Мои женщины. Июнь 1963. А вы говорите, купаться!
Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый)
Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.
Иллюстрация.
13.06.1963. Пляж пансионата «Сосновый бор», г. Алексин, Тульская область.
Продолжение главы «Мои женщины. Июнь 1963. Что будет завтра?».
18 июня 1963 года с утра было не просто прохладно, а холодно. Утром температура воздуха была не выше плюс 10°С, днём – плюс 11,7°С, а на солнце – не выше плюс 15°С. Эти данные сообщила нам за завтраком главный врач дома отдыха «Сосновый бор» и предупредила нас, чтобы «никто не смел купаться в Оке, пока находится здесь».
Да, искупаться нам в реке Оке суждено было только один разочек, 13 июня 1963 года в полдень до игры в футбол. В тот день, как и в день нашего приезда в дом отдыха, была самая «жаркая погода» за всё лето.
По пыльной песчаной дороге к дому отдыха «Сосновый бор» мы шли, потели и парились под тяжестью наших чемоданов и сумок при температуре воздуха плюс 23°С, а в день купания днём было аж плюс 22°С…
Бывалые отдыхающие вокруг нас весело собирались и шли на пляж, с которого доносились крики, смех, возгласы мужчин и женщин, звучала музыка, кто-то пел песни и там был такой шум и гвалт, который неудержимо манил нас, звал и требовал немедленно принять в нём участие.
Мой старший брат нетерпеливо «бил копытами» и всё рыскал глазами, выискивая среди отдыхающих тоненькие фигурки девушек.
Увы, среди дядь и тёть этого дома отдыха не было стройных девочек, девушек и женщин, одни полнотелые или даже толстые тётки. Однако они тоже группками в сопровождении полуодетых мужиков степенно и жеманно шли-двигались по дорожкам и тропинкам к тому месту, откуда уже начали раздаваться одобрительные крики болельщиков, там начался пляжный волейбол.
Тогда и мы поспешно побросали наши вещи возле выделенных нам коек в домике-спальне-палате, взяли с собой полотенце, бархатную мамину скатерть в качестве подстилки, запасные трусы и майки и поспешили вслед за отдыхающими на пляж.
Идти на пляж оказалось очень интересно. Мы шли по песчаным дорожкам через сосновый бор и все дорожки были сплошь покрыты узловатыми корнями огромных сосен.
Сосны были не просто большими, а огромными. Их стволы у земли были покрыты слоями потрескавшейся толстой коры и они казались мне живыми динозаврами.
Папа заметил мой интерес к коре сосен и сказал нам, что хочет показать фокус.
- Хотите заблудиться в трёх соснах? – спросил он нас с братом. Мы ответили, что «хотим».
Тогда папа приказал нам запрокинуть наши головы вверх и смотреть только на вершины деревьев. Потом он велел нам взяться за руки и ни в коем случае не смотреть вниз на землю.
Мы с братом, как загипнотизированные, послушались. Папа стал нас осторожно водить по переплетению бугристых корней вокруг и между сосен. Мы смотрели вверх. У меня даже голова закружилась от этого круговорота далёких зелёных колючих веток и крон огромных деревьев.
После нескольких кругов папа сказал, чтобы мы опустили головы и спросил нас: «В какой стороне дом отдыха?».
Мы по шуму, гвалту, музыке и смеху точно могли сказать только направление на пляж, а дорогу к дому отдыха мы потеряли…
Оказалось, что папа специально отвёл нас в сторону от нашей дорожки-тропинки и мы действительно заблудились в редко стоящих стволах огромных сосен.
Мы с братом не угадали правильное направление на домики дома отдыха. Папа гордо сиял от удовольствия и мы ещё веселее помчались вниз по речному склону берега к пляжу.
Река Ока серебрилась и играла миллиардами солнечных бликов-зайчиков. Плоско-пологий песчаный берег реки большой полуокружностью выступал в течение реки. Здесь располагался пляж.
На песке пляжа разместилось множество народа: дети, взрослые, мужчины и женщины, девушки и ребята.
Одни стояли, сидели или лежали одетыми под зонтиками, другие сбились в группы и кучки, играли в карты и пили пиво, третьи играли в пляжный волейбол и вокруг игровой площадки стояли полуголые зрители-болельщики, четвёртые заходили в воду или выходили из реки.
Эти люди привлекли наше внимание особо. Они шли бодро, радостно, игриво, при этом непонятно было – холодная или тёплая вода в реке.
Дело в том, что мама категорически запретила нам купаться в холодной Оке. Она так и сказала строгим голосом нам всем: «Запрещаю!».
Да, никому из нас не хотелось в самом начале летнего отдыха простудиться и заболеть, но нам также очень хотелось просто окунуться…
- Пап, мы просто окунёмся и сразу назад, - умоляюще сказал мой старший брат, - а Сашка за вещами присмотрит.
Я от возмущения чуть было не взорвался! Как это «присмотрит»? А я? Я тоже хочу «окунуться»…
Папа молчал и с сомнением посматривал на людей вокруг, на ослепительно блестевшую водную гладь, на вершины сосен, которые мерно качались под ласковым ветерком, на солнце, которое теперь нестерпимо жгло и грело нас.
- Давайте хоть разденемся, - сказал мой брат, - а то мы тут стоим в штанах, как дураки. Вон на нас уже женщины смеются.
Брат указал на трёх девушек, которые весело поглядывали на нас или на тех, кто был за нами…
Папа ещё мгновение подумал и решительно опустил на песок нашу сумку. Мой брат поспешно вытащил старую бархатную скатерть и расстелил её на песке.
Вскоре мы уже грели наши белые телеса на жарком солнце.
Брат всё порывался в воду, но папа строго приказал нам сначала прогреться, «зарядиться энергией», а потом уж «пробовать речную воду на вкус».
Мы, клятвенно заверяя нашу маму, что даже не думали купаться, действительно не взяли с собой купальных трусиков, поэтому сейчас стояли в своих обычных чёрных сатиновых домашних трусах до колен…
Люди вокруг тоже были в таких же трусах, но большинство мужчин – в купальных плавках, а женщин – в купальниках.
Я только с третьего обзора всего пляжа стал замечать полуголых мужиков и женщин, но мой старший брат с самого начала застеснялся своих домашних «семейных трусов».
Он вдруг стал подворачивать штанины своих трусов по бокам и подвернул их под резинку пояса. Получились настоящие купальные трусы-плавки.
Папа немного подождал, но потом сделал то же самое. Только мне не надо было подворачивать трусы, я и так был в своих спортивных школьных трусиках.
Теперь мы стояли гордо и почти ничем не отличались от остальных мужиков, если не считать абсолютно белой незагоревшей кожи наших тел.
Солнце начало припекать, мы освоились, осмотрелись и стали поглядывать в сторону прохладной реки. Там всё это время ухали, охали и визжали мужские и женские голоса. Они купались…
Почти не сговариваясь, молча, только обменявшись выразительными взглядами, мы втроём сначала медленно, а потом бодро и решительно пошли к воде.
Река на излучине пляжа оказалась очень мелкой. Чтобы достичь глубокой воды, надо было метров двадцать пройти по мелководью. Здесь в полупрозрачной светлой воде «чупахались» дети, их мамы и бабушки.
Мужики и женщины заходили дальше и глубже, а у самой кромки тёмной глубокой воды купались и баловались молодые мужчины, женщины, девушки и парни.
Мой брат с завистью смотрел, как парни подставляли сложенные особым образом руки девчонкам, как те, визжа и падая в воду забирались к ним на руки, а потом с криками и визгами после раскачки взлетали в воздух и шлёпались в воду.
Папа смотрел, как некоторые мужики помогали некоторым женщинам учиться плавать и поддерживали их белые тела под водой на своих руках.
Я с завистью смотрел, как барахтаются дети под присмотром своих мам и бабушек. Я тоже хотел окунуться в воду и также судорожно, но весело барабанить по ней руками и ногами.
Наконец, папа не выдержал сам, крякнул и ступил в воду. Его белые жилистые ноги по щиколотку оказались в струях зеленоватой воды и он сделал судорожный всасывающий вдох. Вода была обжигающе холодна…
«А как же дети купаются?», - подумал я и тоже сделал шаг в воду…
Ока не показалась мне холодной, так, немного холоднее чем вода в умывальнике…
Река, как живая, охватила своими струями мои щиколотки и стала настойчиво, но шаловливо клонить меня, склонять, чтобы я упал в неё, окунулся, поплыл.
Я ещё ощущал и чувствовал водные струи, а мой брат уже стремительно выскакивал, как «стрекозёл», из дальней воды, весь мокрый, судорожно быстрый, но счастливый, он уже успел окунуться…
Папа входил в воду осторожно, медленно, размеренно. Он хлопал по воде ладонями, черпал её горстями и ласково окроплял свои телеса холодной водой. Наконец он зашёл в воду почти по пояс и вдруг неожиданно шумно присел.
Я видел, как скрылась под водой его голова, встревожился, но папа вдруг неожиданно выскочил из воды, взмахнул руками, подпрыгнул и нырнул прямо в тёмную глубину реки.
Через минуту его голова показалась вдали и, сносимая течением, стала удаляться – папа плыл мощными гребками в стиле кроль…
- А ты чего стоишь? – крикнул мне в ухо мой возбуждённый старший брат. – Чего не купаешься? Боишься?
Я ничего не боялся, я просто пока не хотел. Так я собирался ответить, но он вдруг резко толкнул меня и я упал грудью и лицом в воду…
Река словно ждала меня. Она подхватила меня, всосала в себя с головой, окружила и запеленала меня своими струями и повлекла, потащила куда-то в глубину…
Я сначала захотел сильно испугаться, обидеться, запаниковать и судорожно взбрыкнул руками и ногами, но когда вдруг возле самого лица почувствовал песчаное дно и выскочил на поверхность, передумал…
Меня охватил жгучий восторг – я окунулся!
Теперь я сам купался, брыкался, дрыгался, баловался, шалил в объятиях речного течения. Течение было мощным, неумолимым, постоянным и совсем на таким, как в речушке у деревни Дальнее Русаново.
Вода меня просто несла, как на руках. Я вскочил на ноги, перебежал вверх по течению и снова плюхнулся в мелководье. Снова я барахтался и снова течение послушно влекло меня вдаль…
Так я делал множество раз и только потом я стал снова слышать и слушать голоса и крики, в том числе зовы моего папы и старшего брата. Они хотели, чтобы я их сфотографировал…
Стуча зубами от жуткого холода, трясущимися руками и непослушными застывшими пальцами я сфотографировал нашим фотоаппаратом «Смена» папу и моего брата, которые уже почти обсохли на солнце и совсем не дрожали.
Потом папа выставил нас с братом в мелководье и стал упрашивать меня не дрожать, чтобы потом на снимке я не выглядел так, будто меня кто-то терзал, пытал и мучил…
Я не мог остановиться и даже те три девицы, перед которыми мой брат расправлял свои худые плечи и выставлялся «молодцом-молодцем», пожалели меня и предложили сначала вытереть меня своим полотенцем.
Я мужественно отказался и принял «героическую позу», но у папы что-то там не получилось с затвором и он сфотографировал меня после того, как я «сдулся»…
Теперь на все мои и наши оставшиеся времена на фотоиллюстрации остались образы моего бодрого старшего брата и меня – грешного…
Несмотря на жуткую судорожную дрожь во всём теле я не хотел признаваться, что мне холодно, что я замёрз, потому что я очень хотел вернуться обратно в воду и продолжить катание в струях речного течения.
Папа, глядя на мои синие губы «в ниточку», сильно встревожился и попросил меня подойти к нему. Я опасливо подошёл.
Папа незаметно оттянул у меня резинку трусиков и изумлённо спросил: «А где твоя писька?».
Я тоже опустил голову и заглянул в трусики, моей письки не было…
Вместо неё из живота торчал сморщенный бугорок кожи с острой вершинкой. Мало того, не было даже яичек. Они попросту исчезли…
Папа резко совсем спустил мои трусики до колен. Я даже не успел испугаться и обидеться. Мне самому стало неожиданно страшно от того, что моя писька и яички куда-то исчезли.
Я сам выгнулся дугой, чтобы лучше рассмотреть свои мужские причиндалы, которых не было. Мой старший брат, который загораживал меня и папу нашим белым вафельным полотенцем от людей, растерянно спросил: «Может они от холода спрятались?».
Я ещё сильнее выгнулся в спине, а папа пальцами стал ощупывать мою кожу между ног.
- Точно, - сказал он деловито, - Вот где они.
Он нащупал мои яички и письку – они действительно «спрятались» внутри моего живота. Я даже почувствовал, как они осторожно шевелятся и пытаются выйти из тесного плена.
Папа стал жёстко растирать меня сухим вафельным полотенцем, и я вдруг стал чувствовать, что моё скованное холодом дрожащее тело начало оживать. По коже пробежал сначала озноб, потом она стала мягчить, а потом по всему телу забегали горячие струйки крови.
Вскоре я почувствовал, что мои яички как бы выскользнули из моего живота и опустились в свои привычные кожаные сморщенные мешочки. Показалась и писька. Всё было на своих местах.
Мой папа и мой старший брат облегчённо переглянулись между собой, и тут наш папа произнёс фразу, которая стала нашим фирменным ироничным семейным выражением досадного всяческого неудобства...
«А вы говорите, купаться!».
Я поднял голову и увидел, что папа сказал эти слова тем трём девушкам в купальниках, которые стояли рядом с нами, тоже загораживали меня и нас своими полотенцами от людей и тоже с серьёзным сочувствием смотрели на хитрые превращения моей письки и моих яичек…
Ну, батя…