Жаркий июльский полдень. Заместитель начальника училища полковник Абаев показывает расположение училища членам комиссии по приему государственных экзаменов. На лице его сдержанная, едва заметная улыбка как следствие глубокого удовлетворения положением дел на территории. Все, что можно надраить – надраено, все, что можно побелить – побелено, все, что можно постричь – пострижено. Учебные группы передвигаются строем, молодцевато отдавая честь членам комиссии. Даже белки, обычно праздно шатающиеся в это время по дорожкам и газонам куда-то исчезли. Всё наполнено лаконичной параллельно-перпендикулярной военной упорядоченностью, неброской красотой, милой армейскому глазу.
Группа офицеров неспешно движется по городку. Обратите внимание – это общежития выпускного курса, - не без гордости произносит заместитель начальника училища, - Здесь курсанты живут в отдельных комнатах по два-три человека. Здесь они имеют возможность для качественной подготовки к занятиям и полноценного отдыха! Члены комиссии одобрительно кивают. И тут происходит событие, описание которого в анекдотах про поручика Ржевского предваряется словами : «и тут началось такое!!!». Окно на четвертом этаже общежития с шумом отворилось, и оттуда вылетела бутылка. Описав параболическую траекторию, обусловленную начальной скоростью броска и земным притяжением, она с грохотом разбилась в трех-четырех метрах от группы офицеров во главе с Абаевым. Надо сказать, что если вместо винной бутылки на асфальт шмякнулся бы лупоглазый зеленый марсианин, это вряд ли произвело более сильное впечатление на очевидцев. Ну, по крайней мере, на замначальника училища - точно! В эпицентре «взрыва» просматривалась хорошо знакомая советским гражданам тех лет этикетка портвейна «777», в простонародье – «три топора». От неё радиально расходились брызги остатков коричневатой жидкости, столь почитаемой студентами, курсантами, представителями рабочего класса и гордой, но небогатой советской интеллигенции.
Оцепенение длилось недолго. Взор полковника через мгновение был обращен к пустому оконному проему на четвертом этаже. Но он с сожалением понимал, что какой-то доли секунды ему не хватило, чтобы «сфотографировать» бомбиста. Громким, хорошо узнаваемым по грассирующему произношению буквы «р», голосом Абаев произнес «Товарищ курсант, я вас узнал!».
Делом в том, что через несколько дней выпускался батальон, который четыре года назад он набирал сам. Позже, получив повышение в должности, полковник продолжал плотно курировать своих подопечных вплоть до выпуска. Так в истории училища наш батальон получил наименование «второй абаевский». Прошло много лет, но мы до сих пор не устаем удивляться феноменальной памяти, быстроте реакции, кипучей энергии нашего первого комбата. Бегая с нами утренний кросс, он без всяких записей отслеживал количество курсантов всех 16 учебных групп в начальной и конечной точках маршрута и безошибочно вычислял любителей отсидеться в кустах. Ему принадлежит крылатая фраза «Зарядка во втором батальоне отменяется лишь в случае, когда с неба будут падать КРУПНЫЕ камни!». Скрыться или пройти незамеченным мимо было практически невозможно. Он узнавал нас в сумерках и даже ночью. Узнавал спереди, сзади, в военной форме и гражданской одежде. Узнавал по походке, по голосу, по прическе и, как нам казалось, по дыханию. Он безошибочно узнавал курсантов, принявших позу страуса на пляже у Обского моря по огрубевшим от ношения военной обуви пяткам. Поэтому фраза «Товарищ курсант, я вас узнал» воспринималась как не подлежащий обжалованию приговор, как укус гюрзы или контрольный выстрел.
Пауза затянулась, но в окне никто не появлялся, и, казалось, из уст Абаева сейчас как раскат грома прозвучит фамилия, и какая-то рота в войсках не дождется своего замполита. Но этого не происходило, и самые отчаянные головы уже посетила крамольная фраза из сказки Киплинга.
Но полковник не думал сдаваться «Товарищ курсант! Вы же без пяти минут офицер! Если у вас есть малейшее понятие об офицерской чести, если вы не законченный трус и подлец – вы выгляните в окно!».
Я до сих пор не знаю, кто метнул (без злого умысла – уверен) бутылку, но понимаю, какие душевные терзания он пережил. Дело в том, что понятие офицерской чести для нас не было пустым звуком. Да и с ярлыком труса, пусть присвоенным заочно, выпускаться вряд ли кому хотелось.
Сверху послышались какие-то звуки, показалась рука, открывающая шире оконную створку.… В оконном проеме возникла фигура курсанта. Он смотрел на стоявших внизу прямо, не отворачиваясь и не пряча взгляда. Честь молодого офицера была спасена. И никакой он не трус. Подобно средневековому самураю в непростой ситуации ему удалось сохранить лицо. Ну и что, что его лицо скрывала противогазная маска! Еще миг и слоноподобное создание, издевательски помахав на прощанье рукой, скрылось в глубине общежития. Кто ты, прекрасное дитя, воскликнул бы Пушкин! До сих пор сей риторический вопрос остается без ответа.
Связаться с автором Вы можете по e-mail: avladnsk@yandex.ru