«Сцену венчания надо поставить так, чтобы
французы рехнулись от ее величия».
С. Дягилев
Для заграничних людей он был окружен ореолом какого-то заморского, чуть ли не экзотического барства un vrai boyard russe (настоящий русский боярин).
А. Бенуа
ДЯГИЛЕВ СЕРГЕЙ ПАВЛОВИЧ (1872, Пермь - 1929, Венеция), основатель «русских балетных сезонов» в Париже. Вместе с двоюродным братом Д. Философовым организовали журнал “Мир искусства”.
* * *
На худенького бледного Диму этот кузен вовсе не был похож. Он поразил нас своим цветущим видом. У него были полные, румяные щеки и сверкавшие белизной зубы, которые показывались двумя ровными рядами между ярко-пунцовыми губами. Каждый раз, когда он смеялся, вся “внутренность” его “пасти” раскрывалась “настежь”.… Он показался нам “славным малым”, здоровяком-провинциалом пожалуй, “не очень далеким”, немного terre a terre (приземленным), немного примитивным, но в общем симпатичным.
______________________
Серьезная беседа на траве нарушилась самым мальчишеским образом. Лежа на спине, я не мог следить за тем, что делает Сережа, и потому был застигнут врасплох, когда он навалился на меня… (Вроде бы Дягилев решил побороться. Бенуа даже не подозревал, чем эта борьба может закончиться. Прокурат).
А. Бенуа
Двоюродные братья Сергей и Дмитрий в течение 10 лет были любовниками, до тех пор, пока Дмитрий Философов не изменил Дягилеву с Зинаидой Гиппиус.
Следующим любовником Дягилева стал артист балета Вацлав Нижинский, ставший открытием «русских сезонов». Любовная связь продолжалась пять лет.
Следующим открытием «русских сезонов» и любовником Дягилева стал артист балета Леонид Мясин, впоследствии основавший «Русский балет» в Монте-Карло.
* * *
Он произвел на меня неприятное впечатление, хотя сначала я был чрезвычайно рад его видеть. Его адское самодовольство, его до дерзости великолепный вид, его фатоватая поза en grand seigneur russe parlant “admirablement” bien le francais (большого русского барина, “восхитительно” говорящего по-французски), а главное, его оскорбительное меценатство, столь далеко стоящее от истинного, меценатство на подкладке откровеннейшего и подлейшего честолюбия, проституция искусства с целью играть блестящую роль.
1896, из письма Бенуа к К. Сомову
Редкий композитор или диригент, вступая в контакт с Дягилевым, не испытал в известный момент на себе неприятности “быть положенным на лопатки”. И удивительнее всего, что даже и очень строптивые se laissaient faire(подчинялись), самые гордые уступали, сознавая, что чисто художественные требования Дягилева (он чаще требовал, нежели “давал советы”) могут пойти на пользу их же произведениям.
__________________
Какими-то скачками он перешел от полного невежества и безразличия к пытливому и даже страстному изучению, причем он как-то вдруг приобретал компетентность в вопросах, требовавших значительной специализации.
_______________________
Постепенно он приобретает облик того Дягилева, каким он выступил, когда вполне осознал (вернее, почувствовал) свою миссию. Таким созревшим Дягилевым знали его все, кто впоследствии входил с ним в общение, все, кто вступал с ним в сотрудничество, кто видел его во время творчества.
___________________
У Дягилева была своя специальность, это была именно его воля, его хотение. Лишь с момента, когда этот удивительный человек “начинал хотеть”, всякое дело “начинало становиться”, “делаться”.
_____________________
Дягилев был… настоящий шармер. Если он что-либо желал получить, то было почти невозможно устоять против его натиска, чаще всего необычайно ласкового натиска. И вот удача таких натисков основывалась на его изумительной интуиции, на поразительном угадывании людей, на ощущении не только их внешних особенностей и слабостей, но и на угадывании их наиболее запрятанных дум, вкусов, желаний и мечтаний. С самым беспечным видом, точно мимоходом, невзначай, он добивался нужных ему сведений, признаний и особенно тщательно спрятанных тайн
А.Бенуа
...В его арсенале уже была “Весна священная” и другие балетмейстерские эксперименты Вацлава Нижинского, была хореографическая версия “Золотого петушка” в оформлении Натальи Гончаровой и Ларионова... Предпочитая Баксту Дерена и Сюрважа, Дягилев, когда находил нужным, возвращался к Баксту, а, не приняв в 1924 году необоснованных, на его взгляд, предложений Пикассо по оформлению оперы Гуно “Филемон и Бавкида”, поручил его Бенуа, сожалея при этом, что не может пригласить Ренуара...
С. Голынец
...Выделялася фигура Дягилева; я его по портрету узнал, по кокетливо взбитому коку волос с серебристою прядью на черной растительности и по розово, нагло безусому, сдобному, как испеченная булка, лицу, - очень “морде”, готовой пленительно маслиться и остывать в ледяной, оскорбительной позе виконта: закидами кока окидывать вас сверху вниз, как соринку.
Дивился изыску я: помесь нахала с шармером, лакея с министром; сердечком, по Сомову, сложены губы; вдруг - дерг, передерг, остывание: черт подери - Каракалла какая-то... маститый закид серебристого кока, скользящие, как в менуэте, шажочки, с шарком бесшумным ботиночек, лаковых. Что за жилет! Что за вязь и прокол изощренного галстука! Что за ослепительный, как алебастр, еле видный манжет! Вид скотины, утонченной кистью К. Сомова...
А. Белый
На портрете Бакста, Дягилев напоминает типаж из лихих 90-х, - быстро разъевшегося бычка, под названием - «новый русский». Остается только переодеть Сергея Павловича сначала в спортивный костюмчик и вьетнамки на босую ногу, а потом эволюционировать до Dolce & Gabbana и депутата Гос. Думы. Бакст, Бенуа и Белый, давшие портрет Дягилева, даже не думали о явлении народу «новых русских», через 100 лет.
Прокурат
У Розанова было какое-то «настороженное» отношение к Дягилеву. Дягилев должен был действовать ему на нервы всем своим великолепием, элегантностью, «победительским видом монденного льва». Области светскости Розанов был абсолютно чужд, и, в свою очередь Дягилев если и допускал в свое окружение лиц, ничего общего с «мондом» не имеющих, а то и самых подлинных плебеев, то все же с чисто аристократической брезгливостью…
А.Бенуа
Затем танцевал испанскую чечетку припудренный красавец испанец с ампутированными до колен ногами. Он отбивал ритм привязанными к обрубкам дощечками и делал это виртуозно. На мой вкус это был номер не для труппы Дягилева...
Л. Белозерская-Булгакова