Гараж и демократия

Владимир Акатьев 3
 Игорь Волгин ведет на телеканале «Культура» передачу «Игра в бисер», на которой за круглым столом писатели, поэты, литературоведы и т.д.  обсуждают какое-либо известное классическое произведение.  И всякий раз Волгин в конце передачи советует: «Читайте и перечитывайте классику», что я с удовольствием делаю и без его советов. Но люблю также смотреть и пересматривать КИНОклассику и советую это делать моим читателям (если, конечно, таковые найдутся).
 Данное эссе является переработанным вариантом главы  «Игра на белое по-рязановски»  из  опубликованного ранее  «Игра на белое». Я счел необходимым еще раз воспроизвести эту главу в сборнике «Смотрите и пересматривайте киноклассику», поскольку в ней также разбирается один из фильмов Эльдара Рязанова. Читавшим «Игру на белое» это эссе можно пропустить, поскольку почти ничего нового в ней нет.

   В 1979 году вышла новая картина Эльдара Рязанова «Гараж». О чем этот фильм? Суть его, его идею я бы определил одним словом: демократия.
  Слово это, равно как и слово «свобода», для современных российских "либералов" священно. Русский народ они ненавидят и презирают именно за то, что русские («совки», быдло, дебилы, «генетическое отребье» и т.п.) не знают свободы и демократии и, не понимая своего счастья, не хотят ни свободы, не демократии.
  На самом же деле, именно в душе русского, шире – советского народа (включая все входящие в СССР народы) и жила подлинная демократия, и яркой иллюстрацией этого положения является рязановский фильм (свобода – подлинная и мнимая – тема для отдельного разговора и в данной статье не рассматривается).
  В дальнейшем подлинная народная демократия будет обозначаться в тексте как просто демократия, без кавычек, и «либеральная демократия» как демократия в кавычках. Но прежде, чем говорить о фильме, немного теории.
 
  Истоки демократии, демократии без кавычек, надо искать в народе, в жизни крестьянской общины, которая бы просто не выжила, если бы не жила по демократическим принципам. Разницу между американской «демократией» и демократией без кавычек можно выразить так: принцип «демократии» - «Пусть победит сильнейший» (часто  сильнейшее меньшинство, сосредоточившее в своих руках деньги и власть и умело манипулирующее сознанием  большинства), принцип демократии без кавычек – «Не в силе Бог, а в правде». Правда «демократии» - человеческая грешная правда, правда демократии без кавычек - правда божья и человеческая.
     Знаток русской деревни А.Н. Энгельгардт писал в «Письмах из деревни»:
 
  «Я уже говорил в моих письмах, что мы, люди, не привыкшие к крестьянской речи, манере и способу выражения мысли, мимике, присутствуя при каком-нибудь разделе земли или каком-нибудь расчёте между крестьянами, никогда ничего не поймём. Слыша отрывочные, бессвязные восклицания, бесконечные споры с повторением одного какого-нибудь слова, слыша это галдение, по-видимому, бестолковой, кричащей, считающей и измеряющей толпы, подумаем, что тут и век не сочтутся, век не придут к какому-нибудь результату. Между тем подождите конца, и вы увидите, что раздел поля произведён математически точно: и мера, и качество почвы, и уклон поля, и расстояние от усадьбы - всё принято в расчёт, счёт сведён верно, и, главное, каждый из присутствующих, заинтересованных в деле людей убеждён в верности раздела и счёта. Крик, шум, галдение не прекращаются до тех пор, пока есть хоть один сомневающийся.
    То же самое и при обсуждении миром какого-нибудь вопроса. Нет ни речей, ни дебатов, ни подачи голосов. Кричат, шумят, ругаются - вот подерутся, кажется, галдят самым, по-видимому, бестолковейшим образом. Другой молчит, молчит, а там вдруг ввернёт слово - одно только слово, восклицание, - и этим словом, этим восклицанием перевернёт всё вверх дном. В конце концов смотришь - постановлено превосходнейшее решение, и опять-таки, главное, решение единогласное».

     «Каждый из присутствующих, заинтересованных в деле людей убеждён в верности раздела или счёта», «постановлено превосходнейшее решение, и опять-таки, главное, решение единогласное» - вот чему надо учиться демократам в кавычках у неграмотных русских мужиков. Конечно, галдеть и скандалить на крестьянской сходке - не культурно, но, как говорит русская пословица, «Черна коровка, а молочко-то беленькое». Галдят и скандалят, чтобы хорошо всем было, а не какой-то партии, чтобы всё по справедливости было, и чтобы не было проигравших.
  На Руси, когда избирался Земский собор для принятия судьбоносных решений, на его заседаниях вопрос обсуждался до тех пор, пока все не придут к единому мнению – это называлось «одиначество». В «перестройку» либероиды презрительно называли такое положение «одобрямс» и выдвигали свой идеал, в котором единство общества принципиально отрицается как «тоталитаризм». Правящая политическая партия именует себя «Единая Россия, но какая уж там «единая Россия», если она, многострадальная, разделена на две неравные части, интересы которых диаметрально противоположны: на 10% «новых русских», «винеров», как они сами себя называют,  ограбивших российский народ, «прихватизировав» 90% национальных богатств, и на 90% «старых русских», (в глазах «новых русских» - быдло, «совки», «лузеры»), на чью долю достались жалкие остатки в 10%!
        Хороший пример народной демократии, демократии без кавычек можно найти в романе Льва Толстого «Воскресение», когда Дмитрий Нехлюдов объявил крестьянам, что хочет безвозмездно отдать им свою землю:

      «На другой день мужики не работали, а обсуждали предложение барина. Общество разделилось на две партии: одна признавала выгодным и безопасным предложение барина, другая видела в этом подвох, сущность которого она не могла понять и которого поэтому особенно боялась. На третий день, однако, все согласились принять предлагаемые условия и пришли к Нехлюдову объявить решение всего общества. На согласие это имело влияние, высказанное одной старушкой, принятое стариками и уничтожающее всякое опасение в обмане объяснение поступка барина, состоящее в том, что барин стал о душе думать и поступает так для спасения».

    Крестьянский «мир» разделился на две партии. Как бы он поступил, если бы был «демократическим»? Да проголосовал бы - и вся недолга! И, возможно, победила бы партия, видевшая в поступке Нехлюдова подвох. Явились бы мужики к нему и объявили бы: «Нет, барин, не возьмем мы твою землю, дураков нет. Пусть все останется по-старому»  - и остались бы в дураках. Но мужики были люди темные, не грамотные, в «демократии» и «общечеловеческих ценностях» ничего не смыслили, и поступили так, как им предками было завещано - пока не пришли к «единачеству», не успокоились. И опять же, как в описании Энгельгардта, «мир» приходит к согласию потому, что кому- то из его членов  пришло в голову единственно верное решение, устроившее всех. В данном случае это была старушка, сказавшая, что барин отдает землю ради спасения души - и после этого уже все сомнения отпали.  И что самое интересное – эта старушка интуитивно ухватила самую суть поступка Нехлюдова: в его душе действительно шел процесс воскресения и все, что он делал, он делал для спасения своей души, хотя и не думал об этом.
    Итак, народная демократия, в отличие от демократии в кавычках, ведёт к единству и согласию. Различие этих двух типов демократии хорошо видно при сравнении голосования в «демократических» парламентах и советах. В парламентах  голосование есть инструмент борьбы, в которой побеждает сильнейший, в советах (любого вида – будь то совет старейшин племени, казачий круг или Верховный Совет СССР) голосование - инструмент согласия, здесь стремятся к «единачеству». В сохранившихся до наших дней культурах с племенной демократией существуют даже специальные обряды (ритуальные танцы, инсценировки боя, омовения и совместные пиры), во время которых участники как бы смывают с себя накопившиеся друг против друга обиды и разногласия, избавляются от них. И, лишь, очистившись таким образом, приступают к голосованию, которое обязательно должно быть единодушным. С той же целью на Руси началу работы Земского собора предшествовали трехдневный общенародный пост и молитва.
     Земские соборы (от слова «земля», т.е. мир в смысле всё общество, всё население России), традиция которых уходит корнями в глубокую древность, созывались не для того, чтобы, как в западном парламенте, в конкурентной борьбе партий и группировок, представляющих конфликтующие интересы разных групп, найти «точку равновесия» сил, а чтобы «найти истину», в которой выражена «правда Бога» (вспомним: «Не в силе Бог, а в правде») - определить и одобрить путь государства. Например, когда в 1916 году после страшных лет Смуты Земский собор избирал нового царя, разгорелись жаркие споры, и все предложенные кандидатуры отвергались. Казаки выдвинули своего предводителя Дмитрия Трубецкого, но его не хотели видеть на престоле дворяне. Казаки же не хотели иметь царем вождя дворянского ополчения Дмитрия Пожарского. Наконец, как у Толстого в «Воскресении», какая-то «старушка» предложила тихого юношу Михаила Романова, и эта кандидатура всех устроила. Казаки были настроены в пользу Михаила потому, что его отец Федор Романов (в монашестве Филарет) не был врагом казачеству. Бояре помнили о том, что Федор происходил из знатного боярского рода и состоял в родстве с Федором Ивановичем, последним царем из рода Ивана Калиты. Церковные иерархи поддержали Михаила, поскольку отец его был монахом, причем в сане митрополита. Одним словом, за Михаила Романова Земский собор проголосовал единогласно, и все были довольны. Такова исконная русская демократия без кавычек.
    Верховный Совет СССР и РСФСР опирался на ту же исконную русскую традицию  («одобрямс» времен застоя не должен нас смущать, искажение принципов не отвергает самих принципов; так искажение принципов христианства в реальной церковной истории не отвергает идеологию  христианства).  Политолог и публицист, профессор Сергей Кара-Мурза в книге «Истмат и проблема Восток-Запад»( kara-murza.ru›books/ist_mat/) пишет:
    « Для тех, кто после 1989 г. мог наблюдать параллельно дебаты в Верховном Совете СССР (или РСФСР) и в каком-нибудь западном парламенте, разница казалась ошеломляющей.
     Дело в том, что в парламенте собираются политики, которые представляют конфликтующие интересы разных групп, а Совет исходит из идеи народности. Отсюда – разные установки и процедуры. Парламент ищет не более чем приемлемое решение, точку равновесия сил. Совет же «ищет правду» – то решение, которое как бы скрыто в народной мудрости. Потому и голосование в Советах носило плебисцитарный характер: когда «правда найдена», это подтверждается единогласно. Конкретные же решения вырабатывает орган Совета – исполком.
    Риторика Совета с точки зрения парламента кажется странной, если не абсурдной. Парламентарий, получив мандат от избирателей, далее опирается лишь на свой ум и компетентность. Депутат Совета подчеркивает, что он – лишь выразитель воли народа (из его мест). Поэтому часто повторяется фраза: «Наши избиратели ждут…» (этот пережиток сохранился в Госдуме даже через десять лет после ликвидации Советской власти). В Советах имелась ритуальная, невыполнимая норма – «наказы избирателей». Их, как считалось, депутат не имел права ставить под сомнение (хотя ясно, что наказы могли быть взаимно несовместимы).
    Советы были порождены политической культурой народов России и выражали эту культуру. Судить их принципы, процедуры и ритуалы по меркам западного парламента – значит впадать в примитивный евроцентризм».
    Тот же дух «единачества» царил и в Политбюро ЦК КПСС. Внук Л.И. Брежнева Андрей Брежнев в статье «Деда просто убивали» («Завтра», дек. 2008) писал:
    «Можно верить, можно не верить, но решение принималось, только если все Политбюро голосовало единогласно. Если кто-нибудь воздерживался или голосовал против – решение отправлялось на доработку. Несмотря на то, что там Брежнев «за» проголосовал, и все прочее. […] Несогласие одного – это значило, что решение не совсем верное».
    Про политику «демократического» в кавычках  правительства, захватившего власть после развала СССР не скажешь: «Там Русский дух, там Русью пахнет»,  однако и они вынуждены были использовать лексику народной демократии, хотя эта демократия им глубоко враждебна. Так, после избрания в 1991 году президентом РСФСР Бориса Ельцина, в СМИ, в первую очередь на телевидении при упоминании имени президента обязательно прибавлялось «всенародно избранный». Так мусульманин при упоминании имени правителя прибавлял: «Да продлит Аллах его дни». Утверждение это было совершенно лживое, никакой он был не «всенародно избранный», поскольку за него проголосовало только 57,3% голосов, а значит, 42,7 % избирателей проголосовали против, в том числе и автор этих строк. Правда, это были первые в России всенародные выборы руководителя государства, но «всенародно избираемый» и «всенародно избранный» - это, как говорят в Одессе, «две большие разницы». Интересно, как бы отреагировали американцы, если бы кто ни будь назвал президента Барака Обаму «всенародно избранным»? У нас же другой менталитет, и, даже напялив на себя тесное «немецкое платье» и наспех научившись танцевать «минувет», мы все равно остаемся «русскими медведями» и иначе, как по-русски мыслить не умеем. И потому для уха  ельциниста  слова «всенародно избранный» звучали сладкой музыкой, ибо в них слышалось милое его «дикарскому» уху «единачество», все тот же высмеянный и проклятый им «одобрямс».
    Тот же «русский дух» и в названии правящей партии «Единая Россия», хотя до единства России так же далеко, как при Хрущеве до коммунизма. Не может быть единства в стране, где население поделено на «черных» и «белых», где, как  писал Маяковский, «Белый ест ананас спелый, черный – гнилью моченый», но термины все те же – исконные, русские, советские, когда черных нет, все белые и все едят спелые ананасы.


  Итак, фильм «Гараж». Гаражный кооператив некоего научного учреждения собрался на своё последнее заседание, чтобы выполнить последние формальности. Но правление кооператива преподносит пайщикам неприятный сюрприз: оказывается, через территорию гаражей должна пройти городская магистраль, из-за чего четыре гаража придётся снести, а значит, четверо пайщиков останутся без гаражей и без компенсации за вложенные средства и труд. Ситуация тяжёлая: четверых пайщиков надо принести в жертву. Но кого? Сначала  правление решает эту проблему вполне «демократическим» путем: выбирает четырёх самых беззащитных в кандидаты на роль жертвенных баранов, затем все голосуют, кандидатуры утверждаются подавляющим большинством: четверо (жертвенные бараны), естественно, против, остальные (бараны, не попавшие в число жертвенных) за. Конечно, всем было жалко несчастных, но каждого утешало, во-первых, что не он оказался в их числе (уф, пронесло!), а во- вторых, всё ведь было сделано по закону, «демократично». Нарушений, как на российских выборах, не было, голосовавших не зомбировали «голосовать сердцем», приписок голосов тоже не было. А наличие проигравших в «демократической» процедуре голосования так же обязательно, как в любой игре, будь то шахматы или «в дурака».
    И вдруг отлаженная «демократическая» машина даёт сбой - в игру вмешивается персонаж, которого «демократические» игроки окрестили «белой вороной» (таким образом, в стаде баранов обнаружилась ворона, да к тому же еще и белая). Эту чудаковатую женщину  подняли на смех, когда она заговорила о том, что все поступили не справедливо, не по совести, и что всем должно быть от этого стыдно. Стыд, совесть - в «демократической» игре, где главное - победить соперника, вещи столь же неуместные, как целомудрие в борделе. Конечно, в парламентских дебатах, предвыборной риторике много говорится о справедливости, о высших ценностях. Разница, однако же, в том, что «белая ворона» говорила об этом всерьёз, и слова её, которые на крестьянской сходке были бы восприняты как серьезный аргумент (ибо при демократии без кавычек решать надо по совести, по справедливости, чтобы всем хорошо было) при гаражно-кооперативной "демократии" звучали наивной нелепицей. Однако смешная и нелепая речь «белой вороны» произвела неожиданный эффект: пробудился и заработал древний архетип народной демократии, и все пришло в движение, забурлило, загорлопанило, заскандалило - в точности, как это описано у А.Энгельгардта. Все две серии рязановского фильма на экране проходит шумная крестьянская сходка, в ходе которой идёт мучительный поиск и обретение того единственно правильного решения, обязательного при демократии без кавычек, при котором нет проигравших, а есть только выигравшие. С этого момента пайщики перестали быть баранами и встали на путь превращения в людей.
    Вначале неожиданно выясняется, что среди членов кооператива затесались двое «блатных», и не трудно догадаться, что председатель правления втайне от членов кооператива внесла их в список не бескорыстно, а за приличную мзду. Потом одному из пайщиков, профессору, пришла в голову простая и очевидная мысль, которая до этого почему-то никому не приходила в голову:  не правлению кооператива решать, кого оставить без гаража, а пусть все решит жребий. Совсем как у Энгельгардта: «Другой молчит, молчит, а там вдруг ввернёт слово, восклицание, - и этим словом, этим восклицанием перевернёт всё вверх дном. В конце концов смотришь - постановлено превосходнейшее решение, и опять - таки, главное, решение единогласное». Или как старушка у Л. Толстого с ее «спасением души».
     Профессор, конечно, не подозревал, что его устами заговорил ещё один древний архетип. Для него самого и для всех участников фильма, и для его автора, и для зрителей кинуть жребий - значит, отдать решение проблемы на волю случая. Если уж невозможно сделать так, чтобы никто не был обижен, то пусть господин Случай сам выберет, кому быть обиженными. Но в народе жребий понимался совсем иначе. Кидая жребий, человек тем самым, ни много ни мало, спрашивал мнение самого Господа Бога. Любой вопрос должен решаться по-божески, то есть, по совести, по справедливости, и если удаётся самостоятельно найти такое решение  - прекрасно. Но так бывает не всегда, иной раз задача кажется неразрешимой, ситуация - тупиковой, и возникает необходимость спросить мнение бога. Но как бог скажет об этом людям? Понятно, письмо не напишет и по мобильнику не позвонит. Древний человек знал: бог всегда сообщит свою волю, донесёт информацию, а имеющий глаза и уши её увидит и услышит.
    В «Слове о полку Игореве» князь собирается  в поход, а бог при помощи солнечного затмения сообщает: поход закончится трагично. Бог не запрещает ехать в поход, он лишь даёт информацию, выбор же человек должен сделать сам, и князь Игорь делает свой выбор и берёт на себя ответственность за этот выбор: «Хочу копьё переломить на границе поля Половецкого; с вами, русичи, хочу либо голову свою сложить, либо шлемом испить из Дону»». Едет   дружина Игоря  по полю навстречу своей гибели, а бог каждым движением природы сообщает о грядущей беде: «Солнце ему тьмою путь заступало, ночь стонами грозы птиц пробудила; свист звериный встал, взбился див - кличет на вершине дерева... Уже несчастий его подстерегают птицы по дубам; волки грозу поднимают по оврагам; орлы клёкотом на кости зверей зовут; лисицы брешут на червлёные щиты».  Как видим, здесь бог не только даёт достаточно информации, но и делает это весьма настойчиво.
  Если же в сложных ситуациях божественная информация не обнаруживается, можно обратится к богу непосредственно и получить её - в трансе в виде Откровения или, согласно закону синхронизации К.Г. Юнга,  при помощи манипуляций с физическими объектами: гадая на картах, на внутренностях животных, на кофейной гуще, на трамвайных билетах - на чём угодно, или бросив жребий (а слово «жребий» означает «судьба»).
    В повести А.М. Горького «Детство» бабушка Алеши Пешкова рассказывает старинное сказание, в котором бог вершит праведный суд именно через жребий:

                А давай-ко мы спросим господа,
                Все святые силы небесные:
                Пусть возьмет кто-нибудь булатный нож
                Да подбросит его в небо чистое,
                Твоя правда – нож меня убьет,
                Моя правда – на тебя падет!
 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
                Тут он быстрой ласточкой летит к земле –
                Прямо угодил в сердце мачехе.
                Встали на колени люди добрые,
                Господу богу помолилися:
                -Слава тебе, господи, за правду твою!

     Когда дворяне сходились на поединке, пистолеты специально использовались новые, не пристрелянные, и тогда Пьер Безухов, никогда не державший в руках пистолета, мог тяжело ранить Долохова, а опытный стрелок и заядлый дуэлянт Долохов промахнуться – так господь являл «правду свою». И традиция эта восходит к древности, когда несправедливо обиженный вызывал обидчика на кулачный бой, уверенный, что бог на его стороне – и эта уверенность давала ему силу. Так у Лермонтова купец Калашников убивает в кулачном бою Кирибеевича, поскольку божья правда была на его стороне. Тот же архетип божьей правды и в знаменитом сталинском «Наше дело правое, мы победим!» Сила этого лозунга в том, что он затрагивал самые заветные струны русской души: мы не можем не победить, потому что правда, божья правда на нашей стороне.
    Итак, задумав решить проблему при помощи жребия, герои фильма фактически доверили это решение богу. Насколько это было бы эффективно в реальной, не киношной ситуации, пусть каждый думает сам, я не призываю решать свои проблемы с помощью жребия и сам этим методом  никогда не пользуюсь.  В фильме же именно жребий помог решить проблему по-божески. Когда из числа пайщиков исключили двух  «блатных», осталось только двое, кому предстоит остаться без гаража. «Блатные» же  сами виноваты. Они нарушили справедливые, божественные законы, при помощи взяток заняли чужое, не принадлежащее им место.
    Кстати, один из исключённых, «сын Милосердова», похоже, не сильно огорчён потерей гаража и больше озабочен тем, как бы ему завязать романчик с хорошенькой дочкой профессора. Вторая же из «блатных», директор рынка, ушла, хлопнув дверью; но она бы, наверняка, сразу утешилась, если бы узнала, что скоро грядёт «перестройка», а за ней - ельцинская «свобода и демократия». Вот уж тогда она развернётся! Так что, получается, и она не много потеряла и скоро сторицей наверстает упущенное, как предсказала «жена Гуськова». Тем более, что и сам создатель фильма, мастерски разоблачавший в своих фильмах советского периода всевозможных ворюг, прощелыг и прохиндеев («Тебя посодют, а ты не воруй». «Твой дом – тюрьма!»), когда они при Ельцыне получат карты в руки, с энтузиазмом поддержит ельцинский режим, тем самым оказавшись в эпоху «рыночной экономики» в одной компании с разоблачаемыми им когда-то «директорами рынков». Так что, по большому счету, они не очень пострадали.
     «Случайно», перед тем, как тянуть жребий, оказалось, что у взяточницы председателя правления угнали машину и, воспользовавшись формальным поводом, что членами кооператива могут быть лишь владельцы автомашин, она была исключена из кооператива и, таким образом, лишена права на получения гаража. Конечно, с ней поступили жестоко, но, по сути, справедливо. Она не «блатная», а полноправный член коллектива, но она нарушает законы этого коллектива, поступает не по правде и не по совести, и потому нет ей места в этом коллективе. На Руси такие становились изгоями, потому что их изгоняли из общины. Впрочем, кажется и она потерей гаража была не сильно расстроена. Поначалу испугалась: «С внучкой что-то случилось!», но узнав, что с ней всё в порядке, что «всего лишь» угнали машину, сразу успокоилась (есть, оказывается, в жизни этой карьеристки и взяточницы нечто более ценное, чем машина). А в грядущем «рыночном» обществе тоже наверняка неплохо устроится: вовремя швырнёт партбилет и проклянёт переставшую быть кормушкой КПСС, а заодно и весь советский период, забросит ставшую не прибыльной научную работу и займется бизнесом - и уж тогда «мухлевать» и брать взятки будет поболее.
     Поскольку коллектив убавился на три человека, теперь только кому-то одному не достанется гараж. Кто же этот бедолага? Вот этот трудный выбор и должен сделать Бог и сообщить его через жребий. И Бог решает эту задачу великолепно: несчастливая бумажка с крестиком достаётся тому, кто все две серии спал, прислонив голову  к чучелу бегемота. Он не «блатной», не «мухлевал», не брал взяток, он не делал ничего такого, за что его следовало бы лишить гаража. Но он и не сделал ничего, чтобы его заслужить. Бушевали страсти, люди искали решение, отстаивали справедливость (как её понимал каждый), один даже всю документацию съел (или якобы съел). Этот же не сделал ничего, он только спал, прислонясь головой к брюху бегемота. Формально являясь членом общины, фактически он им не является - за что же ему гараж? Да и зачем ему гараж? Чтобы спать в нём, преклонив голову, вместо бегемота, к борту своей машины?
    Таким образом, жребий все решил по справедливости. «Слава тебе, господи, за правду Твою!»

  Смотрите и пересматривайте киноклассику.

                06.02. 2015