеобщее обозрение (а точнее, обозрение Товы, Рона, Ламеха и Ады) двоих котят. Один из них был мальчик; его белоснежность прерывалась рыжим пятнышком на мордочке. Другая, девочка, оказалась наоборот – по большей части рыжей, и только часть мордочки, животик, кончик хвоста и кончики лапок оказались белыми. Она была очень похожа на своего отца, Амоса, который с довольными видами наблюдал за родами, а затем подошёл к своей любимой и потёрся щёкой о её щеку – оба замурлыкали, а четверо наблюдателей разнообразно умилялись.
Эстер получила большую кучу денег за сделанной ей открытие в области знаний о пчёлах. Однако, если верить её речи победителя, наука для неё гораздо важнее денег.
Зелиг вскоре совершенно вылечился и через два года стал отцом. О том, что Далия беременна, Зелиг узнал прямо во время турне, зависая в гримёрке с Ламехом. Йегорамом, девушкой Йегорама, Палтиэль, Велвел и несколькими девицами. Далия позвонила ему, обрадовала этой новостью, Зелиг же обрадовал её тем, что отныне лажал на концертах гораздо реже.
Сарай и Цилле удалось купить небольшой дачный домик – очень милый, рядом с зелёным прудом, напоминающим болото. Правда, это событие было омрачено – Цилле пришлось отсидеть некоторый срок за совершённое преступление – то, что она чуть не отравила Ламеха, всплыло на свет. Правда, срок был не слишком большим. Сарай всё это время терпеливо ждала Циллу, оставаясь верной своей любимой. А после возвращения Циллы они устроили праздник.
Празднующими оказались не только опьянённые счастьем и виски лесбиянки. Первая прибыль от первого магазина Товы и Рона также оказалась поводом для огромной вечеринки. Приглашались абсолютно все, кто пожелал бы того (но, конечно, хоть сколько-то знакомые люди). Это было и бессчётное множество друзей, и родственников, и приятелей, и людей такого рода, как знакомый врач, почтальон, сантехник и так далее.
- Итак, первый магазин сети «Выдра» объявляется открытым! – Това просто светилась от счастья, объявляя это.
После этого они с Роном разрезали красную ленту, обозначив само открытие. Раздались громкие аплодисменты, одобрительные крики и, чокнувшись бокалами и отпив, счастливые обладатели «Выдры» на радостях поцеловались, но тут же смущённо отстранились. Тенистый сад гораздо лучше пригоден для поцелуев, чем окружение толпы.
Нечто замечательное свершилось, пробежав словно электрическим током между Симхой и Нааманом. Эти двое были поглощены хлопушками (что преклонная половина гостей не одобряла). Они оба заливались смехом, когда Нааман поцеловал в щёку Симху – она, к своему удивлению, не сочла это противным и мокрым, ей понравилось.
Наконец, переходим к Ламеху и Аде.
- Может, прогуляемся? – предложил Ламех Хавиве. – А то скоро конкурсы…
Они сидели за столом в окружении ещё нескольких, кто не пожелал танцевать, и угощались.
Его рука тёплым грузом очутилась на правом колене Ады, сразу же судорожно дернувшимся. От неожиданности и восторга у неё ослабли руки и она уронила кружку с кофе, залившем её платье. Впрочем, на чёрном это было не особенно заметно. Но всё же Ада скомкала салфетку и безнадежно стала тереть ткань.
Ламех снисходительно улыбнулся, проговорив: «Держи себя в руках». Ада зачарованно уставилась на его улыбку, на  насмешливый взгляд сияющих карих глаз и промямлила:
- От конкурсов можно отказаться, но пошли, прогуляемся…
Они встали из-за стола и. взявшись за руки, побрели протискиваться между массами. Хавива неловко прислоняла свободную руку впереди себя, в надежде, что её мокрое пятно не вызовет внимания и подозрения, и этим жестом напоминала статуэтку Оскара.
Они следовали по тропинке чёрт знает куда, и на этот раз равноправно приобнимая друг друга.
Погода была отличная – в меру жарко, в меру прохладно. Небо было окроплено сыпью облаков, из-за начинавшего заходить солнца, розоватой. Растительность учащалась, и на смену очеловеченной и вытоптанной местности с её домами, гравийными покрытиями и фальшивыми искусственными лужайками, что являются пародией на природу, приходила почти лесная, дикая, свободная местность, с высокими зарослями всяких кустарников, папоротника, маков, репейника, ромашек, лютиков, дикой гвоздики, васильков и вереска.
- Здесь так хорошо! – воскликнула Ада, взирая на промежность всей этой растительности, туда, куда и направлялись по глинистой яркой земле.
- Просто здесь никто не мешает, - ответил Ламех.
- Не мешает чему? – Ада остановилась, повернулась (кофейное платье запоздало проследовало за ней) и водрузила ладони на плечи Ламеха, сжав их с некоторой властностью. В её зелёных глазах мелькнуло озорство.
- Отношениям и вообще… - начал Ламех, но Ада его перебила:
- Здесь гораздо удобнее, чем в парке. Такая сухая трава, - она наклонилась и движением, созданным разжигать кровь, провела по вереску. Несмотря на возраст, её руку, как и прежде, местами украшали детские пластиковые колечки. – И не очень колючая, и без улиток. А вот там, - она сделала рукой неопределённое движение, и Ламех заметил её частую дрожь, – вот там крапива, и. прошу тебя, душенька, я же взрослая, так что…
- Я не об этом, - оборвал её эротическое направление Ламех. Он непроизвольно приложил кончики пальцев к её мгновенно обмякшим, раскрывшимся и переставшим слушаться губам – они были мягкие, за исключением колечка-пирсинга, и влажные. Ада почувствовала, что её сердце словно в конвульсиях поднимается вверх, как по лифту и продолжает биться уже на губах. Ламех почему-то отметил, что после того, как Хавива оказалась Адой, она совершенно не изменилась.
- Я о другом, - сказал он, опуская руку.
- О чём ты? – тихо спросила Ада, её сердце сжалось. – Со мной что-то не то? Что случилось?
- Нет-нет, - медленно и спокойно продолжил Ламех. Его рука в руке Ады вспотела, и это её насторожило. – Ты знаешь, я чувствую, что это единственный момент, когда всё не так, как обычно. – Он опустил руку в карман брюк.
И тут Ламех опустился на одно колено. Ада, ничего не понимая, шокированная уставилась в одну точку, потеряв способность думать и реагировать.
- Ада, моя любовь, ты выйдешь за меня?
Ада была такой милой, как могла быть только она. Ветерок играл её тёмно-зелёными волосами, по аналогии с травой, и она создавала впечатление какой-то необыкновенной цветущей лесной нимфы, но вместе с тем в ней было какая-то неизменная черта, можно сказать, демонстрировавшая смерть, декаданс. Её зеленые, широко распахнутые глаза сверкали, под стать очкам, полуоткрытые алые губы, созданные для поцелуев и, возможно, чего-то ещё, подрагивали с пирсингом, словно с капелькой росы. Она вообще по своему обыкновению дрожала, и из-за того, что, очевидно, ей было сложно перевести дыхание, дрожала также и её грудь, кокетливо выглядывающая из нарядного чёрного платья с искусственным оранжевым цветком у выреза и коленки, подёрнутые кружевными чулками. Её руки с шипастыми браслетами застыли в позе удивление – раскинутые, словно в свободном полёте, те самые милые, родные, любимые руки, диапазон ласк которых вот-вот и будет сопровождать Ламеха до конца жизни. Возле шеи как доказательство произошедшего в парке алел засос. Кофе на нижней части её платья ещё не высохло и темнело мокрой лужицей. Ламех не любил кофе, но как же хотелось прижаться губами и вдыхать запах именно этой части платья, созданного быть снятым!.. Однако ещё больше Ламеху хотелось прямо сейчас взять на руки эту очаровательную девушку, ну или женщину – имеет ли это смысл? – и понести под венец, и пусть раздавались бы её звенящие дребезжащие протесты: «Я тяжёлая! Опусти меня на место!», Ламех считал её лёгкой и для того, чтобы кружить, и для того, чтобы сажать к себе на колени, когда вздумается, что-то читая или смотря, к примеру…
Она то ли ахнула, то ли взвизгнула.
Аде казалось, что всё это продлилось вечно – тихая прохлада, ветерок, который словно гулял ещё и в голове, доносящаяся резвость празднующих, пение птиц, шелест травы и цветов, колеблемых ветров и то, ради чего она существовала, предел её мечтаний, слова, лучше которых ничего не могло быть: «Ада, моя любовь, ты выйдешь за меня?» повторялись, повторялись и повторялись в её сознании трепетным и волнующим драматическим баритоном. О, это было уже ни в какое сравнение с «Лолитой»! Прямо перед ней на одном колене стоял Ламех, самый чудесный мужчина на свете. Прямо на неё был устремлён пронзительный, внимательный, но при этом затуманенный обожанием и волнением взгляд карих глаз (как же мило Ламех волнуется!). Он чувственно, хотя и просто от волнения покусывал нижнюю губу, воспламеняя в Аде и без того присутствующее желание поцелуя. И всё, всё заставляло Аду столбенеть, хотя и ускоряло биение её сердца и поток крови – его волосы, которые хотелось гладить, зарываться и задыхаться в них, и почему-то расчесать, глаза (она впервые осознала смысл фразы «тонуть в глазах»), уши (сколько же она могла нашептать различных признаний, откровенных предложений, сколько же могла подарить тепла своим дыханием, зная, что чувствует «её душенька», зная, что это только возбуждает, но уже не раздражает его!) кожа, которую хотелось прочувствовать, ей хотелось со всей полнотой ощущать его вены (да здравствует фетишизм!), требовательные и ласковые касания рук.… Именно об этом миге она мечтала больше всего, именно так всё себе и представляла, время от времени непроизвольно и мечтательно улыбаясь. Ламех был даже одет так, как она частенько воображала – футболка, пиджак с чёрно-белыми полосатыми отворотами, кожаные брюки (ей жутко нравился их глянцевитый облегающий блеск) и ботинки. Она даже так и хотела, чтобы это случилось где-то на природе, на опушке. Так не мечты ли это и сейчас?
Однако вот то, что постоянно имело свойство изменяться в её сознании, и даже иногда вовсе исчезать – кольцо. Прямо перед её принявшими глупое выражение глазами Ламех держал квадратную чёрненькую и, как ни странно, не бархатную коробочку, которая словно обнимала ручками-ленточками весь бонус к тем неописуемым и фантастическим словам, которые только что услышала Ада, которые всё ещё бултыхались в ней эхом. Крупный меланит, искусно обрамлённый золотом.
- Да! – воскликнула Ада, заливаясь от счастья слезами. Она почувствовала, что земля убегает из-под ног, всё стало мутным, расплывчатым и дрожащим, дышать стало ещё сложнее, она потеряла равновесие и нелепо приземлилась.
- Адочка, - Ламех обнял её, поставив рядом коробку с кольцом. – Всегда, всегда, ты будешь плакать только от счастья… И… Ты знаешь, я просто поверить не могу, что всё так происходит…
-…Я тоже…
Они устроились, сидя на куче вереска.
Ада была не в состоянии вздохнуть, так как её грудь словно что-то сдерживало.
- Дыши, Ада, не забывай дышать, - шутливо проговорил Ламех. Он уже пришёл в себя от случившегося только что. Конечно, он знал, что Ада ответит согласием, но это согласие оказалось таким чудесным… - Ведь у нас впереди ещё столько.… Ещё столько возможностей проявить то, как я люблю тебя, моя милая, моя девчушка…
Высасывая дыхание друг друга – о, они ещё никогда не целовались так.

























Что есть что

Часть 1.
Шекель – мера денег в Израиле. Один шекель это примерно 8 рублей. Обозначается так - ;.
Профитро;ли - (фр. profiterole, profit — выгода, польза ) — небольшие (менее 4 см в диаметре) кулинарные изделия французской кухни из заварного теста с различными начинками (как сладкими, так и несладкими): заварной крем, салат, грибы, мясо и др.
Божоле; нуво; - (фр. Beaujolais nouveau — новое божоле) — сорт молодого французского вина, вырабатываемого из винограда сорта гамэ в исторической области Франции Божоле (Бургундия).
«Им хлеб, нам – славу в унисон…» - перефразированное «Вам хлеб – им славу в унисон!» - строчка из стихотворения Льюиса Кэрролла «Славная грошовая труба».
Аутотренинг – самовнушение.
Синдром Ангельмана — генетическая аномалия. Для него характерны задержка психического развития, нарушения сна, припадки, хаотические движения (особенно рук), частый смех или улыбки.
Геноци;д — действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую.
Кошка-девятихвостка – девять плёток, соединённые в одну.

Часть 2.
«Лолита» - роман Владимира Набокова об отношениях одного мужчины и его падчерицы. Сами понимаете, тонкий намёк.
Холокост – уничтожение всех евреев за то, что они евреи по плану Германии во время Второй мировой войны всякими способами; в данном случае подразумевается голод.


Часть 3.
«А меня задавит машина, ха-ха-ха» - снова отсылка к «Лолите». Цилла сравнивает себя с матерью Лолиты, Шарлоттой, погибшей под колёсами автомобиля.
Бондаж – связывание либо какое-либо другое ограничение движения в БДСМ.
Фейсситтинг (от англ. «face» - лицо, «sitting» - сидение) – очевидно же, сидение на лице. Снова БДСМ.
Золотой дождь – и это опять и снова из БДСМ, как бы вас это не задрало. Когда один чел мочится на другого. (Забавное название, не находите? – прим. автора)
«Адская тюрьма» - это порнофильм с тематикой… (угадайте, какой?)… правильно, БДСМ.
Фетишизм – сексуальное отклонение, состоящее в помешательстве на какой-либо вещи (от труселей до кошелька), части тела (да хоть на венах) – и вот эта самая штуковина есть фетиш. Иногда это может также являться педофилией, геронтофилией или зоофилией. Ну а в данном произведение это так, преувеличение для красного словца.
Ниже шестидесяти – в Израиле стобальная система оценок. То есть ниже шестидесяти – это что-то вроде двойки. А ещё особым гениям могут ставить иногда 100 с чем-то.
Танах – священная еврейская книга. Ну а данном случае её изучение, типа религиозный предмет.
Mein Kommandant (нем.) – «Мой Командир».
Нимфетка – так в «Лолите» Гумбертом (главным героем) именовались определённого типа нравящиеся ему маленькие девочки.
«LOVE STINKS» (англ.) – «ЛЮБОВЬ ВОНЯЕТ».
Гумберт и Лолита – главные герои «Лолиты».
«Меня тошнит от мальчиков и скандальчиков» – конечно же, цитировала Лолиту из «Лолиты».
Чак-чак – восточная сладость. На вид как дохлые бежевые черви в клее. На вкус как корзиночки от пирожных «корзиночек», перемешанные с мёдом.