- Фалалей, тяни жребий, - сказал центурион Сирион. Из-за уродливого шрама, пересекавшего угол рта до шеи – смуглой, словно обгоревшей – его нижние зубы были всегда полуобнажены, словно Сирион все время смеялся над чем-то, видимым его одному.
- Смелее, Фалалей! – подтолкнул новобранца в спину бывалый легионер Дидим.
Юноша Фалалей медленно обернулся к узнику, прислонившемуся к дубу. Ветер овевал лицо узника, и рыжие волосы приговоренного к казни издали были похожи на пламя. Их глаза встретились.
- Что, он тебя заколдовал? – спросил Сирион, и, как всегда, было неясно, смеется ли он над словно окаменевшим Фалалеем. – Надо было меньше тебе с ним по дороге разговаривать!
- Если он саму царицу околдовать хотел, то на тебя в два счета гоэтейю наведет! – покачал совершенно лысой головой, на которой красовалось два свежих бордовых шрама, легионер Квадрат.
- Тихо вы! – шикнул, приложив к губам тонкий, костистый палец бойкий желтолицый Петосирис. – Это ведь все-таки божественный муж. Чудотворец. Тихо!
К словам худого и глазастого египтянина все сразу прислушались и заговорили вполголоса.
- Тяни быстро! – вполголоса велел Сирион. – Быстро, я сказал!
Юноша зажмурился и вытащил камешек из перевернутого медного шлема, медленно разжал кулак, не обращая внимания на лица толпившихся вокруг него воинов. Если бы ему хватило сил или хитрости посмотреть на них, то он бы сразу понял, что все и так знают – белый камень с красными, как кровь прожилками вынет он, Фалалей из Никомедии.
- Отлично! – деловито подвел итоги Квадрат. – Теперь бери-ка мой меч – он поострее твоего, и ступай. Мы, если что, здесь.
- Нет! – закричал новобранец-Фалалей в ужасе. – Нет! Пожалуйста, нет, дядя Квадрат, дядя Дидим! Я не могу… я не могу его казнить… Я еще никогда никого не убивал!
- Воину надо когда-то начинать убивать, - заметил, расплываясь в довольной улыбке, Петосирис, щуря свои огромные томные глаза, и его высокий тенор прозвучал особенно противно.
Сирион молчал. Рот его был искривлен в вечной уродливой усмешке – но взор центуриона был тяжел.
- Центурион Сирион! – взмолился Фалалей. – Ты же понимаешь – это не как в бою… это, это – как палач! А я в легион вступил, а не в…
- Молчать, - раздался голос Сириона, и его варварский акцент неожиданно резанул слух всех. – Ты это сделаешь. Все!
- Хочешь ослушаться приказа? – поинтересовался светло-русый гот Ульф, поигрывая кинжалом в своих волосатых и толстых, как корни дерева, пальцах.
Дидим молча и сильно развернул Фалалея за плечи и подтолкнул в сторону дуба. Тот пошел медленно, словно путающийся в густой траве новорожденный жеребенок со слабыми ногами.
- Пусть его идет, - проговорил Квадрат. – А то я хотел потом волос этого гоэта отрезать. Жена моя, дура, одних девок рожает и рожает. Сына хочу. Говорят, это сильное средство. На брюхо ей привяжу.
Петосирис, молча усмехаясь, достал из-за пояса небольшой кувшинчик.
- А ты, небось, крови для лекарств своих набрать хочешь? – грубовато спросил Ульф.
-От священной болезни, от падучей – самое оно, - прошелестел Петосирис. – Меня так уж просили, так просили…
- А по мне, и так можно кровцы хлебнуть, - заметил Ульф, обнажая зубы в усмешке. – Для храбрости.
- Варвар! – дискантом выкрикнул, скривясь, желтолицый Петосирис.
- Хорошо, что Фалалей пошел. Гнев души этого гоэта только на него одного и падет, - рассудительно говорил Квадрату Дидим. – У меня срок службы скоро заканчивается, в Филиппах жена и дети ждут. Не хватало еще под самый конец службы от магии гоэта погибнуть. А Фалалей и так сирота, такая уж его Тюхе-судьбина, сиротская.
- Что-то он долго, - проговорил Сирион.
+++
- Вот, попей, - сказал Фалалей, протягивая Панталеону свою флягу. Вода расплескивалась – руки новобранца дрожали.
- Спасибо, Фалалей, - вымолвил узник и, сделав несколько глотков, - Это тебе… на обратный путь, - он протянул флягу с остатками воды юноше, и лохмотья, оставшиеся от хитона рыжеволосого узника, упали, обнажая следы пыток раскаленным железом на груди.
Фалалей вскрикнул.
- Не бойся, - отвечал Пантолеон. – Ты пришел, потому что они бояться казнить меня?
- Они бояться, что потом не получат чудес и исцелений! – воскликнул Фалалей.
– Гадкие, злые люди… да покарает их Зевс Мститель! – добавил он, бледнея.
- Не говори так, Фалалей, - мягко сказал Пантолеон, и взял его за руку своей израненной рукой. – Они получат все то, что хотят – и Сириона повысят по службе, и Петосирис вылечит сына градоначальника от эпилепсии и получит хорошую плату, и отошлет деньги домой незамужним сестрам, чтобы выдать их замуж, и Ульф-гот войдет во всадническое сословие, и у жены Квадрата родятся сыновья, и Дидим вернется домой к семье живым и невредимым… - он улыбнулся и снова поднял руку, убирая со лба золотые пряди, слипшимся от пота и крови.
- Зачем, зачем?! – вдруг воскликнул Фалалей в отчаянии, - зачем это все? Я не буду убивать тебя, я ослушаюсь приказа – пусть казнят меня!
Он уже повернулся и хотел бежать, как Пантолеон – через силу, застонав, - удержал его за пояс.
- Не уходи! – вымолвил он, и рот его скривился от невыносимой боли.
Опомнившись, Фалалей остановился.
- Ты так изранен, - прошептал он и обнял узника.
- Я хочу умереть, Фалалей… Мне пора… мне надо умереть, чтобы жить…
- Как – жить? – вздрогнул Фалалей.
- Моя жизнь спрятана во Христе, Фалалей. Когда Он явится в моей смерти, тогда и я … явлюсь в Его жизни… надо пройти за Ним до конца, чтобы жить… Он, Христос Бог, Он – мой Брат возлюбленный… Он сейчас кладет... руку Свою на мое ослабевшее плечо… да, вот как ты сейчас, Фалалей… да…и Он говорит – «Пойдем со Мной!»
- О, если бы я был свободен, Леонта! Я бы сказал тебе – пойдем со мной, я бы увез тебя… в свою Аркадию… вылечил… но у меня там и дома-то нет… О, что с тобой сделали… какие раны… ты измучен и бредишь, Леонта… - говорил узнику Фалалей.
- Нет, я в полном уме… просто говорить тяжко… - отвечал тот.
- Я не могу убить тебя, Леонта! – почти закричал Фалалей.
- Но ведь это приказ, который тебе дали, Фалалей! И тебя убьют, если ты ослушаешься. А я не хочу, чтобы ты умирал. Я хочу, чтобы ты жил, слышишь? Живи! Живи, Фалалей!
Пантолеон нежно взял Фалалея за руку, на мгновение их пальцы словно переплелись - и медленно опустил ее на рукоять меча Квадрата. Теперь сильная ладонь Леонты легла поверх трясущихся пальцев новобранца и обхватила меч.
- Нет, Леонта, нет, - забормотал Фалалей, словно в ознобе.
- Будь же мужчиной, - произнес Пантолеон медленно и торжественно. – Возьми меч.
- Я не хочу быть палачом! – закричал Фалалей.
- Ты думаешь, что мне легче будет умереть от руки Сириона? – горько произнес узник.
- Ты что же… ты сам хочешь, чтобы именно…. именно я… тебя…. убил? – растерянно проговорил Фалалей, все еще сжимая в левой руке жребий-камешек с красными прожилками.
- Да, Фалалей, - просто ответил ему Леонта. Потом он медленно сел, опираясь спиной о дуб, вытянул ноги, с которых только недавно сняли цепи и оковы – все равно он уже никуда не смог бы уйти на своих ногах.
Вдруг Фалалей зарыдал, обнимая его.
- Ты – христианин? – спросил он, будто этот вопрос вырвался изнутри. До этого Фалалей боялся даже произнести это слово, боясь ответа.
- Да, Фалалей, - отвечал ласково Пантолеон и погладил обритую голову новобранца.
- Ты… ты ведь хороший… тогда почему же ты – христианин? У вас же и детей едят… но я знаю, ты никогда не ел… - заговорил сбивчиво Фалалей, готовый разрыдаться.
- Ах, Фалалей, дурашка, - рассмеялся Леонта. – Не едят у нас детей. Никого не едят. И ничего плохого у нас не бывает, это люди глупости рассказывают. Мы поем гимны Христу Богу. Потом вкушаем хлеб и вино, это таинственная пища для нас после молитвы. И все.
- И все? – переспросил растерянный Фалалей. – А чародейство, гоэтейя всякая?
- Нет у нас никакой гоэтейи, - устало вздохнул Пантолеон. – Все это ложь…
- Ложь? – обрадовался Фалалей. – Ну, тогда хорошо… как хорошо….
- Не плачь, - попросил его Леонта.
- Я не хочу, чтобы ты умер!
- Я и не умру. Но до нашей встречи я буду помнить о тебе – а ты обо мне…
- Я не стану христианином! Только, умоляю, не бери с меня слово, что я стану христианином! – взмолился Фалалей.
-Ты свободен, друг мой Фалалей, - улыбнулся Пантолеон.
- Фалалей! Живее! – раздался окрик. К ним направлялся ссутулившийся, как бурый каппадокийский медведь, Сирион. За ним семенил Петосирис, потом вышагивали Квадрат, Дидим и Ульф.
- Уже полдень, Фалалей! – проговорил золотоволосый узник.
Пантолеон взял юношу за кисть руки и приставил лезвие меча к своей яремной вырезке. Вдруг он произнес, словно вспомнив о чем-то важном:
- Подожди!
- Ты хочешь околдовать их, чтобы мы сбежали? – прошептал юноша.
- Я христианин и не умею колдовать, мой милый друг, - отвечал приговоренный, отрезая острым лезвием золотую прядь своих волос, в которых уже искрилась седина. – Возьми это на память обо мне. Знай, что я буду всегда помнить и молиться о тебе, когда приду ко Христу, Богу моему.
- Что там за звуки, в дупле дуба? – вдруг спросил, прислушиваясь, юноша.
- Птицы, - отвечал ему Леонта. – Они скоро улетят… выше… выше…все выше...
И он сжал руку Фалалея и произнес: - Христос грядет!
…
- Молодец, Фалалей, - сказал Квадрат, вытирая меч и отрезая для себя золотистый локон.
- Приказ был – обезглавить, а не горло перерезать! – заметил Ульф, вытирая губы.
- Да, Сирион, ты же главный тут – отсеки ему голову! – тявкнул Петосирис и кивнул в сторону лежащего ничком на траве Фалалея. – Он уже ни на что не способен, как я вижу!
- Глянь-ка, а это и вправду сильный гоэт был! – покачал головой Квадрат, дотрагиваясь до новобранца в окровавленном хитоне. – Паренька-то, глянь, лихорадка-то сразу и разбила! Без сознания, и глаза, эвона, закатились… хорошо, что хоть повозка есть, на которой этого гоэта привезли…
Он взгромоздил тело Фалалея на плечи и потащил к повозке.
Сирион подошел к казненному. Тот лежал навзничь, смотря в небо и улыбаясь. Его волосы сияли на солнце, бились на ветру, словно светлое пламя.
«Он живой!» - раздался детский голос откуда-то сверху. Сирион вздрогнул, поднял голову, но так и не смог увидеть рыжую девочку и ее маленького раба, что прятались в дупле огромного дуба.
И центурион тяжело опустил меч.
(из повести "Врач из Вифинии")